Текст книги "Дранг нах остен по-русски. Последняя битва"

Глава шестая

В середине июля на северо-востоке Индийского океана обычно стоит спокойная, порой штилевая погода. Этим летом всё шло как обычно, плавание из Волжска проходило спокойно, не вызывая нервотрёпки вынужденными задержками в пути. Караван грузовых кораблей, подходивший к южному побережью острова индонезийского архипелага Ява, уверенно двигался по спокойным водам океана. Где-то впереди весело играли дельфины, выпрыгивая из воды, по правому борту огромные тунцы гоняли целый косяк какой-то рыбы, не различимой с такого расстояния. Далеко на севере из линии горизонта медленно вырастало побережье Явы.

Николай Кожин любовался океаном, стоя на мостике флагмана, первого корабля, собранного на верфи Югоруси, грузопассажирского судна водоизмещением две тысячи тонн особого назначения «Вольфович». Название дали в честь российского политика, мечтавшего «вымыть сапоги в водах Индийского океана», что весьма символично для судна, построенного и предназначенного для работы именно в этом океане.

Корабль успешно прошёл ходовые испытания и был передан Кожину на ближайшие полгода-год, именно такой срок Пётр Головлёв определил для выполнения основного плана. Сам план был разбит на несколько пунктов, первым из которых значилось прибытие на Яву, затем – на Суматру, загрузка танкера нефтью и его отправка в обратный путь.

Танкер этот шёл в середине каравана, приняв на борт вместо привычного груза двадцать тысяч ружей с патронами, продажа которых была вторым, но не последним пунктом плана работы Кожина в этом регионе. Не зря он два года расставлял своих информаторов на побережье Индокитая и островах, да сами они успели три года хорошо потрудиться. Накопленная за это время информация и проведённые кое-где вербовки и оперативные комбинации смогли изменить ситуацию в нужную для русов сторону.

Здесь, на капитанском мостике корабля, ветер сдувал шум работающих двигателей, вибрация мощных дизелей совсем не беспокоила, можно было сесть в удобное кресло и любоваться изумрудными водами океана, обдумывая ближайшие действия.

В отличие от многих своих знакомых, Кожин не умилялся романтикой парусных кораблей, якобы бесшумно плывущих по морским волнам. Такие мысли возникают либо у совершенно сухопутных типов, не бывавших на море, либо у глухих, поскольку движение парусника не менее шумно, чем дизельного судна, если, конечно, ходовая машина не разболтана. Тогда действительно всё судно вибрирует, и разговаривать можно лишь на верхней палубе. Парусники, по крайней мере, деревянные, здешнего изготовления, скрипят, как половицы в бабушкином доме. Это не считая плеска воды за бортом, равномерных ударов волн, хлопанья парусов и шума ветра в ушах.

Зато новенький «Вольфович» радовал своей безупречной работой дизелей, отлаженном шуршанием машинного отделения, экономичной скоростью двадцать вёрст в час. Больше решили не давать, отстанут остальные корабли каравана. Двадцать вёрст для многих судов были максимальной скоростью движения. Всё-таки пять-шесть лет эксплуатации сказывались на ходовой части, несмотря на ежегодное техническое обслуживание. Куда деваться, несмотря на круглогодичную навигацию, приходилось ежегодно чистить днище кораблей, красить, попутно перебирать машины и ходовую часть. Химики, конечно, регулярно давали новые образцы краски для испытаний, якобы страшно ядовитые для водорослей и ракушек. Пока результаты не вдохновляли, хватало свежей покраски максимум на шесть-восемь месяцев, потом всё равно обрастали.

Химики, лучшие ученики Надежды Ветровой, развернулись в Югоруси быстрее всех и выдавали результаты просто фантастические. В отсутствие чужаков и шпионов ещё долго никто из жителей Югоруси не сможет посещать Европу или разговаривать по радио, промышленники и учёные вытащили на свет все секретные разработки Новороссии. Именно в Югоруси и на окружающих островах пригодились многие из них, например, капроновые и нейлоновые ткани. Субтропики и тропики стали настоящим бичом для тканей и кожаных изделий, их тут ели, казалось, абсолютно все, не только термиты и муравьи, но и слизни, многоножки, крысы и чёрт знает кто ещё. Даже кирза и вискоза не стали исключением из этой пищевой цепочки. В принципе всё правильно, это та же целлюлоза, пусть и обработанная немного иначе, нежели простая бумага.

Если с сохранностью личных вещей всё было относительно нормально, не было ещё у народа по тридцать платьев и двадцать пар обуви, то с хозяйственными делами оказалось тяжело. Кожаные баулы, мешковина, брезент, различные чехлы, коробки, ящики, сундуки и прочее, прочее, прочее прогрызались насквозь, до трухи и полного уничтожения содержимого.

Ждать получения инсектицидов для борьбы с насекомыми было не перспективно, да и нежелательно: травить начало пищевой цепочки – не лучший способ уничтожения редкой фауны. Всё это уже проходили в двадцатом веке, избавившись от надоедливых насекомых лишь частично, зато от красивых хищных птиц – полностью и окончательно. Упаковывать всё исключительно в жесть и листовое железо накладно, тяжело и дорого. Тем более что различные канаты, верёвки и тому подобное упаковать и не получится. А что делать с самой упаковкой из натуральных волокон, её во что упаковывать?

Пришлось срочно разворачивать массовое производство капроновых и нейлоновых нитей, которые шли на верёвки, шнуры, канаты, не гниющие и не пользующиеся спросом у насекомых. Это вам не двадцать первый век с его мутантами, способными грызть резину и пластик. В патриархальном и натуральном семнадцатом веке даже крысы отказывались питаться капроновыми шнурами и нейлоновыми чехлами.

С крысами, впрочем, вопрос решили вполне цивилизованно, ультразвуковыми излучателями, которые гуманно распугивали животных при включении в электрическую сеть, конечно. Именно поэтому за пять лет колонизации Австралии ни одного грызуна на пятый материк не привезли. Все прибывающие корабли, особенно торговые суда из Азии, проходили двое суток санитарной обработки на стоянках. Эта обработка включала в себя жесточайшую ультразвуковую атаку всех трюмов и помещений при высаженной на карантинное судно команде. Дополнительно проводилась обработка натуральными инсектицидами вроде окуривания дымом серных шашек и опрыскивания различными бытовыми настоями.

Конечно, двух-трёхдневная задержка кораблей на стоянках и выгрузке не радовала, да и в порту приходилось иногда дополнительно обрабатывать подозрительные грузы. Однако ученики Алевтины Сусековой не подкачали, и пока безбилетных пассажиров удавалось избегать, по крайней мере в живом виде. А трупики крыс, лягушек, змей и прочих мелких гадов приходилось собирать после такой интенсивной обработки на многих кораблях, особенно местных, азиатских торговцев.

Так дальше и повелось, работали на таможне исключительно «не мутагенными» средствами, дающими нужный результат без привыкания паразитов. А применение химических синтезированных инсектицидов, ядов и гербицидов в массовых масштабах Пётр Головлёв запретил, разрешив их изготовление лишь для тайных операций разведки и боевых действий. Вроде слезоточивого газа, например, или цианидов для диверсионных операций.

Местных грызунов вроде сумчатых мышей в Югоруси также разгоняли ультразвуком, насекомых отпугивали исключительно натуральными ингредиентами, предпочитая надевать накомарники из тонкой капроновой нити, хранить продукты и ценные товары в капроновых же контейнерах.

Особенно радовались рыбаки, любители и профессионалы, получившие возможность рыбачить на малозаметную, но крепкую капроновую нить или ставить сети из капронового шнура, которые и сушить легко.

До нейлоновых чулок дело пока не доходило, станки тонкого плетения не изобрели, а плести руками некому было, так как дефицит рабочих рук ощущался везде в Югоруси. Капроновые подошвы для обуви быстро получили популярность не только из-за своей прочности, но и благодаря красивому яркому цвету. Белые, красные, зелёные и ярко-жёлтые подошвы пользовались популярностью среди молодёжи и женщин. Что делать, модничали даже в Средневековье.

Капроновая и нейлоновая плёнка, капроновые уплотнители и прокладки быстро вписались в быт населения Югоруси. К сожалению, на эти цели уходило много нефти, исключительно привозной. Хотя стоило чёрное золото дёшево, но, как известно, «за морем телушка – полушка, да рубль перевоз». Не надо забывать, что тротил тоже производился из нефти, а взрывчатки Югоруси требовалось много, для горных работ, в первую очередь.

Так вот, химики Югоруси не только умели синтезировать нужные вещества, но и научились смешивать уже известные до нужной кондиции. Благо старые магаданцы знали направление исторического развития и подсказывали необходимые нюансы. Довольно быстро химики создали недорогую технологию получения дизельного топлива на основе пальмового масла, которое, как и в двадцать первом веке, можно было закупать почти даром. В любом государстве и на любом острове Юго-Восточной Азии, даже у самых диких папуасов, росли масличные пальмы. Альтернативный источник дешёвого дизельного топлива не помешает, особенно экологичный, который можно получать без цивилизования соседних племён, не опасаясь того, что ресурсы иссякнут. И, что характерно, без всяких вложений. Местные власти могут начать торговлю с русами этим ресурсом, покупая на заработанные средства начавшие входить в моду на Востоке русские товары.

Трюмы всех кораблей, идущих в караване, были заполнены до отказа. Впервые Югорусь везла две трети товаров для конкретных покупателей, заранее давших согласие на покупку.

Три года поставок дульнозарядных пушек в Китай, раздираемый вялотекущими войнами и восстаниями, дали необходимый результат. Династия Мин, пренебрегавшая оружием «северных варваров», в отличие от своих противников маньчжуров, закупавших пушки и порох весьма охотно, стала терпеть одно поражение за другим. Если бы не вооружённое давление казаков, вытеснявших, в свою очередь, маньчжуров из Приморья, династия Мин рисковала бы исчезнуть на два-три десятилетия раньше, чем в нашей истории.

Кроме того, на китайского императора произвели впечатление успехи южных инсургентов, требовавших восстановления прежней китайской династии ещё до монгольских времён. Южане не только были вооружены пушками, купленными у русов, но и получали солидные поставки из Югоруси недорогого холодного оружия.

Поэтому ради сохранения правящей династии китайцам пришлось решиться на закупку вооружения у Югоруси, но только пушек, естественно. При численности китайских армий в десятки или сотни тысяч воинов ханьские полководцы никогда не жалели своих и чужих солдат. Общеизвестное отношение китайской власти к солдатам как к отбросам общества, как к расходному материалу играло свою роль. Впрочем, в средневековой Европе царили аналогичные нравы среди королей и полководцев. Потому и не занимались китайцы обучением простых солдат, предпочитая не тратить на них деньги и время. Всё равно, по их устойчивому мнению, победу в бою приносила либо немногочисленная конница, состоявшая из относительно профессиональных и обученных всадников, либо тупое численное преимущество, реализованное принципом «шапкозакидательства».

Знаменитые принципы Сунь-Цзы, якобы вершины китайского средневекового военного гения, при внимательном прочтении оказывались не более чем примитивными советами для новичков, вроде «мыть руки с мылом» или «не ходить по лужам», какие дают родители своим маленьким детям. Не будем верить якобы древним китайским летописям о якобы гениальных полководцах и блистательных победах.

Взглянем на относительно правдивую историю Китая с начала восемнадцатого века, где сохранились подлинные отзывы современников из разных стран. Например, письма русских казаков в Москву в семнадцатом-восемнадцатом веках с отчётами об освоении Сибири и Дальнего Востока. Там в ряду прочих новостей казачьи атаманы описывают сражения с китайцами, осады китайцами казачьих острогов, длившиеся месяцами. При соотношении сил двести-триста казаков против пяти-шести тысяч китайцев, вооружённых десятком и более пушек. Причём казаки не всегда хвастают, зачастую признаются, что отступили, когда закончились боеприпасы. Потому и пишут в Москву, чтобы прислали боеприпасов, а не с целью похвастать сказочными подвигами.

Аналогичная ситуация в войнах китайцев с вьетнамцами, тогда называвших себя государством Аннам. В конце восемнадцатого века, во времена Суворова, Китай направил в Аннам армию численностью двести тысяч человек! Аннамцы собрали только восемьдесят тысяч воинов, сражение происходило почти исключительно холодным оружием. Если и были использованы пушки, то богатый Китай их имел в разы больше. Однако аннамцы наголову разбили превосходящие в два с половиной раза силы противника. Это при равном вооружении, одинаковой психологии и опыте боевых действий.

Про девятнадцатый век и знаменитые опиумные вой ны с Англией, затем вооружённые конфликты Китая с другими европейскими странами и говорить не приходится. Тогда европейцы побеждали при десятикратном численном превосходстве китайцев, что принято оправдывать отставанием в вооружении. Скорее всего, так и есть, но именно тогда те же англичане терпели одно поражение за другим в горах Гиндукуша, в Афганистане, откуда были вынуждены уйти.

Афганцы же почти никогда не собирали столь большие армии, чтобы превосходить англичан в десять раз, однако побеждали. Ссылаться на горную местность не актуально, так как в Китае хватает гор и сложнопроходимых мест. И вооружение афганцев вряд ли было лучше китайского. Поэтому выступать в роли союзников рыхлого и высокомерного Китая русы не собирались, рассчитывая погреть руки на поставках оружия многочисленным китайским инсургентам.

Петр Головлёв и Николай Кожин много думали, обсуждали, как строить политику Югоруси в отношениях с Китаем и соседними странами. Европейский опыт русов не подходил однозначно, по всей Европе остались многочисленные славянские селения вплоть до Франции, Генуи и Северной Италии, лозунг освобождения славян воспринимался практически всеми вполне логично, пусть и с раздражением. На Дальнем Востоке так удалось поступить лишь с айнами, действительно похожими на европейцев и зрительно принявшими русов своими более близкими родичами, нежели воинственных соседей-японцев.

Худо-бедно удалось русам проводить политику общей истории ариев в Северной Индии, где индусы были аполитичными, да и там любой дурак видел сходство большинства индусов с европейцами. И легенду освобождения дальних сородичей от ига кочевников как-то использовали, пришлая династия Моголов была откровенно чужеродной индусам.

В Юго-Восточной Азии требовался иной лозунг, иная политика, на долгие годы и века способная легализовать фактическую колонизацию русами азиатских стран. Придать действиям Югоруси в Юго-Восточной Азии некий шарм, некую высокую идею. Примерно как пиндосы и лаймы последние сто лет убивают сотни тысяч невинных людей по всему миру «во имя идеалов мира и демократии». Как ни странно, до сих пор находятся миллионы идиотов, верящих в этот не менее идиотский лозунг. Причём именно в тех странах, где пиндосы с союзниками бомбят и убивают мирных граждан. Конечно, в патриархальном семнадцатом веке большинство людей и стран просто честно грабили, не скрывая материальных интересов. Но ещё во времена первых крестовых походов европейцы пытались подвести определённую идеологическую базу под оправдание своих грабежей. Вот и наши герои пытались создать внятную концепцию внешней политики Югоруси в Азии и Тихом океане.

Учитывая, что ни Головлёв, ни Кожин, ни Корнеев, ни их жёны и дети не были гигантами мысли, ничего внятного за годы жизни на пятом материке не родилось. Ну не всем дано быть мыслителями, слишком практичными оставались инженеры и офицеры, чтобы «растекаться мыслью по древу». Что немудрено: при таких профессиях и образе жизни мечтатели и фантазёры просто не выживают. Поэтому на общем собрании всех взрослых магаданцев, а таковых набиралось в Югоруси почти шесть десятков человек, в трёх поколениях, решили вернуться к началу. А именно, к трём задачам в Средневековье, с которых начали свою работу магаданцы тридцать пять лет назад, когда пытались осмыслить причину своего попадания в шестнадцатый век и возможную сверхзадачу, поставленную перед группой офицеров, инженеров и учителей. Не как своё высокое назначение, а в виде реальной помощи России и русским людям в будущие времена.

Тогда главными целями стояли, соответственно, борьба с протестантством, считающим примитивную наживу любыми средствами даром Божьим. В этом вопросе Кожину и Головлёву, с помощью своих друзей, удалось продвинуться довольно далеко. В нынешней Европе начала семнадцатого века протестанты, благодаря активной политике магаданцев, остались лишь в Швейцарии, Голландии, Дании и Швеции. Причём в последних двух странах католики и православные граждане уже составляли подавляющее большинство населения. Да и в целом протестантство не вело наступление по всем фронтам, как было в нашей истории, а судорожно сопротивлялось под давлением новороссийского православия. И даже без особых усилий со стороны русов протестанты уже не смогут вернуть себе былые позиции. В первую очередь потому, что богатейшими и ведущими странами Европы стали именно православные страны, поэтому протестанты потеряли свой главный довод о божественной избранности богатства.

Лютеране и кальвинисты не могли, как сорок лет назад, вести речь о том, что, будучи протестантом, ты можешь разбогатеть любым путём, и это будет показателем того, что Господь тебя любит и ценит. В нынешней Европе протестанты никак не могли разбогатеть лёгкими путями, как в прежней истории. Там основными источниками богатства для протестантов Англии, Голландии, Франции служили морская торговля, работорговля и пиратство, не считая ограбления католических храмов и богатых католиков. Именно в этих направлениях при минимальных денежных вложениях люди без чести и совести зарабатывали огромные деньги.

Появление в Европе русов резко сузило способы лёгкого заработка для авантюристов всех стран и народов. Русы потеснили традиционных торговцев, практически уничтожили пиратов и работорговцев, безжалостно захватывая их корабли при полном превосходстве в скорости и вооружении своих кораблей на море, господстве на торговых путях в Атлантике. А в части ограбления храмов и богачей протестанты, к своему удивлению, узнали, что их самих, таких богоизбранных, можно тоже отлично грабить. Этим и занялись магаданцы, изымая церковные ценности и конфискуя сами протестантские кирхи, разоряя богатых протестантов, заканчивая захватом крупных протестантских стран, таких, как Англия!

В Европе русы не только потеснили промышленников и купцов «нечестной» конкуренцией, начав выпуск недорогих и невиданных ранее товаров, пользующихся огромным спросом, они обложили протестантов и мусульман двойной пошлиной, в сравнении с католиками, что сразу ударило по карману «борцов за религиозные права» из числа «пасторов Шлагов». А все попытки вооружённого давления на русов заканчивались, как правило, полным разгромом конкурентов с захватом их территорий и ресурсов. В ходе одной такой локальной операции Кожин и Головлёв захватили Англию, одновременно решив вторую свою задачу, по борьбе с англосаксонским шовинизмом и двойными стандартами. Теперь никаких англосаксов в мире не будет, а с двойными стандартами в Европе русам удавалось пока справляться, особенно после эффектного уничтожения Ватикана в Риме и вербовки руководства ордена иезуитов.

Оставалась третья цель, которую русы уже начали претворять в жизнь лет тридцать назад. Это максимальное ослабление ислама, недопущение его разрастания в мировую религию с дальнейшим появлением радикальных экстремистских мусульманских группировок во всём мире. Да и работорговля в мусульманских странах была развита едва ли не сильнее, чем в Европе средних веков, и продержалась торговля рабами до двадцать первого века, что характерно, почти исключительно у мусульман. А работорговлю русы не любили, хотя и приходилось продавать пленных крымских татар работорговцам, но исключительно в первые годы, когда не было физической возможности содержать огромное количество пленников. Но после освобождения Крыма от татар и передачи полуострова Московской Руси никакой торговли рабами русы не поддерживали. Даже способствовали отмене первых попыток закрепощения крестьян на Руси.

Однако вопрос с исламом оставался открытым, к началу семнадцатого века мусульманство проникло далеко на Восток, добравшись до островов Индонезии и побережья Индокитая. Хотя там у ислама пока были слабые позиции, он оставался религией правящей верхушки, купцов и близких к ним слоев населения – горожан, ремесленников, воинов. Большинство населения продолжало поддерживать свои традиционные верования. Этим и воспользовались Головлёв со товарищи, решив совместить полезное с приятным, официально заявить себя в качестве «непримиримых борцов за идею», в смысле против ислама, за восстановление традиционных религий Юго-Восточной Азии. Решили поставить так, что Югорусь будет «нести мир и освобождение угнетённых слоёв аборигенов от мусульманских захватчиков и продажных богачей».

При этом задачи доминирования в «освобождённых бывших исламских султанатах» русы не ставили, как и своего непосредственного управления. Опыт двадцатого века показал, что наиболее удобно стоять над местными дрязгами, получая сверхприбыли без особых обязательств. Тогда главной задачей Югоруси останется максимально монополизированный товарообмен с прикормленными правителями и заключёнными договорами о военной помощи. Которые помогут, в случае попытки аборигенов огрызнуться, просто сменить правителя, желательно силами местных заговорщиков. Примерно так хозяйничали пиндосы в «банановых республиках» на протяжении девятнадцатого-двадцатого веков. Максимум выгоды при минимуме обязательств. Для показательной порки выбрали два небольших султаната на западном побережье Явы и на Суматре, чьи правители умудрились недавно поссориться с соседями. Именно к этим потенциальным жертвам и направлялся караван из Югоруси.

Небольшой порт на южном побережье острова Явы не мог принять всего каравана русов, поэтому первыми высаживались бойцы пехоты, вооружённые карабинами и автоматами. Все были одеты в лёгкие тропические вискозно-хлопковые камуфляжи, кирзовые берцы, бронежилеты, выдерживающие попадание бронебойной стрелы с тридцати метров, в каски тропического варианта с пробковой подкладкой. У командиров, начиная с уровня десятника, за спинами были закреплены переносные рации с привычными в двадцать первом веке переговорными гарнитурами на голове. Стараниями радиотехников Югоруси оперативные рации дальностью до пяти вёрст весили не более двух килограммов с батареями. Все отряды имели чёткие планы действий, тут же на пирсе к ним подходили подготовленные переводчики-проводники.

Пока многочисленные зеваки и стражники разглядывали экзотичные корабли из железа и без парусов, дивились на моторные шлюпки и катера, десятки пехотинцев уже оказались на берегу портового городка. Без шума и криков, в считанные минуты русы быстрым шагом расходились по разным маршрутам. При этом попытки редких стражников задержать чужаков оказывались безуспешными, переводчики говорили, что все вопросы решит главный начальник, и показывали на приближающийся катер, на борту которого стоял капитан Макс фон Шмелинг в парадной форме. При виде столь ярко наряженного мужчины, резко контрастировавшего с камуфляжем бойцов, у аборигенов пропадали все вопросы. Все понимали: вот он, самый главный начальник. На фоне Макса в шитой золотом форме, с золотыми лампасами, с галунами и аксельбантами, с именным револьвером на поясе совсем терялся невзрачный Николай Кожин, одетый в стандартный камуфляж, сидевший в катере рядом с капитаном.

Катер приткнулся к бамбуковой серенькой пристани с нелепо торчавшими жердями настила. Пара матросов в привычных пробковых спасательных жилетах ловко спрыгнула на берег, закрепляя причальные концы на вкопанные сваи. Затем отработанными быстрыми движениями перекинули сходни и вытянулись на пристани по стойке смирно.

Первым ступил на берег, естественно, капитан фон Шмелинг с невозмутимым лицом потомственного барона, владельца замка в предгорьях австрийских Альп. Профессиональный воин в шестом поколении фон Шмелингов, он при необходимости умел смотреть свысока на всех, что сейчас и продемонстрировал. Благо подбежавшие портовые стражники и три местных чиновника едва доставали своими шлемами до подбородка офицеров.

Неторопливо спустившись по сходням на берег, два офицера в сопровождении десятка пехотинцев и переводчика направились к начальнику порта, ожидавшему незваных гостей на пороге своего домика. Шли неторопливо, не обращая внимания на полусотню портовой стражи, окружившую русов. Воздух, пропитанный влагой, оседал на лицах и одежде мужчин, резко контрастируя с недавним свежим ветром океана.

Идти было недалеко, метров двадцать, не больше. Но все русы успели пропотеть с головы до пят, фон Шмелинг машинально снял шитую золотом фуражку, вытирая лицо платком. Кожин пока держался: в силу возраста, наверно, кровь не так горяча, как у молодого офицера. Держался Николай соответственно выбранной роли помощника и советника, скромно и немного подобострастно.

– Кто главный? – негромко поинтересовался Макс, глядя поверх голов аборигенов пустым взглядом.

– Я – начальник порта, – выслушав перевод прибывшего на катере руса, важно выставился животом вперёд самый полный из присутствующих аборигенов.

Сквозь слабо скрываемый страх в его глазах промелькнула надежда на хороший заработок, вернее, объёмную взятку. Он приосанился, пытаясь выставить вперёд свой маленький, тщательно лелеемый животик. Громко вздохнул и разразился длинной речью, наглость которой была понятна и без перевода.

Выслушав перевод, оба офицера не сдержали лёгких улыбок, настолько ожидаемыми были слова начальника порта. Таким же давно отрепетированным стал ответ Макса фон Шмелинга, абсолютно неожиданным, однако, для аборигенов.

– Я, Макс фон Шмелинг, капитан русской гвардии, от имени правительства Югоруси объявляю войну султану Батана Абдул Кадиру. Война будет идти до полного захвата султаната либо до подчинения всего султаната Югоруси и её требованиям. Требования наши таковы: отказ султана Абдул Кадира от исламской веры, полное изгнание мусульманских проповедников из султаната с запретом на исповедание ислама на всей территории страны. – Капитан взял из рук Николая запечатанный печатями кожаный пенал с посланием и небрежно передал его начальнику порта. Сдержал улыбку при виде шокированной физиономии яванца, добавив: – Спешите передать мои требования султану Абдул Кадиру. Уверен, мои воины уже захватили порт и весь городок. Не думаете ли вы сопротивляться, скрывая от султана такое важное сообщение?

Начальник порта впал в ступор, зажав в руках полученный пенал с посланием. Лицо его побагровело до такого оттенка, что от носа яванца начал подниматься явственно заметный пар. Или это было горячее дыхание напуганного человека?

Окружавшие причал стражники, которые вполне слышали слова капитана, сообразили быстрее своего начальника. Опытным служакам хватило пары минут, чтобы оценить сложившееся соотношение сил. Со всего порта и города не набралось бы и сотни вооружённых копьями и саблями воинов султаната. А русы к этому моменту высадили на берег вторую сотню экипированных карабинами бойцов и десяток боевых машин, вооружённых крупнокалиберными пулемётами. В какой бы провинции ни жили стражники-яванцы, они были опытными служаками и наслушались уже об оружии русов вполне достаточно, чтобы понять истинный расклад сил в родном городке.

Полусотник портовой стражи, перекинувшись с ветеранами парой слов, принялся действовать раньше, чем очухался начальник порта. Ну, это всё верно, долгодумы-стражники не доживают до возраста полусотников. Пока начальник порта пытался привести свои мысли в порядок, просчитывая вероятные последствия разных поступков, командир стражников уже сообразил, что делать. Вариант обороняться от превосходящих сил русов исчез из головы ветерана за пару секунд, выжить тут было так же невозможно, как и победить. Шансы на выживание давала возможность сопровождения в столицу султаната начальника порта с посланием русов. Десятники портовой стражи тоже сообразили что к чему, и командир стражи начал действовать.

– Господин начальник, – зашептал полусотник багровеющему яванцу на ухо. – Нам надо срочно известить величайшего султана о дерзком нападении на порт и город. Чем быстрее мы доберёмся до столицы, тем раньше великий Абдул Кадир сможет собрать войско. Тем раньше он сможет выгнать чужаков из страны, тем меньше денег потратит на войну. Это сейчас наша главная задача. А порт пусть русы забирают, зато они его не разрушат. Спешить надо!

– Да, надо спешить, – кивнул головой начальник порта, приходя в сознание.

– Вот и хорошо, – заботливо подошёл к ним Кожин, показывая рукой на десяток бойцов-русов. – Мои воины проводят вас до выхода из города и подберут несколько повозок, чтобы вы могли достойно исполнить свой долг перед великим султаном.

– Товарищ капитан, порт и город захвачены полностью, потерь не имеется, – спустя полчаса после отъезда яванцев доложил поручик, возглавлявший штурмовую группу из пары взводов. – Тыловые службы приступили к сбору трофеев.

– Георгий Петрович, – окликнул капитан фон Шмелинг своего начальника штаба, капитана Валеева, занимавшегося выгрузкой передового батальона с техникой, – как идёт выгрузка техники?

– Личный состав уже на берегу, скоро обед будет. Технику и боеприпасы выгрузим не раньше семи вечера, полагаю, к выступлению будем готовы лишь утром, – сверяясь с блокнотом, доложил начальник штаба.

Капитан взглянул на развалившегося в соседнем шезлонге Кожина, тот одобрительно кивнул головой, не открывая глаз. Яркое полуденное солнце отражалось от моря, от блестящих листьев прибрежных зарослей, даже, казалось, от крыш портового городка. Сама природа располагала к послеполуденному отдыху, как говорят испанцы, к сиесте. Николай Кожин за последние годы привык к подобному образу жизни в тропиках, где всё делается неспешно, лишь утром или вечером. Работать в полдень и пополудни избегали все, от мала до велика, от бедных до богатых. Порой эта привычка напоминала Кожину обязательный послеобеденный сон в Московской Руси, где он провёл три года великого голода, спасая людей. Там после обеда спали все, от бояр и царя до последнего нищего, независимо от времени года и температуры воздуха. А православное духовенство подвело к этой привычке какой-то идеологический момент, цитируя Евангелие и жития святых.