Текст книги "Игра с летальным исходом"

Глава V.

В понедельник поздним утром опергруппа, руководимая майором Коробовым, изнывала от жары, прогуливаясь, сидя и лежа на Аллее Большого круга Измайловского парка и живописных полянках, обнаружившихся буквально сразу за близлежащими кустами.

В парке было практически пусто, что значительно облегчало задачу опергруппы.

Коробов поджидал делегацию из Балашихи – Старшину, качавшего там права уже больше года, и трех приближенных к нему лиц.

Прозвище «Старшина» у балашихинского лидера происходило вовсе не от фамилии, а от его внешности, имиджа. Фамилия его была Коцубняк, был он квадратный, голос имел громкий и властный, кулаки – пудовые, мысли – прямые и в силу того – короткие, так как длинные в голове не умещались. Словом – типичный старшина, договориться с которым не было ни какой возможности.

Этот его старшинский характер и оказался решающим аргументом, решившим его судьбу, а вместе с ним – и судьбы его клевретов. Аналитики предложили ликвидировать, Никитин утвердил, и Коробов вынужден был задействовать заранее заготовленный план ликвидации Старшины. Им самим же и разработанный.

Но одно дело, сочинять план, сидя в прохладном кабинете на бывшей площади одного из вождей революции, другое – торчать на этой, неизвестно откуда взявшейся, майской жаре, осуществляя «предоперационное привыкание к месту проведения ликвидации», которое в оперативном плане казалось верхом предусмотрительности, а в реальности оказалось верхом идиотизма.

Оперативники Коробова на солнце разомлели, мозги их от жары поплыли, движения стали вялыми и замедленными. Оперотряд прямо на его глазах терял боевую форму. Это Коробова раздражало, злило, он нервничал, хотя и понимал, что сам во всем виноват.

Коробов назначил встречу Старшине от имени мифической «кремлевской» группировки, претендующей, якобы, на установление своих порядков в самом центре Москвы и ведущей теперь переговоры с окраинными московскими группами о переделе сфер влияния.

«Кремлевскую» группу придумал Никитин, когда аналитики сообщили ему, что поменять, на их взгляд, необходимо не менее восьмидесяти процентов состава лидеров групп, контролирующих Москву, а Коробов доложил, что за основу планов по каждой из операций ликвидации за основу взята типовая ситуация – вызов объекта ликвидации на встречу с подставным лицом.

«Твоими мозгами – водку хорошо закусывать», – сказал ему Никитин, наорал, но с должности не снял, к чему Коробов был уже готов, а тут же набросал на листочке обобщающую легенду о кремлевской группировке. Это Никитин умел и Коробов его за это уважал.

Детали Коробов разработал самостоятельно, сам выбрал подсадных подходящей комплекции, сам проследил, чтобы постриглись они под ежик, сам одел в «адидас», сам выдал им «макаровых». Словом, все сделал как надо, по уму, как учили – в лучшем виде.

Но тут в «Белую стрелу» заявился Никитин собственной персоной, все переломал и переделал по своему. Накачанных ребят с короткими стрижками, отобранных Коробовым, Никитин послал в патруль, новых выбрал худых, длинноволосых, одел их в пиджаки, белые рубашки, галстуки, оружия не дал вообще никакого.

Серега Коробов на него обиделся, надулся, и сейчас чувствовал себя как водяной котел с перегретым паром и засорившимся клапаном.

Трехсотый «мерс» с балашихинским Старшиной появился на углу Аллеи Большого круга и Аллеи Пролетарского входа за десять минут до назначенного срока, причем не со стороны шоссе Энтузиастов, как было договорено со Старшиной, а от Круглого пруда. Он пер по пешеходным дорожкам, газонам, ломая кусты и круша скамейки.

У Коробова глаза полезли на лоб. Что за херня такая? Что ж они делают, суки? Сейчас же менты слетятся как воронье, какая ж тогда в пизду ликвидация! Они ж всех живьем похватают!

«Мерс» вылез на перекресток аллей, зацепил левым крылом «девятку» с никитинскими «кремлевскими» подсадными, и не обращая никакого внимания ни на них, ни на кого вообще, газанул по пустынной Аллее Пролетарского входа в сторону шоссе Энтузиастов.

Коробов растерялся. Он ясно видел, что за рулем «мерса» сидел Старшина, лицо его было в крови, а рядом с ним уткнулся в лобовое стекло обладатель мощного бритого затылка. Старшина не взглянул даже в сторону тех, на встречу с которыми, вроде бы, ехал.

Не успел Коробов прийти в себя, как новое явление поразило его не меньше прежнего.

Он даже рот приоткрыл, глядя, как по пути, проложенному «мерседесом» Старшины», одна за другой продрались две «ауди» и один «форд» и, мелькнув перед носом парализованного изумлением Коробова, устремились к шоссе по Аллее Пролетарского входа.

– Коробов, блядина, ты что, язык в жопу, что ли, засунул? – услышал он голос Никитина по открытому радиоканалу. – Где Старшина? Почему молчишь?

– Товарищ полковник Никитин, – слова у Коробова разъезжались, как лыжи на льду. – У меня тут – хрен поймешь, что творится…

– Где Старшина?

– Он едет по шоссе Энтузиастов…

– Куда едет? В Москву?

– Я не знаю, Никитин…

– Уволю, сука! В дворники пойдешь…

– Он ранен, Никитин!

– Что ты сказал? Вы его отпустили?!

– Это не мы, товарищ полковник. Он мимо нас не глядя пролетел.

– А вы рты пораскрывали! И стояли, молча, да?

– Никитин, за ним погоня!

– Какая, в пизду, погоня? Ты же не знаешь даже, в какую сторону он едет!

– Это не мы, Никитин. Три иномарки – «форд» и две «ауди».

– Что же ты стоишь, со мной языком треплешь, сука? Догони, выясни!

Коробов рванулся к машине.

– Давай, догоняй их! – завопил он шоферу.

– Ты бы еще вечером их собрался догонять, – буркнул тот себе под нос и с места включил третью скорость коробовской девятки.

Коробов помчался к шоссе. Нечего и говорить, что не только Старшины, но и иномарок след простыл. Вылетев на перекресток, Коробов заорал водителю: «Стой!», выскочил из машины и начал приставать к лоточникам, торговавшим у станции метро «Шоссе Энтузиастов» с расспросами. Пятеро видели «мерседес», выехавший от Измайловского парка с большой скоростью, четверо обратили внимание на «ауди», третью иномарку, «форд», никто не запомнил. Девушка с мягкими игрушками, грузин с апельсинами, бананами и прочими фруктами и паренек, продававший солнцезащитные очки, утверждали, что «мерседес» направился к кольцевой, а конкурентка грузина, русская бабка, рядом с ним продававшая точно такой же товар, настаивала, что «мерс» уехал в сторону центра. Бабку поддержал хозяин книжного лотка, заваленного детективами, фантастикой, любовными романами, учебниками и брошюрами типа: «Как стать богатым в две недели.»

Коробов растерялся. С «ауди» – вообще полная неразбериха. Один из очевидцев сообщил, что обе машины направились в сторону московского центра, другой – решительно заявил, что, наоборот, – от центра, а еще двое утверждали, что машины поехали в разные стороны: одна к Москве, а другая – от Москвы.

Коробов чувствовал себя как голодный осел, оказавшийся точно посередине между двумя абсолютно одинаковыми копнами сена, не в силах сделать выбор из двух равновеликих возможностей. Осел, как известно, умер от голода. Неизвестно, какая судьба постигла бы Сергея Коробова, если бы не позвонил Никитин и своей весьма экспрессивной матерщиной не вывел его из ступора.

– Ищи, куда они делись! Они где-то там, в твоем районе. Гаишники на кольцевой говорят, что белый «мерс» с окровавленным водителем мимо них не проезжал. Прошла одна «ауди», они ее остановили, обыскали, но не нашли ничего подозрительного и вынуждены были отпустить. На площади Ильича их тоже не было. Ищи Коробов! Мне надо знать, кто нам дорогу перешел…

…Лишь к вечеру Коробову удалось разыскать следы «мерседеса», затем и саму машину, а вскоре и Старшину. Он доложил Никитину. Шел уже второй час ночи, но Никитин собрал совещание в узком составе: Коробов, аналитик Герасимов и сам Никитин.

– Что там у тебя, докладывай, – хмуро обратился он к Коробову. Не нравилось ему все это дурацкое происшествие. Очень не нравилось.

– Как нам удалось установить, на Старшину было совершено нападение в тот момент, когда он ехал на встречу с нами. Неизвестный обманом или силой, точнее установить не удалось, заставил Старшину остановиться в районе съезда с шоссе на Главную аллею Измайловского парка. По его приказу трое из находившихся в машине четырех человек, включая Старшину, вылезли из машины, четвертый пытался вытащить пистолет, но был застрелен прямо в машине. Двое помощников Старшины пытались бежать и были убиты неизвестным. Стреляет он исключительно метко.

– В тот момент, – продолжал Коробов, – когда Старшина стоял, положив руки на капот машины и широко расставив ноги, и, очевидно, готовясь получить удар ногой по яйцам, которым он сам всегда награждал свою жертву в подобных обстоятельствах, на главную аллею с большой скоростью свернул «джип». Неизвестный неприцельными выстрелами, как утверждают свидетели – от бедра – пробил «джипу» колесо и голову его водителю. «Джип» врезался в дерево и загорелся. Выскочившего из него человека неизвестный также застрелил. Он забрал оружие убитого, заставил Старшину сесть за руль «мерседеса», а сам нырнул на заднее сидение. Машина на большой скорости пошла вглубь парка, а через одну-две минуты вслед за ней, свернув с шоссе, устремились три иномарки. Те самые, которые мы тоже видели. Очевидец инцидента – собиравший ландыши для продажи, алкоголик – сообщил также, что неизвестный, расстрелявший обе машины, особых примет не имеет, среднего роста, черты лица правильные, стрижка короткая, телосложение среднее.

– Ты не можешь побыстрее рассказывать, Коробов? – заметил ему Никитин. – Не такой уж ты подвиг совершил, разыскав убитого не тобой человека.

– Можно и быстрее, – невозмутимо согласился Коробов. Сейчас он чувствовал себя уверенно – задание, которое ему поручалось, было выполнено, а там Никитин пусть ворчит себе, сколько угодно.

– Из свидетелей у метро Шоссе Энтузиастов правы оказались двое тех, кто утверждал, что «мерседес» направился к центру. Его, действительно, видели чуть дальше, на перекрестке шоссе с Электродной, а также у метро Авиамоторная. «Мерседес» следовал в прежнем направлении. Однако на Площади Ильича он зарегистрирован не был. Это заставило нас прочесать довольно большую площадь прилегающих к шоссе улиц, куда можно было свернуть.

Коробов посмотрел на Никитина. Тот сидел сморщившись, как от зубной боли, и рукой показывал ему – быстрее! быстрее!

Коробов вздохнул и продолжал.

– В районе Рогожского кладбища на улице Войтовича, нами был, наконец, обнаружен разыскиваемый «мерседес», однако, совершенно пустой. На сиденье водителя были заметны следы крови. Розыски пассажиров машины были продолжены. Через час от работников станции Москва-Товарная поступил сигнал, что на рабочих путях обнаружен труп человека со следами применения огнестрельного оружия. Прибыв на место, мы идентифицировали личность – это оказался Старшина, лидер балашихинской группировки.

Коробов удовлетворенно поглядел на Никитина с Герасимовым и заявил:

– У меня все.

Нехорошо сверкая глазами Никитин поднялся из-за стола. Сказать он ничего не мог, только тяжело дышал и смотрел в упор на Коробова.

– Все у тебя? – наконец спросил он очень тихо, видно, изо всех сил стараясь сдерживаться. – Это все, что ты успел сделать за день? А где тот человек, что убил Старшину? Где хотя бы какие-то следы его? Где хотя бы описание внешности? Какой-то пидор влазит к нам в тщательно продуманную операцию, разваливает ее на корню, выставляет нас полными идиотами и скрывается. А мы разводим руками – «все у меня!» Вот здесь у тебя все!

Никитин подскочил к Коробову и постучал костяшками пальцев тому по лбу. Звук вы ночной тишине получился странно отчетливый. Коробов побагровел и поднялся со стула. Это была попытка бунта.

– Товарищ полковник… – начал он.

– Что, «товарищ полковник»? – уже заорал на него Никитин. – Товарищ генерал, а не товарищ полковник. Сегодня приказ подписан. Утром погоны поменяю.

– Так что ты хотел, Коробов? – уже спокойнее спросил Никитин.

– Ничего, товарищ генерал.

Коробов смутился и уселся опять на свое место.

– Поздравляю, – пробормотал он себе под нос.

– Спасибо, Коробов, – ответил Никитин. – Жаль, не могу вам сказать это же за вашу службу.

– Ну хватит, в самом деле, – вступил в разговор Герасимов. – Ну что вы, блядь, сцепились. Выясняете, кто умный из вас, кто дурак. И так ясно: оба вы дураки, а умный – я. Потому что молчу и думаю – что? почему? и зачем?. А вы холки друг другу дерете…

– Так вот и скажи, умник, – тут же переключился на него Никитин, – что все это значит. Что за идиот устроил сегодня катание в Измайловском парке?

– Кто это все устроил, я, конечно, сказать не могу. Информации у меня не хватает. Но один вывод все же могу сделать. Хотя, по уму если, тебе надо было его самому давно уже сделать, Никитин. А не орать тут на братьев наших меньших. По званию.

– Какой вывод? Говори, что ты выебываешься!

– А такой, – повысил голос Герасимов. – Пока мы не установим, кто влез в нашу операцию, весь твой план перестройки нашей работы с этими криминальными ребятами надо свернуть. Откуда ты можешь знать, кто нам на хвост сел? И что у него на уме? Ты можешь гарантировать, что это не люди из личной охрана Президента, не один из его нелегальных спецотрядов?

Никитин поскреб пальцами давно небритый, обросший подбородок.

– Ты прав. Хрен его знает. Все может быть. Вот положеньице, блядь!

Он в сердцах хлопнул ладонью по столу.

Коробов слегка подпрыгнул на месте.

– Слушай меня, Коробов, – Никитин теперь говорил без всякого превосходства, просто, по-деловому. – Ты на резкость не обижайся, будто первый раз меня видишь. Хватит сопли возить, дело надо делать. Во что бы то ни стало выясни, что это был за человек. Хотя бы след его какой найди. Хоть что-то. Иначе, мы все тут как парализованные сидеть будем. Только и останется – охранять правопорядок. Уж это-то можно делать в любом случае…

– Я думаю, надо внимательно изучить сегодняшние сводки происшествий, – высказал предложение Герасимов. – Думаю, что не ограничится дело сегодня одним Старшиной. Надо по почерку пытаться связь устанавливать в каждом случае с Измайловским парком.

– Вот вдвоем с Коробовым и займитесь, – благословил их Никитин и выходя, хлопнул дверью кабинета.

Он был сильно раздражен.

…За полчаса, отведенные ему Крестным Иван успел дошагать до шоссе. Он не бежал, зная, что спокойное дыхание гораздо важнее нескольких десятков метров, которые он выиграет, если будет бежать.

Навстречу ему попались парень с девушкой, направляющиеся в ту сторону, откуда он шел.

«Что, уже загонщиков пустили – следить за мной, – подумал Иван. – Так ведь еще рано. Еще толка никакого.»

– Шоссе далеко, молодежь, – спросил у них Иван, хотя не был уверен, что шоссе вообще есть где-то тут по близости.

– Да километра полтора, – ответил парень. – Прямо по дороге.

Иван слегка прибавил шагу, так, чтобы когда он дойдет до шоссе, у него по его расчетам, осталось минут пять до начала погони.

На шоссе ему повезло сразу же. Только он выбрался на полотно дороги, как вдали показались приближающиеся огни автомобильных фар. Иван посмотрел на часы. Ровно половина первого машина должна поравняться с ним. У Ивана не выло выбора. Машину нужно было останавливать. Он встал поперек дороги.

Иван, конечно, не рассчитывал, что нормальный российский водитель остановит ночью машину, увидев человека, с залитой кровью грудью. А винное пятно в свете фар ни за что другое принять было нельзя. Но он предполагал, что нервы у водителя не выдержат, он сбросит скорость и попытается объехать Ивана. Тогда-то у Ивана и появлялся шанс запрыгнуть на машину и попытаться овладеть ею.

Надо сказать, Иван очень удивился, когда машина, марки которой он не мог разобрать за слепящими фарами, начала тормозить, скрипя шинами по асфальту, и остановилась метрах в пяти прямо перед ним.

Иван стоял с поднятой рукой, ожидая, что будет дальше. Слышно было, как дверка машины открылась и чья-то темная фигура показалась рядом с машиной.

– Эй ты, чего стоишь, – услышал Иван. – Подойди сюда.

Иван хотел было уже и в самом деле подойти к машине, когда услышал следующую фразу того, что только что вылез.

– Товарищ лейтенант, да он весь в крови!

Иван тут же скорректировал свои планы и начал медленно оседать на шоссе, вполне натурально изображая обморок. И даже весьма эффектно стукнулся головой об асфальт.

Как он и предполагал, подбежавшие оказались милиционерами. Сержант-водитель подбежал чуть раньше и начал шлепать Ивана ладонью по щекам, пытаясь, вероятно, привести его в сознание. Иван услышал приближающиеся шаги второго, которого первый назвал лейтенантом и решил:

«Теперь – пора!»

Он открыл глаза и внимательно посмотрел на безусое мальчишеское лицо водителя. У того на лице изобразилась искренняя радость. Не оттого, впрочем, что Иван «пришел в себя», а просто от того, что его похлопывания по щекам оказались эффективными, от результативности своих усилий.

– Очнулся, товарищ лейте…

Договорить ему Иван не дал. Ладонями обеих рук он резко ударил пацана по ушам. Сержант сидел над Иваном на коленях, и продолжая сидеть, схватился руками за голову и закричал от боли.

Лейтенант был еще в трех шагах от Ивана, и это было самое плохое. Потому что он успел достать из кобуры свой пистолет.

Иван видел, как рука его поднималась на линию выстрела, и понял что через секунду это движение закончится и начнется следующее – нажатие пальца на курок. Этой секунды ему хватило чтобы приподняться с асфальта и, схватив сержанта за его форменную защитную куртку, закрыться от выстрела его телом. Не ожидавший этого лейтенант не успел среагировать и дважды выстрелил в спину сержанта. Одна пуля прошла пацану сквозь шею, чиркнув по голове вскользь и Ивана, а вторая засела внутри, в грудной клетке.

Лейтенант растерянно опустил пистолет. Не каждый все-таки день приходится подмосковным милиционерам-лейтенантам убивать своих водителей-сержантов. Эта растерянность погубила и его тоже.

Иван просто швырнул в него сержанта, сбив лейтенанта с ног, и одним прыжком накрыл их сверху своим телом. Лейтенантик даже не пришел еще в себя, когда Иван схватил его за горло и привычным движением переломал лейтенанту шейные позвонки.

Премьера прошла удачно, подумал Иван. Однако надо было торопиться, если ему не захотелось дожидаться всей охотничьей своры.

Иван побежал к машине. Трупы милиционеров он оставил прямо на дороге. Все равно, первыми, кто на них наткнется, будут охотники Крестного. Если захотят, пусть сами и убирают в кювет, решил Иван.

Машина оказалась жигулями-шестеркой, не заглушенный лейтенантом мотор работал на холостых оборотах. Иван прыгнул за руль и рванул с места. Правда, – куда? – не мог бы сказать с уверенностью. По его предположениям – в сторону Москвы.

Справа от дороги он увидел мелькание фар.

«Охотнички,» – понял Иван и, прибавив газу, выключил фары. Дорогу при луне видно было не очень, но все же Иван успевал реагировать на небольшие повороты и незначительные спуски и подъемы, хотя шел со скоростью километров сто в среднем.

Его наконец осенила идея, как можно хотя бы приблизительно сориентироваться относительно Москвы. Он пошарил над лобовым стеклом и нашел заткнутый за что-то путевой лист.

Включив освещение в салоне и сбросив скорость, Иван прочитал:

«Балашихинский районный отдел внутренних дел.»

И ниже еле разобрал чернильные каракули:

«Балашиха – Москва.»

Все ясно. Он ехал в Москву со стороны Балашихи.

На милицейской машине.

Пост ГАИ на Кольцевой Иван миновал на редкость спокойно. Он приготовился уже к погоне, к выстрелам и так далее – ведь он вел милицейскую машину, будучи одет в гражданскую одежду, да еще залитую жидкостью, напоминающей кровь, как пишут в милицейских протоколах. Это его не очень беспокоило, ему было все равно от кого уходить – от охотников или от гаишников.

Однако милиционеры на Кольцевой оказались страшно заняты. Они зацепили какого-то «купца» – КАМаз-длинномер, набитый товаром, и теперь трясли водителя, доказывая ему, что он что-то там нарушил и намекая на то, на что всегда намекают гаишники в таких ситуациях – на трудную экономическую ситуацию в стране и тяжелое материальное положение бюджетников, ставших заложниками экономический политики российского Правительства.

Если водитель сразу не понимает, ему еще полчаса самый умный и болтливый из гаишников объясняет особенности жизни госслужащих в России, а его менее разговорчивые коллеги тем временем тщательно изучают остановленную машину, и чем дольше водитель не понимает банальных проблем российской жизни, тем больше в его машине обнаруживается дефектов совершенно объективно препятствующих ее дальнейшему безопасному движению по трассе.

Короче, был тот самый случай. Никому просто дела не было до коллег из райотдела, следующих по своим делам в столицу. Иван даже несколько разочаровался в своих ожиданиях расхода энергии.

«Скучно с вами, ребята», – буркнул Иван себе под нос, проезжая кольцевую.

Но в Москве следовало бы быть осторожнее. Прежде всего – переодеться и избавиться от милицейской машины. А вот пистолет лейтенанта пока пригодится. Все равно только недели им Иван и попользуется, а потом выбросит.

Итак прежде всего – переодеться.

«Ну, что ж, – подумал Иван, – ты, Крестный огневого контакта хотел, сейчас будет тебе огневой контакт».

Чем дальше, тем больше игра, придуманная Крестным, казалась Ивану, забавой, не стоящей особого внимания искусственной ерундой по сравнению с теми месяцами, когда его группа уходила от погони чеченцев по горам, не имея возможности ни отдохнуть, ни просто расслабиться.

Доехав до первой довольно широкой аллеи Измайловского парка, Иван проехал чуть дальше, съехал вправо и вылез из машины. Охотники наверняка нашли трупы милиционеров на дороге и обязательно обратят внимание на милицейскую машину. Может быть, и обстреляют ее сразу же.

Иван пешком прошел метров пятьдесят назад и лег в кустках рядом с дорогой. Начало уже светать, Машины изредка проходили по шоссе, но все это было не то. Видно охотнички сначала в Балашиху рванули, подумал Иван.

Вскоре совсем рассвело и Иван начал уже беспокоиться, что ошибся в своих ожиданиях.

Но вот на шоссе показались пять иномарок, идущих на небольшой скорости. Сидящие в них люди ясно внимательно посматривали по сторонам.

«Они,» – понял Иван.

Иномарки проехали наблюдавшего за ними Ивана и остановились напротив милицейской машины. Иван приготовился. Минуту все было спокойно. Потом хлопнули дверцы и из машин вышли несколько человек, направились к стоявшим в стороне ментовским жигулям.

До ближней к Ивану машины от него было метров тридцать. Заметив, что в машинах осталось по одному человеку, Иван выскочил из своего укрытия и помчался что было сил к машинам. Он знал, что в запасе у него есть секунд пять, пока его заметят, пока поймут, что это их «заяц», пока откроют пальбу. Последние метры придется бежать под пулями, но это Ивана не пугало, он умел бегать и под обстрелом.

Секунд через шесть он упал, но перед падением успел на бегу сделать два выстрела – в водителя последней машины, сидевшего к нему спиной, и не успевшего его увидеть и отреагировать на опасность, и в одного из тех, кто был рядом с милицейской машиной. В того, что первым поднял пистолет на уровень выстрела.

Едва упав, Иван тут же вскочил и вновь сделал два выстрела. На этот раз он явно ни в кого не попал, но нужно было поддерживать интенсивность обстрела, что бы не дать возможность охотникам вести прицельный огонь. Он был уже рядом с машиной.

Едва он дернул дверку на себя, в лобовом стекле появилась неровная дыра, и оно все пошло звездами. Иван не стал выбрасывать водителя из машины, а сел прямо на него, чтобы не терять времени и дал задний ход. Проехав пятьдесят метров до присмотренной заранее аллеи, он свернул направо и въезжая в Измайловский парк, освободился, наконец, от мертвого водителя.

Как Иван и предполагал, его наглость подействовала на охотников. «Заяц» оказался зубастым. Они, конечно, это предполагали, но одно дело – предполагать, совсем другое – убедиться, что укусы его очень болезненны. Вобщем, в Измайловский парк он въехал один.

Охотники его преследовать не решились. Видно, подсчитывали потери.

Машина с разбитым стеклом Ивану нужна не была. Он спокойно доехал до Лебедянского пруда, остановился, снял с убитого водителя джинсовую куртку, стащил с себя залитую вином рубашку, переоделся и на первой скорости направил машину в воду. Вместе с ее мертвым водителем, у которого он, кстати, обнаружил в кармане пистолет с последней цифрой серийного номера «28». Пистолет Иван, конечно, забрал.

Иван шел по аллее по утреннему солнышку, и игра, в которую он играл с охотниками, ему все больше нравилась. Опасность была четко определена, хоть и многочисленна. Ну, это не беда, надо только быть повнимательнее и не залазить в безвыходные ситуации. Ему четко было известно, что нужно для того, чтобы победить в этой игре.

Что еще нужно?

Иван хорошо себе представлял, что за охотники сейчас ломают голову над тем, как его поймать, или подстрелить. Он сам был таким, когда проходил обучение в лагере спецподготовки. Большое самомнение, немного профессиональных навыков, немного наплевательского отношения к смерти, большие, но неразвитые способности, умение хорошо, но не уверенно стрелять, хладнокровие, когда убиваешь пассивную жертву и неизбежные мысли о собственной смерти, когда жертва сопротивляется.

А впрочем, что же он так высокомерен к этим молодым убийцам, подумал Иван. Ведь вышел же толк из него. Правда, его главным учителем была Чечня, это после нее он стал тем Иваном, каким был сейчас. Ну так что же, и другим путь, по которому прошел он, не заказан.

Он обошел какой-то пруд и вновь пошел по направлению к Москве. Никто ему не встречался этим ранним утром. Внутри было ровно и спокойно.

Дойдя до Главной аллеи, Иван повернул налево, к шоссе, справедливо полагая, что совсем от него охотники не отстанут, и сейчас стоит где-то на шоссе и обдумывают, как им достать Ивана.

Дошагав до выезда на шоссе, Иван устроился под деревом и стал дожидаться охотников. Степень опасности, которая исходила от охотников, Ивана уже не удовлетворяла. Он хотел поиграть с ними в более азартные игры.

«Что, если притвориться спящим, – подумал он, – захотят они взять меня живым, или пристрелят сразу, не испытывая судьбу?»

Молодой Иван из спецназа непременно захотел бы взять такого «зайца» живьем, ведь это было бы свидетельством его квалификации.

Иван, прошедший Чечню, спокойно пристрелил бы такого придурка, нисколько не испытав бы соблазна поиграть в судьбу.

Судьба сама распорядится, когда сочтет нужным, незачем ее провоцировать.

Иван сидел в парке недалеко от шоссе, сам не зная чего ожидает. Людей в парке практически не было, не в ком было подозревать ни охотников, ни шпионов-загонщиков. Копошился, правда, невдалеке от него, какой-то непонятный человечек, что-то рвал что ли или грибы искал, Ивану, собственно, наплевать на него было. Краем глаза он за ним наблюдал, на случай, если бы тот оказался охотником и неожиданно выхватил бы пистолет. А если даже это и один из загонщиков, так черт с ним.

Иван сам стремился сейчас быть обнаруженным охотниками. Он не захотел быть таким зайцем, который отсиживается в кустах.

Разомлев на солнышке, Иван почувствовал, что он порядком устал, и его впервые посетила мысль – а как же он будет спать эту неделю? До него потихоньку стал доходить истинный смысл игра, придуманной Крестным.

Дело вовсе не в охотниках. Каждого из этих охотников Иван самого подстрелит как зайца. Дело в том, что их много, этих охотников. Что подстрелив одного, ты не избавляешься от опасности и необходимости продолжать игру. Ты не имеешь возможности отдохнуть от игры.

Это игра не в умение убивать. Это игра в выносливость, в умение выжить, убивая.

То, во что он с подачи Крестного ввязался, уже не казалось Ивану развлечение. Любое, самое сложное задание, которое ему приходилось выполнять, было, по сути, гораздо легче роли «зайца», которую Иван играл сейчас.

Иван представил московскую улицу, с тысячами лиц, тысячами глаз, тысячами спешащих и толкающихся людей и почувствовал, как в нем поднимается раздражение. Он не понимал, толком, на кого – на Крестного, который все это ему подвинтил, мили на самого себя, за то что согласился на роль «зайца».

В следующие десять минут он убедился в истинности своего ощущения, что на ближайшую неделю попал в очень неприятную ситуацию. В любом случае неприятную. Даже если он за всю неделю не встретит ни одного охотника.

Все дело в нем самом. В Иване. Теперь в каждом повстречавшемся ему человеке он обязан видеть охотника. Или, как минимум, загонщика.

«Сука Крестный, извращенец», – подумал Иван.

В этот момент с шоссе Энтузиастов к Измайловскому парку свернул белый трехсотый «мерседес» с четырьмя мужиками. Иван тут же убедился, что воспринимает их как охотников без всяких колебаний. Он спрятался за деревом и стал наблюдать, что они предпримут дальше, сам тоже не имея никакого плана действий.

«Мерседес» остановился прямо напротив Ивана и трое вылезли из машины.

– Ну вас в пизду с вашим пивом, – выругался плотный коренастый парень, очевидно, в адрес двух других, тощих субъектов с совершенно тупыми, агрессивными лицами. В руках у них пистолетов не было.

Иван вышел из-за дерева.

– Руки, – спокойно сказал он, показывая пистолетом, что руки нужно поднять вверх.

– Ты че, мужик? – изумленно сказал коренастый. – Мы поссать.

– Ру-ки, – по слогам настойчиво повторил Иван, – а то – стреляю.

Коренастый повернулся к машине и положил руки на крышу «мерседеса». Он оказался единственным сговорчивым из всех четверых. Наверное, самый умный был.

Четвертый, сидевший в машине, неожиданно дернулся, пытаясь высунуть из машины руку с пистолетом и намереваясь, судя по всему, выстрелить в Ивана. Иван не целясь, выстрелил и попал ему в висок.

Двое тощих, то ли решив, что Ивану не до них, то ли перепугавшись столь спокойного и столь точного выстрела Ивана, ломанулись в разные стороны. Иван, практически не глядя, уловив движение лишь боковым зрением, дважды выстрелил, и они оба упали, уткнувшись лицами в землю. Иван не сомневался, что они мертвы.

– Мужик, мы поссать. Ты че? – бормотал крепыш, держа руки на крыше «мерса».

Иван, честно говоря, не знал, что делать дальше. Не с крепышом, конечно, его-то он просто убьет. А вот как дальше в город двигаться, если в каждом человеке подозревать охотника. Всю Москву же не перестреляешь. А выстрелы получаются сами собой, вот как сейчас, почти автоматическими, бессознательными.