Текст книги "Черная гвардия Эридана"

Узнав, что за боевая операция предстоит, Олег постарался никак не выдать неприятное удивление. Да что там удивление – просто-напросто отвращение охватило курсанта Ракитина, когда он услышал все те же слова: казнь предателя. Опять… И опять он, Олег, назначен добровольцем… Замкнутый круг какой-то. Его же, в конце концов, не на палача учили, а на младкома.

Но в нынешнем его положении несостоявшемуся младкому лучше сидеть и помалкивать: сам под подозрением, чуть что – и кайлом по затылку в дальней штольне…

Командир ячейки, товарищ Леонед, говорил весомо и убедительно:

– Очень многие недобитые враги подняли головы, товарищи. Много лет они жили, учились, работали рядом – и при этом скрывали, прятали нутро свое вражеское. В комсомол вступали, в партию даже. А вот теперь все явным стало: кто у нас честно новую жизнь строил, а кто имперцев обратно поджидал. И вот такие пособники для нас, товарищи, опаснее открытых врагов. Имперцы за тридцать лет чужие на Умзале стали – а эти, затаившиеся, что на службу сейчас к ним идут, все про нас знают: кто в партии состоит, кто в комсомоле, у кого сын в армии или в космофлоте служит… И мы должны дать урок предателям и тем, кто еще сомневается, кто выжидает, чем на этот раз война закончится. В общем, задание следующее: привести в исполнение приговор комсомольцу-изменнику, поступившему на службу в оккупационную администрацию. Не просто пристукнуть ночью по-тихому, а повесить на площади, и на грудь – табличку с приговором. Остальные подробности узнают только те товарищи, кто отправится на операцию. Добровольцы есть?

Олег собрался было поднять руку, но не успел. Раздался чей-то голос из задних рядов, басовитый и рассудительный:

– Погодь-ка маленько с добровольцами… Сначала главное понять надо: с того ли мы конца за дело беремся? Своих бить, чтобы чужие боялись? Так ведь не забоятся, сколько мы уж своих в лагеря да в рудники подводные – а все одно враги не пужаются.

Как Олег не вертел головой, рассмотреть говорившего не смог: слишком плотно сидели собравшиеся. Но судя по голосу, речь держал далеко не молодой мужчина. А тот продолжал:

– В городе собаки эти стальные, жандармы в смысле, пять комендатур у них, да казарма в Морозовке. И армейские части – не гуртом ведь сидят, по блокпостам разбросаны. Навалимся на один – осилим. Вот тебе и пример для всех сомневающихся: мы есть, мы – сила, мы воюем, а не в крысиных норах отсиживаемся. А на площадях живых людей пусть имперцы развешивают.

– Не осилим блок-пост, оружия маловато… – откликнулся чей-то молодой голос. – Там при каждом танк или бронеглайдер, шарахнет гауссом – всех зараз и поджарит.

– Значит, оружие добывать надо! – гнул свое пожилой. – На Ключевых целый ангар оружием набит – отовсюду имперцы трофеи свозят. И охраны не так чтоб много. А взрывчатка? Ее у нас чуть не две сотни тонн – чем тебе не оружие? Лазерные буры есть – да я тебе за полдня под любой блок-пост штоленку подведу, взрывчатки натаскаем – и взлетит на небо, что любо-дорого!

Олег наблюдал, как Леонед мрачнеет лицом: не привык командир к этакой гражданской вольнице. Однако оборвать дискуссию не спешит, человек он здесь новый, с красногальцами, составляющими костяк ячейки, знаком мало: наверняка присматривается к людям и выводы делает.

– Товарищи, товарищи! Послушайте, что я скажу! – Невысокая Хая, опершись о плечо Олега, встала на скамью.

– Ведь кем были мы, эрладийцы, при старой власти? – взволнованно продолжала Хая. – Мутантами, выродками. Существами даже не второго – третьего сорта. Нам не давали учиться, не позволяли работать, где захотим, нам даже не разрешали жить восточнее линии Хандронаки. Если случалась эпидемия, или засуха, или поражение в войне, – во всем обвиняли нас. Убивали даже… Мой дедушка погиб в Драголизе – ни за что, просто так, попался на пути пьяной толпе, «спасавшей Эридан»… А теперь? В наше время? Я училась в университете, и никто не называл меня выродком! Никто, слышите вы?! А эти имперские убийцы и их прихвостни хотят вернуть всё обратно?! Не бывать тому! Вы отсюда не видите, а я с ними каждый день встречаюсь – с пособниками, с оборотнями, с волками, овечьи шкуры сбросившими. Видели бы вы, как они на меня смотрят… Словно прикидывают: сегодня ночью погром мутантов устроить или еще подождать немного. Прав товарищ Леонед: хуже врагов они! В сто раз хуже, в тысячу! Даже если вам всё равно – я буду сражаться! Сама изменника казню! Пусть одна! Пусть погибну! Но лучше так, чем обратно к прошлому! Потому что я… я…

Она вовсе уж разволновалась, сбилась… Сняла и протерла запотевшие очки, затем проделала ту же манипуляцию с моноклем, который носила на третьем глазу. Хрюкальца девушки открывались и закрывались гораздо чаще обычного, и гораздо дольше оставались открытыми, и внутри можно было разглядеть что-то розовое, нежное, трепещущее…

Грудь Хаи бурно вздымалась и опускалась, сидевший рядом Олег пытался отвести взгляд от четырех пар сосков, то и дело натягивающих тонкую, невесомую ткань блузки, – и не мог. «Никакая она не мутантка! – с нежностью думал Олег. – Настоящий боевой товарищ, просто чуть другая…»

После пламенной речи Хаи добровольцами вызвались на казнь изменника все до единого. Ну или почти все – Олег не смог разглядеть, поднял ли руку тот пожилой мужчина, что предлагал нападение на блокпост. Исполнителей, двенадцать человек, отбирал командир. Отобрал поровну: шесть юношей и шесть девушек. Попал в их число и Олег, кто бы сомневался, – серый человечек за все собрание ячейки не произнес ни единого громкого слова, но сидел за председательским столом, рядом с Леонедом, и временами что-то шептал на ухо командиру.

Среди назначенных добровольцев двое оказались немного знакомы Олегу: Зарев, встречавший их в расщелине с лазерным буром, и высокая темноволосая девушка, сидевшая поодаль, но постоянно поглядывавшая на Хаю и Олега. Он тихонько спросил, и оказалась, что это давняя подруга Хаи, Юлена.

Судя по всему, предстоящая операция не очень-то порадовала Юлену: губа прикушена, лицо мрачное. Сам Олег сомнения отбросил: он человек военный, а приказ есть приказ. Надо казнить предателя, – значит, надо.

О том, что предатель на самом-то деле предательница, Олег узнал значительно позже, когда операция уже началась.

Глава восьмая. Нелегкие будни вице-губернатора

Машина – неофициально, в обиходе – именовалась «голиафом», и вид имела весьма грозный: шестнадцатитонная громадина грозно нацелила вперед эмиттеры, а два мощных захвата-манипулятора казались предназначенными для рукопашной схватки с каким-нибудь древним чудовищем… И, опять же казалось, что схваток таких машина прошла немало на своем веку: металл корпуса покрыт множеством вмятин и царапин, а на корме, у силового отсека, красуется недавно приваренная неровная заплата.

На самом же деле «голиаф» использовали для самых мирных дел люди весьма мирной профессии: археологи. А потрепанный вид машины объяснялся тем, что последние лет тридцать-сорок археология в Империи пришла в полный упадок. «Все для фронта, все для победы!», и все экспедиции, охотившиеся за артефактами исчезнувшей эриданской цивилизации, давно прекратились, и лишь в запасниках музеев престарелые хранители бережно сдувают пыль с загадочных экспонатов…

Похоже, этот «голиаф» был последним представителем своего племени, чудом избежавшим отправки в плавильную печь. По крайней мере, когда Несвицкий вспомнил о существовании подобной техники и отправил запрос об отправке на Елизавету пяти машин – прислали лишь одну, да и то с большим запозданием.

Несвицкий с легкой тревогой наблюдал, как невидимые поля эмиттеров «голиафа» дробят, раскалывают, превращают в мелкие песчаные крошки каменные обломки, завалившие тайник, и цементирующий их застывший раствор. Если внутри именно то, что они так рассчитывают отыскать, не повредить бы случайно содержимое… Успокаивал сам себя: уж археологи-то знают, как бережно обращаться с драгоценными находками. Вернее, знали… За тридцать лет любые навыки можно утратить.

Оператор, управлявший археологическим монстром, был вполне под стать машине – пожилых уже лет, высоченный, плечистый, лицо покрыто морщинами. Но дело свое не позабыл и квалификацию не утратил, управлялся с «голиафом» вполне уверенно.

– Подальше отойдите! – гаркнул он, высунувшись из кабины. – Песок сейчас полетит!

Несвицкий и все, кто находился рядом: адъютанты и кучка археологов во главе с профессором Свигайло, – послушно отступили на полсотни шагов.

– Еще дальше! – не унимался оператор. – Далеко полетит!

Отступили еще на столько же, но оператор уже не надрывал связки, просто махал рукой: еще, еще отойдите.

– Начинайте уж, милейший, – сказал в микрофон Свигайло. – Не убьют же, на самом деле, нас несколько долетевших песчинок.

Оператор весьма демонстративно пожал плечами и исчез в кабине, тщательно задраив люк, до той поры распахнутый. Несколько секунд не происходило ничего. А затем словно бы грянул взрыв – беззвучный и лишенный взрывной волны. Как будто сама планета резко выдохнула, освобождая дыхательные пути от накопившейся дряни.

Громадный столб измельченной породы взвился к небу, завис на какое-то мгновение, затем начал падать.

– Ложись! – скомандовал Несвицкий, сообразив, что долетит до них не «несколько песчинок», вопреки заверениям Свигайло. И первым рухнул на землю. Адъютанты исполнили команду мгновенно, археологи, все далеко не молоденькие, – с запозданием.

Все-таки многолетние перерывы в работе на квалификации сказываются: полного измельчения породы не произошло, отдельные вылетевшие камни были вполне увесистыми. По счастью, никого крупным обломком не зацепило, в этом Несвицкий убедился первым делом, пока археологи вытряхивали песок из волос да отчищали свои костюмы. Сам генерал-майор, военные и жандармы его свиты были в боевых комбинезонах и шлемах – им, по большому счету, такой выброс ничем серьезным не грозил.

К раскопу Несвицкий приближался первым, неторопливо – не к лицу вице-губернатору и военному коменданту Елизаветы бежать к находке нетерпеливой мальчишеской рысцой. Хотя именно так и хотелось – рысцой. Неужели именно оно, генохранилище?

…На тайник жандармы вышли случайно, после откровений перебежчика со стороны мятежников. Перебежчик, водитель большегрузного глайдера, рассказал следующее: незадолго до высадки имперцев ему довелось участвовать в операции, проводившейся в обстановке величайшей секретности. Ночью, в удаленной от рудников и поселков местности были захоронены и замаскированы пять объектов. «Ящики чуть не с дом размером», – так дословно выразился перебежчик.

Но самое интересное началось после операции. Всех, в ней участвовавших: и водителей, и рабочих, и охранников, – погрузили в один турболет и отправили в столицу. Сразу же по возвращению, не дав ни с кем и словом перемолвиться. К новому месту службы, дескать. До столицы турболет не долетел, взорвался в воздухе. Официальная версия: атака имперского истребителя, прорвавшегося сквозь орбитальную оборону. Хотя воздушные бои на Елизавете-Умзале к тому времени еще не начались, и не начинались еще неделю.

Водитель спасся чудом, если, конечно, есть что-то чудесное в приступе жесточайшего поноса – попил сдуру на операции местной водички, ручеек казался чистым, родниковым… В изоляторе медчасти горемыка узнал о печальной судьбе турболета. А сутки спустя, толком не долечившись, получил вызов к начальству, к замкомполка по безопасности. Причем не просто вызов – пришли ночью два вооруженных вертухая, разбудили и повели под конвоем. Водитель сообразил, что дело не чисто, и немедленно, шагая к кабинету, изобразил жесточайший приступ кишечных колик. И сбежал! Протиснулся в узенькое оконце ватерклозета, затем – к хорошо знакомой лазейке, сквозь которую не раз ходил в самоволки. Потом несколько дней прятался, отсиживался, дождался прихода имперцев – и сразу же явился во вновь открывшийся жандармский участок с рассказом о припрятанных сокровищах коммунистов.

Зондирование почвы в указанном месте подтвердило: и в самом деле под землей скрываются пять крупных объектов – одинаковых по форме и размеру, с металлической поверхностью. А самое главное: объекты излучали тепло! Достаточно слабо излучали, тепловая энергия постепенно рассеивалась в окружающей почве, и с воздуха или с орбиты обнаружить тайник не удалось бы.

По срокам все совпадало идеально: мятежники как раз успевали спрятать бесценный груз, эвакуированный с Нового Петербурга. Но запас времени у них был минимальный… Если предположить, что пять найденных контейнеров содержат генохранилище либо большую его часть, то надо признать, что коммунисты поступили разумно. Распределили термостаты с геноматериалами в пять больших контейнеров, каждый со своей небольшой автономной электростанцией – засечь пять слабых источников тепла труднее, чем один, впятеро более мощный. Но вот захоронить в пяти разных местах уже не успели, банально не хватило времени подготовить пять таких секретных операций…

В общем, шанс на возвращение генохранилища представлялся весьма большим. И генерал-майор Несвицкий лично вылетел на раскопки. Не только лишь в сопровождении последних могикан космической археологии – конвой господин вице-губернатор взял с собой весьма сильный, способный отразить атаку и с суши, и с воздуха. Коммунистическое подполье вполне могло приглядывать за своим спрятанным сокровищем. Да и оставшиеся неизвестными противники, проявлявшие большой интерес к генохранилищу на Новом Петербурге, могут вновь объявиться – и начать действовать уже не только агентурными методами.

…Верхняя поверхность огромного контейнера – металлическая, ребристая – полностью очистилась, не получив при этом ни малейшего повреждения, зря Несвицкий грешил на археологов, растерявших былые навыки. Виден был большой – метра два на два с половиной – люк. Очень хотелось спрыгнуть вниз, и немедленно попытаться его открыть, или вырезать, если заперт, и убедиться: да, нашли, нашли то, что так долго искали…

Нельзя. Сейчас здесь очень неторопливо и аккуратно поработают специалисты по разминированию, затем…

Никакого «затем» не произошло. И даже спецы-минеры к работе не приступили. Потому что взвыл сигнал общей тревоги.

«Кто? Коммунисты или те, другие?» – на бегу подумал Несвицкий, бросаясь в штабному бронеглайдеру. Крохотная клипса-наушник зачастила скороговоркой оператора:

– Группа быстролетящих неопознанных целей, курс сто пятнадцать-шестьдесят два, высота четырнадцать семьсот, скорость один четыреста, расстояние триста восемьдесят… высота четырнадцать двести, курс и скорость прежние… высота тринадцать восемьсот…

Крохотный визор, встроенный изнутри в шлем вице-губернатора, транслировал сейчас изображение из штабного глайдера, с большого экрана пульта контроля оперативной обстановки. И можно было не вслушиваться в частящие в наушниках слова, чтобы понять: неопознанные цели летят прямо на них. И быстро снижаются.

– Захват, сопровождение! – скомандовал Несвицкий в микрофон. – Огонь на поражение по моей команде!

И вновь подумал: «Кто?!»

Шел второй месяц его пребывания в должности вице-губернатора и одновременно военного коменданта Елизаветы. Спокойным этот срок не был. Но, собственно, принимая должность, Несвицкий и не ожидал иного.

Комплексные операции армии и флота по разгрому наземных сил мятежников завершились достаточно быстро. Вопреки всем уверениям Мезенцева: космофлот, дескать, не сможет и не станет держать слишком долго большие силы на орбите Елизаветы, – флот и смог, и стал. Было ли то личное решение флаг-адмирала, либо указание пришло свыше, Несвицкий не знал. Однако, воздерживаясь от глобальных ударов с орбиты, флотские сделали всё для успеха наземной операции по предложенному генерал-майором Славичем плану, предоставив в нужных количествах и легкие крейсера, и эсминцы, и штурмовики, и десант-боты. К тому времени, когда ставший генерал-майором и вице-губернатором Несвицкий покинул медицинский отсек «Святой Ольги», мятежники продолжали открытое сопротивление лишь на двух отдаленных континентах Елизаветы-Умзалы, удерживая там несколько относительно крупных населенных пунктов, – а еще через неделю трехцветный флаг взвился над последним из них.

Началась партизанская война.

Война, в которой у одной из сторон задачей стало не уничтожение противника, но обнаружение и захват главного трофея, – генохранилища.

Честно говоря, Несвицкий ожидал более ожесточенного сопротивления партизан и подпольщиков. Однако выяснилось, что коммунисты к ведению партизанских действий подготовились из рук вон плохо. А может быть, и вообще не готовились, уверенные в своей быстрой и решительной победе в прямом военном столкновении. Не были заранее созданы замаскированные партизанские базы и тайники с запасами оружия, продовольствия и медикаментов, в городах и поселках не оставались при отступлении люди, обученные навыкам конспиративной деятельности.

Сопротивление Умзалы, по большому счету, стало результатом экспромтов – принятых в большой спешке и не всегда удачных решений. А многие группы подпольщиков и партизан вообще возникли стихийно и пытались воевать на свой страх и риск, не успев установить связь с соратниками.

К тому же в рядах коммунистического подполья более чем активно работала агентура имперцев: жандармская, армейская, флотская… В той или иной степени Несвицкий мог контролировать и отслеживать действия почти всех групп сопротивления, в лучшем случае один из десяти партизанских отрядов оставался «беспризорным», а среди городских ячеек процент насыщенности агентурой был еще выше.

При нужде, получив соответствующий приказ, вице-губернатор мог одним ударом, одной войсковой операцией очистить Елизавету, даже без помощи «ходячих бомб» фон Корфа, – а их, судя по докладам барона, удалось внедрить в немалое число отрядов и боевых групп.

Приказ не поступал. Наоборот, и из ставки наместника, и из личной канцелярии Его Величества поступали директивы, выдержанные в одном и том же тоне: не спешить, не торопиться, действовать в основном пропагандой и агитацией, вернуть как можно больше людей к мирной жизни… Но при этом ни в коем случае не допускать крупных диверсий, способных повредить делу возрождения добывающей промышленности.

Отдельной проблемой и отдельной головной болью вице-губернатора оставались подводные рудники – «стальные кракены», как называл их про себя Несвицкий.

Здесь, по сравнению с сухопутным подпольем, ситуация сложилась обратная. Агентуры среди обитателей подводных городов оказалось крайне мало – каждый агент на вес золота – и связь с ними была чрезвычайно затруднена. С большим трудом удалось выяснить, что на четыре из восьми подводных рудников не поступал груз, сколько-нибудь похожий на генохранилище…

Вскоре два из этих четырех рудников были уничтожены. И если с первым все понятно: «стального кракена» прикончил мощный удар с орбиты, после подводного пуска ракет, сбивших эсминец «Бесстрашный» и серьезно повредивших два крейсера, – то со вторым все оказалось сложнее и загадочнее. Ни армия, ни флот никаких действий против «кракена» не предпринимали, лишь отслеживали его местоположение, а потом служба наблюдения зафиксировала мощнейший подводный взрыв, и рудника не стало. Изучение обломков, собранных на двухкилометровой глубине, продолжалось, но ничего толкового в предварительном заключении экспертов сказано не было: произошел взрыв, приблизительно такой-то мощности, причины неизвестны. Авария? Диверсия группы антикоммунистического сопротивления? Теоретически, могла оказаться таковая среди привезенных на убой шахтеров-«перевоспитуемых»… Или вмешалась некая третья сила? В общем, загадка.

Обитатели уцелевших рудников продолжали боевые действия, причем весьма активные. Фактически, небольшие прибрежные поселки жили в условиях двоевластия: днем действовали законы империи, а ночью с маломерных быстроходных субмарин высаживались десантники – «осьминоги», как они сами себя именовали, – иногда вступали в бой с жандармскими и армейскими постами, но чаще карали «изменников» и «предателей», то есть всех, кто не желал отдавать на нужды сопротивления то, что приглянулось пришельцам из-под воды…

Ответные меры обычно запаздывали – слишком протяженное побережье, слишком трудно обнаружить звено движущихся под водой «скатов». Пропаганда и агитация, на которой так настаивало высшее начальство, здесь оказались бессильны – невозможно вести их среди подводников, отрезанных от всего мира в своих глубоководных логовах.

Кардинально решить проблему можно было лишь массовой эвакуацией прибрежных жителей, либо уничтожением «стальных кракенов».

На второй вариант Несвицкий смог бы решиться, лишь заполучив генохранилище…

И как раз сегодня имелся очень большой шанс, что вожделенная цель будет достигнута. Что империя вернет свой главный, свой жизненно необходимый стратегический запас. Что появится возможность одним ударом победить в кровопролитной подводной войне.