Текст книги "Солдаты Омеги (сборник)"

Глеб пока не замечал Артура, надрывался, орал:

– Правой! Левой! Придурки! Манисово дерьмо! Ползуновья отрыжка!

Вдруг Курганник нарушил строй, не обращая внимания на эти вопли, пошел к Выползню, раздвигая мужиков. Чужие косились удивленно, покрикивали вслед; свои улыбались. Охотник Маклай, тоже с Артуровой фермы, пристроился в след коновалу. Артур дернулся: остановить, удержать! Их же сразу повесят за самоуправство! Их же… Не успел. Глеб поперхнулся очередным воплем и принялся слепо шарить по поясу в поисках кобуры.

Руки у коновала были сильные. Он свернул шею бугаю Выползню одним движением, как куренку. Выползень даже понять ничего не успел.

Мужики заорали в восторге: многим то, что омеговцы пощадили Выползня, пришлось не по душе.

Артур переместился за левое плечо сержанта. Придется убить. Вот ведь идиоты, самонадеянные идиоты, спасай их теперь… Плац не охранялся: поручив новеньких заботам Глеба, разбежались и наставники, и рядовые. Это Артура устраивало. Глеб что-то почувствовал, обернулся – Артур молча ткнул его в шею справа.

Рыжеусый закатил глаза и осел на землю. На Артура выпучились онемевшие новенькие.

– Ну ты даешь, Артурка, – пробасил Курганник. – Ты бы хоть предупредил.

– Ты бы сам предупредил! Ты что творишь?! Ты же нас всех подвел под трибунал! Ладно. Значит, надо уходить. Люди! – Артур заговорил быстро, обращаясь сразу ко всем: – Пока вы тут топчете плац, как стадо манисов, омеговцы грабят наши дома и насилуют наших женщин. Мне только что сообщили. Наших жен, наших дочерей насилуют. Последнюю еду отбирают. Уйдете со мной или останетесь?

– Уйдем, – из молчащей толпы вышел Курганник. – Говорил я тебе – тикать пора. Не знаю, как кто, а мы с тобой. На ферму пойдем. Командуй.

Закивали незнакомые люди, загудели одобрительно. Плана как такового у Артура не было, пришлось импровизировать. Недобитого Глеба подхватили за ноги и за руки, отволокли в тень, посадили – вроде как отдыхать. Рядом пристроили труп Выползня. Артур перерезал Глебу сонную артерию – фонтаном забила кровь. Стоявшие рядом отшатнулись. Он вытер нож о куртку мертвеца, вынул из кобуры пистолет Глеба. Пригодится.

– На склад, – прохрипел Артур, – за мной. Возьмем оружие. В живых никого не оставлять.

Куда только девались деревенские увальни: за ним короткими перебежками двигались бывалые охотники, шаги их были беззвучны, а движения уверенны. Артур надеялся, что встречные подумают о тренировке и останавливать не станут. На случай же лишнего интереса у него был пистолет Глеба. Пустошь любопытных не любит… Рядом пыхтел Курганник, встраиваясь в ритм.

– Охрана?

– Должна быть. Вы остановитесь за углом. Я зайду. Конечно, дежурные заметят с вышек, тревогу поднимут. Но на складе оружие – берем его, бежим в гараж. Уводим технику. На танкере никто не умеет… Есть сендеры, грузовики. А ворота… Там посмотрим.

Дыхание сбилось, и Артур замолчал. Подать знак ребятам: стойте! Не оглядываясь, нырнуть за угол склада. На вышках уже заметили, но недоумевают: вдруг сержант гоняет новичков. Пусть подумают еще. Пусть растеряются. За дверью склада – рядовой. Сидит за конторкой, пишет в амбарную книгу. Улыбнуться. «Вольно». Куда он смотрит? В правой руке – пистолет… Это я виноват, парень, прости. Стрелять нельзя – громко. Шагнуть вперед. Рукоятью ударить в переносицу. Подхватить, положить на пол. Отдохни. Дальше – еще одна дверь. За ней двое рядовых играют в карты. Зря, ребята. Запрещено уставом. Не стрелять. Столкнуть лбами, чтобы хрустнуло. Дальше. Рицка, а ты что здесь делаешь?!

– Артур? – Прапорщик выпучился на него. – Артур, ты что?!

Артур поднял пистолет на высоту лица прапорщика и прицелился промеж глаз. Один раз нажать на спуск – и Рицки не будет. Омеговец. Враг. В живых не оставлять никого.

– Не стреляй! Парень, ты что?!

Хороший пистолет, спусковой крючок поддается плавно. Отдача бьет в руку. Рицка заваливается на спину, так и не получив ответа на свой вопрос. Вернуться назад. Распахнуть дверь. Курганник его заметил: толпа втягивается внутрь. Дежурные пока в растерянности. Может, новенькие получают на складе обувь или одежду?.. Захлопнуть двери. Засов. Первый рядовой начинает стонать. Добить. Двух других душат без команды. Правильно. Артур же приказывал не оставлять в живых. Никого. Труп Рицки – вокруг головы вязкая лужа крови. Кто-то вляпался, и по полу тянутся следы.

Это – война.

Стеллажи с оружием. Снаружи пока что тихо.

– Берем оружие. Только то, чем умеете пользоваться. Сколько унесете. Без жадности. Гранаты не забудьте.

Артур осмотрелся: тусклая лампочка освещала полки, оружие, разгоряченные лица соратников. Окон на складе не было, уходить придется через дверь, а на нее – все внимание с двух вышек у ворот. Только бы пересечь дорогу, снять часовых и вбежать в гараж… Все равно будут потери. За всю историю Омеги ни разу не было бунта, но натасканные часовые сориентируются.

– Выходим. Снимаем дежурных у ворот. На башнях – автоматчики. Их тоже. Кто стреляет метко?

– Я стреляю, Артур, да ты не волнуйся, перебьем, как ползунов. – Курганник примерился к винтовке, передумал и взял автомат. – Ты, главное, командуй.

Меткими стрелками назвались еще четверо. Быстро, будто всю жизнь грабили склады, люди подобрали себе оружие. Артур распахнул дверь склада и прыгнул на раскаленный гравий.

Дежурных у ворот он снял одной очередью. Слева, справа и сзади начали стрелять по вышкам, прикрывая отступление к гаражу. Вслед за Артуром люди бросились через дорогу. Этот десяток шагов дался ему труднее всего. Каждый миг он ожидал нападения. Вот-вот ударят превосходящие силы Омеги…

Отворяя двери гаража, Артур вспомнил: Яшка и другие мужики остались в цирюльне. Что ж, всех не спасешь.

Технику никто не охранял. Только механик возился с движком грузовика – нырнул по пояс в капот. Артур застрелил невезучего сзади.

– Проверить, где достаточно топлива! Остальным грузовикам пробить колеса.

Танкер – штука медленная, хоть и надежная. За грузовиком не угонится.

– Баки пробить, – поправил Курганник. – Уходить будем – подожжем. Пусть попляшут у костра.

Снаружи стреляли: из дверей гаража палили дезертиры, с вышек – солдаты Омеги. Артур отобрал пять грузовиков, назначил водителей из добровольцев.

– На вышках, похоже, готовы, – крикнули от двери, – достали мы солдатиков.

– Грузимся!

Едкий запах топлива из пробитых баков наполнил гараж. Артур загрузился последним: когда четыре автомобиля выползли на дорогу, он прыгнул в кабину пятого, к Курганнику. Коновал, улыбаясь, протянул ему прикуренную самокрутку, и Артур бросил ее в окно. Полыхнуло. Люди Артура уже распахнули ворота гарнизона. Курганник дал газу, и колонна дезертиров вырвалась на волю.

Сзади раздались взрывы и крики, Артур, рискуя поймать пулю, выглянул в окно: гараж полыхал, черный дым поднимался к белесому небу. Значит, у дезертиров есть фора, омеговцы не скоро смогут организовать погоню.

* * *

Кажется, их никто не заметил. Высь вывел Нику с Ланой через дыру в заборе, что у манисовика, о ней знали только мальчишки. Мешок получился тяжелым, Высь забрал его у Ники: ей еще малышку нести. Девочка молчала, молчала и Ника. Высь потел под грузом, самопал на кожаном ремне оттягивал плечо. Обычно к свалке ездят на сендерах, но сегодня нужно не только от чужих таиться – от своих же. И уходить пришлось пешком, тихо, как ворам.

Ника оделась по-походному: свободные штаны ниже колена, рубаха без рукавов, тяжелые высокие ботинки. Голову повязала косынкой. Высь косился на жену Артура с любопытством: железная девка. Поплакала-поплакала, взяла себя в руки, снова стала взрослой и собранной. А ведь молодая, немногим старше Выся. Только седая вся. На ферме разное болтали о прошлом Ники, ужасы рассказывали. А спросить ее, что – правда, а что – враки, стыдно.

Скрипела под ногами, рассыпаясь пылью, потрескавшаяся земля Пустоши. Редкие пучки сухой травы белели на холмах. Впереди чернела свалка. Иногда Высь удивлялся: сколько же их было, Древних, сколько всяких штук они производили, если остались по всей Пустоши груды мусора? Сколько у них было самоходов, легковушек, грузовиков, если множество сезонов люди строили из них дома, целые поселки ставили, а металл все не кончался?

На этой свалке тоже были кузовы, покрышки, двери, битое стекло, арматура, обломки бетонных плит – как везде. Жили здесь панцирные волки, крысы, а вот кетчеров повышибли омеговцы. Панцирников не видно, не слышно – чересчур жарко, они ближе к ночи появятся, и тогда вся надежда будет на самопал. Сожрут же. Их толпой загоняют, на сендерах едут. Еще и не каждая пуля возьмет волка.

Стали попадаться машины Древних, изржавленные, сплющенные и смятые. Показались покосившиеся столбы. Ника свернула в глубь свалки, прижимая дочку к груди, запетляла между грудами хлама, потом полезла прямо по железу и бетону, рискуя оступиться и покалечиться. Высь полз следом. Наконец Ника остановилась у бронированного самохода без колес, забралась внутрь. Пахло крысиным пометом, было душно. Ника откинула люк в днище самохода, открыв лаз в тесную нору.

Под землей было прохладней, воздух поступал сквозь отверстия в дощатом потолке, как и дневной свет. Распрямиться Высю не удалось: убежище было низким, неуютным. Три отсыревших тюфяка, покрытый плесенью стол, припасы в коробах, бак с водой.

– Вот, – тихо сказала Ника. – Сверху не видно, навалено всякой дряни. И землей присыпано… Можно даже огонь ночью жечь, видишь – очаг. Раньше, Артур говорил, было хуже, он все уже после возвращения оборудовал. Здесь долго жить можно. И панцирники не достанут. Только крысы…

Высь заметил, что сундуки обшиты железом. Баюкая уснувшую в пути малышку, Ника опустилась на тюфяк. Высь сел за стол, представил, как будет жить здесь долго-долго, может, сезон. Выходить на охоту. Заботиться о чужой жене и дочери. Когда опасность минует, Артур придет за ними, если выживет, конечно. А если нет? Что ж, Высь будет выбираться на разведку и сам поймет, можно ли возвращаться на ферму. Артур всегда был добр к нему, всегда защищал. Пришло время платить добром за добро.

Глава 7
Офицерская честь

Научники говорили, что у Древних были приборы, с помощью которых предсказывали погоду за неделю и даже за две. Да, такая цивилизация достойна восхищения! Ничего, скоро на Пустоши воцарится порядок, генерал Бохан по крупицам соберет утерянные знания, и человечество обретет прежнее величие. «Сейчас бы не помешал чудный прибор», – думал Лекс, глядя на коричневое небо. Похоже, грядет пустынная буря.

Вскоре по радио поступило подтверждение: на юге уже свирепствовал ураган. Колонне, расположившейся на привал, было приказано в срочном порядке сниматься, чтобы укрыться в ближайшей деревне. Это в десяти минутах езды. Лекс вынул хронометр, глянул на подвижные стрелки и попытался прикинуть, сколько это – десять минут. Ничего, освоит прибор. У всех Древних были такие штуки. Даже малыши умели ими пользоваться.

– Скоро здесь будет, – проговорил Глыба, вглядываясь в темнеющий горизонт.

– Живо по машинам! – рявкнул Лекс. – Пять минут на сборы. Быстро!

Засуетились сержанты, подгоняя рядовых. Почти никто не успел доесть ужин, бойцам приходилось глотать мясо на ходу. Те, кто с едой расправился, сворачивали палатки, волокли чугунный котел. Повар, причитая, сваливал грязные миски на брезент, завязывал его узлом, чтобы помыть посуду в деревне.

Глыба, торчащий из люка танкера, махнул капитану: иди, мол. Лекс хозяйским взглядом окинул рычащие танкеры и устремился к Глыбе.

Опять жара, духота и вонь кабины. Ничего, если немного потерпеть, то в деревне можно помыться. Вряд ли дикие откажут офицеру в маленьком удовольствии.

Тонко вскрикнул валяющийся на полу Кусака, засучил ногами. Открыл глаз, зыркнул непонимающе и снова захрапел. Лекс склонился над ним и поморщился от выхлопа, перебивающего вонь машинного масла.

– Опять налакался! Откуда он берет выпивку?

Глыба вел танкер и потому не отреагировал, Барракуда дернул плечом, гнилозубо улыбнулся и отцепил от пояса флягу, потряс ею, будто Лекс мог услышать, как там булькает бормотуха, и заорал, стараясь перекрыть рев мотора:

– Чес-слово, последние капли! У Кусаки, значит, где-то схрон!

– Найти и доложить мне, – распорядился Лекс.

– Так точно! – Барракуда продолжал лыбиться. – Когда в деревню приедем, я эт сразу!

– Командир роты Лекс?! – крикнул из переговорного устройства Тойво.

Лекс склонился над передатчиком:

– На связи. Что у вас?

– Прямо по курсу таки деревня, но там что-то странное творится!

В передатчике засвистело и защелкало, взволнованный голос Тойво утонул в посторонних шумах. Когда шумы стихли, Лекс возобновил связь и гаркнул:

– Тойво, прием! Что у вас?

– Ворота деревни… – пробивалось сквозь помехи, – на дозорных вышках…

– Что на дозорных вышках?!

– Таки никого! То ли напали на ферму эту, то ли все дезертировали.

– Соблюдайте осторожность, – приказал Лекс, приемник опять захлебнулся скрипом и скрежетом.

– Не хотят дикие войны, – со знанием дела констатировал Глыба. – Никто не хочет. Они считают, что достаточно платят Омеге за спокойствие, и отказываются воевать за нас. Понимают, что на войне и помереть недолго.

Лекс хотел возразить: если не станет Омеги, то закончится мирная жизнь диких, мелкие фермы падут под ударами охотников за чужим добром, поселки покрупнее перейдут под опеку бандитских кланов. Неужели дикие этого не понимают?!

– Интересно, девочки там симпатичные? – полюбопытствовал Барракуда.

Никто не ответил. Глыба сосредоточился на управлении машиной. Лекс ждал, когда же наконец танкер, раскалившийся на солнце, остановится и можно будет выбраться из душегубки.

– Приехали! – Глыба свесил мускулистые руки, перепачканные мазутом, вытер лицо, оставив на лбу черную масляную полосу.

Лекс поспешил выбраться первым. Едва он откинул люк, ветер швырнул в глаза пыль вперемешку с песком. Омеговцы короткими перебежками направлялись к воротам. Ветер будто сорвался с цепи, носился по дорогам, вертел лопасти ветряков, закручивал маленькие смерчи, бился в ржавые ворота – петли отзывались скрипом. Закатное солнце плыло над Пустошью мутным пятном. Вскоре оно и вовсе пропало.

Песок лез в нос, в глаза. Не дожидаясь приказа, бойцы нацепили респираторы, Лекс последовал их примеру.

– Эк ветерок развеселился! – бодро воскликнул Барракуда и выругался, сплевывая прямо на танкер – пыль набилась в рот.

Из-за ворот прикатилась тряпка, облепила ноги Лекса. От дозорной вышки оторвало кусок жести и, раскручивая, понесло. Лекс пригнулся и поспешил в деревню. К этому моменту бойцы открыли ворота, и на пустой двор въехала вся колонна. Пропуская машины, Лекс отступил к двухэтажным домам из дикого камня, споткнулся обо что-то мягкое, глянул под ноги: тело человека уже почти занесло песком, лишь выглядывали носки кирзовых сапог. Труп. Значит, все-таки напали бандиты. Поняли, что бойцам Омеги не до них, и распоясались.

Из облака пыли показался невысокий омеговец. Да это же Тойво! Стянул респиратор, повернулся к ветру спиной и прокричал:

– Таки я бы сказал: похоже, поселок ограбили. Транспорта в гараже нет. Населения таки тоже нет. Если бы меня спросили, я бы сказал: или попрятались, или…

Лекс указал на убитого. Вслед за Тойво прибежали двое его бойцов, потянули труп за ноги. Ветер тотчас подхватил пыль, обнажив молодого парня с лицом, изуродованным кожной болезнью. Покойник таращил залепленные пылью глаза, на земле угадывалась лужа крови.

– Еще есть трупы?! – заорал Тойво, закашлялся и натянул респиратор.

Наемники покачали головами. Тойво принялся размахивать руками и приседать, но что он хотел сказать, никто не понял, и ему пришлось снова снимать маску.

– Обыскать поселок! – прохрипел он, прикрывая рот. – Надо знать, что здесь произошло! – И ткнул в сержанта. Тот отдал честь и убежал к технике, которая едва виднелась в бурой пыли, напоминающей дым.

Лекс махнул на ближайший дом, сделав жест, будто открывает дверь, Тойво сообразил и кивнул.

В прихожей царил полумрак. Шмяк – ударилась в окно то ли тряпка, то ли неудачливая птица, Тойво пригнулся. Лекс на всякий случай приготовил автомат.

– Таки наконец-то можно вздохнуть, а то я думал, умру! – Тойво скрипнул песком на зубах и облокотился о почерневший кособокий комод. При входе возле отполированной до зеркального блеска картины висел карабин, над дверью – подкова. Этот дом налетчики, похоже, обошли стороной. Или не успели ограбить – что-то их спугнуло.

Заскулили – Лекс насторожился и пошел на звук, Тойво приготовился его прикрывать.

Три женщины и двое детей прятались в погребе. Напуганные, перепачканные, они жались друг к другу и дрожали. Увидев Лекса со спущенным на шею респиратором, малыши в один голос завыли.

– Выходите, мы не причиним вам зла, – проговорил Лекс.

Подбородок морщинистой старухи задергался, она забормотала:

– Душегубы проклятые! Ни стыда, ни совести в вас нет! Сразу убейте! – Глаза под кустистыми бровями горели яростью. – Ну, ты, длинный, – кивнула на Лекса. – Сразу убей. Лучше так, чем…

Длинноволосая блондинка отползла в темный угол. Рыженькая прижала к груди вопящего ребенка. Одежда на ней болталась лохмотьями, Лекс разглядел на руке кровоподтек.

– Вам приказано выйти! – подтянулся Тойво. – Да как…

Лекс положил руку на его плечо:

– Тише. Надо разобраться. Видишь, они напуганы? – И сказал как можно ласковей: – Что тут произошло? Мы приехали вам помочь.

– Приезжали тут ваши. – Старуха сгребла второго ребенка. – Видишь, как помогли?

Лекс прочел во взглядах женщин ненависть и начал догадываться, что случилось.

– Здесь проходила колонна? Это беспредел. Мирное население велено не трогать. Я должен доложить о случившемся в штаб.

– Благодетель! – Старуха насупилась – все ее лицо пошло складками. – Убивай, душегуб!

Блондинка упала на колени и залепетала:

– Офицер, скажи, чтобы меня не трогали!

– Молчи, бесстыжая! – Старуха отвернулась от нее.

– Виновные будут наказаны, – пообещал Лекс и протянул руку блондинке: – Идем. Расскажешь, что здесь произошло. Никто тебя не тронет, слово офицера.

Всхлипывая, блондинка принялась карабкаться по лестнице. Маленькая девочка завопила с удвоенной силой. Рыженькая продолжала дичиться, смотрела волком.

Выбравшись, девушка вжалась спиной в стену, затравленно поглядывая то на Тойво, то на Лекса. Потом бухнулась на колени, подползла, обняла капитана за ноги и завыла. Он вспомнил Виту, высвободился из цепких объятий и зашагал прочь из этого дома, прочь от памяти и самого себя. Тойво семенил следом.

Ветер сбивал с ног, рвал одежду. Подчиненные Лексу офицеры ждали капитана в кабине грузовика. Он поманил их за собой. Из пыли, пригибаясь, вышли двое сержантов.

– Не мародерствовать, – скомандовал Лекс, стянув респиратор. – Женщин не трогать. Нарушите приказ – казню.

Совет офицеров было решено провести в самом большом доме. Переступив порог, Лекс расшвырял валяющиеся на полу тряпки, распотрошенные ящики – по всему видно, здесь мародерствовали. Но кто? Неужели братья по оружию?

В просторной комнате на полу сидела голая девушка, гладила мужчину, лежащего у нее на коленях, качалась из стороны в сторону и поскуливала. Черные волосы рассыпались по исцарапанной спине. Девушка не замечала ни незваных гостей, ни своей наготы. Лекс подхватил первую попавшуюся тряпку и накрыл незнакомку, но та даже головы не повернула. На половицах под ее ногами уже успела застыть кровь, вытекшая из груди мужчины. Лекс насчитал на его жилете три пулевых отверстия. С такими ранениями не живут.

– Кто это сделал? – спросил Лекс, чтобы обратить на себя внимание.

Незнакомка прижалась к убитому и затряслась. Подчиненные нерешительно столпились у входа – ждали распоряжений. Правильнее было отдать приказ, чтобы сумасшедшую увели, но Лекс не мог. Офицеры сами поняли, что нужно делать: схватили ее под руки и вытолкали за дверь. Не на улицу, конечно, а в соседнюю комнату. Труп за ноги вытащили из дома.

Вскоре пожаловали бойцы Тойво. Командир второй роты вел за руку блондинку, она ссутулилась и по сторонам старалась не смотреть. Люди едва уместились в комнате, капитаны уселись на кухне, девушка сжалась на стуле рядом.

Стемнело. В запертые ставни невидимыми пальцами колотил ветер, скулила за дверью сошедшая с ума черноволосая.

Блондинку звали Алей, она оказалась скверной рассказчицей. Из ее несвязного бормотания вскоре выяснилось: каким-то образом узнав о всеобщей мобилизации, мужики решили покинуть деревню, но омеговская колонна нагрянула днем раньше. Всех мужчин, как и должны были, загнали в грузовики и увезли, учинили беспредел: разграбили селение, надругались над женщинами.

– П-позор-то можно пережить, – лепетала Аля, сжимая руки на груди, – но у нас дети. Чем их кормить? Хоть сразу в Разлом прыгай или в Пустошь уходи, чтобы в-волки съели. Не мучиться чтобы.

Задумчивый Тойво теребил респиратор, а Лекс сгорал от стыда. Офицер, приказавший разграбить деревню, позорит Цитадель. Истинный офицер должен быть по-отечески милосердным. Дикие – они как дети неразумные, их нужно направлять, попеременно наказывая и поощряя. Только так можно расположить к себе население. Чего добился неизвестный офицер? Породил ненависть в сердцах диких, вырастил потенциальных предателей, теперь они во время боевых действий бунт поднимут. И наверняка разнесут по Пустоши слух, какие омеговцы звери.

Чтобы хоть как-то загладить вину перед Алей, Лекс отстегнул от пояса флягу и протянул ей. Девушка жадно припала к горлышку, по подбородку побежала вода, пятная серую рубаху.

* * *

Проснувшись, Лекс выглянул в окно: розовел рассвет, буря улеглась, оставив наносы из пыли и песка, танкеры наполовину замело, журавль над колодцем и даже дозорную башню покорежило.

В соседней комнате продолжала выть сумасшедшая. Переступив через спящего Тойво, Лекс направился к выходу. С трудом отворил дверь и передал донесение о происшествии в подконтрольной Омеге деревне. В штабе обещали разобраться и наказать виновных.

Уезжая из опустевшей деревни, Лекс оставил женщинам два мешка кукурузной муки.