Текст книги "Солнышкин плывёт а Антарктиду"

О чём, Солнышкин, думаешь?

Но уснуть Солнышкин так и не смог. Он лежал с открытыми глазами и смотрел, как за иллюминатором бегут волны и качаются айсберги.

– О чём ты думаешь, Солнышкин? – спросил снизу Перчиков.

– О дальних морях… – вздохнул Солнышкин.

– Чудак, – сказал Перчиков. – По самым дальним морям плывёт и на́ тебе: о дальних морях думает!

– А ведь есть ещё самые дальние, – закрыв глаза, подумал вслух Солнышкин. – Кажется, посмотришь за горизонт – и увидишь одно, другое… Плыви, плыви, пока жизни хватит. Только нужно торопиться. В жизни нельзя опаздывать! – вспомнил он слова Робинзона и вдруг поднялся.

– Ты куда? – спросил Перчиков.

– Я ещё не отдал Мирону Иванычу жемчужину! – сказал Солнышкин.

– Верно! – согласился Перчиков и подмигнул Солнышкину. – Но ведь это нужно сделать в торжественной обстановке.

И Солнышкин не успел опомниться, как радист, сунув ноги в тапочки, побежал к Пионерчикову Тот собирался писать статью для «Пионерской правды». Но все события антарктического рейса в маленькую заметку не вмещались, а слишком большая статья, да ещё с такими сложными фактами, была не для «Пионерки». И штурман потихоньку почёсывал карандашиком затылок.

– Слушай, – обратился к нему Перчиков, – сейчас нам предстоит такая церемония, что без собственного корреспондента «Пионерской правды» не обойтись! – И, коротко рассказав обо всём, он заторопился в радиорубку.

Скоро Перчиков объявил по радио:

«Всем членам экипажа, свободным от вахты, собраться у каюты Мирона Иваныча!»

И вслед за этим по всему пароходу из динамиков полились торжественные марши.

В коридоре стала быстро собираться команда. Из машинного отделения выглянул Мишкин. Размахивая полотенцем, по трапу бежал Борщик. С блокнотом в руках спешил Пионерчиков, а за ним торопились Марина, Тая и Челкашкин.

А Солнышкин уже советовался с Моряковым, как лучше проделать всю эту процедуру.

Прощальная шутка старого Робинзона

Каюта Робинзона была слегка приоткрыта, из неё дул свежий, так любимый стариком ветерок. Моряков остановился и тихо постучал:

– Разрешите? Отклика не было.

– Позвольте, – сказал Моряков, открывая дверь пошире и заглядывая в каюту. – Вот так та́к! – воскликнул он, повернувшись к Солнышкину. – Здесь целая делегация, а Мирон Иваныч занимается такой работой!

Солнышкин тоже переступил порог. Старик сидел в полумраке за шторками иллюминатора и, улыбаясь, сбивал с него киркой лёд. Команда удивлённо зашумела, но Мирон Иваныч не собирался слезать с подвески.

– Ну, это уж никуда не годится, – обиделся Моряков. – Вы хоть скажите нам что-нибудь. – Он сделал шаг по направлению к старику и… смущённо остановился.

Сильный ветер с шумом распахнул шторки, и вся команда так и привстала на цыпочки. Робинзона не было! Но вместо него, прикрывая собой настоящий иллюминатор, стоял написанный Моряковым несколько дней назад портрет старого инспектора. Старик на портрете улыбался, будто снова собирался стереть с носа лишнее пятнышко.

Солнышкин и Моряков бросились к столу. Пионерчиков размахивал блокнотом и недоверчиво приподнимал штору, а из-под портрета выглядывала сложенная вчетверо бумажка, на которой было написано: «Команде парохода „Даёшь!“».

Капитан развернул записку и прочитал:

– «Дорогие друзья! Не сердитесь! Я остаюсь в Антарктиде. Ведь каждый в жизни должен доказать что-то интересное. Надеюсь, что наш островок благополучно приплывёт в Океанск к пионерам. А я постараюсь найти для них что-нибудь ещё.

Попутного ветра! Крепко обнимаю. Не волнуйтесь.

Ваш старый Робинзон»

Внизу крупным размашистым почерком было написано:

«Не волнуйтесь!

Ваш Полярников»

С минуту поражённая команда стояла молча. Наконец капитан опустил руку Солнышкину на плечо и охнул:

– Вот так старик! Вот это старик!

– За такого старика надо поднять бокал! – громко сказал Мишкин.

– Конечно! – поддержал его Борщик. – У меня к ужину как раз готов прекрасный компот!

И все, шумно обсуждая событие, повернули к столовой.

– Вот это старик! – приговаривал Моряков.

У самого трапа он столкнулся с Безветриковым:

– А вы что же, штурман? Пойдёмте ужинать.

– А нам с Солнышкиным заступать на вахту. – Безветриков посмотрел на часы. – Да, ровно через пять минут, тютелька в тютельку.

Солнышкин споткнулся.

– Вот так оказия… – сдвинул брови Моряков и развёл могучими руками. – Но вахта есть вахта, Солнышкин! Закон! И потом, – рассудил Моряков, – по-моему, это даже очень хорошо! Для человека, мечтающего стать моряком, антарктическая вахта просто-таки подарок! А?

– Конечно, – живо согласился Солнышкин и, опустив жемчужину в карман, пошёл в рубку.

Едва он открыл дверь, Петькин, посмотрев на часы, крикнул:

– Вахту сдал! – и бросился в столовую.

– Вахту принял! – мужественно сказал Солнышкин и положил окрепшие ладони на рукоятки штурвала…

Льды разбегались от судна налево и направо. Солнышкин внимательно смотрел, как бы не столкнуться с каким-нибудь притаившимся айсбергом. Сейчас у него в руках были жизни стольких людей: Морякова и Перчикова, Ветеркова и Безветрикова, Федькина и Петькина, Буруна и Челкашкина, Таи и Марины, Борщика и Пионерчикова… И конечно, у него в руках была и его собственная жизнь, о которой он понемножку думал и чуть-чуть радовался. В общем, всё получилось неплохо и с Антарктидой, и с жемчужиной, и с маленьким пингвином. Кое-что Солнышкин всё-таки доказал…

Правда, когда он смотрел сквозь иллюминатор направо, ему становилось немного грустно: там, сверкая алыми снегами, оставался высокий безымянный хребет. Да, видно, вершины не сдаются так просто. Но разве это последнее плавание и разве он в последний раз в Антарктиде? Он ещё сделает подарок своим друзьям, и на карте континента появятся имена Марины, Робинзона, Перчикова…

В это время раздался такой звон, что Солнышкин испуганно задержал в руках штурвал.

Но волноваться не было причины. Это в столовой команда сдвинула бокалы с великолепным компотом Борщика.

За ужином никто не заметил, как из столовой выбрался Перчиков. В коридоре было пусто, постукивала машина, только в самом конце, у трапа, кто-то прыгал на одной ноге. Это, вдруг вспомнив детство, играл в классики хвативший лишнюю кружку компота Пионерчиков. Он поманил радиста пальцем, но Перчиков торопливо прошёл мимо. Следом за ним, помахивая хвостом, побежал Верный.

Начинались минуты молчания.

Но прошла минута, вторая, третья, а радист всё не поднимался с места. В океане было спокойно. Но зато в наушниках опять раздавалось: бип-бип-бип! Где-то далеко в космосе продолжали свою весёлую перекличку спутники, мерцали звёзды, вращались планеты. И Перчиков прислушивался к их голосам. Ведь радист тоже хотел сделать друзьям маленький подарок. В руках у него были леса и горы, моря и земли. А Перчиков мечтал подарить им всю Вселенную.