Текст книги "Все оттенки белого. Реальная история жизни и успеха"

Глава третья
Мужское понимание дружбы

ОГЛЯДЫВАЯСЬ НАЗАД, вспоминаю, что начиная с определенного возраста я чувствовал необходимость заботиться о людях. Для внутреннего комфорта мне нужно было непременно понимать, что рядом никто не страдает, все хорошо, никакой угрозы никому нет. Возможно, именно поэтому лет с пятнадцати я уже разбирался (или мне так казалось?), кто мне близкий человек, настоящий друг, почти такой же свой, как член семьи, а кто просто приятель и от него следует дистанцироваться. Нет, я никогда не избегал людей и даже наоборот всегда был общительным парнем, со мной многие хотели дружить. Но впускать посторонних в свое сердце я опасался и, надо сказать, не напрасно. Порой предательство обладало такими странными психологическими оттенками, что поначалу и не казалось таковым.

В четырнадцать лет я впервые влюбился. Это было невероятное живое чувство, из-за которого у меня срывался голос и тряслись коленки. Мы познакомились в больнице, где лежали на одном этаже, в разных палатах детского отделения. Ее звали Оксана, я держал ее мягкую ладошку в своей руке и чувствовал себя невероятно счастливым. По вечерам на лестничных пролетах больницы, в углах больничных коридоров или возле больших мутных окон мы стыдливо целовались, поворачиваясь спинами к проходившим мимо, вечно обеспокоенным медсестрам и санитарам.

Оксану выписали домой первой, и я, грустный, бродил по отделению, страдал, что не могу ее увидеть и прижать к себе. Но у меня был заветный листок с ее адресом… В первый же вечер дома я еле упросил родителей отпустить меня погулять, объясняя, что чувствую себя отлично и соскучился по свежему воздуху. Оксана жила на окраине Балхаша, всю дорогу в автобусе я был в предвкушении настоящего свидания. Теперь уже не в больнице, а на улице мы будем настоящей парой и пусть даже все прохожие увидят, что у нас чувства!

Девушка ждала меня, мы гуляли, опять целовались, но уже той романтики, которая была в гулких коридорах, пропавших лекарствами, я почему-то не испытывал. А Оксана и вовсе призналась, что вот так вдвоем бродить по пустынным улицам ей очень скучно. Тогда мы договорились, что на следующее свидание она возьмет с собой подругу, а я своего приятеля и погуляем вчетвером.

Вадима я считал своим школьным товарищем, и мы во многом помогали друг другу, особенно с уроками и контрольными заданиями. В один из вечеров у нас состоялось парное свидание – Вадим с девочкой и я с Оксаной. Но романтическая встреча получилась какой-то скомканной и пустой. Оксана в тот вечер больше общалась со своей подругой, чем со мной, ощущение трепетной любви из наших отношений выветрилось окончательно. А потом я заметил, что мой товарищ с большим энтузиазмом вызывается один сопровождать меня на мои встречи. Теперь втроем мы бродили по городу, заглядывали к Оксане в гости, сидели в кино. Меня это немного смущало, а вот мою подругу – нисколько. Интуиция подсказывала мне, что все это не просто так, и однажды я решил проверить свои подозрения.

После школы, когда мы с Вадимом должны были поехать к Оксане, я сказался больным и сделал вид, что пошел домой. Мой товарищ выразил сожаление, сообщил, что ему надо делать уроки, однако направился не в свой двор, а на автобусную остановку. Да, я украдкой следил за ним, предусмотрительно сел на следующий по тому же маршруту автобус, вышел на одну остановку раньше и незаметно подкрался к месту свидания, как раз в тот момент, когда там показалась Оксана. К своему горькому разочарованию я увидел, как она обрадовалась появлению Вадима, тоже трогательно держала его за руку и даже один раз сама поцеловала. Больше я не стал их преследовать и уехал домой подавленный, с чувством презрения и неприятия людей, которых еще несколько минут назад считал своими близкими друзьями.

На следующий день в школе с Вадимом я не разговаривал. Но он сам спокойно подошел ко мне и все искренне рассказал. В его интерпретации вчерашнее гуляние с Оксаной было своего рода проверкой ее чувств ко мне, которых, увы, уже не осталось. Помню, он хлопнул меня по плечу и подмигнул.

– Не переживай, старик, девчонки все такие. Мне отец говорит: «Не верь бабам, обманут».

– Ну а что ж ты мне сразу не сказал, что проверку ей устроишь?

Я все еще обижался на приятеля – у меня перед глазами стоял их поцелуй. Вадим мялся, не знал что ответить и наконец выдал:

– Ну, а вдруг она хорошей бы оказалась? Тогда было бы не очень…

В тот момент я был склонен верить товарищу, по его совету старался выкинуть Оксану из головы. Но у меня были небольшие сомнения на его счет, интуиция подсказывала, что неплохо было бы и сегодня вечером проследить за Вадимом, почему-то он опять сослался на домашнюю занятость и не стал со мной гулять после уроков. Но я отделался от этих мыслей, понимая, что так легче и спокойнее. Впереди нас ждал «Осенний бал» в школе, куда должны были прийти девочки со всех классов, и я планировал отправиться на эту дискотеку с Вадимом.

Собственно, благодаря этому вечеру мне, наконец, открылось истинное лицо моего приятеля. На «Осеннем балу» я познакомился с красивой девочкой, на которую раньше в школе и посмотреть не смел. А теперь, имея за плечами романтический опыт, меня так и подмывало проверить собственную привлекательность. Но буквально после двух-трех медленных танцев с ней ко мне подошли ребята из старших классов. Один из них грубо заявил, что я клеюсь к его девушке и должен немедленно отвалить. На что я ответил, в подобной же манере, дескать, его угрозы меня не касаются. Я делаю, что хочу, и танцую с тем, кто мне нравится. Парни, переглянувшись, ушли, но этим дело не ограничилось.

На следующий день в коридоре после уроков меня остановили те же старшеклассники и предложили выйти на улицу поговорить. Вместе со мной на стадион отправился и Вадим, ведь он был единственным моим школьным товарищем, а против нас было шестеро. Сначала я дрался один на один с тем, кто считал мою новую знакомую своей девушкой. Однако его шансы против хоть и малолетнего, но хорошо тренированного спортсмена оказались невелики, и когда соперник был повержен и лежал на траве, шмыгая разбитым носом, на меня набросились остальные пятеро ребят. И вот тут мне крепко досталось. Только в те мгновения, когда я мог поднять голову и оглядеться, успевал заметить, что мой товарищ все так же находится в паре метров от поля боя. Он вовсе не горел желанием меня спасать и спокойно наблюдал за происходящим, безучастно ожидая финала «мужского разговора». Когда каждый из старшеклассников вдоволь попинал меня, сгруппировавшегося на коленях, но так и не проронившего ни слова пощады, все отправились по домам. А Вадим, наконец, подошел ко мне и протянул руку, чтобы помочь подняться.

Боль и обида разрывали мне грудь. Тяжело дыша после драки, я не мог подобрать слов возмущения, чтобы обрушить свой гнев на приятеля. Как он мог? Почему? За что он так со мной? А Вадим, заботливо отряхнув мои грязные брюки и рубашку, философски изложил свою точку зрения произошедших событий:

– Вот ведь гады! Вшестером одного можно и убить. Я им говорил!.. Но они ж не слушают.

– Ты чего, больной?! – наконец, выпалил я, прижимая ладонь к окровавленным губам.

– А ты думаешь, вдвоем против них… что-нибудь изменило?

Вадим казался удивленным и уверенным в своей правоте. Я потрясенно посмотрел на него и зашагал прочь. В тот момент я поклялся себе, что никогда с этим человеком дружить уже не буду. Вступиться за своего – это было для меня само собой разумеющимся. Если бы на Вадима напали не шестеро пацанов, а шестнадцать, я бы все равно полез в драку, в мужском восприятии дружбы по-другому просто никак. Но у него было свое, какое-то мелочно-трусливое понимание таких отношений.

Буквально спустя пару месяцев мой младший брат, клятвенно обещая, что придет домой вовремя, заявился почему-то к полуночи. Отец, переволновавшись, встретил его в прихожей сразу с ремнем Я сидел в свой комнате, слушал сбивчивые оправдания Сергея, раздраженные нравоучения отца и постепенно заводился. Было понятно, что брат не мог прийти раньше, он кого-то там во дворе защищал и должен был это делать до последнего. Но папу никакие объяснения не интересовали, казалось, его задачей было осуществить физическое наказание за проступок, и все. И когда, судя по напряженным голосам, до взмаха ремнем оставались секунды, я выскочил из комнаты.

Дословно, что я говорил тогда отцу, из моей памяти стерлось, но смысл до него дошел очень быстро. Я заявил, что если еще раз он ударит брата – практически взрослого парня – просто потому, что папа здоровый мужик и обязан воспитывать, я сам заеду ему в морду. При этом настрой у меня был весьма решительный, хотя ремень уже «смотрел» в мою сторону и постепенно приближался, поэтому я сжал пальцы и… Не помню, как так вышло, но с пронзительным звоном посыпалось в кухне стекло, по моему кулаку потекла кровь, в коридоре мелькнуло побледневшее лицо матери. А затем я увидел глаза отца – он был испуган и растерян. Ремень у него из рук исчез и, самое важное, это вообще был последний раз, когда я его видел в качестве инструмента наказания. Больше ничего подобного в нашей семье никогда не было. И отец, и мама, и конечно брат в тот момент окончательно осознали, что я взрослый человек и теперь принимаю активное участие в жизни своих родных. Причем я намерен стоять на страже нормальных спокойных отношений, чего бы мне это ни стоило. С моим мнением уже считались или просто мирились, но и мне приходилось, опять же с позиции «лишь бы не было войны», во многом уступать родным, даже если я был абсолютно уверен, что они неправы.

* * *

Ситуация в стране в период моей юности была такая, что даже школьники понимали – мир кардинально меняется и следует подстраиваться под его плохие или хорошие проявления, причем быстро, здесь и сейчас. Я видел, что люди с высшим образованием и большим трудовым стажем оставались не у дел и, хватаясь за любую работу, соглашались мыть полы в школах или в подъездах жилых домов, лишь бы как-то прожить, хоть что-то получить, пусть даже копейки. Поэтому по окончанию девятого класса у меня было твердое намерение оставить учебу и пойти работать. Но моя мама считала иначе.

– Да ты что? Кто работает в шестнадцать лет? Да и кем тебя возьмут?

– Мам, это неважно. Главное, я буду приносить деньги. А сидеть еще два года в школе, чтобы что?..

– …Чтобы поступить в институт! Человек должен иметь высшее образование!

– Для чего? Чтобы работать на стройке? Это и без «вышки» можно.

– Ты не будешь дворником! Пожалуйста, выбери себе профессию! Я уверена, ты поступишь, куда захочешь! Ты умный!

– Мам, ну, правда! Еще два года в школе, потом пять лет в институте и все для того, чтобы только не умереть с голоду? Сейчас не те времена! Я и без «вышки» нормально заработаю!

Мама умоляла меня пойти в десятый класс, но у нее не хватало аргументов доказать, как это важно – получить высшее образование. Я приводил массу примеров, как сейчас живут разные люди, знакомые, соседи, и по всему выходило, что я прав, никому это высшее образование больших денег в то время не при несло. И тогда мама тихо плакала на кухне, вытирая слезы, чтобы я не видел. Этого уже перенести не мог никто, даже брат после подобных разговоров смотрел на меня с укором, типа, «до чего ты ее довел?» В итоге для спокойствия родителей и нормализации атмосферы внутри семьи я решил уступить.

– Хорошо. Я пойду в десятый класс, только отстаньте от меня.

Мама считала, что она убедила меня, и я задумался о высшем образовании, но это было не так. Порой я размышлял, что неплохо было бы после школы стать бойцом военизированной охраны и даже допускал вероятность поступления в Высшую школу милиции. Но все эти варианты оказывались возможны только после службы в армии. А пока я опять ходил в школу и снова был вынужден просить у родителей мелочь на завтраки и кино, вместо того чтобы зарабатывать самостоятельно.

Учеба, как и прежде, меня не вдохновляла, но кое-что серьезно изменилось. Скорее всего, с легкой руки Вадима, с которым я демонстративно не общался, в школе у меня сформировалась репутация эдакого Дон Жуана. Незнакомые девочки на переменах строили мне глазки. Иногда даже подходили парни с параллельных классов и рассказывая о своих «победах» в отношениях с девушками, спрашивали какой-нибудь незначительный совет. А затем на одном из классных собраний завуч объявила, что нужны добровольцы для участия в межшкольном конкурсе «Любовь с первого взгляда», созданном по аналогии с очень популярной в те годы телепередачей. И если среди девчонок оказалось много желающих покрасоваться на сцене, то из всех мальчишек школы сразу выбрали меня. Мало кто из старшеклассников мог, не стесняясь, при всех, говорить на тему любовных отношений, даже если речь шла на уроке литературы о действиях героев классических произведений.

А я мог и к тому же мне было любопытно, поэтому, когда учителя сказали, что я должен согласиться на участие в конкурсе, совсем не возражал, да и репутацию Дон Жуана надо было как-то поддерживать.

Телевизионное шоу «Любовь с первого взгляда» представляло собой вопросы и ответы на тему знакомств с представителями противоположного пола, и поэтому нам вместе с классной руководительницей и моей будущей напарницей, одноклассницей Светланой, пришлось засесть за написание сценария. Этот конкурс должен был стать своего рода вариацией школьного КВН, только вопросы и ответы, хотя и считались простыми, но были исключительно на романтическую тему. Ну а поскольку одноименную передачу по телевизору тогда смотрели все, запоминать подобный текст было очень легко. Мне казалось, что ничего страшного в том, что я буду выступать на школьной сцене, вообще быть не может.

Но когда наступил час икс, и я оказался среди незнакомых парней, которые реально тряслись от страха, то все заученные фразы и возможные ответы из моей головы улетучились моментально. Мы шли по сцене через темные нагромождения какого-то хлама, а потом занавес распахнулся, и я (прямо перед собой!) увидел огромный актовый зал не моей школы. Он был переполнен зрителями, многие даже сидели в проходах и на подоконниках, а на сцене уже стояли неизвестные мне девушки. В ушах звенел и фонил микрофон, в который поддельно-радостно кричали ведущие, и я здорово растерялся. В первые минуты я вообще не понимал ничего и только бессмысленно улыбался, мне казалось, что все мы попали в какой-то аквариум, а гулкую, повторяющуюся эхом речь разобрать невозможно. А затем ведущий задал вопрос парню, который оказался рядом со мной:

– Если вы увидите красивую девушку, то что будете делать? Остановите ее? Пропустите мимо и будете долго смотреть ей вслед? Или же пойдете рядом и станете говорить комплименты?

Но похоже, что этот пацан был напуган не меньше меня, поэтому он только несвязно мычал:

– Комплименты-ы-ы…

Ведущий не унимался и теперь тыкал ему микрофоном в нос:

– Какие? Назовите! Мы вас слушаем!

Парень покраснел так, что у него уши запылали, но вымолвить он ничего не мог. А мое воображение живо нарисовало картинку, как некая девчонка проходит мимо меня, и я выпалил:

– Ой, какая красивая девушка, ну просто оружие массового поражения!

Зал тут же взорвался хохотом, и дальше я чувствовал себя в своей тарелке. Звук и изображение сфокусировались в моей голове, теперь я отчетливо слышал даже тяжелое дыхание некоторых участников. Поскольку многие не знали, что ответить на вопросы ведущих, действие шоу пошло не по сценарию. Я легко импровизировал на ходу, вспоминая шутки, которые когда-то придумал. Мне нравилось, что зрители отзывались на мои фразы смехом и аплодисментами, а девушки, участвовавшие в конкурсе, смотрели на меня во все глаза. При этом и ведущие быстро поняли, что если какой-нибудь претендент в очередной раз впадал в ступор, то лучше обратиться ко мне, а я с удовольствием что-нибудь смешное придумаю и ляпну.

– Ну а вы, Виталий, как бы заставили девушку вас поцеловать?

– Я бы сказал: «Спорим на поцелуй, что мы с тобой не спорили на поцелуй?»

В итоге я оказался победителем среди парней, и это здорово распалило мое самолюбие. Одноклассница Светлана тоже оказалась самой лучшей девушкой конкурса, и со сцены мы уходили вместе, с овацией, которую устроили в зале ученики и учителя нашей школы. Ведущие были довольны – шоу получилось ярким и зрелищным.

– Виталий! Скажите напоследок, у вас с победительницей конкурса действительно любовь с первого взгляда?

Я самоуверенно улыбнулся в зал, прижал к груди руку Светланы, которую многие считали самой красивой девушкой города и в этот момент почувствовал себя почти национальным героем.

– Знаете, она очень милая, а я – просто невозможный. И мы точно будем невозможно милой парой!

Наш искрометный финал произвел фурор, аплодисменты еще долго бурлящим грохотом стояли у меня в ушах.

С того момента я стал, что называется, «лицом школы», не было такого мероприятия, чтобы меня туда не позвали. Во всех последующих литературных конкурсах и школьных КВН я, если и не участвовал, то был ведущим или членом жюри, проводил торжественные линейки, концерты, от лица учеников встречал комиссии ГОРОНО и поздравлял творческие коллективы. Моя школьная жизнь стала легкой; по русскому языку и литературе мне неизменно ставили хорошие оценки, а на остальных предметах на мое незнание учителя охотно закрывали глаза. Все девчонки и мальчишки в нашей школе хотели со мной дружить, во всяком случае меня теперь знали почти во всем Балхаше и даже, как на знаменитость, порой на улице показывали пальцем. Приезжая в другой район города на какие-нибудь состязания или в чужую школу на праздник, я чувствовал, что меня принимают, как своего, отдавая должное моей славе.

И эти два года, десятый и одиннадцатый класс, пролетели… как школьная дискотека. Вроде только пришел на вечер, выпил вина с парнями в мужском туалете, потанцевал один медленный танец с девушкой и праздник кончился – пора возвращаться домой.

Мама всерьез ожидала, что теперь, после кажущихся успехов в учебе, которые стали особенно заметными за последние пару лет, я захочу такой же интересной и яркой студенческой жизни в каком-нибудь институте. Дома родители только и говорили о том, какие вузы и где открыли свои подготовительные курсы и какой в них ожидается проходной балл. Но меня это совсем не интересовало, о чем сегодня я бесконечно жалею. Тогда в стране вовсю гремело понимание «экономического чуда» – любой может заработать большие деньги, если будет стремиться сделать бизнес. Нам, школьникам выпускных классов, было особенно заметно, что в городе есть молодые люди, которые не имели никаких специальных навыков, высшего образования, но при помощи полукриминальных связей, самостоятельно воспитанной в себе наглости, часто при наличии физической силы получали неплохие деньги, в то время как основная масса населения откровенно голодала. Я понимал, что все необходимые качества для такой коммерческой деятельности «нового типа» у меня есть. Нужно было только найти куда приложить свои руки и голову, а для этого требовались знакомства. В Балхаше меня знали очень многие, в том числе и те, которые уже считались «новыми русскими», и по окончании одиннадцати классов я твердо решил никуда не поступать, а пойти зарабатывать. Я был уверен, что мне принадлежит весь мир.

Глава четвертая
Важно видеть результат

ТРАНСФОРМАЦИЯ СТРАНЫ, которая происходила во времена моей юности, нам, молодежи, представлялась само собой разумеющимся явлением; хочешь или нет, а все уже действует по-другому. Еще недавно зарплаты и цены на товары во всем государстве были стабильными и одинаковыми, но теперь они стремительно менялись, как и многое другое. Формировалось новое мировоззрение, моральные ценности отступали, умение зарабатывать большие деньги выходило на первый план.

Но людям старше нас, моим родителям например, все еще казалось, что жизнь идет как и раньше – и экономически, и социально, – а происходящие события – временные явления. Вот-вот это закончится, и все будет как прежде. Но даже они подсознательно понимали, что это скорее их желание, а не действительность. Мир стал другим, но старшее поколение так и не приняло его новых правил.

Я не слушал советы матери, отказывался поступать после школы в вуз, даже когда она обещала «похлопотать» и уверяла, что ее знакомые помогут с экзаменами. «Зачем и мне, и ей все эти сложности? – думал я. – А потом еще пять лет учиться непонятно чему?..» Я видел, что люди без образования на «челночной» торговле зарабатывали намного больше, чем кто-либо вообще из наших родных. Я снисходительно относился к наставлениям отца, который уверял, что самая лучшая профессия для мужчины – инженер в строительной организации, ведь со временем можно стать тем, кто руководит всеми рабочими процессами. Но он себе даже представить не мог, какую власть получили вчерашние пацаны, которые каждый день в качестве рэкетиров «прочесывали» рынки и стихийные лотошные ряды города.

Поэтому я упрямо отмахивался от настойчивых родительских рекомендаций, но вот к советам друзей нет-нет да прислушивался. Вернее, настоящий друг у меня был один, Женя, я ему доверял, у него был убедительный план относительно моей будущей деятельности, и я решил им воспользоваться. Женька тогда возился с машинами, то отца, то других родственников, и по-видимому неплохо в них разбирался, а еще, в столь юном возрасте, умел их водить. Он был старше меня, и на тот момент, когда я раздумывал, куда податься после школы, Женька уже вовсю трудился на автобазе.

– Ты не представляешь! Тачки, дорога, романтика, блин!

Он вполне резонно объяснял, что работа меня ждет просто классная и денежная, а главное – все уже схвачено.

– Гляди! Сначала идешь на курсы автомеханика. Ну, это фигня, я тебе сам все покажу, корочку на раз-два получишь. Затем начнешь со слесаря, а потом!..

Курсы автомеханика я прошел так, что и сам не заметил, просто «сдал» мастеру какие-то Женькины конспекты с чертежами. Свидетельство о получении специальности оказалось у меня в кармане меньше чем за пару недель, и сразу началась работа. Каждое утро диспетчер выдавал мне наряд, и я шел в цех крутить железки с часовым перерывом на обед. А на следующий день я снова получал бумажку с похожими указаниями и шел отворачивать другие детали, опять с девяти утра и до семи вечера.

В среду я возился под капотом одного грузовика, делал, как сказали, от сих до сих, а потом туда задумчиво глядел другой мастер, постарше. В четверг я снова, согласно разнарядке, прикручивал обратно похожие детали, но уже в другую машину, и затем незнакомый бородатый мужик еще два часа курил возле ее открытого капота и рассуждал, почему она не заводится. Какую такую нужную слесарную работу я выполнял – мне было невдомек. Что я вообще здесь делаю, в этом огромном гараже, заваленном сломанными двигателями и старыми колесами? А уж где среди всех этих промасленных железяк и сломанных ящиков со ржавыми инструментами – романтика, вопрос вообще отдельный. Я так и не решился задать его Женьке. Что он подразумевал под «кайфом», просиживая дни напролет в автомобильной яме с запрокинутой головой? До сих пор для меня загадка…

На тот момент я уже привык быть креативным, искать решения своим умом, быстро переключаться между задачами и находить нестандартные выходы из трудных ситуаций. А здесь – иди туда, руки поставь вот так, рвани на себя, долбани по этой пимпочке, крути-верти, свободен! Но, наверное, так должно быть в жизни у того, кто только ищет свой путь. Всё надо попробовать, чтобы понять – что главное? Один из моих любимых писателей, Марк Твен, замечательно сказал об опыте: «Человек, хоть раз схвативший кошку за хвост, знает о котах значительно больше, чем тот, кто только читал он них, но никогда не видел…» Опыт был нужен для того, чтобы окончательно осознать: рутинный труд по шаблону – это не для меня. Чтобы получить удовлетворение от деятельности, я должен размышлять, продумывать стратегию и видеть конечный – непременно позитивный – результат.

Через три месяца я уволился с автобазы по собственному желанию. Родители смотрели на меня со снисхождением и жалостью, в их глазах я был тем, кто не только не знает, чего хочет, но и от помощи старших и опытных людей по глупости отказывается. Только я не унывал, понимая, что экономическая и социальная трансформация страны постепенно открывала передо мной новые возможности труда.

Прежде всего я с надеждой смотрел на наш городской рынок. Там уже работали многие мои знакомые – те, кто ездили за товарами на различные продуктовые базы и мотались с вещевыми баулами в Китай. А еще там же, на базаре, обитали ребята, которых я хорошо знал с детства по спортивным секциям и состязаниям. Они группировались в «бригады» и собирали дань с тех, кто стоял за прилавками. И те и другие имели хорошие деньги, могли позволить себе рестораны и заграничные поездки. Но рэкетиры к тому же обладали романтическим ореолом эдаких Робин Гудов и определенной властью – все их откровенно боялись и не желали с ними связываться. Я много раз видел, как братва, усмехаясь, беспрепятственно забирала фрукты с прилавков и демонстративно раздавала их проходящим мимо бабушкам и женщинам с детьми. Мне это казалось благородным и правильным, и даже милиция в таких ситуациях делала вид, что ничего не происходит.

На тот момент, благодаря спортивному детству, пару «бригадиров» я знал лично и успел с ними побеседовать. Каждый из них благосклонно отнесся к моему желанию влиться в «общее дело», стать своим, хотя я еще не служил в армии и даже оружие в руках не держал. И возможно, так бы и произошло, я бы выбрал этот опасный и трагичный путь, но у наших братков как раз наметился передел «земли». Одна «бригада» «забила стрелку» другой, чтобы выяснить, кто будет контролировать городской базар. Перед этим каждый «бригадир» поинтересовался у меня, что я решил, ведь сейчас как раз самое время пойти с ними на разборки и показать себя. Я в ответ качал головой, сбивчиво объясняя одному, а затем второму «бригадиру», что еще не успел все обдумать. Мне и раньше приходило в голову, что я просто не сумею избить какого-нибудь, даже незнакомого, торговца только за то, что он сейчас не может заплатить «дань». А стрелять в парней, с которыми я в детстве ходил в одну спортивную секцию, причем такие были и в одной, и в другой «бригаде», это у меня вообще в мозгах не укладывалось. Я понял, что для подобной работы не гожусь…

Но, как оказалось, я с успехом могу на время заменять продавцов на рынке, которые торгуют жвачками, шоколадками и всякой другой вкусной мелочью для детей. Мне несложно было час посидеть в киоске или за прилавком, пока мой знакомый обедает в соседней хинкальной; оказалось нетрудно помочь ему вечером загрузить коробки и ящики с оставшимся товаром в машину. За это я получал небольшие карманные деньги и постепенно на рынке становился своим. Я наблюдал, что и как делается, где получают товар. И ко мне тоже присматривались, со временем понимая, что я честный парень, выручку не ворую, товар себе не перехватываю, знаю в лицо многих рэкетиров, замечаю их издалека, могу с ними и о жизни поболтать, и договориться об отсрочке выплаты «дани» и вообще, замолвить словечко за новенького или проштрафившегося торговца. А это все было очень ценно.

В один прекрасный день мои хорошие знакомые посоветовали мне самому взять на рынке «точку» и встать на ней с товаром. Они предложили сгрузить мне для начала пару мешков муки, сахара и несколько коробок сливочного масла, чтобы я торговал всем этим по определенным ценам, незначительно скидывая их в случае появления оптовых покупателей. Установили сумму выручки, которую следует отдавать каждый вечер, считая и убирая на склад остатки товара. Вся остальная «кухня» рыночной деятельности мне была известна, себя я зарекомендовал хорошо, так что мои приятели не сомневались в целесообразности подобного сотрудничества.

В первые дни мне было очень страшно. Теперь я пересчитывал суммы денег, сопоставимые с выручкой какого-нибудь небольшого завода. Через мои руки проходили товары на миллионы рублей и иногда так быстро, что я не успевал испугаться. Как быть, если меня вдруг ограбят? Постепенно я привык, что каждый день несу ответственность за гигантские чужие средства. Но при этом ощущение во время работы было невероятное – я сам продавал, взвешивал, считал, смотрел, оценивал, еще раз пересчитывал, перевешивал, заказывал, отгружал товар, и никто в течение дня мне был не указ. Я, восемнадцатилетний пацан, чувствовал себя на рынке настоящим предпринимателем; грузчики и оптовики меня слушались, коллеги и рэкетиры понимали, что я за все свои дела несу полную ответственность и раз сказал – значит будет.

Опыт был нужен для того, чтобы окончательно осознать: рутинный труд по шаблону – это не для меня. Чтобы получить удовлетворение от деятельности, я должен размышлять, продумывать стратегию и видеть конечный – непременно позитивный – результат…

И только вечером, когда я уже приходил домой, то оказывался в положении неудавшегося студента, который не учится, непонятно чем занимается и живет за счет родителей. Но и этому с началом моей самостоятельной деятельности на рынке теперь пришел конец. Спустя пять дней после моего дебюта на «точке» я возвратился в квартиру со своей личной выручкой, которая была сопоставима с зарплатой отца и матери вместе взятых за целый месяц. И так дальше происходило постоянно. Я мог по пути с работы зайти в магазин электротоваров и купить себе новенький импортный магнитофон, на который другие копили годами. Мои приятели-студенты клянчили у родителей мелочь на дискотеку, а я перед входом покупал билеты сразу нескольким понравившимся мне девушкам и всех легко угощал выпивкой.

Когда мама впервые заметила у меня большие деньги, она заплакала. В ее понимании я совершил нечто ужасное, что сломает мне жизнь, а она ничем не сможет помочь. Объяснения, что ничего криминального я не делал, и это моя нормальная зарплата за пару дней, на нее не действовали. Отец ходил напряженный и растерянный, недоумевая «да как же так можно»? Ведь я постоянно возвращался домой раньше всех, обычно в пять-шесть часов вечера, когда они еще только собирались уйти с работы, но при этом за неделю приносил такую сумму денег, которую никто из родителей в реальности никогда не видел.

Мама успокоилась только тогда, когда сама пришла на наш городской рынок и простояла несколько часов в стороне от моего прилавка. Наконец, она увидела, чем я на самом деле занимаюсь, и моя деятельность оказалась вполне обычной, ничем не отличающейся от работы продавца в соседнем продуктовом магазине. Но если за «эту» торговлю на улице платят «такие» большие деньги, то почему бы и нет? Пусть парень работает.