Текст книги "Морская ведьма"

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Она узнала его!

Мысль вспыхнула и промелькнула как молния, ослепительная и обжигающая.

Не то тело человеческого существа, в которое он сейчас вселился, естественно. Но она совершенно определенно отреагировала на его присутствие, его внутреннюю сущность.

Она должна умереть.

«Нет! – с ужасом подумал человек. – Что…»

Он с силой сдавил виски пальцами. Череп его разрывала жутчайшая головная боль. Желудок подкатил к горлу. Он с трудом сдерживал рвотные позывы, желчь обжигала нос. Из уголков губ потекли струйки слюны.

Должно быть, он бредит. У него галлюцинации. Он ухватился за эту спасительную мысль. Он вовсе не имеет ничего против убийства. Проклятье, он яростно выступал в защиту смертной казни. Но он никогда не думал… Он никогда не сможет…

В голове у него прогремели взрывы, перед глазами затанцевали искры.

Нееееттт…

Он упал на колени, по-прежнему сжимая руками голову.

* * *

Буревестник скользил по воздушным потокам с той же легкостью, с какой селки разрезали океанские воды. Его белые крылья сверкали на солнце подобно парусам, а склоненная желтая головка провожала Мэгги взглядом. Он чувствовал себя в родной стихии и, грациозный и свободный, парил в холодном голубом небе.

Прикованная к земле и вспотевшая, Мэгги остановилась, чтобы бросить яростный взгляд вверх Глупая птица!

Солнечные лучи припекали голову и грудь, когда она продиралась сквозь заросли кустов роз и ежевики на пляже. Длинные усики цеплялись ей за юбку и волосы Руки усеивали крошечные ярко-красные царапины. В воздухе заклубилась мошкара, привлеченная запахом крови.

Она отчаянно хотела оказаться в море, ощутить ритм прибоя, мягкое покачивание волн, свободу соленой воды. Ей хотелось нырнуть и танцевать в глубинах, скользить там подобно буревестнику в небе. Она страстно хотела вновь стать собой, а не этим неуклюжим двуногим созданием, спотыкающимся на неровностях почвы, кровоточащим и преследуемым насекомыми.

Вдали, за золотистой макушкой холма, блестел и искрился океан, внушая надежду и обещание. Но пляжа она пока не видела. Куда же ведет ее буревестник?

Заросли сменились отдельными островками колючего можжевельника и душистого перца. Налетевший порыв ветра зацепил вершину холма и взъерошил Маргред волосы, подбадривая и поднимая настроение. Она запрокинула голову, подставляя лицо свежему бризу.

Склон холма впереди обрывался крутым спуском, кое-где усеянным клочьями солянки и золотарника, в самом низу переходившим в каменистый берег.

Маргред сделала глубокий вдох. Запах суши здесь смешивался с соленым ароматом воды. Чуть дальше виднелась крохотная, похожая на сложенные ковшиком ладони бухточка, словно зажатая между скалистыми пальцами. На солнце сверкали волны, дразня и маня к себе. Видеть их было мучительно.

И там, у самого края воды, рядом с лужицей воды, оставшейся после отлива, в которой покачивались коричневые водоросли, ее ждал Дилан.

Один, без Конна.

«И почти без одежды…» – неожиданно отметила про себя Маргред. Осознание это было чисто человеческим. На бедрах у него болтались узкие, мокрые, рваные шорты-плавки, которые следовало счесть явной уступкой правилам приличия. Интересно, он надел их ради нее? Или ради себя? Сейчас Дилан мог считаться креатурой принца, но в течение первых тринадцати лет его воспитывали человеком.

Его темные влажные волосы, небрежно отброшенные назад, ниспадали на широкие голые плечи. Он стоял босой на камнях, с легкостью сохраняя равновесие.

Что же, по крайней мере одно преимущество у нее было. Маргред носила туфли.

И она заковыляла в них по усыпанному мелкой галькой берегу.

На звук ее шагов Дилан обернулся. Он сделал было движение к ней, но вовремя спохватился.

Селки не прикасались друг к другу, даже во время приветствия. Касание допускалось только во время боя или спаривания, которые в равной мере можно было счесть как актами обладания, так и страсти.

– Я тебе не принадлежу, – заявила она Калебу. Точно так же, как кот не принадлежал Антонии.

«Интересно, а ищет ли он меня?» – вдруг подумала Маргред.

Быть может, он беспокоится о ней?

Она постаралась отогнать от себя эту мысль. Сейчас было о ком беспокоиться и помимо Калеба. Например, о его брате.

Она остановилась и отбросила волосы со лба.

– Ты мог бы выбрать более удобное место для встречи.

Дилан пожал плечами.

– Меня оно вполне устраивает. В нескольких милях отсюда к востоку лежит островок, находящийся в частной собственности, – до него легко доплыть в любом теле, и тебе никто не помешает. Если не считать птиц или шального любителя рыбной ловли на каяке. Я держу там кое-какие вещи.

– Это не опасно?

– Очевидно, безопаснее, чем здесь. – Прищурившись, он разглядывал шрам у нее на лбу. Губы его сжались в тонкую полоску. – Что, мой брат уже избивает тебя?

Маргред машинально коснулась уродливой шишки под волосами.

– Твой брат спас меня. Или Конн не говорил тебе?

– Принц, по обыкновению, не слишком разговорчив.

– Тем не менее он прислал тебя.

Дилан поклонился.

– Как видишь.

– Зачем, если не для того, чтобы помочь?

– Чтобы выяснить, что с тобой случилось. Доклад дельфинов получился на редкость бессвязным.

– Итак, Конн отправил тебя с родственным визитом. – Маргред заметила, как напрягся Дилан, когда отравленная стрела попала в цель. – Почему ты не сказал мне, что Калеб – твой брат?

– А почему ты не сказала мне, что трахаешься с ним? – парировал Дилан.

Под этим невозмутимым фасадом, оказывается, бурлили такие течения и водовороты, о каких она и не подозревала. Соперничество, уязвленная гордость или… Однажды он возжелал ее.

Маргред пожала плечами.

– Не думала, что наши отношения имеют для тебя какое-нибудь значение.

Дилан оскалился в деланной улыбке.

– То же самое могу сказать о тебе.

– Кем была твоя мать? – спросила Маргред.

Дилан отвернулся и уставился в морскую даль. Похоже, его, как и брата, нужно было подталкивать в разговоре, чтобы вызвать на откровенность.

– Я знала ее?

– Вероятно, ты слышала о ней. Нашей прародительницей была Атаргатис.

Маргред удивленно присвистнула.

Атаргатис была одной из старейших представительниц морского народа, почти столь же древней, как и сам Ллир. Ее имя было овеяно многочисленными легендами и предсказаниями, невероятными и волнительными.

– Не знала, что она до сих пор жива.

– Ее более нет в живых. Она утонула вскоре после того, как вернулась со мной в море. Запуталась в рыбацких сетях. – Губы Дилана искривились в горькой усмешке. – Злая ирония судьбы, учитывая, что наш отец был рыбаком.

Маргред содрогнулась.

– Но она же бессмертна! Она должна была возродиться вновь.

– Может быть. С тех пор я не искал ее. Да и какой в этом смысл?

– Она – твоя мать.

– Мне больше не нужна мать. Особенно если она намного младше меня и смутно помнит, кто я вообще такой.

Маргред подавила невольную искорку симпатии к нему.

– Пожалуй, ты скорее предпочел бы сблизиться с принцем?

– Мне льстит внимание, которое он мне оказывает. Конн полагает, что в нашем роду еще сохранилось древнее могущество, хотя пророчества говорят только о дочерях нашего дома.

О дочерях…

У Маргред перехватило дыхание.

– Твоя сестра?

Но Дилан лишь отрицательно качнул головой.

– Люси – не селки. Обращение у нее так и не наступило. Я знаю. Конн посылал меня… понаблюдать за нею на протяжении многих лет.

– А твой брат?

– Что мой брат?

– За ним ты тоже шпионишь?

– Он покинул остров, – равнодушно ответил Дилан. – Меня не интересует, где он был и чем занимался после этого.

Маргред склонила голову к плечу.

– Получается, тебя заботит только то, кого он трахает?

Худощавое лицо Дилана залила краска.

– Ты знаешь, что он был ранен? – продолжала она расспросы.

– Калеб? Когда? Как?

– Он был солдатом в пустыне. На его теле остались шрамы.

И ночные кошмары. Но она не собиралась рассказывать об этом Дилану. Пожалуй, она уже и так сказала слишком много.

– И поэтому ты осталась с ним? Потому что тебе жаль его?

– Нет! – Какие бы чувства она ни испытывала к Калебу, это была не жалость. Впрочем, его брата это не касалось. – Я осталась, потому что… потому что я не могу уйти. У меня украли шкуру. И уничтожили. Разве Конн не говорил тебе об этом?

– Он сказал, что дельфины, muc mara, утверждают, будто на тебя напали. Демоны. Чушь собачья!

– Почему?

Дилан смотрел на нее с вежливым недоверием, и при этом выражение его лица столь разительно походило на выражение Калеба, что Маргред стало не по себе.

– Элементали не охотятся на других элементалей, – пояснил он.

– Неверно. Демоны воюют с детьми воздуха с момента появления человечества.

– Эта война не имеет к нам никакого отношения.

Маргред вопросительно приподняла брови.

– Даже учитывая, что ты сам наполовину человек?

Дилан оцепенел.

– Я – селки. Как бы то ни было, у порождения огня нет причин или повода нападать на тебя.

– А я и не знала, что им нужен повод.

– Разумеется, нужен, Маргред. Подумай сама. Дети моря всегда сохраняли нейтралитет в войне, которую Ад ведет с человечеством. Для чего демону понадобилось набрасываться на тебя, рискуя навлечь на себя гнев короля?

Его аргументы потрясли ее. Но она упрямо возразила:

– Можно подумать, Ллир станет обращать внимание на такую мелочь.

– Если не он, то уж Конн, во всяком случае, – ответил Дилан. – Он не оставит безнаказанным нападение на одного из его подданных.

Она одарила его яростным взглядом.

– Нет, конечно. Он всего лишь пошлет тебя, а ты заявишь, что это невозможно.

– Признай, по крайней мере, что такое маловероятно. Зачем детям огня нарушать баланс сил?

– Не знаю. Я не политик. – Разочарование родилось и крепло у нее в груди, подобно придонному роднику. Она сказала Калебу столько правды, сколько осмелилась, и он не поверил ей. А вот теперь и Дилан тоже не верит ей. – Я хочу вернуть свою шкуру.

Сочувствие смягчило жесткие черты его лица.

– Маргред… – Он потянулся к ней.

Она оскалила зубы.

Руки его безвольно упали вдоль тела.

– Ну, будь же разумной. Для чего демону забирать твою шкуру?

– Чтобы уничтожить меня.

– До какой степени?

– Говорю тебе, я не знаю. – От отчаяния голос ее сделался визгливым и пронзительным.

– Разве не более вероятно, что на тебя напал человек? Рыбак, например, – предположил Дилан. Как будто она не могла почувствовать разницу между мужчиной, которого кормило море, и демоном, которого породил огонь. – Или какой-нибудь браконьер, которому приглянулась твоя шкура.

– И поэтому он ждал, пока я благополучно не вылезу из нее, чтобы потом швырнуть ее в огонь? Какой в этом смысл?

– Во всяком случае, в таком поступке больше смысла, чем в утверждении, что другой элементаль пожелал покончить с самим фактом твоего существования.

– Я почуяла запах демона, – упрямо ответила Маргред.

– И чем же он пахнет?

– Огнем.

Дилан фыркнул.

– Твоя шкура горит, и ты чувствуешь запах пламени. Просто замечательно!

Она размахнулась и изо всех сил ударила его по лицу. Голова его качнулась назад. Ладонь обожгло как огнем. Но ей было все равно. В душе у нее бушевал ад.

– Можешь смеяться надо мной, Дилан, если осмелишься. Но я понемногу умираю каждый день, оказавшись в ловушке в этом месте. В этом теле. И когда я умру, это будет навсегда. Лишившись своей шкуры, я утратила бессмертие.

На щеке у Дилана алел отпечаток ее ладони. Остальную же часть лица заливала смертельная бледность. На нем не отражалось вообще никаких чувств и эмоций.

– А если ты ее получишь, то удовлетворишься этим и снимешь свои обвинения?

Если бы только она получила свою шкуру обратно…

В груди у нее родилась робкая надежда. Она снова будет свободной. Сможет стать самой собой. Сможет вернуться в море. Сможет…

«Оставить Калеба…»

Эта мысль камнем легла ей на сердце. Маргред показалось, что она перестала дышать.

Это ведь именно то, чего она хотела, напомнила она себе. Родное, глубокое, туманное море, переменчивое, непостоянное, играющее всеми красками и искрящееся всеми формами жизни. Колышущиеся леса ламинарий, ковры из анемон, заросли кораллов и губок. Да разве можно променять жалкое существование на ограниченном клочке суши в течение еще более ограниченного количества лет на вечную жизнь в безбрежном океане?

Удовлетворишься ли ты?

Она уже открыла рот, но слова не шли с губ. Пальцы ее помимо воли легли на ожерелье на шее.

Дилан вдруг устремил взгляд куда-то поверх ее плеча. Он замер в неподвижности, как сжатая пружина, готовая мгновенно распрямиться, или как мурена, завидевшая добычу.

– Привет, братишка, – вкрадчиво произнес он.

Братишка, чтоб ты сдох…

Калеб вперил немигающий взгляд в этого засранца, обхаживающего Мэгги. У него руки чесались надеть на молодца наручники и отволочь его в участок. Он вполне мог с ним справиться. Парень был моложе и выше – значит, и руки у него были длиннее, – а вот веса в нем явно недоставало. Скорее всего, не опытен в драке. Не вооружен. Разве что он прятал нож в кармане своих символических шортов.

Калеб наблюдал за ними с того самого момента, как поднялся на вершину холма. Мэгги нервничала, что-то доказывала парню, и разговор у них явно шел на повышенных тонах. Но скрытая близость, даже интимность их поз железной хваткой вцепилась ему в горло. Больно кольнула в сердце.

А потом Мэгги отшатнулась и закатила парню пощечину, звук которой, подобно выстрелу, эхом отразился от прибрежных скал.

К чести малого следует отметить, что он не попытался ударить ее в ответ.

Пока что.

– Кто ты такой, черт тебя побери? – рявкнул Калеб.

Невыразительные черные глаза удивленно расширились.

– Разве ты меня не узнаешь?

Что-то в насмешливом тоне, в котором сквозила легкая издевка, в кривой улыбке вдруг показалось Калебу странно знакомым. И в душе у него зашевелился червячок сомнения.

Раньше он мечтал о том, что когда-нибудь его брат вернется обратно. Появится из ниоткуда во время бейсбольного матча, или позвонит в дверь рождественским утром, или окажется подле больничной койки Калеба, когда он откроет глаза.

Но не будет стоять полуобнаженным на берегу острова, угрожая его женщине.

Калеб тряхнул головой. Если Дилан еще жив, то сколько ему должно быть сейчас? Тридцать шесть? Тридцать семь. Так что этот мальчишка никак не мог быть его братом.

– Нет, – ответил Калеб.

– Ты меня убиваешь.

Калеб не улыбнулся.

– Могу я взглянуть на ваше удостоверение личности, сэр?

– У меня его нет. – Парень мотнул головой в сторону Мэгги. – Спроси у нее, кто я такой.

– Мэгги, ты знаешь этого человека?

– Да. – Она воинственно задрала подбородок. Ее темные глаза вспыхнули, и его как будто ударили в живот. Душевную боль лишь усиливало осознание того, что она, получается, лгала ему с самого начала. – И ты тоже.

– Возвращение блудного сына, – легко, почти весело произнес Засранец. – Разве не эту историю так любила миссис Прюитт? И разве не полагается тебе заколоть упитанного тельца или что-нибудь в этом роде?

Калебу и в самом деле страшно хотелось кого-нибудь убить.

Миссис Прюитт… Господи, да он не вспоминал о ней вот уже целую вечность! Каждому подростку, достигшему определенного возраста, приходилось хотя бы раз во время каникул посещать занятия в ее воскресной школе, где они изучали Библию.

«Каждому подростку», – напомнил себе Калеб.

А не только братьям Хантерам.

Он перевел взгляд с Засранца на Мэгги, которая стояла между ними и жадно впитывала каждое слово.

– Я вынужден просить вас пройти со мною в участок, сэр.

– Нет, – ответил парень.

– Для чего ты хочешь отвести его в участок? – поинтересовалась Мэгги.

Он не собирался допрашивать этого малого в ее присутствии.

– За что ты его ударила?

Она пожала плечами.

– Он вывел меня из себя.

– Не хотел бы я оказаться на его месте. Ладно, джип вон там, – сказал Калеб, жестом указывая на вершину холма.

Вдали вздымались и опадали волны, похожие на воронку в гигантской стиральной машине. Калеб разглядывал вспененную воду и думал. Отбойная волна…

– Ты не можешь заставить меня идти с тобой, – злобно ухмыльнулся Костлявый.

Калеб стиснул зубы. В каком классе это было, в пятом? Он постарался прогнать непрошеные воспоминания о Дилане, то, как он отскакивает в сторону, чтобы не попасться под руку их отцу, и со слезами в голосе кричит: «Ты не можешь заставить меня!»

– У тебя нет силы, – презрительно бросил ему мужчина. – А у меня есть.

Калеб постучал себя пальцем по груди.

– У меня есть значок. – Это было сильнее душившего его гнева, страшнее пистолета у него на поясе. Это была власть, право на действия. – Пойдем.

А потом море, как живое, встало вдруг на дыбы и обрушилось на берег волной в добрых десять футов высотой.

Водяной вал ударил в Калеба, сбил его с ног и потащил за собой на пляж. Вода и песок бурлили вокруг него, ревели в ушах, забивали ноздри… Перед глазами у него заплясали зеленые, серые и золотистые искорки.

Волна обнимала и тискала его, сдавливала и царапала. Ботинки его волочились по камням подобно якорям, пытающимся зацепиться за грунт. Он сражался с приливом, пытаясь удержаться. Пытаясь не задохнуться.

Паника вдруг хлынула ему в легкие.

Мэгги…

Он с трудом вырвался из цепких объятий волны, тащившей его в море, пошатываясь, поднялся на ноги и увидел ее в нескольких ярдах от себя. Мокрая белая одежда облепила каждый изгиб ее великолепного тела, и она стояла по щиколотку в белой пене прибоя.

Она смахнула с лица промокшие пряди волос.

– Вот теперь я разозлилась по-настоящему.

Калеб едва не рассмеялся. Он откашлялся, прочищая легкие, и сплюнул, вытирая соль с губ.

– Где он? Где этот…

Тот парень, утверждавший, что он и есть Дилан.

Мэгги приставила ладонь к глазам, защищая их от яркого солнца и глядя на невозможно спокойное море. Утихомирившаяся вода отхлынула с негромким шепотом, открыв ее босые ноги, твердо стоявшие на клочке суши.

– Вон там. – Она показала на блестящую черноволосую голову, мелькавшую вдалеке среди волн. – Скажи своему брату «до свидания».

– Да пошел он… – устало выдохнул Калеб и потянулся к телефону.

Будет ли он работать после такого купания?

– Что ты делаешь?

– Вызываю спасательную лодку. Его уносит отливом.

– Нет, не уносит. Видишь? – Она положила руку на его мокрый рукав, заставляя взглянуть в указанном направлении. – Он плывет.

Калеб посмотрел. Течение, которое должно было подхватить и унести незнакомца в открытое море, оказалось бессильным, и черноволосая конусообразная голова с легкостью двигалась в воде параллельно берегу.

– Все равно он слишком далеко. Он долго так не продержится. Как и любой другой на его месте.

– Любой человек.

Калеб нахмурился.

– Именно это я и имею в виду.

– Ни один человек не сможет уплыть так далеко. Дилан сможет. – Мэгги улыбнулась ему. В ее глазах не было видно и следа помешательства, лишь легкая грусть. – Твой брат – не человек, Калеб.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Лицо Калеба замкнулось, как створки раковины, гладкие, блестящие и твердые.

У Маргред упало сердце. Он ничуть не походил на ее возлюбленного. Он выглядел… в общем, он выглядел как человек, который целыми днями расспрашивает других людей об их мотивах и поступках. Она почти пожалела о своих словах.

Слишком поздно.

Она просто обязана была рассказать ему правду, потому, что это он спас ее в ту ночь на пляже. Потому что она узнала о том, кем была его мать. Может быть, еще с того самого момента, когда он впервые вошел в нее и прошептал ее имя, зарывшись лицом ей в волосы.

– Ты пережила шок, – сказал он.

Вежливо. Отстраненно. Нейтрально.

– Давай лучше я отвезу тебя к Донне Тома.

Он не поверил ей.

Она и не ожидала, что это случится, тем не менее, ее так и подмывало закатить ему такую же пощечину, как и его братцу.

– Мне не нужен врач. Мне нужно, чтобы ты меня выслушал.

– О, я слушаю тебя, и еще как! На мой взгляд, твою голову должен осмотреть врач.

Она оскалила зубы в недоброй усмешке.

– Ты говорил, что хочешь знать правду.

– Да, говорил. Но мне нужны факты, а не досужие вымыслы.

– Получается, ты не готов признать факты, которые не вписываются в твою теорию?

«Ага, проняло», – с удовлетворением отметила она.

Губы его сжались в тонкую, неразличимую полоску.

– Хорошо. Ладно. Давай выкладывай.

Но теперь, когда она безраздельно завладела его вниманием, предстоящая задача представлялась Мэгги огромной и непосильной. Она коснулась ожерелья на шее. Чтобы подбодрить себя?

– Даже не знаю, с чего начать.

Выражение его лица не смягчилось, но в зеленых глазах, когда она встретилась с ним взглядом, светились терпение и спокойствие. Это были его глаза, Калеба.

Глаза полицейского.

– Обычно лучше всего бывает начать с начала, – заметил он.

Маргред открыла рот. И не произнесла ни слова. На дне лужицы, оставшейся после отлива, краб деловито перебирал раковины, простукивал их, открывал, отбрасывал в сторону.

– Вероятно, нам лучше присесть, – предложила она.

Он удивленно приподнял брови, но потом сложил свое длинное тело пополам и сел, вытянув больную ногу, и подошвы его мокрых ботинок царапнули по белым стенам известняковых фортов, выстроенных морскими уточками.[17]17
  Ракообразные.


[Закрыть] Солнечные зайчики играли в прядях его влажных волос, бросая сочные оттенки красок на лицо. Шея у него была сильной и слегка загорелой. И такой соблазнительной, что ей захотелось проверить ее температуру губами.

Маргред опустилась на песок в нескольких футах от него – ей надо было иметь возможность обдумывать свои слова – и расправила юбку, чтобы та высохла.

Калеб ждал, и его молчание угнетало ее.

Она поддела ногтями свободный конец белой нитки в поисках конца. Начало. У ее народа было мало печатных текстов. Их история передавалась и сохранялась из поколения в поколение, из одной инкарнации в другую в вечной песне китов. Как она прозвучит для Калеба?

Маргред глубоко вдохнула.

– До начала… словом, до начала времен, до появления всего сущего Дух Создателя коснулся лика вод.

Губы Калеба дрогнули.

– Мэгги… когда я говорил о начале, я не имел в виду, что начинать следует с Книги Бытия.

– Что такое Книга Бытия?

Его лицо снова замкнулось, словно раковина.

– Не обращай внимания. Продолжай.

Мэгги от досады и недовольства прикусила губу. В прошлые века, когда представители морского народа являлись сыновьям и дочерям хумансов,[18]18
  Людей, от англ. humans – человеческие существа.


[Закрыть] их встречали с благоговейным страхом и обожанием, вожделением и ужасом. Маргред, в общем-то, не рассчитывала на обожание со стороны Калеба, но она оказалась не готова и к тому, что он рассматривает ее так, как ученый рассматривал бы какой-нибудь новый, доселе не известный ему вид морской флоры.

Она обнаружила, что легче всего вообще не смотреть на него.

– Из ничего Он создал элементы. И по мере того как каждый элемент обретал форму и содержание, из него появились люди – дети земли и моря, воздуха и огня.

– Люди… – эхом откликнулся Калеб. – Ты имеешь в виду Адама и Еву?

Она отрицательно покачала головой.

– Человечество появилось позже. Много позже, после того как жизнь выползла из моря и зашагала по суше. Но потом Создатель вдохнул свою бессмертную душу в смертную глину. Многие элементали презрительно отнеслись к его новому творению – особенно дети огня. Дети воздуха защищали решение Создателя, назначив себя герольдами и хранителями человечества. В то же время дети земли и моря, вынужденные обитать с вами в непосредственной близости, предпочли, по возможности, попросту избегать вас. – Маргред пожала плечами. – Иногда это невозможно. И тогда рождаются легенды… или дети. Твоя собственная мать…

– Мег, – сказал Калеб.

– Твоя мать пришла к твоему отцу из моря. – Вот теперь Маргред осмелилась взглянуть на него. – Как я пришла к тебе.

Глаза его превратились в сверкающие кусочки зеленого льда.

– Ты хочешь сказать, что моя мать, Алиса Хантер…

– Атаргатис.

– То есть вы… русалки? – В голосе его явственно прозвучало недоверие.

Маргред кивнула.

– Собственно, не совсем русалки. Мы – селки.

– Какая разница?

– Обитатели моря могут принимать разные формы. Рыб, млекопитающих или…

– Докажи.

– Прошу прощения?

– Превратись… во что вы там превращаетесь?

Ей очень не понравился его тон.

– В котиков.

– Отлично. Обернись котиком.

Маргред напомнила себе, что должна сохранять спокойствие и самообладание. Ему нужны факты, сказал он. Доказательства. Такова была его натура, такова была особенность его работы.

Не в ее привычках было оправдываться или что-то объяснять. Но ради него…

– Я не могу, – неохотно признала она. – В последний раз, когда я приплыла на остров, в ту ночь, когда на меня напали, у меня украли шкуру. А без своей котиковой шкуры я не могу пройти Обращение.

Он высокомерно приподнял брови.

– Как кстати! Очень удобно, должно быть.

– Не для меня, – резко бросила она. – Равно как, смею полагать, и для твоей матери.

– Оставь мою мать в покое.

– Не могу, даже если бы и хотела. – Желание переубедить его заставило Маргред нарушить привычные для ее народа рамки поведения, и она, потянувшись к Калебу, накрыла его руку своей. Рукав его был жестким и липким от соли, а мускулы – твердыми как сталь. – Море у тебя в крови, Калеб.

– Может быть, – чрезвычайно сухо ответил он. – Но я не превращаюсь в котика и не вою на полную луну.

Уязвленная и оскорбленная, она отдернула руку. Глупец!

– Луна здесь совершенно ни при чем. Большинство детей, рожденных от союзов селки с хумансами, остаются смертными. Человеческие гены и человеческие душа… это, как вы говорите, доминантные признаки.

– Но ты сказала, что этот малый…

– Это твой брат Дилан.

– Он не мой брат. Мой брат пропал. Кроме того, он слишком молод.

– Селки стареют не так, как смертные. Только когда мы находимся в человеческом теле.

– Мне он показался вполне человеком, черт возьми!

– Только после того, как он достиг зрелости, проявилась его истинная природа. Когда Дилану исполнилось тринадцать, он обратился в первый раз. – Она всматривалась в холодное, замкнутое лицо Калеба, и в сердце ее вползал холод поражения. – Поэтому твоя мать вернулась в море. Чтобы защитить своего сына.

На скулах Калеба заиграли желваки.

– У нее был еще один сын. И годовалая дочь.

Сердце Маргред разрывалось от жалости к нему.

– У нее не было выбора. И она дорого заплатила за это. Она потеряла своих детей и жизнь. Дилан…

– Послушай, я не намерен выслушивать какие-то дикие истории только для того, чтобы оправдать свою мать, – перебил ее Калеб. – А тебе не нужно лгать, чтобы скрыть то, что ты натворила.

Маргред одним прыжком вскочила на ноги.

– Я не лгу.

– Мэгги… – На лице у него отразилось бесконечное терпение. В голосе прозвучала усталость. – Этот парень, который, как ты утверждаешь, мой брат, он ударил тебя? Сделал тебе больно? Угрожал тебе чем-нибудь?

Она растерянно заморгала.

– Нет. Это я ударила его.

– Очень хорошо. А раньше?

Она молча и в некоторой растерянности продолжала смотреть на него.

– На пляже, я имею в виду, – уточнил Калеб. – В ту ночь, когда на тебя напали. Это был тот же парень?

– О нет!

– Ты сама говорила, что было темно. Он подошел к тебе сзади. Может быть, ты просто не рассмотрела его.

– Я вообще его не видела. – И она уже несколько раз рассказывала об этом. – Но это был не Дилан.

– Как ты можешь быть в этом уверена?

– Это был демон.

Воцарилась тишина. Она тянулась очень долго, нарушаемая лишь шепотом прибоя и посвистом ветра.

В горле у Маргред застрял комок. Дилан не поверил ей. Так почему она ожидала, что поверит Калеб? Потому что он был ее любовником? С каких пор этот факт стал иметь какое-то значение, когда…

Она вздрогнула. С каких пор этот факт стал вообще значить хоть что-то?

– Все эти разговоры о русалках и демонах… Это большая проблема, – наконец проговорил Калеб бесстрастным, размеренным тоном.

Маргред ощутила на губах резкий и соленый привкус разочарования.

– Твоя проблема.

– Скажем, наша. – Он встал. – Я хочу, чтобы ты поехала со мной в Портленд и показалась доктору Кроуфорду.

Она воинственно задрала подбородок.

– Я не больна. И не хочу показываться еще одному доктору.

– Это для твоей же пользы. Доверься мне.

– Почему я должна верить тебе? Ты же мне не веришь.

– Я верю в то, что с тобой что-то случилось, – осторожно начал он – и твой мозг справляется с этим самым лучшим способом, какой ему известен. Вот поэтому ты и выдумала историю, которая объясняет…

Она протянула ему ногу.

– Объясни вот это.

Он взглянул на ее босую ногу, потом посмотрел ей в глаза.

– Что?

– Между пальцами у меня перемычки. Мы называем их паутинками. – Она пошевелила пальцами, чтобы показать, что имеет в виду.

Калеб положил руку себе на затылок.

– Мэгги, это все равно всего лишь пальцы. – Голос его звучал терпеливо. Но в нем слышалась боль. И забота. – Не плавники и не жабры. Чтобы убедить меня, этого мало. От тебя мне нужно больше.

Она крепко зажмурилась, чтобы не видеть жалости в его глазах.

– Мне тоже.

Ей нужно было, чтобы он поверил.

А он не мог. И не хотел.

Будь проклят Дилан, который оставил ее в одиночку сражаться со скептицизмом своего брата! Возможно, он никак не ожидал, что она расскажет Калебу правду.

А может, как раз наоборот. Не исключено, что Дилан, обладавший большим опытом в отношениях с людьми, как раз и предвидел реакцию Калеба, посему почел за благо избавить себя от недоверия младшего брата. Он наверняка подозревал, что Калеб отвергнет его.

Ты или селки, или нет…

А сейчас Маргред не могла считать себя только селки. Больше не могла.

Но она скорее согласилась бы быть наполовину селки, изгнанной из объятий океана, изуродованной и покалеченной утратой своей шкуры, чем полоумной женщиной, отвергнутой хумансом, с которым она занималась сексом.

Разумеется, она могла прибегнуть к магии, чтобы доказать, что она не обманывает. Вызвать огромную волну, как поступил Дилан. Вызвать ураган и обрушить его на упрямую башку Калеба. Но она не поступит так. Он должен сам поверить ей.

– Давай лучше вернемся домой, – ласково сказал Калеб. – Там ты снимешь с себя промокшую одежду и…

Маргред открыла глаза.

– Остаться с тобой без одежды – не выход из положения.

Он слабо улыбнулся.

– Я вовсе не предлагал решить наши проблемы с помощью секса. Хотя если эта идея тебе по душе…

– Я хочу поехать к твоей сестре.

В глазах Калеба промелькнула настороженность, как у человека, приближающегося к выброшенной на берег акуле.

– Конечно. Мы можем заехать к ней по пути домой.

– Я не вернусь к тебе домой. – Руки у нее дрожали, но голос оставался твердым и непреклонным. Она приняла решение. – До тех пор, пока ты не примешь меня такой, какая я есть.

Калеб вопросительно приподнял бровь.

– Раньше для тебя это не имело значения.

Раньше и он не имел для нее значения.

Но теперь все изменилось. И он стал значить очень много. И Маргред не намерена была отступать.