Текст книги "Создай меня, мама"

– Пойдём Кирилл, беседовать будем… Пропуская вперёд высокого и крепкого малолетку, Оленев двинулся следом, молча указывая ему путь до рабочего своего кабинета.

– Входи, входи не стесняйся и не бойся, бить тебя здесь никто не будет, – проговорил оперативник, наблюдая как тормознул вдруг уличный хулиган перед неизвестностью дальнейшего бытия. Бегающее волнение в искорках глаз, выдавало внутреннее беспокойство пытающегося держаться надменно Пташкина Кирилла. Взгляд колючих, чёрных глаз, то поднимался обдавая ненавистью смотрящего на него опера, то опускался теряясь в своём страхе.

– Да хрен я чё расскажу, пусть хоть пытают, – мысленно продумывал Кирилл, вспоминая недавнее напутствие, ранее судимых «урок».

– Так значит, – обращая на себя внимание проговорил Оленев.

– Пташкин Кирилл, семнадцать лет от роду. Нигде не учишься, не работаешь, не инвалид, ведёшь свободный образ жизни. Проживаешь с родителями и младшим братом. Всё правильно? – не дожидаясь ответа «ушедшего в себя» жулика, Оленев продолжал:

– Что ж побудило тебя Кирилл стать грубым и наглым? У тебя вот, родители работают инженерами, да и сам ты вроде, «не фиговый» парень. Одет хорошо, брючки наглажены. Что ж надо тебе ещё в этой жизни? Судя по тому как ты одеваешься, родители беспокоятся о тебе. А ты «вяжешься» с такими как Гриша. Обрати внимание, он весь помятый, грязный, вонючий, от пьянок не просыхает… Пташкин молча прослушивал факты, сверкая тоскливыми глазками.

– Жаль Кирилл, – продолжал Оленев.

– Если ты потеряешься в семнадцать лет по – глупому. Не пора ли о завтрашнем дне своём подумать. Где встречать его придётся? Ты вино пьёшь? – неожиданно спросил оперативник, внимательно разглядывая подростка.

– Ну, пью, – осторожно протянул Кирилл, после недолгой, затянувшейся паузы.

– А вот с Гришей, вы вино взяли у мужика пару дней назад возле магазина. Это был портвейн?

– Да, – хотел неожиданно для себя подтвердить Кирилл. Это был действительно портвейн – семьдесят второй, который он тогда до описанья напился. Но почувствовав подвох в заданном, простом вопросе, понял, что чуть не признался.

– Какое вино у мужика? – возмущённо протянул подросток.

– Ничего я не знаю, – и обидно вытянув тонкие губы, мрачно посмотрел на оперативника. Ему вдруг вспомнился тот старик, который упрямо не желал отдавать несколько бутылок вина крепко вцепившись тонкими пальцами в сетку, несмотря на несколько пропущенных ударов в голову. Прилетевшее в память обстоятельство ещё больше его напугало. На душе уже без того творился хаос, как будто внезапный, ураганный ветер поднял с дороги массу грязи, пыли и кружил, кружил с нежеланием расстаться.

– Не вздумай трепаться, если зацепят, – вспомнил Кирилл дешёвые напутствия своего не раз судимого друга.

– Нет, – он вновь твёрдо выдавил из себя.

– Ничего не знаю…

– Послушай Кирилл. Уговаривать тебя не собираюсь. Лишь объясню как возможно избежать тебе колонию общего режима с учётом твоего признания. Во – первых, тебе семнадцать лет, во – вторых, ранее ты не судим, ну и конечно, добровольное признание. Суд это учтёт и получишь условную меру. Останешься дома на свободе. Будешь делать выводы, что хорошо и где плохо. Теперь объясняю другую сторону жизни. Если и дальше будешь наглеть, «запираться» говорить, что мол ничего не знаешь, доказывайте, то это всё как раз называется отягчающим обстоятельством при котором обычно «закрывают». Ну, а доказательства у меня есть. Это и потерпевший, который тебя опознает, и работницы детского сада, напротив которого вы с Гришей устроили грабёж. Так, как Кирилл, будем признавать свои ошибки? – Оленев внимательно смотрел на зрелого уже паренька и почти не сомневался в том, что он его понял. Но, от обыкновенного признания его удерживал страх перед неизвестностью и надежда. Надежда, что опять всё пройдёт также безнаказанно как и прежние, совершённые им уже ранее печальные случаи. Надежда на то, что посуетившийся очередной сотрудник не добившись чистосердечного признания за недоказанностью улик и отсутствие свидетелей, всё бросит пообещав на дорожку, что когда-нибудь всё равно его отловит. Кирилл по – прежнему хмуро сидел ёрзая на стуле, терпеливо ожидая своего счастливого замысла, продолжая быть немногословным и замкнутым. Его маленькие глазки суетливо бегали по полу в поиске случайного разнообразия, но хотя Кирилл умело прятал свой взбудораженный напряг, он никогда ещё так ранее не ощущал, какой – то неприятный для него и непонятный ему вдруг, внутренний холодок. Причина же всей настороженности и беспокойства была одна. Это – Оленев. Он продолжал спокойно задавать вопросы, выясняя неприятное прошлое, а главное, его психологическое давление на слабые стороны непотрёпанной ещё души, склоняли к серьёзным моментам размышлений. И всё же, эта детская тупость и самоуверенное хамство Пташкина Кирилла взяли верх, предпочитая покорность, гордыне.

– Сложно с ним, – подумал сыщик.

– Поначалу показалось, что всё поймёт он правильно. А тут, бьюсь уже два часа результата ноль, доказательной базы ноль, – грустно выделились факты, предвестники нераскрытого преступления известных в совершении людей.

– Так, что мы имеем? – под итожил оперативник.

– На случай опознания, потерпевший не опознаёт. Единственный свидетель – одноклассница. С ней также нет гарантии, что и она уже не передумала. Надо что – то придумать, – размышлял Оленев, не желая порождать рецидив пользующихся свободой безнаказанности, тупых и наглых урок.

– Вор, должен быть в тюрьме, – процитировал он известную фразу, известного человека, заставляя вдумываться в слова и вдруг, действительно, мысль. Она спустилась неожиданно, заполняя весь мозговой центр только своим вниманием.

– А почему бы и нет, – согласился Оленев, взглянув в продолжении понуро сидящего напротив несовершеннолетнего Кирилла.

– Ты знаешь, что твой старший друг и наставник Гриша, сидит сейчас у следователя и всё рассказывает, – решил соврать оперативник не прибегая пока к хитрости задуманную им в надежде, что подросток наконец – то рассказывать будет правду. Но тот только хмыкнул, язвительно улыбаясь не предвещая откровенного разговора.

– Значит Кирилл, хочешь сказать, что никого ты не грабил и никого не бил. Да, я правильно понял? – задал очередной свой вопрос сыщик.

– Я давно уже об этом сказал, – буркнул Пташкин, уходя вновь в своё молчание.

– Но ведь в тот день с Гришей вы сидели возле вино – водочного магазина? – не унимался Оленев.

– Ну, сидели и что? Мы всё время там сидим…

– Я так понял Кирилл, явку с повинной ты писать отказываешься, – в упор взглянув на подростка.

– Хорошо, тогда пиши чем вы занимались с ним в этот день, такого – то числа и на этом закончим, – Оленев аккуратно и молча пододвинул на противоположный край стола чистый лист бумаги, небрежно бросив следом пишущую ручку к сидевшему напротив – малолетке. Вздрогнув, Кирилл отодвинулся, удивлённо и нерешительно взглянув на лежавший перед ним – чистенький лист.

– Лишь бы начал писать, – забеспокоился сыщик. Волнение лёгким ветерком пронзило обоих. Ещё боясь притронуться к ручке, Кирилл размышлял не решаясь приблизиться словно к опасному взрывателю. Ему ужасно хотелось курить и немного отдохнуть от дотошного опера хотя бы в «клетке». Поразмыслив минутку ничего не поняв, он нехотя сгрёб в большую ладонь пишущее, пластиковое средство, тупо и растерянно уставившись на лист бумаги.

– А чё писать – то? – его глупые глаза покорно моргали ожидая ответа, глядевшего на него сыщика.

– Хм, – хмыкнул Оленев.

– Чё писать, чё писать, – передразнил оперативник.

– Вот мужиков пьяных долбить, это не интеллектуальный уровень повышать, да Кирилл? – Оленев уже уставал. Его раздражал этот самоуверенный подросток под два метра роста. Выросший глупым, дебиловатым и дерзким, в семье почему – то интеллигентных родителей.

– Пиши, – приказным как бы тоном обозначил сыщик.

– Я – Пташкин Кирилл, число, месяц, год рождения, проживаю. Точка. С новой строки, далее. В такой – то день я встретил Григория и мы пошли к магазину «Вино» где наблюдали за лицами покупающих спиртные напитки…

– Ни за кем мы не наблюдали! – вдруг отбросив в сторону пишущую ручку, Кирилл быстро оживился, оттолкнув от себя и лист с началом своей писанины.

– А, что вы с Гришей, с завязанными глазами сидели что ли и не видели как вышел мужик с полной сеткой вина и пошёл прочь от магазина. В этом одиноком, худеньком старичке вы увидели лёгкую добычу и облизнувшись, побежали за ним как голодные псы за дармовой косточкой, – и глядя в упор, Оленев положил свою ладонь на тёплую макушку, бестолкового по вине родителей своих, подростка. Отдёрнув макушку пустой головой, Пташкин процедил сквозь молодые ещё здоровые зубы:

– Никого мы не трогали, никого не били, – и не глядя в глаза съёжился в кучу на повидавшем виды кабинетном стуле.

– Остаётся план – «Б» – подумал сыщик. Неприятно и напряжённо было на душе, но злость не мучила его. На войне, как на войне. Выигрывает тот, кто умнее и терпеливее. И азарт справедливого возмездия, захватил его целиком.

– Ну, что ж Кирилл, ты сам выбрал этот путь. Видит Бог, я пытался тебе помочь, а ты так ничего не понял и не осознал. За упрямство твоё, думаю тебя сегодня закроют. Поднимайся, пошли… Долговязый пацан, легко поднялся со стула и выбрасывая свои рослые ноги очень быстро оказался вновь в «клетке». Пристроив всё тот же злой и хмурый взгляд хулиганского подростка, Оленев вернулся к себе. Лист недописанных и недосказанных обстоятельств, терпеливо ожидал сыщика.

– Так, теперь попробуем «вывести их на чистую воду», – подумал он и взяв лист, тщательно принялся просматривать подчерк движение руки бывшего двоечника. Аккуратно копируя ломанные линии букв, Оленев дополнил текст, создавая уголовные обстоятельства, которые так тщательно скрывал Кирилл.

«С Гришей, мы заметили одинокого мужчину, который отдалялся от толпы с полной сеткой вина. Решили догнать его когда он отойдёт подальше. Подбежали сзади, ударили и выхватив у него из рук вино, скрылись» Прочитав ещё раз собственное дополнение и внимательно оценив подделанный почерк, оперативник сопоставил практически полную совместимость рукописи. Неожиданная трель рабочего телефона прервала на миг его мысли.

– Оленев, – представился сыщик.

– Василий, – услышал он приятную, женскую интонацию Нины Георгиевны.

– Ну, что у тебя?

– У меня грустно, но энтузиазм не пропал. Упрямый малолетка попался, отвёл пока его в «дежурку» на очередное раздумье. Как у вас?

– Я закрыла Григория в качестве подозреваемого, сейчас он в камере. Добиться от него я также ничего не смогла. Трижды судимый, что ж ты хочешь. Будешь с ним работать? Я распорядилась, что б конвой в кабинет его доставил к тебе…

– Спасибо Нина Георгиевна. По результатам от звонюсь, – положив телефонную трубочку на аппарат, Оленев ещё раз внимательно прочитал дописанный текст «объяснения» – Пташкина и осторожно приоткрыв верхний ящик стола, аккуратно пристроил его. В дверь постучали и сержант конвоя ввёл в кабинет задержанного.

– Спасибо, – кивком головы поблагодарив сотрудника, сыщик перевёл взгляд на уже спокойного Григория. Под освоившись в своей атмосфере подвала, он всё ж с настороженностью наблюдал с едва циничною улыбкой, пытаясь видимо понять атмосферу настроения оперативника.

– Присаживайся Гриша в ногах правды нет… Вяло, нехотя и тощий зад, заставил недовольно заскрипеть освободившийся было стул. Пытаясь выглядеть уверенно, он надменно «зыркал» своими глазками по сторонам, словно опасаясь внезапного нападения.

– Ну, что Григорий, вновь по этапам пойдём? Гляжу притомился ты дома, не можешь без приключений. Вот и зубов то у тебя почти не осталось одни просветы виднеются. Сейчас и эти последние на зоне растеряешь…

– Золотые поставлю, – натянуто процедил он, демонстрируя свой когда – то выбитый рот. – Начальник, покурить нельзя? – сквозь моментную тишину, прорезался хриплый, прокуренный голос маявшегося похмелья. Отворив дверцу металлического сейфа, Оленев быстро извлёк от туда пачку сигарет «Прима» придвинув её по столу к трясущимся алкогольным рукам.

– Могу и водочки плеснуть если расскажешь всё честно, как вы с Кириллом подбив старичка, винишко у него забрали…

– Да, не бери на панты, начальник. Я уже сказал следовательше. Да, бесполезно со мной базары разводить. Ни у кого я ничего не отбирал и никого не трогал, – и он лихо показав татуированные пальцы, продемонстрировал вероятно свою крутизну.

– А теперь послушай меня, Григорий. Не в твоём положении «рисоваться» здесь. У тебя правда, такая возможность скоро представится, только на зоне и если ты не совсем ещё глуп, то внимательно последи за раскладом, что может тебя ожидать по отягчающим обстоятельствам, то есть «идти в не сознанку». Первое, пойдёшь как организатор, которые всегда получают максимально. Второе, ты ранее судим неоднократно, а грабёж извини, предусматривает от трёх до семи лет. Третье, вовлечение несовершеннолетнего в преступную деятельность, здесь и обоюдность сговора, группа лиц, пьянство, запирательство, ложные показания, в общем Гриша, если всё приплюсовать, тебя уже расстреливать пора, а ты мне тут пальцы веером кружишь. Не надоело ещё этапами то прыгать? Твоё положение намного печальнее, чем у Кирилла. Он несовершеннолетний, ранее не судим, пойдёт по «условной мере» потому что он понял и осознал, что был не прав…

– А, Пташкин здесь? – осторожно спросил Григорий. Его холодность и надменность с лица заметно испарилась. И сейчас, он уже спокойно сидел на стуле не ёрзая костяшками своего «таза». Попросту, его тяжёлые мысли вели борьбу за свои права в голове, так не привыкшей думать.

– Да, я ведь говорил, что привёз Пташкина и мы с ним уже поговорили. Он согласен, что срок ему не нужен. Кирилл написал явку с повинной и сейчас его уже допросила следователь, та самая Гриша, перед которой ты выпендривался, – Григорий вытянулся в спине, поток его внутренней энергии получив толчок от услышанного, пронёсся ошпарив жаром каждую клетку несчастного организма, ударив в пустую «коробку» где изначально не суждено было правильно мыслить.

– Не верю! – с трудом выдавил зек.

– Не веришь? Ну хорошо. Тогда почитай вот этот листок. Надеюсь, почерк Пташкина тебе знаком, – потянув на себя ящик стола, Оленев аккуратно достал дописанное объяснение и передал его Григорию. Татуированные пальцы мгновенно обхватив с двух сторон белоснежный листочек, жадно и быстро подтянули его до аккомодационного уровня, вникая в криминальную суть хозяина чтения. Пошёл отсчёт тяжелейшей минуты обоих. Для себя Гриша понял, что это действительно писал Пташкин. Вторая волна, словно цунами, пробила систему чувствительных окончаний, обдав холодным потом, словно валом солёной воды.

– Ну малолетка, так и думал, что расколется, – прорезав хрипотой тишину, Григорий отбросил от себя на площадку стола, лист коварного возмездия.

– Ну и что, вы его отпустите? – привстав со стула, он с большим интересом уставился на сыщика.

– А как ты думаешь, Гриша. Зачем здесь парня держать у «параши» если он осознал свои ошибки. Может уйти под подписку до суда, восстанавливать мозги. Ну, а ты пойдёшь за «паровоза» то есть, как организатор содеянного. Подбил малолетку на преступную среду. А как не хочется, вновь туда идти, да Гриша? А главное за что, за пару «пузырей» вина…

– Да какой он в натуре, малолетка! – соскочив со стула, Григорий забегал от очередной волны, по небольшому кабинету уголовного розыска.

– Ты присядь, Гриша. Если есть, что сказать, скажи. Тебе сейчас надо думать, как срок себе по меньше сделать… Послушно присев, но не успокоившись Григорий продолжил:

– Да, если хотите знать, это он подбил меня на это «ссаное» вино, малолетка хренов. Он и долбит постоянно этих мужиков у магазинов…

– Так, хорошо, если хочешь выкарабкаться по нормальному и сбавить себе сроки пока не поздно, пиши подробно кто из вас, что делал? – и Оленев придвинул при этом ещё один белоснежный лист. Обхватив бумагу, Григорий застучал строчками правды, о не всегда добрых намереньях самого и близких своих друзей.

– Ну вот и славно. Кажется сдвинулся с места психологический груз, – мысленно подумал оперативник, внимательно следя за тем как строки пережитого криминала, честно рождаются на бумаге судимого ранее – Григория.

– А какой жестокий и жёсткий, оказался Пташкин, семнадцать лет и уже такая сволочь. Вот и пополнилась криминальная Россия ещё одним элементом, «благодаря» преступной безответственности к будущему своего сына, родителей, – грустно констатировал факт сыщик, думая о предстоящей с ним встречи вновь. В раздумьях своих, Оленев ещё раз посмотрел на задержанного, Григорий тщательно выводил строчки, сдвинув уголком свои растрёпанные брови.

Крутанув телефонный диск с набором номера, оперативник с нетерпением поджидал ответа засидевшуюся на сверхурочном следователя. Успокоительный щелчок при снятии трубки, оповестил о наличии жизни по ту сторону провода.

– Кудряшова. Слушаю вас…

– Нина Георгиевна, это – Василий. Я было подумал, что ушли вы уже…

– Да, разве уйдёшь здесь. Ну, как там у тебя дела?

– Я к вам с просьбой, – и посмотрев на задержанного, заканчивающего писать листовку, продолжил:

– Дело в том, что Григорий сейчас передо мной, мы побеседовали обстоятельно с ним и он сожалеет, что поначалу повёл себя некорректно. Вы не могли бы ещё раз с ним встретиться и записать его уже честные показания, – временное умолчание собеседницы ушло видимо в раздумья, секунда и вновь её приятный голос оповестил себя в эфире.

– Поняла. Что всё рассказывает?

– Да, – подтвердил сыщик реальность происходящей обстановки.

– Отлично. Молодец Василий, давай его сюда. А, малолетка этот, Пташкин, «раскололся»? – прижав плотно телефонную трубку к уху, оперативник скрипнув стулом поднялся.

– Да, хорошо, спасибо, что даёте ещё один шанс Гриши подняться в обществе умных и честных людей. Сейчас мы к вам подойдём…

– Василий, всё поняла. Жду в кабинете, – и частый повтор короткого сигнала в трубке известил сыщика, о последнем и ответственном этапе заканчивающейся очередной историей криминалитета раненной страны.

Скромно, уже без зарисовок и тонах своего воображения, Григорий искренне поведал очередную, грустную свою ошибку, которая готовила ему ещё один шаг в небытие лагерной жизни. Психологический образ его натуры практически сформировался – пакостить и бояться, бояться и пакостить. Он просто не мог уже по другому. Его душа годами определяющаяся к подобному взгляду, словно метастазами проросла в клетках, не меняющееся натуры.

– Кто из вас, этого мужчину начал бить? – отзвучал очередной вопрос следователя по факту грабежа, раскрытие которого близилось к концу. Печальной покорностью Гриша молча высиживал стул, опустив глаза.

– Пташкин, – не задумываясь долго, пробормотал он.

– Высокий, здоровый с одного удара валит мужиков. Мы догнали этого старичка сзади и он пару раз врезал ему в голову. У того, тут же подкосились коленки и он упал, а я схватил сумку с вином и в сторону, – продолжал Григорий постепенностью своей опустошая память от грустного прошлого.

– Ну, что ж, здесь всё понятно, – подумал Оленев.

– Я к себе, заканчивать, – вполголоса обратился он к Нине Георгиевной и тихонько вышел из её кабинета. Пташкин Кирилл, восседавший по – прежнему хмурым волчонком, всё так же молчаливо наблюдал за развязкой уходящего дня, видимо ещё надеясь на отсутствие справедливости в этом мире.

– Ну, так что Кирилл, будет честный разговор или нет? Если ещё пять минут будешь мозги мне «парить» обещаю, ни под какую подписку до суда сегодня ты не уйдёшь. Григорий в отличии от тебя понял, что излишние года на зоне ему не нужны. Сейчас он у следователя даёт показания, как ты бил мужика. Что скажешь? – Оленев в упор разглядывал маленькие глазки упёртого малолетки.

– Ничего не знаю, – выдавил с нежеланием он из себя.

– Не верю. Покажите мне его показания…

– Хорошо, я дам тебе почитать, но после этого ты будешь задержан, – и крутанув телефонный диск, Оленев подождал ответа.

– Нина Георгиевна, как там наши дела?

– Всё в порядке. Я допросила Григория и предъявила уже обвинение. Сейчас он в камере, – пояснила она, ожидая с нетерпением заключительного вопроса.

– Тогда мы с Кириллом поднимаемся к вам для завершения всей этой суеты?

– Да, конечно. Я жду вас…

– Ну, что пойдём Кирилл, читать протокол допроса будем, – и взяв под локоток высокого подростка, оперативник повёл его навстречу судьбе, которую тот сам себе выбирал. Исписанный листок признаний Григория, систематически вздрагивал в руках Кирилла, словно под воздействием ветра, осиновый лист. Лёгкое волнение переходящее в нервную дрожь, заставляло активнее мыслить, застоявшиеся мозги.

– Что скажешь, Пташкин Кирилл? – вмешался Оленев, выбирая из трясущихся рук факты легкомысленной жизни.

– Здесь, всё подробно записано? Зря ты в партизана играл. Твоё упрямство и хамство, вылезут тебе «боком». Если хочешь ещё как – то изменить своё положение, мы с Ниной Георгиевной советуем тебе рассказать всё как было. А так получается в данном допросе Гриши, что ты во всём виноват. Так, кто первый всё таки ударил, ты или Гриша? Оступившейся подросток молча придвинул колени к своему вытянувшемуся подбородку. В нём боролась обида и уважение, предательство и ложь. Он стал понимать, что сейчас в данной обстановке нужно думать о себе. И в хаосе метающихся мыслей, выдавил:

– Я. Гриша выхватил сетку и мы убежали…

– А вот такого безрассудства могло бы и не быть, – подумал Оленев.

– И семья не приобрела бы вдруг – отшельника шагнувшего в пропасть непредсказуемой бездны криминала, если б, если б гармония, любовь и уважение с ответственностью в воспитании, проникла б в каждого, кто задумывает создать Семью. А самый лучший пример в воспитании своих детей, это собственный пример своего поведения, своего отношения к любви…

Рассматривая данные проблемы, удивительный психолог – А. С. Макаренко, посвятивший себя целиком святому делу в воспитании брошенных судеб, потерявших себя в обстоятельствах времени двадцатых годов, писал:

«Воспитание детей – самая важная область нашей жизни. Наши дети – это будущие граждане нашей страны. Они будут творить историю. Наши дети – это наша старость. Правильное воспитание – это наша счастливая старость, плохое воспитание – это наше будущее горе, это наши слёзы, это наша вина перед другими людьми, перед всей страной.»

Зайдя в кабинет, Оленев устало опустился на стул. Гудела голова, тряслись почему – то колени, словно от участия продолжительного бега. Но не было радости в душе, даже от того, что возникший тяжёлый вариант был раскручен. Оба героя улиц определены в места, куда они так безрассудно стремились.

– Думаю, уголовную ответственность среди несовершеннолетних, должны нести параллельно и их родители в зависимости от статьи в кодексе осужденного, создавшими их такими, за своё легкомыслие и равнодушие к будущему своего ребёнка, – размышлял сыщик глядя в окно, где по – хозяйски кружила поздняя осень, расшвыривая по сторонам, отживших свою короткую жизнь – жёлтые листья. Наведя порядок, она готовилась вероятно к встрече с близкой своей подругой – красавицей зимой. Осторожный скрип двери кабинета невольно прервал размышления и тоску Оленева, что и позволило из любопытства ему повернуться. В комнату заглянули погоны старшины, а за ними приятная улыбка помощника дежурного – Валентина Воронова.

– Вася, извини. Хорошо, что ещё ты не ушёл…

– О, нет, – догадавшись, что люди из «дежурной части» просто так не заходят, Оленев поспешно стал натягивать на себя плащ.

– Меня нет. Я ушёл…

– Василий, выручай, выехать надо срочно. Я тебе даже машину дам, – пошутить решил помощник.

– Он мне машину даст, – усмехнулся оперативник.

– Валя, посмотри на время. Рабочий день давно закончился. К тому же я не на дежурстве. Не обедал, ни ужинал и вообще, меня мама ждёт, – улыбаясь, пытался отшутиться от дежурного наряда сыщик.

– Посёлок ведь твой, по обслуживаемой территории?

– Ну и что, а что там? – предчувствуя недоброе, заволновался оперативник. Выезжать то всё равно придётся. Рабочий день в уголовном розыске не нормирован.

– Дело в том, с «психушки» толи убежал больной, толи они сами его выпустили. Но так или иначе, он разогнал своих домашних и сейчас бегает с топором по огороду, а может уже и по улице. Короче, клиент не в адеквате, – от услышанного, у Оленева на голове волосы дыбом встали.

– Весело, вот спасибо тебе Валя, удружил. А где дежурный наряд, где участковый, дежурный опер? Где наконец, врачи – психиатры?

– Врачи звонили, они уже выехали и просят у нас помощи. Он там бегает, а они из машины боятся выйти. До него ведь, ещё дотянуться надо…

– Хм. А я, что должен делать, усмирять его из пистолета. Он психически – больной, а если придётся действительно применить оружие? Мне, срок. А тебе медаль, за оперативную организацию…

– Ладно, не шути так. Надо ехать Михалыч. У меня все на выезде, сегодня пятница, город пьяный. Участковый на драке, опер на грабежах…

– Ладно, ладно я поехал, – поправляя на ходу табельное оружие, Оленев быстро вышел из кабинета. Надрывно гудя старенький УАЗ тяжело взобрался на горку, протрясая от натуги своё железо. Уже издали, оперативник заметил тревожно бегающих или столпившихся людей, чьё равнодушие не осталось за забором своего частного сектора. В толпе зевак он заметил «истерзанные» глаза полные слёз. По – женски, неумолимо плача, они смотрели на сына потерявшего рассудок и себя. А его необузданный и жёсткий взгляд, неосознанно и глупо «бегал» по окружающему его миру. Порывистый и бесшабашный ветер развевал встревоженные волосы, обдувая одинокую душу, молодого ещё человека. Он мрачно стоял в середине осеннего огорода на распаханной уже земли и крепко держал в руках древко заострённого топора. Возле босых его ног лежал труп разрубленного поросёнка, а неподалёку в различных уголках огороженного участка, когда – то бегающие кролики. Подняв серую, дорожную пыль, автомобиль медленно приблизился к старенькому, дощатому забору разделяя неизвестную тревожность от людей ни сошедших ещё с ума от серых будней, тяжёлой мирской суеты. Волнение, одно из качеств подарка Великой природы – человечеству, как один из инстинктов самосохранения, перешагнуло границы и практически целиком овладело сыщиком. Лишь напряжённо работал разум, позволяющий осмысленно подойти к деревянному забору разделяющего непредсказуемость лишь несколькими метрами. Сильные глаза, прицельно смотрели на Оленева, недоброе и опасное исходило не только от взгляда, пронизывающего его насквозь словно холодным ветром, но и от неподвижности всей фигуры, таившее в своём спокойствии, что – то страшное. Ведь, перед сыщиком стоял нездоровый человек. И по какой системе работает его мозг наверняка не понятно даже ему самому. Между тем, водитель старого УАЗ а молча сидел за рулём уткнувшись носом в рукава своей форменной одежды явно не собираясь выбираться из своего спокойствия. Весь его отрешённый вид не проявлял чувство товарищества и понятно здесь было только одно:

«каждый должен заниматься своим делом, моё – контролировать автомобиль»

– Помогать мне здесь похоже некому, – подумал опер, взглянув на отвернувшуюся трусость.

– А может это и к лучшему, мешаться будет некому… Никто по – прежнему не расходился и все собравшиеся ждали хоть какой – то развязки, продолжая толкаться и обсуждать создавшееся вдруг обстоятельство.

– А ведь это может беспокоить и раздражать психически неуравновешенную личность, что – то ведь повлияло на стресс, больного человека, – размышлял Оленев. Подойдя к любопытным взглядам и ожидающим глазам, он обратился к стоявшему неподалёку люду.

– Граждане, разойдитесь пожалуйста по своим дворам, человеку надо как – то успокоиться, а вы наверняка мешаете ему, – несмело пошевельнувшись женский строй с неохотой задвигался. И сделав несколько шагов в противоположную сторону, вновь замер на месте. «Скорой помощи» транспорт также бесшумно и неподвижно стоял у печального дома и специалисты тонкой иглы терпеливо ожидали своего часа не выходя из убежища. «Тяжёлые факты аномалий в психическом развитии возникают под влиянием хронических или постоянно повторяющихся психотравматических воздействий: неудачи, разочарования, стрессы, травматические повреждения центральной нервной системы, последствия травм черепа. Психозы, алкогольные психозы, наркомания и многое другое»

«Не дай мне Бог сойти с ума Нет легче посох и сума. Нет легче труд и глад. Не то, чтоб разумом моим Я дорожил: не то, чтоб с ним Расстаться был не рад. Да вот беда: сойти с ума. И страшен будешь как чума. Как раз тебя запрут. Посадят на цепь дурака И сквозь решётку, как зверька Дразнить тебя придут … (А. С. Пушкин.)

Они в упор смотрели друг на друга пытаясь что – то понять. Каждый «гонял» свои мысли касающихся внезапности сложившейся обстановки, но у каждого из них вариант реализации был индивидуален. Оленев, подошёл к низкому забору и легко перепрыгнув его остановился. Волнение по – прежнему не покидало его. Весь этот период короткого времени, он думал только об одном: стрелять или не стрелять в случае нападения на него больного человека. Он не был готов по настоящему лишить кого – то жизни. Этими серьёзными психологическими вопросами в начальных школах МВД не занимались. Здесь ты учишься сам, вот в этих случайных, непредвиденных обстоятельствах, которые по «дружбе» подготавливает тебе судьба.

– Мне недопрыгнуть до него одним прыжком, – тоскливо подумал Василий, визуально измерив расстояние неподвижно стоявшего до сих пор объекта волнения. Аккуратно и не спеша, запустив под «мышку» левой руки свою правую, сыщик легко нащупал под полой своего пиджака рукоять тёплого, согретого им пистолета и медленно вытянув его из тугой, кожаной кобуры, сделал осторожные шаги навстречу. Не мигая и не отпуская взгляда в упор смотревших на него глаз, в привычно сложившейся уже манере, передёрнул затвор.

– Если что, попробую увернуться от удара и схватить его руки, – мысленно настраивал себя Оленев. Он надеялся на свою реакцию и систематические занятия спортом, которые не раз уже выручали его ранее. Щелчок передёрнутого затвора неприятно насторожил без того уже прыгающее сердце. Остановившись на расстоянии взмаха топора, удерживая в правой руке оружие, про всё забыв, Оленев максимально приблизился ожидая внезапного нападения. Сквозь образовавшуюся тишину вечера истуканом стоявший до сих пор человек, неожиданно проронил несколько слов, пытаясь их связать в предложения. Не поверив своим ушам, сыщик не сразу понял, что эта опасная «мумия» вдруг заговорила.» Переключив» себя на беседу и продолжая контролировать каждое движение его глаз, Василий внезапно заметил любопытство взгляда не сходившего с его правой руки.