Текст книги "Солнышкин плывёт а Антарктиду"

Новое удивительное событие

Через несколько минут маленькая экспедиция уже сидела в боте. Солнышкин держал брезентовые рукавицы, Пионерчиков укладывал под скамью ножи.

Марина, выглянув в иллюминатор, кричала:

– Пионерчиков, привезите и мне кораллы!

Только артельщик всё ещё спускался по трапу, прижимая к боку обёрнутую тряпкой банку.

– Тащит всякое барахло, – возмутился Солнышкин, – торчи из-за него!

– Это не барахло, – хитровато, но удивительно вежливо сообщил артельщик. – Это, хе-хе, лекарство, которое выписал мне Челкашкин.

– Ладно, садись, – нетерпеливо сказал Перчиков, и волны сами понесли бот навстречу стелющимся по ветру пальмам. Солнышкин, привстав, смотрел туда, где в белоснежном воротничке морского прибоя поднимался остров. Он думал, почему Марина попросила привезти кораллы Пионерчикова, а не его. Но это не мешало ему смотреть вперёд. В глубине, в синей прозрачной бездне, мелькали рыбы, а впереди, среди рифов, гудел и взрывался белый поток. Маленький бот быстро приближался к нему, и Солнышкин невольно старался поставить ногу потвёрже.

– Держись! – вдруг крикнул Моряков.

Могучая волна подхватила бот на самый гребень и швырнула вперёд. Солнышкин почувствовал, как правая нога оторвалась от днища, левая завертелась в воздухе, как на педали, и он полетел в пучину.

Когда он вынырнул, на него пахну́ло таким ароматом, будто Борщик открыл свои кастрюли с компотом. Бот бежал впереди Солнышкина по синей-синей воде, вокруг лежала настоящая лагуна. Со всех сторон светился белый коралловый песок. Среди упругих зелёных листьев желтели бананы и пылали цветы. А на берегу, размахивая руками, плясали десятки курчавых людей в юбочках из пальмовых листьев, с гирляндами цветов. Они кого-то ожидали.

Солнышкин хотел взобраться на бот, но вдруг почувствовал, как под ноги ему поднырнуло какое-то животное. Он издал испуганный вопль и увидел, что летит к берегу на настоящей дельфиньей спине.

На боте раздался смех, и по лагуне пронёсся лёгкий ветерок. Это облегчённо вздохнул Моряков. Он сразу понял, чьи это проделки. Конечно, всё это устроил Робинзон: старик любит чудеса! Капитан расправил плечи и весело протрубил приветствие:

– Иа ора на!

Он ждал ответа и застыл в изумлении. И не только он. У притихшего Перчикова носик стал ещё острее.

На берегу хором ответили: «Иа ора на, Перчиков!» И бросились надевать венки на Солнышкина, которого дельфин уже вынес к берегу.

– Вы что, бывали в этих местах? – удивлённо спросил Моряков. Сам он здесь был только юнгой.

– Нет, – ответил Перчиков.

– Так что же это значит? – спросил Пионерчиков.

– Не знаю… – развёл руками радист и вздрогнул: прямо на него из воды лукаво смотрела дельфинья голова с удивительно знакомым розовым носом и нежно произносила: «Пер-чи-ков!»

А на берегу Солнышкин снимал с себя гирлянды и тоже показывал пальцем туда, где сидел Перчиков. Едва бот ткнулся носом в песок и радист вышел на берег, на него полетели десятки венков. Вся толпа стала, смеясь, прыгать вокруг с весёлой песней: «К нам приехал Перчиков!» А вода закипела от дельфиньих спин.

Наконец все притихли. К Перчикову подошёл старый вождь племени. Он был высок, необыкновенно толст и важен, но, прижав руки к сердцу, низко поклонился.

– Да что же всё это значит?! – воскликнул Моряков.

Тогда из толпы вышел маленький, лысый проповедник в белой сутане и с крестиком на груди. Он поклонился и сказал:

– Это всё сказка…

– Что? – спросил Моряков, уже совершенно ничего не понимая.

– Я всю жизнь, – поднял глаза к небу старичок, – всю жизнь старался им доказать, что есть бог…

Пионерчиков кашлянул, но из вежливости промолчал.

– Я доказывал им это самыми красивыми словами, но тариорцы только смеялись и плясали, – прослезился старичок. – Они верили своим дельфинам, каждому их слову! А теперь поверили в Перчикова!

– Кому поверили? – удивился капитан. Под его ногами мягко хрустнул песок.

– Дельфинам! – всплеснул руками старичок. – Они давно говорят с дельфинами. А теперь дельфины принесли сказку, будто какой-то Перчиков спас их товарища. Вон того. – Проповедник показал на красноносого дельфина. – И островитяне поверили в Перчикова. Теперь нет бога, а есть Перчиков!

– Но это не сказка, – подскочил Перчиков. Его голова едва выглядывала из цветов.

– Это не сказка! – крикнул Солнышкин. И выложил всю историю, которая произошла с Перчиковым в далёких морях, совсем у другого острова.

– Да, это не сказка… – вздохнул артельщик. Уж он-то знал, в чём тут дело.

Моряков даже вспотел от волнения. Он не мог этому поверить, но рядом с ним из воды выскакивали дельфины, которые на десятки ладов посвистывали, покрикивали, потрескивали: «Перчиков, Перчиков!»

Капитан махом разбил валявшийся на берегу кокосовый орех и от волнения осушил его до капельки.

– Да ведь это же ценнейшие научные данные! – потряс он перед Перчиковым рукой. – Что же вы молчали?

Но тут другая мысль остановила его: «А где Робинзон? Не терпят ли они бедствие с Пончем? Ведь можно дельфинов попросить разыскать их!»

Вождь островитян только улыбнулся. Он повернулся к морю, что-то пропел, хлопнул в ладоши, и десятки живых быстроходных ракет ринулись вперёд, за рифы, на поиски старого Робинзона.

А Перчикова и его друзей островитяне подхватили под руки и повели к зарослям цветов, на поляну. Молодые островитянки несли туда на банановых листьях жареных поросят, громадных красных омаров. На острове начинался весёлый пир.

И только артельщик тихо повернул в сторону.

– Идём, – позвал его Пионерчиков.

Но Стёпка схватился за живот и показал на банку с лекарством.

Драгоценности Стёпки-артельщика

Конечно, каждому читателю понятно, что ушлый артельщик удалился совсем не для того, чтобы лечить живот. И конечно, не для этого он выудил ночью светляков из чужих банок.

Пока на лужайке звенели протяжные песни, трубили раковины, он торопился набить карманы драгоценностями Тариоры. Нужно было только найти, у кого бы их выудить. Стёпка прогулялся между бамбуковыми хижинами, но не встретил ни одного человека. Все были на празднике. Только ветер колыхал громадные листья бананов. Правда, в одной из хижин кто-то заворочался, и артельщик дипломатично сказал: «Хе-хе!» Но оттуда высунулось свиное рыло и дружелюбно ответило: «Хрю-хрю!»

Артельщик откатился в сторону и прислушался. Музыка и пляски были в самом разгаре.

Вдруг над артельщиком что-то пронеслось, и неподалёку раздался удар, следом другой! Стёпка отлетел на верный десяток метров, словно катапультировался. И вовремя!

На верхушке кокосовой пальмы родственник вождя рубил орехи для праздника.

– Эй! – крикнул Стёпка и махнул рукой.

Островитянин тут же швырнул в него орехом: ему было совсем не жаль для гостя!

Стёпка пригнулся и ещё раз махнул рукой. Громадный орех, как ядро, просвистел у самого уха.

– Хватит! – зло заорал Стёпка.

Но вдруг, опомнившись, он улыбнулся и, поманив островитянина пальцем, показал ему банку. Тот, отломив лист пальмы, приземлился, как на парашюте.

Артельщик хихикнул: дело пошло на лад! Он приблизился к островитянину, пальцем прикрыл ему один глаз, а к другому быстро поднёс приоткрытую банку. Тот отпрянул, потом посмотрел на Стёпку и заглянул в банку ещё раз. Губы у него сразу вытянулись трубочкой, а глаза заблестели, как две лагуны.

– Вот это дело! – подмигнул Стёпка и показал: – Я – тебе, ты – мне. – И, оглядываясь, он пощёлкал толстыми пальцами.

– Пальму с кокосами, – предложил островитянин. Но Стёпка поморщился:

– Нашёл, чем удивить!

– Свинью с поросятами, – показал пальцем на хрюкающее у хижины семейство раззадоренный родственник вождя.

– У меня дома таких десять тысяч! – отмахнулся артельщик.

Тогда, что-то сообразив, островитянин стукнул себя по лбу, радостно вскрикнул и помчался домой – доставать самую большую на острове драгоценность. Через минуту он вернулся с маленьким плетёным сундучком и потряс им перед ухом артельщика. Внутри что-то звякало, шелестело, будто пересыпающийся жемчуг.

– Вот это другое дело! – причмокнул артельщик. – Это другое… – Он хотел приоткрыть крышку сундучка, но островитянин оглянулся и замахал руками. – Понятно, – сказал артельщик. Он сам сегодня полночи оглядывался.

И, отдав счастливому островитянину банку со светлячками, Стёпка припустил к берегу. Над ним вприпрыжку бежали лёгкие облака, и оттого что у него в руках был тяжёлый сундучок, артельщик тоже чувствовал себя лёгким облаком среди пальм. А если ещё потрогать хоть один драгоценный камень, хоть одну жемчужину, он сиял бы, как само солнце!

Артельщик приоткрыл сундучок, сунул палец. И в тот же миг ему под ноготь вонзилось что-то острое и жгучее, как уголь.

Он с воем швырнул сундучок на землю, и оттуда с гудом взметнулись крупные золотистые пчёлы. Обхватив руками голову, Стёпка бросился в банановую рощу. Он с треском продирался сквозь заросли. А «драгоценности», за которыми он гонялся, звенели у самого его уха и никак не хотели отставать. Каждый раз, когда в него впивалось жало, он подпрыгивал и лягал пятками воздух.

Внезапно артельщик рухнул в кустарник и замер. Обманутый рой словно споткнулся и заметался из стороны в сторону.

«Ну, мимо! Мимо! – не дыша следил артельщик. – Дальше, дальше… – И, увидев, что пчёлы наконец взяли направление на звуки пира, ухмыльнулся: – Попробуйте, попробуйте, Солнышкин! И вы, Перчиков, тоже!»

Но вдруг до его слуха донёсся какой-то гул, потом треск и крик Солнышкина:

– Лови! Лови!

«Узнали о светлячках! Разведали!» – решил Стёпка.

Послышались удары барабана, охотничьи крики, и артельщик, не разбирая дороги, ринулся в дебри напролом.

Гиппопотамы

Ещё минуту назад Солнышкин сидел на поляне и думал, как бы поскорее улизнуть из этого круга. Конечно, всё было здо́рово: и катание на дельфиньей спине, и кокосовое молоко, которое он пил прямо из ореха. Перед ним лопались на костре бананы, а листья банановых пальм овевали его, как опахало.

Но в нескольких шагах шуршал песками белый коралловый пляж, синела прозрачная вода лагуны, сверкало тропическое небо.

И Солнышкин, приподняв венки, из-за которых ему совсем не было видно Перчикова, подмигнул:

– Пошли!

Перчиков и сам мечтал улизнуть. Он не любил сидеть в президиумах. Тем более, когда можно было прекрасно понырять. И он подтолкнул Пионерчикова:

– Слушай, посиди за меня.

Радист выскользнул из-под венков, ещё раз подтолкнул Пионерчикова, который смотрел, как на соседней пальме орудует клешнями пальмовый вор, и наметил самый близкий маршрут.

Но вдруг рядом с ним раздался крик, и на поляну, путаясь в сутане, выбежал старый проповедник. Глаза его от ужаса вертелись, как колесики, а губы вздрагивали и лепетали:

– Гиппопотам, гиппопотам!

– Да где?! – воскликнул Моряков. Это было невероятно: на островке в Тихом океане гиппопотам?

Но в банановой роще действительно стоял невообразимый треск. И Моряков, а за ним вся команда и островитяне, хватая палки, с боевыми криками бросились вперёд.

Гремели ореховые колотушки, трубили раковины, стучали палки. Целая армия охотников мчалась к банановой роще, где, отбиваясь от пчёл, орудовал толстый Стёпка. Он чувствовал себя сейчас не лучше, чем в медвежьей шкуре, но, конечно, не знал, что подслеповатый перепуганный священник обрядил его теперь в шкуру гиппопотама. Он только слышал, как за ним несётся толпа и раздаётся крик Солнышкина: «Лови! Лови!»

Солнышкин, как всегда, летел впереди. Артельщик бросился в сторону, но споткнулся и вдруг над самым ухом услышал голоса Солнышкина и Перчикова:

– Ну что, видел?

В лицо ему ткнулись два вспотевших носа.

– Кого? – спросил затравленный артельщик.

– Гиппопотама.

Так вот кого ловили, вот что за топот стоял сзади! Подскочив, Стёпка ухватился за висевшую над головой лиану, оттолкнулся и ринулся наугад – над рощей, над плантацией, не зная куда. Мало ему было пчёл, теперь ему не хватало только зубов гиппопотама!

– Стой! – крикнул Солнышкин. – Подожди! – Он тоже схватился за лиану и понёсся за артельщиком.

Сзади, хлопая себя по затылку, гнался Перчиков, а внизу бежала вся шумная компания, над которой воинственно гудели пчёлы.

Чем громче становился за спиной топот, тем быстрее улепётывал артельщик. Бамбуковые стебли стукали его по лбу. Вокруг стоял грохот. Лианы цеплялись за ноги. Артельщик мчался, пока наконец не шлёпнулся в светлую воду лагуны.

«Хватит рубинов, хватит топазов, хватит алмазов!» – думал он.

Новое изобретение Перчикова

Солнышкин выпустил из рук лиану, мягко приземлился на берег и обомлел. Под ногами, как снег на морозце, хрустел белый песок. Морские звёзды горели в прозрачной воде всеми цветами, и бегущие к ногам синие волны так и шуршали: «Ну, здравствуй, Солнышкин! Хорошо, Солнышкин?» «Хорошо-о!» – повторял гул океана. И ветры всех океанов, кажется, тоже спрашивали: «Хорошо?»

Солнышкин сразу забыл про гиппопотамов и пчёл.

– Ты что стоишь? Ты что же стоишь?! – послышался издали голос.

Из воды вынырнула голова Перчикова. В одной руке у него был нож, в другой – громадная розовая раковина.

– Там тысячи кораллов, там тысячи раковин для всех дворцов! – Глаза его были широко раскрыты.

Солнышкин взял из бота нож и плюхнулся в воду. Прямо перед носом порхнули пузырьки, а у глаз повисли голубые быстрые капли. Солнышкин отогнал их рукой, и сквозь пальцы промчалась стайка голубых рыбёшек. Он попробовал их поймать. Но рядом появилась какая-то глазастая красная рыба. Она распустила золотистый плавник и, посмотрев на Солнышкина, поплыла в глубину.

Солнышкин нырнул за ней.

У самой поверхности Солнышкин заметил, как мимо него с разинутой пастью ринулась вниз здоровенная акула.

Он проплыл мимо громадного рака-отшельника, которого погоняла пышная оранжевая актиния. Потом проскользнул над важным усатым омаром. И неожиданно впереди себя увидел язычки яркого пламени.

Солнышкин прикрыл один глаз – костёр горел. Он прикрыл второй глаз – костёр продолжал гореть. Перед ним колыхался алый коралловый лес!

Солнышкин выставил вперёд руки – и целый фейерверк рыб метнулся в стороны. Повсюду шевелились настоящие цветные букеты…

Над ними пари́л Перчиков и протягивал руки к большой раковине.

– Ну как? – подмигнул он Солнышкину.

– Здо́рово! – крикнул Солнышкин и, давясь, вылетел наверх.

– Нашёл, где кричать! – засмеялся Перчиков и сам пробкой выскочил за другом.

Но, видно, им понравилось разговаривать в воде, потому что оба тут же нырнули снова. Вода была прозрачнее воздуха.

Солнышкин пари́л в воде, как дельфин. Он опустился возле кораллов и стал срезать ножом ветку за веткой. Его задевали плавниками рыбы, жёлтые, как луна, и голубые, как попугаи, но теперь Солнышкин видел только кораллы. Это для музея, это для бабушки, это… Руки Солнышкина наткнулись на громадный, как факел, коралл. Солнышкин срезал его и, всплывая, поднял над собой.

Алые капли повисли над головой…

– Это… для Марины! – вздохнул Солнышкин, положил коралл в бот и снова нырнул.

Перчиков трудился рядом. Он выносил наверх то громадную раковину, то звезду. Но бот был уже полон, и Перчиков махнул рукой: хватит!

Солнышкин, будто в лохань, плавно опустился в громадную перламутровую раковину и смотрел, как над ним переливаются волны и нежно пульсируют медузки. А Перчиков, закинув ногу на ногу, присел напротив, на поросший травой камень. Вдруг лицо у него странно изменилось, и он закусил губу: под ним оказался настоящий морской ёж. Теперь Перчикову хотелось открыть рот шире лагуны, но он молчал, чтобы не портить другу настроение. Однако Солнышкин и сам заметил, что Перчиков странным образом вращается по дну и пониже спины у него торчат четыре антенны, как у спутника. Нет, радист и здесь не мог обойтись без изобретений!

А Перчиков уже с космической скоростью мчался на берег мимо бота, в котором сейчас сидел артельщик. Стёпка решил начать новую, честную жизнь и мирно глодал поросячью ножку, которую прихватил из котла на месте недавнего праздника.

Самая настоящая акула

Перчиков лёг под пальму. А Солнышкин, расставив ноги, стал рядом.

– Тяни, только осторожно, – сказал Перчиков.

Но предупреждения показались Солнышкину излишними. Лично он – под гул волн, шум пальм на коралловом острове – готов был перенести любую операцию.

– Тяни! – крикнул Перчиков. – Любуется ещё! Солнышкин выдернул из Перчикова иглы и опустился на камень, недоумевая, как это всё-таки его друга угораздило сесть на ежа! Но пока Солнышкин рассуждал, камень, на котором сидел он сам, встал на лапы и высунул из-под панциря голову. Сохраняя равновесие, Солнышкин взмахнул руками и завертел головой. Он ехал в море верхом на огромной черепахе!

Стёпка оторопело отложил в сторону поросячью кость и приподнялся со скамьи. Он видел, как Солнышкин въехал в лагуну и, уцепившись за панцирь, нырнул вниз. Сквозь прозрачную воду было видно всё до песчинки. Вот черепаха проплыла мимо бота. Вот она прошла узким коралловым коридором и сделала круг над маленькой тихой площадкой. Там было прохладно и сумрачно. На дне лежали обросшие водорослями старые тяжёлые тридакны, мерцали обломки перламутра. Солнышкин разглядывал их, быстро работая ногами.

– Пусть плывёт! – решил Стёпка, снова посасывая кость. Теперь его не интересовали никакие морские диковинки и побрякушки. Он начинал новую, добрую жизнь!

Но вдруг Солнышкин отпустил черепаху, нагнулся, и тут артельщик увидел, как у Солнышкина на ладони сверкнула радугой жемчужина. Невиданная жемчужина! С голубиное яйцо!

Стёпкино сердце вздрогнуло и отчаянно заколотилось.

Тысяча топазов! Тысяча алмазов!

– Стой! – крикнул он Солнышкину, зажав в руке кость. В это время в сотне метров от бота Стёпка заметил громадную акулу; привлечённая мясным запахом, она всё ближе и ближе описывала круги. Но внизу сверкало такое богатство! И артельщик, забыв о страхе, ринулся в воду. В тот же миг Солнышкин был сбит с ног. Его завертело и закружило в водовороте.

«Жемчужина!» – хотел крикнуть он, но только выпустил стайку пузырьков и следом за ними вылетел наверх. У самой поверхности он заметил, как мимо него с разинутой пастью ринулась вниз здоровенная акула. Хвост её, как наждак, прошёлся по пяткам Солнышкина, и он с ужасом увидел, как от хищницы отбивается танцующий в воде артельщик.

– Перчиков, на помощь! – заорал Солнышкин, снова бросаясь с ножом в воду.

Но, кажется, было поздно. Акула уходила в сторону. В зубах у неё были Стёпкины штаны, из которых торчала свежая обглоданная кость. Солнышкин поднырнул под задыхающегося артельщика и вынес его на плечах к берегу.

Целый дворец для Робинзона

Всё это произошло так быстро, что Перчиков едва успел вскочить.

– В чём дело? – крикнул он, глядя на Солнышкина. Солнышкин, отфыркиваясь, рассказал про акулу и про жемчужину. Перчиков удивлённо посмотрел на лежащего голого Стёпку, скользнул взглядом по его рёбрам: все рёбра артельщика были на месте.

– А тебе не показалось? – усомнился Перчиков.

– Что?

– И кость, и твоя жемчужина.

Солнышкин оскорбился. Показалось! Жемчужина, за которую можно построить целый дворец для Робинзона!

– Именно такие и кажутся! – подмигнул Перчиков. – Особенно в воде. Преломление лучей – и готов обман зрения!

– И акула тоже показалась? – разозлился на радиста Солнышкин. – Если бы не Стёпка, видел бы ты меня сейчас рядом!

– О-ох! – зашевелился вдруг артельщик, услышав своё имя. – Ох! – Открыв глаза, он схватился за раздутую щёку, и из носа у него брызнули струйки воды. Он сел и, посмотрев на Солнышкина, прогнусавил: – Жив, Солнышкин? – И снова схватился за щёку. Потом он застонал: – Ох, мои штаны, мои зубы!

Нужно заметить, что хотя на щеке у артельщика остался отпечаток акульего хвоста, зубы у него были на месте, и могло даже показаться, что один, довольно крупный, прибавился. А что касается штанов, то их действительно не было.

Но Перчикова это не волновало. Прихрамывая, он сделал шаг в сторону, сорвал несколько банановых листьев и протянул артельщику. Симпатии к нему радист, конечно, не испытывал, но уважал благородные поступки.

– Ну, пошли, – сказал Солнышкин. Он готов был перевернуть всё дно, лишь бы только найти жемчужину.

И Перчиков, взяв нож, бросился за ним в воду. Они снова проплыли над кораллами и стали тихо кружить у той самой площадки. Перчиков заглядывал под каждую раковину, Солнышкин ощупывал каждый осколок перламутра. Жемчужины не было.

А хитрый артельщик, пританцовывая в пальмовой юбочке, стряхнул с себя песок и что-то быстро повернул языком во рту.

В это время песок захрустел. На пляже появились в венках Моряков и Пионерчиков. За ними на берег высыпали островитяне. Увидев их, Солнышкин вышел из воды. Он ещё раз пересказал всю историю и попросил капитана задержаться хоть на один день. Но Моряков молчал.

– Да ведь это целый дворец для Робинзона!.. – воскликнул Солнышкин.

– Во-первых, не для Робинзона, а для Мирона Ивановича, – сказал Моряков. – А во-вторых, нужно найти его самого, а потом уже думать о дворцах. Кажется, я слишком доверился вашим фантазиям: дворцы, дельфины, тарелки, плоты, жемчужины! И вот результат! – Неожиданно он рассмеялся и, радостно повторив: «И вот результат!», протянул руки к лагуне: к берегу под весёлое хрюканье дельфинов катился плот, на котором размахивали руками мистер Понч и старый Робинзон.

– Мы, кажется, чуть-чуть задержались, – улыбнулся мистер Понч.

– У нас были причины, – сказал Робинзон.

Из рукавов его кителя валил настоящий пар, и вокруг распространялся острый ароматный запах.