Текст книги "Небо цвета крови"

Часть вторая
Главное сокровище нации

Глава первая
Власть трудового народа

1

Консервы закончились три дня назад. А сегодня закончились сухари, которые Славик растягивал как мог, уменьшая и уменьшая порции. Оставался мешочек с крупой, но от нее без котелка толку почти никакого, – если долго жевать сырую, то проглотить можно, голод кое-как приглушается, но силы от такой кормежки только убывают.

Нужно выходить к людям. Наткнуться случайно на партизан – на настоящих партизан – надежды не осталось. А может, и нет их здесь, в прибрежной курге… Надо пробираться в поселок и осторожно разведать, что там происходит. Ну и харчами разжиться, разумеется.

Планов на длительную перспективу он не строил. Не понимал, куда и к чему надо стремиться… И кто он такой – не понимал тоже. Кто? Рыбак Славрев Хруслов? Или князь Станислав Игнатьев? Отчего-то сейчас оба этих имени и обе эти личины казались чужими. Не своими, не настоящими – масками, навязанными со стороны. У него даже появилась мысль: начать бы жизнь с чистого листа, уехать далеко-далеко, взять новое имя… Глупость, конечно же, от себя не уедешь.

Много думал о матери. Если она из здешних, из трудяг-рыбаков, то как могла связаться с кровопийцей? Что-то здесь нечисто… Какая-то загадка…

А потом закончились продукты. И вопрос «Кто есть я?» сменился более насущным: «Что мне есть?» Станислав-Славрев, так и не определившись с собственной идентичностью, двинулся к Бугеру.

Пришлось попетлять… Славик кружил и кружил лабиринтом змеившихся по курге тропок и никак не мог выбраться к побережью. Наконец додумался и начал оставлять приметные знаки на всех развилках. Помогло, но на магистральную широкую тропу, поверху огибавшую поселок, Славик выбрался только перед закатом, а к их старому дому подошел уже в полной темноте.

В этой части поселка ни единое окошко не светилось и не раздавалось ни звука. Зато в центре, там где вокруг небольшой площади стояли школа, почта, медчасть и правление рыбхоза, наблюдалось оживление. В свете уличных фонарей мелькали тени, пылал посередине площади большой костер, и даже, показалось Славику, доносились звуки музыки…

Неужели имперский десант развлекается, празднует победу? Не похоже… Надо подобраться скрытно и разведать, но это позже… А первым делом он пополнит запасы провизии.

Увы, в родном доме поживиться ничем не удалось. Пайки в последнее время были скудные, и содержимое буфета Лера, собирая рюкзаки, вымела подчистую. А из холодильника, едва Славик приоткрыл дверцу, потянуло таким зловонием, что стало ясно: весь запас сверхпайковой рыбы протух давно и безнадежно. И лампочка внутри не зажглась – электричества в доме нет, и во всем поселке, возможно, тоже.

Пора было уходить и поискать еду в другом месте, но Славику пришла вдруг интересная мысль… Он спустился в подпол. Съестные припасы хранились там только зимой, но Славик искал не их, подсвечивая вокруг фонариком с изрядно севшей батареей… Ага, вот они, две доски, недавно отодранные и кое-как прилаженные на место.

Догадка оказалась правильной, до конца подъесаул свой тайник не опустошил. Правильной – но бесполезной. Потому что большую часть ниши, выкопанной за дощатой обшивкой подпола, занимал здоровенный металлический ящик. Запертый, разумеется. Славик попробовал приподнять его за один угол. Тяжелый, одному не унести, вдвоем еще стоит попробовать… Замков, которые можно было бы сковырнуть, снаружи не видно. Лишь небольшая прорезь в крышке, для ключа-пластинки.

Попробовать разломать кувалдой или поискать газовый резак? Сомнительно, что такие грубые способы помогут делу. Фальшивый дедушка хитрый, начнешь ломать ящик – тот и взорвется.

Разочарование было велико. Славик и сам не знал, что хотел найти больше: какое-нибудь оружие или же старые документы, проливающие свет на давние отношения матери и отца…

Вполне возможно, что тут лежит всё: и документы, и еще один пистолет-пулемет с запасом патронов… Лежит, да не взять.

Раздосадованный, он пошарил рукой в нешироком промежутке между стенкой ниши и ящиком. И нащупал кое-что!

Вытащил увесистый цилиндр, осмотрел внимательно в свете фонарика, светящего все слабее и слабее.

Ручная граната! Наверняка имперская, в школе на уроках военной подготовки им такие не показывали. Но по размерам и весу можно понять, что противопехотная, не противотанковая. Наступательная или оборонительная? С этим сложнее, по внешнему виду не определить, если система незнакомая… Славик решил на всякий случай считать гранату оборонительной, с увеличенным радиусом разлета осколков. И применить – если придется применить – с осторожностью.

Ну вот, другое дело… Не винтовка, не пистолет, но все-таки кое-что… Человек с гранатой и человек без гранаты – это, знаете ли, два совсем разных человека. Спокойствия и уверенности еще как добавляется.

Он сунул было гранату в боковой карман куртки – нет, не годится, выпадет, если придется бегать и прыгать. Переложил во внутренний. Приделал доски на место, воткнув гвозди в старые отверстия. И покинул дом, который четырнадцать лет считал родным.

Вышел через главный вход, бросил взгляд на причалы. Рыболовные боты почти все на месте, вот и «Ласточка» родимая виднеется, но два малых сейнера со второго причала куда-то подевались… Может забрали при эвакуации, может затопили, чтобы имперцам не достались. Но что за смутно видимая широкая белая полоса тянется вдоль линии прибоя? Он вглядывался и не мог понять: не пена, а что? Он вырос у моря, но никогда ничего похожего в бухте не видел…

Так и не разрешив загадку, Славик решил разведать, что происходит в поселке. И заодно промыслить еды.

Продвигался он к центру Бугера неторопливо, задними дворами, держась в густой тени. Родной поселок казался теперь незнакомым, чужим, опасным… И даже воздух в поселке стол иной – к привычному легкому запаху гниющих водорослей, тянувшемуся от моря, примешивался непонятный аромат. Какой-то химией пованивало, а какой, Славик не разобрался.

Чем дальше он продвигался, тем громче слышались крики. Наяривала гармошка, вторили ей пьяные голоса… Время от времени раздавались вовсе уж оглушительные вопли, перекрывающие весь шум и гам.

Сомнений не осталось: хозяйничают здесь не имперцы. Свои. Мародеры. Повылазили из щелей, проявили гнилое шкурническое нутро.

Ну так и есть… Шуруют в домах, тащат все, что могут утащить… И ведь много их, несколько десятков. Неужели столько людей от эвакуации попряталось? Нет, не похоже, что свои, поселковые, – мужчин слишком много. Изредка мелькают силуэты женщин и подростков, но в основном мужики.

Потом Славик заметил, что мародеры действуют не вразнобой, не каждый сам по себе. Какое-то подобие дисциплины и организации у них имелось: обчищали дома в строгой последовательности, постепенно удаляясь от центра поселка, и все награбленное тащили к медчасти, – там у мародеров был не то штаб, не то склад награбленного. А некоторые самолично в грабеже не участвовали, лишь раздавали указания.

Работали грабители споро. Так к утру весь поселок обчистят, ни одного пропущенного дома не оставят… И если Славик хочет разжиться продуктами, надо их опередить.

Он выбрал дом, далекий от людского копошения, подобрался к нему скрытно. Домишки в Бугере все одинаковые, по типовому проекту построенные, лишь номерами отличаются да пристройками, возведенными жильцами собственноручно. Номер Славик не посмотрел, да и пристройки особо не разглядывал. Потому что вламываться в дом знакомых… ну, неприятно как-то.

Перелез низенький забор, поднялся на крылечко. Дверь заперта, стоило ожидать, – он видел, как мародеры ломали замки и вышибали засовы. Ему шуметь не стоит, лучше попробовать через окно. Славик огляделся – слева приткнулась к дому невысокая пристройка, крытая рубероидом, дровяной сарайчик, похоже. А рядом собачья конура, пустая, по счастью. То, что надо.

Он залез на конуру, с нее на крышу сарайчика, подобрался к окну. Тоже заперто, но вскрыть можно без лишнего шума. Краска на деревянной раме снаружи облупилась, дерево от влаги стало непрочным, легко поддавалось складному ножу. Славик долбил небольшой желоб – так, чтобы можно было поднять лезвием язычок защелки. Продолбил быстро, добрался до язычка, но тот никак не хотел подниматься, пришлось расширять отверстие и использовать рукоять ножа как рычаг. Наконец защелка открылась.

Но проклятая рама от влаги разбухла и словно срослась с оконным проемом, упорно не желая отворяться. Славик дернул раз, другой, – бесполезно. Вцепился в раму двумя руками, расставил пошире ноги, – и рванул изо всех сил.

Подошвы скользнули по рубероиду, Славик почувствовал, как он рвется, как ноги уходят вниз, не встречая опоры… И рухнул внутрь сарайчика вместе с обломками прогнившей крыши.

Хранились там не дрова, – стояли штабелем картонные коробки, и Славик, обрушившись сверху, развалил, рассыпал весь штабель. И это еще полбеды… Но в коробках – судя по звону, с которым те рушились – лежали стеклянные банки, запасенные для солений-варений… Короче говоря, звук жесткой посадки был слышен во всем Бугере. А заодно во всех окрестностях – и в курге, и на взморье.

Тут уж не до продуктов, надо уносить ноги, и как можно быстрее. Легко сказать… Дверь сараюшки была не заперта, но открывалась внутрь. Вернее, не открывалась, подпертая рассыпавшимися коробками. Славик лихорадочно отшвыривал их в сторону, с груды скатывались новые, он отшвыривал их тоже, уже не обращая внимания на звуки, которыми сопровождалась торопливая работа.

Наконец дверь приоткрылась, нешироко, только-только проскользнуть подростку.

Славик проскользнул – и тут же угодил в цепкие объятия человека, поджидавшего его за дверью.

Он рванулся – бесполезно, хватка у вцепившегося в него была поистине медвежья. Руки оказались плотно притиснуты к телу, ребра чуть не трещали.

– Сюда-а-а-а!!! Шпиёна поймал! – проорал над ухом незнакомый голос, обдав Славика ядреным перегаром.

2

Собрание подпольной комсомольской ячейки происходило в одном из домов Стахановки, пригорода Красногальска. Вернее, во флигеле, пристроенном к дому. Напоминал тот флигель не то беседку, не то веранду странной шестиугольной формы: огромные окна с частыми переплетами, сейчас занавешенные, в центре помещения – большой круглый стол, окруженный стульями, у стен приткнулись два диванчика. Никакой иной обстановки в единственной комнате флигелька не имелось.

Вокруг стола на стульях и диванчиках сидело восемь человек, шесть парней и две девчонки. Атмосфера на собрании царила нездоровая… В самом прямом смысле – табачный дым стоял столбом, хоть топор вешай. Стол был уставлен стаканами, пустыми консервными банками, используемыми в качестве пепельниц, а еще там стояла здоровенная шестилитровая банка с «зеленухой» – так именовалась бражка из бобосои, и в самом деле обладавшая зеленоватым оттенком.

– Зачем это? – указав на банку, недоуменно спросила Юлена, когда обмен приветствиями между собравшимися и вновь прибывшими завершился.

Ответил Вилен, бывший одноклассник, приведший ее сюда:

– Для конспирации! – произнес он со значением. – Нагрянут вдруг жандармы – а у нас все тип-топ, день ангела празднуем! Чей нынче день ангела?

– Мой вроде, – откликнулся один из парней, в лицо его Юлена знала, но имя не помнила. – Но послезавтра…

– А мы досрочно отметим, по-стахановски, – хохотнул Вилен. – Присаживайся, Юлька, присоединяйся… Ты пока что тут по моей рекомендации на правах кандидата, но как пройдешь собеседование с секретарем, – он кивнул на высокого плечистого парня, даже шапочно Юлене не знакомого, – так на следующем собрании проголосуем о приеме…

Она опустилась на стул, ей тут же налили штрафную – исключительно в целях конспирации, разумеется. А то нагрянут жандармы, а она одна трезвая, с чего бы вдруг?

Юлена осторожно пригубила стакан, допивать не стала. Члены ячейки, судя по лицам, речам и уровню «зеленухи» в банке, правила конспирации соблюдали строжайше. К тому же Юлена заметила бутыль, притаившуюся позади емкости с брагой. В бутыли оказалась мутноватая жидкость – производная от той же «зеленухи», полученная в результате перегонки. Конспираторы…

Разговор, прерванный приходом Юли и Вилена, продолжился. Она слушала и не могла взять в толк: чем же занимаются эти подпольщики? Болтали обо всем: о ценах во вновь открывшихся коммерческих магазинах, о некоей Сталене, потерявшей всякий стыд и крутящей со всеми парнями подряд, о трицикле, что некий Славрев спас из разбомбленного крайкомовского гаража и вот-вот приведет в рабочий вид, – ух и покатаемся тогда!

Лишь о борьбе с имперцами не прозвучало ни слова.

Может, нет к Юлене доверия, кандидатка все-таки, – вот и треплются при ней о чем ни попадя, а о главном молчат? Решила пока помалкивать и она.

В бессмысленном трепе прошло часа полтора. Самогон закончился, да и «зеленуха» в банке плескалась уже у самого дна.

– Пора закругляться, товарищи, – сказал секретарь (Юлена поняла из разговоров, что звали его Левор). – Сдаем взносы и расходимся.

Лица у собравшихся стали недовольными. Похоже, они рассчитывали еще посидеть, потрепаться… Но секретарь поторапливал:

– Давайте, давайте, раскошеливайтесь, а не то в следующий раз газировку будем пить для конспирации.

Взносы платили обычными шахтерскими бонами, но с имперской надпечаткой, с жирным орлом посередине. У Юлены таких – с орлом – не оказалось. Без орла, впрочем, тоже. Левор успокоил:

– Тебе пока платить не надо. Вот если пройдешь собеседование…

– Когда оно?

– Зачем тянуть… Сегодня и побеседуем.

Конспираторы прощались, расходились, – кое-кто уходил в одиночку, девушки на пару с парнями. Вилен, уходя, подмигнул и пожелал удачного собеседования.

Они остались вдвоем. Левор поднялся, убавил свет лампы, проверил, как задернуты шторы, задвинул засов на двери, ведущей в дом, и опустил крючок на другой, выходящей в сад. В общем, дал понять, что разговор предстоит нешуточный, не чета звучавшим недавно. Затем спросил, закуривая:

– Чем ты у нас в ячейке заниматься намерена?

Юлена замялась… Вообще-то она рассчитывала, что это ей здесь все растолкуют, объяснят, поручат первое задание… Но вопрос задан, надо отвечать.

– Ну… Я думаю, для начала листовками стоит заняться. Сначала хотя бы рукописными, а потом множительную технику раздобыть… И приемник тоже, наши сводки принимать, до людей доводить.

Она вспомнила переметнувшегося к имперцам дядю Седю, других перебежчиков… И добавила:

– А еще надо списки всех пособников и изменников составить. Чтобы никого не забыть, когда наши вернутся. Хотя можно и не ждать, можно самим… Оружие нужно доставать. По местам недавних боев пройти, ребят привлечь, кто разными самоделками занимался…

Левор до сих пор слушал молча, кивал, но когда речь зашла об оружии, загасил бычок в банке-пепельнице и заговорил сам:

– Правильно мыслишь, Юлена. Оружие – сейчас главное. Только вот с местами боев не выгорит. Трофейная служба имперцев там все первым делом прочесала, мелким ситом просеяла… Но есть идея получше. Сейчас вернусь и расскажу…

Он прошел в дом, быстро вернулся с каким-то рулоном, снова запер за собой дверь. С сомнением поглядел на стол, на грязные стаканы, на лужицы пролитой браги.

– Пересаживайся, – кивнул Левор на один из диванчиков, – там посмотрим…

Они уселись рядышком, развернув лист на коленях. Юлена разглядела в тусклом свете лампы: топографический план какого-то объекта, причем выполненный в высшей степени профессионально. Здания, сооружения, подъездные дороги, какие-то значки, ей неизвестные…

– Это склады ОРСа в Стахановке, – объяснил Левор. – Там имперцы устроили арсенал для трофеев. Оружия – нашего, привычного – можно с большим запасом взять. И боеприпасов. А остальное взорвать. Но люди нужны… Надежные, обстрелянные, к борьбе готовые. Нашу-то ячейку сама видела – не бойцы, информацию в городе собирают, а на большее не годятся… Есть у тебя парни подходящие на примете?

Юлена с сожалением ответила, что таких знакомств не имеет… Два последних года провела вдали от Красногальска, а старые знакомые в большинстве своем разъехались кто куда, одни в армии, другие в больших городах, на учебе…

– Нет так нет… – вздохнул Левор, сворачивая рулон и отставляя в сторону. – Но ты сама-то к борьбе готова? На все пойдешь для победы?

– На все, – уверенно заявила Юлена.

– Точно на все? Проверим…

Она почувствовала руку Левора у себя на плече. Потом рука скользнула вниз, в вырез блузки.

– Ты что?! – возмущенно вскрикнула Юлена.

Он толкнул ее на диванчик, навалился сверху. Пропыхтел:

– Совсем-совсем на все?

Ленор был тяжелее, значительно сильнее, от него мерзко пахло «зеленухой». Она извивалась, пытаясь освободиться, ничего не получалось. Потом все-таки высвободила правую руку – и наотмашь полоснула ногтями по роже секретаря.

– Сучка!!!

Он отпрянул, и тут же левый глаз Юлены вспыхнул огненным фонтаном.

– Сучка! Сучка! Сучка! – выкрикивал Левор, с каждым выкриком награждая ее размашистыми ударами.

Бзиньк! – банка с «зеленухой» разбилась о секретарскую голову, оставив в руке Юлены лишь горлышко.

Жаль, была не полная, не удалось даже оглушить… Ленор поднялся на четвереньки, по лицу стекали кровь и брага.

– Убью… – прошипел он негромко и страшно.

Юля не стала дожидаться выполнения угрозы, обежала стол с другой стороны, откинула крючок с наружной двери, выскочила в ночь…

Сад, незапертая калитка, выводящая на улицу… Никто Юлену не преследовал. Зато кое-кто поджидал – из густой тени забора выдвинулась смутно видимая фигура… Да что ж за вечер такой выдался? Она отшатнулась.

– Не бойся! – прозвучал голос, уже слышанный сегодня.

Затем Юлена в свете дальнего фонаря узнала невысокую худощавую фигуру и светлые волосы парнишки из ячейки. Зарев, кажется… Точно, Зарев. На сегодняшнее собрание он пришел еще позже Юлены, и был там самым тихим и незаметным, да и на брагу с самогонкой не особо налегал.

– Побеседовала? – спросил Зарев. – Хорошо, что я задержаться решил… Как чувствовал, чем собеседование ваше закончится.

Юлена молчала. А что тут сказать? Думала, и вправду подпольщики, а оказалось… тьфу…

– Пойдем, до дома провожу.

– Не надо!

Хватит на сегодня… Провожаний, собеседований, – всего хватит.

– Надо. И куртку мою накинь, не свети тут…

Она опустила взгляд, посмотрела на блузку, вернее, на ее остатки, – и решила принять предложение. Что она увидит, когда доберется до зеркала, Юлена примерно представляла. От левого глаза уже можно прикуривать, над бровью кровоточащая ссадина… Красавица.

Шагать пришлось долго, Морозовка и Стахановка расположены с разных сторон Красногальска, а через центр городка идти было нельзя – комендантский час, патрули. Пробирались кружным путем, окраиной. Шли молча, Зарев несколько раз пытался начать разговор, Юлена отмалчивалась.

Но потом он сказал такое, что никак нельзя было оставить без ответа.

– План арсенала Левор показывал? Про надежных ребят выспрашивал?

– Показывал… – протянула Юлена.

Ну и секретность тут у них… Все всё про всех знают…

– А ты? Назвала кого-нибудь?

Юля решила, что тайн никаких не разгласит, и пересказала в двух словах свой разговор с секретарем.

– Это хорошо… – резюмировал Зарев. – И что на собрании молчала, тоже хорошо. В ячейке – трое стукачей. А может и больше, я еще не всех вычислил.

Вот даже как… И почему Юлена не удивилась?

– Левор тоже? – только и спросила она.

– Тоже. Не то на жандармов работает, не то на армейскую контрразведку.

– Ребят я ему не назвала, а вот про себя наболтала… Про листовки, про оружие… Дура.

– Сдаст. Даже не из-за болтовни – из-за этого…

Зарев кивнул на остатки ее блузки – Юлена, увлеченная разговором, позабыла, что нужно придерживать полы куртки.

– И что делать? – спросила она, торопливо запахнувшись.

– Придешь домой, отдохнешь, отоспишься. А в завтра в десять утра иди по тропинке, что ведет к восьмому террикону. Я подойду.

– Подойдешь – и чего?

Он остановился, внимательно посмотрел на Юлену.

– Чего, чего… Чевочка с хвостиком! Прикинемся, что у нас свидание. Что гуляем по укромным местам, где никто целоваться-обжиматься не помешает…

«Ты хоть школу-то закончил, кавалер?», – скептически подумала Юлена, но ничего не сказала. Зарев посоветовал:

– Ты, главное, фингал замажь, а то не поверит никто, что в таком виде на свидание собралась.

– А потом?

– Потом и узнаешь.

Опять конспирация… Ладно хоть без выпивки на этот раз обойдется.

Провожать себя до дома она не позволила. Распрощались на окраине Красногальска – дальше начиналась родная Морозовка, где все Юлену знали и еще много лет назад запомнили: обижать младшую сестру пятерых братьев крайне вредно для здоровья…

3

Удивительно, но обыскать Славика схватившие его люди не додумались. Не ожидали, наверное, что у паренька может оказаться оружие. И граната осталась во внутреннем кармане. Правда, толку от нее ноль, когда тебя ведут по улице с заломленными назад руками. Но ведь когда-нибудь отпустят…

Вели его в центр поселка, прямиком к медчасти. Теперь Славик мог разглядеть мародеров вблизи. Мелькнула пара знакомых лиц – свои, поселковые, но остальные чужаки. Некоторые в бело-черных комбинезонах перевоспитуемых, на других вроде и цивильная одежда, но схожая и покроем, и цветом… Где-то Славик такую уже видел, а где именно, припомнить не мог. Потом вспомнил и сообразил: это же спецпереселенцы с Реоны, что жили километрах в пятнадцати вверх по реке. Вроде и не лагерь там был, да разница небольшая – те же бараки, только без вышек и без колючки вокруг, та же работа на износ, без выходных на карьере, покидать поселение запрещено, а бежать… Попробуй-ка сбежать и спрятаться на другой планете, где все вокруг чужое и незнакомое.

Теперь пришел их час. Отыгрываются.

Оружия у грабителей было немного, в лучшем случае у одного из десяти. Так себе оружие – охотничьи дробовики да карабины старого образца, повсеместно замененные в войсках на «гауссовки» и сохранившиеся на вооружении лишь в охранных и конвойных частях. Взводу ревармейцев хватило бы нескольких минут, чтобы разогнать всю ораву. Да только где ж тот взвод…

На площади пылал громадный костер, сложенный из обломков мебели, и жарилась над ним здоровенная туша. Запахом тянуло таким, что желудок Славика немедленно и ультимативно потребовал ужин. А заодно и пропущенные обед с завтраком.

«Корову жарят, сволочи», – подумал он тоскливо. Коровы на Умзале были большой редкостью, и в Бугере держали двух не для мяса, исключительно для молока, для малышни из яслей…

Время от времени к туше подходили люди, отрезали сверху прожарившиеся ломти мяса, тут же их съедали под спирт, употребляемый прямо из больничных колб. Славик отвернулся, чтобы не захлебнуться слюной.

И увидел…

Сначала он не понял, что увидел, непонятные какие-то скульптуры у больничной стены, по обе стороны от входа. Похожие на те, что ему доводилось видеть в музее атеизма, – странно, никогда здесь никаких скульптур не было…

Нет, наверное, он все понял с первого взгляда…

Просто мозг ни в какую не желал принимать увиденное и понятое.

Широко раскинув руки, у стены стояли люди. Двое. Мужчина и женщина. Полностью обнаженные.

Хотя кого он обманывал… Не просто стояли. Были приколочены к стене, Славик прекрасно видел гвозди-двухсотки, пробившие ладони и предплечья и загнутые вверх. Видел струйки крови, змеящиеся вниз по стене от ранок.

Головы распятых бессильно свешивались, лица были плохо видны, но женщину Славик сразу опознал, не часто встречаются женщины столь громадных размеров, а в Бугере так вообще была одна-единственная: Реслава Энгельсовна, директриса их школы…

Мужчина показался незнакомым.

Конвоиры заметили, куда уставился Славик. И остановились, перестали подталкивать. Полюбуйся, дескать.

Он не хотел, совершенно не хотел любоваться… Но и взгляд отвести не мог.

Впервые он видел голую женщину так близко. Картинки в имперских журнальчиках, чудом избежавших сожжения и бродящих по рукам у старшеклассников, не в счет. И подглядывание за купающимися девчонками не в счет, что там разглядишь издали…

Но никакого томления, возникавшего при перелистывании замусоленных журналов, Славик не ощутил при виде громадных грудей, свисающих на объемистый живот Реславы.

Директрису он не любил, а в иные моменты своей хулиганистой биографии так и попросту ненавидел. И желал порой, что скрывать, ей самых нехороших вещей… Но такого даже представить не мог.

К казненным нетвердыми шагами приблизился человек, судя по одежде – спецпереселенец. В одной руке он сжимал длинный нож с насаженным куском жареной говядины, в другой – факел. Даже не факел, просто пылающую с одного конца палку, выхваченную из костра.

Переселенец широко разинул рот и ополовинил порцию жаркого, энергично задвигал челюстями. И, не прекращая жевать, плотно прижал горящий конец палки к животу распятого мужчины.

Тот поднял голову и закричал. Голос был хриплый, сорванный, звучал уже не так громко, но Славик сообразил, чьи крики, перекрывающие шум и гам, не столь давно доносились до другого конца поселка.

Одновременно он узнал кричавшего мужчину. С запозданием, никогда не видел того без очков, без роскошной седой шевелюры и окладистой бороды. Сейчас очки исчезли, от бороды и шевелюры уцелели лишь клочки обгоревших волос.

Главврач их больнички, он же и хирург, и педиатр, и терапевт… В общем, негусто было в Бугере с медицинскими кадрами. Происходил доктор из недобитков – бывший столичный медик, сосланный сюда на перевоспитание. Перековываться не желал, на имя Всемирпрол не откликался, только на Бориса Максимовича. Жители терпели, никуда не сигнализировали, врач-то знающий, такого еще поискать, а болячки у всех случаются.

Спецпереселенец отправил в рот остаток мяса, приблизился к директрисе. Ткнул палкой и ее, но Реслава Энгельсовна не отреагировала, даже голова не дернулась. Бандит казался разочарованным: неужто жертва умерла и игра так быстро закончилась? – прижигал снова и снова, с тем же результатом. От костра ему посоветовали, куда тыкнуть, – посоветовали заплетающимся языком и словами, которым в школе не учат… Переселенец осклабился, несколько раз взмахнул успевшим погаснуть факелом – угли на конце палки вновь налились красным – и стал прилаживать его между ног директрисе. Резко запахло горелым волосом.

Славик сам шагнул к дверям, буквально потащив за собой конвоиров. – те не стали упираться. Ни вправо, ни влево он не смотрел, только перед собой – и увидел знамя, болтавшееся на какой-то кривоватой палке прямо над входом в больничку. Не красное, и не имперское, а двуцветное полотнище, не то бело-синее, не то желто-черное, в свете костра толком не разглядеть.

Его провели через регистратуру, разгромленную и заваленную награбленным барахлом, – здесь было темно, помещение освещали только отблески пылавшего на улице костра. Затем впихнули в смотровой кабинет, – в командный пункт грабителей по нынешним временам. Там, вокруг небольшого стола, заставленного выпивкой и закусками, столпились несколько человек. Главари… И в отличие от подчиненных, все до одного с оружием. Комнату освещали несколько свечей и пара керосиновых ламп, электричества в поселке и в самом деле не было.

– Во, шпиёна словили! – доложил пропитой голос из-за спины Славика.

– Да какой с него шпион, – укоризненно произнес один из стоявших у стола. – Обознались вы, ребятки… Отпустите его. И ступайте отсюда, не отсвечивайте.

Голос показался знакомым, Славик вгляделся – ну точно, Угрюм. Сразу и не признал – вместо привычной рыбацкой телогрейки единоличник напялил шикарный пиджак, уже лопнувший под мышкой и заляпанный спереди жирными пятнами.

Был здесь Угрюм за главного, или просто в большом авторитете, но в любом случае хватка разжалась, руки Славика почувствовали свободу.

Угрюм подошел, оглядел Славика с ног до головы, пробормотал задумчиво:

– Не поперся, значится, в рудовоз… Молодца, молодца…

И вдруг спросил резко, как выстрелил:

– Где дед?!

– Не знаю, – честно ответил Славик. – В курге где-то прячется.

– В курге, значится… курга большая, прятаться долго можно… – пробормотал Угрюм прежним тоном, словно и не было вопроса-выстрела.

Он подошел к столу, набулькал стакан, выпил. Продолжил:

– А мне сдается, что не в курге он, поближее чуток… Парамоша!

– Э-у? – невнятно откликнулся Парамоша, рот был набит закуской.

Славик узнал его – один из троицы, подходившей в день эвакуации к «Ласточке», стоявшей у причала. Высоченный, плечи покатые, ручищи длинные, кисти чуть ли не у колен болтаются… И рожа приметная, малоподвижная, – когда говорит, только губы шевелятся.

– А возьми-ка ты, Парамоша, кого потрезвее, и пошукайте его благородие с девчонкой по пустым халупам… Где-то рядом они, нутром чую, не послал бы старый пацана одного…

– Потрезвее… х-хе… – с большим сомнением протянул Парамоша. – Пошукаем, лады… Валить его сразу?

– Тебе б тока валить… Не стрелять ни в коем разе. Культурно растолкуй благородию – внук его, значится, у нас. И для разговора пригласи.

– А с девкой что?

– Что хочешь… Ты старого предоставь, а до девки мне дела мало.

– Х-хе… – сказал Парамоша, забрал одну керосинку и вышел.

Судьба подъесаула и Леры не встревожила Славика, – понятно же, что никого бандиты не найдут в пустых домах… Но тайна фальшивого дедушки оказалось не такой уж тайной. Угрюм ее знал, по крайней мере частично, – о князьях Игнатьевых он, похоже, не ведал.

– Ну вот и ладненько, – довольно произнес Угрюм и повернулся к Славику. – А ты подходи к столу, подкрепляйся. Не чинись, все свои кругом.

Есть хотелось люто. Но… Нельзя с ними. Неправильно… Нечего с бандитами и убийцами за одним столом награбленное да наворованное уплетать.

– Я не голодный, – соврал Славик, постаравшись, чтобы голос не дрогнул.

– Вольному воля… Тогда просто посиди, отдохни. Ты, я погляжу, парень-то прыткий, боевой… Не думаешь в армию нашу вступить? В партизанскую? За власть народную, значится, супротив паразитов бороться?

Славик народную власть представлял немного по-другому, но не стал спорить и задавать вопросы, промолчал. Угрюм, напротив, хлобыстнул еще стакан и стал разговорчив.

– Народ ведь это не шишки партийные с комисаришками, не-е-е… И не благородия с очкариками образованными да с мамзельками расфуфыренными… Народ – это мы. Кто своим трудом от земли, от моря, от курги кормится – и их всех кормит, паразитов. Смекаешь? Прыщ какой-нить из парткома тот же паразит, что и помещик. Ничего не делают, а пьют в три горла и жрут от пуза. А мы их, паразитов, – к ногтю!

Он вновь приложился к стакану и продолжил излагать политическую программу борцов за народную власть: долго вещал про возвращение награбленного паразитами, про то, что все города – гнойники, язвы, и надо их выжигать каленым железом, а городских паразитов к земле поближе, чтобы сами свой хлебушек растили, а не у народа норовили изо рта вырвать… И другие планеты, Умзалу закабалившие, все соки из нее тянущие, – тоже паразиты. Умзала и без них проживет, а вот они без нее пусть попробуют перебиться. И Союз коммунячий, и благородия имперские, – сами пусть живут, сюда пусть не суются. Потому как теперь, когда народ трудовой за оружие взялся и в армию сбиваться начал, от Умзалы все они лишь одно получат – два метра землицы. Пусть лежат в ней, удобряют, хоть какая-то от паразитов полезность будет.