Электронная библиотека » Вера Крыжановская » » онлайн чтение - страница 16


  • Текст добавлен: 18 апреля 2017, 01:05


Автор книги: Вера Крыжановская


Жанр: Русская классика, Классика


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

Шрифт:
- 100% +

– Правда это? Возможно ли, чтобы Сераг умерла? – спросила она тревожно мужа.

– Да; очевидно, боги Гелиополя чрезвычайно благосклонны к твоему брату, избавив его от немилой жены! – ответил он насмешливо; затем взял из-под подушки свою печать и вышел из комнаты.

Как только Аснат собралась с духом, она тотчас написала брату, извещая его о случавшемся. Армаис всю ночь не смыкал глаз и утром снова пошел к отцу; к своему удивлению, он нашел его спящим и на тревожные вопросы о его здоровье Верховный жрец отвечал ему, что он бодрствовал всю ночь. Оба замолчали и Армаис уже собирался идти одеваться к печальной для него церемонии, как ему принесли таблички сестры. Едва он заглянул в них, как, ошеломленный, опустился на стул.

– Сераг скончалась! – воскликнул он. – Отец, в этом видна рука храма, – неуверенно прибавил он.

– Это рука божества, чашу долготерпения которого переполнили злодеяния этого человека, – божества, которое захотело доказать ему, что если он волен назначать день свадьбы, то выполнение предназначения человека зависит от власти более высокой, – медленно и важно ответил Потифэра.

Выражение неумолимой жестокости, которой повеяло от него, ужаснуло Армаиса; никогда ничего подобного не видал он в спокойных, ясных глазах своего отца.

– Теперь иди и приготовься выразить горе, для тебя обязательное в этом случае; к тому же усопшим вообще всегда надо оказывать почет и уважение. Ты же навсегда избавлен от ненавистной тебе жены. Я иду принести жертву богам, – прибавил Верховный жрец, отпуская сына.

V

Тяжелый день, трагически начавшийся смертью Сераг, близился к концу, а у Иосэфа не было еще ни минуты отдыха. Весь день Адон был занят: сначала приемом именитых гостей, думавших попасть на пир, а теперь явившихся выразить ему свои соболезнования; затем – торжественным приездом Армаиса, явившегося в трауре и с головой, посыпанной пеплом, отдать, по обычаю, дань похвал и сожалений покойной невесте; наконец, распорядиться о похоронах. Только с наступлением ночи мог Иосэф удалиться в свою рабочую комнату и на досуге обсудить случившееся. Мрачный, нахмурив брови, ходил он в волнении по комнате. Что Сераг пала жертвой тайного преступления, – это было для него вне всякого сомнения; но искусство, с которым эта неведомая рука освободила Армаиса от брака, несравненно более унизительного для всей жреческой касты, чем его брак с Аснат, заставило Иосэфа призадуматься. Трудно было даже подозревать кого-нибудь; женская половина охранялась многочисленными и преданными слугами, а Сераг прислуживали и бодрствовали около нее в эту ночь несколько ее же соплеменниц. И никто ничего не видел и не слышал; никто даже не заметил, когда именно умерла она, а между тем, судя по ужасу, написанному на лице Сераг, она должна была проснуться. Или рука, впустившая змею, должна была быть чересчур искусна, или тайная наука храмов давала этим доказательство своего всемогущества. И вспомнился ему Шебна, который говорил ему, что магии доступно вызывать подобных вестников смерти под видом змей, скорпионов и других ядовитых животных, которые подползали к назначенной жертве и убивали ее наверняка; хотя старец и не сообщал ему секрета волшебства, но тем не менее Иосэф не сомневался в возможности такого дела. А раз жрецы решились на подобное средство, то и его собственная жизнь висит на волоске. И, тяжело вздохнув, он отер пот с лица. Как ни ненавидел он жрецов, а все-таки должен был молчать. Как доказать, что змея не спряталась в цветах или не вползла в комнату из сада? Подобные случаи бывают нередко.

Приход Пибизи, его любимого раба, прервал его размышления.

– Господин, – сказал он, – пришел человек, словно издалека, судя по его усталому виду, Он говорит, что знает тебя и хочет немедля тебя видеть.

– С ума он сошел, что ли? Выгони его вон и скажи, чтобы пришел в приемный день, если у него есть до меня просьба.

– Он не уходит, господин! Когда мы стали гнать его прочь, он нам сказал, что ты накажешь нас, так как у него есть до тебя важное дело.

– В таком случае, введи его сюда и сторожи, чтобы никто нас не подслушал.

Несколько минут спустя человек высокого роста, закутанный в темный плащ, вошел в комнату и пал ниц перед Иосэфом. Пытливым взором осматривал Адон пыльные одежды и старые сандалии незнакомца, как видно, старика, судя по его длинной седой бороде.

– Кто ты и что тебе от меня надо? Говори скорее, не теряй времени! – сказал он строго.

– Постараюсь, могущественный владыка, исполнить твой приказ.

Иосэф вздрогнул, услышав звучный голос, показавшийся ему знакомым, хотя он и не мог припомнить, где именно и когда он его слышал. В эту минуту незнакомец сбросил плащ.

– Шебна! – воскликнул Адон, отступая в испуге.

Старик не изменился; долгие годы прошли, не оставив на нем и следа; юношеский огонь горел по-прежнему в его глазах, когда он поднял их и, не вставая с колен, сказал:

– Да, это я! Настал тот час, который я предсказывал тебе, мой бывший ученик. Ты – на вершине славы, а я, простершись во прахе у ног твоих, пришел просить пристанища. Голод и меня привел к тебе искать спасения.

– Ты знал, что здесь найдешь меня? – спросил нерешительно Иосэф.

– Нет, я потерял тебя из виду; может быть, даже голод и не изгнал бы меня из мирного убежища, в котором я жил только для науки; да и много ли мне нужно: чаша свежей воды да несколько кореньев! Божественное повеление вынудило меня взяться за страннический посох. Я расскажу тебе подробно, что случилось… Но не дозволишь ли мне встать; в мои годы мне уже трудно стоять на коленях.

Видя движение Иосэфа рукой, он встал и прислонился к столу.

– Как-то ночью, когда я работал, явились мне три человека в белых одеждах, благообразных видом, с печалью на челе. – Приди нам на помощь, – сказали они, бросаясь на колени и лобызая мои ноги. – Ты приобрел силу и знания, которых нет у нас. Освободи нас от змеи, которая овладела нашей родиной и душит нас, – змеи, притесняющей невинного и отнимающей последний кусок хлеба у бедняка, умирающего с голоду. – Я им ответил, что они с миром могут идти к себе домой; что я вопрошу звезды и, если на то будет соизволение бессмертных, они укажут мне страну и вместе средства для ее освобождения. В теченье звезд написаны предначертания судьбы, и я прочел: «иди, мы приведем тебя!» Пустившись в путь, пришел я в землю Кеми, в которой царит голод и нищета. Придя сюда, я услышал в городе твое имя; тут, вспомнив, что могущественный Адон был некогда моим учеником, я захотел повидать тебя, отдохнуть под твоей кровлей и спросить тебя, знающего все соседние государства: где страна, угнетаемая неумолимым тираном, и кто эта змея, которую меня просили истребить люди в белых одеждах?

Он замолчал и не сводил пристального взгляда со внезапно побледневшего лица Иосэфа, который дрожащей рукой отирал со лба пот. «Это жрецы призвали его; он и убил Сераг» – как молния, мелькнуло в голове Иосэфа.

– Будто ты не знаешь, кто эти люди, – непримиримые враги мои, – и кто тот человек, которого они ненавидят и на кого клевещут, обзывая его змеей и тираном? – заметил с горьким упреком Иосэф. – Что дали они тебе, Шебна, за мою погибель? Во всяком случае, за твою дружбу я дам втрое!

Шебна покачал головой.

– Ты, значит, забыл мои поучения, если мог вообразить, что мага можно подкупить, да еще на преступленье! Те уважаемые люди призывали меня на помощь во имя сил небесных, во имя свободы и справедливости; они умоляли меня избавить невинных от нищеты и голодной смерти. Ты никогда не задумывался о том, какую цену имеет жизнь человеческая у престола Единого, Неисповедимого, имя которого произносится с трепетом. Берегись, Иосэф! Слезы, проклятья и мучения безвинных страдальцев, подобно темной туче, возносятся к небу. По непреложному закону, по которому всякая тяжесть обратно падает на землю, откуда брошена – ты легко можешь быть раздавлен!

– Ты пришел, чтобы угрожать мне?

– Нет, я пришел пробудить твою совесть и смягчить твое сердце. Пожалей ты страждущих, не давай ослеплять себя честолюбию и вспомни, что я сказал тебе когда-то: «странная, чудная у тебя судьба, но кончину твою застилает туман, рассеять который мне не удалось. Не забывай, что человек может пользоваться, но отнюдь не употреблять во зло дары судьбы, и злоупотребление ими может быть для него гибельно». Я, научивший и вооруживший тебя на борьбу, дал тебе великий талисман, без которого ты никогда бы не достиг той высоты, на которой стоишь теперь; я, кажется, имею право так говорить с тобой!

Убийство Сераг, служившее как бы предзнаменованьем появления Шебны, и суровый урок, только что им выслушанный – все казалось Иосэфу зловещим и грозило неминуемой опасностью. Будет ли он в состоянии продолжать борьбу, если оставит в руках своих врагов это опасное против себя орудие, которое, бог весть как, удалось таки добыть жрецам. На лице Шебны мелькнула чуть заметная, загадочная усмешка, которой Иосэф, поглощенный своими мыслями, не заметил, как не видал и испытующего взгляда, которым смотрел на него старец, читавший его мысли.

– Ты прав: от тебя я должен все выслушать и гостеприимство в моем доме принадлежит тебе по праву, – сказал он наконец. – Следуй за мной; я накормлю тебя, а затем отдыхай: ты устал с дороги!

Шебна молча последовал за ним. Через длинную галерею, внутренний двор и затем коридор со сводами Иосэф привел своего гостя в комнату, стены которой были покрыты полками со свитками папирусов и табличками. Кровать, стол, окруженный стульями, и шкаф составляли все убранство этой каморки, освещенной спускавшейся с потолка масляной лампой. Усадив Шебну, Адон вынул из шкафа чашу, небольшую корзину с печеньем и амфору с вином, которые и поставил на стол.

– Вино превосходное и сулит мне глубокий, здоровый сон! – сказал с улыбкой старец, отведав вина.

– Пей, ешь и отдыхай, и да благословят боги сон твой! Завтра мы свидимся, – сказал Иосэф, прощаясь.

– Благодарю тебя за гостеприимство, я не забуду его, – сказал ему вслед Шебна.

Час спустя Иосэф вернулся – наружную дверь он запер, выходя. Все было тихо; и на ложе, в глубоком сне покоился Шебна. Развязав принесенный с собою пучок веревок, он крепко, но осторожно связал спящего по рукам и по ногам; затем зажег факел и, подойдя к стене, нажал пружину. Часть полок раздвинулась и открыла вход в соседнюю комнату, откуда витая лестница вела в просторное подземелье, по стенам которого стояли сундуки с папирусами и драгоценностями; то был потайной архив и временная сокровищница сурового канцлера Апопи. Надев факел на крюк, Адон взбежал на верх, взял на руки Шебну и спустился с ним в подземелье.

– Пусть пока побудет здесь; отсюда он вредить мне не может. Посмотрим, выведет ли тебя отсюда твоя наука? – пробормотал он, опуская спящего Шебну на землю. – Он сделал честь моему вину, – прибавил Иосэф не без иронии. В этот момент, тяжело вздохнув, Шебна открыл глаза и окинул взором вокруг.

– Ты сажаешь меня в подземелье, как преступника, чтобы помешать мне вредить тебе? Слепой, неблагодарный человек! Этим ты доказываешь только, что ты и есть та самая змея, о которой мне говорили люди в белых одеждах. – Голос мага звучал строго; глаза его, казалось, метали молнии.

Иосэф стоял пораженный; в безмолвном удивлении он наблюдал, как старец сел, поднял к небу связанные руки и запел едва понятный священный гимн. Прерывая свое пение заклинаниями, Шебна взывал к четырем стихиям и верховным божествам Халдеи: Ану – царю вселенной, небесных и земных духов, Эа – властителю океана, управляющему судьбами людей, Самасу – верховному судье, и Адар-Самдану – истребителю зла.

По мере того как голос Шебны звучал все громче и громче, по подземелью словно пронесся свист бури, земля задрожала, как от землетрясения, а вокруг заклинателя поднимались облака, окутывая его красноватым туманом. Вдруг молния прорезала воздух и осветила погреб, раскат грома потряс стены и перед испуганным Иосэфом предстал некогда уже являвшийся ему сфинкс. Выражение лица загадочного существа было строго и грозно; светлые глаза его смотрели мрачно; вздутые, покрытые ранами груди источали кровь, голос его звучал подобно отдаленным раскатам грома:

– Неблагодарный! Если ты не остановишься в своем тщеславии, гордости и неумолимой жестокости – горе тебе! Ты во зло употребляешь мои дары; не молоко, а кровь мою сосешь ты. Берегись, чтоб я не восстал на тебя, ибо тогда я укрощу тебя силой быка; когти мои разорвут тебя, крылья сбросят с той высоты, на которой ты паришь теперь, а молния звезды, украшающей чело мое, сотрет тебя с лица земли!

Оглушенный и ослепленный светом, Иосэф зашатался и упал на землю, теряя сознание. Когда он пришел в себя, факел по-прежнему тускло освещал подземелье, веревки лежали на земле; Шебна исчез.

С поникшей головой вернулся Адон к себе. Тяжело было у него на душе; но по мере того как спокойствие возвращалось к нему, в нем закипал гнев. Шебна ускользнул и стал теперь вдвойне его врагом. Но как могли жрецы узнать о существовании мага и выставить против него такого опасного и неуязвимого врага?

Узнать это необходимо было сейчас же, как и то, где теперь скрывается старец. Не раздумывая долго, Иосэф бросился за шкатулкой, в которой обыкновенно держал свою гадальную чашу; верный талисман все откроет ему. Он совещался с ним теперь лишь изредка, в крайних случаях, боясь обессилить себя частыми напряжениями воли; но в настоящем случае он должен был знать все. Он торопливо вынул чашу и хотел было налить ее водой, как вдруг вздрогнул, побледнел и глухо вскрикнул – волшебный камень треснул во всю длину.

Иосэф зашатался и, как подкошенный, без чувств повалился на пол.

От этого потрясения он оправлялся медленно, но стальная натура его была не из тех, что сдаются или ломаются от первого удара; а так как, с другой стороны, месть со стороны Шебны ничем доселе не проявлялась, то Иосэф успокоился. Гордость и сознание своего всемогущества вернули ему самоуверенность, а масса работы и дела мало-помалу ослабила впечатление случившегося; в душе осталась лишь смутная тревога, которая по временам навевала на него грусть и беспокойство. В эти тяжелые минуты ему казалось, что положение его не прочно, что ненависть и измена, которыми он был повсюду окружен, свергнут его с занимаемой им высоты, и что в грядущем ему грозит нищета и одиночество. Эти предчувствия, после одной из бесед с отцом, навели его на мысль, к осуществлению которой он немедленно приступил со свойственными ему жаром и энергией; немалую роль играла здесь и страсть к наживе и обогащению, – характерная черта семитической расы, которая всегда ищет орудия и опоры лишь в грубой, слепой силе капитала. Идея эта благополучно процветает и в современном жидовстве, которое за золото готово продать все и потому полагает, что все – к его услугам с той минуты, когда есть чем заплатить за них.

Разбогатевший еще в урожайные годы и осыпанный, кроме того, дарами Апопи, Иосэф с наступлением голода составил себе колоссальное состояние; если он – официально, по крайней мере, – и вносил в сокровищницу фараона значительную часть богатств Египта и Азии, проходивших через его руки, то львиную долю оставлял, в то же время, и себе, и доля эта была не менее существенная, хотя и менее громоздкая, чем та, которую вереницы навьюченных ослов и нагруженных телег свозили в царские сокровищницы. Правду говоря, фараон и сам отчасти уполномочил на это своего канцлера, но дело в том, что Иосэф чересчур широко пользовался этим дозволением.

В страхе за будущее Иосэф был всецело поглощен мыслью – скрыть в надежном месте часть своих богатств. По мнению Яакоба, эти богатства будут в большей безопасности, находясь при племени, чем у него во дворце, который при первом же народном возмущении легко мог быть разграблен; а для того, чтобы окончательно укрыть сокровища от злобы и ненависти египтян, их необходимо было вывезти из страны и спрятать в еще более безопасном месте. Чувствуя приближение своей кончины, патриарх решил, что самым подходящим местом будет их семейная гробница близ Геброна, и что Иосэф, сопровождая тело отца для погребения в родовом склепе, будет иметь полную возможность, не возбуждая подозрений, перевезти туда все свои богатства.

Порешив на этом, Яакоб созвал своих сыновей, объяснил им, в чем дело, и обязал их страшной клятвой, под угрозой своего проклятия, никогда не касаться этих богатств, которые не только были собственностью Иосэфа, но предназначались им же служить основанием сокровищ Израэля, как последнее средство, к которому могли прибегнуть они или же их потомки в случае крайней необходимости. Эта тайна могла быть сообщена только старейшинам племени, и то под страшной клятвой. Один Иосэф мог распоряжаться ими, а его потомки – лишь в том случае, если покинут Египет и унесут с собой его прах. Словом, все подробности этого ограбления земли Кеми были в точности установлены на тайной сходке, на которой все братья поклялись блюсти их, и клятва эта была искренняя – так как, в противном случае, Иосэф пригрозил, что даже после своей смерти он, как призрак, явится и уничтожит дерзкого, покусившегося нарушить его волю; а его славы страшного колдуна было достаточно, чтобы никто не осмелился его ослушаться.

Тайна этого клада, на самом деле, сохранилась так свято, что только Мезу, и то с согласия всех старейшин, мог им воспользоваться, ввиду того, что освобождение народа Израэля было признано за ту именно крайнюю необходимость, которую имел в виду великий государственный человек, положивший начало национальному богатству. Кроме того, в предвидении какой-нибудь катастрофы Иосэф постановил, что в случае, если он погибнет насильственной смертью, оба его сына должны будут присоединиться к племени, членами которого продолжали состоять; Реубэн был назначен их опекуном и ему передана была большая сумма, которую он и должен был вручить Манассэ и Эфраиму по достижении ими совершеннолетия.

Устройство и приведение в порядок этих дел так поглотили Иосэфа, что он не придал особого значения тому обстоятельству, которое должно было прийтись ему не по вкусу, а именно – сближение Хишелат и Армаиса. Пока тот был женихом, царевна держалась в стороне; но по смерти Сераг она снова стала частой гостьей во дворце Адона; одновременно с ней почти всегда бывал и Армаис. Из этого Иосэф заключил, что жена его покровительствует их сближению. Тогда Адон стал чаще заходить в покои Аснат и скоро убедился, что его предположения справедливы и что брак Армаиса с дочерью фараона становился вполне возможным. Он принялся было обдумывать серьезно средства предупредить этот союз, как смерть Яакоба снова отвлекла его.

Иосэф выказывал, и действительно переживал, глубокое горе. В отце он терял единственного бескорыстно любящего и самого преданного друга. Приказав великолепно набальзамировать тело отца и заказав для него золоченый с инкрустациями саркофаг, Адон, облекшись в траур, отправился во дворец фараона. Апопи приветливо встретил его и выразил ему свое соболезнование. Отблагодарив его, Иосэф пал на колени.

– Я хочу, господин мой и благодетель, просить у тебя милости. Поклялся я умиравшему отцу похоронить его в нашем родовом склепе близ Геброна; повелишь ли ты мне исполнить сыновний долг мой? Но так как покойный был отцом человека, тобою возвышенного, благоволишь ли также повелеть носить по нем траур в Египте, а жрецам и сановникам, как подобает моему званию, сопровождать меня?

Удивленный Апопи сначала пристально взглянул на него, затем выражение неудовольствия сменилось на его лице хитрой усмешкой; несмотря на все влияние, оказываемое на фараона его любимцем, и привычку во всем его слушаться, претензия Иосэфа навязать стране национальный траур по случаю смерти такого ничтожества, каким в глазах Апопи был Яакоб, совершенно справедливо показалась фараону чудовищной.

– Странное у тебя желание! Жрецы и знать Египта сочтут ведь за вызов и обиду твое требование – оплакивать, как царя, простого пастуха чужого племени и подвергать себя утомительному пути, сопровождая его мумию. Но самому тебе я разрешаю.

Глаза Иосэфа блеснули.

– Ты прав, фараон! Отец мой был только главою пастушеского племени, но его сын – первый после тебя в Египте, и почести, воздаваемые памяти отца, только увеличат почет, который все обязаны оказывать твоему слуге, равно как и беспрекословное повиновение каждому твоему приказанию. Воля твоя, повелитель, для меня закон; но я скорее сложу к ногам твоим ту власть, которой ты меня облек, чем соглашусь лишить отца достойного почета!

Фараон откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза; бледное, худое лицо его выражало усталость.

– Делай, как знаешь, – лениво сказал он. – И если не боишься восстания, издавай об этом указ, который, повторяю, сочтут за вызов и издевательство! Только предписывай траур и похороны от твоего собственного имени; я нездоров и не желаю, чтобы жрецы и сановники тревожили меня.

Хотя и взбешенный этим полусогласием, Иосэф не считал себя, однако, побежденным и, не колеблясь, обнародовал указ, налагавший на Египет семидесятидневный траур, и объявил затем, что большая свита из писцов и советников фараона с прочими сановниками, равно как и оба веероносца Апопи, Верховный жрец Таниса и целый ряд выдающихся лиц жреческой касты, должны будут сопровождать его на Геброн, чтобы там почтить прах Яакоба жертвоприношениями и религиозными церемониями. А в конце концов, Иосэф так ловко сумел повлиять и на Апопи, что тот переменил свое решение и во всеуслышание одобрил распоряжение Адона.

Неожиданный указ положительно ошеломил египтян; но в первый раз их негодование разразилось смехом. Обязательство носить траур и хоронить с царскими почестями какого-то пастуха, к тому же принадлежавшего к столь глубоко презираемому племени, что ни один египтянин не согласился бы сидеть за одним столом с ним, было настолько комично, что эта именно подкладка дела окончательно уничтожила вспыхнувшее было сперва неудовольствие; нашлись бы, конечно, горячие головы, способные иначе взглянуть на дело и с оружием в руках ответить на дерзкий вызов, если бы не главари национального движения, поддерживавшие сношения с Таа III, которые нашли момент для восстания неподходящим и усмирили беспокойных. Общественная тишина поэтому не была нарушена, и египетские сановники покорно готовились к утомительному путешествию, которого требовал от них Адон; зато гиксы, занимавшие уже при Иосэфе первые должности, наперерыв старались выказать ему усердие и безграничную преданность, почитая за особую честь сопровождать своего Адона и мумию его отца.

За это время Аснат чувствовала себя очень нехорошо; от Армаиса она знала, что творилось в душе соотечественников, и сердцем разделяла с ними чувство оскорбления по поводу издевательства мужа. Даже Хишелат была возмущена снисходительностью своего отца, и несколько резких выражений ее выдали Армаису и Аснат, что царевна недовольна Адоном.

Заболела Ранофрит; Аснат почти с радостью ухватилась за этот повод уехать из Таниса и тотчас выпросила у Иосэфа разрешение съездить на две-три недели к тетке. Пожар, вспыхнувший в мемфисском доме Потифара и едва не стоивший жизни одному из его сыновой, вызвал у Ранофрит нервное потрясение, и муж перевез и устроил ее на время в доме Потифэры, также прибывшего в Мемфис с женой накануне приезда Аснат.

Две недели неусыпных забот и борьбы за жизнь больной наконец истомили и Майю, и Аснат. Однажды, когда Ранофрит заснула, Аснат, убедив мать прилечь, сама сошла в сад подышать свежим, ароматным воздухом ночи. Побродив по саду и чувствуя себя усталой, она присела у самого дома на скамью, наполовину скрытую кустами жасмина, в нескольких шагах от окна рабочей комнаты отца. Долго сидела она, не шевелясь и отдавшись своим мыслям, как вдруг услышала, что Потифэра в сопровождении кого-то вошел в комнату; вслед за тем огонь зажженной лампы озарил красноватым светом листву и послышались голоса. Разговор мало интересовал Аснат; имени Шебны она никогда не слыхала, и что ей было за дело, что отец был очень недоволен его отсутствием и гневался на него за то, что тот, ради поста и молитвы, скрылся неизвестно куда как раз в то время, когда его присутствие было необходимо. Жаждавшая тишины и уединения, Аснат хотела уже уйти от докучного разговора, вспугнувшего ее мечты, как вдруг услышала, что отец ее с гостем встали и в комнате послышался третий голос, – голос Верховного жреца храма Пта, который тревожно спросил:

– Уверены ли вы, что нас никто не слышит?

– Говори без страха, – ответил Потифэра. – Рабы, по твоему желанию, удалены, жена спит, а Аснат сидит у больной.

– В таком случае, я могу вам сообщить, что час освобождения пробил и что пес смердящий, издевающийся над нами, не вернется более в Танис.

Аснат вскочила и с трепетом стала жадно прислушиваться.

Хотя жрец и говорил тихо, но возбужденное внимание ее улавливало каждое слово, малейшую подробность излагаемого им плана. Молодой жрец-жертвоприноситель по имени Рахотеп, до исступления ненавидевший Иосэфа, явился тайно к старейшинам храма и заявил, что готов пожертвовать собой ради освобождения страны, и в первую удобную минуту, во время похоронных жертвоприношений, покончить с Адоном.

– Понимаете ли вы, – закончил Верховный жрец, – что там, в земле Кенаанской, никто не ожидает покушения; энергия же и необычайная сила Рахотепа ручаются за успех. Пышные похороны «старой собаки» будут таким образом последней гнусностью тирана, и братья его могут тогда же сложить эту падаль рядом с его знаменитым отцом.

Дрожа как лист, Аснат беспомощно опустилась на скамью, затем тотчас вскочила и, как тень, шмыгнула к себе в комнату. Упав там на кресло, едва переводя дух и прижимая руки к мучительно бившемуся сердцу, она в эту минуту переживала в душе такую борьбу, какую жизнь еще ни разу не представляла ей. Совершенно невольно стала она соучастницей заговора на жизнь своего мужа, не имея притом возможности предупредить или помешать покушению! Могла ли она изменить своей касте, предав в руки палача знатнейших жрецов, а может быть, и отца? А между тем, с той минуты, как она узнала, что Иосэф бесповоротно осужден на смерть, он стал ей бесконечно дорог; всякая злоба против него исчезла и в душе остался лишь ужас при одной мысли навеки потерять его.

Проведя бессонную ночь, на следующее утро, воспользовавшись пустой присылкой от мужа, Аснат объявила, что Иосэф вызывает ее обратно, и в тот же день уехала в Танис. Никто не заметил ее убитого вида, кроме Майи, которая приписала все ее крайнему утомлению.

Расстроенный вид Аснат встревожил и Иосэфа, когда он, страшно обрадованный ее неожиданным возвращением, пришел приветствовать жену.

– Ты больна, Аснат? Ты утомилась, бедняжка! – сказал он, нежно обнимая ее.

– Да, я, кажется, простудилась, – ответила она, делая над собой невероятные усилия, чтобы не разрыдаться.

Адон послал за врачом, и тот, найдя у Аснат лихорадку, предписал полный покой, чему Аснат охотно подчинилась, счастливая тем, что может остаться одна. С ней творилось что-то непонятное, и Иосэф не на шутку встревожился ввиду странного состояния своей жены.

Настал, наконец, день отъезда; привлеченная великолепием выступавшего в Сирию каравана, несметная толпа народа с самой зари запрудила все улицы, прилегавшие ко дворцу Адона. Пышные погребальные сани, поставленные на богатую колесницу, и осенявшая саркофаг палатка из расшитой кожи вызвали всеобщий восторг. Все уже было готово к выступлению; выстроились в строгом порядке двух– и четырехколесные повозки, носилки и колесницы жрецов, писцов фараона и прочих сановников; за ними, под охраной целой армии рабов, шли бесконечные вереницы мулов и верблюдов с вещами и, наконец, в конце каравана – отряды войск, назначенных на охрану. Ждали только Иосэфа, и колесница его, запряженная парой великолепных коней, уже стояла у главного входа, но Адон все еще не появлялся.

Час тому назад Иосэф пошел проститься с женой; Аснат уже встала и сидела у окна. Смертельная бледность и ее видимое лихорадочное возбуждение вконец испугали Адона; он нежно обнял ее, умоляя беречь себя в его отсутствие. Аснат подняла голову, и та бесконечная тоска, которая отразилась в ее грустных лазоревых глазах, когда она взглянула на мужа, окончательно смутила Иосэфа; но время шло – он в последний раз простился с ней и направился к двери.

– Иосэф, – чуть слышно прошептала Аснат, бросаясь к нему на шею и судорожно обнимая его.

Удивленный этим необычным порывом нежности жены, всегда неприступной и сдержанной, Иосэф страстно прижал ее к своей груди, и чувство бесконечного счастья наполнило его душу. Нагнувшись к ней, он прошептал:

– Что с тобой, дорогая? Можно ли так волноваться? – Аснат ничего не отвечала, но, как подкошенная, опустилась на его руки – она была без чувств. Иосэф снес жену на постель, и только когда врач уверил его, что Аснат не грозит никакой опасности, он решился оставить ее, пока она не пришла еще в себя. С удрученным сердцем поцеловал он в последний раз ее побледневшие уста и закрытые глаза и вышел.

Несколько минут спустя он стоял уже в колеснице и подал сигнал к выступлению; все заметили мрачную озабоченность Иосэфа, но никому и в голову не приходило, что с ним вместе несметные сокровища незаметно уходили из земли Кеми!..

VI

Окруженная лесистыми горами узкая долина, в глубине которой возвышался Геброн, представляла теперь необычайный вид: шум и оживление царили там уже несколько дней; у подножия холма, где находился погребальный грот, расположились станом все, пришедшие с телом Яакоба. С одной стороны виднелись правильные ряды палаток египтян с громадным шатром Адона посредине, у входа в который были врыты два громадных столба, украшенных лентами и флагами, и поставлены часовые; по другую сторону долины, вдалеке от египтян, разбили свои шатры евреи.

На следующий же день по своем прибытии в долину Геброна Иосэф, исключительно с помощью братьев, перенес в склеп мумию отца; затем в течение двух ночей подряд под предлогом отправления религиозных обрядов своего племени сыновья патриарха ходили в грот и без помехи зарывали там привезенные сокровища, так как египтяне с презрением и отвращением держались в стороне, убежденные, что «нечистые Аму» тайно приносили человеческие жертвы, конечно, детей – любимейших жертв их кровожадного бога. На утро третьего дня начались, по приказу Иосэфа, похоронные церемонии по обряду египтян. В мрачном безмолвии собрались жрецы и сановники; затем процессия с торжественным пением гимнов величественно направилась к гроту, у входа в который должны были приноситься искупительные жертвы. Присутствовавший здесь Иосэф по обыкновению держал себя гордо и бесстрастно, не обращая внимания на царившее вокруг зловещее молчание и на едва скрываемую ненависть египтян.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации