Текст книги "Тест на любовь"

7

– Иржи, Ольга в гостинице. – Сердце Ирмы билось как у бегуна на старте. – Ты готов? Ты сделаешь по полной программе?

– Да, дорогая. Как обычно. Если ты заметила, мы уже не делаем по усеченной. Чтобы второй раз не тревожить организм, мало ли что. Но… теперь я делаю с учетом недостатков, открывшихся у других, например, у тебя.

– Иржи, я так хочу, чтобы все получилось! Через Ольгу нам откроется Москва. Я хочу… О нет, не сейчас, после. Когда все завершится. У меня такие планы, Иржи! Я хочу создать филиалы турагентства везде, мы будем отправлять женщин одну за другой… Мы…

Ее лицо горело от возбуждения. Иржи понаблюдал за женой, а потом спросил, улыбаясь:

– Ирма, а куда мы денем горы товара? Нам столько не понадобится. Лекарство требует малых доз… И потом, мы знаем по тебе самой…

Ирма перебила его:

– Да, вот так поступают с преданной женой. На ней оттачивают мастерство, чтобы другим было легче. Но учти, Иржи, я страдаю не ради науки. Ради нас с тобой. Я хочу быть богатой. Я хочу, чтобы мне стало доступно все на свете! А для этого нужны деньги. Горы товара обменяем на горы денег! Оставь это мне, дорогой. А ты занимайся своей наукой.

– У тебя будет все, Ирма. Я обещал, помнишь? Давно-давно, когда ты была милым ребенком, который согласился выйти за меня замуж. Разве что-то не так?

– Иржи, ты для меня больше, чем муж. Ты мне и отец, и брат… Ты мой создатель, в конце концов. Без тебя меня сейчас бы не было. Уже не было…

– Да, я твой создатель, Ирма, – тихо сказал Иржи. – Но ты мне очень помогла. – Его голос дрогнул.

Если бы она знала, насколько искренне он сейчас говорил… Он создал ее такой, как хотел сам. Для своего дела. Ирма разрешила вылепить себя, отдала ему себя с благодарностью. Он не ошибся, сделав на нее ставку много лет назад. Он увидел в ней все качества, которые нужны женщине, способной нести все то, чем он мог ее нагрузить.

– Ведь у тебя ничего не болит? Да, Ирма? А если вдруг заболит – у нас есть лекарство, прекрасно утоляющее боль.

Как никакое другое. У нас теперь будет много такого лекарства, стало быть, мы многих людей убережем от боли. Но я уверен, тебе оно не понадобится.

– Я рада, Иржи, что помогла тебе. – Она погладила мужа по руке. – Ты думаешь, у Ольги тоже все будет хорошо?

– Не сомневаюсь, хотя так не полагается говорить хирургу перед операцией. Но я действительно не сомневаюсь.

Ирма поцеловала его в щеку.

– У нас все получится, – повторила Ирма как заклинание.

– Пойдем, нам надо спешить. Энди уже дышит нам в затылок.

Ирма покачала головой:

– Пора от него отказаться, Иржи. – Жена свела светлые брови.

– Не спеши…

– Но зачем он нам?

– Ирма, ты умная женщина. Пораскинь мозгами. – Иржи рассердился. – Если мы вдруг перестанем покупать товар у него, он догадается, что мы берем его в другом месте. Он примется искать это место. Он начнет грызть землю зубами. Ты ведь понимаешь, какие там крутятся деньги? Если только мы столько платим? Мы у него на крючке, Ирма. Пока я не знаю, как с него соскочить. Если, скажем, впустить его в наше дело, тогда… Создать совместную клинику… Но я не уверен. Его клиника занимается другими проблемами…

– Нет, мы никогда не возьмем его в наше дело! – Светлые кудряшки заплясали вокруг порозовевших щек.

– Но ведь, кажется, ты собираешься ввести в дело подругу Ольгу? – В ожидании ответа Иржи пристально смотрел на жену.

– Я когда-нибудь давала тебе повод считать меня дурой? – рассердилась Ирма.

– Нет, дорогая. Нет. Но человек – это развивающийся организм. У каждого есть свои привязанности. Слабости…

– Нет, Ольга будет только исполнителем моей воли. – Ирма шлепнула Иржи по руке. – Фу, противный. А что бы ты сказал, если бы я все же добилась и власти разрешили использовать наркотики как лекарство?

– Ты верно мыслишь, дорогая. Но не считай себя всесильной, милая. Продолжай над этим работать. Разве мы напрасно учили тебя на факультете журналистики? Кстати, это я настоял, чтобы ты окончила именно его. Среда, в которой ты крутишься, открывает большие возможности. Разве у тебя был бы такой круг знакомых? А у меня – пациенток? Всем больным нужно обезболивающее. Хорошее, доступное, так ведь? Ну… Думай, думай. Боль – для всех боль. Она уравнивает, как и смерть, если нет лекарства.

Ирма вздохнула. Сейчас она думала о другом.

– Я хочу заняться Москвой, Иржи. Там для нас непаханое поле. Огромный город, ужасная экология. Слабая медицина и женское невежество. Там никого не лечат, там сразу режут. Причем делают это плохо.

– Правильно, – согласился Иржи. – Женщины из России поедут лечиться в нашу клинику, потом мы пошлем их отдыхать. – Он усмехнулся.

– Во главе филиала в Москве я поставлю Ольгу. Как ты думаешь, она скоро сможет подняться на ноги?

– Я думаю, да. Она крепкая. У нее от природы хорошие данные, несмотря на внешнюю хрупкость.

– Туристки потекли бы рекой…

– Их будет много, – кивнул Иржи. – Кстати, лекарство на новой основе позволит им работать с нами почти до конца.

– Что ж, очень гуманно. Человек не должен пассивно ждать своего смертного часа.

– Конечно. И мы не отдадим их унынию.

– О, ты, кажется, цитируешь Библию? Ты знаешь, что уныние страшный грех?

Иржи Грубов засмеялся.

– Еще бы. Могу перечислить и другие. Только не хочу тебя смущать. Ты подумаешь, я делаю намеки…

Ирма захохотала.

– Верно говорят, что некоторые в своем глазу бревна не видят, но соринку – в чужом.

– Мы стоим друг друга, дорогая.

– А как же иначе? Мы не смогли бы быть вместе.

– Я очень благодарен тебе…

Иржи был талантливым хирургом от природы. Как талантливый резчик по дереву или мастер кузнечного дела. Он не относился к числу высоколобых теоретиков, но способности, которыми сам не обладал, очень ценил в других. И тех, кого ценил, хотел собрать вокруг себя. Но для этого нужны деньги, большие деньги. Со временем из своей клиники он намеревался сделать центр, который сравнился бы с американским раковым центром в Хьюстоне. А может, и превзошел его. Талантливых медиков в странах Восточной Европы немало. На последнем симпозиуме в Москве его просто потрясла своим докладом юная докторица, совсем девочка, из онкологического центра на Каширке. В большом зале центра собрались медики из бывших братских стран. Объявили очередного докладчика, к микрофону вышла черноволосая хорошенькая докторша. Мужчины, а в зале было их больше, чем женщин, окинули ее заинтересованными взглядами – этакая приятность для глаза после набивших оскомину серых костюмов и галстуков в крапинку.

Но когда она заговорила, не только у него побежали мурашки по спине. Она высказала такую гипотезу о природе рака и такой метод лечения, что солидный чин из московской клиники не выдержал и бросил с места:

– Милочка, такими мазками позволительно работать только академику.

Девочка улыбнулась, отчего стала еще милее, секунду-другую помолчала, а потом продолжила, оставив реплику без ответа.

Слушая ее, Иржи наконец дал себе окончательный ответ на вопрос, который мучил его с давних пор: почему ему никогда не стать хорошим клиницистом. Этот ответ помогла найти юная докторша. Она работала на стыке наук, она мыслила как химик, биолог и врач одновременно. Она рассматривала человеческий организм как клеточную субстанцию, поэтому основу основ онкологии искала в процессах, происходящих в нем.

А он, Иржи Грубов, досконально знал анатомию и виртуозно владел скальпелем.

После симпозиума Иржи подошел к ней, подал руку, поздравляя, и сказал:

– Я восхищен. Люблю все совершенное. Я хотел бы с вами работать.

– Спасибо, – сказала она, ничуть не смутившись. Подняла на него огромные черные глаза.

А он улыбнулся и добавил:

– Вы – именно такая. Совершенная. Докторша улыбнулась:

– Приятно услышать комплимент, коллега.

– Вы станете работать со мной? Моя клиника скоро будет процветающей. Я намерен собрать лучшие умы в Праге. Вы приедете?

– Сначала создайте, а потом поговорим. Хорошо, доктор? – Она посмотрела на карточку, которую он ей дал. – Доктор Иржи Грубов?

– Я дам вам лабораторию. Штат. Деньги.

– Позовите, когда все устроите. – Она пожала ему руку и отошла.

Эта девочка не выходила у него из головы. Да, именно такие ему нужны в клинике. Они ему обойдутся дешевле, чем Хьюстону!

Что ж, пока ему везет, подумал Иржи. Точнее, пока ему везут. Пациентки везут, скаламбурил он про себя. А ведь он совершил открытие. Невероятное открытие! Такой протез, который он сделал, не выдумал до сих пор никто. Не важно, с какой целью. Но он работает. А если потрудиться в компании с лучшими умами в медицине, то в подобном протезе возможно будет вынашивать младенцев. Это революция! По коже Иржи побежали мурашки. Надо только создать необходимую среду внутри протеза, вокруг него… Но разве с этим выйдешь на конгресс?

Он усмехнулся. Пока все это под грифом даже не «Совершенно секретно», а «Смертельно секретно».

Ирма старалась найти пути на самый верх, где сидят те, кто разрешает и кто запрещает, где принимают законы и отвергают их. Совершенно ясно, власти не разрешат открыто использовать лекарство на наркотической основе, которое он придумал. Потом, если быть до конца откровенным, он не сказал бы точно, так ли сильно хочется ему этого сейчас.

Иржи то и дело возвращался к мысли: разрешат – значит, все деньги, которые могут к нему приплыть, пройдут мимо. А на что создавать центр? На чужие деньги, деньги тех, кто согласится их вложить? Но в этом случае он уже не полновластный хозяин ситуации.

А он хочет быть единоличным хозяином. Его состояние быстро растет. Верно говорят – банк можно сорвать сразу или никогда. Его клиника должна развиваться, операции стоить дешевле, чем в других, это привлечет пациентов, появится больше куколок.

Да, и еще одно важное дело. Ему срочно понадобился консультант. Особенный, для психологической подготовки «туристок». Он уже есть, Ирма нашла. Иржи посмотрел на часы. Пора. Час встречи приближается.

Сердце заколотилось. Он замер. Ему не нравилось, что в последнее время оно все чаще вот так колотится. Аритмия?

Стоит обратить внимание. Но сейчас-то понятна причина сердцебиения. Этот человек не должен узнать его, Иржи Грубова.

– Вы позволите? – Возле столика, за которым сидел Иржи, остановился высокий приятный мужчина под пятьдесят. Карие глаза весело блестели. – Я вас сразу узнал.

Иржи вздрогнул. Невероятно. Он не мог его узнать!

Подошедший заметил слегка приподнявшуюся бровь.

– Ирма очень точно вас описала. – Мужчина прекрасно говорил по-чешски. – Я рад, что вы выбрали именно это кафе, здесь все такое настоящее.

– Я люблю его. Итак, будем знакомы. Я Иржи Грубое, хирург.

– Андрей Широков. Ваш консультант.

Грубое удовлетворенно кивнул. Они пили кофе, каждый выбрал себе пирожное, Андрей – с толстым слоем крема.

– Ирма вам очень доверяет, – сказал Грубое. Андрей усмехнулся:

– Я рад, спасибо. Грубов засмеялся:

– Да, конечно.

Андрей подумал, знает ли Иржи об их приключении, с которого началось его знакомство с Ирмой.

– Как насчет капельки коньяку в кофе?

– Согласен. Грубов улыбнулся.

Коньяк разогрел мысли, сердца оттаяли, беседа пошла легче. Грубов знал о приключении жены с этим русским психологом, он все знал о ней – не только, что у нее внутри и что снаружи, но даже в мыслях. Они были вечные муж и жена, вечные доктор и пациент.

– Я слышал, вы расширяете клинику для онкологических больных?

– В некотором роде, – уклончиво ответил Грубов. Андрей кивнул:

– Да, самое трудное и печальное дело.

– Не простое. Но сегодня оно интересует в мире очень многих, – заметил Грубов.

– Вас знают по публикациям?

– Да, я много печатался. И за рубежом. В специальных изданиях. Хотя это было непросто в прошлые времена. Но если делаешь дело, оно способно тебя вытащить за пределы твоего огорода…

Посетители кафе разошлись, мужчины остались вдвоем. Хозяин за стойкой звякнул чашками.

– Ну, так что, начинаем? – негромко спросил Грубов Широкова.

Тот кивнул.

– У меня есть одно условие. Вы не должны видеть пациенток.

– Так еще интереснее, – пожал плечами Широков.

– Вас хорошо устроили, Широков?

– Спасибо, прекрасно. Окна с видом на лебедей. Пасторальная картинка. Давно ничего подобного не видел.

«Действительно давно, – усмехнулся про себя Грубов. – Впрочем, ты, друг, и тогда мало чего видел».

– Тогда до завтра.

Они вместе вышли из кафе.

– Вас подвезти? – спросил Иржи у Андрея.

– Нет, благодарю. Прогуляюсь. Когда-то я здесь учился. Много-много лет назад попал по студенческому обмену в Пражский университет. Мог бы даже получить ваш диплом… Но не случилось. – Он вздохнул. – Случайность или закономерная ошибка молодости. – Он пожал плечами. – А вы и родились в Праге?

– Да, – Иржи кивнул, – на Виноградах. Есть такой прелестный район. Отличные дома, толстые стены. Зелень.

– Я слышал, но не скажу точно, был ли там. – Андрей посмотрел вдаль. – Вот уж не думал, что снова попаду в Прагу. Хорошо бы пройтись по местам юности.

– Кое-какие места вы не узнаете, – сказал Грубов, вкладывая свой смысл в эту фразу.

– Верно, – не догадываясь о подтексте, сказал Широков. – За эти годы и Москва здорово изменилась.

– Мы с вами тоже, – усмехнулся Грубов. Он знал, о чем говорит.

Иржи вернулся домой к вечеру. Ирма ждала мужа в гостиной. Сидя на диване, поджав под себя ноги, она делала маникюр, покрывая ногти розовым лаком. Иржи сразу почувствовал аромат дорогой косметики. Жена любила все пахучее, нежное, красивое. Ни слова не говоря, взял Ирму за руку и поднял с дивана.

– Ой, лак еще не высох!

– Чепуха! Я не боюсь, если даже прилипну. – Он тащил ее за собой.

– Да я не о тебе беспокоюсь! О, мои ногти! О, мой маникюр! О, мой французский лак! Ты знаешь, сколько он стоит?!

– Я куплю тебе ведро лака! – нарочито угрожающе прорычал он и потащил за собой.

Она знала, куда он тащит ее, но поддержала затеянную им игру.

– Я бедная трудящаяся женщина. Но я очень гордая, я не нуждаюсь в ведре лака, мне надо…

– Все, что надо, у тебя будет, моя дорогая!

Он подхватил Ирму на руки и понес в спальню.

Закатное солнце светило в готические окна башенок. Ее спальня располагалась между двумя башенками, и кровать, покрытая бледно-розовым покрывалом с оборками, занимала всю комнату.

– Ирма, я люблю тебя! – крикнул он.

– Что, хорошо прошла встреча? Он согласился? – совершенно серьезным тоном, без тени игры, словно и не она только что по-девчоночьи пищала, спросила Ирма.

– Да, дорогая Ирма. Я должен тебя благодарить за все. Да, Ирма, я маньяк… Маньяк своего дела. А ты помогаешь мне…

– Иржи, я ведь ничем не жертвую. Сам знаешь.

– А если… все неправда? Если я ошибся? – Он настороженно взглянул в лицо жене. – Ты можешь допустить такое?

– Нет, не наговаривай на себя… Даже в шутку.

Он расстегивал ее блузку нежнейшего голубого цвета, потом юбочку…

– Ты мое сокровище, Ирма. Ты даже не представляешь, что ты для меня. Как верно я все понял много лет назад, когда… – Не договорив, он уткнулся лицом ей в шею. Она пахла луговой свежестью. Ирма умела выбирать «запахи». Солнце золотило ее щеки. Иржи с небывалой силой хотел ее именно сейчас, в канун новой операции, чтобы увериться – он делает все правильно. Он может получать наслаждение и давать его женщине, которая теперь женщина только внешне. А если говорить грубо, она то же самое, что кукла из секс-шопа. Он сделает еще много таких кукол, они помогут ему удивить мир, убедить его и покорить…

8

Ольга лежала на больничной кровати, над головой болталось металлическое кольцо, за него можно уцепиться, приподняться и сесть. Она открыла глаза и смотрела на серый блестящий металл.

– Ольга! – тихонько позвал ее голос. Она не могла понять, кто это, потому что даже с открытыми глазами продолжала видеть сон про Славу.

– Я лесовин, – смеялся он, – от «леса», а не от «лиса». Но он оказался лисовином – вдруг с отчетливой ясностью поняла Ольга.

– Я беспомощный лис, – смеялся он, – да-да. Широкий в плечах, коренастый, с бородой. Странный для людей ее круга – журналистов, фотографов. Они всегда гладко выбриты, чисто вымыты, совершенно не такие, как встреченный ею в аэропорту человек. Ольгу сразу повлекло к нему с невероятной силой, такой, что она ничего не могла с собой поделать. Его лицо само просилось на портрет. Никогда прежде она не видела так близко человека из таинственной лесной среды, где люди владели ружьями, занимались охотой, держали собак не ради потехи, а ради дела. Мать рассказывала про отца-геолога, он месяцами жил в тайге, отыскивая золото. Но это все не то, тем более что отец оставил их с матерью ради другой женщины.

– Знаешь, Ольга, постарайся сделать так, чтобы тебя в жизни любили больше, чем ты. Тогда с тобой не поступят, как со мной, – всплыло в голове давнее предупреждение матери.

А потом мать опустила голову на книги, лежавшие на столе, и заплакала. Ольга заледенела на своем диване. Она не кинулась успокаивать мать, точно зная – от жалости хочется плакать еще больше. На всю жизнь она запомнила запах пионов, они стояли в вазе, в центре круглого стола, с растрепанными головками, похожими на непричесанную голову матери. С тех пор, всю жизнь, пионы – пышнотелые, отцветающие и сладко пахнущие – напоминают ей женщину в слезах.

Мать скоро затихла, вытерла глаза. А Ольга, будто продолжая разговор, сказала:

– Да очень надо. Никогда никого не буду любить. Пускай меня любят, если хотят.

Лицо Славы снова возникло перед глазами, ей казалось, над ее кроватью не круглое кольцо, а это лицо. Чего она боится?

Она давно уже не маленькая девочка, произнесшая те слова, она прожила жизнь, не имеющую ничего общего с жизнью матери. Но странное дело – боясь полюбить по-настоящему, она хотела быть рядом со Славой всегда. До конца жизни.

– …Мы идем на снижение, Ольга. – Воронцов внимательно смотрел на нее из соседнего кресла. Она не отводила глаза. – Так в чем же дело? – прошептал он ей в ухо.

Она ощутила на щеке его горячее дыхание, сдобренное ароматом кофе, который они только что пили.

– Во времени. – Она улыбнулась.

Он тоже улыбнулся в усы. Они слегка серебрились, эффектные на лице с гладкой кожей.

– Я жду тебя, Ольга, в моих владениях. Я покажу бабочек, ласок, горностаев. Сейчас у меня в клетке сидят два барсука, но чтобы поближе познакомиться с ними, придется не спать ночь.

– Я готова, – кивнула Ольга и почувствовала, как по спине пробежали мурашки.

К чему это она готова? И почему так колотится сердце?

Кажется, она знает о жизни все. Об отношениях мужчины и женщины. У нее был муж. Были другие мужчины. Но ни с одним из них она не испытывала ничего подобного.

– Отлично, Ольга. Не станем откладывать дело в долгий ящик…

Но куда от себя денешься? Если тебя чем-то однажды напугали, этот испуг ты пронесешь до конца дней… Как Слава ни просил, как ни умолял, Ольга не согласилась выйти за него замуж…

Все еще в полубреду, отходя от наркотического сна, она снова ощутила, как по спине пробежали мурашки. Внезапно лицо жарко запылало, потом огонь охватил тело. Никогда, никогда больше он не будет с ней. Никогда! Ей захотелось рыдать, биться головой о стену. Она сама постаралась, сама… Но разве не ради него? Так, может, мать права? Не надо было сильно любить? Но как измерить – кто из них любит сильнее?

– Ольга! – откуда-то из тумана прошлого окликнул голос. Она готова была побежать на зов. Но ноги заплетались, цеплялись друг за друга. Она бежала босиком, под пальцами давились крупные ягоды клюквы. Сок размазывался, растекался, заливал язык лесной речки. Потом Ольга снова увидела окровавленные липкие простыни… Она вырывалась из объятий сна – Ольга уже знала, что это сон, но увязала в нем, как в трясине.

– Ольга, пора просыпаться, девочка. Пора просыпаться, – говорил Иржи.

Она не могла и не хотела. Снова крупные ягоды клюквы, снова она бежит, маленькая, совсем маленькая… Девочка…

Ягоды уже не давились, они, как мячики, держали ее. Снова излучина реки. Река поворачивает. Река жизни? Куда же она поворачивает?

– Ольга, пора просыпаться, – не отступал Иржи. Он легонько тронул ее бледную щеку. – Все кончилось. Пора.

Нет, ничего не кончилось, она сейчас добежит до воды, сейчас. Какая красная клюква. О Боже… Она резко открыла глаза и никак не могла сфокусировать взгляд на склонившемся над ней лице. Глаза разъезжались. Она снова их закрыла, чтобы резко, разом открыть.

– Слушай, у тебя что, всегда такие глаза? – удивился Иржи. – По-моему, ты раньше не косила.

Ольга улыбнулась:

– Не-а.

Она вздохнула. Он взял ее за руку.

– Ну, вот еще немножко полежишь и встанешь. Сегодня тобой займется Беата.

Беата, свежелицая хрупкая медсестра, подлетела к ней, как на ангельских крыльях, бесшумно и улыбнулась сахарной улыбкой Иржи.

– Иржи, я тебя отпускаю. Оставь девочку мне… Иржи вышел в коридор. Дело сделано, Ольга быстро встанет на ноги. Он зашел в ординаторскую.

– Как она? – спросила Власта, старшая сестра. – Проснулась? Марыля дала ей хороший наркоз. Никакой тошноты, да?

Иржи кивнул:

– Все отлично, дорогая. Не хочешь ли попить чаю?

– С удовольствием. И не только чаю, милый.

– Не много ли ты пьешь?

– Ничуть.

– Я ведь тебя могу уволить…

– Уволить меня? С какого же поста? С какой должности? – Власта поднялась во весь рост, тонкая, стройная, и надменно посмотрела на Иржи. – Так с какого поста ты меня собираешься уволить, дорогой? – Серые, как вода в непогоду, глаза пристально посмотрели на Иржи. – Где ты еще найдешь такого замечательного труженика?

Втянув плоский живот, отчего высокая грудь стала еще выше, она наступала на Иржи.

Он улыбнулся:

– Хотя бы закрой дверь.

– А кого ты испугался? Неужели жену? – Она хихикнула.

– Брось, Власта, закрывай.

Он вскочил и быстро сбросил брюки.

– Скорее! – приказал он. – Иди сюда.

Он схватил ее, дернул пуговицы на халате, он соскользнул на пол. Под ним ничего не было.

– Как хорошо, что ты работаешь в женском отделении, – промычал он.

– А ты думаешь, я бы что-то надевала в такую жару в мужском? – прошептала она ему в шею, скользя по его телу все ниже и ниже…

Он застонал.

– О Боже, Власта. О Боже… Еще…

– Ты же собирался меня уволить…

– Перестань.

– Перестать? – Она отняла губы.

– Да я не об этом… О, Власта… Скорее…

Ирма везла Ольгу по широкому, расчерченному ослепительно белой разметкой шоссе. Ольга с наслаждением всматривалась в зеленые поля и рощи, в прелестные домики – сейчас они уже не казались ей упаковкой для жизни, разноликие, они сами были полны жизни. Ирма устремлялась все дальше и дальше в горы. Заложив несколько крутых виражей, Ирма затормозила перед черными коваными воротами, за которыми виднелся домик с башенками, великолепный, на вершине холма, окруженный деревьями, с цветником перед входом. Ворота раздвинулись, повинуясь дистанционному управлению в руке Ирмы, машина покатила прямо к ступенькам.

– Вот это мой дом. Ольга покачала головой:

– Невероятно, Ирма, он из моих снов. Знаешь, как он у меня называется?

– Как? – вскинула брови Ирма.

– «Кукольный домик».

Ирма ошарашенно посмотрела на Ольгу.

– Ты сама не понимаешь, как это точно!

– Точно?

– А ну-ка вдумайся. Ну, напряги мозги! Ольга нахмурилась.

– Ладно, ты еще слаба. После наркоза с тупцой. Внезапно до Ольги дошло. Ее лоб разгладился, она печально усмехнулась:

– Да, ты совершенно права. Мы с тобой теперь…

– Ни слова больше! Ни звука! Все. И еще – я покупаю у тебя это название!

– Покупаешь? Зачем?

– Надо, надо! Так ты мне продаешь его?

– Да бери, – недоуменно пожала плечами Ольга.

– Я ничего не беру бесплатно. У всего есть цена. Возьмешь за так – потом заплатишь втрое дороже.

– Но, Ирма… Ирма веселилась:

– «Кукольный домик»! Отличное название! Туристическое агентство «Кукольный домик»! Кстати, Ольга, а ты не хочешь соорудить такой же себе? Он отлично впишется и в подмосковный ландшафт.

– Но здесь, на холме, он, как нигде, на месте.

– Хочешь рядом? Вон на той горке, а?

– Шутить изволите, Ирма Грубова? Я же иностранка.

– Но сейчас тебе ничто не мешает осесть где хочется.

– Все так. – Ольга вздохнула.

– В Чехии ты сможешь открыть свое фотодело. У нас фотография стала искусством давным-давно. Заметь, не ремеслом, а искусством. Не то что у вас в Москве.

– Да, Ирма. Ты верно говоришь, но упускаешь из виду одну маленькую деталь – деньги. Или ты думаешь, что после всего, что со мной проделал твой муж, моей руки станет домогаться какой-нибудь арабский нефтяной магнат?

Ирма фыркнула.

– Да кому нужны эти шейхи? С ними одна морока. Мы с тобой сами разберемся.

По крутой лестнице, держась за перила, натертые до блеска, Ольга прошла за Ирмой в отведенную ей комнату. Пол, покрытый коврами, скрадывал шаги, солнце лилось в окна. Ольга толкнула створки, и грянул оглушительный птичий хор.

Боже мой, она и не думала, что ей так хочется жить, что она так сильно любит жизнь… Все верно. Это понимаешь, только оказавшись на самом краю, откуда все предыдущие беды и неудовольствия, ссоры, споры, неудачи кажутся сущей чепухой. И когда ты вдруг понимаешь, что пускай лучше и дальше крутится у тебя перед глазами нескончаемое кино окружающей жизни со всеми раздражающими мелочами, потому что в любую секунду оно может крутиться уже без тебя.

Ольга шумно выдохнула.

– Ну как, дорогая? Нравится комната? Или что-то не так?

– Спасибо. Все в порядке. – Ольга улыбнулась.

– Ладно, верю. Вот здесь ты нагуляешь румянец. Аристократическая бледность в этом сезоне не в моде. Говорю тебе как профессионал. Я ведь вела в журнале раздел красоты и моды, не забывай. Давай приводи себя в порядок и спускайся на кухню. Я не бог весть какая кулинарка, но кое-что найду выпить и поесть.

– А мне можно пить?

– Тебе можно все. Знаешь, я полюбила, как раньше бы сказали, кухню народов мира. Обожаю рестораны – китайский, японский, итальянский, мексиканский.

– Ты стала такой гурманкой?

– Хорошая еда, дорогая, еще никого не испортила. Характер портят мысли о куске хлеба, когда его нет.

– Ты помудрела.

– Не смейся, Ольга. Вот поживешь у меня несколько дней, и тебя мудростью подкормим. С тобой поработает психолог. А потом полетишь нежиться на пляжах Вьетнама.

– Вьетнама?

– Ты разве забыла – после операции я обещала тебе отдых. У тебя индивидуальный тур. Встретит мой старинный знакомец Минь, примет как мою лучшую подругу. Общеукрепляющий массаж, всякие восточные прибамбасы с травами и благовониями, и мы тебя не узнаем!

Ольга с сомнением уставилась на Ирму. Но ей не хотелось отказываться, смущаться, ощущать неловкость; ей так хотелось одного – чтобы за нее думали другие. Она устала. Очень.

– Слушай, Ирма, так, может, взять с собой камеру? Поснимать?

– Бери, но только не перегружайся. Потом я тебя познакомлю с нашими фотографами, может, они что-то у тебя купят, экзотическое…

Здорово, подумала Ольга, может, еще и удастся заработать.

– Ох, Ирма, знала бы ты, что у меня получилось с альбомом. – Она вздохнула и посмотрела на подругу.

– С каким альбомом?

– Долго рассказывать. Но если коротко – у меня были деньги, доллары, и я их вбухала в альбом, издала свои работы. Наверное, я ненормальная, потому что больше всего в жизни мне хотелось сделать имя в фотографии. А что, вот теперь, освободившись от всего лишнего, я смогу отдаться только этой страсти. Безраздельно. – Она усмехнулась и устало провела рукой по волосам.

Волосы пока не блестели, они были тусклыми, как и кожа. Ирма смотрела на Ольгу и думала, что очень скоро все в ней заживет другой жизнью. И она, Ирма, непременно займется подругой вплотную, что в интересах обеих.

– Так что с твоим альбомом?

– Я его издала. А когда стала продавать – меня здорово надули. И ты знаешь, мне приснился сон. Ужасно странный. Будто я наняла бандита, и он разобрался с моим кидалой…

– Мелочь, пускай живет дальше. Бог его накажет.

– Ты так считаешь?

– Да, я так считаю. Бог наказывает за все.

– Ой, тебя послушать, ты истинная христианка.

– Да нет, это закон природы, просто люди не хотят верить в нега до конца..

– Выходит, мы с тобой за что-то поплатились?

– Выходит. – Ирма невидящими глазами посмотрела в окно, потом повернулась к Ольге. – Я как-нибудь тебе расскажу про себя. Но не сейчас. – Ирма усмехнулась. – Моя жизнь вообще очень странная. Так ты идешь на кухню или нет?

– Ирма, спасибо.

– Ну вот, опять ты… Не стоит благодарности, дорогая. А теперь давай-ка выпьем. Что будешь пить? Есть мартини – сухой, розовый, красный. Какой?

– Всякий! Я сейчас напьюсь!

– А вот это нельзя.

– Что еще мне нельзя?

– Еще некоторые удовольствия… Некоторое время. Ольга сморщила нос и подула на челку, которая отросла – за время болезни и лезла в глаза.

– Эти удовольствия меня больше не интересуют, – заявила она.

Ирма расхохоталась.

– Ну, это мы еще посмотрим.