Текст книги "Великая война без ретуши. Записки корпусного врача"
Автор книги: Василий Кравков
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 75 страниц) [доступный отрывок для чтения: 24 страниц]
Затруднения в практическом проведении мер при боевой обстановке по части устройства отхожих мест[140]140
По способу Моисея было бы самое рациональное, но для этого надо быть или просвещенным, или религиозным… (Примеч. автора)
[Закрыть] (проходимые районы все страшно засраны и воняют…), – по быстрому и стройному питанию в[оенно]-врачебных заведений медикамент[ами] и перевязочными средствами из полевых аптек и их отделений, – с распределением в эшелонированном порядке полевых госпиталей, – транспортировкой раненых…
28 августа. Светлый день. С раннего утра слышна ожесточенная далекая ружейная трескотня с западной стороны; очевидно, наши ползут, всячески укрываясь, на высоты, откуда их осыпают снарядами австрийцы; убой предвидится большой. Стоим все в Вержховинах, в кипении битв и сражений. По донесениям австрийцы энергично отступают, мы же, к сожалению, не развиваем должной энергии в их преследовании на Грудки[141]141
Грудки – деревня в Люблинской губернии, ныне Грудки Первше в Билгорайском повяте Люблинского воеводства (Польша).
[Закрыть] – Горай[142]142
Горай – местечко Красноставского уезда Люблинской губернии, ныне в Билгорайском повяте Люблинского воеводства (Польша).
[Закрыть] и дальше. В Янове[143]143
Янов – посад, административный центр Константиновского уезда Холмской губернии, ныне город Янув-Любельский в Янувском повяте Люблинского воеводства (Польша).
[Закрыть] австрийцы, предполагается, должны сильно укрепиться, т[а] к к[а] к там замечены осадные орудия.
На солнышке посиживаем с Кохановым, каждый почитывая свою книгу. Специально лечимся мы с ним, старики, солнечными лучами[144]144
Листья осыпаются… (Примеч. автора)
[Закрыть].
3-й Кавказский корпус прибыл на театр военных действий без лечебных заведений. Обозы, парковые бригады многих частей – без ружей. Снабжение зарядами 3-го Кавказ[ского] корпуса идет за счет нашего, так же, как и подача пособия бывшим раненым, проходившим через главн[ый] перев[язочный] пункт 3-й гренад[ерской] дивизии, лишившейся к тому же своих двух госпиталей. Кавказский корпус, одержавший победу, затем сам оказался было в критическ[ом] положении. Получаю телеграммы о случае оспы, то – случае дизентерии, в том или другом полку…
Ночью штабом корпуса получена была странная телеграмма из штаба армии с предписанием корпусу укрепиться и не двигаться вперед; скоро произошла отмена. Тем досаднее, что мы не гоним австрийцев, что отступают бренные остатки 10-го и 2-го их корпусов, особенно 10-го (судя по пленным). За обедом вели исчисление, сколько нам осталось верст до границы, перейдя к[ото] рую будем получать полевые чуть ли не вдвойне. Пленный улан-немец (офицер) высказывает удивление якобы безумной авантюрой Вильгельма! (?) Мало-помалу с новым составом штаба упорядочивается корпусная полевая почта.
На войне особенно вспоминается правдивый афоризм Толстого: лучше ничего не делать, чем делать ничего. Днем – тихо; часов с 5 вечера изредка и вяло заслышал[ась] артилл[ерийское] буханье с запада…
Война и трезвенное движение…
Не мы одни на ратном поле, но и всякий в России небольшой частицей должен был бы теперь участвовать в великой войне, ведущейся для долгого мира – для братства народов.
Плохо питаемся, на офицерской кухне нет хозяина, подают нам сырой картофель, сырых уток и проч. пакость. Приняты мною решительные меры к упорядочению этого вопроса привлечением к нему Н. Н. Щеглова, врача гигиен[ического] отряда. Фигура нашего коменданта с своим треком напоминает Посейдона с трезубцем… Удивительно хороши повозки австрийские, одна из к[ото] рых с красн[ыми] крестами взята для обслуживания кухни (хранения припасов и пр). Как в дилижансе – можно класть вещи и наверху… Бомбардируют Горай, к[ото] рый еще не оставлен австрийцами. Вялое действие в преследовании австрийцев 70-й дивизии, к[ото] рой и наши военачальники согласны со мной, ч[то] б[ы] подсыпать ей перцу (нач[альник] див[изии] Белов[145]145
Белов Николай Васильевич (1857–?) – генерал-майор (1905), начальник 70-й пехотной дивизии в 1914–1915 гг.
[Закрыть]). Плохо установлена связь с подведомств[енными] мне учреждениями не у меня одного, но и у других: Коханов – не знает, где его парки!! Некомплект во всех учрежден[иях] и частях как личный, так и материальн[ый]; у меня в госпиталях по одному лишь главному врачу и младшему, без аптекаря, делопроизводит[еля] и т. д.
29 августа. В 8 часов утра при прекрасной погоде выступили на Туробин через Жабно[146]146
Жабно – деревня Красноставского уезда Люблинской губернии, ныне в Билгорайском повяте Люблинского воеводства (Польша).
[Закрыть]. Дорога гористая. По пути большие кресты… Библейская типичность картины переселения евреев! Массы разбросанных австрийск[их] снарядов со снарядными ящиками. Часа через 2 прибыли в погоревший и разрушенный Туробин, представляющ[ий] собой большей частью одни торчащие трубы, головешки, почерневшие столбы, груды пепла и мусора. Чудом как-то уцелели гминное управление, православ[ная] церковь и несколько домов. Остановился в помещении священника, устланном разбитыми [и] сломанными сундуками, книгами, изорванным платьем; пианино пополам перебито; прежалкая картина. Передают, что меньше вредили бомбы, чем сколько грабили местные мещане. Батюшка куда-то исчез. Одинокий Божий храм. Жители – то один, то другой – обращались ко мне, «к начальнику», с своими разнообразными жалобами на засилья то солдат, то своих же обывателей… Ласкают взор оставш[иеся] еще в палисадниках цветы перед убогими избами.
Дела Рузского несколько было оплошали, и на выручку ему даны два корпуса нашей армии: 5-й и 17-й; наша армия понемногу разделяется по другим армиям; останется в конце концов, как говорят шутники, один квартет в Холме: Плеве, Зуев, Федяй и Добрышин (к[ото] рых всех надо на одной осине повесить). Не ожидал я сегодня услышать открытую правдивую критику по адресу наших преступников – Зуева и Федяя – со стороны капитана Смирнова, подтвердившего лишь то, о чем я говорил раньше – вся стратегия у них была возложена на Богословского, слушали они голоса всякого фендрика, своего царя в голове не имели. Федяя, говорят, также предают суду, как и Добрышина. «Пердяй», как передают очевидцы, нисколько не унывает и, сидя в Холме, трижды жрет обеды и столько же – завтраки и ужины; живет с комфортом, в жертву к[ото] рому раньше приносил все вверенное ему дело; останавливались не там, где требовали обстоятельства, а там, где можно было бы пошире разместиться и получше полопать (у богатых панов, хотя они и были бы подозрительны в смысле шпионства).
Пропал без вести и исключен из списков приказом один мотоциклист из охотников.
Получил трогательное письмо – открытку от брата Сергея[147]147
Кравков Сергей Павлович (1873–1938) – брат В. П. Кравкова, коллежский советник (1912), профессор агрономии Санкт-Петербургского университета.
[Закрыть]. Завтра продолжаем победное наступление против поспешно удаляющихся австрийцев на Горай – Фрамполь. Щебрешин уже наш. Вечером прибыли два главных врача 11-го и 12-го полев[ых] госпиталей из Замостья; описывали все свои злоключения, как очутились впереди головного перев[язочного] пункта и попали в плен к австрийцам, к[ото] рые передали им на попечение 500 чел[овек] своих больных дизентерией; потеряно много обоза, лошадей; обращение австрийцев с медиц[инским] персоналом было корректное[148]148
Получил фуражные и полевые деньги, первых много – около 500 руб[лей]; страшно даже их хранить до 1 сент[ября], а вторые до 1 окт[ября]; денег – нет при себе. (Примеч. автора).
[Закрыть].
30 августа. Серенький денек. Часов в 8 утра тронулись на Горай, штабные в автомобиле, я с интендантом впереди обоза. Дорога гористая с «орлиными гнездами», с подъемами на высоту около ста шестидесяти футов над уровн[ем] моря. На выезде из Туробина – дивная статуя молящейся Мадонны, затем – отлично устроенное кладбище с изгородью из каменных столбов. Близки моему сердцу места вечного упокоения, так бы и жил бы всегда там. По дороге – кресты высокие с изображением распятия. В Янове идет бой; ожидается его очищение неприятелем, и наш корпус поворачивает фронт на юг почти на семьдесят градусов в тыл неприятелю; пойдет, вероятно, между Белгораем[149]149
Белгорай – уездный город Холмской губернии, ныне Билгорай, центр одноименного повята Люблинского воеводства (Польша).
[Закрыть] и Томашовым. Нынешний день из штаба армии предписано нашему корпусу стоять на месте. К 4 час[ам] дня штаб армии приезжает в Замостье. Рассуждают, как-то они поступятся своим комфортом и удобствами, какие имели в Холме… По проходимым деревням вследствие бегства населения и опустошения ничего нельзя достать по части съедобной. Еле-еле достал 7 яиц сырых, к[ото] рые с жадностью съел. Австрийцы употребляют разрывные пули – говорят, только будто бы для прицела.
Около часу дня прибыли в Горай; остановились возле костела, в доме ксендза; штаб – в гмине. Изящные изразцы в печах… В Сибирском гренадерском полку сопровождает на войне штабс-капитана (ротн[ый] командир) его супруга, переряжен[ная] в мужской костюм – верхом на коне. Красота формы австрийских улан.
Таскается за нами Добрышин… Как и другие бестолковые генералы, он рассчитывал отыграться позой за счет целесообр[азности] действия и планомерного выполнения общей задачи, били на это и наши вахлаки – Зуев с Федяем; а смерть Самсонова и Мартоса[150]150
Мартос Николай Николаевич (1858–1933) – генерал от инфантерии (1913), командир 15-го армейского корпуса в 1911–1914 гг. В ходе боев в Восточной Пруссии в августе 1914 г. был взят в плен, где оставался до начала 1918 г.
[Закрыть] разве не замаскированное самоубийство? Головой и умом не взял – так, мол, положу живот свой!.. Замечательное явление: с первого дня походной жизни я не слышал ни звука гармоники или балалайки, к[ото] рыми забавлялись солдатики в японскую войну!
31 августа. Ночью и с утра дождь и хмурь; дороги раскисли. С 8 утра выехали из Горая на Гедвижин[151]151
Гедвижин – деревня в Люблинской губернии, ныне Хедвижин в Билгорайском повяте Люблинского воеводства (Польша).
[Закрыть], верст за тридцать к югу – ЮВ. Оставили Фрамполь по правой, а Щебрешин – по левой стороне. Очищаем землю русскую от врага, к[ото] рый поспешно отходит в свои пределы. К сожалению, действуем мы без игры ума и без артистического вдохновения, не сумевши врагу устроить Седана; привыкли мы действовать лишь стеной да закидывать шапками, не ухитрившись воспользоваться дорогим моментом, ч[то] б[ы] окружить противника и захватить его в мышеловку! А он теперь подсоберется в Перемышле[152]152
Перемышль – город в Галиции (Австро-Венгрия), ныне Пшемысль, город на правах повята в Подкарпатском воеводстве (Польша).
[Закрыть], к[ото] рый нам предстоит осаждать, и положит еще много десятков тысяч жизней. Живое дело делаем к[а] к пишем бумаги[153]153
А начальники наши не могут никогда поступиться своими удобствами – умывальниками, теплыми клозетами и проч. … (Примеч. автора)
[Закрыть]… Дорога до Гедвижина – по пескам, по каменистым горам и хвойным лесам. Полным вздохом упиваюсь чистотой лесного воздуха. Благодать. По дороге попадаются своеобразной конструкции высокие кресты, а также памятники, напр[имер], с такой надписью по-польски: «Боже, смилуйся над нами!» Душа моя, при виде такой картины, воспаряет ввысь. Встречаются положительно кавказские ландшафты. Следую в обозе вместе с интендантом, милейшим Анатолием Петров[ичем] Мартыновым, сопровождаемый движущейся на юг массой войсковых частей корпуса, без спешки, без паники, в чаянии завтра-послезавтра ступить уже на землю врага. Утром узнал о сообщении Верховного главнокомандующ[его], что французы после пятидневного сражения отбросили с большими потерями немцев по всему фронту. Ура! Как ни мрачна погода, но она показалась светлой-пресветлой. Штабс-ротмистр интенданта от восторга заиграл на разбитом рояле ксендза плясовую…
Смешной вид представляют наши солдатики, уже перерядившиеся в австрийские шинели и снаряженные австрийскими ранцами и другими доспехами… А как сравнить нашего солдатика и австрийского, то досада берет: наш в отношении пригонки мундирн[ой] одежды – медведь-медведем, австриец же – картинка! Редкий для наших военачальников поступок Мартынова: при проезде через поломанный мост скомандовал о его исправлении…Рад, что освободился от 500 рублей, сдавши их в казначейство! В пути солдаты срывали капусту и ее ели. На обращение офицера ко мне, вижу ли я, что делают солдаты, с целью подчеркнуть как бы упущение со стороны медицинск[ого] персонала, я отвечал, что виноваты «вы – военачальники, мало развитые гигиенически и плохо воспитывающие солдата». Офицер прикусил язык… Хочу перевести на фуражное довольств[ие] своих лошадей из штаба в интендантские, а то в штабе – систематический грабеж за счет желудков солдатских и лошадиных!.. Апофеоз негодяйства, как следствие невежества и русской дикости! Врач в этой среде – один в поле не воин.
Не слышно сегодня ни одного выстрела. Оригинальный вид кавказских казаков в бурках и белых башлыках на фоне лесной опушки, в дыму горящих костров… Предчувствую с захватывающим дыханием сладость скорого вступления в Червонную Русь. Коханов передал мне №№ «Нов[ого] вр[емени]» от 22 и 23 авг[уста]. Читаю с жадностью; к сожалению, сообщаемые данные – вижу – тенденциозны, с большой примесью слюнявого патриотизма и национализма[154]154
Не верю я, ч[то]б[ы] немцы были действитель[но] так жестоки, как о них пишут. (Примеч. автора)
[Закрыть]… Жажду знать одну только, хотя и горькую, правду о всем совершаемом, но увы!.. Некогда обриться – обратился в дикобраза…
Около 4 час[ов] дня прибыли в деревню Гедивжин. Дня три тому назад здесь «господарствовали» австрияки, все опустошившие, повыбившие окна в домах, в одном из к[ото] рых поселился я с адъютантом… «Мадьяры страшущие производили паскудства», – жалуются бабы… Во всей деревне еле-еле собрали около двух десятков яиц… Погода было разведрилась, но к вечеру опять захмурилась…
Сентябрь
1 сентября. Хмуро и дождливо. Всю ночь тревожился массой мух и тараканов. Достал кружечку молока; утром поблаженствовал чаем с молоком. Давно этого не было.
В 9 утра выехали, опередивши обозы, на Хмелек[155]155
Хмелек – деревня Белгорайского уезда Холмской губернии, имение графов Замойских, ныне в Билгорайском повяте Люблинского воеводства (Польша).
[Закрыть] через Белгорай, Княжнополь[156]156
Княжполь – деревня Белгорайского уезда Холмской губернии, ныне Ксенжполь в Билгорайском повяте Люблинского воеводства (Польша).
[Закрыть] и Раковку[157]157
Раковка – деревня Люблинской губернии, ныне в Билгорайском повяте Люблинского воеводства (Польша).
[Закрыть]. Дорога пролегает почти все время через пески и сосновые леса; много рубленых деревьев; чудный ароматный воздух; под Княжнопле[м] – взорванный и погорелый мост; переезжали вброд. Белгорай – лучше Красностава, на улицах по тротуарам столы с самоварами, евреи угощают солдатиков. Трудно купить хлеб или к[акой]-л[ибо] другой продукт. Солдаты больше хотят табаку, чем хлеба… Избы в деревнях с одинарными рамами – очевидно, зимы здесь теплые.
Завтра, Бог даст, будем за границей. Тарноград[158]158
Тарноград – посад в Люблинской губернии, ныне город Тарногруд в Билгорайском повяте Люблинского воеводства (Польша).
[Закрыть] уже оставлен австрийцами. По пути захотелось есть, а хлеба не было; в одной деревне еле-еле удалось на 10 коп[еек] купить кусок черного хлеба: все выедено и очищено нашими предшественниками – австрийцами. «Трошечко хлеба есть, остальное Галиция забрала», – отвечала старушка, вместе с стариком своим с помощью мотыги вырывавшая в поле картошку. Подъезжая к месту назначения, встречаю оригинальные типы – смуглые лица в костюмах: теплые шапки и кафтаны, из-под последних – длинная рубаха, кальсоны и босиком; бабы – в белых длинных платках. Руководствуясь картой-десятиверсткой, не лишним считал проверять свой маршрут через опросы местных жителей; «тенде, тенде, пане» («туда, туда, господин»), отвечали… Стал припадать на желудок – часто слабит с болями.
Около 5 вечера прибыли в Хмелек; штаб расположился в вальдфорке[159]159
Ошибка автора, правильно – «фольварке». Видимо, в начале кампании 1914 г. В. П. Кравков еще был слабо знаком с реалиями западных губерний России и слышал это слово впервые.
[Закрыть] – в господарском доме князя Замойского[160]160
Замойский Маврикий Фомич (1871–1939) – граф, крупный землевладелец, член I Государственной думы (1906).
[Закрыть] (самого нет, а живет его управляющий); я же – на отлете, в деревне у священника. Семья его встретила нас очень радушно и хлебосольно; почти пять недель выдержали они пленение у австрийцев; в моей комнате жил полковник – австрийск[ий] чех, а в других – прочие офицеры со знаменем. Сам чех был очень скромен и малообщителен, офицерство же и солдаты – бахвалились, что скоро будут в Петербурге. Их подозрительность и мнительность относительно взрывов, отравления, – напр[имер], папиросу русскую закуривали с осторожностью, воду пили, предварительно заставляя ее выпить обывателей. Среди офицерства находились лица, чехи и славяне, к[ото] рые предостерегали обывателей не очень-то быть болтливыми, т[а] к к[а] к даже и среди офицерства над офицерством же имеется шпионаж со стороны немцев… Казаков наших ужасно боятся, будучи убежденными в том, что они едят живых людей!
Отличное шоссе устроили австрийцы от Тарнограда до Белгорая (фашинное?), по к[ото] рому пролегает наш почтовый тракт.
2 сентября. Всю ночь лил дождь; люди все намокли, и за поздним прибытием обоза с кухней и утомлением вследствие ежедневн[ых] переходов до 20–30 верст – мало ели. Вообще люди наши переутомлены. Дня не проходит, ч[то] б[ы] мы не передвигались.
Сытно нас покормили вчера и сегодня у батюшки (поросенок жареный с кашей, вареники, простокваша, молоко…); ели мы с волчьим аппетитом. Заночевали двумя группами: я с интендантами, а остальные штабные – в фольварке у одного пана, арендатора гр[афа] Замойского.
Хмурое туманное утро; но барометр показывает вправо. Выспался на мягкой перине матушки, где покоились недавно телеса австрийского полковника-чеха. Страшная грязь. С юга, со стороны Тарнограда – пушечная пальба. Батька уверяет, что под Сенявой[161]161
Сенява – город в Галиции (Австро-Венгрия), майорат князей Чарторыйских. Ныне в Пшеворском повяте Подкарпатского воеводства (Польша).
[Закрыть] австрийцами заложено много мин, и советует нам при следовании быть осторожными.
К 9 часам разведрилось. Двигаемся сегодня за границу – в Мощаницы[162]162
Мощаницы – деревня в Галиции (Австро-Венгрия), ныне Мощаница в Любачовском повяте Подкарпатского воеводства (Польша).
[Закрыть]; сердце замирает от сознания, что австрийцы из нашей земли изгнаны, и мы ступаем на их землю.
Отправились около 12 дня из Хмелика через Бабице и Волю-Общанску[163]163
Бабице и Воля-Общанска – деревни Белгорайского уезда Холмской губернии, ныне обе в Билгорайском повяте Люблинского воеводства (Польша).
[Закрыть] на Мощаницы. Погода прояснилась, и солнышко приветливо грело – по-весеннему, и окружающая природа носила весенний колорит. Дружный хор галок, крик гусей и уток, быстрый поток ручьев после вчерашнего дождя… Казалось, что и природа ликовала с нами перед перспективой быть скоро за границей. Но вот мы около 3 часов дня и у пограничного кордона, межевых знаков, проехали нейтральную зону и вступили в австрийскую землю – Червонную Русь – Галицию. Прокричали «ура!», друг друга поздравили с праздником перевала через границу. Радостные приветств[ия]. Вторая половина пути пролегала по Божьей шири и глади; поля зеленели, и на деревьях – ни одного желтого листика… Оригинальная мода у русин[ок]-баб: на макушке вроде к[акой]-то круглой коробки, волосы на лбу в виде челки, на голове подстрижены в кружок, ни одной красивой – как бараны страшны. В Мощаницах обступили старики с просьбой разрешить колокольный звон, к[ото] рый запретили австрийцы, взявшие под арест весь причт и оставившие одного пономаря; вот и «войт» (волостн[ой] староста) – «начальник громады»… Только что прибыл в Мощаницы (ехал вместе с Мартынов[ым]) – пришло уведомлен[ие] о перемене места ночлега – в Майдан[164]164
Майдан – деревня в Галиции (Австро-Венгрия), ныне Майдан Сенявский в Пшеворском повяте Подкарпатского воеводства (Польша).
[Закрыть], за 8–10 верст к западу; поехали лесом, сначала дубняком, потом хвойным; дорога по лесу почти все время – отвратительная; вдруг заслышали ружейную пальбу пачками и залпами, что за штука? Мартынов скомандовал: «Повертывайте лошадей в чащу леса»… Загадка разъяснилась: это стреляли наши в аэроплан…
Обоз застрял в трясинах и дебрях, прибыл совсем ночью; ночи темные-претемные. Попробовал конфискованного «старого меда» (превкусный!). Остановился в помещении ксендза (бежавшего).
По предсказанию батюшки из Хмелька – осень обещает быть продолжительной и хорошей, т[а] к к[а] к-де аисты улетели не обычно около 6 авг[уста], а позже, числа 20! Если нам суждено будет играть роль оси вращения, то простоим в Майдане несколько дней.
Заучил твердо приветствие полякам: «Нех бенде похвален Йезус Христус», на что они неизменно отвечают: «И во веки веков аминь».
О медицинской перемене: запросы врачей; кто такие Попов, Мартов, Белорецкий и пр., получаемые циркуляры о задачах перевязочных пунктов, о способах сортировки раненых и т. п., о чем должны бы были знать врачи заблаговременно; незнание многими нового положения о уставе полевой службы.
Как надо теперь переименовать официально фамилии Ренненкампфа и tutti quanti[165]165
Всех прочих (ит.)
[Закрыть]?!
На войне значение активн[ого] вмешательства начальств[ующих] лиц не такое ли, к[а] к в болезни – лечащего врача? Исход может не зависеть ни от хороших распоряжений начальника, ни рационального пользов[ания] врача.
За окном слышу обмен мнений солдатиков насчет того, в какой части у них – как часто дают кашу, как кормят; говорят с увлечением… А мой адъютант только спит и видит «борща»; пули «дум-дум» он называет «дым-дым»…
3 сентября. Благодарение Создателю – дневка! Погода хорошая. К довершению повышенного самочувствия получил сегодня два письма от детей – Сережи и Ляли. Письма утешают меня. Просят писать почаще, но они не понимают, к[а] к мне это трудно делать при постоянном мотании, да пристанищах на тырчке… Одно им сообщу: «В голове много, в сердце еще больше, а на перо нейдет…» Теперь лишь все заштриховываю.
Наш корпус, по-видимому, действит[ельно] будет пока осью вращения для других войск, см. схематич[ескую] обстановку к 3 сент[ября] (приложен[ие])[166]166
В фондах НИОР РГБ не обнаружена.
[Закрыть]. Австрийцы цепляются за Сеняву, Ярослав[167]167
Ярослав – город в Галиции (Австро-Венгрия), ныне в Любачовском повяте Подкарпатского воеводства (Польша).
[Закрыть] и Перемышль, высылая из этих укрепленных пунктов отряды. Вероятно, простоим здесь даже и несколько дней, т[а] к к[а] к главнокомандующ[ий] признал необходимым приостановиться для пополнения личного некомплекта и исправления дорог тыла… Война принимает характер позиционный (более гигиенический!).
Слава Богу, на стоянке сегодня мало-мальски по-человечески пообедали. Прошелся по полям, разговорился с группой женщин (польки); они со слезами на глазах жалеют бежавшего ксендза, пользовавшегося всеобщей их любовью («был к[а] к ангел небесный»). На вопрос, почему он бежал – отвечают, что очень боялся наших солдат! Жалуются на наших казаков, расхищающих их имущество. Как-то мы теперь будем рассчитываться с обывателями – их ли деньгами, или нашими?
Вечером высоко и плавно летел над нами австрийский аэроплан; поднялась беспорядочная ружейная и орудийная пальба по нему с обычным результатом – подстрелили своих, и общей паникой в обозах, на этот раз – в артилл[ерийских] парках; в панике первую скрипку обычно играют «прапорщики»[168]168
Брошенные с него две бомбы, к счастью, упали на пустую землю и никакого вреда не причинили. (Примеч. автора).
[Закрыть]. Среди населения нами разбрасываются прокламации.
Рано залег спать, т[а] к к[а] к очень разбился беспрерывным передвижением. Ночью слышал с запада пушечное буханье.
4 сентября. Погода хмурая, сырая, с наклонностью к дождю, но теплая; к полудню разведрилось. Весьма упорно в штабе держится уверенность, что австрийцы в большой панике и, пожалуй, без особенного сопротивления готовы будут бросить и Сеняву, и даже Ярослав. Я с своей стороны – человека-неспециалиста – все же напоминаю кому ведать надлежит, нет ли здесь со стороны противника коварной игры в поддавки?.. Цешанув[169]169
Цешанув – город в Галиции (Австро-Венгрия), ныне в Любачовском повяте Подкарпатского воеводства (Польша).
[Закрыть] очищен и весь выгорел, осталась одна церковь. Удивительно, что во всех погоревших и разрушенных городах церкви остались целыми!
Написал сегодня письмо своим детушкам. Уверяют, что будто бы земля русская очищена не только от австрияков, но и от немцев, занявших было города польского края! Что-то не верится! У нас ужасно страдает служба связи, также подвоз огневого и пищевого питания…
Начальником штаба корпуса назначен генерал Парский[170]170
Парский отказывается… Неприязненное отношение к нему Плеве по поводу казармен[ного] строительства. (Примеч. автора).
[Закрыть], а командир[ом] его какой-то Рагоза[171]171
Рагоза Александр Францевич (1858–1919) – генерал-лейтенант (1908), в 1909–1914 гг. командовал 19-й пехотной дивизией. Командир 25-го армейского корпуса в 1914–1915 гг. Генерал от инфантерии (1914). С августа 1915 г. командовал 4-й армией. В марте-апреле 1917 г. временно командовал армиями Румынского фронта. С 1917 г. в отставке. С мая по ноябрь 1918 г. занимал пост военного министра в правительстве гетмана Скоропадского. Расстрелян в Одессе.
[Закрыть]. Прочитал № «Нового времени» от 25 августа. Чреватое благодетельными последствиями явление: прекращенная продажа крепких напитков, предпринятая было лишь на время мобилизации, продлена высочайшим повелением на все время военных действий. А за время войны – Господь пошлет – укрепится у нас и привычка к трезвости; благодетельные последствия сего неисчислимы (особый журнал Сов[ета] Мин[истров] от 23 августа). Вчера казаками донесено, что у Радавы[172]172
Радава – деревня в Галиции (Австро-Венгрия), ныне в Ярославском повяте Подкарпатского воеводства (Польша).
[Закрыть] переправа занята была неприятелем, когда на самом деле она занималась 10-й дивизией 5-го корпуса!! С после обеда вплоть до темноты с запада пушечная и мортирная пальба. Пари за обедом между Кохановым и Галкиным: первый утверждал, что через месяц мы будем за Карпатами, Галкин не соглашался.
5 сентября. Преотвратительная дождливая погода, хотя и не холодная[173]173
Продолжаем стоять в Майдане (Примеч. автора).
[Закрыть]. Листья осыпаются… Испытываю усугубленную тоску по родине и усиленную потребность в домашнем уюте; слава Богу, что эти душевные слабости заглушаются физической усталостью и крепким сном… С ночи идет энергичная канонада с ЮЗ… Один из старших врачей полка не выдержал ужасов боевой жизни и заболел душевным расстройством. 11-й и 12-й полев[ые] госпиталя уже поставлены на ноги – большинство повозок и лошадей, утраченных при пленении под Замостьем – пополнено.
Прошелся по полям, на к[ото] рых роют картошки поселяне, жалующиеся на солдат, что они у них берут своевольно, без денег; я успокоил как мог. Говорят крестьяне так, что «жидам и панам у австрияков жилось хорошо, хлопам же – плохо; паны люто нас робят, а пенензов нема». Наменял у казначея на 3 рубля геллеров, к[ото] рыми придется расплачиваться (на рубль дают по 16 штук монет 20-геллерного достоинства). Зашел в возле стоящий брошенный костел, деревянный и, видно, очень старинной стройки. Среди изящных статуй Спасителя, Богоматери и всей церковной обстановки, хотя и не православной, душа моя находит подобающее ей по ее постоянной настроенности место, а на кладбище я так бы и построил себе келейку…
См. приказ по корпусу от 3 сентября № 27[174]174
См. Приложение 1.
[Закрыть].
Рябушинский представлен к награждению солдатским «Георгием» (см. этот приказ) за подвоз патронов под выстрелами; но почему «Георгий» дается лишь за один момент отваги, а не за длительную, к[ото] рую обнаруживают все, сражающиеся в окопах?! Большой вред для дела, что наши военачальники в стремлении сорвать «Георгий» по статуту забывают общую задачу и действуют в ущерб ей…
С часа на час ожидаем падения Сенявы[175]175
Около 12 – 1 часа должна быть атака. (Примеч. автора)
[Закрыть]. В 4 часа получено известие, что первая линия укреплений очищена [от] неприятеля, взято 8 пушек и 4 прожектора. В ближайшем предстоит овладение Ярославом и Перемышлем. Последний – первоклассная крепость, лучше укрепленная, чем Порт-Артур, с 50 тысячами гарнизона. Будут идти тихой сапой, по 200 шагов в сутки. Нет у нас необходимых ручных гранат и прожекторов! Добрышин возится у нас при штабе вроде какого-то печального трофея; предположено его убрать, прикомандировав к штабу другой армии или корпуса, ч[то] б[ы] глаза не мозолил своим.
Большинство, если не все священники здесь – на православн[ые], а униатск[ие].
Лопатин – Янус, теперь поет другие песни. Вечером стало известно, что Сенява (по-солдатски «Синай») занята нашими казаками («ловящими теперь там поросят»); теперь сидим мы верхом на реке Сане; обнаруживаем готовность следовать немедленно же в Ярослав, но нет на то директивы командующ[его] армией. Общая радость: по слухам в Лондоне ликуют по поводу успехов наших армий Юго-Западного фронта! Штаб армии нашей завтра к 4-м дня будет в Томашове. Артиллерия наша зарекомендовала себя с наилучшей стороны; австрийская – весьма плохая (пушки у них бронзовые, а не стальные). У австрийц[ев] появился новый – 6-й корпус…
Прибыл вечером новый командир корпуса; первое впечатление – благоприятное и говорящее в его пользу; видно, что человек серьезный, не из шаркунов-моншеров, и с лицом. Последующее покажет, насколько я оказался проницательным.
6 сентября. Облачно. Сильнейший ЮВ ветер. В 9 час[ов] утра выступили на Добры[176]176
Добры – деревня в Галиции (Австро-Венгрия), ныне Добра в Пшеворском повяте Подкарпатского воеводства (Польша).
[Закрыть]. Дорога по пескам, холмам, лесам и перелескам; по пути на Красне[177]177
Красне – деревня в Галиции (Австро-Венгрия), ныне в Пшеворском повяте Подкарпатского воеводства (Польша).
[Закрыть], Ковале[178]178
Ковале – деревня в Галиции (Австро-Венгрия), ныне приселок деревни Добча в Пшеворском повяте Подкарпатского воеводства (Польша).
[Закрыть] – приличная здопийца «Szkala». Следуем в приподнятом настроении духа; вот что значит взять инициативу в свои руки и быть в роли наступающего, а не отступающего. Проходимые деревни «подъяремной» Руси – бедны, и обитатели их живут убого[179]179
Земля плохая; многие эмигрируют в Пруссию и Америку. (Примеч. автора).
[Закрыть]; вот, говорят, перешагнем через Карпаты в Венгрию – там будут места побогаче. Наши штабные очень досадуют, что не поддержал наш корпус генерал Горбатовский, ч[то] б[ы] после взятия Сенявы налетом следовать на плечах неприятеля в Ярослав, к[ото] рый теперь легче бы было взять, чем потом.
Штабные уверяют друг друга, что за границей уже распространились слухи о нашем высокогуманном обхождении с пленными. О германцах же передают такой по-моему вздор, что они и отравляют холерными культурами колодцы, и режут у пленных сухожилия рук, ч[то] б[ы] делать их неспособными!! По газетам видно, что в Петерб[ург]е «возносятся молитвы об укреплении народа в трезвости»; пишут еще там такие высокопарные вещи: «русские войска победоносно вступают в Галицию, и их встречают как избавителей, со слезами восторга и с молитвами… Миллионы братьев томятся в тяжелой неволе…» Так пишется история!!
Около 2 часов дня прибыли в Добры; остановились в квартире униатского священника. На стене – портреты Франца-Иосифа и Пия-папы[180]180
Пий X (Сарто) – папа римский в 1903–1914 гг.
[Закрыть]. Вчера обратил внимание на красоту и телосложения, и обмундирования пленных офицеров (немцев); занимаются своей внешностью они уж чересчур! На ночь их поместили на полу возле моей комнаты, перед окнами к[ото] рой стоял часовой у денежн[ого] ящика, перед дверьми же – часовые, окарауливавшие названных офицеров. О, Господи, скорее бы кончилось это тяжелое испытание – в воздухе висит матерщина, вовсю гуляет русский кулак, озлобление нравов; скорбно звучат струны моего сердца[181]181
«Кто даст… очам моим источник слез, и плачусь день и нощь о побиенных». /Иеремия, гл. ХХ, ст. 1, цитир./ (Примеч. автора).
[Закрыть]… В помещении униатского священника нашел «Твори Т. Шевченко з малюнками. Кобзарь. Видання В. Яковенко, издан. типограф. Эрлих Ю. Н., СПб., 1911 г.».
Вечером был во всенощной в униатской церкви, где служил полковой священник. По донесениям из двух источников – Ярослав будто бы взят[182]182
5-м корпусом. (Примеч. автора)
[Закрыть]. Австрийцы, объятые паникой, будто бы бегут, вера в их успех у них гаснет. Осталась из их армии будто бы лишь одна треть! Сенява, взятая 3-м Кавк[азским] корпусом, горит, вся разграблена. Горят здесь и владения кн[язя] Чарторыйского[183]183
Чарторыйский Адам Людвик (1872–1937) – князь, владелец майората Сенява. С 1914 г. служил в австрийской армии.
[Закрыть]…
Поселился с двумя генералами в одной комнате, Лопатиным и Добрышиным: сущая беда – чуждые для меня люди; не могу взяться за дневник – испытующие любопытствующие взоры. Улучил несколько минуток для этого в углу у интендантов в писарской.
7 сентября. Дождь, слякоть. С юга, со стороны Ярослава, редкое буханье из пушек. Ночью, по заявлению моих генералов, я сильно кричал: командовал в атаку и в штыки!.. Едят все и невыносимо чвакают, ужасно раздражают, да эти еще генералы с своими всеми возимыми удобствами – умывальниками и сральниками…
Ужасно мы бедствуем в продовольственном отношении; стол скверный; нельзя достать ни яиц, ни молока; бедствуют и несчастные лошадки – не хватает овса и сена. Еще ужаснее то положение, что тыл наш совершенно не устроен. Наши «победы» представляются мне каким-то недоразумением судьбы: зачем бегут австрийцы? Только бы понаперли теперь они на нас, и мы, при теперешнем бездорожье и нашей необеспеченности в существенных ресурсах, были бы, кажется, смяты!! Наша мощь а глазах австрийцев мне кажется лишь воображаемой. Упадок духа – великий отрицательн[ый] фактор при всем совершенстве даже и материальной части.
Человечество все можно разделить на две категории людей: самая наибольшая категория из них – дураков, желающих только жрать и стремящихся только к удовлетворению себя самым необходимым, ч[то] б[ы] лишь не умереть («не до жиру – быть бы живу!»), и значительно меньшая по численности категория – умников, желающая уже кушать, да еще «сладкого» и «жареного», да все больше и больше, в ненасытном стремлении себя все больше и больше насытить и упрочить себе возможно больше земных благ, не разбирающая средств к подчинению себе дурацкого большинства, пуская для это цели в ход все и избирая самое лучшее и надежное для себя: утверждение этого большинства в невежестве, в рабстве, создавая для их подчинения себе государств[енный] строй – королей, царей, даже самую церковь… Вот смотрю я теперь, как играют чувствами серой массы государства – Австрия, Германия, Россия! Противники (вернее всего, их правители – «умники») наши энергично пропагандируют, что мы, русские – людоеды, мы же о противниках распускаем слухи, что они и отравляют колодцы холерными культурами, и перерезают пленным нашим сухожилия и учиняют над ними всяческие каннибальские жестокости. Но не надо быть особенно глубоким человеком, ч[то] б[ы] чувствовать, что во всей этой взаимной массовой распре темных людей где-то за кулисами сидит tertius gaudens[184]184
третий радующийся (лат.)
[Закрыть], тот некто в зверино-хищном облике, невидимо дирижирующий своей дьявольской палочкой… Люди в ослеплении мрут, как мухи, но… но кому-то это весьма выгодно, кому-то хочется еще больше и больше сладкого и жареного!!
Сейчас приходил ко мне врач дезинфекционного отряда 46-й дивизии, с чистой душой поведавший мне в отчаянии, что он в состоянии сделать… Мой ему дружеский совет и моя моральная ему поддержка. Хоть что-н[ибудь] надо делать положительного, если нельзя объять необъятного.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?