Текст книги "Уфолог"

– Ты о чём это? – Макс и Верещак были увлечены разговором и не заметили появления Веры.

Верещак вздрогнул и, заикаясь, вымолвил:

– Да я о и-ино-п-планетянине этом.

Вера опустилась на лавку и вздохнула:

– Растрепал-таки! Трепло ты, Верещак. Ты же Митьке обещал никому ничего не рассказывать!

– Так получилось, Верунчик.

– Трепло.

– Я не мог молчать, – оправдывался Верещак. – Дело государственной важности. Эти сволочи, Верунчик, я инопланетян имею в виду, увезли с собой известнейшего на всю страну профессора. Выведают у него все государственные тайны и расскажут японцам. А японцы только того и ждут, чтобы отобрать у нас Курилы. Политическая ситуация такова, что…

– Хватит заливать, – оборвала его Вера. – Лучше в погреб за вином слазай. Трепло…

– Я сейчас. Я мигом. – Верещак юркнул в просвет между лозами.

Вера придвинулась к столу так, что на её сложенные, как у школьницы, руки, легли груди, размеру и форме которых позавидовала бы любая голливудская кинодива. Крестик лежал на правой.

– Митька Мамалыга мой брат двоюродный. Вы из полиции, Максим? – Вера сверкнула глазами, что должно было повергнуть Макса в шок.

Не повергло.

Макс достал удостоверение, которое Вера внимательно изучила.

– Ну, всё равно, – сказала она, возвращая чёрные корочки, – Дмитрий ваш коллега. И он совершил должностное преступление. А мы с Иваном его сообщники. Получается так… Но вы поймите, Максим, – Вера высвободила руку из-под грудей, при этом крестик провалился в ложбинку, и положила горячую ладонь на руку Макса. – Вы поймите! Что нам было делать с мертвяком этим? Сюда, в Пологие Сопки, спасатели только через полторы недели добрались. Связи не было, совета спросить не у кого, доложить некому. То есть, было кому, но как?

– А мобильная связь? – возразил Макс.

– Что? – удивилась Вера. – Мобильная? Да мы тут, в Пологих Сопках, как хуторяне живём. Без связи с внешним миром, так сказать. Мобильники, они молодым нужны, они без них жить не могут. А у нас тут одни старики. Скоро вымрем все, как мамонты.

– Вера, если кто-то при мне осмелится назвать тебя старухой, я заставлю его откусить себе язык. – Возможно, эти слова и выглядели, как комплимент, но Веру они явно не порадовали.

– Мне сорок два, и я в поселке самая молодая, – невесело усмехнулась она.

А Макс подумал, что выглядит она значительно моложе, Вере можно было дать от силы тридцать с небольшим. И ещё он подумал, что невесела Вера потому, что замужем за стариком, хоть и бодрым ещё, но стариком. Почему она не уедет отсюда? Любовь? Вряд ли. Неверие в собственные силы? Может быть. Страх перед неизвестным? Вполне возможно… Но зачем ему, специальному агенту БСР, копание в чужой жизни?! Ему дело нужно делать, а не в душах людских ковыряться. Что, да почему…

Вера между тем продолжала:

– Вот и решили мы его похоронить потихоньку. Я, Иван, да Митька – втроём… Поймите, Максим, я почему никому говорить Ване про это не велела? За Митьку очень боялась. Выгонят его из полиции. Он ведь, Митька-то, хотел доложить своему начальству о том, что со стороны Собачек в наш посёлок неизвестного приволокло потоком, да всё никак решиться не мог. А потом дела закружились – мародёры, беглые зэки. А когда труп пропал, то и докладывать вроде не о чем стало. Растерялся Митька… Мы на семейном совете решили: о том, что случилось, никому. Будто и не было ничего. Человека того всё равно не воскресить, а если Митьку из полиции выгонят…

– Человека? – перебил Веру Макс. – Верещак мне о зелёном инопланетянине рассказывал.

– Ну да, зеленоватым он был. Может, болел чем. Может, от того и умер. Но всё-таки человек, хоть и роста небольшого. У него всё, как у людей было, мы же его раздевали, он же мокрый был весь.

– А я говорю: инопланетянин! – Верещак видимо подслушивал, затаившись в тени виноградных лоз. – А что пиписка, так что тут такого?! Пиписка у всех есть, даже у Тумана нашего. Да что там у Тумана, у котов и тех….Зелёных людей не бывает. Я во Владике специально для этого дела справочник терапевта и анатомический атлас купил. Прочитал от корки до корки. Нет таких болезней, при которых человек зеленеет. Желтеет – да, если печень…

– Ты вино принёс, инопланетянин? – строго спросила Вера.

– Принёс, а то, как же, – заверил супругу Верещак, предъявляя графин из розового стекла. Таким графином пользовались ещё при советской власти, этот сохранился чудом. На боку графина красовалась большая выпуклая гроздь винограда, а внутри плескалось пенистое рубиновое вино.

Вера ушла в дом, за приготовленной едой, а Верещак уселся за стол, поставив на середину запотевший графин, и безапелляционно заявил:

– То был инопланетянин, это точно. Жалко, что его свои забрали, а то бы сейчас можно было… – Иван Трофимович блеснул эрудицией, – эксгумацию провести.

– Жалко, – согласился Макс. – Было бы неплохо провести исследование останков. – Он уже заподозрил, что именно можно было обнаружить в костях мнимого инопланетянина. – Кому вы ещё рассказывали о нём?

– Никому. Ей богу, никому! – поклялся старик. – Ни единой живой душе. – Но глазки забегали, выдали старика с головой.

– А дочери? – догадался спросить Макс.

– Ну, дочке… – Верещак замялся. – Дочке рассказал. Они с зятем вместе со спасателями, с первым десантом сюда пожаловали.

– И зятю рассказали? – Макс почувствовал, что напал на след.

– Муж и жена – одна сатана. Рассказал, чего уж…

– Как фамилия зятя?

– Вошкулат.

– Как?! – округлил глаза Макс.

– Вошкулат, – повторил Верещак испуганно. – А что?

– Имя!

– Иван Трофимович Верещак.

– Зятя!

– Андрей Владимирович… Вошкулат Андрей Владимирович.

Макс сунул руку за пазуху, чтобы достать мобильный телефон, но Верещак заподозрил что-то другое, и побледнел.

– Что у вас за шум? – Вера подходила к столу с огромным подносом, на котором стояли тарелки со всевозможными яствами, но Максу было не до еды.

– Анатолий Сергеевич, – тихо сказал он в трубку. – У меня новости…

7. Кое-что проясняется

Новости были не только у Макса.

Гоша оказался не только гениальным экспертом-криминалистом, но и отличным организатором. Наверное, он всегда был им, просто проявить себя с этой стороны ему как-то не довелось. Едва переступив порог университета, Гоша развернул такую бурную деятельность, что местные «ботаники» мигом взмокли от хлынувшего на них потока указаний. На их вялые возражения и ссылки на занятость (вступительные экзамены были в полном разгаре), Гоша рявкнул: надо! И потряс удостоверением сотрудника БСР с такой патетикой, что возражения рассосались. Особенно много работы выпало на долю заведующего лабораторией кафедры уфологии доцента Шутова, ему даже пришлось забыть на время Гошиного расследования о своей любимой аспирантке, юной Олесе Драловой.

Пока университетские работники шерстили свои научные планы и сверяли их с планами работы лабораторий, выискивая какие-либо несоответствия и несуразности, Гоша съездил в морг центральной больницы, где лично произвёл вскрытие трупа, извлечённого из сгоревшего БМВ. Ещё до вскрытия Гоша определил, что труп Вошкулату не принадлежит. Антропометрические характеристики останков явно отличались от параметров, вписанных в медицинскую карту Алексея Владимировича. Сгоревший был ниже его ростом и намного щуплее.

Неведомого элемента, найденного при исследованиях тел Бугаева и Москаленко, обнаружено не было. Вообще ничего интересного в трупе не определилось, кроме того, что весь он был пропитан алкоголем, как губка. Печень представляла собой комок жира, и если бы погибшего не застрелили, она бы сама собой перестала функционировать в самое ближайшее время. Труп, по-видимому, принадлежал бомжу, или одинокому алкоголику, которого никто не искал, и кончину которого некому было оплакивать. Убит этот человек был тем же способом, что и профессор Москаленко, и, по-видимому, из того же самого оружия – транкера, лурпакского производства. Пулю обнаружить не удалось, что и говорило о типе оружия. Изготовленная из особого сплава, она, разорвавшись в голове убитого и снеся ему половину лица, разлетелась на мельчайшие осколки, которые, вступив в реакцию с кислородом, находящимся в воздухе, испарились. Сам транкер нашли в промежутке между передним, водительским, и задним сидениями автомобиля в виде чёрной лужицы расплавленного пластика.

Вернувшись из морга, Гоша принял у доцентов и аспирантов результаты их расследований. С научными планами был полный порядок – все темы прорабатывались строго по графику и теми научными работниками, которые значились в списках разработчиков. Результаты трудов праведных фиксировались в пояснительных записках и оформлялись в виде рефератов и прочих, установленных местной профессурой, выкладок. Если и были какие-то внеплановые темы, то велись они индивидуально и конфиденциально, без следов в реестрах университета.

«Надо бы просмотреть все файлы домашних компьютеров сотрудников университета, – подумал Гоша, но, видимо, придётся ограничиться компьютерами Бугаева, Вошкулата и Москаленко. Да компьютерами, стоящими в лаборатории».

График работы лаборатории соблюдался безукоризненно два предшествующих года. И в этом году до начала июня всё было в порядке. В лаборатории проводились опыты ежедневно, включая выходные дни. Они осуществлялись, как правило, в дневные часы, но иногда и ночью, если того требовали условия проведения опытов или их срочность. Для всех кафедр, не имеющих своих лабораторий, устанавливалось определённое время. Если опыты переносились или отменялись, в журнале делались пометки. Всё, как везде.

Начиная с июня этого года, началась чехарда. Участились случаи переносов и межкафедральных замен. Количество ночных опытов возросло в разы. В основном это касалось кафедры уфологии. Москаленко, Бугаев и Вошкулат стали фигурировать в журнале чаще других сотрудников университета. Темы исследований указывались нечётко или не указывались вообще. Некоторые страницы из журнала были варварски выдраны, причём недавно, это было заметно и без экспертизы. Последняя страничка на день, когда был убит профессор Москаленко, также отсутствовала.

Гоша журнал изъял и распорядился отправить в Москву контейнеры с препаратами, применёнными в опытах и исследованиях университетских уфологов. К счастью, не все эти препараты были своевременно утилизированы.

Обнаружил Гоша Дистенфельд и ещё одну интересную деталь: некоторые файлы в главном лабораторном компьютере были стёрты. Но следы на винчестере должны были остаться. Гоша и компьютер лабораторный приобщил к другим вещдокам и отправил в Москву, в свою родную лабораторию.

Домашний компьютер Арсения Москаленко для работы не использовался. Гоша нашёл в нём только кулинарные рецепты супруги профессора да массу компьютерных игрушек, которыми забавлялись его дочки. Компьютер Бугаева использовался примерно так же. А в пустом коттедже Вошкулата компьютера вообще не оказалось. Профессор Вошкулат пользовался ноутбуком, который постоянно носил с собой. Об этом Гоше поведал Стас Сокольский, который за последние несколько дней снял показания со всех в Степном, кто хоть единожды контактировал с пропавшим уфологом.

Следователь городской прокуратуры Станислав Янович Сокольский ел свой хлеб не зря. Он разрушил до основания алиби Вошкулата в отношении убийств Бугаева и Москаленко. Стас нашёл трёх свидетелей пребывания Вошкулата в Степном, с вечера двадцать седьмого до утра двадцать восьмого июня.

Первым свидетелем был некий Сергей Орешкин, бармен из пивбара, расположенного напротив главного корпуса университета. По фотографиям Орешкин твердо опознал Вошкулата и его спутника, которым оказался Николай Бугаев. Они не были в тот вечер посетителями бара, Орешкин увидел их сидящими в автомобиле марки «Лексус», когда выходил через служебный вход, чтобы закрыть бар на ночь. Было темно, но Орешкин хорошо разглядел лица, так как в машине горел свет. Он узнал мужчин – раньше ему приходилось обслуживать их в своём баре. Бармен заметил, что оба сильно взволнованы, если не сказать – раздражены, и что-то обсуждают на повышенных тонах. Ночь была жаркой и душной, и стёкла в автомобиле были опущены, поэтому Орешкину удалось услышать обрывки фраз. Вошкулат говорил: «Ты идиот, Николаша. Отказываешься от таких денег!», на что Бугаев отвечал: «Ты сам идиот! И предатель!». И ещё что-то в том же духе. Чем закончится ссора, Орешкин слушать не стал, так как ему было неинтересно, и он торопился домой. Произошло это в одиннадцать ноль пять вечера двадцать седьмого июня.

Вторым свидетелем был таксист, который отвозил Вошкулата в аэропорт к восьми часам утра. Он забрал его из района старых кварталов, где легко можно снять квартиру или комнату на сутки или даже на ночь. Стас, естественно, направил туда двух стажёров из школы полиции, но скорее так, для проформы. Найдут свидетелей – хорошо, не найдут – ну и хрен с ними. А для стажёров тренировка. Таксист Вошкулата запомнил хорошо, тот всю дорогу молчал, нервно поворачивался то к одному, то к другому окну, то назад и выглядел сильно помятым. Потому таксист его и запомнил…

Стюардесса рейса «Степной-Артём» тоже опознала нервного пассажира.

Пребывание Вошкулата в Степном в ночь с четвёртого на пятое июля также было доказано, причём документально. Его изображение было зафиксировано двумя камерами видеонаблюдения, установленными в университетском посёлке. Кроме того, охранник на поселковом КПП, который пропускал БМВ Вошкулата через ворота, сделал отметку в журнале: пятое июля, час тридцать восемь ночи.

Обо всём этом Макс узнал только в субботу тринадцатого июля, когда вернулся в Москву. А сейчас он должен был срочно попасть во Владивосток и допросить младшего брата профессора и зятя словоохотливого Ивана Трофимовича.

Не дожидаясь, когда Макс доберётся до Владивостока, Карачун связался с дальневосточным региональным отделением БСР. Не вдаваясь в подробности дела, он попросил навести справки о некоем Вошкулате Андрее Владимировиче и ежели будет на то необходимость (вдруг тот окажется в отъезде или соберётся куда-нибудь выехать) найти и задержать его до приезда сотрудника московского отделения Бюро Хабарова Максима Игоревича. Карачун даже не счёл нужным назвать дальневосточным коллегам статус объекта: кто он – потерпевший, свидетель или подозреваемый. Собственно говоря, он и не мог его назвать, так как не имел представления.

С тоской посмотрев на запотевший розовый графин и блюда с едой, Макс засобирался в дальний путь на ночь глядя. Кто-то должен довести его до Владивостока… Наверное, местный участковый Митька Мамалыга громко икнул в этот момент.

– А может, всё-таки как-то можно избежать огласки? – спросила Вера, с мольбой глядя на Макса. – Я на всё готова, чтобы помочь брату.

Макс нисколько не сомневался, что Вера действительно готова на всё, причём своё обещание она будет выполнять не по принуждению, а с великим желанием и усердием. Максу вдруг стало жалко эту женщину, возможно ни разу в своей сорокадвухлетней жизни не вкусившую радость любви и бурного качественного секса.

– Митька сам виноват. – Верещак подскочил с лавки, будто у него сзади была пружинка. – Бухать надо поменьше. Скоро все мозги пропьёт.

Энергичный старик! Макс подумал, что, может быть, он ошибается относительно сексуальной неудовлетворённости Веры, однако откровенный взгляд её чёрных глаз всё же говорил об обратном.

– Всё будет зависеть от ряда причин, – туманно произнёс Макс. – В частности, от того насколько ваш «инопланетянин» вписывается в рамки моего расследования… Кстати, – Макс вдруг вспомнил о вопросе, который ему задал Карачун. – А во что он был одет, когда вы его нашли?

– В скафандр, ясное дело, – поспешил с ответом Верещак.

– Ни в какой не в скафандр, – опровергла слова мужа Вера. – Комбинезон самый обыкновенный.

– Вы его в нём и похоронили? – спросил Макс, так, на всякий случай.

– Конечно в нём, – снова выскочил вперёд Верещак и снова был осажен женой.

– Нет. Мы труп в старый Иванов костюм обрядили, – сообщила она Максу. – Комбинезон весь мокрый был и грязный. Я его отстирала и отгладила. Сейчас принесу.

Вера удалилась, а Верещак молча ёрзал на лавке, избегая смотреть на Макса. Вера вернулась через пару минут с пластиковым пакетом в руках.

– Вот. В целости и сохранности, – сказала она, протягивая пакет Максу. – Я как знала – сохранила. Верещак хотел его во Владике на барахолке продать, я не разрешила.

Комбинезон был тёмно-синий, с яркими оранжевыми вставками, с множеством карманов и кармашков на замках-молниях, и очень маленький – его вполне можно было принять за детский. Ярлыки на вороте и на рукаве говорили, что данное текстильное изделие пошито на швейной фабрике «Штанзе», Германия, по специальному заказу одного из комитетов Евросоюза. Что это за комитет и что за спецзаказ, предстояло выяснить в Москве.

– Спасибо, Вера, – поблагодарил Макс. – Вы проводите меня к Дмитрию? Мне нужно срочно попасть во Владивосток.

– Конечно, провожу, – ответила Вера и стала складывать в пакет сооружённые наспех бутерброды.

– Может, я? – предложил Иван Трофимович, но Вера строго на него взглянула и сказала:

– Сиди уж. Всё, что ты мог, ты уже сделал.

– Так поздно уже! – Было совершенно ясно, что отпускать жену одну с приезжим ему очень не хочется. – Скоро совсем темно будет.

– Ничего, – ответила Вера. – Я Тумана возьму. Заодно и выгуляю.

– Ну, если так, то конечно…

Во Владивосток Макс попал к утру. В здание дальневосточного регионального отделения БВР он вошёл, когда его ручные часы показывали восемь ноль пять местного времени. Дмитрий Мамалыга изъявил желание подождать Макса, мало ли чего, но Макс отправил его обратно в Пологие Сопки.

Дальневосточное отделение сильно отличалось от московского. Качеством ремонта помещений, технической оснащённостью кабинетов, непонятной сутолокой в коридорах, а главное – внешним видом сотрудников. Какие-то все они были взъерошенные, небритые, раздражённые. И одеты были кто во что горазд, но, в основном, в джинсы и футболки. Рукоятки пистолетов у многих торчали из-под мышек, а у некоторых – из-за поясов джинсов, что придавало сотрудникам БСР лихой вид. Создавалось впечатление, что и спят они с пистолетами под подушками. Позже Макс понял причину увиденного: денег из Москвы сюда перепадало гораздо меньше, чем центральному отделению, а дел в производстве находилось немало, возможно, больше, чем у московских коллег. Регион был тяжёлым и беспокойным.

Начальник отделения, полковник Фомин, молча выслушал Макса, и, нажав кнопку на селекторе, буркнул:

– Неженца ко мне. – И пояснил Максу: – Вчера производил задержание вашего Вошкулата лейтенант Неженец.

Макс пропустил мимо ушей определение «вашего» и удивлённо спросил:

– Задержание?

– Ну да, – ответил полковник и замолчал, углубившись в изучение каких-то бумаг.

«Ну да», – повторил про себя Макс, и подумал, глядя на уставшую лысину полковника Фомина, что тот очень похож на Карачуна, и не только внешне.

– Вызывали, господин полковник?

В кабинет вошёл здоровенный розовощёкий парень в белой футболке, белых же кроссовках и светло-голубых выцветших до желтизны джинсах. Из жёлтой кобуры, висящей под мышкой, высовывалась рифлёная рукоятка пистолета. Короткие рукавчики майки были закатаны до самых подмышек и полностью обнажали загорелые и мускулистые руки бодибилдера. Парень был, конечно же, небрит и имел причёску «бобрик». Он жевал мятную жвачку, распространяя аромат на весь кабинет.

– По твоему вчерашнему, – хмуро изрёк Фомин, кивнув на Макса. – Из Москвы. Свободны. Оба.

Неженец подмигнул Максу: аудиенция у полковника была закончена. Оказавшись в приёмной, он протянул Максу руку и представился:

– Лейтенант Неженец. Звать Владимиром. Можно просто – Вован.

– Привет, Вован, – Макс пожал протянутую руку. – Тогда я – Макс.

– Ну что, Макс, пошли ко мне – кофейку жахнем?

– Хорошо бы, – вздохнул Макс, – да времени нет.

Вован согласился:

– Да, ты прав, времени мало. А дел много. Этот твой Вошкулат, он в кутузке. Мы его на всякий случай в одиночку определили. Твой шеф моему шефу такой пурги нагнал, что… – Вован махнул рукой. – Кстати, Вошкулат со сранья на допрос рвётся.

– Ну, так давай его в допросную.

– Да там это… – замялся Вован, – в общем, не прибрано.

– Ну и что?

– Так это… поскользнуться можно. Там вчера каннибала допрашивали, ну… малость переусердствовали. А уборщица на больничном. Обещали бойцов из школы милиции прислать, да вот что-то нет пока… А давай лучше в камере этого гаврика допросим.

– Бардак, – покачал головой Макс.

Прежде, чем войти в камеру, Макс через специальное окошечко посмотрел на арестованного. Андрею Вошкулату на вид было лет сорок пять. Его сходство со старшим братом Алексеем, которого Макс видел, правда, только на фотографии, было очевидным. Оно было бы ещё более сильным, если бы не припухшая нижняя губа с запёкшейся кровью в правом уголке, и лиловый синяк под левым глазом.

– Это кто его так? – спросил Макс строго. – Ты?

– А хули, – искренне удивился Вован. – Он на меня с кулаками кинулся. Удостоверение моё мне же в рожу швырнул. Послал в жопу и сказал, что никуда не пойдёт, потому, что завтра ему в рейс… Ну, двинул разок левой.

Макс скептически поглядел в открытое доброе лицо Вована.

– Похоже, не разок, – заметил Макс. – И не только левой.

– Глазом он сам в вешалку ткнулся. Ей-богу.

Допрос Андрея Вошкулата проходил при полном взаимопонимании сторон. Проводил допрос Макс, а Вован сидел сзади и выразительно похрустывал суставами сильных пальцев. Вошкулат, проведя ночь на нарах, осознал, что отрицать что-либо бессмысленно и выложил всё, что знал о том случае с «инопланетянином». Видимо, это было единственное тёмное пятно в его безупречно чистой биографии.

Андрей, не предполагая тогда, чем всё это закончится, рассказал брату по телефону историю, поведанную ему тестем. А через двое суток старший брат неожиданно прибыл во Владивосток и заявился к нему домой.

Андрей знал, что брат уфолог и поэтому просьба о помощи в патологоанатомическом исследовании зелёного человечка в шок его не повергла. За четыре ящика водки Андрей договорился со своим товарищем, пилотом вертолётного звена береговой охраны, о рейсе в Пологие Сопки. Слетали, откопали, переложили тело в пластиковый мешок, привезли во Владик и определили в морг второреченской больницы, в котором трудился санитаром ещё один товарищ Андрея Вошкулата. Вскрытие Андрей произвёл сам – по специальности он был медиком и числился судовым врачом на теплоходе «Капитан Никодим Фугасов».

– Всё это вы совершили из приверженности к уфологии, или из любви к старшему брату? – спросил Макс, пристально глядя в честные глаза Андрея Владимировича Вошкулата.

Вошкулат потупил взор и тихо ответил:

– Лёшка денег обещал.

– Много? – поинтересовался Вован из-за спины Макса.

– Сто тысяч долларов.

– Ни х… себе! – эмоционально отреагировал Вован.

– Когда выяснилось, что это не инопланетянин, а обычный человек, я, честно признаться, сильно испугался. А Лёшка, наоборот – почему-то обрадовался…

– Рассчитался с тобой брательник? – задал вопрос Вован.

Вошкулат покачал головой:

– Нет пока. Но на прошлой неделе звонил. В пятницу, кажется… да, в пятницу, точно. Обещал: скоро.

– Ясно, – сказал Макс. – Что вы ещё выяснили, кроме того, что это человек? Например, почему у него кожа зелёная?

– Клетки эпителия оказались заполненными какой-то зелёной жидкостью. Химический состав мы определять не стали. Вскрытие ведь в больничном морге проводили, и ночью. А лаборатория ночью закрыта…

– Отчего он умер?

– Асфиксия.

– А его, случаем, не того? – Вован сжал кулак, изображая удушение.

– Нет, бог с вами! – запротестовал Вошкулат. – У трупа на всех внутренних органах какие-то наросты имелись. Костистые наросты неизвестного происхождения. В том числе и на гортани. Я не знаю, что это было. Но у меня дома хранится аудиокассета с записью вскрытия и фотографии.

– Гистологические исследования проводили? – спросил Макс.

Вошкулат отрицательно покачал головой.

– Алексей увёз с собой образцы новообразований, костных и мышечных тканей.

– А почему кассету и фотографии не забрал?

– Забрал. Но я себе дубликат оставил.

– Зачем?

– Не знаю… На всякий случай. – Наверное, теперь Андрей Вошкулат был рад, что оказался таким предусмотрительным.

– Труп куда дели? – спросил Вован. По ходу допроса он уже полностью погрузился в тему.

– Кремировали.

– Где? – резко спросил Макс.

– В крематории, естественно.

– У вас и там друзья имеются?

Вошкулат тяжело вздохнул и закрыл глаза.

– Вот так живёт человек… – задумчиво произнес Вован, нагоняя тоном голоса страх на Вошкулата. – Неплохой вроде бы человек, примерный семьянин, хороший специалист – мудака на «Фугасова» не взяли бы. Законопослушный… с виду. А копнёшь – столько всякой мерзости в своей жизни сотворил, лет на пятнадцать строгого режима тянет. Не меньше.

У Вошкулата затряслась распухшая губа.

Макс встал и сообщил Вовану:

– Мне пора.

– А с этим что делать? – спросил Вован, кивнув на глотающего слёзы Вошкулата. – В камеру?

А действительно, что? Максу вдруг вспомнились просящие Верины глаза и прикосновение её упругих, как у девушки, но больших, как у взрослой женщины, горячих грудей к своей руке, когда она провожала его к Митькиному дому. Она специально прижималось ими к Максу, пытаясь вызвать в нём страсть или хотя бы желание. Желание было, и очень сильное, но Макс сдержался…

– Возьми подписку о невыезде, и пусть валит домой, к семье… Хотя нет. Сейчас поедем к нему и реквизируем кассету и фотографии. А подельников его не трогай, пусть ни о чём не догадываются, нам спокойней будет.

– Слышал, нет, мудило? – сказал Вован Вошкулату. – Никому ни слова.

– Подписку о неразглашении пусть даст, – подсказал Макс.

– Ну, это само собой…

Идя по коридору к выходу, Макс остановился у двери в комнату проведения допросов, она была распахнута, а в её полутемной глубине два молоденьких курсанта школы полиции драили полы. Вода в ведре была бурой и пенистой, а на внутренней стороне двери на приклеенном скотчем листе бумаге было написано: «Уходя, гасите»…