Текст книги "Кольцо с сердечком (сборник)"

Месть

– Сергей, сегодня в шестнадцать нам предстоит встретиться с неким господином Хлустовым. – голос шефа в трубке показался помощнику несколько напряжённым. – Это весьма важная персона, так, по крайней мере, мне его охарактеризовал знакомый, по чьей рекомендации тот и явится в нашу контору. По телефону не удалось выяснить ничего конкретного, так, сплошные «Nacht und Nebel».

Попытайся в оставшееся до визита таинственного гостя время узнать о нём хотя бы что-нибудь. Да, забыл сказать, что зовут нашего потенциального клиента Анатолием Петровичем.

– Чую, Андрей Палыч, опять Вы наслушались любезного Вашему взыскательному слуху Вагнера и всё ещё пребываете в объятиях валькирий! Хорошо, с Божьей помощью нарою, что смогу, и не позже, чем за час до прибытия загадочного сеньора постараюсь представить Вам подробное досье на него.

Завершив разговор, Смыслов задумался о своём помощнике. Вот уже семнадцать лет миновало, как они работают совместно. Казалось бы, времени было достаточно, чтобы привыкнуть друг к другу, взаимно изучив характер партнёра. Тем не менее, Андрей Павлович не переставал удивляться, наблюдая за младшим компаньоном.

Только-только казавшийся простецким мужичком, выходцем из рабочей среды, внезапно представал тонким психологом, способным чутко улавливать нюансы натуры и мгновенные перемены в настроении собеседника. И всё это на фоне поразительной работоспособности, рассудительности и незаурядной находчивости в сложных ситуациях. Да, безусловно, с товарищем ему крупно повезло!

Вот и в этот раз Сергей не подкачал. По всему виду чувствовалось, что его так и распирает от груза добытой с помощью бесчисленных приятелей любопытной информации. Отказавшись от предложенной хозяином чашечки горячего кофе Амаретто, довольный собой помощник, сопровождая рассказ схематическим наброском на листке, всегда находящемся у шефа наготове, вещал:

– Анатолий Петрович Хлустов родился в Ростове-на-Дону в 1947 году. Отец его – врач-хирург, в годы войны руководил полевым госпиталем. Мама вела домашнее хозяйство, воспитывала Анатолия и его младшего брата Андрея. В мирное время Хлустов-старший переквалифицировался в надомника и весьма успешно в частном порядке пользовал больных кожно-венерологического профиля. Надо сказать, дело не только весьма прибыльное. Оно к тому же предоставляло возможность обзавестись исключительно полезными связями, так как солидные люди от подобных недугов предпочитают избавляться инкогнито, без огласки, избежать которой было бы исключительно сложно, обратись они в официальное лечебное учреждение. Да Вы сами лучше меня знаете эту деликатную проблему – пациенты Вашей сферы внимания также чуждаются постороннего интереса.

Таким образом, семья Хлустовых жила безбедно. Анатолий, окончив школу, поступил на медфак Московского университета и, успешно отучившись, вероятно не без помощи папаши, устроился в солидную клинику Четвёртого главного управления Минздрава. Сейчас он доктор медицинских наук, профессор, руководит собственным медицинским центром, реклама которого довольно назойливо призывает состоятельных клиентов со страниц глянцевых журналов для респектабельных людей. Разведён, детей не имеет. Помимо жилья в России владеет квартирой во Франции и домиком на Кипре. В общем, весьма успешный господин.

– Ну что ж, характеристика нашего гостя достаточно детальная. Похоже, что ты каким-то образом изловчился ознакомиться с его автобиографическими заметками?

– Да нет, всё гораздо банальнее. О дне сегодняшнем всякого мало-мальски известного лица довольно сплетен в Интернете. Что же касается прошлого нашего героя, то в 1984 году он проходил свидетелем по одному делу, которое вёл мой будущий начальник по уголовному розыску. Человек весьма дотошный, тот писал дневник в надежде когда-нибудь опубликовать мемуарные записки следователя. Книгу Михалыч так и не выпустил, а вот заметки свои хранит и под хорошее угощение на их фактической основе наставничает в среде молодых оперативных работников.

– А вот это уже интересно. Что было за дело?

– Как я уже отметил, у Хлустова нет потомков. Но одно время он и, в то время ещё не бывшая, его жена взяли на воспитание девочку и мальчика погодков, детей трагически погибшего младшего брата Хлустова. Однако дети пробыли у них не долго. Мальчик при невыясненных обстоятельствах, скорее всего по собственной неосторожности, убился, упав с лестницы, а девочку после этой истории забрала к себе какая-то родственница, кажется, что тётка, сестра матери. Всё это я почерпнул из записок того самого Михалыча.

Да, вот ещё что. Бывшая супруга Хлустова – дочь известного писателя Семёна Вениаминовича Дорохова, Анна.

– Как же, наслышан! Анна Семёновна Дорохова – весьма плодовитый автор. Она под псевдонимом А. Гольцова опубликовала нескончаемую серию популярных в массе невзыскательной публики так называемых «женских» романов, по некоторым из которых снимаются любовные сериалы, столь же непритязательные, как и литературная основа. Впрочем, к делу это, скорее всего, не относится. Так, побочная информация.

Будем считать, что к посещению Анатолием Петровичем Хлустовым нашего скромного сыскного бюро подготовились. По этой причине всё же предлагаю в оставшиеся полчаса испить кофе для, так сказать, поднятия тонуса!

* * *

Как и положено воспитанному человеку, визитёр оказался точен. Чувствовалось, что этот крепко скроенный, несколько выше среднего роста человек с волевым лицом заботится о своей внешности. Будучи практически ровесником Смыслова, выглядел он никак не старше пятидесяти. Машинально поправив ладонью едва тронутую сединой прекрасно сохранившуюся каштановую шевелюру, он опустился в предложенное кресло, не теряя гордой осанки и непроницаемого, несколько надменного, выражения лица.

– Общие знакомые, мнение которых мне не безразлично, рекомендовали Вас как умелого сыщика и порядочного человека, что чрезвычайно существенно, если предстоит коснуться щекотливого вопроса. Не могли бы мы побеседовать наедине, – указал гость взглядом на Сергея.

– Анатолий Петрович! Познакомьтесь, это мой компаньон и помощник Сергей. Мы всегда работаем на пару, поэтому в части расследуемых дел секретов друг от друга не держим. Уж если Вы решитесь довериться, можете быть уверенным, что услышанное от Вас за пределы этого кабинета не выйдет. Вести беседу станем мы вдвоём. Мой коллега лишь зафиксирует происходящее, избавив меня от опасности упустить что-либо принципиально важное из нашего разговора.

Нескольких мгновений хватило посетителю, чтобы принять решение:

– Хорошо. Ваших заверений мне достаточно. Но – к делу. Речь пойдёт о недавней кончине единственной женщины в моей жизни. – Хлустов отметил, как при этих словах слушавшие его скептически переглянулись, но продолжил. – Понимаю: звучит напыщенно и претенциозно. Но по большому счёту – это так и есть. Ни одна из подружек, время от времени мелькавших возле меня, не смогли затронуть мою душу так, как это удалось сделать Анне.

– Как, Анна Дорохова умерла? – удивился Смыслов.

– Скорее – стала жертвой, – заявил визитёр. – В этом-то как раз и состоит причина моего появления в офисе частного сыщика. Я не верю в удобные для официального следствия естественные обстоятельства кончины своей бывшей супруги и хочу, чтобы Вы доискались правды.

– Вероятно, у Вас имеется собственная версия происшедшего, а, быть может, и подозреваемые в злодеянии? У Дороховой имелись недоброжелатели?

– Анна была публичным человеком, достаточно известным литератором. А в среде этой публики, как известно, много завистников и злопыхателей. Но вряд ли следы ведут в ту сторону.

По-моему, искать надо в ином месте. Мне известны, по крайней мере, два персонажа, которым смерть Анны была бы на руку.

– Кто же это такие?

Хлустов укоризненно взглянул на нетерпеливого собеседника, выждал паузу и объявил:

– Во-первых, это её так называемый «муж», Геннадий Гольцов. Личность ничтожная и бесталанная во всех отношениях.

– Вероятно, не до такой уж степени, если писательница взяла его фамилию?

– Анна не отказалась от фамилии своего известного отца, даже тогда, когда регистрировался наш с ней брак. Тем более не приняла она официально и фамилию своего второго муженька. Использовала её в качестве литературного псевдонима – это правда. Но лишь в тех случаях, когда отдавала в печать такие сочинения, на которые стыдилась поставить подлинное имя. То есть на чисто коммерческие опусы. В наши дни лишь подобные творения способны обеспечить писателю достаток, увы, это так!

– Насколько мне известно, Гольцов не был таким уж бедолагой. По моим данным, ему принадлежит пользующееся популярностью в богемной тусовке кафе в центре города?

– Кафе купила Анна, желая приспособить своего малолетнего супруга хотя бы к какому-то делу. Но даже к работе управляющего тот отказался непригодным. Пришлось нанять опытного человека со стороны, а Гольцов лишь проводил в кафе досуг, которого у него было более чем достаточно. Там он некоторое время пьянствовал и вёл себя непотребно. Терпению Анны пришёл конец, и она запретила охране пускать дармоеда в заведение. Заодно решила ограничить Гольцова в средствах, что тому не могло понравиться.

Учитывая, что муж является одним из двух прямых наследников по закону, понятно, что именно он заинтересован в скорейшей кончине Анны.

– А кто же второй?

– Сын Анны, Борис.

Смыслов с Сергеем не смогли сдержать возгласы удивления, прозвучавшие дуэтом в наступившей тишине.

– Да, о его существовании мало, кто осведомлён. Это – нечаянный плод девичьей страсти, охватившей Анну, ещё старшеклассницу, к коллеге отца, маститому классику, не чуждавшемуся, как оказалось, любовных утех. Поняв, что беременна, девушка побоялась открыться родителям. Доступными ей средствами она попыталась избавиться от дитя, но лишь навредила себе. Роды прошли трудно, по этой причине она утратила возможность впоследствии иметь детей. То была трагедия нашего с ней брака и, как позже выяснилось, основная причина её ухода от меня. Зная о моём горячем желании иметь наследника, Анна решила принести себя в жертву, освободив от уз брака, который, как мнилось ей, тяготил меня. На самом-то деле, всё обстояло совершенно иначе! Я согласился на развод, лишь поверив в её искреннее чувство к Гольцову, который на двадцать пять лет моложе меня и, кстати, всего на три года старше её сына!

– Кстати, Вы знакомы с Борисом?

– Я видел его всего пару раз, и то – мельком. Как только мальчик появился на свет, родители Анны нашли ему няньку, дальнюю родственницу – одинокую вдову, проживавшую в приазовской станице на пути из Ростова в Таганрог. Точного названия не помню, то ли Синичка, то ли Синюшка. Что-то в этом роде. Вдове положили ежемесячное содержание и наказали растить и воспитывать мальчика. Насколько мне известно, эта достойная женщина опекала ребёнка не хуже родной матери. Однако что могла она дать ему там, в провинции! Кем стал бы я, не переехав в столицу! Разделил бы участь своего младшего братца, так ничего в жизни не добившегося и погибшего в расцвете лет! Впрочем, я увлёкся и отошёл в сторону.

Убеждён, что Борис, не знавший ласки настоящей матери, имел все основания её возненавидеть. А от ненависти – прямой путь к преступлению. В наши дни пребывать в нищете зная, что ближайшие родственники вполне успешны и не предпринять никаких шагов, дабы заявить о своих правах – дело немыслимое. Вот Вам ещё одна сюжетная линия. Выпукло вырисовывается второй потенциальный злоумышленник. Тем более, что в тот день, когда Анна умерла, её сынок находился в Москве, должно быть приезжал клянчить деньги.

Мне необходимо узнать правду! Во-первых, это мой долг перед светлой памятью Анны. Во-вторых, виновный должен ответить за преступление…

– Если таковое имело место!

– И после моего рассказа Вы всё ещё сомневаетесь?

– Ровно до тех пор, пока не получим доказательств. Вы согласны с такой постановкой вопроса?

– Да, безусловно, – умерил свой пыл Хлустов. – Прошу Вас действовать активнее и периодически информировать меня, хорошо? Что же относительно финансовой стороны предприятия, то аванс я перечислю на Ваш счёт незамедлительно.

– Я слышал, что в Вашей семье одно время проживали воспитанники, мальчик и девочка, это так?

– Ещё одна трагическая страница моей биографии. Я бы не хотел касаться событий того периода. Они никак не соотносятся с днями сегодняшними. Не станем без нужды ворошить прошлое…

– Хорошо. Если вдруг сложится так, что понадобятся некоторые уточнения, Вы же не откажитесь от новой встречи?

– Безусловно. Я желал бы разобраться в истории до конца.

* * *

– Что думаешь об услышанном, помощник? – пытливый взгляд Смыслова обратился на Сергея. – Заработок-то нам гарантирован, но вот особых перспектив в этом расследовании я лично пока не усматриваю, скучновато как-то. По всей видимости, Хлустов просто демонизирует неприятных и чуждых ему людей, близких к бывшей жене. Хотя, как знать! Иной раз при пристальном рассмотрении самого на первый взгляд банального происшествия такие вдруг страсти открываются – оторопь берёт.

Итак, попрошу тебя первым делом выяснить по своим каналам подробности гибели Анны Дороховой. Затем отправляйся-ка на юг, в Ростов-папу. Ведь там у тебя, естественно…

– … обитает армейский товарищ. Служит командиром ОМОНа, – бесстрастно продолжил фразу Сергей, пропустив мимо ушей иронию шефа. – Вы должны бы уже привыкнуть, что добрых знакомых у меня куда больше, чем населённых пунктов на карте России. Уж таким компанейским парнем я выдался! Надеюсь, Андрей Палыч, Ваша наука не считает подобную черту характера патологией?

– Нет, конечно, но лишь до той поры, пока общительность не перерастает в докучливость.

Впрочем, не о тебе будь сказано, меру надо знать во всём! И всем. Чтобы не превратиться в население, каждому, составляющему народ, следует помнить о традиционных рамках культуры и нравственности, тех скрепляющих устоях, которые завещали отцы и деды. Не крушить оголтело, а сберегать всемерно! Донимает, понимаешь ли, всеобъемлющее псевдолиберальное пустословие о пресловутых общечеловеческих ценностях, правах человека и столбовой дороге цивилизации!

– У-у-у, шеф, никак, меня ожидаючи, «Коммерсант» читали, а то, страшно произнести, «Новую»?

– Радио, Серёжа. Просто слушал то самое радио. Отголосок госдепа. И прости за сползание в морализаторство – очень уж накипело.

Но, давай-ка, всё-таки вернёмся к делам нашим скорбным. Пока будешь в разъездах, я постараюсь, елико возможно, приблизиться к незадачливому ресторатору. Благо, есть и у меня знакомые, а один среди них – частый посетитель числящегося за Гольцовым того самого злачного места богемных сборищ. Так уж случайно сложилось…

* * *

Справка, которую до своего отъезда в Ростов помощник подготовил для Смыслова, была короткой и включала лишь сухие факты, ознакомление с которыми вряд ли могло зародить сомнения у непредвзятого читателя. Из её содержания следовало, что известный литератор Анна Семёновна Дорохова, оступившись, упала с верхней ступени мраморной лестницы собственного загородного дома, ведущей со второго этажа в холл, получив при этом множественные ушибы и переломы. Скончалась до прибытия машины скорой помощи. Проведённый экспертом на месте происшествия осмотр тела и результаты последующего патологоанатомического исследования позволяют исключить версию насильственной смерти. В момент происшествия в доме находились несколько человек. Сама Дорохова; её муж, Геннадий Гольцов, который, по его словам и свидетельству горничной, спал в своей комнате и был разбужен лишь начавшимся в доме переполохом; сотрудник охранного агентства, дежуривший в холле и собственно горничная, по фамилии Лемехова, 1980 года рождения. Лемехова в тот момент убирала гостевую спальню, которую примерно за час до описываемых событий освободил сын Дороховой, Борис, гостивший в доме двое суток и убывший на такси к вечернему поезду.

Единственным непосредственным свидетелем падения хозяйки дома оказался охранник. Он оглянулся на испуганные возгласы Дороховой, пытавшейся удержать равновесие, инстинктивно кинулся было к подножию лестницы, но при всём желании предотвратить падение никак не успел. На шум из комнаты выбежала горничная со шваброй в руках. Напуганная женщина спустилась по ступеням и присоединилась к охраннику, безуспешно пытавшемуся привести в чувство потерявшую сознание хозяйку. Через некоторое время к ним вышел проснувшийся Гольцов, который и позвонил медикам. «Скорая» прибыла довольно быстро, минут через двадцать, и доктор, констатировавший смерть, счёл обязательным вызвать милицию.

Сделав в записной книжке пометки о необходимости побеседовать с охранником и горничной, Смыслов отправился к станции метро «Сухаревская», где у него была условленна встреча с одним из немногих одноклассников, Давидом Таникадзе, с которым, несмотря на прошедшие десятилетия, сохранились приятельские отношения.

Давид являл собой личность многогранную. Окончив в своё время музыкальную школу, прилично играл на скрипке и фортепьяно, что позволило ему без особых напряжений пройти трудные девяностые, выступая в составе одной из шоу-групп. Самоучкой овладев своеобразной, гротесковой манерой письма, он изредка появлялся на Арбате, где не для заработка, а в первую очередь ради практики, забавлял публику характерными портретами с точно подмеченными и доведёнными до карикатурности особенностями позирующего. Ещё в старших классах Давид писал стишки, незамысловатые по содержанию, но с хорошим чувством ритма и размера. Как-то даже хвалился перед Смысловым, демонстрируя курортную газету с принадлежащими его перу виршами на литературной странице. Одним словом, такой типаж просто обязан был являться завсегдатаем заведения с несколько фривольным названием «Шустрый флоггер», где по вечерам за коктейлем, вероятно для разогрева перед последующим переходом к более жёстким действам, собираются ему подобные персонажи, с полным правом причисляющие себя к людям искусства.

Хорошо знавший дорогу, Давид проходными дворами привёл Смыслова к самой двери заведения.

– Это, дорогой Дрюня, не просто кафе! Это – клуб, куда случайных посетителей не так уж и пускают, разве что днём, для выручки. А по вечерам сюда может попасть только свой, а гость – в сопровождении постоянного клиента, такого как я, например.

Спустившись в полуподвал по лестничному пролёту, Таникадзе распахнул перед спутником дубовую дверь и по-свойски, за руку, поздоровался с дежурившими при вратах секьюрити. С вышедшей навстречу полноватой женщиной средних лет, вероятно, дежурным администратором, он расцеловался, приобняв ту за пухлые плечи:

– А я сегодня с другом, Алла Марковна! Прошу принять его в нашу дружную компанию – известный в Москве частный детектив Андрей Павлович Смыслов, мой лучший друг со школьных времён. Где прикажете расположиться?

По длинному коридору с нарочито не убранными в защитные короба и раскрашенными в разные цвета трубами коммуникаций хозяйка провела их в притемнённый зал, обставленный круглыми и овальными столами, точно такими же, что составляли основу интерьера любой городской квартиры начала шестидесятых годов.

– Наверное, вот здесь, в углу, Вам, Давид Гургенович с товарищем будет удобно, – женщина указала гостям уютное местечко на небольшом возвышении. – Отсюда Вашему другу хорошо будет рассматривать интерьер. Располагайтесь, а когда созреете, позовите официанта, примем заказ.

Место и в самом деле оказалось удобным. Выбрав показавшийся ему наиболее надёжным стул из коллекции наверняка помнивших коммуналки собратьев, привыкнув к полумраку, Смыслов оглядел зал. Барную стойку, тянувшуюся вдоль стены справа, небольшую сцену в противоположном торце с примыкавшем к ней подсвеченным танцполом. Посетителей было ещё немного, но они постоянно прибывали парами или шумными группками, так что помещение быстро заполнялось.

Позволив Давиду, как знатоку здешней кухни, сделать заказ по своему разумению, Смыслов спросил его о владельце кафе, Гольцове.

– Да какой он хозяин! Гена отличный парень, только безбашенный. Знаешь, конечно, он ведь недавно вдовцом стал. Потерял на беду свою кормилицу!

– Да, я что-то такое слышал о смерти его жены, кажется, она книжки писала? Наверное, теперь наследство он получит хорошее?

– Ну, ты даёшь! – изумился Таникадзе. – Это ты про Дорохову-то! Она не просто книги писала, а олицетворяла собой одного из самых читаемых авторов современной России. Такие тиражи выдавала, закачаешься! А с Генкой у них договор был простой, как правда. От реализации первого издания подписанного его фамилией романа он имел треть дохода. И это были не малые деньги, поверь! А вот слухи о наследстве явно преувеличены.

Поимей расклад! Этот вот клуб, например, возьмём. Дорохова всем говорила, что купила его для Генки. На самом же деле ему поначалу на правах доверительного управления принадлежала половина заведения, а второй владел компаньон, не скажу – кто. Позже супружнице не понравилось, что её юный муж ночами стал здесь пропадать, и, как сам понимаешь, не в одиночестве он пребывал, а с молоденькими подружками. Тогда она долю его уменьшила до самого мизера, так, что ему от барышей крохи стали доставаться, разве что на карманные расходы. Хуже того, фактический хозяин заведения ткнул Гольцова носом в его новое положение и запретил тут хозяйничать. Теперь Генка заходит иногда в качестве обычного гостя, да и то всё реже и реже – какой интерес раны-то бередить!

Загородный дворец свой Дорохова задолго до смерти отписала своему сынку, которого бросила сразу после его рождения. Так сказать, в знак осознания своей вины и последующей компенсации причинённых страданий. Поскольку полгода со дня смерти жены вот-вот истекают, Гольцов шмотки свои из особняка уже вывозит. Он возвращается в родные пенаты, в свою «двушку» на Открытом шоссе.

Я там у него разок был, когда он с женой в очередной раз поссорился, вернее, она его после очередного загула турнула. Место, скажу тебе, далеко не райское, на отшибе, у Лосиного острова. А ты говоришь – наследство! Оно и не светило Гольцову. А вот добытчицу беречь и лелеять следовало, а он по своему раздолбайству вместе с ней и источник верного дохода потерял…

Простившись со школьным приятелем, Смыслов вернулся домой. Он позвонил помощнику, кратко информировал того о проведённой встрече и сообщил, что фамилию Гольцова жирно перечеркнул в списке потенциальных виновников гибели писательницы.

* * *

А Сергей в тот час коротал время на ростовском вокзале, ожидая электропоезда в Таганрог. Несколько замешкавшись в гостинице, он всего-то минут на пять опоздал на электричку, а следующая, как назло, отходила в одиннадцать тридцать, через три часа. Вот он и курсировал в раздумьях по привокзальной площади – благо погода соответствовала. От увенчанной синими буквами, составляющими слово «ВОКЗАЛ», башни в четырнадцать этажей с круглыми часами и такого же цвета эмблемой Российских железных дорог до вокзала пригородного. Путь пролегал вдоль путей трамвая. Сергей успел до оскомины налюбоваться расположенным напротив автовокзалом, заполонившими площадь машинами и автобусами, строящимся трёхуровневым гаражом, а также фирменного цвета жёлтой бензозаправкой «Роснефти».

Разузнать о семье Хлустовых оказалось несложно, так как отца, популярного в городе медика, в Ростове-на-Дону помнили ещё многие. Андрей Петрович, его младший сын, после окончания Университета в родном городе остался на преподавательской работе. Женился в возрасте двадцати девяти лет на однокурснице. Вскоре у них родился сын Михаил, а через год на свет появилась и дочка, которую назвали Машей.

Случилось так, что друзья уговорили Хлустовых отправиться в первых числах июня 1983 года в круиз на теплоходе до Москвы. Андрей с охотой согласился – помимо всех прочих радостей представилась возможность повидать старшего брата, который не появлялся в родительском доме с того самого момента, как отбыл на учёбу. Скупые письма от Анатолия приходили редко, и родные мало что о нём знали. Отца к тому времени уже не было в живых, и мать умоляла Андрея привезти весточку от отдалившегося от семьи сына.

Билеты взяли на относящийся к самым крупным судам в Волжском бассейне четырёхпалубный теплоход «Александр Суворов», построенный всего два года назад на верфи в Чехословакии.

Вечером пятого июня теплоход приближался к Ульяновску, и Андрей Петрович предложил супруге подняться на верхнюю палубу, чтобы лучше увидеть незнакомый город с реки. По пути они постучались в каюту к друзьям, но час был поздний, те уже готовились ко сну и присоединиться к спутникам отказались. Как рассказывал потом приятель Хлустовых, внезапно послышался скрежет, и от сильного толчка со столика в каюте попадали вещи. Теплоход ощутимо замедлил ход. Почуяв неладное, мужчина выбежал в коридор и направился к трапу, что вёл на верхнюю палубу. Не сразу сообразил он, что это за липкая жидкость струилась по ступеням вниз – то была человеческая кровь.

– Не надо туда идти, – преградил ему дорогу молодой речник, член команды, с искажённым гримасой боли лицом. – Видеть это невыносимо!

Из документов, с которыми Сергею удалось ознакомиться, вытекало, что «Александр Суворов», следуя по маршруту туристического круиза Ростов-на-Дону – Москва, 5 июня 1983 в 22 часа 45 минут на полном ходу зашёл под несудоходный пролет Ульяновского моста через Волгу и задел конструкцию. Число погибших составило до двухсот человек. Большое число жертв объясняется тем, что в момент столкновения большая часть пассажиров находилась в кинозале и на танцевальной площадке, что на верхней палубе, полностью уничтоженной столкновением с фермой моста».

Мама Хлустова не пережила тяжёлого известия. Приехавший на её похороны Анатолий увёз детей брата с собой в Москву. Через полтора года девочка вернулась в Ростов, где некоторое время обитала у родной сестры своей матери, женщины болезненной и одинокой. В семилетнем возрасте она по какой-то причине оказалась в селе Синявское, в доме Нины Макаровны Михеевой, где и проживала до окончания средней школы.

Поскольку сходное название населённого пункта прозвучало в рассказе Анатолия Петровича Хлустова как возможное место проживания сына Дороховой, Бориса, Сергею показалось разумным как можно скорее туда попасть.

Дорога, не в пример ожиданию поезда, заняла каких-то полчаса, и вот он у выкрашенного синей краской («дался им этот цвет!») станционного здания, выходящего фасадом на улицу Ленина. Опытный оперативник в прошлом, он заранее наметил план поиска. Первым делом следовало посетить почтовое отделение. О том, как к нему пройти, справился у прохожего. Оказалось, отделение связи недалеко, на параллельной Красноармейской улице. Туда и направился.

Нужный адрес узнал легко. Разговорчивая сотрудница почты объяснила, что идти следует прямо до пересечения с Будённовским спуском.

– За ним и начинается улица Гагарина, там ещё автосервис на углу. На пригорке увидите родник. После него через два дома будет тот, который Вам нужен.

…Невысокая, худенькая старушка с седыми, оттеняющими загорелое лицо волосами, убранными под платок, хлопотала по хозяйству во дворе дома под камышовой крышей.

– Надо же, – удивился Сергей, – я и не предполагал, что подобное покрытие ещё где-то сохранилось!

– Ну, что Вы, молодой человек! У нас дома, крытые камышом не редкость. Ведь камыш – растение от природы устойчивое к сырости. Правильно уложенная из него кровля не один десяток лет служит доброму хозяину. Она ни дождя, ни снега не боится. Не гниёт, не разбухает от влаги, которая совершенно не впитывается, а легко стекает по скатам. Так Вы полюбоваться на крышу зашли?

– Это так, заодно. Вообще-то я приехал к Нине Макаровне и очень рассчитываю на её помощь.

– В таком случае, пройдём в хату, чего нам во дворе-то разговоры говорить, – пригласила хозяйка и направилась к крыльцу. – А после вон фруктов на дорогу соберите, – указала женщина на обсыпанные дикими абрикосами плодовые деревья за домом. – Жердели в этом году уродились!

Пройдя вслед за Михеевой в комнату, Сергей огляделся. Небогатая, но вполне уютная обстановка. Чистота и порядок характеризовали Нину Макаровну с положительной стороны. Старая прочная мебель. Икона в переднем углу с тлеющей лампадкой. Гость принялся разглядывать фотографии, в большом количестве украшавшие одну из стен:

– Ваша родня?

Женщина принялась объяснять:

– Вот на этом снимке мой покойный муж. Да только с Тимофеем-то мы недолго прожили. Он ходил в море на промысел. Однажды не вернулся…

Станица наша так уж удачно расположена – в устье Дона и его многочисленных рукавов. До Азовского моря – рукой подать, каких-то полтора километра. Поэтому рыбы у нас всегда было изобилие: тут Вам и судак, и рыбец, и лещ, и сомы с чехонью – это коли речную брать. Да кроме неё и морской хватало: белуга, севрюга, осётр. А раков столько ловили – не поверите! Недаром станицу нашу в народе, попросту называли «Рачной». Это ещё и потому, что к поездам на железнодорожной станции выносили раков продавать.

Вот и построили почитай году в тридцатом рыбозавод на берегу Мертвого Донца. А рыболовецкие колхозы, что для него рыбу добывали, в Морском Чулеке, Приморке, Варёновке были. Мой отец на заводе работал, на засолке. Рассказывал и про другие цеха – копчения, вяления, изготовления черной и красной икры. Рыбу хранили в ледниках, – это помещения такие, куда зимой свозили укрытые соломой большущие льдины, вырубая их из Мертвого Донца. Славилась наша рыбка – даже в столицу отправляли. А первым директором завода был дядька моего мужа.

В сорок первом, когда фронт приближался, отец записался в партизанский отряд. Его тогдашний директор завода организовал, Рыбальченко, кажется. Перед самым приходом немцев в станицу отряд ушёл в плавни. Ну, отрядом-то трудно было назвать – их всего полтора десятка человек поначалу было. Но фашистов донимали серьёзно. Перед самым освобождением, летом сорок третьего отца убили.

В Синявской даже какой-то штаб эсесовский размещался. Вообще немцы здесь основательно расположились, даже школу открыли. Полицаи переписали детишек по дворам и в класс согнали. Мне тогда как раз шесть лет стукнуло. Помню, учителка-немка нас по затылкам линейкой лупила, между парт вышагивая.

– А это что за молодые люди, – прервал гость затянувшееся повествование Михеевой, указав на снимки юноши и девушки, – детки Ваши?

– Белокурая девчушка не моя, это воспитанница. А… вот мальчик – то сынок мой, – слегка замялась хозяйка.