Текст книги "Солдаты Омеги (сборник)"

– Эти голые. И сидят на рельсах.

Тимми поднялась, ткнула Маузера в бок кулаком:

– Я пойду. Я не зассал, вот еще, детей бояться. Разведаю и за вами вернусь. Только всех детей не тащите, вон с девкой схожу.

– Что, малой, – заржали из толпы, – глаз на девку положил?

– Это кто там выступает? Иди сюда, я тебе глаз на жопу натяну! Артур, со мной пойдешь?

Артуру ничего не оставалось, кроме как согласиться, – выслушав исповедь Томы-Тимми, он невольно стал ее пособником и теперь не мог отказать девушке. Тимми обогнула сидящих детей, подошла к говорившей девочке, взяла ее за руку:

– Ты идти сможешь? Или тебя понести?

Похоже, диалог со взрослыми отнял у девочки последние силы – она начала оседать на пол, Артур еле успел ее подхватить. Девочка оказалась невесомой, чуть тяжелее Ланы. На руках у Артура она очнулась, залопотала. Тимми нахмурилась, первой шагнула в тоннель, светя фонариком под ноги. Артур с осторожностью двинулся за ней, стараясь не споткнуться. Вид у тоннеля был необитаемый, вряд ли тут часто ходили.

Сзади раздались шаги – догонял Маузер.

– Сдурели, – сообщил он в пространство, – и я вместе с вами сдурел. Артур, ты чего ее на руках тащишь? Случись что – чем оружие держать будешь? Тимми! Ну придурок… А если ловушка?

– Ты обо мне не беспокойся, – огрызнулась Тимми пацанским голосом, – ты лучше помоги.

Маузер направил луч света под ноги Артуру и вытащил свой любимый пистолет из кобуры. Здесь было еще сырее, чем в основном тоннеле, вода капала с потолка, и ноги по щиколотку тонули в холодной грязи. Эхо носилось по подземелью и разбивалось о стены. Артуру показалось, что кто-то тронул его лицо, он отшатнулся, Маузер высветил колышащееся мочало то ли корней, то ли плесени. Шли долго, руки устали, но свою ношу Артур никому не хотел передавать – девочка, похоже, уснула.

– Ну и где? – Маузер задал вопрос, интересующий всех.

– Не знаю, где, но хотели бы устроить засаду – давно устроили бы, – Тимми остановилась, обернулась, – или вообще взяли бы нас в основном тоннеле, это же проще некуда. Один ба-бах – и только выковыривай из-под обвала останки… Эй, детка, где мама? Спит она, что ли?

– Ты топай, – велел Артур.

Возможно, девочка бредила, никаких родителей не было здесь и в помине. Запах подземелья, тяжелый, сырой, изменился – потянуло тленом. Капли все чаще срывались с потолка, со всхлипом разбивались о лужи, скатывались по щекам и лбу. Тимми продвигалась вперед с громким чваканьем – ноги вязли в грязи. Артур выбился из сил: невесомая поначалу девочка будто налилась тяжестью. Даже свет фонарей словно устал и поблек.

– Тупик, что ли? – пробормотала Тимми.

Маузер с Артуром поспешили к ней. Тут, наверное, произошел обвал и завалил проход. Артур осмотрелся, но не нашел сухого места, чтобы положить свою ношу. Маузер, не опуская пистолета, приблизился к завалу, прошелся вдоль – ничего. Только плесень свисает патлами и влага поблескивает на ней. Ребенок на руках Артура зашевелился.

– Давно завалило. Может, их родители на той стороне остались? – предположил Маузер.

– Пойдем, – Тимми развернулась, – надо кормить доходяг, а не теории разводить. Если родители там, мы им ничем не поможем.

Артур сделал шаг, и под ногой что-то хрустнуло. Моментально оказавшийся рядом Маузер подсветил: в грязи валялся давно истлевший труп – лохмотья, кости. Тимми согнулась пополам: ее тошнило.

– Мама, – пробормотала девочка ясным голосом, – мама здесь.

Как наяву Артур увидел страшную картину: взрослые и дети укрылись от начинающейся войны с Омегой, а может, жили в подземельях уже давно. И вдруг – обвал. Взрослые гибнут под грязью, камнями, обломками бетонных плит. Кого-то дети вытаскивают, чтобы этот кто-то, раненый, умер уже здесь…

– Пойдем. – Тимми старалась не смотреть на останки.

Девочка внезапно начала вырываться с недетской силой, Артур, растерявшись, выпустил ее, и она упала… Нет, не упала – в воздухе развернулась, приземлилась на все четыре немыслимым образом вывернувшиеся конечности и зашипела. Глаза ее в свете мечущихся фонарей сверкали зеленым, девочка показала зубы – острые, мелкие. Забыв о роли парня, завизжала Тимми, и Артуру показалось, что кто-то вторил ей в основном тоннеле. Зашуршало под потолком, Маузер глянул туда, вскрикнул и принялся палить. Артур задрал голову, и его сковал ужас.

Цепляясь за бороды плесени и мочала корней, по потолку спинами вниз бежали человекообразные твари. Две цепкие руки, две ноги, голова с непомерно вытянутыми челюстями, светящиеся зеленым глаза. Твари появлялись из дырки под потолком, над завалом.

– А вот и мама! – не прекращая стрелять, крикнул Маузер.

Тимми дал по мутантам очередь из автомата, с потолка посыпались камни. Артур не сводил взгляда с «девочки» – теперь понятно было, что вовсе существо не истощено, а огромные ее суставы – просто не человеческие, ноги выворачиваются коленками назад. «Девочка» скалилась, пританцовывала, собираясь прыгнуть. Артур непослушными пальцами потянул из кобуры пистолет.

Твари, не обращая на троих людей внимания, двигались к основному тоннелю. Артур представил, что сейчас там происходит, и похолодел.

– Стреляй! – завопила Тимми. У девушки так дрожали руки, что она не могла прицелиться.

«Девочка» снова зашипела и попятилась. Челюсти ее, вопреки опасениям Артура, не вытягивались, лицо оставалось прежним: крайне худой детской мордашкой.

– Дядя! Дядя, дядя, дядя! Дя-дя!

Видно, набор слов у мутантки был небогатый, необходимый для того, чтобы заманивать неосторожных путников. Почему она потащила людей сюда? Почему зрелые твари не устроили засаду прямо под потолком в основном тоннеле, а послали детей?

– Не могу. – Артур зажмурился. – Ребенок же. Не могу.

– Слюни подбери! – рявкнул Маузер и выстрелил.

«Девочка» тонко вскрикнула. Стало тихо, только шуршали удаляющиеся уродцы.

– Бежим! – Тимми сделала два неуверенных шага. – Там наши…

– Погоди. Нужно разобраться.

Маузер подошел к завалу, сунул пистолет Артуру и принялся карабкаться наверх, аккуратно ощупывая камни. Артур от удивления распахнул рот.

– Я о таком слышал. Коллективный разум. Черт, не думал, что они настолько антропоморфны, а то бы сразу сообразил. Она нас потащила, чтобы сигнал подать стае. А там, должно быть, матка. Центр, мозг. Прибьем – все окочурятся.

Артур напряженно прислушивался, но грохот выстрелов сюда не долетал.

– Игорь! – завопила Тимми. – Игорь, не дури! Думаешь, они логово без присмотра бросили?! Игорь, пойдем отсюда, пойдем к нашим!

Маузер, которого на самом деле звали Игорем, не соизволил ответить, и вмешался Артур:

– Там куча тварей. Если наши не справятся, мы погоды не сделаем. Лучше рискнуть.

Маузер уже был наверху и подсвечивал фонариком лаз, из которого появились мутанты. Артуру подумалось, что монахи Ордена Чистоты не так уж неправы: тварей нужно уничтожать. Конечно, таких, как Фирг, Курганник и Орв, отделить от пакости, а вот кровососов и этих – сжечь. Что же такое творится в Москве, если подземелья заняла натуральная нечисть? Что происходит с Пустошью, если никому нет дела, если никто даже в двух шагах от дома дрянь не истребляет?

– Нормально, протиснемся. Тим, не дури, – говорил Маузер. – Боишься – сиди внизу. Но учти: если они вернутся, тебя сожрут. Видел, какие у девочки зубки? А? Так у взрослых поболее будут.

Тимми всхлипнула:

– Игорь, я боюсь. Игорь, пойдем отсюда!

Артур почувствовал слабый отголосок ее страха. Как на Полигоне. Это что же там такое за обвалом прячется, если «в голову шибает»?

– Ты в дырку лезть боишься, а не мутантов. Давай, Тимми, будь мужиком.

– Надоело! – заорала Тома. – Надоело мне мужиком быть! Что ты от меня требуешь?! Чтобы я с тобой на смерть пошла?! Так и скажи, я пойду…

Артур схватил ее за плечи и как следует встряхнул. Маузер сверху крикнул:

– Заговаривается наш Тимка!

– Да знаю я все про нее, – огрызнулся Артур. – Хватит уже врать, Маузер. Вот кто ты такой – понятия не имею, а про Тому знаю. Давай уже быстрее говори, что делать.

– Томку сюда не затащишь. Вот что, оставайся с ней, жди меня. Если через десять минут… Тома знает. Если я не появлюсь, уходите. – Подтянувшись, Маузер скрылся в дыре.

По спине Артура продрал мороз. Так же он боялся малышом, когда просыпался ночью, а рядом – никого, и чудятся злобные глаза, следящие из углов. Теперь он так же беспомощен, но не один, а с плачущей девицей. И тишина. Глухая, будто ватная, тишина подземелья. Труп «девочки» в грязи.

Артур представил, как была бы организована расчистка силами Омеги: яркое освещение, люди в форме, вооружение, взрывчатка, огнеметы. От нечисти не осталось бы и следа, а тоннелями снова можно было бы пользоваться, даже пустить по ним поезда – для удобства людей.

– Ты подземелий боишься? – спросил Артур у Томы, чтобы отвлечься.

– Да. А узких лазов – вообще. Не могу, клаустрофобия. Десять минут – это до шестисот досчитать. Скоро уже… Что-то его не слышно. Может, ты слазишь посмотришь?

У них был только один фонарь, Артур не мог оставить Тимми в темноте. Сверху посыпались мелкие камни, из лаза показались ноги Маузера. Он скатился вниз и крикнул:

– Уходим! К основному тоннелю! Живо!

Не дожидаясь объяснений, все рванули вперед. На бегу Маузер пояснил:

– Их там тьма. И кости. Они людей жрут. Там такая… главная тварь. Матка. Ее не взять. Может, наши отобьются. Успеть бы.

В основном тоннеле шел бой. Артур споткнулся о труп «ребенка», потом налетел на труп взрослого мутанта. Ревел Фирг, бахали одиночные выстрели, строчили автоматы. Маузер сшиб Артура и Тимми на землю.

Вроде бы перевес был на стороне людей, но тварей еще оставалось предостаточно. Ближайшая прыгнула на Артура – Маузер сбил ее выстрелом. Тварь заверещала, клацнула челюстями возле Артурова лица и рухнула. В отличие от детенышей, взрослые мутанты сходства с людьми не имели: удлиненные, волчьи, челюсти с клыками, серая кожа, вывернутые ноздри, глаза с вертикальными зрачками, короткая полосатая шерсть.

– Фига се гибрид кота с обезьяной! – удивился Маузер шепотом.

– Что за мутафаги? – не понял Артур.

– Здесь кошек нет, – Тимми нервно хихикнула, – вымерли, сволочи. Туда им и дорога!

Артур успел пристрелить четыре твари, прежде чем бой закончился. Поскуливали раненые мутанты, мужики их добивали прикладами, чтобы патроны не расходовать. Отряд потерял пятерых, семеро, в том числе вождь Фирг, были ранены – сполна заплатили за доверчивость.

Глава 19
Пепелище

Сначала Лексу от выпитого сделалось легче: мысли будто погрузились в туман, обесцветились, как краски в сезон дождей, а вот потом разболелась голова. Хотелось раздвинуть кости и поскрести мозг, успокоить. Со временем боль усилилась. Она разливалась волнами, пронзала, будто от виска до виска вгоняли иглу. Тысячу игл. Затошнило, Лекс перевернулся на живот, но его не вырвало.

Мир перед глазами танцевал, небо пикировало авиеткой и, казалось, вот-вот упадет прямо на него, размажет по земле. Лекс приподнялся на руках и потряс головой. На спину легла рука Глыбы:

– Эй, ты чё, а? Совсем погано, да?

– Ну и дрянь вы пьете… Башка сейчас лопнет.

– Это от нервов, капитан. – Барракуда сунул ему под нос флягу с водой. – Пей, полегчает.

Фляг было три, и они летали перед носом. Рук, их держащих, тоже было три. Лекс поймал флягу и присосался к горлышку. Вскоре его вырвало – действительно полегчало. Но боль не прошла.

– В лазарет тебе надо, чтоб доктор настойку дал, – с сочувствием сказал Глыба. – И больше не пей много, нельзя тебе этого.

– Понял уже. – Лекс сел на корточки, мир все еще покачивался.

– Проводить тебя? – вызвался Барракуда.

– Сам дойду, не инвалид… И спасибо вам за поддержку.

Поднявшись, он побрел к лазарету мимо компаний босых наемников, сушащих портянки, мимо отстраненных офицеров, мимо длинных палаток. Почему-то он вышел к штабу. На пустой площадке валялся простреленный мешок, темнела подсохшая кровь.

К горлу подступил ком, и Лекс метнулся за нагромождение металлических пластин. Его вывернуло. Еще и еще раз.

К лазарету он продвигался окольными путями, чтобы Кир не видел, в каком состоянии однокашник. В детстве Лекс точно так же обходил скопления ровесников. Заметят – начнут дразнить; не стерпишь – будешь бит. Выходит, все повторяется? С той разницей, что вокруг уже не подростки и на кону не синяки, а жизнь, если промахнешься – расстрел.

Возле лазарета курил белобрысый лекарь, которого Лексу представил Кир, но фамилия вылетела из памяти. Лекарь щелчком выбросил самокрутку и шагнул внутрь. С ним иметь дело не хотелось, но башка раскалывалась, и темнело в глазах. Потоптавшись у входа, Лекс бесшумно отодвинул полог палатки и замер.

На подобии стола лежал труп мутанта с разрезанным животом. Из грудины торчала тонкая пила, во внутренностях копошился темноволосый лекарь в респираторе. Уперев руки в окровавленных перчатках в бока, белобрысый стоял к Лексу спиной.

– Ты посмотри сюда! Какая печень… Ух-х! Да наш механик глаз отдал бы за такую печень! Одну пропил – на́ тебе вторую, – восторженно говорил темноволосый.

– У них по два сердца бывает, – заметил белобрысый. – Давай посмотрим? Двойной контур кровообращения, представь, а? Изумительно! Хотел бы я в этом покопаться…

– А чего нам! Давай!

Темноволосый принялся пилить грудину. Похожий звук получается, когда ножовкой режут металл. Труп колыхался из стороны в сторону, внутри у него булькало и чавкало.

– Да чего ж он такой вонючий! – Блондин отступил на шаг.

– А человек, что, вкуснее пахнет? Еще гаже. О! – Темноволосый ухватился за ребра, с треском развел их в стороны и, сунув руки в грудную клетку мутанта, с чваканьем достал сердце. – Одно. Зато какое! Ты посмотри! О-бал-деть!

Лекс сглотнул, попятился и перевернул ведро с водой. Научники обернулись, темноволосый стянул респиратор: лицо вытянутое, подбородок тяжелый, вокруг глаз – морщины, как у людей, которые много смеются.

– У нас тут, молодой человек, вскрытие. – Не выпуская из рук сердце, лекарь шагнул к Лексу. – Подержи-ка!

Лекс не сдвинулся с места, уставился на истекающий кровью комок.

– Спасибо, – отодвинул окровавленную руку. – Мне бы что-нибудь от головы.

Блондин изменился в лице, схватил коллегу за шкирку и оттащил, приговаривая:

– А ну не лезь к парню. Он это… он ко мне вообще-то.

– Ну и ладно. – Темноволосый пожал плечами, достал скальпель и разрезал сердце.

Лекс покинул палатку, белобрысый увязался следом:

– Идем, есть у меня одно средство.

Лекс остановился. Блондин махнул рукой:

– Не бери в голову, он всегда такой шутник!

В палатке, заваленной коробками, лекарь усадил Лекса на стул, нашел склянку мутного стекла, накапал лекарство в стакан, развел водой и протянул:

– Выпей, полегчает.

Спиртовая настойка отдавала травами и драла горло не слабее бормотухи. Проморгавшись, Лекс прочел во взгляде лекаря сочувствие. Или померещилось?

– Меня Краузером зовут, – напомнил блондин. – Ты извини, если не в свое дело лезу… Парень тот толстый, чернявый приятелем твоим был?

Лекс смотрел в упор и молчал.

– Я это к чему… Ты поосторожнее с Киром, ладно?

– Спасибо, что предупредил, я знаю. – Лекс криво усмехнулся.

– Всегда пожалуйста. Я-то понимаю, что это все не по-человечески. И ты, и деревня разграбленная, и бабы… – Он махнул рукой. – Мое дело маленькое. Как со своими разберешься, спать ложись. Голова будет кружиться, но это нормально. И еще мой тебе совет: не пей на службе.

Лекс кивнул и направился к своей роте. При каждом шаге в голове словно граната взрывалась, но постепенно боль начала стихать. Отдав распоряжения взводным, он завалился в палатку. Его трясло, зуб на зуб не попадал. Нужно держать ухо востро. Главное – пережить эту войну, а там – возвращение в гарнизон и мирная жизнь без Кира. Или Кир – его проклятие навсегда?

Настойка лекаря Краузера подействовала, Лекс еле отстоял вечернее построение, упал и сразу же отключился.

Спал он без сновидений до сигнала трубы. Вскочил, протер глаза, бездумно оглядел взводных. Всё как обычно: подъем по сигналу, потом построение. Солнце точно так же будет пылать над горизонтом и поджаривать экипажи в танкерах, ветер – гонять по дорогам пылевые смерчи, вода – нестись по склонам мутными потоками в сезон дождей… Но что-то изменилось. Когда проснулась память, Лекс вспомнил что – и стиснул зубы. Итак, переправа, а затем поход на Москву. Сгоревшие деревни и ни в чем не повинные фермеры, расстрелянные в упор. Вся дрянь Пустоши, все то, что подлежит уничтожению, перекочевало на север.

Занимался рассвет, на западе небо еще не посветлело, восход обозначился розовой полоской, царили липкие предрассветные сумерки. На улице уже строились заспанные рядовые с загорелыми до черноты лицами и руками. Вдоль шеренги солдат бегали сержанты, прохаживались понурые взводные. Лекс пятерней пригладил волосы, потер глаза – умываться было нечем – и шагнул из палатки.

– Здравия желаю, бойцы! – прохрипел он.

Грянуло приветствие.

Его люди. Во взглядах – обожание. Они за командиром и в Разлом, и в пустыню. Жаль их. Скорее всего, Кир отправит роту на передовую в надежде, что Лекса пристрелят, а если нет, наверняка потом что-нибудь подстроит, и хорошо, если все закончится разжалованием. Пока проходило построение, Лексу надлежало явиться в штаб.

Там пока было немноголюдно. Скучали офицеры, над картой склонились Гриц и Кир, чертили дорожки пальцами.

Гриц начал без прелюдий:

– Наступать приказано через час. Наш батальон – в авангарде. Это великая честь, гордитесь, бойцы.

Лекс ухмыльнулся. Кир подхватил:

– Первыми пойдут роты капитана Эсвана и Лекса, следом…

Улыбка Лекса стала шире и теперь напоминала оскал. О расстановке сил он не слушал, но, когда стали зачитывать указания свыше о поведении с местными, насторожился.

– Если ферма оказывает сопротивление, все ее население должно быть истреблено, – читал Кир радиограмму. – Даже если сопротивление не оказывается, мужское население должно быть взято на учет, любого подозрительного мужчину – расстреливать без разбирательств. Любое оружие подлежит конфискации. Мутанты причислены к врагам и должны быть уничтожены. Выступаем по сигналу. На сборы – час. Приказ поняли? Исполняйте!

Офицеры бросились к выходу, Лекс брел последним. Он не спускал глаз с Кира, надеясь прочесть в его взгляде презрение или ненависть, но ничего подобного: холодное спокойствие и решимость.

В лагере царил переполох: палатки снимали, скручивали рулонами и грузили в машины. Хватаясь за голову, туда-сюда носился повар в поисках недостающих мисок и ложек. В стороне рядовые драили котел тряпками – воду решено было экономить.

Перед отправкой каждый наполнил флягу водой из цистерны, троим рядовым, стоящим в конце строя, не хватило. Поднялся гвалт, и Лекс приказал поделиться с бедолагами. Свернув лагерь, взводы в ожидании сигнала столпились напротив грузовиков.

Взревела труба, и солдаты оперативно погрузились, Лекс подбежал к танкеру Глыбы, пожал руку ему и Барракуде, нырнул в люк.

Кусака был трезв и со скорбью смотрел перед собой мутными глазами.

– Хорошо справился, парень, – проговорил он. – А я вот, видишь… спился!

Теперь Лекс понимал, зачем люди пьют: чтобы залить пустоту, заполнить отравой потерю смысла. Наверное, поэтому пили его мать и отчим.

Пока Лекс занимался делом, чувство вины его не глодало, но, запертый в дребезжащей железяке, он не находил себе места. Глыба рулил, Барракуда ковырял ногти, Кусака обозревал дали, невидимые другим. Надев шлем, Лекс высунулся в люк.

В начале колонны шли танкеры, потом грузовики, следом танкеры другого батальона, и так, казалось, до самого горизонта. Двигались медленно. Замирали. Трогались дальше. Вереница рычащих чудовищ на фоне мертвого города, присыпанного пылью.

Мост будоражил воображение: гигантские сваи были вбиты глубоко в грунт, обмотаны цепями. Цепи тянулись через весь Разлом и, припаянные к столбам, служили ограждением. Сам мост был спаян из блестящих листов стали, которые не ела ржавчина. По-видимому, строителям не хватило листов, и кое-где попадались железные заплаты. Заплаты проседали под гусеницами танкеров, мост скрипел, стонал и раскачивался. Машины ехали по одной, чтобы не перегружать мост, но Лексу думалось, под танкером переправа рухнет.

Мост устоял.

Горизонт посветлел, выглянуло солнце, и скользящие лучи заиграли золотом на железных боках машин. Пока не жарко, можно и поглазеть, подумал Лекс и выбрался на кабину танкера. Следом вылез Барракуда, донесся возглас Глыбы:

– Куда, мутафаг? Мне одному тут жариться, да?

Барракуда развалился на броне, улыбнулся и сказал:

– Наслаждайся, пока ничего не горит, не воняет…

Из люка высунулась голова Кусаки.

– А ну в салон! – прикрикнул на него Барракуда. – Глыба, утащи его, свалится же ведь!

Глыба не отреагировал, тогда Барракуда принялся заталкивать Кусакину голову в кабину:

– Вот же мутафажьи мозги! Да исчезни же ты! Ис-чезни!

– Какой ты нудный! – вздохнул Кусака и втянулся обратно.

Мост остался позади. Ползущий по нему танкер казался игрушечным. Из Разлома вырывался пар, взлетал к небу и растворялся. До чего красиво утреннее небо – голубое!

По обе стороны дороги бугрилась застывшая лава, чуть дальше возвышались остовы домов. Древние машины наполовину вросли в наносы из песка, пыли и ржавчины, многие были перевернуты вверх днищами, раздавлены, разорваны. И ни признака жизни. Вот и хорошо. Подольше бы фермы не встречались на пути, потому что их хозяев ждет незавидная участь.

Колонна выехала за пределы города Древних и ползла, как бесконечная, окутанная пылью змея. Дрожала земля, все живое бежало прочь, и, напуганный, затихал даже ветер.