Текст книги "Игра с летальным исходом"

На улице Непрерывного крика не стояло, но беспорядочный шум возникал то там, то тут, волнами прокатываясь вокруг вокзала.

Первая двигательная реакция людей, находящихся в кассовом зале была – бежать прочь, наружу, туда, где не стреляют. Хотя стрелять уже перестали, но на это никто не обращал внимание. Руководствуясь элементарной логикой: раз только что стреляли, значит сейчас опять начнут. И Именно там, где стреляли только что.

У тех, кто был вне зала, и предполагал, что их близкие находятся в кассовом зале, первая реакция была – бежать к ним, спасать. Хотя как и кого они могли спасать? Но человек обычно не думает об этом. Он сначала прибегает на место происшествия, а потом уже начинает думать, что делать. И никогда не задумывается – а зачем он сюда вообще прибежал? Потому, что никто и никогда в таких ситуациях не признается даже самому себе, что на девяносто процентов их действиями руководило любопытство.

Итак, одна толпа ринулась из зала, другая – в зал. В узких проходах они столкнулись. барьерчики, поставленные никитинскими оперативниками были отброшены и толпы начали выдавливать друг друга в свободное пространство, не пуская друг друга к цели. Те из оперативников, кто после первых выстрелов успел выскочить из своего закоулка и попасть в эпицентр ситуации, могли продолжать активные действия. Остальные оказались плотно придавленными напирающей толпой пассажиров к стенам, которые они «ремонтировали» весь этот нудный день.

Народ с улицы тоже ломанулся внутрь, окончательно запирая выходы из вокзала. Четвертый, мотавшийся на перроне, одним из первых устремился вовнутрь, и один из первых столкнулся с пассажирами, бегущими обратно. Троих или четверых ему удалось отшвырнуть со своего пути, но потом народ повалил сплошным потоком и запер его в одном из небольших промежуточных зальчиков, сжав настолько, что не было возможности пошевелить руками. Но пробовал было брыкаться, но прижатый к нему толстый украинский дядька так врезал ему лбом в висок, что он потерял сознание и предпочел больше не рыпаться.

Торчащего на проходе и парализованного Иваном Одиннадцатого свалили первые же выбегающие из зала обезумевшие пассажиры, и он, не в силах подняться, был просто затоптан теми, кому пришлось идти по нему и стоять на нем, потому, что больше идти и стоять им было негде.

От Ярославского и Ленинградского по подземному переходу бежали к Казанскому многочисленные любопытные и обеспокоенные, и им тоже пришлось столкнуться с теми, кто стремился покинуть Казанский вокзал. Все они, и те, и другие, застряли под землей.

Больше всего повезло тем, кто бежал через площадь поверху. Они сохранили оперативный простор для своих действий и свободу передвижений. Из них составилась внушительная толпа любопытных, кружащаяся вокруг вокзала и уже сообразившая, что соваться внутрь не стоит.

Внутри вокзала в двух местах никитинские бойцы, стремясь остановить напирающих на них людей, успели выстрелить их пневмопушек, стреляющих ловчими сетями. Запутавшиеся в них люди – человек по десять в каждой – свалились на пол и послужили новому повороту ситуации. Люди как доминошки валились друг на друга и увлекали стоящих рядом с ними на пол. Паника переходила в партер.

Иван сумел оценить ситуацию и ее возможные последствия, нежелательные для себя, очень быстро. После паники милиция начнет свои разборки, а выбраться будет уже чрезвычайно трудно. Поэтому Иван накрыл голову своим форменным кителем и ломанулся прямо в высокое окно, у которого стояли столики кафешки. Вместе с осколками стекла и только еще начинающимся воплем в кассовом зале, он выкатился на улицу, показав дорогу многим другим. За ним устремилась часть толпы, и Иван немедленно с нею смешался.

Не выбираясь из толпы, он переложил свои пистолеты, теперь уже три вместе с двумя трофейными, в небольшую кожаную сумочку, которая у него была приготовлена специально для этого, стянул с себя форменный китель и «потерял» его на бегу.

Покинув толпу, он прошел под железнодорожным мостом на Каланчевскую и в первом же попавшемся киоске купил на оставшиеся у него заработанные у высокого толстяка монетки бинт и расческу. Прямо в скверике у железной дороги перебинтовал себе ногу, став объектом внимания прохожих – двух девушек, мужчины с дипломатом и старушки с объемистым пакетом, набитом продуктами.

Девушки, увидев Ивана, стягивающего джинсы, подумали невесть что и ускорили шаг. Мужчина остановился, поскольку заметил, что голая нога Ивана в крови и, отчего-то засомневавшись, спросил:

– С вами все в порядке? Вам нужна помощь?

Иван покачал головой и ответил:

– Нет. Спасибо. Справлюсь сам.

Мужчина пожал плечами и пошел дальше, правда, все время оглядывался.

От бабульки, как выяснилось, так просто оказалось не отвязаться.

– Ох, милок, – всплеснула она руками, поставив свой пакет на асфальт, – где ж тебя так?

Иван сразу понял, что прогнать ее не удастся, поскольку она намеривалась отдохнуть от своего тяжеленного пакета, а свойственная всем московским бабкам любознательность давала ей к этому железный повод.

Поэтому он, продолжая бинтовать ногу, ответил срывающимся голосом.

– На Казанском сейчас кучу народа постреляли. Я еще легко отделался. Там трупы – десятками. Народу – толпа. С автоматов били…

Последние слова он договаривал уже вслед устремившейся к вокзалу старухе, которая подхватив свой тяжелый пакет, развила рекордную для себя скорость.

Иван усмехнулся. Он закончил с ногой, натянул окровавленные джинсы, причесался и захромал вверх по Каланчевской. Дойдя до первого коммерческого ларька, купил джинсы, зашел за ларек и морщась от боли в простреленной ноге переоделся. Свернув свои джинсы, он сунул их в какую-то щель под ларьком и пошел потихоньку дальше. Теперь он мог привлечь внимание только тем, что немного хромал на левую ногу, да на локте у него была свежая царапина – задел осколком стекла, когда вылетал через окно.

Через двадцать минут он добрался до Красных ворот и спустился в метро. Доехав до Кировской, перешел на Тургеневскую, сел в вагон и вздохнул с облегчением. Теперь можно было отдохнуть до самой Октябрьской.

Глава VIII.

Илья был на площади, когда увидел, что от Казанского люди рванули, как тараканы от дихлофоса.

«Наконец-то», – процедил он сквозь зубы и по верху побежал к Казанскому вокзалу, навстречу выскакивавшим из него пассажирам. За ним бежали еще какие-то люди. Кажется, в милицейской форме.

Когда он пересек площадь, вокзал был уже заперт толпой народа. Внутрь проникнуть было невозможно. Илья влился в группу, которая моталась вокруг вокзала, руководимая острым любопытством. Илья вполне разделял их стремление проникнуть в суть происходящего внутри вокзала. Его, прежде всего, интересовали два вопроса – убит ли Иван и кто из его людей остался жив.

Честно говоря, он совсем бы не так спланировал встречу с Иваном. Но разве он мог что-нибудь сделать! Во-первых, менты, того гляди, Ивана перехватят. А живым им его давать нельзя. Кто его знает, насколько он разговорчив окажется. Волей-неволей приходится вставать рядом с ними, следить за ситуацией. Нам-то он и мертвый подойдет.

А кроме того, разве с этим разбродом в первой десятке, кого-нибудь что-нибудь можно заставить сделать так, как ты хочешь? Их легче начать расстреливать за невыполнение приказа Председателя СК в боевой обстановке. Но Илья знал, что расстрелять он успеет одного, – того, кто первый попадется. А дальше начнут расстреливать его. Чтобы потом вновь устроить выборы Председателя…

«В результате, лезут сами, – ворчал про себя Илья. – Кто во что горазд, тот так свой огород и городит, а все, что я могу – следить, что б только друг с другом не связывались.»

Вокзал начал потихоньку освобождаться от толпы. Люди выбирались из здания вокзала и попадали, как тут же отметил Илья, в кольцо милиционеров, которых неожиданно появилось около сотни. Они перекрыли все немногочисленные выходы из здания и, выпуская народ, обыскивали его на предмет оружия, проверяли документы и задерживали всех, у кого документов не оказывалось.

Илья видел, как проверяли Четвертого, но мало за него беспокоился. Не дурак же тот в конце концов, чтобы лезть в руки милиции с пистолетом! Как ни дорого личное оружие во время игры, но жизнь дороже…

Четвертого милиционеры проверили и отпустили, как и всех остальных. Пистолета у него не оказалось, а документы с московской пропиской были в порядке.

Четвертый присоединился к толпе зевак. Илья тут же подошел к нему, дернул за руку, вопросительно посмотрел. Тот молча пожал плечами. Илья сплюнул, выматерился. Стали ждать дальше, уже вдвоем.

Примчались машины скорой помощи, целой стаей. Приехало двенадцать машин, их подогнали вплотную к выбитому Иваном окну в кассовый зал и через него стали выносить на носилках тела и грузить в машины неотложки. Когда двенадцать носилок вынесли, окно вновь перекрыли омоновцы. Насколько Илье удалось рассмотреть издалека, ни Ивана, ни кого-либо из своих, он среди раненых не увидел. Илья приказал Четвертому подогнать поближе свои жигули-девятку, завести и ждать его наготове.

Где-то через час вокзал был очищен от переполнявшего его народа. Никто из киллерской первой десятки больше из него не вышел.

Милиция принялась за толпу, скопившуюся около вокзала, расчищая место для проезда милицейских машин, в которые погрузили тех, у кого документов не оказалось. Таких оказалось больше сотни. Но их погрузили и увезли очень быстро. Милиция, видно, уже вошла в ритм, и действовала быстро и эффективно.

Подошли еще пять машин медицинской спецпомощи. В них погрузили еще четырнадцать носилок с телами накрытыми брезентом. Илья не знал, сколько среди них его людей, но был уверен, они там есть.

Наконец, Илья дождался того, из-за чего торчал перед вокзалом, рискуя привлечь к себе внимание. Через плотный коридор милиционеров из дверей вокзала вывели человека в наручниках.

Это был не Иван. Это был Десятый. Следом за ним показался еще один. На этот раз – Шестой. Больше Илья дожидаться не стал.

Мент у машины что-то замешкался с дверцей и Шестой с Десятым «застряли» перед нею, как мишени в тире. Снять две цели с угловой разницей в прицеле в двадцать секунд для Ильи труда не составляло. Он два раза нажал курок, с удовлетворением отметил, как завалился на спину Десятый и осел на колени Шестой, как вслед за этим попадали и раскатились в разные стороны милиционеры. Что будет дальше, он дожидаться не стал, бросился к машине, стоявшей метрах в пяти от него, прыгнул на сидение рядом с Четвертым и их девятка резво взяла с места восемьдесят. Они вылетели на Новокировский и через двадцать секунд, свернув направо в скверик, быстро пересели в «ауди», по Южному переулку добрались до Каланчевской и вновь спустились на Комсомольскую площадь.

Дорогу им преградила милицейская «канерейка». «Ауди» резко затормозила, Четвертый открыл дверку, высунулся наружу.

– В чем дело, начальник?

Милиционер без объяснений помахал им палкой – поворачивай, мол, обратно. Четвертый не стал спорить, развернул машину, по Каланчевской они выбрались на Садовое кольцо и растворились в потоке машин.

Два часа, в течении которых Казанский вокзал оставался парализованным, отняли у Никитина столько сил, что хватило бы на два года.

Когда началась стрельба в кассовом зале, единственное, что его интересовало, – обнаружен ли Иван? Никитин знал, что его люди стрелять, практически, не имеют права – в многолюдном вокзале это было просто невозможно. Стрелять они будут только в исключительном случае и лишь для того, чтобы подавить огонь преступников. По крайней мере, так оно будет выглядеть в сводке, как бы оно не случилось там на самом деле.

Если же кто-то из его людей и срежет пару-другую ни в чем не повинных россиян, Никитин не будет наказывать его слишком строго, если, конечно, кроме них он замочит и Ивана. Издержки производства! Всегда можно списать на беспредел бандитов. Но вот если Ивана среди убитых не окажется… Чего ради он тогда рискует своим местом, чего ради допустил проведение массового терракта? Именно такая формулировка появится в сегодняшних полночных сводках.

Поэтому, когда раздались выстрелы, Никитин и Герасимов не рванулись в кассовый зал, чтобы присутствовать на месте лично. Они прекрасно знали, что сейчас же начнется паника, люди будут натыкаться друг на друга и блокируют все проходы. У них и без того было достаточно людей, расположенных почти на каждом квадратном метре площади вокзала.

Никитин тут же схватил рацию и забыв все позывные, с которыми они работали в эфире, закричал:

– Ивана! Ивана делайте! Серега, Ивана!

Герасимов вырвал у него рацию.

– Ты че орешь, идиот! Думаешь, нас никто не слушает? Будешь потом за стрельбу в зале отвечать…

– Ну, что там у них? Не могу я здесь сидеть!

– Там кончится все за минуту-две. Потерпи…

– Давай, Гена, вызывай Коробова, пусть доложит, что там.

– Доставай свою «Приму», товарищ генерал, закури пока, успокойся.

Вместо сигарет Никитин достал свою фляжку с коньяком и крепко приложился.

– Стрелец! Стрелец! Ответь Зодиаку! Что у вас там происходит? – кричал тем временем Герасимов в рацию. – Доложи обстановку.

– Зодиак, я Стрелец! – раздался из рации сильно искаженный взволнованный голос Коробова. – Срочно перекройте снаружи разбитое окно в кассовом зале. Через него из вокзала вырвалась группа людей. Возможно, Иван среди них. Как поняли меня?

– Пошел ты! Поняли! Хуй ты теперь кого из них возьмешь! А окошко мы тебе перекроем, это враз… Ярославль! Ярославль! Вызывает Зодиак. Срочно десять человек к разбитому окну на Казанском вокзале.. Перекрыть все выходы на Казанском. Берите людей из резерва, сколько нужно. Искать оружие, проверять личности. Всех подозрительных – на Лубянку. Фигурант Марьев, он же Отмороженный, не задержан. Ориентируйтесь на фоторобот. Как поняли?

Услышав слова Коробова про Ивана, Никитин только махнул рукой и вновь приложился к фляжке.

– Стрелец! Стрелец! Ответь Зодиаку! Кто стрелял? Есть ли жертвы?

– Я Стрелец. Докладываю, – ответил Коробов.

– Стреляли с трех точек. Шесть или семь пистолетных выстрелов. Автоматная очередь в скопление людей.

При этих словах Никитин закатил глаза и простонал: «Ох, еб твою мать…»

– Минимум пять убитых, – продолжал Коробов. – Вызывайте медиков. Есть раненые. Много. Двоих стрелков взяли живьем.

– Начинайте разблокирование вокзала. Да осторожнее там, не давайте им перетоптать друг друга. Будь на связи постоянно.

Никитин, несмотря на коньяк, был абсолютно трезв. Он достал, наконец, свою «Приму», закурил и вопросительно уставился на Герасимова.

– Что делать-то будем? Идеи есть?

– Облажались мы опять, Никитин. Вот и вся идея. Что делать? Будем задержанных ребят крутить, стрелков. Это хоть что-то даст. Узнаем, что у них там за дела такие с Иваном… Прямо сейчас этим и займемся…

Герасимов вызвал Коробова и приказал направить к ним четверых омоновцев повыше ростом и поплотнее комплекцией, да побыстрее.

Минут через десять в дверь кабинета начальника вокзала ворвался парень двухметрового роста в форме ОМОНа и голосом, от которого уши закладывало, начал:

– Товарищ генерал…

Никитин махнул на него рукой:

– Проводи на место. К Коробову.

Построившись клином вокруг Никитина и Герасимова, омоновцы врезались в толпу и к удивлению тех людей, которых они раздвигали, они их действительно раздвигали. И вся группа довольно быстро продвигалась вперед. По крайней мере минут через семь-восемь они оказались в кассовом зале, центр которого был очищен от народа.

На полу лежали трупы. Увидев, сколько их, Никитин сразу почувствовал сильную, прямо-таки, смертельную усталость. Уже сегодня все средства массовой информации все это подсчитают и каждом выпуске новостей с числом погибших будет связываться его фамилия. А кроме того, его фамилия будет связываться с ответственностью за безопасность жизни и здоровья москвичей. И еще – с повышением уровня преступности в столице. Хотя вот это-то уж чистое вранье – нисколько она не повысилась. А скоро и совсем упадет. Резко упадет. Как только Никитин начнет осуществлять свой план перестройки криминальной жизни. Если, конечно, не будут мешаться под ногами всякие Иваны.

К ним подошел Коробов, которому не терпелось выложить все, что ему удалось разузнать.

– Четырнадцать убитых. Один из них затоптан. Двенадцать раненых. Двое взяты с оружием. Вот эти.

Он указал рукой на двоих парней в наручниках. Один из них беспокойно и затравленно озирался по сторонам, словно ожидая выстрела. Другой, очень бледный, сидел на полу, привалившись спиной к стене, весь перекосившись на правую сторону. На лице его было написано полное безразличие к происходящему и к дальнейшему развитию событий.

– Ранен? – спросил Никитин.

– Ранен, – кивнул Коробов. – В плечо. Вел стрельбу из пистолета из-за книжного лотка. Успел сделать два выстрела. Сюда.

Коробов указал на перевернутые столики кафе, трупы нескольких человек между ними, лежащие в лужах крови, мокнущие в крови чемоданы и сумки.

– Стрелял из этого пистолета, – продолжал Коробов. – Обратите внимание на цифру.

Никитин увидел, что на серийном номере пистолета, послежние две цифры были вытравлены, так что четко выделялось – «10». Он вопросительно посмотрел на Герасимова, тот недоуменно пожал плечами.

– У этого, – Коробов кивнул на озирающегося парня, – пистолет тоже с номером. Он произвел три выстрела в том же направлении.

Он показал второй пистолет с выделенными цифрами «06».

– Кроме того, найдены еще два ствола. Тоже номерные. «02» и «04». «Четвертый», очевидно, был сброшен владельцем, когда начали проверку документов. А «второй» принадлежал, скорее всего одному из убитых за столиком в кафе. И еще один пистолет с номером был у того, кто стрелял из автомата. Его номер – «семь». Без сомнения, все это одна компания.

В это время к Коробову обратился оперативник, внимательно обыскивающий трупы на предмет установления личностей убитых.

– Товарищ полковник! У одного из убитых обнаружено оружие.

И он принес еще один пистолет с выделенным номером. Девятым.

– Стрельба началась в кафе.

Коробов начал излагать свою версию происходивших событий.

– Там раздалось два выстрела. Скорее всего, стрелял Отмороженный, хотя, странно, – но его никто не видел, как он туда попал – неизвестно. Каюсь, мои люди этот момент пропустили. Они среагировали раньше.

Коробов кивнул в сторону задержанных оперативниками стрелков.

– Наши отреагировали уже на их выстрелы и автоматную очередь. Мои люди произвели два выстрела, оба попали в цель. Автоматчик был убит прямым попаданием в голову, тот, что изображал книжного продавца – ранен в плечо. Третьего взяли без применения оружия. Пассажиров покрошил автоматчик. Как только выстрелы прекратились, неустановленный субъект выбил телом стекло окна и скрылся в неизвестном направлении, вслед за ним – часть людей из зала. остальные были задержаны. Есть основания считать, что скрывшийся был Иван Марьев – Отмороженный.

Герасимов хмыкнул.

«Есть основания считать… – подумал он. – Научился трепаться собака. Есть основания считать, что мы бездарные дилетанты по сравнению с этим Марьевым.»

– Полковник Герасимов, опросите задержанных, – приказал Никитин. Ему не терпелось получить хоть какую-то информацию об Иване.

Герасимов подошел к Шестому. Тот давно уже следил за ним и Никитиным, успел понять, что они тут главные, и не дал Герасимову первым задать вопрос.

– Я все скажу, начальник. Только дай охрану. Меня сейчас убьют. Тут наших десять было. Все бьют без промаха, в яблочко. Спрячь меня, начальник. Все скажу. Бля буду, все скажу. Это все Крестный. Это его игра. Мы только пешки, стрелки…

Он неожиданно закричал на него высоким истерическим голосом:

– Спрячь, начальник! Я здесь как кабан перед номерами…

И снова перешел на ноющий, просящий шепот.

– Убьют меня. Я много знаю, начальник. Я по окнам с крыши бил, когда Белоглазова убивали. Я все расскажу, все, что знаю.

Герасимов смотрел на него с интересом.

– Не бойся. Спрячу. Ваших всех перебили. Никто тебя не убьет.

– Меня Илья убьет. Он всегда на подчистке стоит, когда на дело идем. Отвези меня в камеру, начальник. В одиночку. На Лубянку отвези. И бумагу давай, все напишу. Как есть все напишу…

– Не тораторь. Объясни, почему вы хотели убить Отмороженного?

– Нам его Крестный отдал. Как «зайца». Мы его загнать должны были. Но он, сука, живучий оказался. А Илья сказал – убить и привести Крестному. Бросить ему. И тогда Крестного убить…

– Падаль… – процедил сквозь зубы сидящий у стены Десятый. – Ты, сука, сдохнешь сегодня же. Тебя загрызут, падлу.

– С ним меня не сажайте, – тут же забеспокоился Шестой. – Он меня убьет. Они все меня убьют…

– Заткнись, – оборвал его Герасимов. – Кто такой Илья?

– Илья первый номер. Он Председатель. Я – Шестой. А этот гад – Десятый.

Он обеими руками в наручниках показал на раненого, сидящего на полу.

– Какой номер у Крестного? – спросил у него наобум Герасимов.

– У Крестного нет номера.

Шестой посмотрел на Герасимова с недоумением – как, мол? Вы не знаете, кто такой Крестный?

– Крестный над нами всеми. Он приказывает. А мы делаем. У него нет номера.

– Где ваша база? Где вы должны были встретиться после вокзала?

– Не доезжая Балашихи – поворот налево, на грунтовку. С километр-полтора – дом отдыха старый, брошенный. Названия нету там.

– Что ж за адрес ты даешь? Поди туда – не знаю куда… Хитришь?

– Блядь буду, начальник! Не вру. Нет там никаких указателей…

– Показать дорогу сможешь?

– Начальник, я не поеду туда! Нас там перестреляют… Как кроликов.

– Поедешь. Или я тебя сам шлепну…

– Вспомнил! Я вспомнил. Там Отмороженный ментов пострелял в ночь на вторник.

– Хорошо.

Герасимов повернулся к стоявшему рядом Коробову, подмигнул ему и сказал, будто приказывая:

– Этого отправить на Лубянку. Под усиленной охраной. И – в отдельную камеру.

– Есть, – подыграл Коробов.

Герасимов подошел к раненому Десятому, тронул носком ботинка его ногу.

– Добавить ничего не хочешь? – спросил он.

– Пошел ты! – огрызнулся Десятый.

Герасимов «приказал» Коробову.

– Этого тоже на Лубянку, пристрелить по дороге. При попытке к бегству.

– Есть, – поддакнул Коробов.

– У-у, суки! – прошипел Десятый.

Наблюдавший за всем этим Никитин отозвал его немного в сторону.

– Цирк устраиваешь? На хрена тебе все это?

– Так ведь первый принцип же, товарищ генерал. Разделяй и допрашивай.

– Что скажешь про все это?

– Очень интересная ситуация вырисовывается, товарищ генерал. Не зря Гапоненков, убитый в «Берлине» и Софронов, застреленный вчера здесь же, на вокзале, проходили по одним делам. Уверен, что вся эта братия, о которой мне сейчас рассказал этот подонок, что очень жить хочет, проходит по одним и тем же делам. Это одна компания. Интересно, что у них там какая-то организация с жесткой иерархией, судя по номерам. Во главе некто по имени Илья, номер первый. Кто такой Крестный, я пока не понял, но судя по всему, он выше этой организации, он дает им заказы. Какой номер у Ивана – тоже не понятно. Он, похоже, нем входит в их структуру, он сам по себе. Почему они его хотят убить – тоже не понятно. Говорит – Крестный приказал. Кстати, Илья явно копает под этого Крестного. Наверное, сам хочет на его место. Сколько всего человек в организации – пока не выяснил. Этого Шестого возьму в жесткий допрос, из него, похоже еще много чего можно накопать.

– Что там про милиционеров из Балашихи?

– Говорит, их пострелял Отмороженный. И рядом где-то там – база Крестного. Точнее выяснить пока не удалось. Выясним. Туда нужно будет наведаться.

– Заканчивай здесь. Голова уже болит от одного вида этого проклятого вокзала. Опять упустили Ивана, мать твою ети…

– Скажи спасибо, хоть этих взяли. А то бы понавешали на тебя всех собак.

– Не спеши радоваться. Еще понавешают.

В это время в вокзалу подогнали крытый фургон для перевозки заключенных. Убитых увезли в морг, когда Герасимов допрашивал задержанных.

– Давай, грузи и работай с ними всю ночь. Меня утром на ковер дернут. Нужно будет козыри иметь.

– Найдем козыри, Никитин. Не волнуйся.

Герасимов уверенно улыбнулся и махнул рукой Коробову – давай, мол, грузи, мы тоже едем.

Коробов лично наблюдал за погрузкой задержанных. Он поторопился лишь самую малость – не дожидаясь, когда молоденький сопровождающий, уже взявшийся за ручку двери фургона, распахнет ее, скомандовал «Пошел!».

Сначала один, затем другой, задержанные оказались на улице. Они подошли к фургону. Дверь не открывалась. Сержант с мальчишечьей физиономией остервенело ее дергал, но дверь заклинило. Задержанные зависли на открытом пространстве. Коробов похолодел. «Быстро назад!» – заорал он. Но было поздно.

Выстрелов он не услышал, но увидел, что раненый начал заваливаться на спину, а другой – оседать на колени. Через секунду оба валялись на асфальте. Весь конвой лежал рядом с ними. Разница только в том, что конвой был жив и заботился о сохранении своей жизни, а вот тем, кто еще только что назывались задержанными, заботиться было уже не о чем. Они были мертвы.

Перепрыгивая через живых и мертвых, Коробов выбежал из-за машины и успел увидеть, как только что хлопнувшая дверцей девятка рванула с места и ушла на Новокировский проспект. Но пока он успел добежать несколько метров до милицейской машины, пока разогнал ее и тоже выскочил на Новокировский, той машины уже след простыл. Коробов объявил, конечно, тревогу на постах ГАИ, но никакого результата это не принесло…