Текст книги "Паутина"

6

Светлана уже домывает посуду, как вдруг слышит дверной звонок. От неожиданности она вздрагивает, чуть было не выронив при этом свою любимою чашку.

Это ещё кто? думает она, вытирая руки полотенцем. О, Боги, надеюсь не мама!

Она осторожно проскальзывает в комнату и говорит возвращающемуся с балкона Александру:

– Мне кажется, это моя мама. Притворимся, что меня нет дома, иначе придётся долго объяснять твоё присутствие здесь.

– Не думаю, что это мама, – говорит Александр. Звонок раздаётся ещё раз – теперь более настойчивый. – У тебя есть знакомый на «Форде»?

Светлана яростно закусывает губу и решительным шагом идёт в прихожую.

– Кто там?

– Это я, – слышится из-за двери голос Алексея. – Открой дверь.

– И не подумаю! Мне кажется, мы уже всё выяснили.

– Мне теперь что, Свет, орать на весь подъезд? Открой дверь.

– Иди к чёрту.

Глухой удар в дверь. Звонок.

– Открой, давай поговорим.

– Может, мне спустить его с лестницы? – в прихожей появляется Александр.

– Нет. Зайди в комнату.

Александр уходит, а Светлана поворачивает замок и чуть приоткрывает дверь, ровно настолько, насколько позволяет защелкнутая цепочка.

Ну, правда, он красавец! тут же просыпается голос внутри. И как ты могла променять его на этого горохового шута?

Заткнись, отрезает Светлана. Помнится, ещё недавно ты возмущался моим желанием его простить.

– Ну, чего тебе?

– Послушай, Свет. Прости меня. Зачем ты поступаешь со мной так? Какого фига этот придурок делает у тебя в квартире? Это твоя месть?

– Нет, – говорит она, понижая голос. – Это истинные чувства, о которых ты, лгун, даже понятия не имеешь. Продолжай развлекаться со своими шлюшками, мне наплевать.

– Ну ладно, – он вдруг становится совершенно спокойным. – Ты ещё пожалеешь об этом.

Светлана захлопывает дверь и прислушивается к его удаляющимся шагам. С минуту она ещё стоит в прихожей, выравнивая дыхание и приводя мысли в порядок, потом возвращается в комнату. Александр стоит у окна.

– Машина уехала? – спрашивает она.

– Да, чуть не зацепив бампером детскую коляску.

– Идиот!

– Тот самый тип, про которого ты говорила?

– Да. Надеюсь больше никогда не увидеть его.

– Я тоже на это надеюсь, – говорит он, карикатурно сдвинув брови. Они смеются и крепко обнимают друг друга.

– Ты у меня самая лучшая.

– А ты – у меня.

7

С тех пор как Канос заглянул в журнал, переданный ему настоятельницей, его стали раздирать противоречивые чувства. С одной стороны, ему ещё больше захотелось покинуть дом и оказаться в том, другом, мире, обещавшем так много. Возбуждение, которое он испытал, разглядывая фотографии, оказалось для него совершенно новым, ранее не испытываемым ощущением. Мечты об автомобилях и слава вдруг потеряли свою значимость и отошли на второй план. Жажда обладания женщиной овладела его сознанием, разогревала его любопытство, пугала и манила одновременно.

Но была и другая, обратная сторона, заставившая его спрятать журналы подальше, и с тех пор больше ни разу не открывать их. Он понимал, от кого пришел этот конверт. Но по-настоящему осознал это, только когда страницы зашевелились, и женщины начали говорить с ним. Колдовство, знаете ли, не божественное чудо, и как бы ни был приятен его итог, сам процесс вызывал у него глубокий, просто панический ужас. Журналов касались руки дьявола, и Канос не мог больше заставить себя прикоснуться к подарку.

Соответственно, и договор Анны с демоном, договор, которого он с таким нетерпением ждёт, при всей своей привлекательности казался с этой стороны не лучшей затеей. Им предстоит перерождение, вот только сможет ли дьявол осуществить его также легко, как и Бог? Ответа на этот вопрос не было. Да и можно ли доверять сатане? Разве есть в этом мире более подлое и лживое существо?

Вот так, терзаемый сомнениями, желанием и страхом, Канос провёл последние несколько дней. Легче становилось лишь в тот момент, когда на глаза ему попадались рины. Вот уж в чувствах к ним он был абсолютно уверен – он ненавидел их.

От этих размышлений Каноса отрывает служитель Тио, входящий в комнату. Очевидно, тот замечает его настроение.

– Ты что-то в последнее время сам не в себе, – говорит Тио, садясь рядом. – Откуда взялась эта угрюмость, и даже, порой, раздражение?

– Сам не знаю – вроде бы всё как обычно, – отвечает Канос, стараясь улыбнуться.

Только его мне сейчас и не хватало.

– Помолись, Канос. Спроси у Бога совета, – Тио поднимает глаза на икону и замирает на месте.

Канос отслеживает его взгляд и буквально холодеет. Икона по-прежнему лежит так, как он её оставил перед просмотром журнала.

Как же я мог забыть об этом? злость на свою рассеянность ещё больше выводит его из себя. И что я теперь скажу?

– Что это значит? – к Тио наконец-то возвращается дар речи.

– Понятия не имею! – в голосе Каноса звучит крайнее удивление. – Да что же такое?

Он срывается с места, пододвигает стул и понимает икону.

– Господь не простил твоё грубое отношение к 19 рину. Покайся ещё раз и впредь никогда не повторяй этого. – Тио поспешно встаёт, словно человек, узнавший, что сидит на кровати прокажённого. Делает шаг к двери, но останавливается. – Да, чуть не забыл. Принеси ещё пачку бумаги и две коробки карандашей наставнику Лейену. Сегодня он будет работать с левыми комнатами.

– Слушай, а ты видел какие-нибудь из рисунков? Что на них изображено?

– Тебя сейчас должно занимать не это! Ты должен молиться, Канос! Разве ты не понимаешь? Это плохой, дурной знак! И обязательно расскажи об этом наставнику.

Тио уходит, продолжая бормотать что-то ещё. Как только дверь за ним закрывается, Канос хлопает себя ладонью по лбу.

– Болван! – говорит он сам себе. – Мало тебе было неприятностей с жирдяем! Теперь этот праведник расскажет обо всём своему дружку Лейену.

Канос садится на кровать.

Ты должен быть осмотрительней, приятель. Иначе подставишь под угрозу срыва всё задуманное.

Постепенно к нему возвращается спокойствие, но всё же сегодня ему необходимо переговорить с Анной. Нужно только дождаться ночи.

Спустя пять минут он заходит в комнату наставника. Лейен затачивает карандаши.

– Я принёс то, что вы просили.

– Спасибо, Канос. Положи их вот сюда, – наставник указывает на стол, на котором лежат шесть огромных стопок рисунков, пестреющих всеми цветами радуги.

– Могу я посмотреть рисунки? – добродушно спрашивает Канос.

– Да, конечно. Но не сейчас. До сновидений осталось всего два часа, а я хочу успеть провести тестирование ещё в одной комнате.

– Как скажете, наставник Лейен, – Канос старается выглядеть непринуждённым, хотя любопытство прямо-таки распирает его. На одном из рисунков он успел разглядеть бабочку, порхающую над горящей свечой. – Моя помощь понадобится?

– Нет, благодарю.

Да ладно, дались мне эти рисунки – всё равно я в них ничего не смыслю, думает он, возвращаясь в свою комнату.

8

– Попрошу минуточку внимания, – громко говорит Лейен, входя в седьмую комнату с огромной связкой карандашей в руке и пачкой бумаги подмышкой. – Пожалуйста, все сядьте за стол.

Дети спешно расставляют стулья и рассаживаются, бросая горящие взгляды на цветные карандаши в его руке.

– Мы будем рисовать? – спрашивает кто-то.

– Я сейчас всё расскажу. – Наставник обходит вокруг стола, раскладывая каждому из сидящих лист бумаги. Карандаши он рассыпает в центре.

Тут же несколько рук тянутся за ними, но Лейен останавливает их.

– Пока никто ничего не берёт. Сначала послушайте задание. Каждый из вас должен на своём листе нарисовать какой-нибудь эпизод из своих снов.

– Любой? – слышится чей-то голос.

– Да, любой. Вы знаете, что каждому из вас снится определённый человек. Он живёт в своём мире, мире ваших снов, порой во многом непонятном и странном для вас. То, что вам наиболее интересно, а может быть неприятно, вы сейчас изобразите на этой бумаге. Рисунок не обязательно должен быть очень точным и понятным нам, главное, что бы он отражал то, что оставило в вас сильное впечатление. Не торопитесь, хорошенько подумайте, выберите нужные вам цвета карандашей и начинайте рисовать. Не разговаривайте друг с другом и не смотрите рисунки соседей, когда вы закончите, мы сможем увидеть их все вместе. Задание понятно?

– А если я хочу рисовать одним цветом? – спрашивает черноглазый мальчишка, сидящий рядом с Девятнадцатым.

– Рисуй одним, – отвечает ему Лейен и обращается ко всем остальным. – Можете начинать.

Дети расхватывают карандаши и с энтузиазмом принимаются за работу.

Лейен отходит в сторону и принимает уже привычную для него позу ожидания – ноги широко расставлены, руки скрещены на груди.

9

Проходит полчаса, и наставник даёт команду остановиться.

– Напишите в углу листа свой номер, – говорит он.

Дети помечают листы, а Лейен ещё раз делает круг и собирает рисунки. Начинается обсуждение.

– Прошу тебя, Одиннадцатый, расскажи, что ты нарисовал, – наставник вынимает из стопки рисунок с номером 11 и показывает его детям. На листе изображён мужчина, сидящий с удочкой на пологом берегу реки.

– Человек в моих снах часто ходит ловить рыбу, – говорит Одиннадцатый.

– И поэтому ты нарисовал его именно за этим занятием? – спрашивает Лейен.

– Да. Только здесь он отвлекается от всех своих забот. И мне очень нравится видеть его в этот момент.

Лейен делает пометку на рисунке, откладывает его в сторону и берёт другой.

– Хорошо. Теперь послушаем Двадцатого, – говорит он, снова демонстрируя всем рисунок. На нём мужчина с гитарой в руке выпускает изо рта тонкую струйку дыма.

– В моих снах он называет это – курить, а эта маленькая штучка в его пальцах – сигарета.

– Да мы знаем, знаем, – говорит чей-то голос.

Все смеются.

– Она имеет над ним удивительную власть, – продолжает Двадцатый. – Если вдруг получается, что сигарет у него нет, он готов идти за ними куда угодно. Иногда он пытается отказаться от них, но проходит немного времени, и всё начинается сначала.

Снова смех. Видимо, подобную историю могут рассказать многие.

Обсуждение продолжается. Рисунки самые разнообразные: от трогательно-наивных до откровенно неприличных, которые были бы совершенно недопустимы для обычных детей. Мы же обращаем особое внимание на художественные творения уже знакомых нам ринов.

Девятнадцатый нарисовал тёмную комнату, смутно различимую фигуру человека в ней и яркий луч света, исходящий из его руки.

– Он заходит в чужие комнаты и берёт себе некоторые вещи, – говорит он. – А этот свет, которым он может управлять, помогает ему лучше видеть в темноте.

– Что ты чувствуешь при этом? – спрашивает Лейен.

– В такие моменты мне бывает очень страшно и хочется проснуться, – Девятнадцатый проводит рукой по лицу, словно отгоняет неприятные мысли.

Очередь доходит и до Сорок Седьмого. Его рисунок оказывается почти никому непонятен.

– Это тонкая сеточка, она очень лёгкая и красивая. А это, – Сорок Седьмой указывает на большую чёрную точку, – маленькое существо, которое живёт на сетке.

– А где же твой человек? – осторожно спрашивает Лейен. Кажется, этот рисунок его заинтересовал.

– Я не стал рисовать его.

– Почему?

– Потому что он думает, что он и есть это самое существо.

Дети удивлённо смотрят на Сорок Седьмого, пытаясь понять смысл этих слов, но Лейен призывает их не отвлекаться. Он торопливо вынимает следующий рисунок, забыв даже сделать пометку на картинке с паутиной.

Нарисованное Шестьдесят Второй нравится всем. Молодая женщина в пенной ванне. Её глаза закрыты, а лицо расслаблено и спокойно.

– Девушка в облаке! Вот это здорово! – говорит Двадцать Первый.

– А что такое облако? – спрашивает за всех Семьдесят Восьмой.

– Да, откуда ты знаешь, что такое облако? – интересуется Лейен.

– Человек в моих снах часто рисует разные картинки, – отвечает Двадцать Первый. – И вот такие белые штуки есть на многих из них. Он называет их облаками.

Дети в восхищении.

– Почему ты нарисовал именно такую картинку? – продолжает занятие Лейен.

– Моя девушка часто делает себе такое облако, – Шестьдесят Вторая произносит это слово с явным удовольствием. – Когда она лежит в нём, она так счастлива! Я радуюсь за неё.

Последний рисунок, который они видят, сводит на нет их радостный подъём. На картинке, помеченной цифрой тридцать три, изображён маленький мальчик. Под глазом у него большой синяк, из носа течёт кровь.

– Он очень несчастен, – говорит Тридцать Третий. Его лицо такое грустное, как и у мальчика на рисунке. – Отец очень часто бьет его, кричит. Ему нигде нет места, ни у кого он не находит защиты.

Дети подавленно молчат, лишь только Лейен остаётся спокойным, по крайней мере, внешне. Он собирает карандаши, берёт рисунки и, попрощавшись, выходит из комнаты. Дети уныло разбредаются по своим местам.

Облака забыты.

Глава 7

1

В поле нашего зрения практически не попадал второй служитель блока – Тио. Скромный, спокойный и преданный своему делу, он кажется нам незаметным, однако на него возложены очень важные обязанности. Если сравнить их с нашей, обычной жизнью, то выяснится, что наиболее похожи они на деятельность сотрудника отдела кадров. Под этим, естественно подразумеваются не только служащие, но и рины – полноправные жители блока. Иными словами, под его контролем находятся прибытие ринов и их уход, которые, как мы уже знаем, зависят исключительно от рождения и смерти людей нашего мира. Как только рождается какой-либо человек, его душа тут же направляется в один из ближайших Домов. Какой именно это будет Дом и номер блока, определяют в момент рождения в Управлении, так что служителям, подобным Тио, остаётся лишь зафиксировать появление вновь прибывшего и присвоить ему свободный на тот момент номер.

Учитывая, что в блоке размещаются всего лишь двести ринов, работа у него, сами понимаете, непыльная, однако требующая крайней ответственности. Поэтому именно к Тио за необходимыми объяснениями направляется наставник Лейен.

Он входит в комнату служителя и застаёт того за молитвой. Почтительно застывает, предоставляя молящемуся закончить.

Обстановка в комнате служителя такая же, как и у всех служащих дома. Скромная деревянная кровать, застеленная тонким покрывалом, два стула, журнальный столик и большой книжный шкаф. В углу несколько икон. Две из них, несмотря на отличную сохранность, настолько древние, что не имели бы цены, окажись они в нашем мире. У дальней стены висит стеклянный шар – «глаз мира». Именно с его помощью служители могут наблюдать за жизнью людей в любой точке планеты, а также, при необходимости, связываться с Управлением.

Тио поднимается с колен и приветствует наставника уже известным нам знаком.

– Добрый вечер, – отвечает Лейен. – Могу ли я сейчас переговорить с вами?

– Да, разумеется, я к вашим услугам.

Они садятся. Тио – на кровать, наставник – на предложенный служителем стул.

– Перейду сразу к делу, – говорит Лейен. – При нашей первой встрече настоятельница упомянула о ЧП, произошедшем в Доме около двухсот лет назад. Вам что-нибудь известно об этом?

– Да, я знаю о случившемся, хотя не принимал в этом участия. Вы хотите знать подробности?

Лейен молча кивает.

– Хорошо. Я расскажу.

2

Минуту он молчит, словно отыскивая в тайниках памяти требуемый эпизод, и начинает рассказ.

– Это были страшные дни для Дома, а причиной случившегося послужила обыкновенная халатность. В результате неё из Дома пропало двадцать ринов, и что с ними сталось, мы так никогда и не узнали. Я уже говорил вам, что не был участником этих событий. И об этом я знаю лишь со слов нашего бывшего наставника – Маро. Именно он, вместе с остальными девятью, принимал активное участие в расследовании инцидента. Хотя, как выяснилось позже, задачка оказалась простая, а вот ответ ужасающим.

– Так что же случилось?

– Мы думаем, дети были похищены. Точнее сказать, мы уверены в этом. Выкрасть детей прямо из Дома могло осмелиться лишь одно существо – его имя никогда не произносят наши уста.

– Я понимаю, о ком вы говорите. Но как же это могло произойти?

– Как вы знаете, дом защищён Божьим словом, к тому же здесь нет окон, так что проникнуть внутрь сквозь внешние стены невозможно. Однако, есть пять мест, через которые возможен контакт с внешним миром.

– Крыша, – предлагает Лейен.

– Совершенно верно. На крыше, с лицевой и тыльной сторон здания, есть люки, через которые можно выйти наружу. Люки всегда закрыты, и прикоснуться к ним может лишь служащий высшего ранга. То есть даже я не смог бы открыть их, вздумайся мне прогуляться по крыше. У центральной лестнице люка нет, она, сами понимаете, заканчивается башней настоятельницы. Как высшее духовное существо, она сама охраняет этот вход, так что пройти там, тем более с двадцатью ринами, нет никаких шансов. Остаются центральные ворота, опять-таки лицевые и тыльные. Именно через них похититель и попал в Дом.

– А разве они не охраняются? – спрашивает Лейен.

– Разумеется, они под охраной. Вы видели плакат в комнате прибытия?

– Да, я обратил на него внимание. «Входи, ибо ты нужен Богу». Я хорошо помню эту надпись.

– Так вот, вся эта история связана именно с плакатом. С виду это обычный листок бумаги, но на самом деле в нём заключена огромная сила. Плакат освящён самой настоятельницей, а это более чем достаточная защита.

– Почему же он не подействовал?

– Его попросту не было, – это и есть результат той самой халатности, о которой я говорил. Время от времени плакаты меняются, подпись должна быть в идеальном состоянии. Это происходит всего лишь один раз в двадцать лет, но Зло никогда не упускает свой шанс.

Служитель глубоко вздыхает.

– Изготовление нового плаката, а также его последующее освящение у настоятельницы входит в обязанности двух наставников Блоков А и Г первого этажа. Наставник блока 1Г справился с этой, нужно сказать, несложной задачей, без проблем. Оно и понятно, он занимался этим далеко не в первый раз. А вот для наставника Блока 1А, наоборот, это было впервые, к тому времени он служил у нас всего-то лет двадцать. Вот он то и допустил грубое нарушение инструкции: сначала снял действующий плакат, а потом пошел рисовать новый. На изготовление и освещение ушло, как минимум, полчаса – этого времени более чем достаточно для совершения того, что произошло.

– Когда же он обнаружил пропажу ринов?

– Как только вернулся от настоятельницы. Увидев распахнутую дверь, он бросился к ближайшей комнате и обнаружил, что она пуста – пропали все двадцать жильцов комнаты №10. Он в ужасе выронил плакат и принялся звать на помощь. Пока разбирались в чём дело, плакат так и лежал на полу, пока его не заметил один из служителей и не прикрепил на положенное место.

– Чем же закончилась эта история?

– Известно чем. Наставника отстранили от должности, и на следующий день прибыл новый. Настоятельница, как вы понимаете, осталась на службе. Хотя, надо думать, изрядно досталось и ей.

Тио испуганно смотрит на Лейена, словно пытаясь по его лицу понять, не была ли несколько вольной последняя фраза, но наставник задумчиво смотрит в пол, явно не придавая значения услышанному.

‒ Что ж, – говорит он, вставая. – Благодарю вас, служитель. Я узнал всё, что мне было нужно.

Они прощаются, и Лейен покидает комнату.

3

Тем временем у кровати Шестьдесят Второй проходит очередное «собрание заговорщиков». Точнее сказать, третье, переговорить в тайне ото всех им удаётся редко. Ведь рины никогда не спят, по крайней мере, так, как это делаем мы. Посекретничать днём нет никакой возможности, так что на это остаётся только несколько ночных часов, свободных от сновидений в Зале.

Они уже успели обсудить сегодняшние рисунки своих товарищей (сделали это не таясь), а вот сейчас, когда все остальные легли отдыхать, очередь дошла до более интересных вещей. Шестьдесят Вторая сказала, что хочет сообщить кое-что важное – мальчики притихли и с нетерпением ждут её слов.

– Теперь пришло моё время удивить вас, – говорит Шестьдесят Вторая, хитро улыбаясь. Наверно именно так выглядит двенадцатилетняя девочка, рассказывающая подружкам о том, как сегодня её пригласил на танец самый красивый мальчик в классе. – Это касается тебя, Сорок Седьмой, точнее, твоего рисунка.

– Ты знаешь, что это такое? – рин, кажется, заинтересован.

– Наверное, нам снова придётся её упрашивать, – улыбается Девятнадцатый.

– Нет, не придётся. Эта штука называется – паутина.

– Да, вспомнил! Она тоже тебе снилась? – спрашивает Сорок Седьмой.

– В том-то и дело, что не просто снилась. Скажи, когда ты её увидел?

– Вчера ночью, в самом начале сна.

– Я так и думала, – улыбка Шестьдесят Второй становится ещё шире. – Теперь давай попробую угадать я. Твой человек был в гостях у своей девушки. Он вышел на балкон и выпускал дым прямо на эту самую паутину, а потом пришла девушка и попросила его этого не делать.

Девятнадцатый смеётся, но, видя застывшее в изумлении лицо Сорок Седьмого, останавливается.

– О чём ты говоришь? Ты что, тоже можешь видеть чужие сны? Неужели ты тоже ослушалась и дотронулась до него?

– Я не дотрагивалась. Лейен почему-то почти всё время смотрел именно на меня. Ну, всезнайка, – Шестьдесят Вторая тихонько толкает рина в плечо, – а что скажешь ты?

В эти секунды Сорок Седьмой настолько растерян, что временно теряет способность не только говорить, но и думать. «Заговорщики» терпеливо ждут, пока он придёт в себя.

Наконец лицо его проясняется.

– У меня есть только один ответ, хотя он совершенно невероятен.

– Он именно таков, – говорит Шестьдесят Вторая.

– Объяснит мне кто-нибудь, что происходит? – встревает Девятнадцатый.

– И он обещает ей, что они умрут в один день, – задумчиво произносит Сорок Седьмой.

– Так и было, – Шестьдесят Вторая смотрит на него с восхищением.

– Ты – это и есть она! Неужели такое может быть?

– Почему бы и нет. Я сейчас уже ничему не удивляюсь. Мы подружились здесь, а они там. Наверное, всё связано.

– Может хватит говорить загадками? – в голосе Девятнадцатого слышится обида.

– Ну ладно, ладно. Успокойся, мы тебе сейчас всё объясним.

Девятнадцатый внимательно выслушивает их, однако наибольший интерес вызывает у него рассказ о том, что произошло после разговора на балконе.

– Мой человек тоже делает иногда эти странные вещи, – говорит он. – Но вы рассказали об этом так увлечённо и красиво, а у моего происходит совсем по-другому. Даже и вспоминать не хочу.

– Как же так? – спрашивает девочка. – Разве ты не чувствуешь, что он счастлив?

– Ничего подобного не чувствую. Он думает в этот момент о каких-то совершенно неприятных вещах.

Сорок Седьмого занимает другой вопрос.

– А я всё думаю, можем ли мы как-то говорить с ними – ведь теперь уже точно ясно, что между нами есть какая-то связь.

– Послушайте, – прерывает его Девятнадцатый. – Если вы здесь смогли сделать так, что бы люди из ваших снов встретились, то, может быть, и они встретят моего человека?

Рины переглядываются, но Девятнадцатый понял их и без слов.

– Да что это я говорю! – виновато бормочет он. – Не стоит им его встречать. Обязательно будет беда.

– Ты уж не обижайся, – говорит Сорок Седьмой, похлопав его по плечу. – Но тут я с тобой полностью согласен. Однако какой бы он ни был, ты всё равно будешь нашим другом.

Девятнадцатый благодарно улыбается, но всё равно видно, что он расстроен. Девочка пытается его утешить.

– Не думай ты об этом, – говорит она. – Между нами это ничего не изменит. К тому же, может быть всё как раз наоборот. Вдруг это мы подружились, потому что встретились они.

– А вот тут ты как раз не права, – отвечает Девятнадцатый. – Если бы это было так, они бы уже встретились с ним – ведь нас-то трое.

– Согласен, – Сорок Седьмой снова погружается в раздумье.

– Так давайте это узнаем, – предлагает Шестьдесят Вторая. – Как выглядит твой человек?

– Об этом, кстати, я тоже хотел с вами поговорить. Я несколько раз слышал, что меня называли толстым. Что это значит?

– Ну… Ты не такой, как другие, – говорит Сорок Седьмой. – Ты, как бы это объяснить, более круглый, чем остальные. И более широкий. А в наших снах многие называют таких толстяками. Разве про твоего человека не говорят так?

– Кажется, я понял, о чём вы говорите. Он раньше был таким, когда ещё был похож на нас. Ребята пробовали говорить ему это слово, но он бил их за это по лицу, и они перестали. Это было давно. А сейчас у него обычный вид – ну, скажем, как у служителя Тио.

– Странно, – Сорок Седьмой смотрит Девятнадцатому на живот. – А почему же ты не изменился?

– Не знаю. Значит, так и должно быть. Как же вам описать его?

– Я думаю, это и не нужно. Они не встречали его.

Уверенность в голосе Сорок Седьмого подействовала успокоительно.

– Ладно. Наверно, ты прав, – говорит Девятнадцатый. – Но если вы увидите…

– Эй, там, хватит болтать! – раздаётся с кровати, стоящей напротив, раздражённый голос Восемьдесят Первого. – О чём это вы там шепчетесь?

– Так, уже ни о чём, – отвечает за всех Сорок Седьмой и еле слышно добавляет, – теперь будем говорить ещё тише, а пока давай отдыхать.

Шестьдесят Вторая залезает на кровать, а мальчики расходятся по своим местам. Им есть, о чём подумать.