Текст книги "Дранг нах остен по-русски. Последняя битва"

– Мы предлагаем обучить на территории Новороссии, например, в окрестностях Иерусалима, до двадцати тысяч армянских мужчин. Обучение займёт год, в течение которого добровольцы получат необходимый опыт обращения с нашим оружием. За это время мы сможем отправить в глубь армянской территории до десяти тысяч ружей с патронами для вооружения ополченцев. В нужный момент мы доставим обученные отряды армян к черноморскому побережью и каспийскому побережью, чтобы их высадка совпала со всеобщим армянским восстанием на территории Турции. Мы готовы оказать необходимые поставки боеприпасов, продуктов, одежды и обуви для восстановления Армении в границах от моря до моря, от черноморского побережья, включая озёра Ван и Севан, гору Арарат, Армянское нагорье, Карабах, до Ленкорани и выхода на побережье Каспийского моря.

– Что вы хотите взамен? – с трудом, проглотив слюну, вышел из ступора глава армянской делегации.

Открытые русами перспективы оказались выше всяких ожиданий. Но за огромные достижения надо заплатить небывалую цену, это поняли все армяне, глупцов в делегации не было.

– Обязательства стандартные, как с венграми и евреями, – спокойно продолжил министр обороны. – Ещё до начала поставок выбранный вами временный глава будущего Армянского царства подписывает договор о союзных отношениях с Новороссией, обязательства по оплате поставок, договор по беспошлинной торговле и свободному перемещению русов в Армении. Вы, в свою очередь, гарантируете, что глава Армении, как бы его ни называли, останется на своём месте до уплаты долга. В случае его гибели долг будет выплачивать преемник в обязательном порядке. При отказе от уплаты долга или задержке выплат на год мы разрываем все союзнические отношения и оставляем за собой право на свободу действий. По расчётам нашим специалистов, для освобождения Армении необходимо не менее сорока тысяч ружей, с сотней патронов на каждое, тридцати пушек с тройным боекомплектом, десять тысяч ручных гранат. Соответственное количество повозок, коней, ослов, волов, не считая оплаты годовой тренировки войск и расхода учебных боеприпасов.

– Но это огромные деньги! – едва не схватился за голову главный армянин в делегации, отлично знавший расценки русского оружия на продажу. – Мы за двадцать лет не выплатим долг!

– Забыл предупредить, – кивнув министру обороны, чтобы тот садился, наместник вступил в разговор. – Кредит будет выдан под десять процентов годовых. Можете выплачивать его хоть тридцать лет, мы не спешим. Как я уже говорил, часть долга мы примем товаром, если захотите. Ну, можем и скидку сделать на половину стоимости кредита, но при одном условии.

– Каком? – мрачно взглянул глава посольства на Седова, не сомневаясь, что скидка выйдет дороже всего кредита. И он ненамного ошибся, едва не потеряв сознание от фразы наместника.

– Мы согласны уменьшить стоимость оружия и бое припасов вдвое, также выдать беспроцентный кредит, если Новороссии передадут Копьё Судьбы, хранящееся в Армении.

Тихий ответ наместника эхом отозвался в кабинете, где после перевода наступила оглушительная тишина. Молодые армяне недоуменно крутили головами, стараясь понять, в чём шутка наместника, а глава делегации и оба епископа побагровели, аж глаза кровью налились.

Сергей улыбнулся, вспомнив тот эпизод с Копьём Судьбы, после которого армяне попросили перерыв на месяц, чтобы съездить на родину и обсудить предложение. Потом переговоры длились три месяца, армяне торговались за каждый рубль, пока не пришли к окончательному соглашению.

Конечно же, никакого Копья Судьбы армяне русам не отдали, даже не попытались за него торговаться. Видимо, что-то святое осталось в сердцах правителей армянского народа, не зря они смогли пережить триста лет турецкого завоевания и сохранить нацию. Они предпочли выплатить свои долги полностью, нежели расстаться с реликвией, чья подлинность уже в семнадцатом веке была под сомнением. Насколько помнил Сергей из рассказов отца и Павла Аркадьевича, в двадцать первом веке в Европе официально хранились сразу три Копья Судьбы, и все подлинные!

Всё-таки договор был подписан, в Иерусалим начали прибывать армянские «паломники», быстро перебиравшиеся в тренировочные лагеря в окрестностях Святого города, уже на территории Новороссии, а не Западного Магадана, которому был передан Иерусалим. Там их встречали инструкторы, прошедшие не одну вой ну, среди которых были немцы, венгры, поляки, русы, но больше всего евреев.

Израиль после окончания боевых действий Новороссии переживал второе нашествие бегущих из Европы евреев. Небольшая страна только начала развиваться, как хлынул новых поток эмигрантов, стремящихся покинуть Новороссию и Великопольшу. Если из новых земель Новороссии уезжали спокойно, после продажи имущества, то из Великопольши евреи бежали в одной одежде, лишь бы унести ноги живыми.

В «Польском анклаве» три княжества сцепились друг с другом в страшной братоубийственной войне, на фоне которой даже времена владычества шведов казались весьма спокойными и выдержанными. Ну а где паны режут друг друга, виноватым всегда окажется жид. Потому анклав рисковал вскоре остаться без единого еврея: либо погибнут, либо убегут.

Вот и пошли ветераны еврейской армии в инструкторы, освобождая места в семейных предприятиях и мастерских для многочисленных младших и старших родственников, всё прибывавших из Европы. Ветераны двух армянских батальонов, добросовестно прослужившие в войсках Новороссии десять лет, тоже пошли в инструкторы, но большей частью отправились на родину, чтобы работать с ополченцами и распределять полученное вооружение.

Капитан Кожин со своей группой тоже отправился в Турцию «работать по специальности», вербовать агентуру, наводить контакты с армянскими повстанцами, не забывая о курдах. Хорошо, что оперативники были выходцами с Востока, знали Коран, умели вести себя и соответственно одеваться. Иначе не продержались бы в воюющей Турции полгода, ведь доносы на подозрительных купцов поступали регулярно.

Хвала аллаху, денег хватало на взятки, а то вся группа давно очутилась бы в зиндане. Турция второй год вела осаду пограничных крепостей Ливана с переменным успехом. То турки прорывались в глубь соседней страны, стремясь награбить вдоволь за короткое время. То средиземноморские казаки высаживались на побережье Турции, совершали дерзкие рейды вглубь Оттоманской империи. Новороссия официально не вступила в войну с Турцией, самолюбивый эмир Фахр-эд-Дин не сомневался в силах собственной армии и не стал просить русов о помощи.

Основные войска Ливана и Турции по-прежнему стояли на линии границы, опираясь на пограничные крепости. На втором году войны боевые действия заметно стихли, до нескольких выстрелов из пушек в неделю да редких атак силами лёгкой конницы. Однако в тылу турецкие власти предпринимали все усилия для пополнения быстро пустеющей казны, налоги выбивались из населения в буквальном смысле этого слова. Работать оперативникам приходилось в непростых условиях, по сравнению с которыми предыдущая разведывательная миссия в Персии выглядела отдыхом на каникулах. Несколько раз «правоверных» сдавали властям армянские же крестьяне, от греха подальше, чего тут какие-то магометане воду мутят. Несмотря на такие трудности, Сергей навёл необходимые контакты и убедился, что поддержка у восставших армян среди народа будет.

Далее всё пошло, как договаривались: оперативники забрались в глухое ущелье, через которое проходила заброшенная караванная тропа, там много лет никто не жил. В ущелье по радиомаяку вышли несколько транспортных самолётов с ближайшей военной базы в Месопотамии. За несколько рейсов, ориентируясь по выпущенным русами ракетам, самолёты сбросили на платах (парашютах) двенадцать тонн груза, в который вошли полторы тысячи ружей с патронами. И месяц группа сидела на грузе, выдавая его редким караванам заговорщиков.

Осталось встретить последний караван, выдать триста ружей с патронами и двигаться к побережью Чёрного моря, где разведчиков подберут катера Дунайской флотилии. На случай отказа рации были предусмотрены определённые дни и условные сигналы с берега.

Всё шло по плану, ребята предвкушали окончание операции и отдых на Большой земле. Однако Сергея третий день волновали нехорошие предчувствия, он с утра не находил себе места, раз за разом проверяя все возможные пути подхода и отступления.

– Накаркал, – вырвалось у него, когда на перевале появилась группа вооружённых ружьями мужчин.

Издалека не была видна одежда, но характерные силуэты ружей за плечами различались довольно отчётливо, без всякого бинокля.

– Руслан, взгляни на них зорким глазом, – показал своему помощнику на перевал Кожин, не сомневаясь, что Руслан рассмотрит любые подробности лучше всякой подзорной трубы. Зрение оперативника отличалось фантастической зоркостью.

– Турки, – спустя минуту пристального рассматривания вооружённых всадников, определил оперативник. – Полусотня, у всех ружья. Явно по нашу душу идут, очень уверенно движутся.

– Сбрасывайте оружие в пещеру, будем принимать бой. В горах нам от них не оторваться, придётся шуметь. Другой такой удобной позиции не найдём.

Сергей взглянул на друга. Тот согласно кивнул головой и быстрым шагом отправился к складу, устроенному в пещере, недалеко от входа в которую была глубокая расщелина. Туда, в расщелину, укрытую в вечной темноте пещеры, начали скидывать ящики с оружием оперативники. Чтобы достать оттуда ружья, нужно их там сперва найти. А глубина в добрую сотню метров может послужить серьёзным основанием для отказа любопытных турок спускаться в «пасть шайтана».

Через пять минут шум в пещере затих, все пять разведчиков с карабинами и запасными ружьями разобрались по заранее оборудованным позициям. Патронов для ружей было более чем достаточно, поэтому пришлось сделать пару ходок из пещеры к своим ячейкам для стрельбы.

Ждать пришлось долго: пока турки проедут ущелье, укрытые густой рощей, пока начнут взбираться по склону, безошибочно направляясь по следам караванов в сторону русов. Наконец, весь турецкий отряд выбрался из рощи на поросший редким можжевельником и ежевикой склон. Сергей внимательно дважды пересчитал врагов. Всё совпадало, ровно пятьдесят один турок на неторопливых лошадках медленно поднимался по склону. Обновлённая за последний месяц старая караванная тропа безошибочно вела преследователей к русам, изгибаясь серпантином по склону. Неторопливая змея турецких всадников приблизилась на полсотни метров, а замыкающие турки едва вышли на рубеж триста метров.

– Начинаем с последних, – негромко напомнил по радиосвязи друзьям Сергей, командуя отстрел самых дальних врагов.

Сам он, как договорились, отслеживал передовых турок, чтобы не прорвались к линии обороны. У капитана были лучшие показатели по беглому огню, потому оперативники и разделили свои обязанности. Сами они уже приступили к стрельбе, но поскольку стреляли с глушителями, несколько секунд противник этого не заметил. Уставшие турецкие всадники меланхолично двигались по караванной тропе, не замечая, как последние бойцы падают один за другим. На расстоянии, в шуме подков по каменистой тропе глухие щелчки выстрелов из карабина с глушителем не слышны, если не прислушаться специально.

Счастье русов длилось недолго: не успели слететь с сёдел полтора десятка убитых турок, как отряд поднял тревогу. Передние всадники резко пришпорили коней, закричали, подбадривая себя и товарищей криками, рванули вперёд, под укрытие спасительных скал. Они пока не разобрались, откуда по ним стреляют, вполне логично предположили, что засада позади, раз убивают последних.

Всадники в середине колонны быстро спешились, укрываясь за своими лошадьми. Но они тоже в большей степени смотрели назад и дали ещё несколько драгоценных секунд русам. Четверо оперативников, расположившись подковой, охватившей отряд преследователей, продолжали выбивать врагов в арьергарде, а Сергей открыл беглый огонь по атакующим передовым туркам. После первых выстрелов, как это бывает в бою, пропали все мысли, кроме одной – не пропустить врагов.

Сергей стрелял и стрелял, прерываясь лишь на замену магазинов, где-то периферийным зрением контролируя всё поле боя. Вот упали первые четверо турок, пятый наклонился – промах! В азарте боя мысли неслись галопом. А так? Попал в ногу, пусть лежит, слева ещё двое рвутся вперёд, надо заменить магазин, успел. Откуда эти трое справа? Уложился в пять выстрелов, отлично. Чёрт возьми, раненый поднял ружьё, непорядок. Ага, лёг обратно, похоже, насовсем. Там вроде кто-то ползёт к роще? Не достал, опять промах. А сейчас? Надо поменять позицию, как бы не пристрелялись. Да, отсюда лучше видно. А где живые? Неужели всё кончилось так быстро?

Времени оперативники не засекали, но бой закончился быстро. Все остались невредимы, грамотно выбранные русами позиции не оставили туркам никакого шанса на выживание. Тем более что яркие одежды всадников выделялись на траве и каменистом склоне весьма заметно, а камуфляж русов не был заметен на фоне зелёного склона. Попытки нескольких хитрецов отползти по склону в сторону не удались.

Выждав немного, все пошли на зачистку, внимательно контролируя всех лежащих на земле врагов. Пока каждого не проверят, не убедятся в его смерти, опасность остаётся, даже возрастает. Из рассказов отца и его друзей, из собственного опыта капитан Кожин убедился, что чаще всего гибнут люди в самых невинных ситуациях. Поэтому к зачистке все оперативники отнеслись очень внимательно, как и к разведке по пути разгромленного отряда.

Спустя два часа, убедившись, что по следу турецкой полусотни никто не идёт, русы двинулись в путь. Обысканные трупы турецких всадников лежали к тому времени в небольшой яме, заваленные крупными камнями и снятыми с коней сёдлами.

Трофейные кони, подгоняемые русами, небольшим табунком бежали налегке по караванной тропе дальше на запад. Путь оперативников был не близкий, по горным дорогам предстояло пройти более четырёхсот вёрст. Но настоящим детям гор, какими вполне обоснованно считали себя туркмены и персы, да и сам Сергей, подобное путешествие представлялось нетрудным. Карты с нанесёнными тропами были, оружие в руках есть, продуктов больше чем достаточно. Парни молодые, сильные, здоровые, способные пройти огонь и воду, а не триста вёрст по караванным тропам.

Тем более что оперативники двигались в сторону Персии, где предстоят многие месяцы оперативной работы. Страна несколько лет пылала огнём гражданской войны, раздираемая религиозным противоборством. Восстание огнепоклонников, так удачно начавшееся, теряло захваченные территории. Персидскому шаху Аббасу удалось сплотить своих сторонников и навести относительный порядок в центральных и северо-восточных провинциях Персии. Укрепившись там, шииты принялись постепенно восстанавливать свои позиции в остальных регионах страны. Всё шло привычным путём подкупа, угроз, предательства и вооружённых столкновений. Подобную тенденцию правительство Новороссии сочло опасной, восстановление мусульманской страны в её прежних границах не облегчит жизнь православным миссионерам, не улучшит положение в русском Афганистане.

На последнем совещании в управлении безопасности Новороссии капитан Кожин получил вполне чёткие инструкции по работе с вождями западной и южной части Персии, контролируемой последователями Заратуштры. Нужно было выявить наиболее адекватных лидеров, способных создать полноценные государства, хотя бы и с помощью русов. Желательно, чтобы одно из этих появившихся государств было курдским, чтобы появились интересы к территориальным захватам курдских земель в составе Турции.

Работы для оперативников впереди было много, интересной, опасной работы на родной для персов земле. Именно этого ждали несколько лет персы Руслан и Егор, он же Фархад, когда уходили вместе с Сергеем в Новороссию. Именно об этом они мечтали, обучаясь в Петербурге, – чтобы свободные персы могли создать своё несословное государство.

Такое государство, где любой человек мог жить и работать свободно, не опасаясь преступить законы шариата, не боясь попасть под пристальный интерес шаха или бая. Такое государство, где человека ценят за его труд и способности, а не за богатство или происхождение. Где женщины могут не бояться насилия, ходить с открытым лицом и выбирать себе мужа по собственному желанию. Где сын крестьянина сможет не только бесплатно выучиться читать и писать, но и стать офицером или учёным, если захочет. Одним словом, парни мечтали создать на родине всё то, что увидели в Новороссии, и от этой мечты отделяли всего четыреста вёрст горной дороги. Нужно ли говорить, что эти жалкие вёрсты не пугали никого из оперативников, убористой рысью двигавшихся к своей мечте, к своей Родине, предвкушая трудную, опасную, но такую необходимую работу.

Что же касается последнего каравана армян, который русы не стали ждать, то под условным камнем Сергей оставил записку, написанную немудрёным шифром. Там он намекал, что товар находится глубоко, если есть желание, пусть достают. Но появление запоздавшего каравана армян маловероятно, скорее всего, в том караване и был предатель, выдавший место базирования склада с оружием.

Хорошо, что всем своим контактам Кожин называл не то ущелье, где они хранили оружие, а следующее, по караванной тропе. Потому и турки двигались спокойно, что знали: до склада с оружием ещё далеко, в этом ущелье никто их не ждёт. Такая перестраховка, ставшая привычной для Сергея, нынче определённо спасла жизнь всем оперативникам. Обсуждая с друзьями эту свою предусмотрительность, капитан неторопливо двигался за табуном трофейных коней.

До восстания армян и высадки армянских отрядов оставались восемь месяцев.

– В вашем доме, в вашем доме, Ольга… – с ярко выраженным итальянским акцентом пел великолепный тенор знаменитую арию Ленского из оперы «Евгений Онегин».

Сидевшая в ложе наместника Елена Александровна улыбалась, вспоминая молодость, Пермский оперный театр, где она впервые увидела на сцене знаменитую оперу Чайковского. Несмотря на выступившие слёзы от нахлынувших воспоминаний о молодости, наместник Западного Магадана непроизвольно сравнила обстановку Пермской оперы и Оперного театра Королевца, выстроенного двадцать лет назад.

«Пожалуй, моя (!) Опера будет значительно богаче и красивей, нежели Оперный театр Перми, – мелькнула самодовольная мысль у Чистовой. Впрочем, женщина тут же самокритично добавила: – Зато сама опера – это далеко не Чайковский, и тенор слабоват против народных артистов России».

Да, из своего будущего-прошлого магаданцы смогли восстановить всего две оперы, «Юнона и Авось» и «Евгений Онегин», опираясь на частичные записи на смартфонах, пока те были живы, на тексты и запомнившиеся мелодии. Оперы, конечно, получились с огромными купюрами, сохранили только мелодичный ряд своих прототипов, даже сюжеты пришлось редактировать. Зато теперь у аборигенов вызывал слёзы знаменитый дуэт испанки Кончиты и боярина Резанова на стихи Вознесенского, «Ты меня никогда не забудешь».

Так вот, «Юнона и Авось» смотрелась вполне естественно в семнадцатом веке, многие магаданцы, особенно мужчины, даже не замечали разницу с виденным в России оригиналом. При всём уважении к Рыбникову, рок-опера больше рассчитана на эмоции людей, на ударную волну и громкое звучание. Жителям Средневековья подобная музыка не просто нравилась, она подавляла, и опера не сходила со сцены более двадцати лет.

Однако с Чайковским такие фортели не прошли, из оперы получилось подобие оперных номеров с достаточно посредственной музыкой. Хотя для магаданок, помнивших знаменитый фильм с артистом Лемешевым, опера служила поводом вспомнить молодость и поплакать.

Некоторые сцены и арии удалось восстановить достаточно близко к оригиналу, ценителям музыки было чем насладиться. Но на полноценную оперу восстановленная музыка не тянула. Поэтому ставили «Евгения Онегина» не чаще двух-трёх раз в год, для «магаданского высшего общества». Хотя, в подражание высоким персонам, каждый магаданский чиновник и «допущенный в общество человек» хотя бы раз ходил на оперу. Если не насладиться музыкой и пением, то понять, как жили магаданцы у себя на родине. Именно под таким соусом был подан переработанный сюжет оперы, поскольку восстановленные отрывки «Евгения Онегина» носили название «Сцены из жизни в Магадане», куда вполне естественно вписывалась дуэль под снегопадом.

Так и три подруги, бывшие провинциальные учителя, Надежда Ветрова, Алевтина Сусекова и Елена Чистова, полюбили вместе ходить по многочисленным столичным театрам и музыкальным площадкам Западного Магадана. Чистова так и не вышла замуж, посвятила себя любимой работе на благо Западного Магадана. Мужьям Надежды и Алевтины, как обычно, было некогда, с годами загруженность работой у начальника безопасности Западного Магадана Анатолия Ветрова и главного моторостроителя Владимира Сусекова лишь нарастала. Да и не особо любили мужчины посещение подобных заведений, тот же Сусеков регулярно засыпал на классических спектаклях и симфониях. Попытка приучить детей и внуков к музыке у первых дам Западного Магадана всё-таки удалась, но молодёжь предпочитала наслаждаться отдельно от родителей, в соседней ложе, постоянно бронируемой наместником для магаданцев и их близких.

Так что нынче вечером наслаждались неким подобием музыки Чайковского подруги, увы, вдвоём. Алевтина запаздывала, не забыв, правда, предупредить об этом по телефону заранее. Как обычно, наши «девушки», почти семидесятилетнего возраста, немного посплетничали перед началом спектакля, отдавшись приятному прослушиванию итальянских певцов.

После окончания войны в Европе в Королевец буквально хлынули итальянские певцы, музыканты, композиторы и мастера музыкальных инструментов. Несмотря на прочные и давние связи Западного Магадана с итальянскими учёными, инженерами и архитекторами, создававшими большую часть зданий великолепного Королевца, гуманитарии не спешили покинуть солнечную родину, опасаясь сурового северного климата и непонятных схизматиков.

Появление страшных казаков и послевоенная разруха, случившаяся в северной части «итальянского сапога», стали действенным стимулом, чтобы сменить обстановку. Теперь уже магаданцы выбирали самых лучших среди многочисленных желающих перебраться на богатый север. Итальянцы, переезжавшие в Королевец огромными семьями, вызвали заметное оживление не только в культурных кругах Западного Магадана.

Прибавилось работы у Анатолия Ветрова, привычка попрошайничать и брать всё, что плохо лежит, не сильно зависит от голода и достатка, как оказалось. С этим опытные сыщики покончили быстро, отправив особо резвых эмигрантов строить Суэцкий канал, всё-таки не так холодно, как в Мурманске. Несколько месяцев столичные театры меняли репертуар, сыгрывались, чтобы осенью 7115 (1607) года разразиться серией новых постановок с участием новых артистов. Эта театральная осень в Королевце удалась на славу.

Пока Елена Александровна любовалась золочёной лепниной, украшавшей роскошный зал Оперного театра, а Надежда Ветрова наслаждалась музыкой и воспоминаниями, в ложу наместника тихой мышкой юркнула третья подруга, ректор Магаданского университета, академик Академии наук Западного Магадана Алевтина Сусекова. Укрытая от посторонних глаз тяжёлыми занавесями, Сусекова уселась на роскошное золочёное кресло, оббитое бархатом, чтобы отдышаться.

Дождавшись перерыва, Алевтина опасливо задёрнула тяжёлую штору, отделявшую ложу от зрительного зала, и громким шёпотом сказала, нагнувшись вперёд, к заинтересованным подругам:

– Мы его нашли!

– Кого? – удивилась Ветрова, с улыбкой глядя на счастливое лицо подруги.

– Дракона! – многозначительно улыбнулась Алевтина, подняв указательный палец правой руки. – Настоящего дракона, живущего в реке Висле! Правда, без крыльев, но это не крокодил, а нечто совершенно фантастическое, девочки! Один экземпляр длиной до четырёх метров, а там их как минимум целое гнездо! Девчонки, это переворот в биологии, это фантастика!!!

Елена Александровна радовалась за подругу, пропуская мимо ушей подробности биологического характера, которыми завалила Сусекова, утверждая, что найденные драконы ближе к саламандрам, нежели крокодилам, и наверняка умеют отращивать потерянные конечности.

Наместница вспомнила, как почти год назад сама подписывала финансирование четырёх экспедиций от Академии наук на присоединённые по результатам последней войны территории. Тогда одним из аргументов для поиска новых животных Алевтина привела обнаруженные русами в католических архивах записи путешественников, вполне на бытовом уровне описывавших неких крокодилов в реке Висле, львов в окрестностях Варшавы и другие несуразные с точки зрения науки двадцатого века вещи. Тогда, на фоне радостных вестей об увеличении территории Западного Магадана и присоединении бывшей Папской области, Чистова легко подписала документы и финансировала все экспедиции.

Да, вновь приятные воспоминания согрели душу Елены Александровны. Ещё бы, по результатам окончания войны Западный Магадан получил обещанную часть «итальянского сапога», после чего Новороссия передала друзьям-магаданцам значительные земли по правому берегу Вислы, от впадения в Балтийское море до устья Буга, затем по правому берегу реки Буг до границы с Московской Русью.

Собственно, территориальный прирост владений был не так велик, но площадь небольшой страны увеличилась почти на треть, без учёта владений в Италии. Ложкой дёгтя в этом сладком подарке стала граница с «Польским бантустаном» на протяжении сотни вёрст. Хотя эта граница проходила по реке Висле, довольно широкой в окрестностях Варшавы, хлопот, как предвидели правители Западного Магадана, будет достаточно.

– Зато будем постоянно тренировать свою армию в боестолкновениях, – отметил несомненную пользу Анатолий Ветров, постоянно подговаривавший Чистову заняться колонизацией, неважно, на каком материке, главное, чтобы армия страны получила боевой опыт. С появлением подобных соседей боевой опыт будет отменный, в этом магаданцы не сомневались.

Воспоминания о новых границах сразу вызвали из памяти наместника проблемы организации судоходства по Висле и Бугу, строительства дорог на новых землях. Хорошо, жители новых земель давно мечтали оказаться в подданстве Западного Магадана. Проблем с ассимиляцией будет мало. Но строительство школ, прокладка новых железнодорожных путей, теперь и организация новых заповедников… Алевтина наверняка этого потребует для драконов, всё это выльется в огромные затраты. И даже уничтожение конкурентов-шведов на фоне подобных финансовых вливаний не кажется большим достижением. Хотя, может, стоит прислушаться к советам Ветрова? Устами младенца глаголет истина, не так ли? Что кроме модной одежды и обуви может предложить Королевец покупателям? Что такого недорогого, чего у нас много и можно дорого продать?

– Янтарь! – вырвалось вслух у Елены Александровны, впрочем, на её оговорку щебетавшие вовсю подруги не обратили внимание.

Далее наместник продолжила рассуждения мысленно:

«Точно, янтарь в Юго-Восточной Азии и Китае весьма ценится. Как украшение, так и в виде пищевой добавки для разных эликсиров. Говорят, в десятки раз дороже будет, чем в Европе. Нужно собирать торговую флотилию, для начала арендуем корабли у Новороссии, загрузим янтарём, обувью, одеждой, очками и подзорными трубами, часами. Эти офицеры всё больше оружие и технику везут на продажу, забывая о предметах роскоши и культуры. Как были дуболомами, такими и остались. Хотя в одном офицеры всё же правы: надо выходить в большой мир. Хватит сидеть в уютной Балтике, ставшей внутренним русским морем, Европа нашими товарами достаточно насыщена, имя мы своей продукции сделали, пора выбираться из Балтики.

Данию кормить нашими пошлинами не будем, перевезём товары в Италию, всё равно придётся железную дорогу туда тянуть, лучше сейчас начинать, пока пленных достаточно. Только порт придётся строить, расходы огромные. Хотя у нас с Питером пошлины давно обнулённые, будем формировать флотилии прямо в Генуе и Венеции. Совместно и караваны можно формировать, на первых порах. Там решим, будем заводить свой флот или нет. Судя по всему, придётся строить свои корабли. Тот же китобойный флот в Мурманске нужен, как минимум. Володя Сусеков замучил со своими претензиями по смазке, которую только из китового жира и можно качественную получить. Говорит, что до конца двадцатого века китовая смазка была популярнее синтетической, пока китов не истребили. Вот же семейка Сусековых, одному китов на жир надо пустить, другая каждую тварь в заповедник тащит».

За разговорами и раздумьями подруги не заметили окончания короткого перерыва, в результате пришлось всем замолчать, вслушиваясь в нежные хрустальные мелодии композитора Варвары Лейкиной, внучки Татьяны Лейкиной от первого брака.

Сама Татьяна ещё на Урале вышла замуж за Игоря Глотова и позднее перебралась с ним и сыном Романом в Новороссию. Их внучка, старшая дочь Романа, во время учёбы в Магаданском интернате увлеклась музыкой, играла в школьном ансамбле. Потом брала уроки у выписанных из Италии музыкантов и композиторов, сыграла все принесённые из будущего мелодии. После чего окончательно осела в Королевце, признанной музыкальной и театральной столице Европы.

За несколько лет девушка прошла серьёзное увлечение джазовой музыкой, рваными ритмами блюзов, чтобы вернуться к классической музыке. Последние годы Варвара работала над своей первой симфонией, отрывки из которой уже звучали по проводному радио Королевца. Но всю симфонию исполняли впервые, её автор Варвара Лейкина, как знали гости наместницы, сидела в соседней ложе. Потому после окончания перерыва все перешёптывания в ложе стихли, «бабушки» с вниманием вслушивались в лёгкие, воздушные мелодии худенькой девушки, напоминавшие им произведения Моцарта. Хотя в этом мире уже творения Моцарта, если он родится через сто с лишним лет, будут напоминать мелодии Лейкиной.

Впрочем, истинное удовольствие от музыки получила только Ветрова, её подруг обуревали раздумья и планы будущих перемен. Сусекова не могла забыть привезённого живого дракона и полтора скелета, набранных в окрестностях обнаруженного логова, мысленно пытаясь встроить обнаруженного реликта в классификацию видов животных.

Чистова уже просчитывала необходимые средства и людей, способных активно развивать колониальную торговлю и морской промысел Западного Магадана. Перед взором наместника вставали караваны судов, уходящие к берегам Америки через Гибралтар, и торговые флотилии, идущие через Суэцкий канал в Азию. Китобойные флотилии, обслуживающие плавучие консервные базы, способные переработать огромную добычу прямо в океане.