Текст книги "Ведун"

Не застрял!

Два шага – и я оказался в длинном коридоре, абсолютно пустом. Ну да, бойницы все закрыты, какого тут охране тусоваться? Но их и в других местах даже не слышно, спят небось по своим комнатам.

«Совсем зажрались в тиши и спокойствии! В поле давно не выходили, вот страх и потеряли. Только и делают, что на полигонах тренируются, вояки тепличные».

Но это опять же мне на руку… в данный момент, так как не ко всем у меня претензии есть. После дела, если все нормально закончится, сдам этих охранников со спокойной душой, не хватало нам еще без нормальных правителей остаться. Есть анклавы с полной анархией, так нам такого не надо, наслышан, что там творится.

Преодолев стену, попал на «типа охраняемую территорию», дальше все пошло еще легче. Правители наши любят комфорт и красоту. Поделенные между собой участки друг от друга на приличном расстоянии находятся, между ними парки ухоженные, хоть аллеями и изрезанные, но зарослей хватает. Спецом так сделано, чтобы друг за другом не подсматривали. Вот я по этим зарослям, снова задействовав «покров», до нужного мне особняка и добрался, по дуге обогнув флигели, где преданные хозяевам люди обитают, ну и прислуга, куда же без нее.

«А вот теперь самое сложное начинается, – вышагнув из-за Грани уже в самом особняке, я замер прислушиваясь. – И где мне Тарноруцкого-старшего искать?»

Внутри особняк, конечно, шикарно выглядит, но, как по мне, так излишне. Слишком вычурно: лепнина, позолота, статуи и статуэтки – фиг побегаешь ребенку, а вдруг снесешь ненароком. Да и не только ребенку, мне и самому пришлось внимательно по сторонам смотреть, чтобы какую вазу не уронить.

Не хотел других трогать до того, как появятся доказательства вины, но выхода у меня не было, всего ничего осталось, и рассвет начнется. К этому времени мне уже желательно убраться отсюда. Вот и придавил слугу, что в комнате под лестницей на второй этаж обитал. Тот не запирался, с перепугу нужную мне информацию сразу и выложил.

«Спи спокойно», – вышел я из его комнаты. Без другого ведуна или целителя на крайний случай они его черта с два разбудят раньше полудня.

Максимально облегчив свой вес, чтобы не скрипнуть вдруг разболтавшейся доской паркета или ступеньки, направился на третий этаж. Впрочем, зря опасался, ковровое покрытие шаги глушило прилично и так, но… лучше поберечься. Людей никого не встретил, тишина и спокойствие в доме, без проблем поднялся на нужный этаж. Там сразу же направился к двери, слуга подробно маршрут описал.

«Если он в смерти деда и виноват, то совесть его явно не мучает». – Вышагнув из-за Грани в комнате, увидел, как, лежа на широкой двуспальной кровати на правом боку, тихонько сопя себе под нос, крепко спит старый, уже прилично так обрюзгший дед.

Сам спит, жена его давно уже умерла, а второй раз он жениться не спешил, таскал себе молодух, что и сами не против были к нему в кровать забраться. Теперь, видимо, на них у него уже сил не осталось.

Еще один повод моему деду завидовать, тот, несмотря на года, женским вниманием до последнего успешно пользовался.

Лежит Тарноруцкий Виталий Сергеевич очень для меня удобно, близко к краю кровати. Так что тихонько подошел к нему, наклонился, максимально близко приблизив руку к его шее. Вот так и замер, сосредоточившись. Кисть моей руки окутала золотистая пелена, которая тут же водопадом полилась на продолжающего спать Тарноруцкого, впитываясь в его тело.

За такие спецэффекты дед меня не раз гонял, так как эффект этот бесполезен в обычной жизни, простая иллюминация. Зато людям она нравилась, особенно детям. Обычно, когда людей лечишь, они ничего не видят, машет ведун над ними руками, да и все, что делает – непонятно. Я же вот такой иллюминацией показывал: золотистый цвет – диагностика, изумрудный – лечение. Был еще красноватый – но это чтобы особо буйных попугать и впечатлить, мол, обнаружены серьезные проблемы.

Моя жи́ва, проникнув в Тарнауцкого, помогла мне настроиться на него. Очень помогло то, что он спит, никакого сопротивления, легко вошел в резонанс с его энергией, полная синхронизация. Поводя руками, при этом не касаясь тела, поработал над шейным спинномозговым нервом. Вот и все, дергаться он теперь не будет, ведь ниже шеи его практически парализовало. Дышать еще может, хоть и с трудом, а вот шевелить руками-ногами – уже нет.

От этого моего действия он и проснулся: широко открыв глаза и еще шире – рот, с шумом втянул в себя воздух, которого ему резко стало не хватать. Ну и я с ним деликатничать прекратил: толкнул его, отчего он перекатился на спину, одной рукой ему рот прикрыл – пусть носом дышит, второй – за горло взялся, поработал над его связками. Теперь при всем желании не то что кричать, даже просто громко разговаривать не сможет, только шептать.

Убрав руку с его рта, отчего он снова жадно втянул в себя воздух, я наклонился над ним и посмотрел в его до паники испуганные глаза.

– Узнаешь, Виталий Сергеевич?

Дернувшись пару раз и ничего не добившись, Тарноруцкий прекратил попытки пошевелиться, вместо этого впился, стараясь этого не показывать, своими испуганными глазами в мои.

– Кто ты и что тебе нужно? – прошептал он еле слышно.

О себе, что с ним такое, не спрашивает, что вызывает уважение. Но я и так знал, что он сильная личность, только вот… не будем с выводами спешить.

– Саня Мещерский! – стянул я с лица маску, о которой забыл, хоть толку с этого, лицо-то другое. – Ты вроде как похоронил меня, говорят.

– Не может быть! – прошептал он, пытаясь в темноте рассмотреть мое лицо. – Ты же сдох.

– Сдох, говоришь? – Вот теперь у меня сомнений почти не осталось, что он и к этому руку приложил. – Поговорим…

Глава 9

Возле дома артефактора, подняв пыль, резко остановились три черных остроносых бронированных внедорожника, откуда тут же выскочил десяток хорошо вооруженных бойцов, одетых в черную форму, со скрытыми масками-балаклавами лицами. Оружием бряцать они не стали, да этого им и не нужно делать, весь их вид и повадки выдавали в них серьезных вояк.

Разошлись в разные стороны и замерли истуканами, только головой туда-сюда вертят, но и этого хватало, чтобы те, на ком их взгляд останавливался, спешили убраться как можно дальше.

Когда пыль унесло дальше по улице, из среднего внедорожника выбрались еще двое людей. Один из них ничем не отличался, кроме отсутствия маски на лице, от ранее выбравшихся из машин бойцов, вторым же был пожилой мужчина, одетый в простую, но удобную одежду. Цапыгин Сергей Андреевич, именно так звали пожилого. Отойди он в сторону от военных и, казалось бы, легко затеряется среди обычных горожан… которые его не знали в лицо. Но его знали, так что затеряться не получилось бы. Трудно не узнать одного из правителей Городецкого анклава, отвечающего за финансы. А где финансы, там и торговля, где торговля, там информация, соответственно, все это нужно охранять и защищать.

– Здесь меня подожди, сам пойду пообщаюсь, – тормознул Сергей Андреевич дернувшегося было идти вслед за ним своего более молодого спутника.

С охраной и защитой хорошо справлялся Корзун Виталий Викторович, которого сейчас и остановил Андреевич, его зять и командир одного из самых сильных и опытных отрядов анклава. Сильных не количеством, а качеством как простых бойцов, так и магов, ни у кого больше таких людей не было. Во всяком случае, на ежегодных новогодних соревнованиях они всех остальных, пусть не в легкую, но все же делали, изредка проигрывая отдельным уникумам. Которые спустя некоторое время довольно часто присоединялись к их отряду, тем самым восстанавливая статус-кво сильнейших.

Корзун не стал спорить, остался возле машин со своими людьми, а Цапыгин не спеша прошествовал во двор к артефактору, который его с утра вызвонил и настоятельно попросил к нему наведаться.

Хозяин его встречал, стоя на пороге.

– Здравствуй, Андреевич, – первым поздоровался Цапыгин.

– И ты здравствуй, Андреевич, – с улыбкой на лице хозяин пожал руку гостю.

Давняя их шутка с таким приветствием давно уже переросла в своеобразный ритуал, который они неуклонно соблюдали уже много лет. Правда, третьего Андреевича уже не было в живых, что печалило и делало этот их ритуал несколько неполноценным.

– Ты звал, я приехал.

– Да, есть разговор. – Отпуская руку, хозяин повел ею в сторону двери. – Проходи в дом, там поговорим.

Молча прошли в гостиную, где Цапыгин увидел молодого парня, сидящего в кресле. Но неожиданностью для него это не стало, знал он о нем уже кое-что.

– Ага! Вот об этом молодом человеке ты, наверное, и хотел поговорить? – пристально того рассматривая своим тяжелым взглядом, озвучил он свою догадку. – Приехал вчера с Подольским караваном, прошел через проходную в районе пакгаузов, оттуда сразу направился к дому покойного ведуна Кокора. Где, узнав о смерти хозяев, выглядел «как громом пораженный», – процитировал он жену нового ведуна, которая об этом парне сразу их и уведомила. – После чего направился к тебе в дом, где, по моим сведениям, и заночевал. И вот совпадение, именно этой ночью скоропостижно скончался Тарноруцкий Виталий, с которым у… Ладно, – оборвал он сам себя и, перестав давить взглядом молодого человека, что невозмутимо и все так же молча выслушал озвученную им информацию, повернулся к Талицкому: – Представишь парня?

– Да ты его знаешь, – усмехнулся Иван Андреевич, усаживаясь в кресло после того, как усадил гостя. – Саня Мещерский. – И добавил: – Вроде как покойный.

– Что? – не это ожидал услышать удивленный Цапыгин. – Ты шутишь?

Но, видя, что хозяин и не думает шутить, повернулся к… Сане, которого он считал погибшим и которого действительно знал. Знал и теперь совсем не узнавал, так как этот парень выглядел моложе того Александра, и… да, совсем другой человек, внешне ничего общего с ним не имеющий.

«Глаза! – все же нашел он одно сходство. Серо-стальной цвет, как и упрямое их выражение, были свойственны ведунам, что молодому, что покойному старому. – Неужели ты и вправду выжил, молодой волчонок?»

* * *

– Выжил, Сергей Андреевич, хоть и с трудом.

Судя по тому, как удивленно расширились глаза Цапыгина, он и сам не заметил, как последнее предложение вслух произнес.

– Ну что ж, поговорим! – Удивлялся, правда, он недолго, удобнее уселся, чтобы нормально видеть и хозяина, и меня, озвучил свои мысли: – Я так понимаю, наведавшись к Виталию, ты получил неопровержимые доказательства его вины в смерти деда, потому и голову ему отрезал. Но выяснилось и еще что-то интересное, иначе меня бы вы не позвали. Итак, я слушаю!

Услышав, как именно умер Тарноруцкий, Иван Андреевич несколько ошарашенно на меня посмотрел, этого я ему не говорил. А вот все остальное, что узнал, сразу же и выложил. Когда, вернувшись на рассвете, застал хозяина сидящим в кресле в саду, меня ожидающим.

Ну и да, узнал я много чего, в том числе и неожиданного.

Раскрутить на признание Тарноруцкого нетрудно оказалось. Он, когда осознал, кто именно к нему заявился, ну и то, что он парализован ниже шеи был, тоже, наверное, повлияло, короче, головой слегка двинулся. Хотя, судя по его признаниям, он уже давно с ума сошел, иначе бы ту дичь не творил. Но это все потом выяснилось, поначалу он от меня смыться попытался, помереть хотел. Пришлось несколько раз ему сердце запускать, в сознание приводить и снова доказывать, что я – это я, не мерещусь ему и не с того света за ним явился, а действительно живой. Вот когда он в это поверил, тогда и сломался, кукухой поехал. Принялся на меня разное всякое вываливать, одновременно исповедуясь, жалуясь и предъявляя претензии всем, кому только можно, в том числе и моему покойному деду.

Сильная личность, многое на его долю выпало, многого достиг, но вот передать наследие некому. Не было у него наследника, хоть он и старался. Жена родила ему двух дочерей, пацана так и не смогла выносить. С этим он смирился. Но когда подросшие дочери, выйдя замуж, тоже дочерей родили, вот тогда он и забеспокоился. Жена умерла, на дочерей надежды никакой, больше ни в какую рожать не хотели. Вот он и начал таскать в свою постель разных, всяких на все согласных… еще пять дочерей родилось. К сегодняшним дням первые внучки подросли, и старшая «обрадовала» деда, залетела и родила правнучку.

После такого подарка, видимо, у него и начала крыша подтекать, что он на деда наехал. Вот только толком не объяснил ничего, просто нужен ему ведун всегда под рукой, и все тут.

«Придурок», – именно так я его охарактеризовал, когда он мне причину противостояния с дедом озвучил. Если бы по-нормальному все объяснил, давно бы уже сына, ну или правнука нянчил, раз дочери больше рожать не хотели. Смогли бы мы или ему подобрать подходящую бабенку с немалым шансом забеременеть пацаном, или внучкам, если бы они согласились, донора подходящего нашли.

Но он все и сразу захотел, в итоге ничего не получил.

Когда же силенки мужские его подвели, и его младший дружок в холостую принялся отстреливаться, целитель и второй наш городецкий ведун оказались бессильны ему помочь. Ну а дед, дед ему просто отказался помогать. В это время как раз Цапыгины и Короленко между собой породнились, сын первых взял в жены младшую дочь вторых, вот в этот момент Тарноруцкий вразнос и пошел. Показалось ему, видите ли, что его семью хотят от управления анклава отодвинуть, так как финансы и производство, а Короленко именно за производство анклава отвечал, чуть ли не слились, по его разумению, оставляя Тарноруцких за бортом.

Тут надо добавить, Тарноруцкий к сегодняшнему дню в управляющем совете анклава армию представлял. Поначалу он за созданием егерской службы стоял, да и сейчас на нее опирается, пользуясь там немалым авторитетом, но вот потом, я даже не знаю как, как-то не придавал значения, он во главе вооруженных сил оказался.

Со свадьбы детей своих коллег по совету дичь и начинается.

Костромской анклав, в отличие от других анклавов, во времена хаоса пошел по пиратской стезе. Был там один, сколотил банду, подмял под себя всех выживших, чуть ли не рабами их сделал, себя князем объявил и начал свое княжество строить. Строил, пока и Городецкий анклав не решил своей вотчиной сделать. С тех пор и кончился князь, а вот анклав остался, всех под ноль мы там выпиливать не стали.

А зря!

Теперь если и слышишь что плохое о ком-либо, то обязательно костромичи там мелькают. Вечно они какие-то мутные темы крутят, а уж с купцами костромскими вообще ухо держать востро нужно и точно никогда им предоплату не давать. Если за тобой силы нет, то обязательно объегорят.

Именно костромичи меня и гоняли после охоты на мантикору. Именно они фото моего мертвого тела Тарноруцкому предоставили.

Видимо, сначала забыли его сделать, ушли, потом вернулись, вытащили мое тело из бывшего ДК, дождались, пока меня… мое прошлое тело звери потреплют, тогда и сфотографировали. Это я уже додумывал, так как подробностей Тарноруцкий не знал, не нужны они ему были, главное – результат.

Дед умер, по договоренности с Костромой сюда прислали нового ведуна, молодого и перспективного, который должен изучить записи деда и обеспечить Тарноруцкого сыном, предварительно омолодив его. Так как не каждый ведун на такое способен, а дед умел даже без использования кристалла, Цапыгин этому живой пример, так как он постарше Тарноруцкого будет и еще вполне себе живчик.

И вот тут уже самое интересное начинается! Этот обиженный на всех старик собирался в скором времени Цапыгиных и Короленко выпилить, стать единоличным правителем Городецкого анклава. К этому делу уже вовсю подготовка шла.

– Ты сейчас правду говоришь, Сашка? – внимательно слушающий меня Цапыгин своим взглядом мою новую тушку, казалось, испепелить готов был, такие новости ему преподнес. – Не пытаешься нашими руками со своими обидчиками разобраться? – И, не дав мне и слова ответить, еще больше придавил взглядом: – Ты подумай хорошо, прежде чем ответить. Если выдумал все…

– Именно Саферов, доверенное лицо покойного Тарноруцкого, и занимается подготовкой к вашей ликвидации, – перебил я его, равнодушно пожав плечами, не обратив никакого внимания на его гляделки и слова. – Хотите верьте, хотите нет, я вас предупредил, так как дед мой вас уважал, ну и я к вам уважение испытываю. Только поэтому не стал сам со своими «обидчиками» и дальше разбираться, решил вас предостеречь, так как эта подготовка уже на стадии завершения находится.

– Мы проверим! – после небольшой паузы, кивнул он, прекратив наконец меня взглядом прессовать. – Андреевич, – посмотрел он на все это время молча просидевшего в кресле хозяина дома.

– Провожу, – кивнул тот, вставая вслед за гостем.

Напоследок задумчиво на меня посмотрев, но так ничего больше и не сказав, Цапыгин в сопровождении хозяина покинул комнату. Вскоре стоявшие у дома машины, резко стартанув, рванули вниз по улице, унося с собой мои проблемы, очень я на это надеюсь.

Грохнул Тарноруцкого-старшего, хоть можно сказать, что и последнего, так как младший Тарноруцкий просто взял фамилию внучки по ее настоянию, чтобы деда успокоить, мол, не пресечется его род. Ну так вот, узнав все новости и грохнув его, я и вправду решил свалить свои оставшиеся проблемы на других, с главным виновником ведь уже посчитался. Так что Цапыгин вполне правильно догадался о моих мотивах. Но только наполовину, так как я и словом его не обманул. Саферов действительно ведет подготовку к выпиливанию конкурентов Тарноруцкого на власть в нашем анклаве. Но мне до этого уже нет никакого дела. Главное, пусть и исполнители, но все же виновные в смерти деда тоже сдохнут, хоть и не от моей руки, но меня это устраивает.

– Вот такие дела. – Вернувшийся Иван Андреевич с кряхтением уселся в кресло. – Именно поэтому, Саня, что я, что дед твой, во власть и не лезли, что в грязи там с головой утонуть можно.

Я это и так знал, без сегодняшних примеров. Дед мне всю жизнь на мозги капал, чтобы держался как можно дальше от этих игр. И дар ведуна дает прекрасную возможность ни от кого не зависеть и в то же время быть всем нужным. Быть по-настоящему свободным человеком.

«Только нужно еще эту свободу уметь защищать! Что здесь, на Земле, что на Радаге, обе мои семьи пострадали от одного и того же. Определенные люди посчитали возможным за наш счет свои проблемы решить, и отказа как-то не предполагалось. Но ничего, все сделаю, но верхожители еще научатся отказы смиренно выслушивать. Уже начал над этим работать».

– Цапыгин просил, чтобы ты мой дом сегодня по возможности не покидал, пока они там со всеми проблемами не разберутся. А то опять полезешь и…

– Не полезу, Иван Андреевич! – хотя это и невежливо, но я все же перебил хозяина дома, не хотелось мне очередные нравоучения выслушивать. И так он мне успел высказать, пока Цапыгина ждали. – Главного виновного я наказал, а со всеми остальными пусть они сами разбираются, раз сумели прошляпить такие дела у себя под носом.

– Кх, наказал? – аж поперхнулся Иван Андреевич. – Голову резать зачем ему было? Не мог просто упокоить? Обязательно…

«Обязательно. – Я упрямо поджал губы и постарался отрешиться от очередных нравоучений, которых все же не сумел избежать. – Обязательно, – повторил я про себя. Можно было бы и без этого обойтись, но мне нужно было все кроваво обделать, так как я о будущем думал. – После сегодняшнего они и сами зарекутся, и детям своим наказ дадут: Мещерских не трогать. А если трогать, то убивать наверняка. Хотя, – хмыкнул я, – меня вроде бы как наверняка убили, но я и с того света умудрился вернуться, чтобы отомстить. Так что убивай не убивай, не поможет, как и стены не помогут, которыми вы от людей отгородились. Любого достану в собственной постели и голову отрежу в назидание другим».

Тут бы для нужного эффекта еще нескольких человек так достать, Саферова того же, но я боялся, что в этом случае побегут крысы с корабля, и лови их потом поодиночке. А так надеюсь на это, Сергей Андреевич серьезно мои новости воспринял и разом накроет всех, благо есть у него для этого возможности и люди.

От продолжительных нравоучений меня спас спустившийся вниз помятый после сна Ванька.

– Дед, тебя бабушка зовет.

– Иду, – тут же откликнулся он, бросив на того недовольный взгляд. Как же, прервали его! Андреевич, как и любой другой старик, любил поучать молодежь, а тут не дали. Но, прежде чем уйти, все же напомнил мне: – Сашка, дом не покидай, прошу тебя! Даже если тебе в голову придет супергениальная идея и у тебя засвербит еще кому-нибудь голову… кхм, – бросил он взгляд на внука и не стал договаривать. – Сначала посоветуйся, прежде что-нибудь предпринять.

– Хорошо, Иван Андреевич, – без всяких возражений тут же согласился я с ним.

В мою кротость Андреевич, похоже, не очень-то и поверил, так как обозвал нас (Ваньку просто за компанию) бестолочами, продолжил что-то невнятно бурчать, направившись на второй этаж.

Я же вздохнул облегченно, напрягать меня начали в этом доме, и прав Андреевич, «мысля» в голове вертелась пойти дом свой назад отвоевывать. Одно останавливало: тут уже нахрапом вопрос не решить, помощь со стороны нужна… если я хочу мирно этот вопрос решить. Но в том-то и дело, что желательно мирно, так как ведун нашему анклаву нужен, а сам я не смогу сейчас работать. Так что пришлых обижать нежелательно, меня люди не поймут. Но тут уже все от приезжего ведуна будет зависеть: знал он о планах Тарноруцкого или нет. Если не знал, то и претензий никаких, а вот если же знал… для него лучше, чтобы не знал.

– До сих пор не верится, что ты – это действительно ты, – расслабиться я не успел, Ванька сменил деда в кресле и принялся с любопытством меня рассматривать. – Расскажешь, как и где ты так встрял, что, по слухам, даже помер?

Я только криво усмехнулся, Ванька, как всегда, любопытный. Да и много таких у нас в анклаве, которые живут за стенами города и наружу совсем не выбираются. Зато с жадностью слушают байки охотников и искателей, оплачивая их посиделки в барах, а то и просто зазывая к себе, где за рассказ о приключениях закармливают домашней едой.

Отмахиваться от него я не стал, пусть непреднамеренно, но от деда своего он меня все же спас.

– Расскажу, только пошли во двор, там посидим, – решил я смыться от греха подальше отсюда, а то вдруг старый вернется, увидит нас тут сидящих и решит уже обоих повоспитывать.

– Сейчас, я только чайник возьму, – обрадованно подскочил Ванька с кресла и умчался на кухню.

Я только головой покачал на это: вроде и младше меня всего на семь лет, но пацан пацаном, все никак не повзрослеет. Впрочем, чайник в тему пришелся, тем более Ванька еще и печенье притащил, которое на ура пошло.

– Что это? – Иван головой завертел, старательно прислушиваясь.

Зато я сразу все понял: Цапыгин воспринял мои новости действительно серьезно. Двух часов не прошло после нашего разговора, и вот, со стороны не так давно покинутого мной правительственного поселения донеслись звуки активной перестрелки. Потом, практически сразу, в дело вступили маги, да не мелочились, начали применять высокоранговые техники. Кто хоть раз слышал, как они звучат, уже ни с чем другим их не перепутает. Как бы там не сам Корзун в разборках решил поучаствовать, видимо, совсем осерчал, что на его семью покушение готовили.

После применения магии стрельба тут же стихла, вообще наступила тишина, только притихший было город вновь зашумел. Небось, переполох поднялся во всем анклаве, давно у нас тут боевых действий не велось, отвыкнуть люди от таких звуков успели. Теперь даже прибытие каравана на второй план отойдет, тем для разговоров надолго хватит.

– Сань?

– Разборки между правителями нашими, – не стал я от него скрывать, что знаю, что происходит. – В чувство приводят одних зарвавшихся, много о себе возомнивших уродов. Но это дед твой потом подробности расскажет, ты мне лучше скажи, что это такое у тебя в руках?

Я, конечно, знал, что артефакторы крутые ребята, особенно в работе с различными материалами, но не до такой же степени, чтобы металл в руках играючи мять.

Ванька, хоть я этому не особо и удивился, легко тему поменял, подумаешь, воюет там кто-то, тут именно о ему интересном разговор пошел.

– Это жидкий металл, – ответил он.

А вот этому я удивился, ведь та масса, по структуре похожая на пластилин, потекла и собралась серебристой лужицей у него на ладони, которую он протянул в мою сторону, показывая содержимое.

– Ртуть, что ли?

– Нет, – мотнул он головой, – просто жидкий металл. – После чего добавил смущенно: – Я его недавно создал и еще не придумал ему названия.

Нет, я знал, что Ванька гений, у них вся семейная династия такая, все голованы. Что прадед его еще до катастрофы видный ученый, дед-археолог, а потом и артефактором стал, лучшего не знаю, отец его тоже по этой стезе пошел, но он сейчас в Кубанском анклаве, казаки пытаются его сманить туда на жительство. Вот он с женой и поехали оглядеться и посмотреть на то, что им предлагают. Ну и Ванька, дед хоть и ругает его постоянно, но далеко от себя не отпускает, всеми силами шлифует бриллиант, который в артефакторике его превзойти должен. Это я в свое время подслушал, как деды наши как меня, так и Ваньку между собой обсуждали.

– Ну ты крут, брат, – искренне восхитился я его достижению: одно дело копировать уже известные вещи, созданные дедом, и другое – собственные разработки.

– Да это так, – еще больше смутился Ванька от моей похвалы, – просто промежуточный, нестабилизированный материал, для создания артефактов. Легко с ним работать, – словесно понесло его, как обычно и случается, когда разговор о любимой артефакторике зашел, – может принять любую форму, даже цвет, замаскироваться под любой материал, как и прозрачным стать.

Все это он мне демонстрировал: металл в его руке, как живой и полностью подвластный воле хозяина, перетекал из одной формы в другую, внешне становясь то золотым, то серебряным, то под пластмассу маскировался, а то и как простая деревяшка выглядел.

– Можно? – протянул я руку, и самому было интересно так поиграть.

– Э-э, да, – Ванька кивнул согласно. – У тебя контроль хороший, умеешь с маной работать, так что металл тебя должен послушаться.

Вновь ставший серебристой лужицей жидкий металл большой каплей соскользнул с его ладони в мою.

– Сколько здесь, – прикинул я его вес, – грамм двести-триста?

– Триста ровно.

– Понятно, – кивнув ему, прикрыл глаза, пытаясь металл почувствовать и настроиться на него.

– Как настроишься, начинай мысленно управлять, – Ванька начал меня обучать работать с созданным им металлом. – Как привыкнешь, это еще легче делать будет, он чуть ли не сам начнет твои желания исполнять.

Привыкнуть оказалось невероятно легко. Стоило пропитать его своей маной, как этот «жидкий металл Ивана Талицкого» стал полностью подвластен моей воле: потек и лентой обернулся вокруг запястья.

– Мысленно представь и пожелай, чтобы он затвердел, – шепотом, чтобы не сбить мне концентрацию, продолжал инструктаж Иван, – и отстраняйся от него.

Я так и сделал, представил, пожелал и отстранился. Открыл глаза: на запястье, плотно его облегая, кольцом висел цельнометаллический браслет без всяких застежек. Попробовал на ощупь – твердый.

– Пока другого не пожелаешь, он будет в том состоянии, в котором ты ему приказал находиться, – пояснил Ванька. – Если захочешь, то легко его вновь жидким сделаешь, но сам он форму не изменит.

Никогда я еще с такой легкостью металлом не управлял, это очень похоже на то, как я с помощью ведовства с зельями работаю. Там тоже все процессы моей воле подвластны, беру из ингредиентов нужные мне вещества, отделяю их, смешиваю, преобразовываю, получая требуемый мне результат. Вот и тут металл, снова став жидким, стек с запястья и перетек на кисть, обернувшись вокруг нее кастетом с шипами. Потом снова перетек на запястье, на миг став браслетом, и тут же стек в ладонь, приняв форму ножа. Очень удобного, полностью мне под руку, с идеальным балансом очень острого ножа.

– Супер, – слизнул я капельку крови. Порезался, когда его остроту пробовал.

– А то, – уже без смущения довольно улыбался Ванька, которому явно понравилась моя реакция. – Ты бери во внимание, что он может и в тонкую, но при этом очень крепкую струну растягиваться. Как и разделяться на части, а потом собираться обратно. Не обязательно постоянно целиком использовать. Отделил часть, что тебе там нужно, сделал, а потом заставил слиться с общей массой.

Хмыкнув, я, уже не закрывая глаз, заставил металл снова на запястье перетечь, но теперь не простой полосой обернуться, а узорчатым, насколько воображения хватило, сплетенным из тонких нитей браслетом стать, и даже что-то вроде застежки изобразил. Поиграл с цветом: то под серебро, то под золото, а потом и вовсе под темно-коричневую кожу его замаскировал.

Но на этом не остановился.

В этот раз браслет не полностью жидким стал, а только одна из нитей стекла в ладонь и тут же вытянулась в тонкую спицу.

– Ванька, блин! Слов нет, чертов ты гений! – Я был в полнейшем восторге.

– Да это так, игрушка, – махнул он рукой, снова смутившись, но при этом довольно улыбаясь. – Дарю.

* * *

Обычно это он с восторгом смотрел на Сашку, втихую ему завидуя, поэтому сейчас вдвойне приятно, что тот наконец признал и его заслуги, а не, как обычно, простым ботаном его считает. И да, он знает, как его называют, так как Сашка и его друзья и не скрывались. Пусть не в обиду называли, но все равно было обидно, и он всегда хотел доказать, что хоть и ботан, но далеко не простой.

* * *

– Пошли, – подорвался он на ноги, – еще кое-что покажу тебе.

Противиться не стал, самому было интересно. Ну и за такой подарок я целый день готов был его слушать, что бы он там мне ни рассказывал. Пусть душу отведет, так как поговорить со сверстниками ему и раньше не часто удавалось, а сейчас, когда все выросли и у каждого появились свои интересы, а у некоторых уже и семьи, совсем грустно стало. Да и меня он отвлечь сумел, оттаивать стал, еще когда Тарноруцкому голову отрезал, а сейчас вообще на душе потеплело, дедова смерть уже не так остро воспринималась. Его энтузиазм, чистые эмоции, бьющие через край, и жидкий металл, в который я с первого раза влюбился, смогли лед внутри меня чуть растопить.

Привел он меня в свою очень захламленную комнату. Нет, мусора не было, но вот беспорядок тут знатнейший. Чего тут только не было, наверное, половину мастерской сюда перетащил. А уж бумаг с набросками и различными рисунками библиотеку собрать можно. Библиотека, впрочем, сюда тоже частично переехала, множество книг тут и там лежало.

Ванька подскочил к столу, схватил лежавшие там очки.