Текст книги "Проклятие Баскервилей. Первоначальная рукопись сэра Артура Конан Дойла"

Глава четырнадцатая. Собака Баскервилей

Одним из недостатков Шерлока Холмса, если, конечно, его можно назвать недостатком, было то, что он крайне неохотно посвящал кого-либо в свои планы до начала их осуществления. Причина, несомненно, крылась в его властной натуре, обожавшей доминировать и изумлять тех, кто был рядом с ним, однако такое объяснение было бы неполным.

Профессиональная предусмотрительность, благодаря которой он не допускал случайную утечку информации, могущую погубить всё дело, – довольно мучительное свойство его натуры для тех, кто действовал рядом с ним в качестве помощника. Я сам часто страдал от этого, однако такого напряжения, как в тот вечер, когда мы ехали в темноту, прежде никогда у меня не было.

Величайшее испытание, как видно, ожидало нас впереди; наконец-то, мы были близки к тому, чтобы сделать заключительное усилие, тем не менее, Холмс хранил холодное молчание, и я мог лишь догадываться о его намерениях. Нервы мои, натянувшись до предела, буквально трепетали от тревожной неизвестности.

Наконец, холодный ветер, ударивший прямо в лицо, и чёрная пустота с одной стороны дороги, сделавшейся вдруг очень узкой, подсказали, что мы снова на болотах. Каждый шаг лошади, а вместе с ним каждый поворот колеса приближали кульминацию нашего приключения.

Беседе мешало присутствие извозчика, поскольку в целях маскировки мы арендовали пассажирскую повозку на станции. Приходилось изображать из себя туристов и разговаривать на пустые темы, в то время как нервы буквально лопались от волнующего ожидания. Не знаю, как остальные мои спутники, но я испытал громадное облегчение, когда неестественное сдерживание эмоций, наконец, закончилось, мы остановились неподалёку от дома Фрэнкленда, заплатили за проезд и отпустили фургон в Кум-Трейси.

– Вы не забыли карту местности, Лестрейд? Я там сделал для вас кое-какие пометки.

Сыщик-коротышка беззаботно улыбнулся.

– А зачем она мне? Местный констебль подскажет.

– Констебль подскажет адрес сообщницы, однако он понятия не имеет о тайной тропе.

– Ладно, разберёмся! Поиграем в засаду, не в первый раз. Кстати, а где обещанные основания для ареста?

Холмс протянул Лестрейду бланк с крупно отпечатанным текстом, и, глянув поверх плеча маленького детектива, я тоже сумел прочесть его. Телеграмма гласила:

«Всем полицейским силам европейских государств. Срочно! Особо важно! Французской полицией разыскиваются опасные мошенники супруги Якоб и Анхела Кейт-Вилсоны. Фотография разослана».

– А к полицейской фотографии милой парочки я прилагаю для вас фотографию молодожёнов Джека и Берилл Степлтонов, сделанную пять лет назад сразу же после бракосочетания в славном городе Лиссабоне.

– Ага, отлично! Если они не изменили внешность до неузнаваемости, то потянет.

– Они достаточно хитроумно изменили причёску и брови, Степлтон к тому же сбрил усы и бороду, однако криминалисты опознают их без труда.

– А здесь, скажу я вам, местечко, в самом деле, весёлое!

С этими словами сыщик оглядел унылые склоны холмов, настороженно задержал взгляд на необъятном озере тумана, лениво растянувшемся по всей Гримпенской трясине, зябко поёжился и растворился в темноте. Миновав дом Фрэнкленда, мы пошли по дороге, а затем свернули на тропинку и направились к Меррипит-хаусу. Впереди и чуть слева, разрезая светлую линию горизонта, застыло лезвие Менгира.

– Огни в доме Степлтона зажжены, я вижу их, – сказал Холмс.

– А куда пошёл Лестрейд?

– Прогуляется по болоту в сопровождении местного констебля.

– Зачем?

– Так, мало ли что. Пожалуйста, говорите шёпотом, Ватсон, а лучше вообще пока помолчать.

Больше мне ничего не удалось вытянуть из него. Мы осторожно шли по каменистой тропе, пока не приблизились настолько, что до дома оставалось не более двух сотен шагов. Холмс резко остановился.

– Годится, – шепнул он. – Скала справа хорошо нас заслоняет.

– Будем ждать здесь?

– Да, устроим маленькую засаду. Вы были внутри дома, не так ли, Ватсон? Можете рассказать, как расположены комнаты? Что это за окна с решётками там, в конце?

– Полагаю, это окна кухни.

– А вот это окно, рядом с ними, которое светит так ярко?

– Столовая, несомненно.

– Хорошо, что шторы подняты. Здесь местность вы знаете лучше, пожалуйста, подкрадитесь тихонько и посмотрите, что они делают, однако ради всего святого не дайте им понять, что за ними наблюдают!

Крадучись, я прошёл по тропинке и замер у низкой стены, которая окружала чахлый сад. Пригнувшись, я скрылся в её тени и, пройдя вдоль, скоро достиг места, с которого было отлично видно незанавешенное окно.

В комнате находились только два человека – сэр Генри и Степлтон, мне были хорошо видны их профили. Мужчины сидели по обе стороны круглого стола лицом друг к другу и курили сигары, кофе и вино стояли перед ними. Степлтон разговаривал оживлённо, в то время как баронет выглядел бледным и рассеянным. Может быть, мысль о пустынной тропе через проклятое болото тяжело давила ему на голову?

Степлтон вдруг поднялся и покинул комнату, а сэр Генри снова наполнил свой стакан и, развалившись на стуле, затянулся сигарой. Я услышал скрип двери и хруст ботинок по гравию. Шаги проследовали вдоль дорожки с другой стороны стены, в тени которой я притаился. Осторожно взглянув поверх неё, я увидел нашего антиквара, он как раз остановился у двери какого-то надворного строения в углу сада. Ключ повернулся в замке, и после того, как он шагнул через порог, изнутри донёсся странный звук, как будто он сам или кто-то ещё вдруг стал намеренно шаркать подошвами. Через минуту я снова услышал, как в замке повернулся ключ. Он снова прошёл вдоль стены и вошёл в дом. Убедившись, что Степлтон присоединился к своему гостю, я тихонько вернулся к тому месту, где меня ожидал мой друг, и рассказал ему о том, что удалось увидеть.

– Вы говорите, что Берилл там нет? – спросил Холмс, когда я окончил свой доклад.

– По крайней мере, за столом они сидят вдвоём.

– Вряд ли она будет прятаться в комнатах. Очень хорошо, всё идёт по плану!

– А почему вы так решили?

– Между прочим, он двигается к нам, Ватсон.

Я говорил, что над всей Великой Гримпенской трясиной повис плотный белый туман. Он медленно дрейфовал в нашу сторону и поднимался валом подобно стене, которая двигалась прямо на нас – низкая, плотная и чётко очерченная. Луна ярко светила, превращая туман в мерцающее ледяное поле с вершинами дальних торов и скал на поверхности. Холмс повернулся лицом туда, и, наблюдая за ленивым дрейфом, стал бормотать ругательства.

– Это серьёзно?

– Да, в самом деле, очень серьёзно, Ватсон, – это единственная вещь на земле, которая теперь, когда сети расставлены, может расстроить мои планы. Пора ему закругляться – десять часов! Наш успех, а главное, его жизнь, зависят от того, выйдет ли он из дома прежде, чем туман захватит тропу.

Царила ясная и прекрасная ночь, звезды сияли холодно и ярко, а половинка луны красила ландшафт мягким рассеянным светом. Чёрная громада дома, его зазубренная крыша и ощетинившиеся трубы едва проступали на серебряном небе, украшенном блёстками. Золотые лучи света из нижних окон тянулись сквозь трафарет сада на болото. Один из них вдруг погас. Слуги покинули кухню. По-прежнему зажжённой оставалась лампа в столовой, где два человека, гостеприимный убийца и по-прежнему ничего не могущий понять гость, как видно, всё ещё беседовали за сигарами.

С каждой минутой мохнатое белое одеяло, покрывшее половину болот, всё ближе и ближе приближалось к дому, и вот первые редкие клочки стали скручиваться в золотом квадрате светящегося окна. Дальняя стена сада исчезла, лишь чёрные деревья всё ещё проступали сквозь белые завитки.

Мы угрюмо наблюдали, как белые кольца подкрались и ползком окружили дом, затем медленно свернулись в плотный вал, на котором, словно корабль в призрачном море, поплыли верхний этаж и крыша. Холмс в бешенстве ударил кулаком по скале, возвышавшейся перед нами, и нетерпеливо топнул ногой.

– Если он не выйдет через четверть часа, тропа закроется, а через полчаса дальше вытянутой руки мы вообще ничего не увидим!

– Отойдём чуть дальше на возвышенность?

– Да, думаю, пора.

Поскольку туманная гряда продолжала плыть к нам, мы отступали до тех пор, пока не оказались в полумиле от дома, а плотная белая волна с луной, серебрящейся на её гребне, всё плыла и плыла к нам, – медленно, однако неумолимо. Пришлось отойти ещё дальше и подняться почти к самому Менгиру, здесь мы сумели спрятаться между двух скал. Позиция оказалась очень удобной, тропа извивалась прямо под нами, однако, мы, как недовольно пробурчал Холмс, отошли слишком далеко, поэтому его план перехватить преследователей до того, как они настигнут сэра Генри, был сорван.

– В любом случае теперь мы должны стоять здесь до конца.

Он быстро спустился на тропу и приложил ухо к земле, затем ловко, как рысь, поднялся по уступам скал и вернулся ко мне.

– Боже мой, наконец-то, кажется, он идёт!

Через некоторое время тишину болот, в самом деле, разорвал звук торопливых шагов. Пригнувшись к земле между двух камней, мы сосредоточенно уставились на туманную гряду, которая серебрилась перед нами своими округлыми наконечниками. Шаги зазвучали громче, и из тумана, как сквозь занавеску, вышел человек, которого мы ожидали. Едва показавшись, он огляделся, с удивлением обнаружив, что, оказывается, царит ясная и звёздная ночь, а затем, постоянно оглядываясь через плечо, как обычно делают люди, которые находятся немного не в себе, двинулся по тропе к нам, с каждым шагом всё больше огибая холм, на обрывистом склоне которого мы спрятались.

– Тише, вы ничего не слышите? – шёпотом сказал Холмс.

– Нет!

Мы стояли рядом локоть к локтю, и я лишь на мгновение взглянул ему в лицо. Оно было бледным и торжественным, а глаза ярко светились в лунном свете. Внезапно они остановились, сфокусировавшись на какой-то точке, а губы изумлённо приоткрылись. В тот же миг я вскочил на ноги, сжимая револьвер немеющей рукой, мой ум был совершенно парализован жутким зрелищем!

Сэр Генри продолжал приближаться к нам по тропе, когда из звёздного неба выпрыгнула громадная четвероногая тень, она была похожа на тень собаки, однако такой огромной угольно-чёрной собаки, которую вряд ли когда-либо видел глаз смертного. Зеленоватый огонь вырывался из отверстой пасти, глаза и голова горели пугающим тлеющим светом, а по холке и подгрудку чиркали грозовые разряды. Даже в бредовом сне никакое воспалённое воображение не смогло бы воспроизвести что-то более свирепое, более потрясающее до самой глубины души, более отвратительное, чем то, что тёмной громадиной появилось прямо перед нами на расстоянии не более десяти шагов. Оно повернуло голову в нашу сторону, и мы невольно закричали от ужаса, увидев уродливую собачью морду, жутко светящуюся в темноте. Туманный покров был в пятидесяти шагах от нас, секунду до этого мы пристально вглядывались туда, пребывая в полной неопределённости относительно того, что может выпрыгнуть оттуда, и никак не ожидали, что призрак появится вовсе не из тумана, а проявится в небе, прямо над нами.

Тем временем чудовище перевело взгляд на сэра Генри с таким видом, словно давно поджидало его, и в этот момент баронет, как видно, услышав наш отчаянный крик, поспешно вскинул голову и увидел своё родовое проклятие. Сложно описать ту реакцию, которая отобразилась на его лице. Глаза несчастного буквально вылезли из орбит, а челюсть отвисла так, словно челюстные мышцы вдруг мгновенно испарились.

Мы с Холмсом были настолько потрясены видом жуткого посланника преисподней, что даже, кажется, пропустили мимо ушей отчаянные вопли сэра Генри и не заметили, как он сделал невероятный по длине прыжок с тропы и понёсся между острых камней, не разбирая дороги. Щелчок взводимого курка вернул меня к действительности.

– Стреляйте, Ватсон! – прорычал Холмс. – Стреляйте, дьявол вас побери, это всего лишь маска!

Маска? Я по-прежнему ничего не мог понять. Пальцы совершенно не слушалась, я никак не мог нащупать спусковой крючок и прицелиться, а в следующий миг над самым моим ухом раздался резкий оглушительный хлопок.

Чудовище издало ужасающий рык. Он ударил по перепонкам гораздо сильнее звука револьверного выстрела.

Я, наконец, нащупал спусковой крючок и плавно стал давить на него, стараясь держать мушку в точке между двух жутко светящихся глаз. Выстрела из своего револьвера я не услышал, настолько был взволнован. В ту же секунду призрак исчез, однако, о, ужас, его голова, продолжавшая светиться свирепым оскалом, отделилась от тела и, пару раз кувыркнувшись в воздухе, упала на тропу.

– Сэр Генри! – вытянув шею, крикнул Холмс что было мочи. – Сэр Генри! Это я, Холмс. Сэр Генри, заклинаю вас всеми святыми, остановитесь, это всего лишь пугало!..

Он спрыгнул с уступа скалы на тропу, я последовал за ним. В следующий момент в воздухе раздался странный заунывный звук, словно где-то на болоте вдруг застонала какая-то большая птица.

Холмс кивнул головой в ту сторону, откуда странного звука.

– Теперь понятно, однако никуда он не денется!

Я, по-прежнему ничего не понимая, с опаской склонился над мерцающей в темноте головой. Морда собаки с глубоко посаженными злобными глазками выглядела совершенно безумной, а из обнажившихся в предсмертном оскале дёсен сочилась кровь, она стекала вниз по впечатляющим белоснежным клыкам.

– Неплохая театральная постановка, правда, Ватсон?

Я всё никак не мог поверить, что передо мной, в самом деле, маска, она выглядела как настоящая голова ужасной и громадной собаки неизвестной мне породы, возможно, помеси гончей и мастиффа, однако гораздо свирепее и отвратительнее. С хорошо развитых челюстей на голые камни падали зеленоватые огненные капли, края обезумевших глаз горели пламенем такого же цвета. Я осторожно тронул мерцающую морду, а когда поднял руку, кончики моих пальцев стали источать в темноте точно такое же странное и пугающее свечение.

– Я ничего не понимаю, Холмс! Он нацепил намазанную люминофором маску собаки на голову живого пса, чтобы было страшнее?

– Скорее всего! Моя пуля сбила маску, а ваша, кажется, ранила его, и как бы теперь озлобленный пёс не натворил чего-нибудь. Верните, пожалуйста, сэра Генри. Ах, вот и он сам!

Баронет, хромая и задыхаясь, то ли от безумного бега по камням, то ли от ярости, в изодранной донельзя одежде и с лицом, густо исцарапанным колючками, вышел из-за камней на тропу в пяти шагах от нас. Его глаза блуждали, как у пьяного.

– Я слышал, что вы только что сказали, Холмс. Идёмте, и вы посмотрите! Я поговорю с ним, как мужчина с мужчиной. Я покажу ему, что бывает за такие шутки!

Он решительно двинулся по тропе, ведущей в Меррипит-хаус.

– Нет, сэр Генри, нам сюда, – спокойно сказал мой друг и показал рукой на Менгир.

Мы с баронетом недоумённо посмотрели на Холмса, однако повиновались. Подобравшись к древнему остроконечному камню вслед за Холмсом, мы остановились. Мой друг показал на чёрную землю, расчищенную для прохода от острых осколков.

Я нагнулся и увидел на чёрной земле растерзанный кусок окровавленного сырого овечьего мяса. Пройдя по проходу между камнями пару десятков шагов, мы обнаружили ещё один такой же недоеденный кусок.

Холмс тронул его носком ботинка.

– Пёс хватал куски, однако маска мешала, он не мог доесть мясо и нёсся за следующим.

Куски сырого мяса вывели нас напрямую к дому Степлтона. Неизвестная нам тропа сокращала расстояние вдвое.

– Он загодя разбросал мясо на тайно подготовленной тропе, а когда сэр Генри пошёл домой, ему оставалось лишь спустить пса наперерез. Маску на морду собаки он, скорее всего, нацепил заранее. Даю всего лишь один шанс против тысячи, что мы найдём нашего человека дома. Наши выстрелы наверняка подсказали ему, что игра окончена.

– Мы были на приличной дистанции, к тому же туман приглушает звук.

– Желая скрыть улики, он позвал собаку обратно условным свистом, то есть был на открытом воздухе, а не в доме. Нет, нет, Ватсон, он всё слышал! У него было время, и он скрылся, однако, давайте всё-таки проверим дом, чтобы убедиться.

Передняя дверь была распахнута настежь, на пороге стоял изумлённый старик-слуга, в столовой по-прежнему горел свет, и в тот самый миг, когда мы намеревались дружно вломиться внутрь, совершено безумный дикий вой разнёсся по болоту.

Кажется, кровь остановилась в моих жилах. Я невольно взглянул на сэра Генри и увидел, как он ужасно побледнел.

– Скорее, сэр Генри, – сказал Холмс, – пойдёмте и покончим с вашим фамильным проклятием раз и навсегда!

Мы бросились на звук, не разбирая дороги, однако в следующее мгновение жуткий вой, булькая, стих, как будто неведомое нам существо захлебнулось в болотной жиже. Через несколько минут мы преодолели небольшую возвышенность, и нам открылась поляна, на которой замерли два камня, они, как мне рассказывал Степлтон, были установлены забытым народом в доисторическую эпоху.

Луна ярко освещала открытое пространство, однако не эти камни, и не ужасный вид растерзанного мужского тела заставил мои волосы зашевелиться на голове. Мерзкое чудовище терзало горло убитого им человека.

Чрезвычайно гибкое и мощное, головастое и чёрное, как смоль, с длинным, как толстый канат, хвостом, – оно, в самом деле, походило на химеру. В тот самый миг, когда мы увидели его, неведомое существо ударило лапой, и мёртвая голова Степлтона с жутким оскалом покатилась по траве, купаясь в лунном свете, а чудовище повернулось в нашу сторону, с его челюстей стекала кровь, а глаза неистово горели зелёным пламенем. Нас отделяло от него не более двадцати шагов. Раздался оглушительный и чрезвычайно низкий по тембру рык, сравнимый по силе, наверное, лишь с рёвом несущегося прямо на вас локомотива.

Ноги подкосились, и мы с сэром Генри упали на колени. Револьвер выскользнул из моей вмиг ослабевшей руки, а продирающий до костей рёв лишил способности соображать. В следующее мгновение, один за другим, раздалось четыре или пять револьверных выстрела.

Грозный рык совершенно неожиданно перешёл в тонкое жалобное мяуканье, а затем резко оборвался. Когда мы с сэром Генри подняли головы, чудовище лежало на боку, не дыша, рядом с обезглавленным человеческим телом, а над трупами маячила припавшая к земле худая фигура Холмса с моим револьвером в руке.

– Так делают только кошки, – громко сказал он. – Они надкусывают шейные позвонки, а затем, поваляв мышь и поиграв с ней, отрывают голову.

Я в недоумении вскочил на ноги.

– Причём здесь кошки, Холмс?!

– Вот оно в чём дело, Ватсон! Он нацепил ужасную маску пса преисподней на морду чёрного бразильского леопарда. Вы ранили грозного зверя, а он убил Степлтона и даже успел обглодать мясо до костей, после этого зверя осталось только усыпить.

Стараясь не смотреть на тело нашего антиквара, теперь напоминавшего большую сырую отбивную, даже обрывков его одежды нигде не было видно, я тоже склонился над трупом несчастного животного.

Мёртвый леопард был похож на холёного чёрного кота, однако, увеличенного до невероятных размеров. Он, казалось, мирно разлёгся на лужайке, чтобы немного передохнуть. Примечательный зверь был размером с молодого тигра, и если считать от носа до кончика хвоста, то в нём было, наверное, не меньше двенадцати футов. Даже бездыханный, он источал необъяснимую потустороннюю силу, и мне вдруг почудилось, что убитый хищник лишь ждёт момент, чтобы вдруг восстать и превратиться в призрак с жёлто-зелёными сверкающими глазами, красным языком, жемчужинами ослепительно белых зубов, а морда у него будет такой же окровавленной.

Я вспомнил ужасную четвероногую фигуру у Менгира. Удивительно, что такое громадное тело перемещалось легко и стремительно, словно тень!

– Красавчик, правда? – сказал Холмс. – Единственный из всех зверей, который легко становится людоедом, особенно если человек, пытаясь убить, ранит его.

– Он мог растерзать нас у Менгира.

– Нам повезло, что ветер тянул в нашу сторону, и он нас не почуял, к тому же шок от ранения, – ваша пуля серьёзно повредила ему ухо, – заставил его искать привычное убежище. Степлтону следовало переждать в доме, однако, он опасался нашего преследования, и поплатился, попав в лапы разъярённого зверя. Как думаете, что лучше, Ватсон, – виселица по приговору суда или когти и зубы палача-леопарда?

– Откуда он его взял?

– Наверное, привёз из Бразилии.

Правая кисть Степлтона осталась совершенно целой, в ней была зажата небольшая маска, и я указал на неё Холмсу.

– Смотрите!

– Да, вижу, Ватсон. Степлтон солгал вам, это вовсе не детская индейская маска.

– А что же это такое?

Холмс с трудом разжал мёртвые пальцы, взял в руки странную вещицу и приложил к своему лицу.

– Она, в самом деле, выглядит как накладка на нос с прорезью для рта, и можно подумать, что это маска.

– Так что это?

В воздухе раздался громкий печальный звук, словно где-то на болоте вдруг застонала какая-то большая птица. Я невольно вздрогнул, точно такой же звук мы слышали после того, как мельком видели чёрную тень, погубившую Мортбелла, и сейчас, когда встретили её у Менгира.

– Индейская носовая флейта, а чтобы играть на ней, следует приоткрыть губы и выдыхать носом. С её помощью он подзывал выпущенного на болота леопарда к себе.

Мы с Холмсом отвели сэра Генри к дому, сами взяли большой кусок плотной ткани, вернулись к месту трагедии и накрыли ею останки, прижав концы к земле обломками скал. Туман, став ещё более плотным, сделался похожим на густую овечью шерсть.

Холмс покачал головой.

– Нет, в такую погоду мы не пойдём.

– А куда вы собрались?

– В сердце Гримпенской трясины, туда, где Степлтон держал леопарда, скрывая его от посторонних глаз.

– Откуда вы узнали, что он именно там держал его?

– Ватсон, теперь понятна тайна ужасного звука, доносившегося из глубины болот. Местные жители принимали его за голос Собаки Баскервилей, потому что они никогда не слышали рёв чёрного леопарда.

Скоро к сэру Генри снова вернулось присутствие духа, и я в который раз поразился железной воле этого молодого человека. В Меррипит-хаусе делать было особо нечего, старый слуга куда-то исчез, будто испарился, да он всё равно ничем бы нам не помог, поскольку, как пояснил Холмс, был глухонемым. Прежде чем идти в Баскервиль-холл, мой друг забрал фотографию красивой женщины и мальчика, которая по-прежнему стояла на письменном столе в мезонине, и с улыбкой показал мне на знакомую маску козерога, висевшую на стене.

– Узнаёте?

– Степлтон показывал мне её.

– А вот это он вам, конечно, не показал.

Холмс протянул руку и сдёрнул с маски клиновидную седую бороду, она крепилась к ней незаметной тесьмой.

– Боже мой! – в изумлении воскликнул я. – Так вот что цепляли для маскировки Бэрримор и Степлтон. Я чувствую себя идиотом!

Всю дорогу, пока мы быстро шли к замку, Холмс не проронил ни слова. Сэр Генри был ещё слаб, сам он, конечно, не попросил бы помощи, если бы я не подставил ему руку, получив в ответ красноречивый взгляд.

Вскоре мы вошли в Баскервиль-холл, а через четверть часа к нам на двуколке местного констебля подъехал Лестрейд.

– Послушайте, Холмс, я продрог до мозга костей, ожидая на болоте в том месте, где вы сказали!

– Прошу меня простить, инспектор, однако леопард совершенно неожиданно оторвал нашему человеку голову, так что уйти по болоту по своей тайной тропе без головы он не смог, и, к счастью или сожалению, вы просидели в засаде напрасно.

Лестрейд невольно поёжился, и всё его возмущение и гонор мгновенно испарились. Холмс любезно улыбнулся.

– Где Бэрримор?

– По моему указанию констебль отвёз его в участок, а я вписал его имя и имя нашей прекрасной леди в ордер на арест.

– Великолепно! Вы – гений.

– Теперь гению, очистив лёгкие, кажется, требуется промыть желудок.

– Ватсон нальёт вам что-нибудь из богатых запасов нашего дорогого клиента, поскольку самому сэру Генри требуется немедленный отдых.

Невозможно было утаить от баронета историю миссис Степлтон. Он стойко выдержал удар, когда узнал правду о женщине, которую любил, однако шок ночного приключения всё же пошатнул его нервы, под утро он слёг с высокой температурой в горячечном бреду, и мы передали его заботам доктора Мортимера. Им двоим, похоже, самой судьбой было уготовано кругосветное морское путешествие, после которого, как все надеялись, сэр Генри снова станет тем здоровым и бодрым человеком, каким был, пока не сделался хозяином проклятого поместья.

А теперь я спешно подхожу к завершению этого необычного повествования, в котором мне хотелось передать читателю хотя бы долю тех страхов и смутных подозрений, которые так долго омрачали наши жизни. Утром, которое последовало вслед за гибелью Собаки Баскервилей, туман приподнялся и мы отправились в сопровождении Берилл, так я буду по-прежнему называть её, которую нам любезно предоставил Лестрейд, к тому месту, где Степлтон проложил тропу среди опасных богов.

Миссис выглядела осунувшейся и угасшей. Как видно, ей не доставляло никакого удовольствия ставить полицию на след её мужа, однако вряд ли имелся какой-либо иной выход. Над ней довлело обвинение в убийстве, и отклонить его можно было лишь одним способом – выступить в роли обманутой и запуганной жертвы.

Забегая вперёд, скажу, что на суде её адвокат и адвокат лжеБэрримора, в самом деле, заявили, что Степлтон принудил их подзащитных к соучастию в убийстве сэра Чарльза, шантажируя не вполне безупречным прошлым. Справедливый суд счёл доводы убедительными, принял во внимание деятельное раскаяние и приговорил подсудимых к непродолжительным срокам тюремного заключения.

Мы оставили леди вместе с Лестрейдом на узком полуострове с твёрдой торфяной почвой, который своим концом вдавался в особенно широко разлившийся бог. Я узнал место. Именно здесь мне было суждено провалиться в опасную ледяную жижу.

Колышки торчали, как прежде, и зигзагообразно уходили вглубь болота от одной кочки, ощетинившейся тростником, до другой между ям, коварно покрытых зеленью на поверхности якобы стоячей воды, а в действительности – сплошной жидкой трясины, преграждавшей дорогу путнику. Шеренги камышей и мясистых сочных водных растений источали запах разложения и тяжёлых гнилостных испарений, и один неверный шаг погружал наши разгорячённые тела по самые бёдра в тёмную трясущуюся жижу, которая колебалась под ногами и волнообразно расходилась на несколько ярдов вокруг. Её цепкая хватка стаскивала обувь, а когда мы утопали в ней, казалось, чья-то злобная рука тянет прямиком в отвратительные глубины, – настолько жестокими, и, как будто, осмысленными были эти ужасные тиски.

Сложно было определить, когда Степлтон проходил здесь в последний раз, поскольку следы ног мгновенно заполнялись просачивавшейся жидкой грязью, однако, достигнув, наконец, твёрдой почвы, мы обнаружили множество признаков его пребывания на острове, со всех сторон окружённого богами, и не меньшее количество улик свидетельствовало, что именно здесь он держал своего грозного помощника. Огромное приводное колесо и шахта, наполовину заполненная шлаком, обозначали заброшенный рудник. Здесь имелись также руины, всё, что осталось от домиков шахтёров, которые ушли отсюда, как видно, не выдержав зловонных испарений.

В одном из таких полуразвалившихся домиков стояла клетка наподобие тех, которые устраивают для хищников в цирке. Совершенно очевидно, что Степлтон держал леопарда здесь – в углу высился сильно примятый тяжестью мощного тела сноп сена, а пол по всему пространству металлического сооружения был буквально усыпан остатками овечьих костей.

– Он мог спрятать леопарда от глаз, однако не мог скрыть его голос, – сказал Холмс. – Отсюда на закате или после захода солнца доносился тот самый рык, который даже днём вводил в оторопь всю округу. Конечно, он мог держать его в дворовой постройке рядом с домом, однако всё время содержать зверя там было рискованно, поэтому только в решающие дни, предвещавшие скорый конец всем его усилиям, он осмеливался на это. Вот жестяная банка, ага, она, несомненно, с люминофором, который он выкрал в какой-то лаборатории и которым рисовал зловещие узоры на маске. После этого он надевал её на леопарда, помните, маска была сработана так, что имитировала не только голову, но также холку и подгрудок гигантской собаки. Неудивительно, что несчастный Мортбелл с воплем бежал, не разбирая дороги, как и наш друг сэр Генри, да и мы сами едва не бросились наутёк, увидев прямо над собой это пугало, внезапно выскочившее в лунном свете из звёздного неба. Дьявольская задумка, которую мы с вами, Ватсон, так и не разгадали! Кроме того, что леопард в такой маске мог запросто довести любого до паники и несчастного случая. Нашёлся бы хоть один смельчак, который приблизился бы к светящемуся в темноте чудовищу, как думаете? Расчёт оказался точным, – все, кто видел искрящее пугало на болотах, даже не помышляли приближаться к нему. Я говорил вам в Лондоне, Ватсон, и повторяю опять, – нам никогда не приходилось охотиться на более опасного человека, чем тот, жуткие останки которого лежат там, между двух древних камней.

Он задумчиво махнул своей длинной рукой в сторону рыжих холмов, которые проступали вдали за необъятным крапчатым раздольем пятнисто-зеленоватых болот.