Текст книги "Методология систематики"

Из приведённого определения вытекает ещё, что социологическая точка зрения применима к каждому организму постольку, поскольку он состоит из гомотипных частей, и поскольку эти части находятся в непосредственном взаимодействии. Например, хотя все конечности Apus гомодинамны (частн/ый/ вид гомотипии) и работают в тесной согласованности, однако объекта социологии они не представляют, так как взаимодействие их осуществляется при помощи гетеротипного им компонента организмацент/рального/ нервного аппарата. Таким образом, социологическая точка зрения с выгодой применима только к морфологически примитивным организмам, состоящим из большого числа гомотипных частей, каковы человеческие общества или тело Metazoa по клеточной теории; только широкое распространение этого типа организмов оправдывает ее создание; на все остальные типы организмов она может быть распространена лишь для полноты.

Весьма важная заслуга Дарвина и его школы заключается в том, что они заставили резко сосредоточить внимание на (экологическом) взаимоотношении организмов. Правда, многое было сделано и без них: А. Гумбольдт⁵⁹, Lacaze-Duthiers⁶⁰, Möbius⁶¹, Гризебах⁶² и пр., но дарвинисты вывели эти вопросы на одно из первых мест. Все организмы коллективны, все построены из организмов низшего порядка; индивидуальность каждого – ограничена снизу; естественно является вопрос, не ограничена ли она и сверху. Поэтому как только мы сосредоточим внимание на взаимоотношении тех индивидов, которы/х/ одни/х/ обычное сознание только и считает вполне самостоятельным/и/ существами, и найдём, что в природе они образуют обычно тесные и вполне типичные комплексы, тотчас является необходимость проверить, насколько плодотворным окажется приложение в свою очередь и к этим комплексам понятия индивидуальности, проверить, не являются ли они в той или иной степени сверхличными существами.

И прежде всего это предположение должно быть признано правильным для всей совокупности живых существ нашей Земли, ибо совокупность эта, живая кора, распростёртая на каменном шаре, представляет в яркой форме основную черту организации: непрерывное сохранение типичных форм и отношений целого в постоянной смене частей, тесную физиологическую согласованность всех разнородных компонентов, деятельность которых создаёт те условия, котор/ые/ необход/имы/ каждому для существования каждого из них. И это первоначальный, единственный наименее абстрактный объект нашей науки – копошащийся безбрежный мир живого, неимоверно сложный и единый, в котором мы сами и все Человечество составляем лишь часть; и в тоже время это – наиболее абстрактная конструкция, сводящаяся к отысканию отношений, остающихся постоянными в совокупности всего живого. Как назвать это Существо? Ясам называл его Биосфера, по словам А.А. Любищева, Старынкевич называет его Геомерида⁶³ – название может быть и более удачное. К чему сводятся задачи систематики по отношению к нему? Очевидно – исключительно к морфологии, к анализу его формы, к тектологическому установлению его структурных частей и архитектоническом восстановлении его плана. Из каких частей состоит Геомерида? Как тело метазоона не слагается непосредственно из клеток, и человечество из людей, так Геомерида не может непосредственно слагаться из отдельных животных и растений. Между ними и общей организацией Геомериды включены многочисленные промежуточные индивидуальности большей частью довольно мало индивидуализированные, расплывчатые, нестойкие. Таковы, прежде всего, всевозможные биоценозы разных порядков, от микрозон ила, описываемых Перфильевым⁶⁴, и до географических индивидов, вроде Каспия или Т/етиса/. Геомерида, особь или кормус, клетка, может быть – ид – вот наиболее выраженные типы индивидуальности в общей организации жизни; в теле высших животных и растений клетки располагаются в типичных сочетаниях, которые являются конструктивными единицами известного порядка и обладают некоторой, большей частью – незначительной степенью индивидуальности; они, в свою очередь, опять таки типично слагаются в конструктивные единицы след/ующего/ низшего порядка, опять таки обладающие известной степенью индивидуальности, итак далее вплоть до особи, иногда (все высшие растения) до кормуса. Все эти промежуточные ступени индивидов до того не резко выражены, что иногда мы с равным правом можем рассматривать какую-либо единицу низшего порядка в составе двух различных, между собой соподчинённых частей следующего высшего порядка: в одних отношениях она изменяется регулятивно в отношении к одной из них, в некоторых других отношениях – по отношению к другой.

Архитектура нашего тела подобна архитектуре Захарова или Росси; как здание Сената имеет несколько центров, состоит из нескольких переходящих друг в друга целых, соподчинённых высшему целому, так и в теле человека, или в теле Человечества, или в структуре Леса; и если пространство между боковым фронтоном и аркой одновременно служит целости того и другого, это потому, что оба они служат целости здания. И в теле позвоночного сравнительная анатомия показывает нам все этапы борьбы между индивидуальностью почки, как органа, и индивидуальностями тех метамер, которым принадлежат ее зачатки. Отдельный человек может сообразовать своё поведение с несколькими органическими человеческими сообществами, то есть входить в них как часть, потому что они сами являются лишь соподчинёнными частями, непосредственно переходящими друг в друга и слагающимися в целое Человечество. И также сложно переплетаются покамест ещё малоизученные отношения внутри и между биоценозами. Одно ясно: структура Геомериды, подобно структуре нашего тела, насквозь типична: она слагается из определенных частей, которые в свою очередь представляют комплекс частей следующего порядка и т. д., до био/нт/ов и дальше.

О критериях индивидуальности в онтогении (индивидуальность процесса)

По общему их ходу морфопроцессы можно разделить на периодические и непериодические. Отвлекаясь от более медленных и трудно улавливаемых многовековых изменений морфопроцессов, можно сказать, что периодичность, то есть постоянное повторение определенного цикла стадий целого, является самой распространённой формой морфопроцессов. Периодическим является наиболее простой, чисто циклический морфопроцесс бактерий или сине-зелёных, все изменения которого могут сводиться к периодическим колебаниям величины и стадий деления; периодичен более сложный морфопроцесс большинства простейших и многоклеточных. Можно вообще сказать, что периодическим является большинство элементарных (трудно анализируемых) морфопроцессов, и те из сложных, в которых строго согласованы ритмы составляющих их частных морфопроцессов. Наоборот, непериодическим морфопроцесс является тогда, когда ритм частных составляющих его морфопроцессов согласован недостаточно; ритм частей может быть согласован так, что получается простой общий ритм; он может быть согласован так, что возникает закономерная интерференция и обусловленный ею сложный ритм; и, наконец, частные морфопроцессы могут быть вовсе не согласованы, интерферировать без всякой правильности и тогда целое, в которое они сливаются, принимает характер неритмический. Такой характер носит морфопроцесс Геомериды, поскольку мы его наблюдаем, морфопроцессы отдельных более или менее индивидуализированных биоценозов, вроде растительных сообществ (Assoziationsflecke Du Rietz'a)⁶⁵, морфопроцессы многих мало индивидуализированных колоний. Земляника, размножающаяся отводками, мицелий ведьминого круга, неопределённо растущая колония Membranipora, – во всех случаях происходит постоянное отмирание организма с одного конца и нарастание с другого, подчинённые индивидуальности мы находим одновременно на всех стадиях развития, все стадии сосуществуют, располагаясь от центра к периферии; согласованность во времени их циклов исчезла, и исчез общий ритм, или, пожалуй, из времени перешёл в пространство. В этих примерах нарушение общего ритма, несогласованность по времени частных морфопроцессов обусловлены бесполым размножением, которое и само по себе (см. Child)⁶⁶ является проявлением неполной функциональной и морфофизиологической корреляции, то есть неполной индивидуализации системы (ель-ива, степень индивид/уализации/, бесполое размножение и периодичность).

Я думаю, что и с точки зрения морфологического (любищевского) критерия индивидуальности присутствие общего ритма (простого или сложного) является необходимым признаком индивидуальности сложного морфопроцесса. Поэтому весьма существенно различать между сложным, но тем не менее специфическим ритмом и полной аритмией, полной несогласованностью частных морфопроцессов. Вопрос этот, однако, до сих пор, по-видимому, разработке не подвергался.

Второй тип непериодических морфопроцессов – терминальные (Naef)⁶⁷ морфопроцессы, роковым образом ведущие к разрушению организма; такой характер морфопроцесса также явно свидетельствует против полной индивидуализации того организма, который ему подвержен, ибо здесь лишь в слабой мере присутствует основной признак организма и индивидуальности – способность к самосохранению (Dauerfahigkeit). Это тип морфопроцессов, свойственный несамостоятельным частям в несовершенных организмах.

Таким образом, два типа непериодических морфопроцессов в равной мере являются проявлением невысокой степени индивидуальности: неопределённо длящийся морфопроцесс свидетельствует о слабой согласованности компонентов, терминальный – о чрезмерном подчинении целому. Здесь вскрывается, действительно, слабое место моей теории: признак организма – бессмертие, но все организмы смертны и должны размножаться, их перебой даёт ритм. (У бактерий смерть индивидуальна – без трупа)[11]11
  См. Е. Korschelt.⁶⁸


[Закрыть]. Мир весь во зле: ненасытная жадность, непрерывная ассимиляция, воля к власти ведёт к росту за пределы индивидуальности и к гибели индивида. Результатом является деление, и в муках деления (см. киносъёмку клеточного деления) рождаются дочерние индивиды, вслед за тем повторяющие тот же цикл. Первоначальный ритм есть выражение противоречия между ограниченностью индивида и стремлением его к безграничному захвату. Отсюда понятна связь между ритмичностью морфопроцесса и его индивидуализацией: лишь при наличии хорошо выраженной индивидуальности, характеризуемой строго выраженным планом, неограниченный рост натыкается на противоречие и возникает необходимость делений. Какой-нибудь сосновый бор может увеличиваться по площади неопределённо, п/о/ра перероста 300–400 /лет/, /а организм/ вынужден или погибнуть, или делиться.

Периодические морфопроцессы (их только он и имеет в виду вообще) Нэф⁶⁹ классифицирует по степени терминальности и деления, в них участвующего. Циклическими он называет такие, в которых все живые части любой стадии продолжают жить, несмотря на распад целого, и участвуют в дальнейшем морфопроцеесс, входя в состав новых индивидов, как у большинства простейших: но и здесь некоторые морфологически хорошо различимые части нередко подвергаются в определенный момент цикла гибели – редукционный хроматин, разные Rеstkörper и пр. Терминальными (точнее было бы – термин/альным/ циклом) он называет морфопроцессы Metazoa и Metaphyta с резкой дифференцировкой на полов/ые/ элементы и сому, причём последняя, составляющая большую часть тела, закономерно погибает в каждом поколении. Вообще можно сказать, что элемент терминальности возрастает вместе со сложностью организма. Морфологическая и физиологическая сложность организации достигается ценой нарушения ее экономического равновесия, нарушения мутуализма между частями в ущерб последним, тогда как в циклич/еском/ морфопроцес/се/ бактерий, распадающихся при каждом делении, тоже равновесие нарушено в ущерб целому и в пользу частям. Но как бы ни было в смысле сов/ершенства/ организации, и циклические, и терминально-циклические морфопроцессы в равной мере являются вполне периодическими и свидетельствуют этим о высокой степени своей индивидуальности.

Терминально-циклический характер морфопроцесса необходимо связан с так называемым пропагаторным размножением, сопровождаемым периодически наступающей резкой импликацией сложных форм и отношений родительского организма в сравнительно простой, но в развитии своём однозначно обусловленный зачаток или систему зачатков. До некоторой степени импликация и последующая экспликация имеют место при всяком периодическом морфопроцессе, так как все последующие стадии одного периода, в сущности, имплицированы в каждой предыдущей, но понятие это не так резко напрашивается в тех случаях, где между стадиями нет резкой разницы в степени сложности. Без такой резко выраженной импликации, связанной с пропагаторным размножением, никогда не обходятся сложные терминально-циклические морфопроцессы многоклеточных животных и некоторых простейших.

Резкая импликация почти всегда сопровождается диссоциацией сложного целого на отдельные части; экспликация – их новой ассоциацией. При высоко циклических морфопроцессах происходит настоящая диссоциация, причём каждая из ставших самостоятельными частей получает проспективную возможность типичного продолжения цикла; так, при распадении большинства полиэнергидных простейших на отдельные мерозоиты, гаметы или спорозоиты, каждый из них (или вдвоём) может дать начало (путём неполного деления) новому полиэнергидкому сложному организму; также точно при распадении плазмодия Plasmodiophora brassicae каждое ядро дает начало гамете, и все зиготы потом в новом хозяине участвуют путём деления, но также и путём слияния, в образовании нового плазмодия. При терминально-циклических морфопроцессах диссоциация редко бывает полной, так как части, проделывающие терминальный процесс, отмирая, сохраняют подчинение индивидуальности старого целого; /например/, в остаточных телах грегарин или в перитеции и капиллярии настоящих миксомицетов. Ещё резче это выражено в развитии многоклеточных, где отдиссоциирует, отделяется лишь известное число тотипотентных элементов, но полной диссоциации целого не бывает, и ход его терминального морфопроцесса в крайних случаях почти не зависит от постоянно идущего отдиссоциирования гамет. Отдиссоциированными тотипотентными элементами являются и соредии лишайников и аналогичные им содержащие симбионтов яйца Hydra viridis, Oligochoerus viridis. или Homo/p/lera, хотя здесь морфологический состав зачатка и сложнее. Наконец, и пропагаторное размножение биоценозов, поскольку можно говорить о таковом, сопровождается диссоциацией и импликацией (вернее, мы будем говорить о нем постольку, поскольку можно обнаружить импликацию и диссоциацию). Пока биоценоз размножается как таковой, надвигаясь на соседние биоценозы или распадаясь на части, пока, одним словом, существует совокупность условий, созданных внутри биоценоза, мы будем говорить лишь о вегетативном размножении; здесь нет импликации, а следовательно, не может быть и речи о пропагаторном размножении, свойства целого передаются во времени не путём наследования, а путём прямого сохранения.

О пропагаторном размножении биоценоза и о наследственности мы будем говорить лишь в том случае, когда на новом месте, вне непосредственного воздействия аналогичных биоценозов, возникает новый, синтезируясь из зачатков тех организмов, которые входят в его состав. Здесь, в отличие от Metazoa, зачатки не являются тотипотентными каждый в отдельности, или, если угодно, не сгруппированы в одно целое, представляющее тотипотентную систему зачатков, диссоциация слишком полна. Как у миксомицетана стадии отдельных амебоидов, так и в диффузных зачатках леса, на определенной стадии исчезает индивидуальность, и ассоциация, необходимая для эксплицирования потенций, достигается не столько неполным размножением, сколько объединением. Самосохранение распавшегося когда-то индивида выражается в том, что отдельные, самостоятельные элементы, которым он дал /начало/, таковы, что обязательно объединяются со временем. Здесь по сравнению с яйцом Metazoa или соредием лишайника система зачатков является крайне диффузной, совершенно необъединённой, почти не индивидом, не системой, а скорее – суммой. Системой она является постольку, поскольку начало развития одних зачатков создаёт условия, необходимые для того, чтобы начали развиваться их товарищи других видов, попадающие на то же место независимо от первых <при облесении первыми являются, например, сосны, лишь под их пологом поселяются грибы и мхи), и поскольку созданные теми же пионерами условия препятствуют развитию на захватываемой таким образом территории всяких иных, не принадлежащих к данному биоценозу организмов. Суммой она является постольку, поскольку зачатки всех компонентов биоценоза попадают на место его будущего развития независимо друг от друга и случайно, лишь на месте суммируясь и синтезируясь в одно целое, и поскольку не все они необходимы, и сам видовой состав биоценоза пластичен. Впрочем, не то же ли мы имеем и в зиготе с ее гибридизацией и комбинативной изменчивостью? Изменение состава зачатков изменяет проспективную потенцию биоценоза, как изменение набора менделевских факторов изменяет проспективную потенцию зиготы. Главное различие этих двух примеров – в конструктивном порядке тех компонентов, из которых они составлены.

Но между морфопроцессом многоклеточного животного и биоценоза, хотя бы сравнительно высоко индивидуализированного, существует и другое, не менее важное различие; оно касается степени обособленности периодического морфопроцесса в разные моменты времени на протяжении цикла. Среди всех вообще возможных типов организации в этом отношении можно различить: 1) системы, замкнутые в течение всего цикла; 2) открытые в определенной части цикла, и 3) открытые все время. Замкнутой системой является такая, в которую не вступает извне новых живых частей, если новые живые части и появляются, то лишь возникая, обособляясь, индивидуализируясь внутри системы. Систему, замкнутую в течение всего жизненного цикла, представляют агамные растения и бактерии. Все организмы, размножающиеся половым путём, представляют системы, открытые в течение одного определенного момента – амфимиксиса, когда создаётся новая система, новый организм из слияния двух независимых и принципиально тотипотентных частей. Бионт Hydra viridis «открыт» также лишь в течение амфимиксиса, так как здесь яйцо получает зоохлореллы ещё в такой период, когда ни оно, ни они не являются самостоятельными организмами (см., однако, опыты Goetsch, 1922)⁷⁰, наоборот, Convoluta roscoffensis получает своих зоохлорелл, лишь вылупляясь из кокона, (а, может быть, дополнительно и потом!) и потому для определенного типа присоединяющихся частей система открыта и вне времени амфимиксиса. Phaenocora unipuncta открыта для зоохлорелл в течение большей части жизни; у Mycetozoa кроме копуляции и амфимиксиса происходит слияние зигот и ещё позднее – /с/лияние отдельных маленьких плазмодиев, система открыта в течение большей части жизни. В других случаях (и таких – большинство в области Metazoa и особ/енно/ Metaphyta) организм в своей нормальной обстановке в течение большей части цикла – вполне замкнут, но искусственно мы можем в любой момент вводить в него новы/е/ компонент/ы/ (прививки и трансплантации).

Наконец, биоценозы, даже наиболее индивидуализированные, являются безусловно открытыми все время, все время в их состав могут входить новые компоненты со стороны – семена, животные и т. д., и даже состав этих вновь вступающих частей далеко не всегда вполне специфичен или, по крайней мере, достаточно изменчив.

Эти три типа морфопроцессов представляют три степени свободного комбинирования частей: во вполне замкнутых морфопроцессах оно вовсе не имеет места; в половых морфопроцессах оно происходит раз в цикле – при слиянии гамет, как комбинирования доклеточных индивидов (ид), ибо клеточные индивидуальности обеих гамет вполне растворяются друг в друге. И в постоянно открытых морфопроцессах свободное комбинирование возможных частей может происходить все время. Но чем свободнее комбинируются части, при этом сохраняющие свою индивидуальность, тем больше их самостоятельность, тем слабее индивидуальность целого, тем меньше внутри системы мы находим оснований для ее дальнейших изменений, тем больше мы должны их искать вне ее; морфопроцесс Metazoon'a от амфимиксиса до амфимиксиса обусловлен определенным набором /генов/, котор/ый/ он получил, и который уже, согласно взгляду большинства генетиков, не меняется и во всяком случае не пополняется извне; под влиянием этого набора протекает его терминальный морфопроцесс, и он разрушается лишь отчасти при созревании гамет. Биоценоз все время получает новые зачатки, которые отражаются на социальном давлении внутри его, и приток извне того или иного вида их может весьма существенно изменить дальнейшее развитие уже образовавшегося биоценоза, как различный набор первоначальных поселенцев обусловливает различия его начального развития; биоценоз в этом отношении больше зависит от внешней среды, менее самодовлеющ – менее индивидуален.

Итак, два критерия индивидуальности морфопроцесса: 1) его ритмичность и 2) его замкнутость. Чем ритмичнее морфопроцесс, тем более он индивидуален, ибо тем более согласован ритм отдельных слагающих его морфопроцессов, а элементарные морфопроцессы, свойственные высоко индивидуализированным, мономерным организмам, как мы видели, необходимым образом ритмичны. Чем бол/ее/ замкнутым является морфопроцесс в смысле недопущения в состав организма новых живых частей со стороны, тем более он независим от внешней среды, а, следовательно, тем более индивидуален.

Выше я возражал против генетического критерия индивидуальности, против взгляда, согласно которому организмом является только такая система, все части которой возникли внутри неё неполным обособлением, и организмом не является система, образованная воссоединением независимых частей. Может показаться, что теперь я возвращаюсь с другой стороны к этому мною осужденному мнению, говоря, что присоединение независимых частей служит признаком слабой индивидуализации морфопроцесса. Но это не так. Система, образованная воссоединением независимых частей, есть организм; но независимые части, пока они не воссоединены – не организм; в их совокупности есть очень слабая и лишь потенциальная индивидуальность, поскольку они, в силу своих внутренних свойств, должны воссоединиться (эт/о/ индивид/уальность/ такой же степени, как индивид/уальность/ любого не отрезанного ещё отрезка гарм/оничсски/экви/финальной/ системы). Морфопроцесс, который рано или поздно необратимо рассыпался бы, чисто терминальный, почти не заслуживает имени органического, так как его самосохранение кратковременно, но если это рассыпание обратимо и необходимо сменяется воссоединением, если в момент диссоциации индивидуальность целого переходит в потенц/иальное/ состояние, сильно понижается, но все же не исчезает навсегда, морфопроцесс уже значительно более индивидуализован. Чем меньше и реже встречаются на его протяжении такие понижения, тем резче он индивидуализован. Но даже почти полное исчезновение индивидуальности на одной стадии не может аннулировать индивидуальность других стадий и всего цикла, раз в диссоциированном состоянии существуют приспособления, обусловливающие будущее восстановление. Максимум онтогенетической индивидуализации достигается, однако, лишь тогда, когда организм является замкнутым в течение всей жизни.

Но если присоединение живых частей есть проя/вле/ние неполной индивидуализации, то такой же неполной индивидуализацией является и отделение живых частей, всякое размножение. Совершенный организм замкнут вполне, то есть живых частей не присоединяет и не отделяет; такой организм является в биологии только предельным понятием. С первого взгляда кажется, что к этому понятию приближается Биосфера в целом; но, если она не отделяет частей во вне, отмирание и гибель частей идёт в ней непрерывно.

Каково же положение систематики перед лицом такой организации жизни? Систематика, по существу, номографична (недаром Риккерт и Виндельбанд не выделяли ее из номотетики)⁷¹, она отвлекается от координат времени и места своих объектов и создаёт только отвлечённые классы, но это в таксономической своей части. Наоборот, в морфологической она имеет перед собой целое, состоящее из частей, занимающих в каждый определенный момент определенные взаимные положения, и эти части, если они многочисленны, она описывает – статистически, сжимая их в совокупности, вообще действуя идиографически. Но, восходя в иерархии организмов, мы находим организм наивысшего порядка, Геомериду – всего в одном экземпляре; для его описания таксономия не нужна и неприменима. Систематика здесь может быть только морфологией; и как морфология, она распадается на тектологию и архитектонику. Тектология отыскивает сходные части, то есть структурные единицы, из которых оно /целое/ слагается, и описывает их на основе сходств и отличий; тектология есть, прежде всего, систематика частей в пределах целого; и если притом она отвлечётся от существования целого – она становится просто систематикой организмов соответствующего порядка. Возможно столько систем, сколько существует хорошо отграниченных порядков индивидуальности. Каждая система совершенно игнорирует все индивидуальности высшего порядка, и рассматривает низшие, как несамостоятельные, подчинённые части; она строит номографическую систему индивидов одного порядка и тектологические вспомогательные системы индивидов низших порядков. Эти последние могут иметь и идиографический характер; так, в формологии Геомериды все отвлечённые классы номографической систематики становятся отвлечёнными совокупностями гомотипных частей, идиографически ограниченными известными границами времени и места (история и Земной шар), свойства которых (тектология!) и распределение в указанных границах (архитектоника!) мы и будем изучать методами статистики.

Таким образом разрешается и дилемма: вид, как отвлечённый класс, и вил, как совокупность; противоположность зависит от того, рассматриваем ли мы ту ступень индивидуальности, к которой принадлежит данный вид, как высшую – тогда вид есть отвлечённое, номографическое понятие, или же мы имеем в виду какую-нибудь более высокостоящую в иерархии индивидуальностей ступень; тогда вид есть идиографическая совокупность сходных частей некоего конкретного целого.

О критериях принадлежности к линнеевской системе

Как сказано, систем может быть столько же, сколько существует порядков индивидуальностей, то есть, сколько существует порядков конструктивных единиц в составе Геомериды. Возможна система клеток, система особей, система биоценозов и тому подобное. Линнеевская система и система лишайников – два примера осуществлённых систем.

Но из громадного числа разных порядков организмов, лишь немногие представлены объектами достаточно индивидуализированными, чтобы их стоило приводить во всеобщую систему. Действительно, раз целью систематизации является экономия описания путём устранения повторений, выделение элемента постоянства и повторяемости в объектах, только объекты достаточно постоянные и повторяющиеся заслуживают систематизации. А такими объектами являются наиболее индивидуализированные, ибо индивидуальность измеряется как раз степенью постоянства.

Но не всегда в организме все конструктивные части одного порядка одинаково индивидуализированы: так, в теле Metazoon'a есть клетки высоко индивидуализированные, как половые элементы, лейкоциты, эпителиоидные клетки, и др/угие/, почти утратившие индивидуальность, как отдельные энергиды поперечнополосатых мышечных волокон. Так же точно обстоит и в теле Геомериды.

Обычно полагают, что линнеевская система систематизирует особей; это верно только по отношению к Metazoa, да и то не всем. Ни моноэнергидные простейшие, ни цветковые растения не равнозначны в конструктивном отношении телу Metazoon'a. Первые равнозначны отдельным энергидам тела многоклеточного, цветковые – колониям Hydrozoa или мшанок, то есть целой совокупности особей Metazoa. Наоборот, особи, то есть единицы одного конструктивного порядка с обычным Metazoon'oм в этих группах представляют слабую степень индивидуальности и не принимаются во внимание. Таким образом, существующая система объединяет организмы трёх разных конструктивных порядков.

Но так дело представляется лишь до тех пор, пока мы стоим на чисто анатомической, статической точке зрения, рассматриваем неподвижные формы. Совершенно иначе представляется вопрос при сравнении целых морфопроцессов. Сложность или простота, конструктивный порядок морфопроцесса в составе общего жизненного потока, определяются прежде всего конструктивным порядком (планом строения) тех его стадий, которые представляют максимальную импликацию, наибольшую простоту. Все организмы, сводящиеся при максимальной импликации, например, к одной клетке, представляют морфопроцессы одного онтогенетически конструктивного порядка, как далеко ни шло бы анатомически конструктивное осложнение других стадий в момент максимальной экспликации.

Этим признаком – одноклеточность в момент максимальной импликации – и определяется принадлежность организмов к тому порядку индивидуальностей или конструктивных единиц, которые принимаются в расчёт линнеевской системой. Поэтому и бактерии, одноклеточные всю жизнь, и простейшие, некоторые из коих путём неполного деления превращаются в распадающиеся впоследствии полиэнергидные комплексы, и большинство Metazoa и Metaphyta, проходящие через стадию одноклеточной зиготы, все обладают циклами одного и того же порядка, все могут войти в линнеевскую систему, несмотря на то, что их «взрослые», эксплицированные стадии построены по различнейшим анатомическим планам. И поэтому ни Hydra viridis, как таковая, ни истинный бионт тли или цикады, ни лишайники не имеют места в этой системе, ибо все эти организмы и в момент величайшей импликации представлены, по меньшей мере, двумя разнородными клетками, а, следовательно, представляют морфопроцессы иного, высшего конструктивного порядка. Строго говоря, даже плазмодию Mycеtozoa нет места в линнеевской системе, и она может говорить лишь о сожительстве миксамёб, ибо в момент максимальной импликации этого морфопроцесса мы имеем не одну, а много одинаковых клеток (зигот), которые лишь в своей совокупности, а не каждая в отдельности, содержат потенцию к образованию типичного плодового тела и пр. Некоторые американские авторы (см. Еленкин, 1921)⁷² действительно исключают лишайники из линнеевской системы, оставляя лишь миксомицеты.