Текст книги "Паутина"

Комната №8 представляет собой просторное квадратное помещение с расставленными в два ряда кроватями. У каждой из них приютилась тумбочка, а в центре комнаты разместился стол, достаточно большой, чтобы рядом с ним нашлось место всем 20-ти жильцам. Вот и сейчас они столпились вокруг него, оживлённо обсуждая новость, которую сообщил им наставник Лейен, только что покинувший комнату.

– Да перестаньте вы галдеть, – прерывает ребячью болтовню худенький голубоглазый мальчишка. Одет он, как и все остальные дети, в коричневый комбинезон и кожаные сандалии. – Никто из нас не знает толком, что такое цирк, поэтому спорить сейчас бесполезно.

– А я знаю, – говорит светловолосая девочка с тоненьким вздёрнутым носиком. – Не надо думать, Сорок Седьмой, что ты здесь самый умный.

– Ну, тогда расскажи нам, Шестьдесят Вторая, – улыбается Сорок Седьмой и пристально смотрит на девочку.

‒ Расскажи, расскажи, – раздаётся ещё несколько голосов.

Шестьдесят Вторая делает выжидательную паузу, убеждается, что все взгляды обращены на неё, и говорит:

– Я не раз видела цирк во сне. Это большая полукруглая комната. В ней всегда много людей, которые улыбаются, смеются и иногда хлопают в ладоши. Это хорошее место, вот только там громкая музыка.

Дети хохочут. Громче всех заливается толстый мальчишка, с которым мы уже успели познакомиться в зале сновидений.

– Вот это… действительно… познания, – сквозь смех говорит он. – Ну, уморила!

– Такие сны видел каждый из нас, – вступает в разговор другой мальчишка, первый успевшим перебороть смех. – Вот только скажи, почему же они смеются и хлопают?

– Этого я не знаю, – девочка обиженно надувает губки, – А тебе не всё равно? Они радуются и у них так блестят глаза, а этого достаточно.

– Нет, ты всё же расскажи, поделись с нами.

– Восемьдесят Первый, отстань ты от неё, – говорит Сорок Седьмой. – Она знает так же мало, как и мы все.

– А каким цирк видел ты? – спрашивает у него Шестьдесят Вторая.

Теперь все с интересом смотрят на Сорок Седьмого.

– Мой человек тоже несколько раз был в цирке, но я мало что умел разглядеть, – говорит он. – Помню только, что эта комната круглая, с небольшой площадкой посередине. Что-то подобное я уже видел раньше, только площадка там была огромная, вытянутая в длину, да и крыши не было сверху. Как же он назвал её? Кажется, ПОЛЕ.

‒ А там тоже смеются и хлопают? – спрашивает Девятнадцатый, всё ещё улыбаясь.

Сорок Седьмой давно подметил, что чем более кто-то из них страдает во сне, тем более весёлым и радостным старается быть в остальное время.

– Нет. В основном там кричат, что-то пьют, и лица у них не очень довольные. Хотя они иногда радостно вскакивают и поднимают вверх руки. Чудаки.

– Значит, это выглядит примерно вот так, – хитрым голосом говорит Восемьдесят Первый, затем подпрыгивает, вскидывает руки вверх и кричит во всё горло. – А!А!А!

– А-А-А-А! – присоединяются к нему голоса остальных, а потом и их руки.

Через мгновение распахивается входная дверь, и на пороге появляется Канос. Все замолкают, и лишь Восемьдесят Первый, стоящий к двери спиной, продолжает истошно орать. Канос заходит в комнату и кладёт ему руку на плечо.

Тот оборачивается и застывает с открытым ртом.

– Что же это вас так развеселило? – спрашивает служитель с деланной улыбкой. Руки он засунул в карманы.

– Мы просто пытались представить, что же такое цирк, – отвечает за всех Сорок Седьмой. – Наставник Лейен обещал нам, что завтра мы увидим цирковое представление.

– Что, и впрямь обещал?

Дети кивают.

– Тогда вы действительно кричали не зря, – теперь улыбка напоминает оскал. – А знаете почему? Во второй половине представления по арене ходят огромные полосатые кошки. Их называют тиграми. У них жёлтые глаза, сильное тело и огромные острые зубы.

– Ой, – говорит кто-то из детей.

– Их зубы настолько острые, – продолжает Канос, делая шаг вперёд, – что, если они набросятся на вас, то смогут перекусить в одно мгновение. Смотрите, вот так.

Он резко наклоняется вперёд и громко щёлкает зубами. От этого звука дети вздрагивают, а кто-то даже начинает плакать. Канос довольно потирает руки.

– Ну что, теперь вам весело? – спрашивает он.

Сорок Седьмой открывает было рот, чтобы ответить, но в этот момент в комнате появляется Лейен.

– Что здесь происходит? – он внимательно смотрит на Каноса, потом обводит взглядом детей.

– Да вот, рассказывал ринам о цирке, – говорит служитель.

Сейчас его лицо – само добродушие.

– В этом нет необходимости – они всё увидят сами. Вы можете быть свободны.

Канос кивает и быстро скрывается за дверью.

Воцаряется тишина. Лейен смотрит на детей, они на него. С минуту никто не произносит ни слова.

– Что ж, – прерывает молчание наставник. – Все готовы? Тогда пройдемте в зал.

Ночь медленно опускается на Дом, неукротимо завлекая его в свои объятья. Темнота вынуждает служителей всех блоков зажигать в коридорах факелы, а в комнатах – свечи, но снаружи дом всё равно кажется холодным и пустым склепом. Хотя это только наше ощущение, какая-то часть обитателей здания всегда бодрствует, отчего дом вечно наполнен светом и голосами.

В блоке 2Б сейчас тихо. Рины всё ещё смотрят свои сны, что-то бормоча под нос, а наставник Лейен, сохраняя присущее ему невозмутимое выражение лица, стоит у стены и прислушивается к их голосам. Служитель Тио сидит в комнате современности, наблюдая за появляющимися перед его глазами обрывками нашей жизни – этакий голографический интернет. Служитель Канос на своей кровати листает журнал с красочными фотографиями новейших моделей автомобилей. При этом он облизывает губы, а в его глазах горит вожделение.

Мы же на время оставляем блок и поднимаемся наверх, в центральную башню.

Настоятельница сидит за столом, подпирая голову руками, и с грустью смотрит на лежащую перед ней фотографию. На ней запечатлена молодая женщина с младенцем на руках. Ребёнок мирно спит, и на его нежных алых губках застыла трогательная улыбка. Глаза женщины излучают бесконечную любовь к этому милому, беззащитному созданию, сладко спящему в её объятьях. Кажется, вся фотография наполнена теплом и добротой, на какую только возможно материнское сердце.

На настоятельницу фотография произвела неизгладимое впечатление. 400 лет назад, когда она была ещё 14-летней девочкой, живущей в маленькой французской деревеньке, пылкая юношеская любовь чуть было не привела её к браку с семнадцатилетним красавцем Жаном, также отвечавшим ей взаимностью. Однако тяга юноши к военной службе оказалась сильнее влюблённости, и Жан записывается в действующую армию. Анна провожает его, не говоря ни слова, не в силах оторвать взгляда от глаз любимого, надеясь на его скорое возвращение, после которого она сможет родить ребенка, и он обязательно будет похож на своего отца.

Жан погиб через две недели – ядром ему оторвало голову. Вместе со смертью любимого рухнули все надежды и планы Анны. После уничтожения их деревни, потеряв всех своих близких и кров, чудом избежав гибели, она находит приют в церкви, а после в монастыре.

Служению богу, забравшему у неё всех, кто был ей дорог, она посвящает следующий период своей жизни, и в возрасте двадцати восьми лет умирает от холеры. Но попадает не в рай, а духовную семинарию. После пятидесятилетнего обучения она получает должность настоятельницы Дома, и тем самым переходит на высшую служебную ступень. Под её надзором оказываются четыре тысячи человеческих душ, которые по иронии судьбы, а точнее по высшей воле, всегда выглядят как дети – символы непорочности и чистоты. Дети, которых у неё никогда не было. Три сотни лет она взирала на них с должным уважением, но без трепета сердца, однако с недавнего времени всё изменилось. Пришел он, и всё полетело кувырком.

– Не стоило мне об этом думать, – говорит она вслух и поднимается из-за стола.

Но Анна спохватилась поздно. Сквозь щели в ставнях в комнату врывается ветер (большинство свечей гаснет), а вместе с ним и огромная чёрная тень. Она нависает над одним из кресел, медленно меняет форму и превращается в худого седоволосого мужчину в чёрном костюме и алом галстуке.

– Даже не знаю, как тебя приветствовать, Анна, – говорит он, обнажая ослепительно белые зубы. – Сказать «добрый вечер» – язык не повернётся, «здравствуйте» – тем более, так что я в затруднении.

– Боже, спаси и сохрани, – шепчет Анна, крестясь.

– Фу! Только без этого, – морщится мужчина, всем своим видом изображая брезгливость. – Я освобождаю тебя от никому не нужных сейчас молитв.

– Спасибо.

– Или ты непосредственна как ребёнок, или считаешь меня дураком. Ведь этим словом ты опять просишь его о спасении. Он не поможет тебе, так что садись, и побеседуем.

Настоятельница чувствует себя как кролик под холодным немигающим взглядом удава. Страх сковывает её тело, и она понимает, что не может пошевелиться. Ей кажется, что вот-вот изо рта мужчины высунется жало, и он прыгнет на неё, чтобы сжать в объятиях своего длинного сухого тела. Потом оцепенение проходит, и она безвольно падает в кресло.

– Так-то лучше, – пламя в глазах мужчины гаснет, и они снова превращаются в маленькие черные угольки. – Ты подумала над моим предложением?

– Я даже не хочу думать об этом, – слабым голосом отвечает Анна. – Ты не сможешь заставить меня.

– Я могу всё. Вот смотри.

Мужчина вытягивает вперёд руки, и Анна видит на одном из его длинных тонких пальцев с острыми белыми ногтями деревянное колечко в виде змейки. Внезапно змея оживает, поворачивает маленькую голову и, глядя в глаза настоятельнице, начинает медленно раскачивать своё тело. Из открытой пасти брызжут капельки яда, оставляя на руке мужчины крошечные дымящиеся точки. Воздух наполняется зловонием.

– Она может залезть тебе в глаза и ползти в голове пока не достигнет мозга.

– У меня нет мозга, – шепчет Анна и встряхивает головой, словно освобождаясь от наваждения.

– Нет, – мужчина убирает руку, и змея на его пальце опять становится деревянной. – Но боль, которую ты при этом испытаешь, может быть вполне реальной.

Анна молчит, не зная, что ответить, ни на секунду не прекращая про себя повторять молитву.

– Однако я пришел сюда совсем не для того, чтобы тебе угрожать, – продолжает он. – Я просто хочу договориться, и каждый получит то, что ему нужно.

Видя, что настоятельница по-прежнему молчит, мужчина задумчиво хмурится, и, очевидно приняв какое-то решение, говорит:

– Прошлый раз я оставил тебе маленький подарок. Не сомневаюсь, что он тебя заинтересовал. Правда, чудное фото?

– Да, – отвечает Анна, бросая встревоженный взгляд на стол.

– Тебе понравилось?

– Да.

– Хоть что-то дрогнуло в твоём сердце?

– Да.

– И ты хочешь такого малыша?

– Да.

– Я могу в этом тебе помочь

– Нет.

Мужчина с досадой хлопает ладонью по своему колену.

– Какая же ты все-таки упрямая, Анна, – устало говорит он. – Ты сама не понимаешь, от чего отказываешься. Ну-ка. Взгляни.

Мужчина вскидывает руку, и в воздухе повисает изображение огромного магазина с товарами для детей. Распашонки, бутылочки, коляски, кроватки, игрушки всех цветов и размеров, крошечные детские ботиночки – всё это мелькает перед застывшим взглядом настоятельницы.

– Всё это может быть твоим, – шепчет ей на ухо мужчина.

Потом изображение проходит, и его сменяет огромная череда фотографий. Мама купает малыша в ванной, а он смеется, глядя на застывший перед ним большой мыльный пузырь. Ребёнок, сидящий на качелях. Девочка с огромными красными бантами и куклой в руках. И ещё, и ещё… пока изображение не гаснет, на несколько секунд оставляя в глазах яркие, размытые пятна.

Настоятельница опускает голову и закрывает лицо руками.

– Я не могу нарушить свой долг, – под ладонями её голос звучит очень глухо.

Но мужчина расслышал.

– Хорошо, я дам тебе ещё время подумать. Но не советую испытывать моё терпение слишком долго. Я могу рассердиться – уж очень я не люблю ждать. И тогда я могу запустить свою змею не только в глаз, но и еще куда-нибудь. А заодно и узнаю, носишь ли ты трусики.

Мужчина хохочет, и тело его, вновь обернувшись тенью, вылетает из комнаты, так же как и явилось.

На этот раз гаснут все свечи.

Глава 3

В последние дни у Светланы всё шло из рук вон плохо. Алексей не звонил уже две недели, а когда звонила она, в ответ слышались лишь длинные гудки. Всё началось с их последней ссоры. Десять дней назад Алексей сказал ей, что уезжает в командировку якобы для утряски неотложных дел с оптовым поставщиком в Москве. Фирма, в которой он работает, в последнее время заключила несколько крупных договоров на поставку компьютерного оборудования, поэтому работа почти не оставляла Алексею свободного времени. Однако, в тот день Светлане позвонила бывшая одноклассница Татьяна и рассказала о том, как весело её благоверный проводит время на турбазе (Таня работает там администратором) в обществе своего шефа и трёх длинноногих девиц не очень тяжёлого поведения. Кто лучше, чем подруга может и так болезненно уколоть в само сердце, и, насладившись этим, выразить сочувствие? В ответ на Танино предложение «послать к чёрту этого гада» Светлана что-то невнятно пробормотала и положила трубку.

Вечером, когда Алексей вернулся и позвонил ей, Светлана, измученная ревностью и ожиданием, сорвалась и устроила скандал. Алексей не стал врать и отпираться, а просто ответил, что не желает разговаривать в таком тоне. На этом «разборка» закончилась. Неделю Светлана переваривала обиду и вынашивала планы мести, но злость незаметно ушла, оставив её в пустоте и одиночестве. Потом она безуспешно пыталась дозвониться, находя всё время какие-то предлоги и ища оправдания его лжи. Сознание отказывалось верить в неминуемый разрыв – Светлана просто гнала от себя эти мысли.

Внутри неё всегда жил некий голос – зловредный и насмешливый, вечно подтрунивавший над нею и старающийся при любом удобном случае ехидно прокомментировать происходящее. Вот и сейчас, когда на душе и без того было муторно, он не упускал шанса напомнить о себе.

Какая же ты дурочка, твердил он, неужели не понимаешь, что он просто не уважает тебя? И ты готова простить его? Готова поверить его глупым отговоркам?

Может быть и прощу, отвечала она. Но уж точно не позволю обмануть меня ещё раз.

Голос смеялся, отчего в животе было немного щекотно.

А ты думаешь, что слышишь это враньё в первый раз? Сколько раз за последние два месяца он уезжал в командировку?

Это было по делу, оправдывалась она, хотя уже не была в этом уверена.

Конечно, конечно, не унимался голос. Работа – это святое.

И так далее, в том же духе.

Тут ещё позвонила мама с её вечным недовольством Светланиной работой.

– Тебе ещё не надоело возиться с этими зверюшками? – в сотый раз повторяла она. – Пора, наконец, обрести стабильность и хороший доход. Много ли заработаешь на рыбках?

– Я всё понимаю, мама, – у Светланы не было сил, что бы доказывать и спорить. – Я сейчас занята, давай переговорим вечером.

Толку из этого разговора всё равно будет мало. Ей нравится её работа, нравится та умиротворенность, которую она даёт и сердцу и душе. Урчание аквариумов и медлительная возня живности, населяющей зоомагазин, всегда помогали ей обрести внутренний покой, а счастливые глаза какого-нибудь малыша, прижимающего к груди клетку с попугайчиком, напоминали о радостном и беззаботном детстве. Вот и сейчас, провожая взглядом белобрысого мальчугана, купившего двух рыбок, она вдруг почувствовала, что жизнь всё-таки классная штука, и чёрная полоса обязательно, просто обязательно сменится белой.

Мальчик уходит, а вместо него появляется молодой парень в вельветовой рубашке и голубых джинсах. Он уверенным шагом направляется к кассе и, скромно улыбаясь, говорит:

– Девушка, могу ли я купить у вас какого-нибудь милого, белого, пушистого котёнка, который даст мне понять, что я больше не одинок в этом мире?

Наступает утро. Дети никогда не видели солнца, но знают, что свет, разливающийся по комнате, означает наступление нового дня. Дня, который обещает им новые впечатления. Всеобщая суматоха затронула, разумеется, и седьмую комнату, где, как мы уже видели, дети успели обсудить свои фантазии о цирке.

Из коридора слышны радостные крики и топот ног, а это значит, наставник уже сообщил соседней комнате о начале. Наконец дверь открывается, и Лейен, заглядывая в комнату, говорит:

– Всем собраться в Зале Сновидений.

Дети с криком срываются с места и выбегают в коридор. Сейчас они напоминают школьников, узнавших, что сегодня все занятия отменяются. Однако в Зал они заходят спокойно и медленно, так, как это положено по правилам. Пока все рассаживаются по местам, наставник следует дальше по коридору и зовёт остальных.

Но вот все в сборе, и Лейен выходит на середину.

– Многие из вас, а может быть и все, видели в своих снах цирк, – громко говорит он. – Но, уверен, никто не может рассказать о самом представлении. Сейчас у вас появится возможность увидеть всё своими глазами. Прошу вас не вставать со своих мест и внимательно слушать всё, что я буду всем говорить. Вы меня поняли?

– Да, наставник Лейен, – отвечают дети хором.

– В таком случае, все закройте глаза. Представление начинается.

Внешне ничего не изменилось – дети по-прежнему сидят на своих местах, а Лейен стоит посреди зала. Но перед мысленным взором каждого, включая и наставника, предстаёт настоящее цирковое действие. По ходу его наставник рассказывает о том, каким упорным и длительными тренировками артисты смогли добиться подобной ловкости и гибкости. Выступление жонглеров дети встречают напряженной тишиной, эквилибристов – восторженными криками, клоунов – взрывами смеха. Их проделки, похоже, нравятся детям больше всего. Один из клоунов завязал себе глаза, и пытается поймать другого, ориентируясь на звук свистка, в который тот, второй, непрерывно дует. Всё бы ничего, да только клоун со свистком старается всё время подвести «слепого» к тому месту на арене, где стоит небольшой пластмассовый таз с водой. Однако, раз за разом тот удачно перешагивал через таз, вызывая явное неудовольствие свистящего. Кончается всё так, как и следовало ожидать – клоун со свистком сам делает промашку и падает задом прямо в таз. Дети хохочут, а Лейен старается держать себя в руках, но когда видит, как стремительно меняется выражение лица «пострадавшего» – от улыбчивой физиономии до кислой мины – не может сдержаться и шумно присоединяется к общему веселью.

Полтора часа пролетают мгновенно: вот уже стихла музыка, арена опустела – пора возвращаться. Лейен громко хлопает в ладоши.

– Теперь все откройте глаза, – говорит он.

В тот же миг на него обрушивается множество вопросов. Эти люди правда умеют летать? А почему медведи такие большие? Отчего у клоуна красный нос?

– Успокойтесь и говорите по одному, – прерывает их Лейен. – Я отвечу на все ваши вопросы.

В восьмой комнате все спят – если вообще можно отнести это слово к ринам – и лишь Сорок Седьмой не находит себе покоя. Он живёт в Доме давно (по крайней мере милый ребёнок, который снился ему раньше, уже успел превратиться в мужчину), но никогда не испытывал тех ощущений, которые нахлынули на него сейчас. Впервые он задумался о том, почему его жизнь такая, какая она есть. Кто он в этой жизни, и что ждёт его дальше? На эти вопросы он не мог найти ответа. Его всегда окружали одни и те же лица, иногда появлялся кто-то новый, а кто-то исчезал, внезапно просто растворяясь в воздухе.

Именно так в Зале Сновидений случилось с Одиннадцатым. Сорок Седьмому снился его человек (тот сидел за столом и что-то ел – занятие, которому тот придавался каждый день), как вдруг он услышал истошный крик. Осторожно открыл глаза (наставник Маро запрещал это делать) и осмотрелся. Одиннадцатый извивался в кресле, и крик его, казалось, мог сокрушить стены.

– Не бейте его! Пожалуйста!

А потом он исчез. Секунду назад он был вместе со всеми, и вот его кресло пустое, лишь в воздухе ещё мгновение бился о стены его голос. Больше Одиннадцатого никто не видел, и Сорок Седьмому осталось лишь гадать, связаны ли его крики со столь внезапным исчезновением. Вот Девятнадцатый, например, довольно часто видит кошмары, но ведь он никуда не делся.

Также Сорок Седьмого заинтересовал вопрос, почему ему снится именно этот человек, а не какой-то другой? Конечно, он и раньше обсуждал это с друзьями, и кое-что удалось выяснить. Во-первых, каждому всегда снится один и тот же человек. Во-вторых, в начале он очень маленький, а потом начинает расти: сперва становится похож на одного из них, потом на Тио, потом на наставника Маро, а Четвертый вообще описывал своего скрюченным, без волос на голове, с трясущимися руками и сморщенным лицом. И, в-третьих, все эти люди находятся в каком-то огромном мире и могут свободно по нему перемещаться. К тому же они никогда не молятся и не ходят в зал сновидений. Сорок Седьмой спросил как-то об этом наставника Маро, но ответа так не получил. И вот сейчас, после того, что произошло между ним и Девяностым, в его голове вновь возникли вопросы.

Это случилось в зале сновидений. Сорок седьмой без интереса смотрел свой сон (человек спал на диване с раскинутыми руками и открытым ртом), как вдруг услышал восторженный голосок Девяностого, сидящего в соседнем кресле:

– Ух, ты! Вот это да!

Сорок седьмой чуть-чуть приоткрыл глаза и бросил взгляд в сторону Девяностого. Один глаз того тоже был открыт, и он заметил, что привлек внимание.

– Представляешь, он молится, – радостно сказал Девяностый, протягивая Сорок Седьмому руку. – Молится как мы!

– Здорово, – ответил Сорок Седьмой и, тоже протянув руку, сжал его ладонь. В это мгновение в глазах у него зарябило, спящий мужчина пропал, а вместо него появился другой, помоложе. Он стоял на коленях в какой-то комнате, сложив руки и подняв вверх глаза.

– Господи, пожалуйста, – говорил он. – Сделай так, чтобы она вернулась ко мне. Мне очень плохо без неё, пожалуйста, Господи.

Он говорил что-то ещё, но Сорок Седьмой уже не слушал. Он смотрел на лицо человека. И на его уши.