Текст книги "Морская ведьма"

Антония нахмурилась, явно недовольная и разочарованная.

– Кто-то из наших постоянных гостей?

Население островка состояло из тех, кто жил здесь круглый год, тех, кто каждое лето приезжал сюда на отдых, и туристов. С течением времени и благодаря участию в общественных работах эти различия иногда стирались, но коренные островитяне по-прежнему о них помнили.

– Нет, она приехала к нам впервые, – ответил Калеб.

Антония кивнула головой.

– Ну, этого следовало ожидать.

Калеб проглотил обиду и гнев. Ему пришлось напомнить себе, что Антония не была знакома с Мэгги и совсем не знала ее. Нападение на туриста угрожало чувству собственной безопасности островитян и их кошелькам, нападение же на одного из них вызывало у них праведный гнев и возмущение.

– Но от этого мы не выглядим лучше, – мрачно продолжила Антония. – И наш город не выглядит безопаснее.

В ее словах прозвучал недвусмысленный намек на то, что за общественную безопасность отвечает не кто иной, как Калеб. К счастью, он придерживался такого же мнения.

– Я работаю над этим делом, – заявил Калеб.

– Хм. Я слышала, что вы закрыли для посторонних добрую половину острова.

Калеб откинулся на спинку стула, отказываясь попадаться на столь нехитрую подначку.

– Я всего лишь ограничил доступ на шоссе Оушн-Вью и улицу Оулд-Варф, а также на северный прогулочный маршрут. Едва ли это можно назвать половиной острова.

– Сегодня утром в моем ресторанчике несколько туристов, прибывших с материка на пароме, жаловались на то, что не смогли устроить пикник на мысу.

Он выразительно приподнял брови.

– На улице льет как из ведра. Угостите их завтраком и отправьте в сувенирный магазин, пока погода не улучшится.

Антония рассмеялась коротким, лающим смехом.

– Я так и сделала.

Он поднялся.

– В таком случае, если это все…

Но Антония проигнорировала его намек.

– Вы мне нравитесь, – неожиданно заявила она. – Хотя сама я от себя такого не ожидала. Мне не по вкусу ваш отец, да и вашу мать я всегда недолюбливала. Но вы, по крайней мере, понимаете, как мы здесь живем и каких принципов придерживаемся.

– Я понимаю, – сухо откликнулся Калеб. Причем он понимал все слишком хорошо, чтобы обижаться на замечания, которые отпускали островитяне в адрес его родителей. – Но это не значит, что я позволю вашим принципам вмешиваться в мою работу.

– Справедливо. Итак, что вы намерены делать дальше?

Интересно, она задала этот вопрос только как мэр городка Край Света, которая хотела быть в курсе грозившего неприятностями расследования? Или же в ней говорило простое любопытство?

– Мне придется обойти все дома в округе и расспросить жителей, не видели ли они или не слышали ли чего-нибудь подозрительного на мысу прошлой ночью.

– Вчера вечером все были в школе на выпускном вечере.

Не все. Мэгги, например, там не было. Как и того сукина сына, который напал на нее.

– Вы могли бы мне помочь, – предложил Калеб. – Составьте список тех, о ком вы точно помните, что они присутствовали на вечере.

Антония пристально посмотрела на него.

– Полагаю, что смогу это сделать. Загляните в ресторан попозже. Поговорите с Региной.

Он и сам собирался это сделать. Он вообще собирался побеседовать со многими людьми.

– Она видела что-нибудь? Говорила о чем-то?

Антония презрительно фыркнула.

– Вы думаете, эта девчонка со мной разговаривает?

– В таком случае…

Лицо Антонии залилось краской, что было крайне необычно.

– Я просто подумала, что, быть может, вы захотите повидаться с ней.

Что это? Мэр занимается сводничеством? Подобная возможность привела Калеба в замешательство, изумила и даже немного польстила. Совсем чуть-чуть.

– Мне и в самом деле нужно поговорить с ней. С кем-нибудь из вас, – поправился он. – Вы по-прежнему нанимаете помощников на лето?

– Мы постоянно ищем помощников. Местные мальчишки заработают больше на ловле лобстеров, а публика с материка вообще не знает, что значит работать. А что, Люси ищет временную работу теперь, когда школа закрыта?

– Не Люси, а Мэгги. Женщина, на которую напали вчера ночью, – пояснил Калеб. – Скорее всего, ей понадобится работа, чтобы протянуть какое-то время.

– А у нее есть опыт? Она умеет что-нибудь делать?

– Не знаю, – признался Калеб.

Он вообще знал о ней слишком мало.

– М-м… – Антония поднялась и запахнула полы своей куртки. – Что ж, приводите ее к нам, посмотрим. Реджи поговорит с ней.

Калеб не был уверен, что понимает, какими мотивами руководствовалась Антония, согласившись посмотреть на новую помощницу: то ли она не оставила мысли свести их с Региной, то ли хотела наказать строптивую дочь. Все знали, что она так и не простила Регину за то, что та покинула остров и семейный ресторан. Или, может, она не смогла простить дочери того, что та вернулась обратно незамужней женщиной с двухмесячным малышом на руках. Но, как бы то ни было, у Мэгги появился шанс получить работу, пройдя собеседование.

– Большое спасибо.

– Не благодарите меня, это бизнес. Кстати, раз уж мы о нем заговорили, мне пора возвращаться на кухню.

– Я провожу вас, – вызвался Калеб.

– Не стоит беспокоиться. На улице дождь.

– Мне все равно нужно выходить. Чтобы опросить жителей, – напомнил он ей.

По крайней мере, в такой дождь люди сидят по домам, так что ему будет легче их найти.

С суровой прямотой и непреклонностью Антония заметила:

– Вы промокнете до нитки.

Калеб запер за собой дверь кабинета.

– Ничего не имею против небольшого дождичка.

В Ираке ему приходилось довольствоваться пылью. Пылью и еще жарой. С мая по сентябрь дул шамаль, жаркий северо-восточный ветер, поднимавший клубы пыли, которая забивалась в каждую щелочку, попадала даже в плотно закупоренные солдатские фляжки и скрипела на зубах. Каждый день он ощущал, как его душа лишается последних капель влаги, а плоть рассыпается прахом, превращаясь в пыль, которую тут же подхватывал проклятый ветер. А по ночам ему снился дождь. Дождь и море.

Калеб поморщился, спускаясь по ступенькам городской ратуши. Вот такие круглосуточные дежурные смены ему почему-то не снились. Но ведь он вернулся обратно, не так ли? Он вернулся домой и делает работу, которой его учили, делает ее в общине, которую он поклялся беречь и защищать.

И еще он надеялся, что этого будет достаточно.

* * *

Он не придет…

Маргред провела руками по бедрам. Ее раздражала упругость и эластичность нового, непривычного нижнего белья и еще более непривычное разочарование, которое она испытывала.

Он придет позже. Потому что идет дождь. Она горько улыбнулась своему отражению в зеркале. Как будто он боится, что растает под небольшим дождичком.

– Разве оно вам не нравится? – раздался голос Люси у нее за спиной.

«Оно» – это платье, которое Люси достала из шкафа, чтобы Маргред примерила его.

Маргред разгладила на бедрах синюю материю, рассматривая себя в зеркале, висевшем в спальне над комодом. Прошлой ночью она смыла песок и кровь со своих волос. Кожа у нее выглядела бледной, в глазах притаилось загнанное выражение, а громадную фиолетовую шишку на голове пересекала полоска уродливых швов.

Тем не менее, если уж она должна носить какую-то одежду, эта шла ей намного больше той бесформенной и огромной юбки, в которой она расхаживала все утро.

Маргред одарила девушку любезной улыбкой.

– Оно мне идет. А вон в той штуке – джинсах, как вы говорите, – я выгляжу словно самое настоящее пугало.

Люси подняла с пола небрежно сброшенные джинсы и аккуратно сложила их.

– Это все потому, что я высокая и худощавая, а вы… э-э… вы…

Маргред опасно прищурилась.

– Низенькая и толстая? – самым невинным голосом поинтересовалась она.

Люси смущенно рассмеялась.

– Нет! О боже, конечно, нет. Все дело в том, что у вас… понимаете, у вас есть фигура. Изгибы. Ладно, как бы то ни было, в этом платье вы выглядите просто великолепно. Намного лучше, чем я.

Очень может быть. Когда это простое платье без рукавов висело в шкафу, то походило на мешок из-под картошки. Скорее всего, на угловатых плечах Люси оно смотрелось точно так же.

Маргред окинула девушку внимательным взглядом.

– Вы привлекательны. И выглядите… сильной.

На этот раз Люси рассмеялась булькающим смехом.

– О да, именно это я всегда и хотела услышать. В колледже я занималась легкой атлетикой, – сообщила она.

– Ага, – с умным видом кивнула Маргред, не имея ни малейшего представления, о чем толкует эта девчонка.

Она снова повернулась к зеркалу. Синяя ткань струилась по плавным изгибам ее тела, как вода по валунам на мелководье. И только эластик, врезавшийся в бедра, портил общую картину. Маргред сунула руку под платье и стянула трусики.

– Вот так намного лучше, – удовлетворенно провозгласила она.

Люси смущенно захихикала.

– Да, но…

– Что?

– Разве вы не ощущаете себя… м-м…

– Удобно?

– Голой.

Маргред снова оглядела себя в зеркале. И не увидела никаких проблем. Все части тела, которые так любят прикрывать смертные, были прикрыты.

– Нет.

– Ну, в общем… – Улыбка преобразила лицо Люси. – Калеб язык проглотит, когда увидит вас.

Маргред тряхнула головой и поморщилась.

– Если он когда-нибудь вообще доберется сюда.

Она не привыкла ждать. Калеба или другого мужчину, все равно. Как не привыкла зависеть от других в одежде, еде или транспорте.

И в умении выживать тоже.

– Вряд ли вы сможете пойти на пляж прямо сейчас, – настолько разумным и увещевающим тоном добавила Люси, что Маргред мгновенно ощетинилась. – Не в такой ливень, во всяком случае.

– Ничего не имею против ливня.

Вода была ее стихией. Она могла поворачивать течение и управлять волнами. Она умела согревать поверхность моря, чтобы поднялся туман, или охлаждать ее, вызывая дождь. Она могла… Неожиданная мысль расцвела у нее в душе, подобно розовому морскому кораллу.

Она может остановить дождь.

Или не может.

Что еще она потеряла вместе со своей шкурой?

Голова у Маргред раскалывалась от боли.

– С вами все в порядке? – озабоченно поинтересовалась Люси.

– Я… да, – медленно ответила она. Может быть.

Робко и нерешительно Маргред потянулась к мерцанию, спрятанному где-то глубоко внутри нее, погружаясь на самые дальние уровни сознания – подобно тому, как раковина опускается на морское дно. А вокруг нее слои реальности меняли цвет: с синего на зеленый, а потом и на серый… Дыхание ее замедлилось. В груди нарастала давящая тяжесть. Может быть, вот там…

Или там… Но надежно спрятанная искорка погасла слишком быстро, и она не успела за нее ухватиться.

Маргред открыла глаза и увидела, что Люси с тревогой смотрит на нее.

«У нее серо-зеленые глаза Калеба», – отметила про себя Маргред. Дыхание у нее стало хриплым и прерывистым.

– Мне надо выйти наружу.

– По-моему, вам не стоит этого делать, – возразила Люси. – На улице идет дождь. А ваша голова…

– С моей головой все в порядке, – твердо ответила Маргред.

Глаза у нее жгло, в голове безостановочно стучали молоточки.

Но она старалась не обращать на это внимания. Скорее всего, после того как она закончит, ее ждет такой приступ головной боли, рядом с которым нынешний дискомфорт покажется сущими пустяками.

Маргред медленно спустилась по узкой лестнице, одной рукой держась за перила, чтобы не упасть.

Люси семенила за ней следом, жалуясь и причитая на ходу:

– Брат просил меня присмотреть за вами.

– Вашего брата здесь нет.

В этом и заключалась проблема. Или, по крайней мере, часть ее.

И она намеревалась ее исправить.

Маргред никогда не отличалась особым умением в управлении погодой, равно как и не считала себя сильной волшебницей. К чему забивать себе голову подобной ерундой? Как она говорила Люси, дождь не вызывал у нее неудовольствия. Да и вообще, вмешиваться в круговорот воды всегда чревато крупными неприятностями.

Но если ей удастся задуманное… Сердце девушки забилось чаще.

Она должна попытаться. Не только потому, что Калеб отказался везти ее на пляж, но и потому, что ей нужно знать пределы собственной силы.

Когда Маргред сошла вниз, дом показался ей еще более мрачным и тесным. В отличие от туристических домиков, выстроившихся на пляже, с широкими и большими окнами, позволявшими любоваться окрестностями, этот коттедж был выстроен с таким расчетом, чтобы выдержать любую непогоду, которую могли обрушить на него зима и море. Темнота не смущала Маргред. Даже в человеческом теле глаза ее быстро приспособились к сумраку. Но она всем своим существом ощущала, как давит на нее верхний этаж, а сосны, росшие вокруг, подступают ближе, смыкая круг.

И мать Калеба жила здесь!

Целых тринадцать лет.

Маргред вздрогнула и направилась в переднюю.

– Куда вы собрались? – окликнула ее Люси.

– Мне нужен свежий воздух, – ответила Маргред и широко распахнула дверь.

В лицо ей ударил ворвавшийся ветер, влажно пахнущий дождем, сырой землей, сосновыми иголками и, едва-едва заметно, далеким морем. Маргред вдыхала его полной грудью.

– Пол намокнет, – сказала Люси.

Но Маргред не обратила на нее внимания.

Задержав в легких морской воздух, она вновь начала погружение, и ее настойчивая мысль стала похожа на золотую иглу, которая, двигаясь по спирали, уходила все глубже и глубже. Капли дождя падали ей на лицо и стекали по голым рукам. Она подняла их к облакам, потянулась к небу, еще выше, мимо жирных, влажных капель и свежего дуновения ветерка. Потянулась туда, где на невесомых струях воздушных потоков парил дождь, похожий на стайку разноцветных ярких рыбок. Это был всего лишь маленький, локальный шторм. Вполне подвластный ее воле и силе.

Если только у нее осталась сила.

Если она все еще оставалась селки.

И если бы у нее не так сильно болела голова.

Сосредоточившись, отчего на лбу прорезались морщинки, она коснулась потока воздуха, пробуя на ощупь собравшуюся в нем дождевую влагу. Маргред ощутила, как отяжелело ее лоно, как собирается в нем сила, оплодотворяющая ее, как забурлила она в животе и устремилась вверх, распирая легкие, пока не наполнила ее всю, без остатка. Девушка задышала тяжело, хватая воздух широко раскрытым ртом.

Вода была ее стихией, напомнила она себе. Капли дождя стекали по ее лицу, пропитывая влагой платье. От нее требовалось лишь чуть-чуть подтолкнуть вот здесь, дохнуть там, совсем немножко подправить температуру…

Есть.

Что-то подалось и уступило – у нее в груди и внизу живо! а, и еще там, в тучах, высоко над землей. И в образовавшуюся брешь устремилась и хлынула сила, изливаясь из нее в небо над головой.

Еще. Еще немного.

А-а-а-а…

Боль – короткая, ослепительная, всесокрушающая – расколола голову и пронзила тело, опустошив девушку. У нее болело все, каждая клеточка, каждый мускул. Маргред покачнулась и схватилась за дверь, чтобы не упасть.

Люси поспешила ей на помощь.

– Довольно. Пойдемте внутрь. Присядьте.

Маргред позволила себе опереться на плечо Люси. Позволила Люси поддержать себя, опустошенную и обессиленную, позволила увлечь себя к стулу. С нее ручьями текла вода. Удалось ли ей…

– Вы промокли насквозь, – пожурила ее Люси так, словно разговаривала с несмышленым ребенком. – О чем вы только думали? Дождь льет как из ведра.

Маргред устало прикрыла глаза. Голова у нее гудела и раскалывалась от боли. Но сквозь туман, плавающий в сознании, она ощутила перемены, происходящие наверху в облаках, ощутила, как изменилось давление и движение потоков воздуха.

Первичные проявления магии…

Полуослепшая от боли и торжества, она запрокинула голову и улыбнулась.

– Это ненадолго, – пробормотала она.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

На поясе у Калеба завибрировал сотовый телефон. Он потянулся к нему одной рукой, другой держа руль и не сводя глаз со скользкой дороги.

Кто это, Эдит, звонившая, чтобы сообщить об очередном мелком правонарушении, требующем внимания шефа?

Или Антония с очередной жалобой?

Он бросил взгляд на дисплей и сразу же узнал номер, высветившийся на крошечном экранчике. Сердце у него застучало чаще.

«Это Люси. – А затем, принеся новый всплеск адреналина, пришла другая мысль: – И Мэгги».

Перед его мысленным взором чередой пронеслись самые худшие варианты возможного развития событий: кровоизлияние в мозг и объявившиеся неизвестно откуда бывшие друзья-ухажеры девушки.

Он поспешно ткнул большим пальцем в кнопку приема.

– Что случилось? – рявкнул он.

– Ничего не случилось, – нерешительно отозвалась Люси. – Просто я решила, м-м…

Ничего не случилось.

Он разжал пальцы, судорожно стиснувшие руль.

Будучи детективом, Калеб прекрасно знал, что никогда не стоит спешить с выводами. Или хватать собственную сестру за горло. Должно быть, все-таки недосыпание начинает сказываться.

Нет, это так действует на него Мэгги.

– Извини, – сказал он сестре. – Что там у вас?

– Я… э-э… словом, дождь перестал.

Он посмотрел сквозь залитое каплями дождя ветровое стекло на восток, где тучи и в самом деле начали рассеиваться.

– Да, вижу.

– Ладно. В общем, Мэгги хочет знать, когда вы поедете на пляж.

Калеб не мог позволить личным делам вмешиваться в ход проводимого им расследования. Хотя небольшая поездка на пляж помогла бы совместить приятное с полезным. Быть может, вернувшись на место преступления, Мэгги сумеет вспомнить что-нибудь о том, кто напал на нее. Господь свидетель, в данный момент ему просто больше не на что было рассчитывать и не от чего отталкиваться.

– Скоро, – ответил он. – Как вы там, держитесь?

– Со мной все нормально. Голова у Мэгги все еще болит. Я заставила ее прилечь, а платье повесила в сушильный шкаф.

– Что?

Люси вздохнула.

– Возникли некоторые сложности. Это не телефонный разговор.

– Ладно. Тогда до встречи, – сказал он и положил трубку.

Калебу совсем не нужны были осложнения. Он приехал домой на Край Света в поисках простой, нормальной жизни, намереваясь пустить здесь корни или вернуться к ним.

А Мэгги была совершеннейшей незнакомкой, ничем не привязанной к острову. Такое впечатление, что у нее вообще не было никаких привязанностей, в том числе и к дому. Она даже не помнила своего прошлого.

Хотя, может статься, она просто бежала от него. Калеб не имел права сбрасывать со счетов вероятность того, что она знала мужчину, который напал на нее.

Словом, с какой стороны ни посмотри, повсюду подстерегали сложности, на которые он никак не рассчитывал.

Тем не менее Мэгги притягивала его и манила к себе.

Он никогда не мог пройти мимо попавших в беду животных. Потерявшиеся собаки, одичавшие коты, даже обитатели моря, выброшенные на берег приливом… Хотя отец никогда не позволял ему оставить у себя птенца, выпавшего из гнезда, или щенка, который бежал вслед за ним до самого дома.

А он отчаянно хотел оставить у себя Мэгги.

Но даже окровавленная и растерянная, не имеющая крыши над головой и одежды на теле, Мэгги была не просто жертвой. Она была упрямой, мужественной девочкой, к тому же полной яростной и трепещущей жажды жизни. Он восхищался ею. Хотел ее.

А это означало, что его ждут новые неприятности и осложнения.

Жилище Брюса Уиттэкера высилось на скалистом утесе над мысом подобно островному коттеджу, выросшему на стероидах. Калеб припарковался в самом начале подъездной аллеи, обратив внимание на внедорожник «лексус» последней модели, стоявший под навесом, и на опущенные в середине дня жалюзи на окнах.

Большую часть того, что необходимо было знать, чтобы оставаться шефом полиции городка и охранять покой его жителей, Калеб узнавал за чашкой утреннего кофе в заведении Антонии или за кружкой пива в гостинице после возвращения рыбацких лодок с ловли. Можно только удивляться, как о многом готовы поговорить люди, в обычной, неформальной обстановке беседуя с местным полицейским. О домашних неурядицах и о том, что у ребенка возникли проблемы в школе, о пропаже почтового ящика или любимой собаки, о краже в сувенирном магазине и о том, что машины туристов загораживают подъездные дорожки к домам островитян. Калеб выслушивал собеседников, понимающе кивая головой, а полученную информацию раскладывал в памяти по полочкам.

Естественно, это не шло ни в какое сравнение с тем, как ему приходилось вербовать агентов или допрашивать подозреваемых в Ираке, надеясь выудить хотя бы крохи информации у насмерть перепутанных жителей.

Единственным недостатком подобного способа получения необходимых сведений было то, что сеть его осведомителей и надежных потенциальных свидетелей в последнее время существенно сократилась. В городе было легче: в каждом районе наличествовали тысячи окон, сотни дверей, десятки прохожих и зевак.

Калеб объехал весь мыс меньше чем за три часа. Добравшись до дома адвоката, он с трудом выбрался из-за руля и заковылял к крыльцу.

«Опять проклятые ступеньки…»

И до сих пор ему не удалось узнать ничего стоящего.

Коттеджей здесь было немного, и все они отстояли на большом расстоянии от океана. Островитяне не строили свои дома на мысу. Да и вообще, почти все они провели вчерашний вечер в школе, на выпускном торжественном собрании. А туристы вообще не заподозрили бы ничего необычного в суете на пляже, пока кто-нибудь из них не получил бы палкой по голове. Так что Уиттэкер, с его видом на мыс и бесконечными жалобами, оставался единственной и последней надеждой Калеба.

Когда Калеб заехал к нему в первый раз, адвокат не открыл двери и не ответил на телефонный звонок. Сверкающий автомобиль, стоявший позади коттеджа, отнюдь не означал, что дома непременно кто-нибудь есть. Остров был невелик, так что пешком можно было добраться куда угодно.

«Под дождем?»

Калеб вновь постучал в дверь.

За свинцовыми переплетами окна мелькнула какая-то тень.

По укоренившейся привычке Калеб шагнул в сторону от двери, локтем коснувшись рукоятки револьвера.

Дверь отворилась. В тени дверного проема возник Уиттэкер, бледный, но чисто выбритый.

– Приношу извинения за беспокойство, – любезно приветствовал его Калеб. – У вас найдется несколько минут свободного времени?

Уиттэкер растерянно заморгал, как если бы дневной свет причинял ему нестерпимую боль.

– Кто-нибудь пострадал?

В голове у Калеба что-то щелкнуло, как предохранитель на пистолете.

– Почему вы спрашиваете об этом?

– Собственно, я… А разве не такой вопрос задают люди, когда ни с того ни с сего у них на пороге в столь неурочный час появляется полиция? – Уиттэкер поморщился. – Прошу меня извинить, но ведь сейчас еще раннее утро, не так ли?

– Сейчас три часа дня, – спокойно ответил Калеб. – Так я могу войти?

– Разумеется. – Уиттэкер отступил в сторону, распахивая дверь. – Будьте как дома.

А вот это вряд ли. Снаружи, по крайней мере, серая кровельная дранка и строгая белая отделка выглядели уступкой принятым в Новой Англии требованиям, предъявляемым к внешнему виду дома и чувствительности соседей. Зато открывшееся глазам Калеба помещение ничуть не походило на те, в которых ему доводилось бывать раньше. В одном конце огромного зала, доминируя над окружающей обстановкой, высился массивный камин, сложенный из камня. Другую стену занимал шестифутовый аквариум, в котором резвились яркие рыбки. Расположенные между ними широкие окна с зеркальными стеклами выходили на мыс.

Калеб сунул большие пальцы рук в передние карманы джинсов. Замечательный вид, – заметил он.

– Мне тоже нравится.

– Если только не идет дождь.

– Что вы имеете в виду?

– Вы опустили жалюзи. – Калеб коснулся шнура, управляющего ими. – Вы позволите?

Калеб поднял жалюзи, открывая взору прояснившееся серебристое небо. Со своего места он мог видеть, как деревья и камни отступают от берега под натиском песка и сланцевой глины. На пляж медленно накатывались свинцово-серые волны. Дождь смыл все следы его деятельности на песке сегодня утром. Вместе с желтой полицейской лентой исчезли и обугленные деревяшки от костра.

Но на том месте, где вчера полыхал огонь, на пляже все еще сохранилось большое черное пятно выжженной земли.

Калеб отвернулся от окна.

– По-моему, не стоит отказываться от столь прекрасного зрелища.

– Нынче утром у меня здорово болит – то есть болела – голова. Свет режет мне глаза.

– Сожалею. Скажите, вчера вечером голова у вас тоже болела?

– Собственно говоря, да, болела. К чему эти расспросы, шеф? Я не склонен считать, что вы заглянули сюда только затем, чтобы поинтересоваться моим здоровьем.

– Мне хотелось бы знать, не заметили ли вы вчера вечером необычной суеты и суматохи на пляже.

– Три недели назад вы заявили, что разбираться с подростками и туристами – ваша работа. Или вы с тех пор передумали?

Необходимо сохранять ровные отношения со всеми членами общины, напомнил себе Калеб.

– Почему бы нам не присесть для начала?

Уиттэкер пожал плечами.

– Да ради бога, не стесняйтесь!

И он направился к массивным кожаным диванам.

Калеб с удовлетворенным вздохом опустился на мягкое, глубокое сиденье, вытянув перед собой больную ногу. От диванных подушек исходил приятный аромат древесного дыма и виски.

– Итак, вы не заметили никакого костра?

– Понятия не имею, о чем вы толкуете.

– Быть может, вы смогли бы описать мне свой вчерашний вечер. Вы не станете возражать, если я буду делать пометки?

– Не могу представить, зачем вам может понадобиться запись нашей беседы, но если это поможет… Где-то около шести или шести тридцати я приготовил ужин. Жареная рыба и полента,[14]14
  Каша из ячменя или из кукурузной муки, каштанов.


[Закрыть] если вас интересуют такие подробности. Потом вымыл посуду и сидел вот на этом самом месте с книгой и виски, пока не отправился спать.

И ответ, и тон, каким он был озвучен, оказались именно такими, как и ожидал Калеб.

– Вы были один?

– К несчастью.

– Ив котором часу вы пошли спать?

– Я не смотрел на часы. Но было довольно рано. Как я уже говорил, у меня болела голова. А теперь, если вы закончили…

– Вы, случайно, не смотрели в окно? Или, быть может, выносили мусор? Проверили, заперта ли дверь, перед тем как лечь спать?

Уиттэкер страдальчески скривился.

– Очевидно, я так и сделал.

– А именно?

– Скорее всего, я проверил, заперта ли дверь.

– Передняя дверь?

– Да. Собственно, по какому праву вы допрашиваете меня, словно преступника?

– Прошлой ночью на пляже было совершено нападение на женщину. Возможно, вы видели или слышали что-нибудь, что помогло бы мне установить личность того, кто набросился на нее.

– Только не с моею мигренью. И не в сплошной темноте.

Ага, как же! Как будто нужен яркий дневной свет, чтобы разглядеть костер!

– Вы, случайно, не помните, включали ли свет на крыльце? – полюбопытствовал Калеб.

– Говорю вам, я был один. Я никогда не включаю наружное освещение, если не жду гостей. – Уиттэкер встал. – Послушайте, шеф Хантер, я, конечно, ценю ваше усердие и старательность, но уже слишком поздно. Если бы несколько недель назад вы не отпустили тех подростков, возможно, вчерашнего инцидента и не случилось бы.

Засранец!

– Существует большая разница между распивающими пиво несовершеннолетними подростками и покушением на убийство, – заметил Калеб, стараясь ничем не выказать своего раздражения. – Разве что между ними есть что-то общее, чего я не знаю, но чем вы, должно быть, готовы поделиться со мной.

– Вы первый упомянули о том костре. Естественно, я предположил…

На поясе у Калеба вновь завибрировал сотовый телефон. Он бросил взгляд на дисплей определителя номера. Люси. Опять.

– Я должен ответить на звонок, – обратился он к Уиттэкеру.

Адвокат пожал плечами.

– Так отвечайте. Лично мне кажется, что наша беседа окончена.

– Все может быть, – откликнулся Калеб. Он отвернулся, глядя на разъяснившееся небо за стеклами окон. – Люси? Что случилось?

– Калеб, прости меня, пожалуйста.

От внезапного дурного предчувствия у него заломило затылок.

– Что стряслось? Как Мэгги?

– Она… я… Я отлучилась совсем ненадолго, минут на пятнадцать, клянусь… я…

– Сделай глубокий вдох и успокойся, – посоветовал он, хотя у самого кровь уже шумела в ушах. – Расскажи, что у вас произошло.

Задыхаясь, Люси выпалила:

– Мне нужно было выйти. Всего на несколько минут. Мэгги сказала, чтобы я не волновалась, с ней все будет в порядке. Но когда я вернулась, она…

Сердце у него упало.

«О господи! Что случилось? У нее закружилась голова? Она потеряла сознание? Умерла?»

– Ушла, – жалобно закончила Люси.

– Куда ушла? – отрывисто бросил Калеб.

– Я не знаю, я…

И тут его внимание привлекли какие-то всполохи голубого на пляже. Женское платье. Калеб прищурился, напрягая зрение. По песку неторопливо шла темноволосая женщина в голубом платье. Он судорожно стиснул трубку телефона. Что-то в ее походке показалось ему очень знакомым…

– Все в порядке, – прервал он бессвязные объяснения сестры. – я нашел ее. Перезвоню позже.

Калеб быстрым шагом направился к двери.

– Я еще загляну к вам, – бросил он через плечо Уиттэкеру.

– Не вижу особой необходимости…

Калеб метнул на него такой взгляд, что адвокат счел за лучшее заткнуться. Связи с общественностью могут проваливать ко всем чертям! Он должен срочно спуститься на пляж. Он должен перехватить Мэгги до того, как она…

Черт возьми, что же такое она придумала?

Ковыляя вниз по ступенькам крыльца, Калеб потерял ее из виду. Не обращая внимания на боль в раненой ноге, он поспешил туда, откуда откроется вид на пляж. Через несколько минут он заметил ее с вершины узкой тропинки, которая резко сбегала с утеса к береговой линии. Совершенно определенно, это Мэгги, решил он, глядя на голые бледные руки и развевающиеся волнистые темные волосы.

Калеб громко окликнул ее.

Ветер заглушил и оборвал его крик. Резкими порывами он дул ему прямо в лицо, срывая с верхушек волн пенные барашки и пригибая жесткую клочковатую траву, которая росла на склоне. Калеб нахмурился. Он мог проехать четверть мили по дороге до ближайшего съезда на пляж. Либо же рискнуть здоровьем, достоинством и шеей, спустившись по каменистой обрывистой тропинке.

Он выбрал последнее.

Узкую тропинку усеивали чередовавшиеся с вытоптанными глинистыми участками и корнями кустов и травы куски сланца, торчащие в разные стороны подобно усикам противопехотных мин. На каждом шагу, на каждой неровности почвы в его реконструированной ноге скрипели и терлись друг о друга винты и скобы, пока наконец он не ощутил себя дерьмовым оловянным солдатиком, медленно разваливающимся на части. На полпути вниз он поскользнулся, и больная нога подогнулась. Колено не выдержало нагрузки, и он с маху приземлился на задницу и покатился вниз, Царапая пальцами каменистую почву. Вцепившись в ветку низкорослого кустарника, Калеб сумел остановить падение и завис, переводя дыхание и собираясь с мыслями.

А там, внизу, Мэгги даже не подняла головы.

Пока он смотрел на нее, она медленно подняла руки, стянула через голову платье и небрежно швырнула его на песок.

От неожиданности и удивления у Калеба отвисла челюсть.

Под платьем ничего не было. Девушка оказалась полностью, восхитительно, великолепно обнаженной. Он сидел и смотрел на нее, чувствуя, как в груди у него схлестнулись и переплелись тревога, досада, гнев и желание, а она – с голой задницей и прочими голыми частями тела – неторопливо ступила в морской прибой.