Текст книги "Солнышкин плывёт а Антарктиду"

Новый пассажир старого парохода

В океане стоял полный штиль. Солнышкин лежал на шлюппалубе, в спасательной шлюпке, и слушал, как весело постукивает машина. Он по запаху чувствовал, какие сейчас прозрачные волны, какие на небе лёгкие облака, но окончательно просыпаться ему не хотелось. Сбоку, накрыв беретиком лицо, спал Перчиков.

Вдруг Солнышкин шевельнул ногой, тихо засмеялся и сказал:

– Перчиков, не дурачься!

Ему никто не ответил. В лицо подул ветерок, мягко пригладил волосы, и Солнышкин хотел ещё вздремнуть, но дёрнулся от хохота и поджал ноги.

– Перчиков, не трогай пятки!

Но больше того! Кто-то взвизгнул и лизнул Солнышкина в лицо. Солнышкин сердито подскочил, потому что не терпел таких нежностей, и открыл глаза.

Вокруг зеленел океан, всходило солнце. Перчиков бодро посапывал своим остреньким носиком, а Солнышкина облизывал большой добрый пёс, который недавно чуть не превратился в жарко́е.

Солнышкин едва не вскрикнул от восторга. Пёс жив, пёс рядом и вместе с ним плывёт в Антарктиду! И он толкнул Перчикова в бок.

Перчиков приоткрыл глаз, чихнул и спросил:

– Ты где его прятал? В каюте?

– Да ты что! – воскликнул Солнышкин. – Он же сам прибежал!

– И не показывался до отхода? – удивился Перчиков.

– Конечно!

– Так теперь тебя ни один капитан не выбросит, – сказал радист псу. – Знаешь морской закон? – И пёс так кивнул головой, что Перчиков попятился. – Ого! Но ты его всё-таки показал бы доктору. Для порядка, – сказал он Солнышкину и спрыгнул вниз.

Натянув брюки, Солнышкин отправился в лазарет. Впереди него, завернув колечком хвост, побежал пёс. Солнышкин приоткрыл дверь лазарета, пропустил вперёд собаку и посмотрел направо.

По трапу спускался Пионерчиков.

– Доброе утро!

После вчерашних событий он придумывал новые слова о настоящем товариществе, которое даже из очень плохого человека может сделать очень хорошего. И кажется, к нему эти слова приходили.

– Доброе утро, – ответил Солнышкин и прикрыл за собой дверь.

Пионерчиков сделал несколько шагов по коридору, повторяя слова, и вдруг вздрогнул и замер от негодования: в лазарете у Челкашкина раздался громкий собачий лай. Пионерчиков обернулся и отскочил в сторону: прямо навстречу ему из лазарета выскочил большой лохматый барбос. Вошёл Солнышкин, а выскочил барбос! Юный штурман побелел и, перескакивая через ступеньки трапа, помчался к Морякову.

– Не верили? – крикнул он, распахивая дверь.

– Что случилось? – спросил Моряков, у которого в руке жужжала электробритва. – Что случилось, Пионерчиков?

– А то, – крикнул Пионерчиков, – что вашего Солнышкина превратили в обыкновенного барбоса!

– Как?! Кто?! Зачем?! – вскинул брови Моряков.

– Для эксперимента! – крикнул Пионерчиков. – Ваш Челкашкин.

Положив бритву, Моряков вышел из каюты. Внизу действительно раздавался воинственный лай. Капитан перешагнул через несколько трапов. Каюта Солнышкина была открыта, возле двери стояли ботинки, а около них сидел большой красивый пёс.

– Солнышкин, Солнышкин, – ласково позвал Пионерчиков.

Пёс заворчал и приподнялся.

– Только, пожалуйста, не сердитесь, – в некотором смущении произнёс Моряков, с любопытством вглядываясь в барбоса.

– Что, хороший? – раздалось в это время рядом, и из каюты выбежал весёлый, улыбающийся Солнышкин.

Пионерчиков тихо прислонился к переборке. Моряков, качая головой, сморщился от смеха. Он взялся за сердце и смотрел то на Солнышкина, то на барбоса. А Солнышкин выкладывал капитану весёлую, почти сказочную историю.

Наконец, переведя дыхание, Моряков вздохнул:

– Ах, Пионерчиков, вам хочется отправить меня в лазарет?..

Капитан погрозил Солнышкину пальцем и пошёл в каюту, где на столе нетерпеливо жужжала электробритва.

Мечты старого Робинзона

В самую жгучую жару Солнышкин заступил на вахту.

«Даёшь!» так накалился, что из-под него валил пар, как из-под утюга. Но океан был прекрасен. Широкие волны слегка приподнимали судно, и Солнышкин замирал от радости полёта. Штурвал он уже держал получше любого Петькина. Всё было в порядке, и маленький бронзовый компас – тот самый компас, который подарил ему когда-то Робинзон, – на его руке тоже показывал: норд, норд! Всё правильно. Полный порядок. Рядом с Солнышкиным сидел пёс. Иногда он бросался к окну и, поставив лапы на подоконник, дружелюбно лаял. Это среди волн появлялся Землячок и, делая свечу, выпускал белый фонтанчик.

– Подумать, какая удивительная привязанность! – говорил Моряков, прохаживаясь по рубке. – Кит провожает судно от Камчатки до экватора! Невероятно!

При слове «экватор» у Солнышкина тихо кружилась голова и сердце, как быстрый поплавок, взлетало и опускалось от волнения. До экватора оставалось несколько дней пути!

Отойдя от окна, пёс завилял хвостом. По трапу застучали тихие шаги, и в рубку в одних трусиках и ботинках вошёл загорелый сухонький Робинзон. Моряков покосился на него. Даже Робинзону он не мог позволить так ходить по рубке. Подумать, вместо брюк – мятые трусы, вместо отутюженных штанин – волосатые ноги! Но старик, держа в руке спелый банан, был так увлечён какой-то мыслью, что Моряков только и спросил:

– Что с вами, Мирон Иваныч?

– Послушайте, Евгений Дмитриевич, что это такое? – поднял руку старик.

– Помилуйте, Мирон Иваныч, банан, обыкновенный банан, – ответил Моряков, удивлённый таким пустяковым вопросом.

– А что для вас в детстве значило обыкновенное слово «банан»? – посмотрел на него Робинзон.

Моряков задумался.

– Банан… – сказал он. – Ну, банан, пампасы, джунгли… – И вдруг он улыбнулся: – И конечно, плавание, дальние страны.

– А кокосовый орех? – прищурив глаза, спросил Робинзон.

Моряков посмотрел вдаль:

– Океаны, экватор, Африка, Австралия. – Голова у него закружилась, как у Солнышкина.

– А вы помните стихи, Евгений Дмитриевич:

 
Случайно на ноже карманном
Найди пылинку дальних стран…
 

– А как же, а как же! – воскликнул Моряков, вскинув руку:

 
…И мир опять предстанет странным,
Закутанным в цветной туман.
 

Он уже не замечал трусов Робинзона.

– А если дать ребятам не пылинку, не орех, а целый дворец чудес, – сказал Робинзон, – с кокосами, с якорями, с пальмовыми рощами…

– А что, это великолепная мысль! Великолепная, а, Солнышкин?! – воскликнул Моряков. – Разве у нас нет якорей? Разве мы не найдём кокосовых орехов?

– Ах, Евгений Дмитриевич! – прошёлся по рубке Робинзон. – Если бы я мог, я подарил бы им целый необитаемый остров. – Он внимательно осмотрел знойный горизонт. – Целый остров!

– С обезьянами, с попугаями, с пингвинами! – обрадовался Солнышкин. Ему даже показался вдали кусочек суши и послышался шелест волн о песок.

Но Моряков грустно улыбнулся.

– Ах, Мирон Иваныч, это уже фантазия! Фантазия! – повторил Моряков. Он мог поверить в летающие тарелки, но в неведомые острова Моряков не верил. Он когда-то и сам мечтал назвать какой-нибудь островок именем доброго старика, но…

– Неужели ни одного? – спросил Робинзон.

– Не может быть! – воскликнул Солнышкин. А сидевший мирно пёс, подпрыгнув, залаял.

– Может быть, вы имеете возражения, – спросил, наклонившись к нему, капитан, – или собираетесь сами открыть необитаемый остров?

Пёс бодро вильнул хвостом.

– А вот для дворца мы кое-что подберём. Вот здесь. – И, повернувшись к висевшей на стене карте, капитан показал на крохотное пятнышко среди голубых пространств: – Видите этот коралловый островок? Мы проходим мимо него. И уж как-нибудь на денёк забежим. Забежим, Солнышкин?

Побелевший от солнца и соли чубчик Солнышкина взметнулся кверху. Тряхнул ушами и залаял пёс. Коралловый остров! Но, как и старому Робинзону, Солнышкину очень хотелось открыть свой, хотя бы самый маленький, островок.

Смотрите! Смотрите вперёд!

Наперекор всем географическим картам мира Солнышкин верил в удачу. Отстояв вахту, он отправлялся на бак и всматривался в убегающую полоску горизонта. Нос у него облупился, щёки зарумянились, как яблоки в духовке. Рядом с ним, положив на борт лапы, смотрел вперёд верный пёс. Они мечтали открыть необитаемый остров. Но остров играл в прятки. Порой на палубе появлялся Робинзон и, подняв трубу, исследовал небосклон. Но и ему ничего не удавалось обнаружить.

А тем временем «Даёшь!» приближался к экватору, и, как положено, весёлый экипаж готовился к празднику Нептуна. На палубе начиналась суматоха.

Правда, когда появится экватор, точно сказать никто не мог, так как на вахте стоял штурман Ветерков, по прозванию Ми́лей больше, ми́лей меньше, не придававший этому особого значения. А штурман Безветриков, по прозвищу Тютелька в тютельку, не терпел ошибок и в третий раз проверял верность своих расчётов.

Пионерчиков командовал праздничным парадом.

А Солнышкин всё стоял и смотрел, когда же появится эта линия, экватор, а вместе с ней – необитаемый остров. Но экватор не появлялся.

Солнышкин решил вздремнуть. Он спустился в каюту, но только закрыл глаза, как к нему с лаем ворвался запыхавшийся пёс и, вцепившись в трусы, потянул Солнышкина по коридору. Прыгая по горячей палубе, Солнышкин вскочил на бак. У борта спокойно прохаживался Робинзон и посматривал в подзорную трубу.

– Что-нибудь есть? – спросил Солнышкин. Робинзон поднёс к глазам трубу и невозмутимо произнёс:

– Волны.

Но Робинзон смотрел за корму, а пёс тянул Солнышкина к самому носу.

Солнышкин приложил к бровям ладонь и, понизив голос, быстро сказал:

– Трубу! Мирон Иваныч, трубу! Робинзон озадаченно протянул трубу.

Заглянув в синее стёклышко, Солнышкин твёрдо произнёс:

– Есть!

– Что? – поспешил к нему Робинзон.

– Смотрите, только смотрите вперёд! – сказал Солнышкин.

Наклонившись к трубе, Робинзон взмахнул рукой и, подняв кверху указательный палец, тоже закричал:

– Есть! Есть!!

– Остров! – сказал появившийся рядом Федькин.

– И необитаемый! – крикнул Солнышкин.

Над горизонтом, среди широких синих волн, возникал и тихо покачивал листвой крохотный островок.

Милей больше, милей меньше

Моряков схватил бинокль, бросился к иллюминатору и увидел, как вдали действительно как бы всплывает остров. На вершине его, как укропчик, росла пальма, потом она стала как вершок молодой морковки… Моряков схватился за лоцию. Страницы так и зашелестели под его крепкими пальцами. И нигде, ни на одной из них не был обозначен этот маленький, поднимающийся на глазах кусочек суши! Сердце капитана забилось совсем как в юности. Прямо по курсу вырастал коралловый островок.

– Лево руля! Команде к борту! Всем надеть брюки! – Моряков посмотрел, в брюках ли он сам, и кинулся в каюту одеваться. Не мог же он открывать новую землю без штанов! Следом за ним по каютам разбежалась вся команда.

В рулевой остались штурман Безветриков и штурман Ветерков, который взял в руки штурвал.

– Так, – прикинул на глазок Ветерков, – кажется, до острова с полмили?

– Ну что вы! – удивился, вскинув голову, толстенький Безветриков. – Полная миля! Тютелька в тютельку!

– Ну подумаешь – ми́лей больше, ми́лей меньше, – сказал худенький Ветерков и добавил: – А всё-таки не больше, чем полмили.

– Тогда давайте проверим по карте! – предложил Безветриков, который не мог терпеть малейшей неточности.

– Пожалуйста, – согласился Ветерков, и Тютелька в тютельку бросился за картой и циркулем.

– Вот, смотрите! – крикнул он уже с порога. – Вот наше судно. – И он ткнул в карту кончиком циркуля.

– Но судно находится здесь, – возразил Ми́лей больше, ми́лей меньше и показал пальцем совсем в другое место.

– Ну как вы не видите? – удивился Тютелька в тютельку. – Вот судно, а вот здесь, видимо, остров. Пожалуйста, посмотрите и на море…

Оба штурмана вскинули головы, посмотрели в иллюминатор и, бледнея, встали на цыпочки: острова не было! Впереди без конца бежали и вспыхивали волны.

В рулевую вошёл Моряков в полной форме, по пояс высунулся в иллюминатор и с криком: «Что произошло?» – побежал вниз по трапу.

На палубе, размахивая руками, уже метались Солнышкин и вызванный им из рубки Перчиков. Открывать без друга необитаемый остров Солнышкин не мог. Но пока он бегал за радистом и надевал брюки, остров… пропал. Друзья смотрели вперёд. Солнышкин забрался на канатный ящик, но ничего не увидел. Он собирался бежать наверх, но сзади, с кормы, раздался иронический голос Робинзона:

– Вы что-нибудь потеряли, Солнышкин?

– Остров!!!

– Ай-ай-ай! А вы оглянитесь, Солнышкин, – улыбнулся Робинзон, возле которого вертелся пёс, и протянул трубу: – Иногда стоит и оглянуться!

Но уже и без трубы Солнышкин обнаружил пропажу.

Пока Ветерков и Безветриков спорили, «Даёшь!» проскочил мимо острова.

Моряков строго посмотрел на краснеющих штурманов и скомандовал:

– Малый назад!

Новый необитаемый остров

Островок ждал своих открывателей. Казалось, пальмочка укоризненно машет листьями из стороны в сторону.

– Шлюпку на воду! – крикнул Моряков.

И едва шлюпка коснулась воды, Солнышкин слетел в неё прямо на выброске. За ним спустились Перчиков и Пионерчиков. А сбоку, по штормтрапу, сбега́л Робинзон.

– Вот вам и фантазия! – кричал он Морякову Шлюпка просела. В неё ввалился артельщик, на корме примостился Моряков, а следом за ними прыгнул пёс.

– Полный вперёд! – приказал капитан, и шлюпка помчалась к островку.

Пальма была уже рядом, и Моряков скомандовал:

– Приготовиться!

Перчиков приготовился к швартовке. Солнышкин стал рядом с ним. И вдруг оба приоткрыли рты. С противоположной стороны, оставляя за собой белый шлейф пены, к острову приближался перископ, за ним появилась рубка подводной лодки, и в открывшийся люк высунулось плечо с офицерским погоном, а за ним красная чопорная голова!

– Бобкинс, Гопкинс, вперёд! – выпалил офицер, и на остров, который чуть-чуть стал пониже, вскочили два матросика.

– Позвольте, позвольте, но этот остров замечен моряком нашего судна Солнышкиным! – сказал Моряков на великолепном английском языке.

– Это не имеет никакого значения! Его появление давным-давно предсказано нашими учёными, – задрал голову офицер. – Здесь ещё год назад запроектировали строительство базы.

– Базы? – спросил Пионерчиков.

– Для сушки подмокших сапог! – уточнил офицер.

– Но остров открыли мы! – крикнул Солнышкин.

– Мы устроим здесь пионерскую лабораторию, и наши ребята будут изучать растущие острова! – сказал Робинзон.

Экипаж «Даёшь!» объяснялся по-английски не хуже заправского шкипера.

– Гопкинс! Бобкинс! Действуйте! – выпалил офицер. – Выкорчевать дерево!

– Поосторожней! – с достоинством остановил их Моряков.

Робинзон прыгнул на остров и обхватил пальму.

– А может, его лучше продать? – предложил артельщик. – Ещё драться из-за него! – И вдруг, заскулив, он схватился за ногу, потому что в неё вцепился зубами пёс.

В пылу спора никто не обратил внимания, как от горизонта к месту происшествия стал приближаться неясный округлый предмет. Над ним то и дело поднимался лёгкий сверкающий фонтанчик, а от боков откатывались в обе стороны упругие волны. И как ни странно, островок под ногами спорящих начинал слегка покачиваться.

– И всё-таки открыли его мы! – пытался доказать своё Пионерчиков. – Его увидел Солнышкин!

Солнышкин участия в споре не принимал. Он быстро сунул руку в карман и, оглядываясь, вытащил кусок сахара, который держал про запас для Землячка.

В тот же миг раздался такой удар, что шлюпка отлетела в одну сторону, лодка в другую, а из глубины показалась громадная голова кита, который делал стойку.

Сам Солнышкин на минуту повис в воздухе и протянул вверх руки с воплем:

– Держите!

На глазах у всех необитаемый остров вместе с Бобкинсом, Гопкинсом и Робинзоном рванулся ввысь с первой космической скоростью. И, к общему изумлению, снизу у него обнажилось днище самой обыкновенной бочки! Остров превратился в едва заметную точку и со свистом ринулся вниз.

– Ложись! – крикнул Моряков.

Остров пронёсся мимо и, взорвав фонтан брызг, исчез в глубине. Там забурлило, запузырилось. И на поверхность пробкой выскочила большая бочка, в которой росла пальма. Во время тайфуна её, очевидно, смыло в одном из прибрежных парков, и она гуляла по океану, обрастая травой и песком.

Бочка качалась, как ванька-встанька, и пальмочка, за которую крепко держался Робинзон, весело обдала брызгами команду «Даёшь!». Сбоку от неё фыркал старый друг Перчикова Землячок, фонтанчиком обмывая радиста, которому насыпалась на голову земля необитаемого острова.

Бобкинс ещё летел. Гопкинс плевался и карабкался на лодку.

Наконец команды разобрались по местам.

– Где же ваша база?! – крикнул Солнышкин офицерику, подтягивая к шлюпке «остров» с Робинзоном.

– А как же предсказания ваших учёных? – съязвил Перчиков.

– Бандиты! – пробормотал Пионерчиков.

– Господа, мы имели в виду не этот остров, – откланялся офицер, голова его исчезла в рубке, люк захлопнулся, и через минуту над лодкой забурлила вода, скрывая всю эту компанию.

Робинзон прыгнул в шлюпку, и Моряков скомандовал:

– Полный вперёд!

Вдруг пальма стала как-то оседать и уходить под воду.

– В острове пробоина! – крикнул Солнышкин.

Все оглянулись, а пёс прыгнул на корму и сунул в пробоину хвост. Течь прекратилась. Команда тронулась дальше.

– Слушай, Солнышкин, а как зовут твоего пса? – спросил Перчиков.

– Не знаю… – Солнышкин пожал плечами.

– Он заработал себе отличное имя, – погладил пса Перчиков. – Мы назовём его Верный, идёт?

– Конечно, – обрадовался Солнышкин, а пёс взвизгнул и хотел вильнуть хвостом, но спохватился. Он оправдывал своё новое имя.

Остров плескался в воде и делал свои последние самостоятельные метры в океане. Солнышкин сиял. Он всё поглаживал пальму и поправлял корешки, чтобы не разбежались от течения. Ведь всё-таки это была открытая им земля, да ещё отвоёванная у захватчиков! Моряков тоже был доволен. Сбылась мечта Робинзона – это был остров, который можно было не только подарить, но и доставить ребятам прямо во дворец. И не беда, что он мал, зато с его открытием связана такая большая история, которая есть не у каждого большого острова! И капитан уже думал, как он изобразит всё это на большом художественном полотне.

Перчиков гордился Солнышкиным. Пионерчиков – всеми. И только артельщик злобно держался за штаны. Один раз он хотел подать добрый совет и – вот тебе на́! – расплачивался собственными штанами.

– А где же Землячок? – вдруг вспомнил Солнышкин, и все оглянулись, чтобы посмотреть на главного героя недавней битвы.

Но кита рядом не было. А вдали среди солнечных всплесков взлетали несколько высоких фонтанчиков, к которым постепенно приближался ещё один. Землячок встретил старых друзей. И никто из команды «Даёшь!» не видел его уже до следующей весны.

Чудеса в океане

Между тем Безветриков определил, что экватор уже остался за спиной. Штурман Ветерков не придал этому особого значения: какая разница где – ми́лей дальше, ми́лей ближе! Но жара наступила совершенно экваториальная и творила просто-таки невиданные чудеса.

За час до обеда Борщик вынес на палубу остудить только что испечённые румяные кексы. Он поставил противень на табуретку, обмахнул его по привычке полотенцем и приоткрыл рот от удивления: по морю гуляли тоненькие вращающиеся смерчи. Они прямо-таки вальсировали на голубой воде, ввинчиваясь верхушками в самое небо. «Даёшь!» проходил между ними, как между колоннами на балу. Кок от восторга сдёрнул колпак.

И вдруг сзади него раздался пронзительный свист. Борщик оглянулся и остолбенел: один за другим его кексы взлетали вверх и исчезали в смерче. Кок бросился спасать их, но от кексов остался только запах.

В это же время у сидевшего невдалеке на трюме Буруна прямо из-под рук улетучился гвоздь, который он вбивал в крышку канатного ящика.

– Послушай, Борщик, ты видел? – изумился Бурун.

– А вот ты видел? – Борщик взмахнул полотенцем.

Через полчаса команда вышла обедать на палубу. Во-первых, потому, что сидеть в помещении было просто невозможно, а во-вторых, всем хотелось полюбоваться удивительным зрелищем.

Смерчи изящно огибали судно. Кое-кто из команды бросал за борт завалявшиеся в карманах монеты, и они тут же уносились вверх в струе воздуха.

Команда съела первое, уписала второе, и каждый взял в руки тарелку для третьего. Смущённый Борщик собирался уже беспомощно развести руками, но в это время к самому борту приблизился тонкий смерч и с ловкостью заправского официанта стал опускать каждому на тарелку чудесные дымящиеся кексы.

– Замечательно придумано! – воскликнул Моряков.

– Здо́рово! – сказал Ветерков, но в этот момент ему на тарелку со свистом шлёпнулся большой старый гвоздь.

Штурман возмущённо протянул тарелку Борщику, требуя объяснений, но к нему, кружась, наклонился лёгкий смерчик, как бы извиняясь и желая засвидетельствовать, что Борщик здесь совершенно ни при чём. Затем Ветерков увидел, как его штурманская фуражка легко поднялась с головы, кивнула ему и через минуту уже плыла среди облаков на верхушке смерча, который кланялся из стороны в сторону, будто юный курсант на балу в морском клубе.