Текст книги "Стратегия Русской доктрины. Через диктатуру к государству правды"

Часть вторая
В тупиках антинационализма

Яд и мед национализма[21]21
  Впервые опубликовано в газете «Время новостей», 18.07.2006.


[Закрыть]

У России нет внятной государственной политики в национальном вопросе

В последнее время в России получает распространение концепция, согласно которой «национализму ненависти» должен быть противопоставлен некий «национализм любви». С комментариями по этому поводу на страницах «Времени новостей» 7 июля 2006 г. выступил Александр Дугин. Надо сказать, что слово «национализм» в последние годы очень многие эксперты и общественные деятели начали употреблять практически как синоним «нацизма», включив его в круг понятий, отграничивающих зону запретного, табуированного политического смысла. Возникает даже чувство, что многие политики вынуждены были отметиться в своего рода антинационалистической кампании в знак лояльности некоему политкорректному курсу.

Не так давно к кампании этой подключился тот же г-н Дугин, считавшийся в 90-е годы идеологом, близким по эстетике и набору идей к германскому национал-социализму и итальянскому фашизму. Теперь г-н Дугин забежал даже впереди антинационалистической колонны, когда заявил: «Коричневая революция» в России гораздо более вероятна, нежели «оранжевая». Свой отказ от «национализма» Александр Дугин объяснял тем, что термин этот оказался слишком затаскан маргиналами – «шпаной и более взрослыми недоумками». При этом умалчивалось, что негативными коннотациями термин «национализм» нагрузили все-таки журналисты, публицисты и эксперты, участвующие в антинационалистической кампании.

Важно и другое: в кампании по борьбе с экстремистскими проявлениями за основу берется не всегда мотивированный поиск этнической розни во всех преступлениях, участниками которых являются иностранцы или нацменьшинства. При этом в разговоре стыдливо обходятся действительные корни экстремизма. Да и звучит это как-то неубедительно: отказываться от привычного значения тех или иных слов нашего языка из-за того, что эти слова употребляет «шпана».

На этот раз мы имеем дело с попыткой частичной реабилитации понятия «национализм», которая, видимо, санкционирована из Кремля. Но здесь важно разобраться, насколько проведенная разграничительная линия между «любовью» и «ненавистью» соответствует реалиям, действительно способствует верному объяснению причин межэтнической напряженности в российском обществе, построению взвешенной и гармонизирующей общество национальной политики.

Представляется, что дихотомия «любовь – ненависть» в данном случае не только неуместна, но способна и запутать многих. Скорее нужно говорить о национализме созидания и разрушения, ведь любовь – слишком высокая материя для политической сферы. В этой сфере апелляция к любви легко оборачивается паразитизмом, внешне облагороженным «пользованием» тем объектом, кому в любви лукаво признаются. Отношение клопа к теплому телу – это тоже разновидность «любви». «Любовь» насильника к малолетней жертве внешне может выглядеть даже пафоснее, чем, скажем, любовь уравновешенного педагога к своим ученикам. С другой стороны, любовь и ненависть в национализме вполне могут сочетаться, если они направлены на разные объекты, подобно тому, как любовь членов семьи друг к другу может еще сильнее сплачивать их на волне отрицания какой-либо внешней угрозы.

Думается, подлинное решение вопроса лежит не в том, национализм любви или национализм ненависти ставится кем-то на повестку дня, а в том, один у нас национализм или их много. Национализм в России должен быть один, что, кстати, соответствует и многовековой русской политической традиции. Если национализмов в стране много, то обязательно будет почва для ненависти. Если один, – то он солидаризует нацию (пусть и не на любви, но по крайней мере на строительстве и созидании). Когда национализм у нации будет один, то он опять же может основываться и на ненависти – если эта ненависть направлена вовне. Так в 1941–1945 годах без всенародной ненависти нельзя было обойтись. Тогда эта ненависть сплотила многие «национальности» в единый народ, заставила забыть о малых национализмах, которые тлели под пропагандистской интернационалистической шелухой.

Поиск верной формулы приемлемого для России национализма сегодня как никогда актуален. Многонационального России, заявленная, к сожалению, в нынешней Конституции, – термин для русской политической традиции вряд ли адекватный. Многонациональный в наших условиях значит фактически беспочвенный, безнациональный, никакой. В мысли о «многонациональном народе» содержится какая-то вражда к национальному началу вообще. В таких смысловых рамках единой нации и не может быть. Какая же мы нация, если мы многонациональны?

То, что концепция многонациональности пока не разрушила страну, признак все еще сохраняющихся за счет наших традиций высокой гражданской зрелости, мужества, терпимости коренных народов России. Никакой «россианизм», никакой федерализм, конечно, не помогут сохранить нам целостность России. Не для того они были придуманы. Как гласит восточная пословица, из одного и того же цветка змея делает яд, а пчела – мед. Пора понять, что из одного и того же явления враги извлекут яд вражды, тогда как друзья России сделают мед согласия и мира. Национализм может работать на страну, сплачивать ее народы и социальные группы. Но через национализм же можно страну и расколоть. Все зависит от того, кто использует этот инструмент, в чьих руках он оказался.

На сегодняшний день государственная политика в национальном вопросе остается противоречивой. Конфликты на почве нарушения традиционного этнокультурного баланса, вытеснения коренного населения из привычных сфер занятости, наконец, просто ухудшение криминогенной обстановки – все это не просто знаки спонтанно сложившейся ситуации, это диагноз порочной национальной и миграционной политики.

В последнее время власть заговорила о тревожных тенденциях в миграционной сфере. Есть надежда, что после инициатив помощника президента Виктора Иванова и недавнего выступления самого президента Путина на «Гражданской восьмерке-2006» политическая система повернется к коренным причинам роста межнациональной напряженности. Но если этого не произойдет, что тогда ждет Россию?

Наряду с некоторыми положительными сигналами со стороны власти заметно и другое: сегодня барьеры для иммиграции из СНГ в Россию продолжают устраняться, поток иммигрантов, в том числе культурно чуждых коренным народам России, не становится меньше. Страна, таким образом, превращается в антропологического вампира, вытягивающего трудоспособные ресурсы из сопредельных государств. По показателям иммиграции сегодня мы уступаем только США. Но у нас и население поменьше, чем в США, и нет такой укорененной традиции привлечения и абсорбции иммигрантов, как у американцев. Напротив, мы всегда были склонны к присоединению компактно проживающих этнических и религиозных групп вместе с территориями, которые они населяют, а не к приглашению всех желающих приезжать и жить на нашей территории.

В этой статье не место разбирать, насколько экономически и демографически обоснованна официальная миграционная политика. Остановимся на другом вопросе: почему Россия притягательна помимо чисто финансовых возможностей? Иными словами, любят ли сегодня иммигранты и нацменьшинства русских? (Этот вопрос уместен, раз уж мы заговорили о «национализме любви».) Давайте будем честны: не очень-то любят, скорее, стремятся воспользоваться слабостями, раз уж русские не проявляют своих сильных сторон. Как это ни парадоксально на первый взгляд, русских презирают как раз за их мягкотелость, за их податливость, в том числе и за то, что они позволили развалить СССР. Ведь в глазах нацменьшинств Союз действительно был русской империей, его действительно сплачивала «Великая Русь», как пелось в гимне. Не от хорошей жизни уезжают люди из родных мест и не от хорошей жизни терпят лишения на чужбине, многие мигранты зачастую просто вынуждены «отрабатывать» долги в преступных этнических кланах, становиться «гангстербайтерами», по выражению наших интернет-националистов.

Русских как главных носителей державного начала, которые проявили бы жесткость, по крайней мере, уважали бы. Вначале – уважение и уже на третьем-четвертом месте стояли бы признание русской отзывчивости, милосердия и дружелюбия. В результате, может быть, и любили бы, потому что ценили бы – за цивилизацию, за талант, за способность к строительству хозяйства, созданию передовой техники, могучего государства. Любовь к другим достигается в первую очередь через уважение, через высокую оценку, а иногда частично даже и через страх. (Не нужно этого бояться: там, где стремятся преступить человеческий и Божий закон – страх не худший сдерживающий стимул).

В чем же заключается модель объединительного, созидательного национализма? Ее отличие от «россианизма» ельцинской модели в том, что Россию должны воспринимать как единую нацию, видеть в своем племени члена большой семьи, а не повод для обособления в форме малого национализма. Россия сама по себе должна быть для ее граждан предметом служения, общего дела, а не этнического самоутверждения за счет других. Такой Россия создавалась, только такой она и может продолжать свое существование.

В коллективном труде «Русская доктрина» мы предложили формулу сверхнационализма: «Русские в союзе с русскими этническими меньшинствами – это и есть точная, честная формула исторической России. Более того, эта формула вовсе не означает „узкий национализм“. Совсем наоборот, она его исключает. Поскольку именно такая формула дает возможность мыслить Россию не как интернационал, но как добровольную сверхплеменную коалицию народов».

Мы всегда были склонны к присоединению компактно проживающих этнических и религиозных групп вместе с территориями, которые они населяют, а не к приглашению всех желающих приезжать и жить на нашей территории.

Итак, нужно говорить не о национализме ненависти или любви, но, с одной стороны, об одном национализме достоинства – то есть сверхнационализме всех граждан России, формирующим из них единую нацию, и, с другой стороны, о многих малых национализмах, которые, в конечном счете, ведут к сепаратизму, направлены на раскол страны и ее дискредитацию.

Пострусские грядут?[22]22
  Впервые опубликовано в «Литературной газете» 9.08.2006.


[Закрыть]

Во многих случаях «антифашистских» высказываний и призывов мы слышим голос не борцов с ксенофобией, а представителей одной из её разновидностей – русофобии, иными словами, боязни пробуждения национального самосознания в России.

О демонстративном гневе и ложном стыде

Если анализировать, в чём видят корни экстремизма большинство современных политиков, то диву даёшься, насколько далеки они от действительности. Взять хотя бы Антифашистский пакт, подписанный многими партиями в начале 2006 года. Можно воспринимать этот текст как набор банальностей – в таком случае ясно, что подписавшие его в очередной раз высказались за всё хорошее и против всего плохого. Но можно попытаться вычленить в нём какую-то смысловую концепцию – и тогда мы увидим набор малограмотных заклинаний, довольно опасных для незрелого гражданского общества России.

В пакте этом нет умиротворяющего, гармонизирующего начала, нет настоящего государственного подхода, рецептов против болезни, в нём скорее сквозит замаскированная, но всё же легко уловимая тревога за устраивающий элиту порядок вещей, чувство опасности, обряженное в политкорректные ризы. Две фразы, которыми пакт начинается, выдают извращённую логику антинационализма: «Россия – многонациональное государство, в котором на протяжении веков сосуществовали различные культуры, национальности и конфессии. Именно поэтому для устойчивого развития страны необходимо общественное согласие».

Здесь всё перевёрнуто с ног на голову. Согласие необходимо вовсе не поэтому. Оно возможно на основе этого. И сохраняется оно в нашей повседневности только благодаря этому, а не исходя из благих пожеланий авторов и подписантов всевозможных пактов и обращений.

Вместо того чтобы заниматься антинационалистическими заклинаниями, лучше бы господа из общероссийских партий и Общественной палаты изучили, на чём именно базировалось в веках согласие племён и традиционных религий в России, когда-то бывшей «многонациональной страной» по всем практическим и научным меркам, а не только на бумаге. Лучше бы они задумались, как адаптировать эти устойчивые традиции согласия к современным реалиям. И вместо того чтобы загонять болезнь внутрь (требованиями ужесточить запретительную борьбу с экстремизмом, усиливая поиск и выявление малейших признаков обострённого национального самосознания), не лучше ли было бы честно признать, что в России постсоветского времени проводилась ненормальная национальная политика, недальновидная и во многом пагубная.

Экстремисты не возникают на пустом месте, тем более в такой стране, как наша, – нужно какое-то время создавать искусственные условия и готовить почву для роста как местных «малых» национализмов, так и вообще ксенофобских настроений. Вот о чём не стоило бы стыдливо молчать, когда так громко раздаются призывы о поражении в правах националистов.

До какого же состояния нужно было довести русскую провинцию, православную, имперскую по своему духу, столетиями терпимую к любым инородцам (даже бродягам, кочевникам, конокрадам и т. п.), чтобы сегодня из неё многими сотнями рекрутировалась молодёжь в группировки скинхедов?

В крупных же городах и промзонах путь в расистско-неоязыческую субкультуру становится выбором уже не одних только агрессивно-придурковатых подростков, а всё более и более широких слоёв молодёжи.

Может быть, львиная доля вины лежит именно на наших либеральнейших и просвещённейших борцах с экстремизмом, которые одной рукой демонстративно воюют со следствиями болезни, тем временем как другой усугубляют её причины?

Кто же недосмотрел?

Может быть, львиная доля вины лежит именно на наших либеральнейших и просвещённейших борцах с экстремизмом, которые одной рукой демонстративно воюют со следствиями болезни, тем временем как другой усугубляют её причины?

Подлинные корни экстремизма

Между тем причины роста реального экстремизма в средней полосе России лежат на поверхности – помимо некоторого упадка общей культуры в среде подростков (это вторичная причина) они отражают общественное недовольство нынешним способом решения национальных проблем. Меньше всего эта коренная причина роста ксенофобии связана с организованным какими-либо внутрироссийскими силами разжиганием розни, какой-либо целенаправленной неофашистской пропагандой. Речь можно вести, скорее, о точечной работе провокаторов, чем о широкой проповеди шовинизма, на самом деле почти не слышной. В условиях свободы печати общество получает доступ к любой литературе, в том числе и экстремистского характера, а издаётся её не так уж и много (гораздо меньше, чем любовных и фэнтезийных романов).

Действительные источники хаоса в межэтнических отношениях сводятся к двум обстоятельствам.

Во-первых, к разрушению после распада СССР многосложной системы разделения труда между бывшими «братскими» республиками, к гибели советской промышленной кооперации и соответствующей инфраструктуры, приведшей к массовым безработице и обнищанию на пространстве СНГ, волнам беженцев и вынужденных мигрантов.

Во-вторых, к складыванию противоестественной экономической модели – когда бизнес-элита и сращённое с ней чиновничество создали в России систему сверхэксплуатации производственных фондов и трудовых ресурсов, стремясь не к социальной гармонии, а лишь к получению любой ценой максимальной прибыли, к «выжиманию соков» из приватизированных предприятий, торговых площадей и т. п. Безнаказанность нашей элиты позволила ей за какие-то десять с небольшим лет нарушить формировавшийся столетиями этнокультурный баланс, построить на труде бесправных «иммигрантов» целые коммерческие империи, допустить расцвет на территории России опаснейших для межнационального мира этнократических анклавов.

Не проповедники ультраправого радикализма и не доморощенные читатели «Майн Кампф», а именно наша бизнес-элита и чиновничество нанесли болезненные удары по законопослушному и нравственно устойчивому большинству нации, её оседлому населению – не только не препятствуя, но даже способствуя вживлению в российские регионы обособленных и внутренне сплочённых сообществ, складывающихся по родоплеменному принципу, которые, подобно тромбам, закупоривают те или иные ниши рынка, создают искусственные посреднические барьеры за счёт монополизации торговли и некоторых услуг, накручивают цены, приводя к неоправданным финансовым потерям как у производителей, так и у потребителей.

Не секрет, что коренные жители регионов сегодня вытесняются не только с рынков труда и из бизнеса, но также из управленческих структур – этнократическая клановость в современной России подобна раковой опухоли, не может остановиться, пока не съест собственную среду обитания.

По самым скромным оценкам, в России существует около 2000 преступных этнических группировок (то есть группировок с преобладанием этнократических клановых отношений), из которых более 500 – в московском регионе.

Весь этот нездоровый климат создавался в России не из вредительских побуждений, а в основном из мотивов коммерческой выгоды и коррупционной наживы. Однако последствия вышли далеко за пределы перераспределения рыночных ниш, с сопутствующими налоговыми и экономическими преступлениями. «Национальный» криминалитет, существовавший ещё в советские времена в форме тюремных и лагерных «землячеств», легко воспользовался складывающимся климатом и создал свои собственные империи паразитического характера, осуществляющие в огромных масштабах торговлю людьми, проституцию, контрабанду и распространение наркотиков.

Пост-Россия для пострусских

Напрашивающийся диагноз порочной национальной политики, порочной миграционной политики до сих пор старательно обходили стороной, а вместо него нам предлагали прививать нашему населению терпимость (как будто культурная почва России не справлялась с таким «воспитанием» лучше любой другой). При этом складывается впечатление, что «толерантность» по западному образцу призывают воспитывать у неких абстрактных жителей абстрактной страны. Игнорируется тот факт, что именно русские культурные традиции сообщают стойкий иммунитет против любой ксенофобии.

Но, живя в извращённой логике антинационализма, те, кто обвиняет наше коренное население в природной склонности к «зоологическому национализму», сами пальцем не пошевелили для поддержания этих столь необходимых современной России культурных традиций, а зачастую даже попустительствовали русофобии на ТВ и в СМИ, позорили свою страну, объявляя её чуть ли не естественной породительницей «коричневой чумы».

Самая же главная их вина не в прямых нападках на русских – но в той проповеди беспочвенности, безнациональности, ущербности и отсталости России, которую мы слышим все 15 лет либерального промывания мозгов.

С другой стороны, кажется очевидным, что ситуация хаоса в миграционной сфере и межнациональных отношениях просто выгодна тем силам, которые замалчивают реальные корни болезни, громко крича о расизме и угрозе национал-изоляционизма, обвиняя отдельные политические партии и общественные движения, которые позволили себе возвысить голос против этого хаоса. (Оппозиционным же движениям, таким как «Родина» или ДПНИ, зачастую не хватает политической культуры и интеллектуального обеспечения для грамотной и взвешенной формулировки проблем – проявляли слишком много эмоций при минимуме государственного подхода.)

Но если признать, что миграционная и национальная политика современной России нормальна, тогда будьте добры признать нормой и её последствия. Ещё лет десять формирования подобного климата – и Россия мутирует до неузнаваемости.

Вернее сказать, это будет уже пост-Россия, остаточное пространство былой империи, населённое, с одной стороны, сотнями разрозненных постепенно забывающих русский язык этнических групп, умноженных новоиспечёнными иммигрантами (легальными или нелегальными – не суть), и, с другой стороны, деградирующее и сжимающееся как шагреневая кожа пострусское население, потомки некогда славного народа.

Пора высказать важную мысль, ускользающую от понимания антинационалистов: скинхеды и неофашисты с их гипертрофией «русскости» на самом деле уже никакие не русские люди. Они представляют собой симптомы начинающегося распада нации. Национальность их сродни национальности «эльфов» и «гоблинов», которыми назвал себя определённый процент граждан РФ во время переписи 1992 года.

Новые поколения пострусских будут сплошь радикализированными, агрессивными, склонными к расизму, этнической изоляции и ксенофобии. Они уже стучатся в двери – ведь убеждённых бритоголовых среди подростков становится всё больше и больше, родители же, как правило, устав от социального хаоса, не осуждают их за эти убеждения.

Если всё будет так продолжаться и дальше, мы скоро очутимся в стране, разрываемой этническими распрями. Где те силы, которые могли бы выдвинуть альтернативу такому сценарию?

Пострусские делятся на две категории – с одной стороны, истерических «подростков-нацистов», с другой – безалаберных и мягкотелых, спивающихся и разочарованных во всём «стариков». Иллюзорное неоязыческое «родноверие», которым хотят отменить православную традицию, равно как и преувеличенный этноцентризм сегодняшних скинхедов, – оборотная сторона бесхребетности и духовной опустошённости их родителей, позволивших развалить свою державу.

Волевых, уравновешенных русских, строителей и собирателей империи не видно вокруг. Нет мужей, нет зрелых созидателей, место которых заняли алчные лицемеры, которые прикрываются «антифашизмом» и борьбой с ксенофобией, дабы никто не посягнул на их шкурные интересы.

Национализм должен быть один

Суверенитет России, которого добились наши политики в начале 90-х, – это суверенитет поколения бесхребетников. Но где же сильные стороны нашего народа, куда они исчезли? В общем-то, никуда не исчезли, они лишь заслонены от нас хаосом и временем Смуты. Силы наши не исчерпаны, и не дай бог, чтобы тенденции хаоса и распада оказались необратимыми. Сегодня политику наведения порядка в межнациональных отношениях поддержали бы не только великороссы, но подавляющее большинство населения России и даже многие «нелегалы».

Мало кто проговаривает вслух, однако многие чувствуют, что при дерусификации (пострусификации) страны начнутся ещё более страшные беды. И только перед лицом этих бед и трагедий осколки России, населявшие её племена и группы, меньшинства и диаспоры смогут в полной мере оценить величие и глубину русской отзывчивости, милосердия, русской склонности к гармонии, к тому, чтобы уживаться без насилия племени над племенем. Насилия в отечественной истории совершалось немало, но над нацменьшинствами его почти не было.

Это уникальная черта России, если сравнивать её с другими империями. Только когда России не станет, а на её место придёт пост-Россия, иноплеменные жители нашей страны до конца прочувствуют её уникальность, поймут, что эта держава была не угнетателем их, а их матерью и защитницей.

«Русскость», «русский патриотизм» в отличие от «россианизма» ельцинской модели – это когда Россию любят как страну и нацию и видят в ней своё племя не в качестве повода для национализма, а в качестве члена единой коалиции племён, члена семьи.

Единые правила игры в национальной политике подразумевали бы, что нужно либо всем запретить этнический национализм, либо всем его разрешить. Но если разрешить его всем – то разбирательство будет недолгим, и коренные народы России будут вынуждены быстро прийти к традиционной естественной модели национальных отношений. В идеале к ней лучше перейти без эксцессов.

В чём эта модель заключается? России всегда был свойственен национализм не этнический, а тягловый, служивый. Кто способен и готов служить России – тот русский. Кто с оговорками, с оглядкой на своё племя, с желанием решительно отделить идею гражданской нации (подданства верховной власти) от ценностей своего маленького племени – тот неблагонадёжен и подлежит перевоспитанию с целью адаптации к большому имперскому миру.

Когда русские пошли за нацменьшинствами, когда им предложили самим отделиться от Союза, они поверили на какой-то миг, что получится «урвать» свою долю имперских благ. Естественно, ничего подобного не получилось. Потому что позиция «национал-независимцев» (термин Сталина) для русской политической традиции абсурдна. Это позиция тех, кто перестал быть русским, обезрусел. В короткий момент 1990–1991 годов многие русские люди выпали из пространства нашей истории, плоды чего теперь мы и пожинаем.

Режим одного национализма в России означает: никаких политических движений национальных и религиозных групп, никакого противопоставления интересов этих групп друг другу, а соответственно, и никакого общественного антинационализма также быть не должно.

России всегда был свойственен национализм не этнический, а тягловый, служивый. Кто способен и готов служить России – тот русский. Кто с оговорками, с оглядкой на своё племя – тот неблагонадёжен и подлежит перевоспитанию с целью адаптации к большому имперскому миру.

При этом нетерпима в обществе должна быть любая ксенофобия, а также нетерпима должна быть и проповедь розни по этническому или религиозному признаку. Система старого ленинского федерализма и цветения множества национализмов на местах для России самоубийственна – этнокультурная сложность и многоукладность нашей страны должны поддерживаться и скрепляться одним национализмом, оформляющим многоцветную русскую идентичность. Мы страна полиэтничная, но нация у нас одна, и она должна быть единой.