Текст книги "Небо цвета крови"

Олег ужом просочился под проволокой, чувствуя, как шипы раздирают на спине форму, царапают тело… Нет, эту ямку явно никто еще в аналогичных целях не использовал…

Кое-как протиснулся, бросил быстрый взгляд назад. Стрельба там стала гуще, к глайдеру присоединились и включились в охоту еще три или четыре наземных машины, их прожектора раздирали темноту колоннами слепящего света.

Хотелось вскочить на ноги, побежать, – Олег сдержался. Быстро пополз в прежнем направлении… Раз его не заметили сразу, глупо впадать в панику и подставляться под прожектора и пули.

Как выяснилось, он ошибался, – его все-таки заметили. И выяснилось это очень скоро.

Одна из машин отделилась от остальных, вернулась к тому месту, где выпрыгивали беглецы. Подкатила к самой колючке, светила прожектором – как раз в сторону затаившегося Олега. Он уже не полз – лежал, плотно-плотно втиснувшись в траву. Огромное пятно ядовито-белого света наползло, осветило все вокруг, можно было разглядеть каждую травинку. Источник света располагался невысоко, и мельчайшие неровности почвы давали тени – черные, очень вытянутые, Олег надеялся, что они замаскируют, спрячут, спасут…

Световое пятно прекратило свое медленное движение. Загрохотал усиленный мегафоном голос:

– Поднимайся! Руки за голову!

Олег прикусил губу, больно, до крови. И лежал не шевелясь. Ему показалось, что лежит он все-таки не в самом центре высвеченного пятна, – ближе к краю. Может, имперцы берут на испуг? Лишь делают вид, что заметили его?

– Вставай, говорю! Пристрелим ведь! – в голосе появились нетерпеливые нотки.

Олег лежал. Накатило странное какое-то равнодушие к собственной дальнейшей судьбе. Пристрелят? Пусть! Разрежут проволоку, подъедут, поднимут пинками и снова скрутят руки? Пусть… Пусть делают, что хотят. А он не шевельнется.

Кажется, мегафон прогрохотал что-то еще… Олег отключился, не вслушивался. Внимательно разглядывал оказавшуюся перед носом метелочку остролиста, зачем-то начал считать крохотные, прижатые к стеблю соцветия. Чет или нечет? Жить или умереть?

До конца не досчитал. Пятно света рывком сдвинулось – теперь прожектор светил далеко вперед: вправо-влево, вправо-влево…

Слышались голоса, другие, негромкие, – похоже, имперцы не отключили свой матюгальник, но говорили не в его микрофон, а между собой. Один кусочек фразы Олег расслышал: «…точно, один сюда…», – и понял, что ничего не закончилось. Патовая ситуация – они не видят его, он не может пошевелиться – долго не продержится. Обязательно должна быть у охраны базы техника, обнаруживающая людей, для которой темнота не помеха. И ее наверняка подвезут, лишь только покончат с остальными беглецами.

Выстрелы грянули неожиданно – длинная очередь из чего-то крупнокалиберного. Прожектор светил в сторону, и Олег понял: стреляют не в него. Быстро взглянул в освещенный сектор, успел заметить в отдалении еще один ряд колючки и темную фигуру рядом с ним – падающую с нелепо раскинутыми руками…

И все закончилось. Прожектор погас. Машина взревела мотором, развернулась и быстро покатила туда, где до сих пор раздавались выстрелы.

Вот как… Значит, кто-то из беглецов совершил тот же маневр, что и Олег. И получил предназначенную Олегу пулю. Может, еще жив? Но наверняка тяжело ранен – падал тяжело, мертво, живые залегают совсем не так…

Олег понимал, что вытащить отсюда раненого не сможет, далеко с такой ношей не убежать, не уползти… Но отчего-то быстрыми перебежками двигался туда, где упал спасший его человек.

Легко мог промахнуться в темноте, направление запомнил лишь приблизительно. Однако повезло – споткнулся о лежащее тело. «Или не повезло?» – мелькнула нехорошая мыслишка.

– Жив? – спросил Олег негромко.

Молчание. Он наклонился, пощупал… Что за чертовщина… Зимняя шинель, разодранная пулями, а под ней…

Он засмеялся – тихо, почти беззвучно.

Спас его не человек… Чучело. Пугало. Такие же подобия людей, облаченные с старую списанную форму, стояли и вокруг взлетно-посадочной полосы их полигона, отпугивали воргалов: эти четырехкрылые создания летают большими стаями, и если столкнутся в воздухе с боевой машиной, набьются в воздухоприемники штурмовика или бота, – всё, конец вылету, совершай вынужденную посадку.

Наверное, с ним случилась затяжная истерика, – неудивительно после такого дня и такой ночи… Олег смеялся и не мог остановится. Смеялся, когда сдирал с манекена шинель и набрасывал на колючку. Смеялся, когда перелезал. Смеялся, когда шлепал по воде небольшого ручейка, уже за периметром базы. И долго шагая ночной степью, тоже продолжал негромко подхихикивать.

А когда перевалил невысокий холм и увидел внизу город – дома, освещенные самыми первыми лучами восходящего солнца – захохотал в полный голос.

Глава седьмая
Из грязи в князи

1

Курга – кустарник неприхотливый, растет там, где и почвы-то практически нет, сплошной камень. Но как-то растет: приносит ветер семечко на казалось бы безжизненную скалу, оно прорастает, и росток пускает корни в ту немногую землицу, что нанес ветер в каменную трещину, растет, матереет, и корнями своими разламывает, раскалывает камень, трещин становится больше, и земли в них тоже, проклевываются в ней новые ростки, – проходят годы, и голый каменный склон одевается зеленью.

Заросли курги у Бугера были знатные – густые, протянувшиеся на десятки километров, до самых предгорий, настоящие джунгли, правда низкорослые, курга редко вырастает выше двух метров, только в местах, полностью защищенных от ветра.

Шли дедушка с внуками кургой часа три – сначала главной, магистральной тропой, огибавшей Бугер широкой дугой, потом свернули на малозаметное ответвление, потом еще раз свернули, и еще, и еще, и еще… Тропок здесь было множество – местные жители и охотничали в зарослях, и собирали в сезон шишки курги, семена у нее в пищу не годятся, но масло из них давят вполне съедобное. Тропинки попадались и наторенные, и заброшенные, едва проходимые, раздваивались, вновь сливались, пересекались под разными углами. Дед, изрядно побродивший по курге с силками и капканами, неплохо ориентировался в этом лабиринте и уверенно вел их маленький отряд. Но Славик сомневался, что сумеет при нужде в одиночку легко и просто найти дорогу обратно. Выберется, спору нет: местность, понижающаяся в сторону моря, – ориентир надежный, но поплутать-попетлять придется.

Он думал, что дедушка ведет их в какое-то секретное место сбора, или к партизанскому лагерю… И ошибся. Целью похода оказался охотничий балаганчик – маленькая полянка, пятачок, расчищенный от курги, – шалаш, прикрытый брезентом, коптильня, выложенный из камней очаг с треножником и подвешенным на крюке закопченным котелком. Здесь же сочился из-под камней родник, давая начало крошечному ручейку, струящемуся в глубь зарослей.

Это как понимать? Они тут что, втроем партизанить собираются? Хотя… почему бы и нет? Таких балаганчиков по курге много разбросано, если в каждом разместится боевая тройка, то имперцам никак не накрыть партизанскую базу одним ударом, за отсутствием таковой… А перед операцией тройки собираются вместе, нападают на врага, – и вновь рассеиваются по курге. Вот зачем дедушке рация… Но почему же он не припас оружие для внуков? Лерке-то ладно, пусть кашеварит в лагере, но Славик в курге отсиживаться не намерен, воевать так уж воевать.

– Зачем мы здесь? – спросила Лера, и Славику не понравилось, как звучал ее голос.

Зря все-таки дед потащил девчонку с собой… В эвакуации ей самое место.

– Сейчас все расскажу, – пообещал дедушка. – Располагайтесь.

Но «сейчас» наступило не сразу, а лишь когда рюкзаки были сложены в шалаше, а в очаге запылал костер, облизывая языками пламени котелок, наполненный водой.

Казалось, что дедушка намеренно оттягивает разговор, занимаясь обустройством походного быта. А потом все-таки начал его, усевшись у костерка и положив на колени тот самый загадочный не то футляр, не то чемоданчик.

– Пришло время рассказать вам многое. Очень многое… То, что я никак не мог рассказать до сих пор, потому что… Вам трудно будет понять и принять… В общем… Даже не знаю, как начать…

Дедушка замолчал, побарабанил пальцами по чемоданчику, задумчиво глядел в пламя, словно мог там увидеть подсказку.

Лера с самого утра, с внеплановой побудки, была на взводе, и долгий путь по курге ее настроения не улучшил. Она заговорила резко, язвительно, как лишь в исключительных случаях позволяла себе разговаривать с дедом:

– Начни с начала, хорошо? Или с середины, или с конца, – хоть как-нибудь, да начни! Что за тайны ливадийского двора ты собрался поведать? Что ты покойный император, не умерший, а до поры скрывшийся? А мы со Славиком – законные наследники трона и скипетра?

Эк завернула… Надо ж такое придумать, вот до чего чтение романов про старорежимную жизнь доводит, а Лерка известная любительница тех книжек. «Поведать», «тайны ливадийского двора», – все оттуда. Другие бугерские девчонки выражаются по– проще…

Дед после слов внучки резко выдохнул. Так, что даже пламя костерка колыхнулось. И заговорил, как говорил обычно, – твердо, уверенно, никакого сравнения с недавними сбивчивыми фразами. Словно дурные речи Лерки разрушили какую-то невидимую преграду.

– Я не покойный император. Хотя, наверное, в списках своего полка числюсь убитым.

– Какого еще полка? – недоуменно спросил Славик; насколько он знал, дед в армии никогда не служил.

Интересно, старческий маразм наступает сразу, резко или все-таки постепенно?

Дедушка отложил чемоданчик, встал. И отчеканил, расправив плечи:

– Восьмого лейб-казачьего Пластунского полка подъесаул Григорьев! К вашим услугам!

И так это было произнесено, что Славик поверил. Сразу и безоговорочно. Точно, офицер-гвардеец… На его фоне все артисты, игравшие золотопогонников в фильмах про старую жизнь, показались дешевыми фиглярами.

И что теперь? Они, получается, – внуки таившегося долгие годы врага? Придется отрекаться, менять фамилию, и все равно в комсомол не примут… Хотя фамилию можно оставить, они же по метрике не Григорьевы, они Хрусловы, выросли под фальшивой фамилией «деда»… И все равно, какой позор, клеймо на всю жизнь…

Славик вопросительно глянул на сестру – как она отнеслась к словам старого? Выражение ее широко раскрытых глаз не понял, и в эмоциях, насколько их ощущал, не смог толком разобраться: какая-то странная смесь недоверия, и радостного ожидания, и опасения чего-то…

– Раз ты не император, значит, и мы, твои внуки, не наследники трона… Обидно, – сказала Лера вроде как и насмешливо, но голос дрогнул; словно и впрямь надеялась оказаться наследной принцессой.

– Вы не мои внуки, – произнес подъесаул, которого Славик привык называть дедушкой. – Вернее, не родные внуки. Приемные.

Это меняет дело… Теперь, если постараться, и в комсомол вступить можно. Без испытательного срока не обойтись, но все же…

Однако оказалось, что запас новостей у бывшего деда на том не иссяк. Такой уж денек выдался, урожайный на новости.

– Вы не наследники трона. Вы прямые и первоочередные наследники княжеского рода Игнатьевых, старшей его ветви, Игнатьевых-Центаврийских. Ваше сиятельство, князь Станислав. Ваше сиятельство, княжна Валерия.

Последние слова старик сопроводил двумя легкими поклонами в сторону своих приемных внуков.

Его сиятельство князь Станислав пытался осмыслить, как-то осознать услышанное, – ничего не получалось. Внук бывшего офицера – еще полбеды, но вот так, одномоментно, превратиться из трудового элемента, из подростка-рыбака в прямого наследника кровопийц-эксплуататоров, да еще самых матерых, из старшей, якорь им поперек, ветви…

– Нет!!! – истошно выкрикнул Славрев. – Врешь!!! Все ты врешь!!! Пошли отсюда, Левора!

2

К окраине города Олег вышел ранним утром – уставший, голодный, едва волочащий ноги. Возбуждение от удачного побега прошло, все сильнее болели ушибы, полученные при падении с десантного глайдера, и натертые ноги, и кожа, обгоревшая под лучами жестокого эрладийского солнца. А самое главное, Олег понятия не имел: что ему делать дальше. Совсем недавно казалось: главное убежать, вырваться из плена… Убежал. Вырвался. И что теперь?

Город был занят имперцами, это Олег разглядел издалека, и заодно узнал его название. На въезде, неподалеку от стелы со светящимися громадными буквами «КРАСНОГАЛЬСК» громоздился блокпост, возведенный из свеженького, едва успевшего затвердеть бронебетона, – и над ним унылой тряпкой повисло трехцветное имперское знамя.

В Красногальск Олег, поразмыслив, решил все же пробраться. А что еще делать? Брести через степь – без воды, без еды, понятия не имея, куда выбираться, где свободная от имперцев территория? Да и осталась ли она вообще, свободная… Слишком уж быстро все рухнуло… Вот вам и на чужих планетах, вот вам и малой кровью…

Надо поесть-попить, раздобыть штатскую одежду, узнать новости… Затем можно подумать о дальнейших планах.

Блокпост Олег миновал, дав крюка по бездорожью, – пешее хождение, помимо многих недостатков, имеет и кое-какие преимущества. Подобрался к окраине чуть ли не ползком, залег на чьем-то огороде, в борозде между грядками с бобосоей. Долго всматривался в одинаковые низенькие домишки, серые и приземистые, – никаких признаков жизни. Лишь в отдалении проплыл неторопливо бронеглайдер, причем совершенно незнакомый, не было таких в брошюрке про вражеские боевые машины. Полицейская модель, не иначе. Уверены в себе, гады, не ждут сопротивления. И броня-то там наверняка тоненькая, влупить бы в борт из подствольника… Да только нет подствольника, ничего нет. Хотя куда больше винтовки с подствольником пригодилась бы сейчас саморазогревающаяся банка тушенки и пачка галет – сухой паек из канувшего в злополучном бою вещмешка… Есть хотелось все сильнее и сильнее.

Тишина вымерших улочек настораживала. Олег вообще-то понимал, что нет имперцам никого резона всех под корень вырезать, их ведь интерес – снова трудящихся закабалить, вновь заставить на себя спину гнуть. Так-то оно так, но как вспомнишь того ротмистра-танкиста и глаза его бешеные… И поневоле мыслишка закрадывается: зайдешь в дом, а там трупы вповалку и кровью все залито.

Чуть позже Олег сообразил: да нет, не было тут резни, – просто эвакуацию провели. Не зря ж они, курсанты, под танки ложились – там, среди раскаленного камня? Наверняка население успели эвакуировать…

Может, оно и к лучшему. Еда и штатская одежда в наверняка сыщутся в домах, брошенных в спешке. А с лишними людьми встречаться беглому пленному ни к чему. Кто знает, с кем столкнуться доведется… Столько лет выкорчевывали врагов народа, а все же немало их еще, затаившихся. Теперь, небось, голову поднимут, пришло их время.

Олег, все так же таясь за кустиками бобосои, проскользнул к двери ближайшего дома. Оказалась она заперта, он не стал ломиться, обошел вокруг, поглядывая на окна – каждое прикрыто ставнями, значит, не в такой уж спешке эвакуировались… Дверь черного хода оказалась не то что не заперта, даже неплотно прикрыта, Олег приник к щели в ладонь шириной, прислушался: тихо, как на погосте. Подождал еще немного, так ничего и не услышал.

Зашел внутрь. Три комнаты, небольшие, чисто прибранные, на первый взгляд – никаких следов поспешного бегства хозяев. Но Олег особо не присматривался, поспешил на кухню: пустой желудок напоминал о себе все более настойчиво.

На столе, застеленном чистой льняной скатертью, стояла большая сковородка. И не пустая – оставалась в ней еще преизрядная порция тушеной бобосои, смешанной с нарубленными стручками молодого релакуса. Олег вообще-то тушеные овощи недолюбливал, а бобосою особенно – накушался за месяцы курсантской жизни вдоволь, на пять лет вперед. А в холодном виде, с застывшим жиром, этакое блюдо вообще в глотку не полезет…

Еще как полезло! Так уж полезло, что даже ложку курсант Ракитин не стал разыскивать, торопливо ел прямо руками, аж за ушами трещало… Наверное, трещало и в самом деле, не в переносном смысле: шаги за спиной Олег не услышал. Почувствовал, как в спину, чуть выше поясницы, уперлось что-то твердое, и приглушенный, но очень злой голос произнес:

– Попался, мародер имперский!

– Я не… – начал было Олег, не оборачиваясь.

– Молчать! Руки на затылок!

А голос-то женский… Молодой голос… И ничего хорошего в том нет. Никогда не известно, чего можно ожидать от женщины, впервые взявшейся за оружие. Сыграют нервы – и бабахнет в спину из дробовика, или что у нее там…

– Я сказала: руки за голову! – Слова сопроводил новый тычок чем-то твердым в спину.

Он медленно поднял руки, скрестил их за головой, стараясь не коснуться волос жирными пальцами.

Новых приказаний не последовало. Похоже, пленившая Олега женщина и сама не представляла, что же делать дальше. Он решил взять инициативу на себя.

– Я не имперец. И не мародер. Думал, что дома брошены, все жители эвакуированы.

– Думал, пока мой ужин трескал… Что-то форма у тебя на нашу не похожа. Кто такой?

– Наша форма, курсантская. Нового образца, в этом году введена приказом главкома.

– И где ж ты ее раздобыл? Тоже в доме эвакуированном?

– Моя форма. Я курсант.

– Ты не курсант, а дезертир, – со злорадным торжеством констатировал женский голос. – Наши все давно отступили, а ты спрятался, имперцев стал дожидаться.

– Никого я не дожидался… Был в плену, бежал, всю ночь шагал степью. Ну и вышел сюда…

– Бежал, говоришь? А откуда?

– Нам не докладывали, куда привезли… Лагерь для пленных на месте бывшей военной части, километрах примерно в двадцати к юго-востоку.

Его невидимая собеседница помолчала, а когда заговорила, голос звучал уже не так неприязненно.

– Что же ты сюда бежал, а не к нашим?

– Я не сюда бежал, а оттуда… Знать не знал, где нахожусь, где наши, где не наши.

– Ну допустим… А документы есть?

– Откуда? Имперцы забрали.

– Если врешь, то складно, и мне тебя сейчас не проверить… Ладно, обернись и руки опусти.

Он обернулся. И понял, что тыкавшийся в спину ствол оружия был на самом деле ручкой швабры… А держала ту швабру… Что за…

– Ну что уставился? Никогда с эрладийками не встречался?

– Н-н-нет… – с трудом выдавил Олег.

– Все когда-то случается впервые… Меня зовут Хая.

Так бывший курсант, бывший будущий младком Олег Ракитин встретился с Хаей Зальберг – с эрладийкой и мутанткой.

3

– Ваш отец с матерью познакомились здесь, в Новотроицке…. – говорил подъесаул. – В госпитале императрицы Анастасии Федоровны. Она была сестрой милосердия, он флаг-офицером с «Евстафия», одним из восемнадцати выживших. Ну и я там лежал, после разгрома Белоярского десанта, в одной палате с вашим отцом… Эвакуировать госпиталь не успели. Всех тяжелых мятежники сразу расстреляли. Кто шел на поправку, те пробовали укрыться у местных… Их расстреляли чуть позже. А ваша мать была родом отсюда, с побережья. Она спасла, спрятала троих: меня, вашего отца, и… В общем, еще одного человека.

– Ты все врешь, – обреченно сказал Славик.

Раз наверное в двадцатый он произнес эти слова. Хотя в глубине души сам понимал: все правда, незачем старому придумывать такую ложь… Но старательно гнал от себя понимание.

Старик открыл свой чемоданчик, достал очередной снимок – старинный, объемный, теперь таких не делают.

Мать Славик помнил смутно, много ли запомнишь в шестилетнем возрасте. Отца знал только по нескольким черно-белым фотографиям довольно паршивого качества. Но сомнений нет – они. Совсем молодые, но они. Отец в парадной вражеской форме, с аксельбантами и прочей мишурой, фуражку держит в руке, наверное не налезла на забинтованную голову, другая рука тоже в бинтах… Мать в костюме медсестры… с большим алым крестом на переднике.

– Они венчались? – задала Лера вопрос, по мнению Славика, совершенно глупый и неуместный.

– Да. Тайно, в одной из подпольных церквей, тогда еще оставались такие… Происхождение у вас с братом самое законное.

– А ты… а вы… вы тоже дворянин? – спросила новоиспеченная княжна.

– Если на «вы», буду называть вашим сиятельством, – в очередной раз предупредил старик.

– Ну хорошо… Ты – дворянин?

– Не потомственный… Получил личное дворянство вместе с Владимиром второй степени. А сам из владиславских казаков… В мирное время дослужился бы к старости до хорунжего в линейном полку. Но тут война, дали сотника за Первый Орбитальный поход, потом в казачий лейб-конвой аттестовали, потом снова фронт, потом в пластуны попал…

Славик не верил своим ушам. Первый Орбитальный – ведь это же… Так имперцы называют то самое сражение, которое в учебниках поминают скороговоркой: «просчеты командования», «неоправданные потери»… Была Вторая ударная флотилия РКФ – и не стало ее, вся уничтожена в первой битве за Марэлен, и боевые корабли, и десантные транспорты… И в каждом городе стоят обелиски с длиннющими списками уроженцев тех мест, погибших во Второй ударной… Скольких из них убил этот фальшивый «дедушка»?

– А мама? Она дворянка? – продолжала расспросы сестра.

Подъесаул хотел что-то ответить, но Славик перебил:

– Лерка! Ты о чем?! Ты что такое вообще… Нам ведь надо…

Он сбился и замолчал. Сам не очень представлял, можно и нужно делать в такой ситуации.

– Что нам надо? – переспросила сестра спокойно и холодно. – Что? В особый отдел пойти и донос самим на себя сочинить? Так не осталось отдела, Станислав, сбежали все…

– Я не Станислав! – выкрикнул Славик.

– Ну а я – не Левора. Я Валерия.

– Двурушница ты! – сказал, как выплюнул, Славик. – Давай, иди, наследуй свою старшую ветку! Все равно победа наша будет, а вы все к одной стеночке встанете!

Он вскочил на ноги, подбежал к шалашу, выдернул оттуда свой рюкзак. И пошагал в кургу, не прощаясь.

– Не надо, – остановил подъесаул Валерию, дернувшуюся было вслед за братом. – Пусть один побудет, пусть все переварит хорошенько, сам по полочкам разложит. Ты ведь сможешь его отыскать при нужде?

Она кивнула. Сможет, хоть на другой стороне Умзалы… Хотя нет, какой еще Умзалы? На другой стороне Елизаветы.