Текст книги "Солнышкин плывёт а Антарктиду"

Два жёлтых берёзовых листка

За Солнышкиным бежали Моряков и Борщик, Перчиков и Пионерчиков с толстой тетрадью под мышкой.

– Их нужно укрыть, – скомандовал Моряков, сбрасывая с плеч тужурку.

– На камбуз их, всех на камбуз! – предложил Борщик. У него было тепло и сухо.

– Вот это правильное решение! – раздался над палубой писклявый голос. В лазарете открылось окошко иллюминатора, и высунулась пухлая голова артельщика. – Из них выйдет чудесное жарко́е, – сказал он и причмокнул.

Все на минуту опешили. Старый Робинзон мельком взглянул: не слышат ли этих слов птицы. Но птицы уже спали мёртвым сном. Только вожак на секунду тревожно поднял голову и тут же уронил её на палубу.

– Что вы сказали? – спросил Моряков.

– На камбуз! – хихикнул артельщик. – Я даже помогу ощипывать.

– Ай-ай-ай, молодой человек! – закачал головой Мирон Иваныч.

Но окно быстро захлопнулось: это Пионерчиков запустил изо всех сил в артельщика своей драгоценной тетрадкой.

Никто не заметил, как прошёл дождь и снова выглянуло солнце.

– Интересно, откуда они и куда? – спросил Перчиков. – Посреди океана…

– Да… – кивнул Моряков. – Их где-то прихватил шторм. Позади Япония, Китай… Откуда?

А Мирон Иваныч, вытирая лысинку, тихо улыбнулся:

– Смотрите…

На шее у вожака желтели два маленьких берёзовых листка.

– Из Сибири! – воскликнул Солнышкин.

– Это почему же? Пожалуй, из-под Океанска, – предположил Моряков.

– А может, с Украины… – вздохнул Борщик и потянулся за листком.

Но Солнышкин дёрнул его за рукав:

– Может быть, он взял его себе на память. – И Солнышкин погладил птицу.

Снова стало так жарко, что от палубы пошёл пар. Чепчик Борщика и мичманка Робинзона задымились, как вулканчики.

Птицы стали просыпаться. Вожак расправил крылья, прошёлся по палубе, взлетел, и вся стая стала подниматься за ним.

– Стойте, стойте! – крикнул Борщик и бросился к камбузу. У кока не было, конечно, под рукой свежих лягушек, однако два десятка лучших рыбин он приготовил! Но птицы уже взлетели.

– Что? Упустили жарко́е? – съехидничал сверху артельщик.

Но на него никто не обратил внимания. Все смотрели туда, где, выстраиваясь клином, аисты расправляли крылья. На минуту они затерялись в облаке, но, вынырнув, сделали над пароходом круг.

– Кивают! – крикнул Перчиков.

– Они кланяются, – удивился Бурун.

– Какое благородство! – сказал Моряков и помахал рукой.

В это время что-то маленькое, едва заметное, закружилось над палубой.

– Смотрите, смотрите! – крикнул Солнышкин, протянул руки, и в ладони ему опустились два жёлтых берёзовых листка.

Он взмахнул ими, а Моряков посмотрел вслед улетающей стае и сказал:

– Значит, рядом земля.

И тут все услышали, как наверху артельщик с многозначительной усмешкой повторил:

– Хе-хе, значит, скоро земля!

Артельщик начинает действовать

Стёпка ходил по лазарету. На столе перед ним лежали недоеденные рыбьи хвостики. А за иллюминатором занимался закат. Он горел, как персидские ковры на жюлькипурской барахолке, и, казалось, даже колыхался и хлопал на ветру.

– Тысяча рубинов, тысяча топазов, тысяча алмазов! – Артельщик решил, что время выбираться из лазарета.

Он тихо приоткрыл дверь и, сделав несколько шагов, нос к носу столкнулся с Робинзоном. Старый инспектор выбивал медвежью шкуру.

«У-у, чтоб тебя мурманская селёдка слопала! И откуда ты взялся?!» – вздрогнул артельщик, но улыбнулся и пропел:

– Разреши-ите помо-очь?

Старик сдвинул фуражку на затылок и кивнул.

Почему бы не разрешить человеку сделать что-то доброе?

Артельщик взялся за край шкуры, тряхнул её раза два и уже посматривал, как бы половчее улизнуть, но сзади хлопнула дверь, и рядом с ним раздался возмущённый голос Челкашкина:

– Послушайте, голубчик, разве вас кто-нибудь выпускал? У меня адмиралы не разрешали себе подобных вольностей!

– Хе-хе! – усмехнулся артельщик. – Извините, но меня просили помочь!

Он ещё крепче ухватился за шкуру и сдул с неё несколько пылинок.

– Мирон Иваныч… – Доктор повернулся к инспектору: – Как же так? Ну позвали бы меня!

Челкашкин приподнял фуражку. Робинзон, наоборот, надвинул свою на брови, с интересом покосился на артельщика, но Челкашкину поклонился и сказал:

– Прошу прощения!

Затем он свернул шкуру и, взяв её под мышку, удалился к себе в каюту.

– А вы, голубчик, за мной! – Доктор поманил Стёпку за собой.

– А я не пойду! – буркнул Стёпка. (Но доктор только усмехнулся и распахнул перед ним дверь.) – Я здоров! – крикнул артельщик. – Я тоже хочу в город.

– Чтобы вас выволокли на жюлькипурскую свалку, когда вы от голода потеряете сознание? – подмигнул Челкашкин. – Не выйдет! – Погрозив артельщику пальцем, он подтолкнул его в лазарет и щёлкнул ключом.

Стёпка взвыл от злости. Перед ним на столе торчали рыбьи хвостики, а вдалеке уже загорался огнями тысячи рубинов торговый город Жюлькипур.

История капитана Морякова

Конечно, до волнений артельщика Солнышкину не было никакого дела. Он стоял в гладильной, поплёвывал на шипящий утюг и наглаживал стрелочки на брюках Перчикова. Вот та́к Перчиков поведёт ногой – и стрелка сверкнёт на солнце. Вот та́к – и она зашелестит в воздухе. После случайной размолвки Солнышкину очень хотелось сделать для друга что-нибудь приятное. Так вот, пока радист передавал на берег радиограммы, его брюки готовились к завтрашней прогулке по великому торговому городу.

В стороне, сидя в трусах на столе, старый морской бродяга Альфонсо-Мария-Тереза-Федькин исполнял такие мексиканские песни, от которых, казалось, мчатся по жилам львы и прыгают ягуары.

А за иллюминатором уже возникал огромный город, подмигивал многочисленными огоньками, и каждый огонёк обещал какое-то занятное дельце. Огоньки вспыхивали и гасли, словно спорили друг с другом и торопились.

Солнышкин посмотрел в иллюминатор и тоже заторопился.

– Ого! Великолепно! Сразу видно, что на носу Жюлькипур! – обрадовался Моряков, наклоняясь, чтобы войти в гладилку. С плеча у него свисали громадные брюки. – Вы слышите шелест?

Моряков приподнял вверх палец. Солнышкин мигнул.

– Нет? – Моряков удивился. – Так это же Солнышкин идёт по Жюлькипуру! Это же свистит воздух за его брюками. Слышите? Надо слышать, Солнышкин!

Солнышкин снова плюнул на утюг и весело заработал.

– А знаете, – торжественно сказал Моряков, – когда-то я первый раз тоже наглаживал брюки у этих самых мест… А вон там… видите здания?..

На берегу среди высоких пальм светились две башни. На них по очереди вспыхивали и, сталкиваясь, гасли рекламы, будто нокаутировали друг друга, но, воспрянув, опять бросались в драку.

– Так вот, там, – кивнул Моряков, – у меня случилась забавная история, хотя началась она совершенно обычно.

Солнышкин хотел попробовать, горяч ли утюг, но забыл и поставил его на штанину.

– Я был штурманом. Юнец! Моложе Пионерчикова! Вышел в город. Бананы – с луну. Пальмы. Попугаи. Непривычные улицы. И со всех сторон ко мне несутся рикши. Старики, мальчишки – бегом. Только садись! Я им говорю: «Извините, не могу: мы на людях не ездим».

Солнышкин притих. Он не дышал и поэтому не слышал, какой ароматный дымок распространяется из-под утюга. Морякову же этот дым казался дымом воспоминаний. И он продолжал рассказ:

– И вдруг вот у того самого здания появляется человек в пробковом шлеме и с ним дама и презрительно говорит: «Юному русскому штурману жаль денег. Я плачу́ за него!» Представляете? Это мне-то жаль денег! Он с хохотом садится с дамой на мальчонку. То есть, конечно, не на мальчонку, а в его тележку. Но какая разница?

– Никакой! – возмущённо крикнул Солнышкин, передвинув утюг на другое место.

– Меня бросило в краску. – Моряков заходил взад-вперёд. – Представляете положение?! Ехать на рикше я никогда себе не позволю, не сесть – тут же обвинят в жадности весь наш флот! Тогда я… – Моряков упёрся головой в потолок, Солнышкин тоже потянулся за капитаном, Федькин опустил на пол гитару. – Тогда я сказал: «Плачу́ вдвое больше, если этого джентльмена никто не повезёт!»

– Занятно! – сказал Федькин.

– «Занятно»! Если бы вы знали, что тут было! Свист, шум, визг. Но, – Моряков поднял палец, – ни один рикша не тронулся с места! Из банка вызвали такси, но дама желает только на рикше!

– И что же? – нетерпеливо спросил Солнышкин.

– Тогда в упряжку любезно бросились два молодых банковских служащих и побежали, стараясь обскакать друг друга.

– Зарабатывали авторитет! – констатировал Федькин.

– Подхалимы! – воскликнул Солнышкин.

– Ну что вы, зачем же так отзываться об уважаемых людях Жюлькипура!

– Уважаемых?! – с негодованием спросил Солнышкин.

– Конечно! – усмехнулся Моряков. – Ведь они теперь стали управляющими банков!

– И что же дальше? – поинтересовался Федькин.

– Я выложил все деньги тут же! Всю годовую штурманскую получку! И представьте, ни один рикша не позволил взять себе ни копейки.

– А вы? – спросил Солнышкин.

– А я тут же в харчевне заказал для всех двадцати по самому жирному тигриному хвосту в павлиньем соусе.

Глаза у Солнышкина горели. Сердце пылало. Брюки дымились.

Торговый город Жюлькипур

Рано утром, едва «Даёшь!» потёрся носом о причал, Солнышкин сбежал по трапу. За ним следовал Перчиков. Брюки у него были с таким тропическим загаром, будто месяц пролежали на африканских пляжах. Воздух дымился от перечных и горчичных запахов так, что у Солнышкина защипало язык и защекотало в горле. Но он только выше поднял голову.

Дыша этим воздухом, в бухте гордо выпячивали груди десятки пароходов. В небе щеголевато развевались флаги всех стран мира, а из-за ворот порта уже доносились громкие голоса:

– Бананы, лучшие в мире бананы!

– Кокосовые орехи! Самые крепкие в мире орехи!

У ворот, под высокой королевской пальмой, задрав подбородок, стоял полицейский в коротких штанишках, и друзья прошествовали мимо него. Рядом с Перчиковым и Солнышкиным шёл Челкашкин, а за ними торопились Робинзон, Пионерчиков и Борщик с громадным свёртком под мышкой, в котором хранились самые вкусные бутерброды.

В городе начинался большой торговый день. Каждый житель должен был что-то продать или что-то купить. В город тянулись купцы – рыжие, чёрные, красные. И скоро Солнышкин завертелся среди настоящего циркового шествия.

– Крокодилы! Крокодилы! Покупайте их и не бойтесь никакого врага! – крикнул кто-то сбоку.

Солнышкин отскочил в сторону: рядом из ящика высунулись две крокодильи морды и вцепились ему в рубаху. Что-то больно щёлкнуло С его по уху. Это сидевшая на голове у высокого индийца макака запустила в него вишнёвой косточкой. Он снова качнулся и налетел на торговца, который пропел прямо в лицо:

– Покупайте попугая, и ваш язык может оставаться дома!

Над ним хлопали крыльями два какаду и ругали друг друга самыми смешными словами.

Торгаши жонглировали зеркалами, громко трещали трещотками. Торговцы фруктами подбрасывали бананы, ананасы, кокосы. Продавцы перца держали на весу такие жгучие мешочки, что из них едва не вырывалось пламя. А из маленьких улочек, уставленных, как шахматная доска, чёрными и белыми столиками, валили десятки дымков, и зазывалы, хватая прохожих за что попало, горланили:

– Варёные крокодилы!

– Тигриный хвост с поросячьими пятачками!

– Удав маринованный!

– Удав фаршированный!

Голова Солнышкина вертелась как волчок, а глаза весело бегали по сторонам: что бы купить? Зелёного крокодила? Или обезьяну? В кармане у него хрустели новенькие жюлькипурские доллары, выданные штурманом Ветерковым, и Солнышкину не терпелось их потратить.

– С ума сошёл! – возмущался Перчиков. – Крокодила – для бабушки! Да от него в Антарктиде и хвоста не останется!

Среди этого невообразимого шума до Солнышкина донёсся крик:

– Птицы, которые приносят счастье! Птицы, которые приносят счастье! Покупайте! Покупайте!

Солнышкин усмехнулся: купить счастье! Но всё-таки решил заглянуть. Такую птицу своей бабушке он купил бы за что угодно!

И вдруг сердце его больно и звонко ударило, как корабельный колокол. Он толкнул Перчикова.

Под высокой пальмой в птичьем ряду вдоль клеток расхаживал длиннобородый торговец в белом тюрбане. Пальцы его вспыхивали от золотых колец. У ног сквозь решётку просовывал голову настоящий павлин.

– Тебя ещё только павлин не клевал! – предупредил Перчиков.

Но Солнышкин подтолкнул его вперёд, к другой клетке, нагнулся сам, и оба, белея от негодования, в один голос спросили:

– Где ты их взял?

– Их поймали мои работники! – повёл толстым носом у самых глаз Солнышкина торговец.

– Твои работники!

В клетке, тихо прижавшись друг к другу, как попавшие в беду товарищи, сидели грустные аисты.

– Это наши! – ахнул Солнышкин.

– Наши, – подступили к торговцу Робинзон и Борщик.

– Это бесчестно! – крикнул Пионерчиков. Он только вчера передал рассказ об их спасении в редакцию «Пионерской правды»!

Вокруг собиралась толпа.

– Доллары, – потряс торговец пухлым кошельком, – и они будут ваши! Покупайте счастье! – закричал он изо всех сил. – Птицы, которые приносят счастье!

Солнышкин заглянул в клетку. Птицы грустно и устало посмотрели на него, и только вожак, просунув сквозь прутья голову, постучал клювом в ладонь.

– Доллары! – усмехнулся торговец и погладил увесистое брюшко.

Солнышкин вытащил все свои деньги и так ударил рукой по клетке, что вся толпа вздрогнула. На плечах у индийцев замолчали попугаи, мартышки вытянули шеи.

– Мало, – сказал торговец и спрятал деньги в карман.

– Вот!

Клетка подпрыгнула. Это ударил своим кошельком Перчиков.

Торговец опустил в карман и его деньги, потёр бороду:

– Мало!

Ещё четыре руки протянулись к торговцу. Но когда и эти деньги зазвенели в кармане, он сел на клетку, хитро сощурил маленькие глазки и сказал:

– Ещё столько – и всё в порядке!

– Вот как! – крикнул Пионерчиков и нащупал рукой лежащий сзади на прилавке кокосовый орех.

Продавец орехов схватил Пионерчикова за руку.

– Деньги, деньги! – закричали испугавшиеся торговцы, потому что Перчиков взялся за банан, Робинзон подхватил ананас, а Борщик выдвинул поудобней увесистый пакет с чудесными ветчинными бутербродами.

Команда «Даёшь!» вооружалась.

В этот самый момент Челкашкин остановил друзей, подтянул рукавчики и посмотрел на торговца. Тот поправил тюрбан и хотел улыбнуться, но вдруг завертелся на месте, испуганно захлопал глазами и ухватился за клетку.

Челкашкин опять с настойчивой улыбкой посмотрел на него. Торговец вежливо поклонился, но спохватился и попробовал отвести глаза в сторону, будто улыбка доктора чем-то ему угрожала. Однако, не выдержав, он весело взглянул на Челкашкина, подпрыгнул, рывком распахнул клетку с аистами и под пронзительным взглядом доктора помчался по торговому ряду, открывая на бегу клетки со всеми животными. Павлины, попугаи, аисты рванулись ввысь. Обезьяны прыгали на пальмы.

Но мало того: подбежав к продавцу перца, торговец сунул нос к нему в мешок, яростно чихнул и, выхватив мешок из рук, швырнул его в воздух.

В ту же секунду над толпой вспыхнуло алое облако и стало расплываться над Жюлькипуром. По улицам понеслось:

– Апчхи!

– Ап-чхи!

– А-а-пчхи!

– А-а-а-пчхи!

Чихали звери и птицы. Чихало всё на земле и в воздухе. Толпа бросилась врассыпную. По улицам покатились орехи и ананасы.

– Бежим! – крикнул Челкашкин.

– Бежим! – крикнул Солнышкин.

– Бежим! – крикнул Борщик.

Отдав Солнышкину бутерброды, он помог подняться одному аисту, у которого слегка было помято крыло, и припустил в порт.

Робинзон бежать не собирался, но тоже поспешил удалиться в сторону парохода. А над Жюлькипуром всё расплывалось красное облако. Оно оседало в лавках и магазинах, разлеталось по коридорам учреждений. И жюлькипурцы хватались за носовые платки.

Что произошло, никто не взялся бы объяснить. Только Пионерчиков, торопясь за Перчиковым и Челкашкиным, вдруг заглянул к доктору в глаза и предположил нечто такое, отчего ему страшно захотелось взвизгнуть и сказать: «Гав!» Но он лишь вздрогнул и, задохнувшись до слёз, выпалил: «Апчхи!»

А через несколько дней по далёкой сибирской тайге, покрякивая от морозца, шли охотники. На бровях у них выросли белые сугробчики, на усах зазвенели сосульки.

– Жмёт, – сказал один.

– Поджимает, – подтвердил второй.

И внезапно оба остановились. Высоко над собой они увидели птиц.

– Есть! – сказал один охотник и стал целиться.

Но птицы так крикнули, что он едва не выронил ружьишко. Навстречу зиме, курлыкая, летели аисты…

– Видел?! – спросил первый охотник.

Но у второго у самого от удивления с усов потекли ручейки.

А на следующее утро, когда по засыпанному снежком посёлку ребята пошли в школу, школьный дворник вышел открыть ворота и от неожиданности сел в сугроб. На крыше школы, поближе к тёплому дымку, сидели три аиста. Как только дворник открыл дверь, птицы, зябко поводя крыльями, слетели вниз и под весёлые крики ребят вошли в школу.

Объяснить этот удивительный факт тоже никто не смог. Но то, что птицы наконец нашли тёплый угол и чувствовали себя очень хорошо, могут подтвердить все ребята из далёкого сибирского села.

Как поживаете, Ваше Высочество?

Перчиков был поражён происшедшим и задумчиво потирал лоб. Пионерчиков, как уже было сказано выше, кое-что предполагал, но всё ещё боялся высказать свою точку зрения. А Челкашкин шёл распахнув китель, весело посмеиваясь и что-то соображая. Не было только Солнышкина.

Разыскивая его, друзья выбежали на широкую площадь, посреди которой возвышался мраморный дворец, а по бокам торчали небоскрёбы банков. Рядом, за набережной, начинался океан; он так сверкал, что казалось, катил не волны, а золото прямо в жюлькипурские кладовые.

В то же самое время на площадь вступила удивительная процессия. Впереди неё два обнажённых по пояс гиганта торжественно несли двух дохлых кошек. Следом, увешанный звенящими колокольцами, мягко ставил ноги громадный слон, на котором под просторным балдахином восседал смуглый мальчишка. Его чалма так искрилась от алмазов, что несколько идущих рядом телохранителей то и дело вздрагивали от зайчиков в глазах.

За слоном, поднимая облака пыли, ползла на коленях свита, а слева от него на курносом джипике чинно ехали два советника в погонах офицеров одной иностранной державы и в пробковых шлемах. В Жюлькипур спустился наследный принц одного из горных княжеств.

– Вот это да-а! – удивился Перчиков и хотел подтолкнуть Пионерчикова.

Но Пионерчиков на минуту оторопел, открыл рот и вдруг, замахав фуражкой, бросился к сидевшему на слоне мальчишке:

– Здравствуй, друг! Как живёте, ваше высочество?

– Прочь с дороги! – закричали телохранители. Слон остановился. К Пионерчикову подбежала стража, а сидящий наверху мальчишка указал на штурмана жезлом:

– Чего хочет этот моряк?

– Как же, ваше высочество, вы что, забыли? – удивился Пионерчиков. – Мы же в одном лагере отдыхали! В Артеке. Помните, помидоры в колхозе собирали, а вам ещё арбуз на трудодни выдали…

Задрав носик, принц с насмешкой и презрением посмотрел на штурмана и взмахнул жезлом:

– С дороги! Пионерчиков был оскорблён.

– А ещё пьесу написали о нём! – не унимался штурман.

Упоминание о пьесе, кажется, подействовало на принца. Во-первых, потому, что пьесу написали не о нём, достойном наследнике Солнца и Луны, а во-вторых, потому, что её написали о его злейшем враге.

В стороне фыркнула машина. С сиденья приподнялся сухопарый офицер и сказал:

– Ты оскорбил достойного из достойных! Их высочество могли бы одним движением растоптать тебя, ничтожного, и бросить на съедение тиграм! – При этих словах слон многозначительно поднял и опустил ногу. – Но их высочество великодушны: они ограничиваются десятью ударами по пяткам за неразумные слова и приказывают купить тебе этих двух его любимых кошек.

Слуги подняли дохлых кошек за хвосты, а свита окружила Пионерчикова.

Только теперь юный штурман, кажется, понял, что не каждый принц – его знакомый, тем более хороший. Он сжал кулаки и повернулся к друзьям: слышал ли кто из них что-нибудь подобное?! Десять палок! Любимые кошки!

– Держитесь, Пионерчиков! – крикнул Перчиков и, рванув тельняшку, ринулся к штурману.

Но тут толпа шарахнулась, и на глазах у всех стали происходить вещи просто ошеломляющие. Стоявший смирно слон вдруг выхватил из машины советника в золочёном мундире и, перевернув в воздухе, затолкал его глубоко под сиденье. Потом он проделал то же самое со вторым советником и под возгласы разбегающейся свиты, обхватив хоботом принца, посадил его на советников. Подцепив кончиком хобота за хвосты двух любимых кошек наследного принца, слон швырнул их ему на голову. Потом он сделал шаг вперёд и под общий ропот опустился на колени перед Челкашкиным. Толпа тоже упала на колени.

И только Пионерчиков смущённо приоткрыл рот. Его догадки подтверждались. Он подскочил к доктору и шёпотом спросил:

– Что вы делаете?

– А ничего, – благодушно улыбнулся Челкашкин. – На этот раз я совершенно ни при чём! Сам удивляюсь! – И он, разведя руками, весело кивнул на болтающиеся в воздухе ноги советников.

Но тут случилось кое-что, заставившее Челкашкина удивиться ещё больше: слон приподнял хоботом самого доктора, а за ним Перчикова и усадил их, одного за другим, к себе на спину.

Пионерчиков было задумался, но слон хоботом подхватил его за штаны, сунул в корзину и рысцой побежал по улице. С его спины были видны проносящиеся мимо дома, широкая листва пальм и нежно дымящийся океан.

Слон труси́л рысцой среди разбегающейся толпы, а Перчиков смотрел, не мелькнёт ли где-нибудь рыжая голова Солнышкина.