Текст книги "Небо цвета крови"

Глава четвертая
Все для фронта, все для победы

1

Море тут было особенного цвета, – в хорошую погоду нежно-розового оттенка, словно в каждый литр воды кто-то пролил несколько капель крови… Во время штормов, здесь нередких, по умзалийским морям катились кроваво-красные валы с белыми шапками пены. Море, как всем известно, всего лишь огромное зеркало, отражающее атмосферу.

Утро выдалось тихое, маловетреное, а ночью вообще стоял полнейший штиль, ни дуновения, – и ничего хорошего в том, по мнению Славика, не было. Роторный парус застывшей у причала «Ласточки» едва вращался, а значит аккумуляторы, разряженные вчера, за ночь толком не зарядились… Они и в хороший-то ветер заряжались едва лишь на четверть номинальной емкости – старые, выработавшие все сроки… В начале этого сезона в рыбхозе должны были выдать новые, но война спутала все карты и председатель сказал жестко: не будет аккумуляторов, и других запчастей не будет, – все для фронта, все для победы.

Так что плавайте как знаете, хоть веслами гребите, но план выполняйте. В военное время невыполнение плана – вредительство и помощь врагу, а что за это бывает, сами знаете…

Знали… И старались, как могли. Почти все рыбхозовские мужики получили повестки – и на фронт; план тянули женщины и старые да малые. Штатный экипаж малого рыболовного бота – четыре человека, а в разгар путины, когда ракатицы или салангасы идут густыми косяком – пятеро. А нынче с МРБ «Ласточка» управлялись вдвоем – Славрев, или попросту Славик, призывного возраста не достигший, и дедушка, давненько вычеркнутый из всех мобилизационных списков.

Хотя, по мнению Славика, дедушка у него был еще ого-го! Седой, конечно, и лицо в морщинах, но и силой, и сноровкой молодому не уступит. Вот и сейчас – не стал возиться со сходнями, одним прыжком перемахнул с причала на борт «Ласточки». Пришлось и Славику прыгать за ним, не позориться же на глазах у деда…

Мешкать не следовало, синоптики обещали, что задувший на рассвете ветерок будет крепчать, и предупреждали о шквалах, возможных во второй половине дне. Хотя, конечно, предсказывать погоду на Умзале – дело абсолютно не надежное, и ошибались предсказывавшие почти с той же частотой, что и угадывали. Тем более стоило поспешить.

Но сразу, как задумывали, отплыть не удалось. Едва Славик потянулся к кожуху двигателя, «Ласточку» окликнули с берега. Он обернулся, увидел: к сходням подошли трое. Одного Славик знал, да и все побережье знало, от Бугера до Ревограда, – Угрюм, последний на здешних берегах рыбак-единоличник. С ним еще двое мужиков, лица знакомые, встречались, но имен Славик вспомнить не мог, а может и не знал никогда. Да и Угрюм не имя, прозвище, а имени, считай, и нет – старорежимные запретили, а новое, революционное Угрюм взять не пожелал.

Лицо у дедушки стало мрачным. Показал внуку жестом: продолжай, дескать, подготовку к отплытию, а сам вернулся на берег. Неторопливо вернулся, по сходням, без лихих молодецких прыжков.

Славику было интересно: что за дело к ним у этой троицы? Слухи про Угрюма бродили самые разные, в основном нехорошие. В свое время владел Угрюм тремя баркасами и коптильней на берегу, и, разумеется, упекли его на перевоспитание, как нетрудовой элемент, – никто не возвращался, а он вернулся…

Поговаривали, что Угрюм не просто рыбачит в одиночку на своей лодчонке (закупочные цены для единоличников мизерные, не прокормишься), а занимается злостным браконьерством, шурует темными ночами по рыбхозовским сетям и ловушкам. Но не пойман – не вор. Еще болтали, что имеет он знакомства где-то в верхах, или подписку дал сексотную, потому как не гуляют такие люди долго на свободе, отмотают один срок – и вскорости снова не перевоспитание, а то и сразу, за неделю до выхода из лагеря, новую статью получают. Болтали, но толком никто ничего не знал.

Как бы то ни было, когда в начале новой войны поселок Бухта имени Героев Революции (в просторечии Бугер) опустел – мужчин призвали, антисоциальные элементы профилактировали, – исчез куда-то и Угрюм. А теперь вот вынырнул…

Послушать разговор не удалось – дедушка, словно чувствуя любопытство внука и не желая ему потворствовать, отвел троицу пришельцев подальше, да еще и на подветренную сторону.

Славик продолжил подготовку к отплытию: проверил двигатель, проверил аккумуляторы (как и ожидалось, заряда в них кот наплакал), смазал лебедку… А сам словно ненароком поглядывал на берег, на дедушку и на Угрюма с приятелями. Разговор у них шел, судя по лицам и жестам, нехороший. Что-то они от дедушки хотели, и были весьма недовольны его ответами. Особенно старался один, имя которого не вспомнилось, – энергично и бурно жестикулировал, даже заехал в сердцах ногой по ограждению причала. Угрюм стоял молча. А руки держал за спиной, но Славик, наблюдавший за сценой сбоку, видел его сжатые кулаки.

Так ни до чего и не договорились… Троица пошагала вдоль причала, дедушка вернулся на «Ласточку», лицом мрачней тучи. О чем шел разговор, Славик не стал спрашивать: если дед посчитает, что внука надо ввести в курс дела, сам расскажет. Но тот не рассказывал, и на доклад: бот к отплытию готов, хотя с аккумуляторами, конечно, беда, – внимания почти не обратил. Спросил неожиданное:

– Что с Лерой?

Что, что… Дрыхнет, что же еще? Первый выходной у сестры случился за десять дней, каникулы нынче отменили, и Лерка вместе с другими девчонками-одноклассницами пошла в рыбоконсервный цех, встала к конвейеру фасовщицей, наравне со взрослыми тетками, – на полную смену, двенадцать часов… Спит она и во сне видит серую ленту конвейера с ползущими по ней банками.

Так Славик дедушке и объяснил.

– Разбуди, – приказал старик.

Славик тяжко вздохнул, предчувствуя реакцию сестрицы на досрочную побудку. Огляделся – поблизости никого, Угрюм с приятелями скрылся за пакгаузами. Осторожность вошла в привычку, стала рефлексом, дед с раннего детства запрещал и Славику, и Лере демонстрировать свои способности к пси-общению. Почему запрещал, Славик уже и не помнил, наверное, как-то объяснил тогда малышам запрет, но объяснения давно забылись, а привычка осталась.

Он прислонился к решетчатому ограждению паруса, расслабился, закрыл глаза – чтобы выйти на контакт со спящей, требовалась полная сосредоточенность.

– Проснулась… Ох и ругается! – доложил Славик полминуты спустя, открывая глаза…

Дед уже отдал швартовы и запустил двигатель, негромко жужжавший на холостом ходу.

– Скажи ей, чтобы вставала, одевалась, завтракала. Потом пусть соберет наши рюкзаки, все три, как в турпоход примерно – еда, теплые вещи. И из дома ни ногой. Сидеть в режиме минутной готовности.

– Готовности к чему? К эвакуации?

Слухи об эвакуации в случае высадки имперцев бродили по поселку уже с неделю, но никто ничего толком не знал. Одни говорили, что придется шагать пешком до самого Космопорта, другие уверяли, что не придется, что поселки западного побережья уже начали вывозить куда-то морем…

– Ко всему пусть будет готова… Ко всему, – мрачно сказал старик и сдвинул рычаг на «малый вперед».

Двигатель зажужжал громче, «Ласточка» поползла вдоль причала.

2

Ракатицы – животные вкусные, но простые, незамысловатые, и ловля их особого труда не составляет. Можно нырять и ловить голыми руками, а если не умеешь плавать, – можно, как стемнеет, развести костер на берегу, у самой воды, и собирать деликатесных зверюшек, привлеченных светом на мелководье.

Но уловы будут небольшими, а вот для ловли в промышленных масштабах надо искать пути миграций ракатиц. Дело в том, что ракатицы у берегов и в пресных водах не размножаются – появляются откуда-то крохотными, с ноготок размером, нагуливаются в реках и на морском мелководье до приличных размеров, – а потом уходят в океанские глубины, и что там с ними происходит дальше, никому не известно.

Ну, может быть, каким-нибудь ученым и известно, но Славику о том на уроках биологии не рассказывали, в бугерской школе больше напирали на практику, в дебри теорий предпочитая не углубляться. Зато тому, как ловить ракатиц, – Славик в свои четырнадцать лет мог бы поучить высокомудрых деятелей наук.

Ловить надо километрах в трех юго-восточнее выхода из бухты – там как раз начинается подводное ущелье, тянущееся от побережья в океанские глубины. И по этому ущелью, по дну, ползет нескончаемый поток ракатиц, – и светлых, выросших в море, и пресноводных, скатившихся из двух впадающих в Бухту Героев речек, – те ракатицы, речные, отличаются меньшими размерами, темной раковиной и короткими мясистыми щупальцами.

И натянуты по дну ущелья, поперек, толстые металлические тросы-переметы. А к тросам крепятся ловушки, в них-то и набиваются деликатесные придонные жители. Всё просто, если знать и уметь. А без умения, без хорошего знания течений и подводного рельефа трос натянется над каким-нибудь понижением дна, ловушки будут болтаться в толще воды и никто в них не попадется.

В то утро сбор добычи «Ласточка» начала с ближнего к берегу перемета. Славик удивился такому решению деда. Он сам бы предпочел начать с дальних, пока в аккумуляторах держится хоть какой-то заряд. Если «сдохнут» вдали от берега, возвращаться придется долгонько, – с парусом, включенным на прямой привод, бот едва справляется с отливным течением.

Что-то задумал старый, решил Славик, особенно если учесть недавнее распоряжение Лере насчет собранных рюкзаков… Задумал, и не хочет слишком далеко удаляться от поселка.

А потом началась работа, и стало не до раздумий.

Двигатель был отключен, бот двигала лебедка, натужно, со скрежетом, вытягивавшая из моря тяжеленный трос – «Ласточка» теперь ползла вдоль него на манер речного парома. И действовать надо было аккуратно, точно и быстро. Дед отстегивал карабин, крепящийся к тросу, подхватывал ловушку – здоровенный, в рост человека, конус, но при том легкий, сделанный из прозрачного пластика. Если внутри копошился улов, дедушка коротким точным движением отвинчивал пробку с хвостовика, пару раз встряхивал ловушку над открытым люком трюма, завинчивал пробку и тут же передавал ловушку внуку, стоявшему с другой стороны лебедки – тот пристегивал карабин на то же место, уже миновавшее барабан, и следил, чтобы конус, ползущий по палубе вслед за тросом, ни за что не цеплялся.

Вроде бы и простая работа, но чуть промедлишь, не успеешь застегнуть карабин вовремя – и весь строй ловушек, перекрывающих путь ракатицам, собьется, сдвинется, появится в нем совсем не нужный разрыв. А если поспешишь… Нехорошие вещи случаются со спешащими и суетящимися. Зажмет пальцы, а то и всю кисть руки между тросом и барабаном лебедки – и всё, раздавит, расплющит в кровавую кашу… Профессиональная травма бугерских рыбаков.

Ракатиц попадалось немного – по две-три в ловушке, а то и вообще ни одной. Все правильно, самое начало сезона, а вот через месяц, в разгар путины, воды в конусе будет меньше, чем ракатиц, – тогда с набитой ловушкой одному человеку не управиться, да и ракатиц через хвостовик не вытряхнуть, переплетают щупальца, превращаются в плотный копошащийся ком. И проверять переметы приходится с двух ботов, причем с полным экипажем каждый – на первом ловушки отцепляют, разбирают, отстыковывают горловину, отправляют добычу в трюм. А со второго цепляют пустые ловушки. Потом, когда на одном суденышке заканчиваются ловушки, а на другом – свободное место в трюме, боты меняются местами… Как, интересно, осилят нынешнюю путину, когда в поселке остались лишь старые да малые?

Все шло как обычно: они осмотрели примерно третью часть перемета, ракатицы шлепались в трюм, изредка в ловушках обнаруживался прилов, некрупные донные рыбы, их дедушка откладывал отдельно, в корзину, – пойдут на ужин.

Все шло как всегда, и потом случилось небывалое. Дед неожиданно выключил лебедку, подозвал внука.

– Да как же это… – изумился Славик, увидев, что болтается на тросе.

Ловушка каким-то неведомым образом была раздавлена, разбита, уцелел только хвостовик, и тянулись от него острые языки пластика с неровно обломанными краями.

А пластик этот… ого-го какой пластик, из него, между прочим, лобовые стекла для разной военной техники делают, не в один слой, разумеется. Ловушки были вещью практически неуничтожимой, вечной. Когда перемет после нескольких лет нахождения в море проедала ржавчина и из него начинали вылезать металлические волокна, мешающие работе – ловушки снимали и крепили на новый трос. Затем на второй, третий, четвертый… Прозрачным же конусам все было нипочем – и удары о донные скалы, и зубы морских хищников, пытающихся добраться до съедобного содержимого. Снасти для ловли ракатиц сохранились в Бугере еще со старорежимных времен, и новые не завозили, незачем.

– Что ее так раскурочило? – спросил Славик, уверенный, что дед знает если не все на свете, то о море уж точно все. – Или… или кто?

Дед ответил лишь невнятным междометием, внимательно изучая острые обломки пластика. И Славик выдвинул свою версию:

– Какой-нибудь старый снаряд… Или боеголовка, еще с той войны… Могло там что-нибудь проржаветь – так, чтобы сейчас рвануло?

– Это не взрыв, – уверенно сказал старик. – Видишь, куда обломки изогнуты? Ее раздавили… Вот так примерно…

Он медленно сжал кулак, показывая, как была раздавлена ловушка. Славик прикинул размеры и силу существа, способного на подобный фокус. В этаком кулачище, или что там вместо него, от человека лишь мокрое место останется… В прибрежных водах такие твари не водятся, а вот в океанских безднах Умзалы… Никто и никогда их толком не исследовал. А между прочим на западе, где-то далеко, над океаном, три дня назад шел бой. Отдаленный грохот, вспышки в воздухе, – около часа продолжалось, а пару раз рвануло так, что в нескольких прибрежных домах Бугера стекла повылетали. Имперцев отогнали, если верить сводкам, а заодно вполне могли выгнать какое-нибудь морское чудище из его подводного логова…

Славик фантазировал о глубоководном монстре, но в глубине души понимал, что наверняка все гораздо проще: ловушку сокрушил обвал подводных камней или что-то вроде того, столь же заурядное… Однако фантазировал. Успел даже придумать, что монстр атаками на ловушки не ограничится, станет нападать на боты, на людей, и придется его уничтожать, а одолеют чудище… ну конечно же, они с дедом.

Дедушка тем временем отложил изувеченную ловушку в сторону, вновь включил лебедку. Трос натянулся, нехотя отрываясь ото дна.

Следующая ловушка оказалась раскурочена точь-в-точь как первая – уцелевший хвостовик и острые языки несокрушимого (казалось – несокрушимого) пластика. И еще одна, и еще… От очередной не уцелел даже хвостовик, на перемете болтался лишь карабин и обрывок крепежного поводца. А выдерживал тот поводец, между прочим, около двух тонн на разрыв.

Дедушка вновь остановил бот, внимательно изучил обрывок. Славик тоже полюбопытствовал. Поводец оказался новый, не истрепанный о подводные камни. И волокна его не перерезаны – разорваны.

Никакими подводными обвалами и прочими заурядными причинами такое уже не объяснить. Фантазии о подводном монстре неожиданно оборачивались реальностью. Славику стало не по себе. Он посмотрел за борт, но что там разглядишь, на глубине два-три метра все тонуло в розоватой дымке. И казалось, что оттуда, из глубины, на него тоже кто-то смотрит огромным немигающим глазом.

Следующая ловушка для разнообразия оказалась целой и невредимой, улова в ней не было. А затем опять пошли осколки, обломки, оборванные поводцы.

– Тревога! – вскрикнул, словно от боли, Славик.

Хотя почему «словно»? Далекий, другим неслышимый крик Леры отозвался именно болью в голове, где-то за левым ухом.

Дед тут же выключил лебедку. И когда смолк ее рокот и скрежет троса по барабану, оба услышали слабый, приглушенный четырехкилометровым расстоянием звук сирен – там, на берегу, в Бугере.

– Имперцы? – спросил Славик деда вслух, и беззвучно – Леру.

Лера не знала, но на воздушный налет не похоже, с неба не доносится ни звука.

– Эвакуация, – уверенно произнес дед. – Возвращаемся.

Легко сказать… «Ласточка» находилась в тот момент как раз посередине перемета. И трос с барабана лебедки не снять, хоть вдвоем, хоть впятером, так натянут… Надо медленно ползти к хвостовому буйку, а это еще часа два…

Но у дедушки, как выяснилось, было припасено радикальное решение проблемы. Он нырнул в крохотную рубку бота, тут же вернулся с портативным газовым резаком в руках.

Пламя с глухим хлопком вырвалось из форсунки, затем превратилось в остроконечный голубоватый конус. Дедушка примерился к тросу.

«Злостное вредительство, десять лет перевоспитания», – произнес в голове Славика чужой голос, сухой и казенный.

– Отойди туда, за парус, – скомандовал дед.

Зачем, объяснять не стал. Иногда старые, изношенные тросы переметов лопались при выборке снасти, и такие случаи редко обходились без жертв. Если трос перлоновый, как на салангасовых снастях, – убивает рыбака или делает инвалидом, переломав кости и отбив внутренние органы. Но железный и того хуже – попросту перерезает человека. Самым натуральным образом. Пополам.

Славик секунду помедлил, с сомнением поглядывая на резак. Не становится ли и он заодно вредителем? За групповое вредительство не десятку, а целый четвертак выписывают. Чтобы уж с полной гарантией перевоспитались. А потом сообразил: эвакуация же! Все правильно дед придумал, нечего имперцам нашими ракатицами лакомиться…

Он укрылся за ограждением паруса, спросил оттуда:

– А как же ты? Зашибет ведь…

– Я аккуратно, не до конца, – ответил дед, не оборачиваясь. – Потом лебедку включу, издалека, багром, – он и лопнет.

Славик обогнул парус, выглянул с другой стороны и мог теперь видеть, как работает дед.

Резак был маломощный и трос поддавался ему медленно, неохотно. Но все же поддавался, все больше перерезанных стальных нитей лохматились вокруг разреза. Пахло горелым металлом. Славику казалось, что он слышит низкое гудение троса, перекрывающие шипение горелки.

– Хватит! – крикнул Славик. – Точно лопнет теперь!

Дед опустил резак, шагнул назад, оценивающе поглядел на глубину разреза.

– Еще чуть-чуть на…

В это мгновение трос лопнул. Звук был короткий и резкий, как выстрел. Один конец соскользнул с барабана, хлестнул огромной плетью по палубе, сбив за борт пару разломанных ловушек. А второй… Второй, более длинный, ударил как раз туда, где стоял дедушка.

Славик хотел закричать, но не успел, все произошло слишком быстро.

– А-а-а-а… – тянул он негромко, глядя на лежавшего деда.

Крови почти нет, все как рассказывали… Первые две-три секунды она не течет, зато потом как хлынет… и тело, на вид целое, разваливается на две половинки…

– Включай двигатель, – скомандовал дед, поднимаясь на ноги.

На разрезанного пополам он не походил никоим образом. На рукаве появилась здоровенная прореха, и видна сквозь нее большая кровящая ссадина. И всё. Никаких других повреждений.

– Ну что застыл? Включай, в море же уносит…

Славик двинулся выполнять команду, медленно осознавая тот факт, что трос не ударил, не сбил с ног деда, что тот сам отпрыгнул, лишь чуть-чуть не разминувшись с разлохмаченным концом стальной змеи… Осознав – восхитился. Лет тридцать назад дедушку любой спецназ с руками и ногами бы оторвал, с такой-то реакцией и сноровкой… А силой и сейчас молодым не уступит. Нет, и в самом деле непонятно, как он не угодил в какие-нибудь элитные войска…

Подумав так, Славик вдруг с некоторым смущением сообразил, что все спецназы и элитные войска во времена юности деда были исключительно вражеские. Имперские.

3

Кое-как пришвартовав «Ласточку», они поспешили домой, бросив улов в трюме, а искореженные ловушки – на палубе. Ракатицы, допустим, живучие, им хоть за день, хоть за два ничего не сделается, а вот про неведомую тварь, раскурочившую снасти, стоило по разумению Славика немедленно доложить в правление рыбхоза. Но дела разворачивались такие, что ясно было – для докладов время не самое удачное.

В Бухту имени Героев Революции пожаловало другое чудовище, рукотворное. Огромное, с крутыми боками, покрытыми потеками ржавчины, оно покачивалось на волнах у первого причала, предназначенного принимать суда дальнего плавания с приличной осадкой. Свою раскрытую пасть чудище нацелило на берег, и туда, по спущенному пандусу, тянулись люди, несли чемоданы и узлы, катили тележки с какими-то ящиками.

Субмарина. Подводный рудовоз. В Бугер они обычно не заходили, но Славик видел их в Семерке, в ЛП-7, побывал там один раз с дедом, доставляя в столовую перевоспитуемых брикеты замороженного салангаса, некондиционного, не годящегося для консервов.

Вот она какая, эвакуация… И куда их, интересно, повезут?

Дверь оказалась заперта, все по инструкции деда. Лерка сидела за столом в полутемной комнате, шторы задернуты, рядом три туго набитых рюкзака, сама одета по-походному, – опять-таки все по инструкции.

Увидев Славика с дедом, аж подпрыгнула.

– Ну наконец! Уже дважды приходили, в дверь колотились! По трансляции говорили – невыполнение приказа об эвакуации приравнивается к дезертирству и пособничеству! Пошли? – И она подхватила с пола свой рюкзак.

– Не спеши, мне надо забрать кое-что, – остудил дедушка ее пыл. – Я быстро.

Он поднял люк, прикрывавший спуск в подпол, спустился по маленькой приставной лесенке.

Брат и сестра остались вдвоем. Ни о рудовозе, принимающем с берега живой груз, и ловушках, раскуроченных загадочным образом, Славик не стал рассказывать. Ни к чему. Она и без того все видела – его глазами. Он так не мог, пси-способности у Леры проявлялись гораздо сильнее, чем у брата. Отчего так получилось, неизвестно, все-таки близнецы, хоть и не совсем на одно лицо…

Снизу, из подпола, донесся протяжный скрежещущий звук, словно дед отдирал доску, выворачивая длинные гвозди из неподатливой древесины. Чуть погодя еще один схожий звук. «Кое-что» хранилось в тайнике, понял Славик.

Дедушка поднялся в комнату. В руке он держал нечто вроде небольшого чемоданчика, или плоского футляра с ручкой, Славик никогда не видел этого предмета в их доме. На поясе у старика висела кобура, здоровенная, пожалуй даже не с пистолетом, с чем-то помощнее… Пистолет-пулемет? Похоже на то… Еще одна обновка – портативная рация на груди. Откуда у него все это?

– Пошли, – коротко сказал дед, закидывая рюкзак за плечи. – Выйдем через задний ход.

– Зачем? – удивился Славик. – Вдвое дольше до причала добираться…

Дом их стоял на краю поселка, вплотную к непроходимым зарослям курги. По тропе можно добраться до берега, но лишь изрядно попетляв по склону холма.

– Мы не пойдем на причал. Мы пойдем в кургу. Там я вам все объясню.

И тут Славика осенило. Оружие… Рация… курга… Дед получил задание, он оставлен здесь партизанить! Как в ту войну, как герои, именем которых названа их бухта! И они вместе с ним! Здорово…

– Остаемся? Партизанами? – возбужденно спросил он.

Лера промолчала. Насколько Славик мог чувствовать ее эмоции, ни малейшего желания становиться героиней-партизанкой сестра не испытывала.

– Партизанами? – переспросил дед. – Ну да, что-то вроде того…

И он распахнул дверь, ведущую в кургу.