Текст книги "Уфолог"

9. Новая работа Макса Хабарова

– Как у тебя с языком? – Вопрос Дановича прозвучал по-немецки.

– Владею в совершенстве, герр майор, – не задумываясь, ответил Макс, также по-немецки.

– А ну-ка, поговори немного, я послушаю.

– А что говорить?

– Да что хочешь.

– Тетя Эльза, – начал Макс, – ушла на рынок за молоком, потому что у малютки Ганса от сухого рейнского разыгралась страшная изжога, – заговорил Макс на баварском(как он наивно полагал) диалекте. – Но коровьего молока на рынке не оказалось. Было только козье, да и то вчерашнее…

Данович поморщился.

– Когда будем в Лурпаке, постарайся реже разговаривать с местным населением. Нет, лучше вообще не разговаривай. По легенде ты чистокровный ариец, а с произношением у тебя большие проблемы. Любой житель Айзенбурга сразу поймёт, что ты родом в лучшем случае из какой-то прибалтийской республики. Вернёмся из командировки, займёмся усовершенствованием твоих лингвистических навыков. У нас имеются совершенные методики и отличные преподаватели.

– А если так? – Макс захрипел, словно у него была фолликулярная ангина: – Малютка Ганс постоянно срыгивал и протяжно пукал. Тетушке Эльзе ничего другого не оставалось, как расстегнуть пуговицы на своём любимом шёлковом халате, вытащить большую молочно-белую правую грудь и сунуть в рот расхворавшегося дитяти твёрдый лиловый сосок. Ганс хрюкнул от удовольствия и вцепился жёлтыми прокуренными зубами в источник своего успокоения… Так лучше?..

– Немного лучше, – с серьёзным видом произнёс Данович, – но над стилистикой нужно поработать. Это тоже по возвращению. Сейчас некогда. Время не ждёт. Берг может принять условия Вошкулата. Хотя, я думаю, он сделает проще – выследит нашего уфолога, прикончит его и заберёт контейнер даром. Этого мы допустить не имеем права.

– Жалко профессора? – пошутил Макс.

Данович не ответил. Посмотрел на часы.

– До вылета два часа и одиннадцать минут, – сообщил он. – Времени осталось только выпить по чашечке кофе и пора выдвигаться. Ты как насчёт кофе?

– Чёрный с сахаром и побольше. Сливок не надо.

– Побольше кофе или побольше сахара? – улыбнулся Дантист.

– И того, и другого!

Данович ушёл на кухню, и вскоре оттуда донеслось жужжание кофемолки. Макс выбрался из глубокого кресла и внимательно осмотрел жилище напарника. Данович явно не бедствовал; о его благополучии, как ни странно, можно судить не по обилию дорогих вещей, а, напротив – по их отсутствию. Гостиная Дановича обставлена в духе минимализма. Мягкая мебель – диван белой обивки и два таких же кресла – относилась к какому-то современному стилю, Макс в этом не был большим специалистом – то ли модерн, то ли хайтэк, а может быть, что-то другое. Плоский экран телевизора вмонтирован в гладкую светло-бежевую стену. Пульт от телевизора лежал на стеклянной столешнице журнального столика рядом с толстой книжкой. На обложке готическим шрифтом написано: «Фридрих Ницше». Написано по-немецки. Откуда-то от стен, или с потолка, доносились тихие звуки классической музыки. Это был Чайковский. Макс разбирался в классической музыке ничуть не лучше, чем в современных мебельных стилях, но нужно быть полным невежей, чтобы не узнать творение великого композитора.

На стенах никаких украшений, кроме трёх небольших офортов – что-то от Дюрера. Окна были занавешены чёрными полупрозрачными шторами. Свет в гостиную проникал частично через них, частично откуда-то из примыкания стен к высокому потолку, но этот верхний свет не казался искусственным. На полу толстый ковёр с чёрно-белым орнаментом. Кроме дивана, кресел и журнального столика никакой мебели, только на одной из стен – искусственный камин, на верхней полке которого – единственная женская фотография в тонкой золотой рамке. Макс подошёл к камину и взял в руки фото.

Женщину нельзя было назвать красивой. Даже наоборот, на первый взгляд она показалась Максу страшненькой – впалые бледные щёки, нос с горбинкой (Макс предпочитал курносых), тусклые волосы прямыми прядями спадали на худые обнажённые плечи. Ко всему прочему, на щеках и носу женщины проступали веснушки, а для Макса это было слишком. Нет, возлюбленная Дановича не отвечала эстетическим требованиям Хабарова. Проще говоря, она была не в его вкусе. Но, чем внимательнее Макс вглядывался в грустное лицо на фотографии, тем больше и больше оно его завораживало. Завораживали, гипнотизировали глаза, большие, глубокие и грустные. Они словно жили своей жизнью на лице женщины. Фотография была чёрно-белой, и Макс гадал, каким был цвет глаз. Не голубым, и не серым. Скорей всего, синим. Синим или зелёным…

Данович появился незаметно.

– Кофе.

Макс вернул фотографию на место и оглянулся. Данович смотрел на него пристально, с каким-то напряжением во взгляде, ставшем вдруг холодным.

– Жена? – Макс не был в других комнатах, не был даже на кухне, но был уверен, что в квартире живёт один человек.

Данович помешал кофе ложечкой, ответил, не глядя на Максима:

– Эта женщина умерла.

– Прости, – искренне произнёс Макс. Данович молча кивнул.

Помолчали. Макс отхлебнул кофе. Кофе оказался горячим и крепким. Сахару было ровно столько, сколько Макс положил бы сам.

– Ты когда-нибудь курил такие? – Данович протянул Максу распечатанную пачку сигарет.

Пачка была ядовито-жёлтого цвета и испещрена арабской вязью. Макс вытащил сигарету, и с видом знатока, каким не являлся, вдохнул в себя незнакомый аромат – смесь крепкого табака и пряных трав.

– Джамалтарские, – пояснил Данович. – Таких в свободной продаже не встретишь. Только на чёрном рынке из контрабандных поставок, да в таможне можно приобрести, если знакомые имеются.

– А эти откуда? – спросил Макс, затягиваясь, и закашлялся – не зная, насколько крепки сигареты, не рассчитал затяжку.

– Можешь считать контрабандой.

– Бывал в Джамалтаре?

– Приходилось. – Данович уже допил кофе, и, подождав, когда Макс допьёт свой, сказал: – Ну что, по коням.

Регистрация на рейс шла полным ходом.

Данович, увлекая Макса за собой, подошёл к узкой двери, стоящей в одном ряду с туалетами. Эту дверь Макс всегда считал входом в техническую комнату для уборщиков, но за ней оказался коридор, в конце которого была дверь с глазком посредине и кодовым замком. Данович набрал код. За дверью тянулся ещё один коридор, и в конце его виднелась ещё одна дверь – без замка, но с видеоглазом над ней. Данович достал из кармана пластиковую карточку, и, подняв над головой, предъявил невидимому стражу. Потом так же поступил с карточкой Макса.

Такую карточку Макс получил сразу после своего молниеносного увольнения из Бюро Спецрасследований и не менее молниеносного трудоустройства в Агентство Эффективных Технологий. Точнее, в канцелярии Агентства ему выдали обычное удостоверение – синее с серебряным гербом, но потом они с Дановичем поехали за город, в какой-то особняк с зелёной крышей, где Данович его оставил в машине, а сам исчез за забором, забрав с собой новенькие корочки Макса. Вернулся он через полчаса и вручил Максу пластиковую карточку, на которой была его фотография и под ней ряд цифр, больше ничего.

Дверь, сухо щёлкнув скрытым за металлической обшивкой замком, открылась, и они оказались в маленькой комнатке, где, кроме стола, табуретки и сейфа, занявшего пол стены, ничего не находилось. Крупный, немного рыхловатый мужчина лет шестидесяти, с усталым лицом и отросшей за смену седой щетиной, стоял у порога. Одет он был в форму таможенника, но без фуражки. Мужчина молча протянул широкую, как лопата, ладонь, и Данович так же молча положил на неё два удостоверения – своё и Макса – и две пластиковые карточки. Таможенник убрал документы в сейф с ячейками (Макс углядел, что большинство ячеек не пустовало), взял их иностранные паспорта, билеты, сделал необходимые пометки, и, вернув их, нажал какую-то кнопку на столе. Слева отошла в сторону дверь, которую Макс сначала и не заметил.

Напарник потянул его за собой, и они запетляли по узкому коридору, сворачивая то направо, то налево, иногда поднимаясь по лестнице, иногда спускаясь. Данович шёл по коридору уверенно, было ясно, что он в этом лабиринте не впервые и ориентируется здесь прекрасно. Вскоре они вышли из коридора в зал ожидания для VIP-клиентов.

– Вот мы и за границей, – сообщил Данович напарнику, усаживаясь за столик валютного кафе. – Приходилось бывать за рубежом?

– Не-а, – ответил Макс, оглядываясь по сторонам. – Даже в Турции не оттянулся ни разу. Море видел только Черное, да и то с нашего берега. Хотел во Владике в Тихом океане окунуться, но куда там… до океана доехать не удалось.

– К сожалению, в Лурпаке моря нет.

– Это плохо.

– Я срочную в морской пехоте служил, – сказал Данович. – А море полюбить не смог.

– Почему? – удивился Макс.

Данович улыбнулся:

– Мёрзну.

В ожидании посадки они выпили по чашечке капучино. Макс ощущал себя до неприличия богатым, и хотел взять в дьюти-фри что-нибудь спиртного – коньяка или какого-нибудь рома, или виски. Ему не то чтобы хотелось выпить, не терпелось потратить немного командировочных, но, решив, что Данович может расценить его порыв, как раннюю стадию алкоголизма, подавил в себе это глупое желание.

Вместе с ощущением неожиданно свалившегося на него богатства, Макс чувствовал в себе ещё кое-что, а именно – лёгкие угрызения совести. Ведь он был чуть-чуть предателем. Он предал людей, которые возлагали на него определённые надежды, предал Карачуна…

Если бы полковник попытался хоть как-то его задержать, если бы он просто сказал: «Останься Максим, ты мне нужен», Макс остался бы. Но Карачун не произнёс этих слов. Наоборот, он сказал другое: «Ну и вали. На хер ты тут нужен! Пользы от тебя…», и махнул рукой. Макс обиделся. Дурак! Разве Карачун мог сказать иначе? «Я бедный, но гордый», частенько повторял Карачун. И ещё одно его любимое изречение: «Я плохо одет, но хорошо воспитан». Второе утверждение было настолько же спорным, насколько бесспорным первое. Карачун дослужился в БСР до должности начальника отдела «Корунд», и до звания полковника, отдав службе в органах более тридцати лет жизни.

А начинал, так же, как и Макс – опером в полиции. Полковника ему дали недавно, да и то потому, что начальство стало относиться к нему, как к потенциальному пенсионеру. Карачун был им неудобен. Слишком своенравный и дерзкий, к тому же в последнее время стал злоупотреблять спиртным. Макс уже встречался с будущим руководителем «Корунда», молодым, не старше Макса, но уже подполковником. Наверняка чей-то протеже.

Встреча, которая произошла в приёмной у шефа БСР, была мимолётной: познакомились, козырнули друг другу, и – в разные стороны. Макс с Карачуном на ковёр к генералу, подполковник с блестящими, только что прикрученными к погонам звёздочками, дальше – делать карьеру. После накачки у генерала, когда они в карачаевском кабинете зализывали душевные раны, держа в руках пластиковые стаканчики с «кофе», Карачун спросил: «Запомнил этого гондона? Подполковника, что мы встретили в генеральской приёмной? Скоро твоим шефом будет». «А вы, Анатолий Сергеевич?» – удивился Макс. «А я… на дачу, живые витамины, блядь, на грядках выращивать! – зло ответил Карачун.

Карачун намеренно послал Макса на три буквы, хотел обидеть. Ведь он желал Максу добра, знал, что с новым шефом тому будет несладко. Что Макс – парень своенравный и дерзкий, а коли так, то на его дальнейшей карьере надо ставить крест…

– О чём задумался? Считаешь себя предателем? – Данович будто бы читал мысли напарника. – Не переживай. Ты не совершил ничего дурного. Чем ты занимался в Бюро?.. Служил Отечеству. А чем будешь заниматься теперь?

– Служить Отечеству, – угрюмо произнёс Макс.

– Вот именно. Главная задача не изменилась…

Максу не хотелось сейчас рассуждать о нравственности. Он решил поменять тему разговора и спросил:

– Тимур, а ты знаешь этого человека, того, кому отдал на хранение наши ксивы? Таможенника?

– Он не таможенник, – ответил Данович. – Он такой же сотрудник Агентства, как мы с тобой. Его имя Вепрь. Я не знаком с ним лично, в том смысле, что мы не дружим, но знаю о нём многое. Вепрь – личность легендарная. Сколько, думаешь, ему лет?

– Лет пятьдесят пять. Ну, может, шестьдесят.

– Почти угадал… Вепрю за семьдесят, он в Конторе уже полвека. А в аэропорту стал работать после того, как врачи порекомендовали ему вести менее активный образ жизни.

– А до аэропорта?

– Об этом не принято говорить. Но все говорят. Часть этих разговоров – легенды. Кое-что соответствует действительности, кое-что – выдумка или приукрашивание. Людям нужны герои, вот и придумывают всякое… Но Вепрь на самом деле герой. Впрочем, каждому из нас, спецагентов, за годы службы возможность погеройствовать не раз представится. И про тебя тоже лет эдак через десять молодые сотрудники начнут легенды складывать.

– А что говорят про Вепря?

– Вепрь работал, в основном, по юго-восточному региону. Однажды в Илии его чуть не съели, принц Гуарам со своей свитой. Удалось сбежать. А в северной Корее он провёл в застенках Ким Вон Чена четыре года.

– Тоже сбежал?

– Агентство выкупило.

– А почему Вепрь? – спросил Макс.

Данович пожал плечами.

– У нас у всех есть оперативные позывные, – сказал он. – Иногда оперативный позывной является производной от фамилии или от имени, иногда – по аналогии с характером человека или с его увлечением. Иногда просто – потому, что так решило начальство. По-разному бывает.

– А твой оперативный позывной?

– Дантист.

– Дантист? – удивлённо произнёс Макс, и, поиграв в уме с этим словом, довольно улыбнулся – А, я понял! Потому, что ДАНович ТИмур СТаниславович?

– Скорее, наоборот, – сказал Дантист, и, заметив непонимание на лице напарника, пояснил: – У нас много имён и фамилий. Новое задание – новая легенда – новое имя. Наши настоящие имена знают немногие. Да я и сам иногда забываю, как меня звать на самом деле… А позывной решает многие вопросы. А ты, Макс? Какой позывной хотел бы себе взять? Или не думал на эту тему?

– Однажды Карачун окрестил меня Боливаром.

– Как? – Дантист снисходительно улыбнулся. – Симон Боливар личность, конечно, известная и уважаемая, но в нашей разговорной речи это имя ассоциируется с лошадиной кличкой. Это очень символично, что Карачун так окрестил тебя – ты был его рабочей лошадкой.

– О полковнике Карачаеве попрошу плохо не говорить, – обидевшись за бывшего шефа, резко заявил Макс.

– Извини.

Они закурили и немного помолчали.

– Ты всё же подумай над позывным, – сказал Дантист немного погодя. – Позывной – это, как правило, на всю жизнь.

– Хорошо, я подумаю…

Создавшуюся неловкость разрушило объявление посадки. Багажа у них не было, а из ручной клади – только матерчатый баул у Макса и кожаный кейс у Дантиста. Вместе с другими пассажирами – русскими и иностранцами, белыми, чёрными и жёлтыми, не было только ни одного зелёного – они прошли по длинному рукаву перехода и ступили на борт «Боинга», улетающего в Лурпак.

10. Лурпак

Ночная жизнь Айзенбурга, столицы благословенного Лурпака, оказалась настолько бурной, даже можно сказать – бурлящей, что видавший виды москвич Макс был совершенно ошарашен. Улицы были ярко освещены огромным количеством галогеновых и люминесцентных ламп, фарами автомобилей, и светом, льющимся из окон жилых домов, витрин кафе, ресторанов и бесчисленных круглосуточных супермаркетов. Всё ночное небо испещрено голографическими картинками рекламы, вспыхивающими и меняющимися одна за другой. Макс подумал, что днём здесь менее светло, чем ночью. Все улицы заполнены медленно двигающимися автомобилями, а пешеходные тротуары – весёлыми и шумными людьми. Многие из прогуливающихся (Макс с удивлением заметил, что среди прогуливающихся немало детей разного возраста, даже совсем маленьких) в руках держали горящие бенгальские огни или искусственные факелы.

– Это что, – спросил он у Дантиста, – фиеста?

– Фиеста длиной в жизнь, – ответил Дантист. – Праздники в столице не прекращаются ни на один день. Понедельник ничем не отличается от воскресенья, а среда от пятницы.

– А когда же они работают?

– А они не работают. Днем спят, ночью тусуются и тратят деньги.

– Невероятно…

Люди всё шли, и каждый улыбался им навстречу.

Эти улыбки… они обрушились на Макса ещё в здании аэровокзала Айзенбурга. Макс, более привыкший к хмурым выражениям лиц своих сограждан, почувствовал себя неуютно. Данович, заметив нервозность напарника и сразу поняв её причину, пояснил:

– Всё нормально, Макс. Они улыбаются просто так.

– Зачем? Рады меня видеть?

– Это правило хорошего тона. Столкнувшись взглядом с человеком, даже незнакомым, цивилизованные люди улыбаются, чем выражают своё расположение. Они не задумываются над этим, всё происходит автоматически.

– А зачем мне их расположение?

Дантист пожал плечами. Макс насупился и проворчал:

– Значит, я нецивилизованный человек. Если на меня с улыбкой пялится какой-то придурок, я начинаю задумываться: а не забыл ли я застегнуть ширинку после сортира. И это тоже происходит автоматически…

Макс вертел головой во все стороны. Возможно, где-то здесь, в этой человеческой толчее, похожей на кипящее варево из светлячков, затерялся один маленький светлячок по имени Альбина. Возможно, она веселится с другими, такими же, как она, светлячками, расставаясь со своей беспечной независимой жизнью, и готовится стать добропорядочной любящей мамашей и верной женой. Возможно…

– Процентов семьдесят из всех, находящихся в заведениях и на улицах Айзенбурга – приезжие, – продолжал Дантист, – туристы, приехавшие в Лурпак оттянуться на полную катушку и растрясти свои кошельки. В столице Лурпака более тысячи казино, а сколько здесь баров, бистро и ресторанов я не знаю, наверное, несколько тысяч. Кроме того, куча разных аттракционов, парков, бассейнов, дискотек, четыре постоянно действующих ярмарки. Короче говоря, есть, где деньги оставить.

– А как же мы здесь работать будем? – спросил Макс. – Тоже по ночам? Днём-то мы здесь будем заметны, как два тюленя на льдине. Нас в два счёта срисуют.

– Можешь не волноваться по этому поводу, – успокоил его Дантист. – Нам в Айзенбурге делать нечего. Мы с тобой будем работать в другом, более тихом городе – в Бенкельдорфе. От Айзенбурга сорок восемь километров. Именно там находится офис интересующего нас Инвестиционного Фонда, и именно туда должен припожаловать господин уфолог со своим контейнером, если уже не припожаловал. Сейчас возьмём какую-нибудь малолитражку напрокат и двинемся в Бенкельдорф. А по улицам столицы я повёл тебя с ознакомительной целью. Считай это бесплатной экскурсией.

За свою активную автомобильную жизнь, Макс исколесил едва ли не всю матушку-Россию. Приходилось ездить и по плохим дорогам, и по ужасным, и по хорошим, и по очень хорошим, и даже по супермагистралям, где за наличием трещинок и ямок денно и нощно следят специальные службы. Но трасса Айзенбург-Бенкельдорф оказалась чем-то средним между супермагистралью и виртуальной трассой из компьютерных гонок. Дантист специально доверил Максу руль, чтобы тот почувствовал, что такое автобан европейского качества; сидел рядом и посмеивался, глядя на вытянутое лицо напарника.

Сорок восемь километров, отделяющие Бенкельдорф от столицы, они преодолели на далеко не скоростном «Фольксвагене» за девятнадцать с половиной минут. Ограничений по скорости на трассе не имелось, и Макс выжал из «немца» всё, на что тот был способен. Когда Дантист, ехавший штурманом, сообщил Максу, что до места назначения осталось меньше километра, Макс хотел начать заранее тормозить, опасаясь, что оставшееся расстояние уйдёт на тормозной путь. Однако сцепление с гладкой, как стекло, дорогой, было на удивление прочным.

Они остановились в уютном, утопающем в зелени раскидистых лип, отеле с не менее уютным названием – «У вдовушки Марты», сняли два одноместных номера с индексом эконом-класса, вписав свои имена в гостевую карту. Дантист по легенде был бизнесменом из Берлина Отто Шульцем, а Макс тоже бизнесменом, и тоже из Берлина. Новое имя Макса – Макс Лямке.

Убранство номера, который предназначался Максу, уже не вызывало у него бурных эмоций. Он начал новую жизнь и к роскоши следовало привыкать. Единственное, о чём он мимоходом подумал, так это то, что если номер для бережливых похож на президентский люкс, то как выглядит президентский люкс, если таковой в этом отеле имеется?

– Не всегда тебя будет окружать комфорт, – порадовал Макса Дантист, стоящий в коридоре за его спиной. – Иногда придётся жить в тростниковых хижинах или в землянках. Но в Лурпаке подобной экзотики нет. – И напомнил, посмотрев на часы: – Спать осталось четыре часа.

– Мне хватит, – заверил его Макс.

И все-таки он проспал. Мало того, Макс мог провалить всю операцию: когда зазвонил телефон, стоящий на прикроватной тумбочке, он проснулся, но, ещё не слишком хорошо соображая, чуть было не рявкнул в трубку своё обычное «Хабаров у аппарата». Он уже начал произносить первую букву этой фразы, но вовремя спохватился. Получилось примерно так:

– Х-х-х-хелло…

Дантист (это, слава богу, был он) не заметил оплошности Макса, или сделал вид, что не заметил. Сказав, что будет ждать его в снэк-баре отеля на эрдгешоссе, повесил трубку.

Макс бросился в душ и через десять минут уже входил в уютный маленький барчик. За столиком, покрытым розовой скатертью, его ждал, дымя сигарой и читая местную газету, Отто Шульц. Он был при полном параде – в светло-сером лёгком костюме, при галстуке, в плетёных кожаных туфлях; рядом на столике лежала соломенная шляпа. Оставалось загадкой: где он раздобыл такой прикид, если вчера на нём была простецкая серенькая футболка, джинсы и кроссовки, а в руках кейс, в котором могла поместиться лишь папка с бумагами да зубная щётка с пастой.

– Откуда… одежонка, герр Шульц? – как было оговорено заранее, простуженным голосом осведомился Макс, на секунду запнувшись, подбирая в уме немецкий аналог русского слова «одежонка».

– Служба доставки заказов в Лурпаке работает круглосуточно, – объяснил Дантист.

– Понятно… А вы, герр Шульц, вы что, не спали?

– Я сплю очень мало. Двух-трех часов мне вполне достаточно для того, чтобы полностью восстановить силы. Но это, естественно, в том случае, если затраты сил незначительные. Если физическая и моральная нагрузка велики, я отвожу на сон часов шесть. Но пока мы с тобой, Макс, перетрудиться не успели. Тем не менее, нужно подкрепиться. Я уже позавтракал. Рекомендую булочки с кунжутом, масло, сыр и кофе со сливками. Сливки в Лурпаке восхитительные. Выпечка тоже хороша. А вот с мясными продуктами большая проблема, слишком уж местные жители обеспокоены содержанием холестерина в крови. Колбасу есть просто невозможно. Ветчина и та – из геномодифицированной кукурузы.

– Вот как? – удивился Макс, но, подумав, согласно кивнул логичности собственных размышлений. – В принципе, всё правильно: отсутствие негативных явлений – это химера. Полной гармонии не существует.

Он сделал заказ, учитывая рекомендации Дантиста, и нашёл, что сыр в Лурпаке тоже очень даже ничего.

– Каковы наши планы на сегодня? – спросил он, пытаясь приклеить к кончику указательного пальца кунжутное семечко, отвалившееся от булочки и лежащее на блюдце. Очень хотелось послюнить палец.

– Чёткого плана действий у меня пока нет, одни размышления. – Дантист попыхивал сигарой и внимательно следил за манипуляциями Макса с семечком. – Сначала мы поменяем место нашего проживания.

– Тебя не устраивает уровень сервиса в этом отеле?

– Уровень сервиса меня устраивает вполне, – ответил Отто Шульц, – но для целей нашего бизнеса есть более подходящее место. Я уже кое с кем созвонился, пока ты спал.

– У меня складывается такое впечатление, что я проспал всё, что только можно. Так и до комплекса неполноценности недалеко… И что это за место?

– Место неплохое – на окраине города, в зелёной зоне. Все удобства, хорошее техническое оснащение, до центра города минут десять при отсутствии пробок.

– Ага, – обрадовался Макс, – у них ещё и пробки! Это ещё раз подтверждает моё утверждение по поводу отсутствия гармонии.

– Ты меня убедил: Лурпак – дыра.

– Да нет, я себя пытаюсь убедить, хотя и не знаю, зачем это делаю…

Дантист догадывался, почему Макс ищет минусы в лурпакском бытие, и радуется, когда их находит – здесь, в Лурпаке обосновалась бывшая пассия Макса, Мария Гагарина, известная в московских бизнес-кругах как Альбина. И произошло это совсем недавно. Скорей всего, Макс питал к Альбине определённые чувства, и поэтому недовольство её отъездом перенёс на страну, которую она выбрала для проживания.

Предложение о переводе Макса в Агентство произошло не спонтанно и не на основании внезапно возникшей симпатии. Прежде чем делать это предложение, Дантист внимательно изучил досье на Максима Игоревича Хабарова, навёл кое-какие справки и получил в результате исчерпывающую информацию о своём потенциальном напарнике. Он знал, что Макс был сиротой, что похоронил родителей пять лет назад. Одного за другим. Сначала умерла мама Максима, погибла от случайной пули при проведении милицией операции по захвату наркодилера – дикая трагическая случайность. Отец Макса пережил супругу на полтора месяца. У Игоря Ивановича было больное сердце, он умер от обширного инфаркта.

Сбережений у родителей Максима не было. На деньги, полученные от продажи трёхкомнатной квартиры в Чертаново, Макс заказал двойной мраморный памятник, купил подержанную «ниву» и перебрался в квартиру меньшей площади, но расположенную ближе к месту работы. С тех пор он жил один в однокомнатной квартире, не предлагая никому из многочисленных подружек поселиться вместе с ним. Подружки были на одну ночь, максимум, на две. Макс свято берёг свою свободу и независимость, расставаться с холостяцкой жизнью не собирался. Дантист, читая эти строки, улыбался, вспоминая себя, когда ему было столько же лет, сколько сейчас Максу. Он тогда был его точной копией и не спешил связывать себя узами Гименея.

С Гагариной (до её первого и единственного замужества – Белкиной) Макс был знаком давно – с первого класса средней школы. Точнее, с первого по седьмой класс длился первый (детско-юношеский) этап их взаимоотношений. После первого этапа был перерыв в одиннадцать лет, а четыре года назад их встречи возобновились, приобретя характер частых, но нерегулярных отношений, частота встреч, в основном, зависела от степени занятости Макса работой в Бюро. Одной Марии Максу было явно мало – в промежутках между свиданиями с ней он успевал пользовать своих однодневок, или, правильнее сказать, одноночек.

У Дантиста не было данных на Гагарину, но в досье у Макса имелась фотография Марии. Брюнетка, смуглая или сильно загорелая, с очами чёрными и страстными, как в известном романсе. Макс с Марией могли бы составить красивую пару.

Пары не получилось. Альбина уехала на постоянное место жительство в Лурпак…

Место, о котором рассказывал Максу Дантист, являлось бенкельдорфским отделением резидентуры ФАЭТ в Лурпаке, и было замаскировано под строительный участок, огороженный хлипким заборчиком, сооружённым из бетонных столбиков и стандартных пластиковых секций. Въезд на территорию участка преграждал полосатый (оранжевый с белым) шлагбаум. При въезде был установлен щит с надписью, извещающей о том, что паспорт объекта согласован с администрацией города Бенкельдорфа и что строительство коттеджного посёлка ведется компанией «Майер и сыновья». Ниже был изображён план будущего посёлка. Планировалось построить двадцать коттеджей и четыре здания административно-технического назначения. Пока ожидали подъёма шлагбаума, Макс насчитал поверх забора два возведённых коттеджа и четыре в нулевом цикле. Строить ещё да строить…

– Майер – человек Конторы? – спросил он у Дантиста.

– Да, но он коренной житель Бенкельдорфа, и его строительный бизнес совершенно легален. Кстати, он миллионер.

– Контора купила лурпакского миллионера? Меня просто распирает от гордости, что я работаю в такой богатой организации.

– Не всё решают деньги, – усмехнулся Дантист.

– Подловили на чём-то пакостном?

– Вроде того.

К шлагбауму подошёл толстый коротышка в синей клетчатой рубахе навыпуск и белых штанах, испачканных цементом и кирпичной пылью. Он снял штангу шлагбаума с крючка, и она взлетела кверху, прочертив на голубом небе оранжевую дугу. Такую несложную операцию они могли бы проделать и сами, подумал Макс и хотел даже сказать это вслух, но одёрнул себя: слишком много в последнее время из него прёт иронии.

Коротышка протянул Максу руку.

– Богер, – ладошка была тёплая и мягкая, как у ребёнка.

– Макс… Лямке.

– Здравствуй, Фридрих, – улыбнулся Дантист, в свою очередь пожимая руку коротышке. – Давненько не работали вместе.

Коротышка Богер закатил глаза кверху и зашевелил толстыми губами, считая годы.

– Семь лет, пожалуй, – ответил, и тоже улыбнулся. – Со стажировки в Илии. Если не считать моего заочного участия в операции в Ямбе и Берберре. Мы тогда вместе со Знахарем готовили легенды для членов вашей группы.

– Не знал, – покачал головой Дантист, – спасибо. Ваша дотошность в проработке деталей нам очень помогла. Благодаря вам мы обманули главу службы безопасности независимой республики Берберра-2. Кстати, ты знаешь, что нынешнее дело с той операцией связано некоторыми общими персонажами?

– Ты имеешь в виду Берга?

Дантист кивнул.

– Ничего, – обнадёживающе заявил Богер, – мы его снова переиграем, не велика фигура.

– Переиграем, – согласился Дантист.

Кроме двух возведённых коттеджей и четырёх котлованов с не полностью залитыми фундаментами, на территории строительного участка фирмы «Майер и сыновья» находился ещё один объект, спрятавшийся под кронами ветвистых сосен. Он стоял в стороне и был совершенно не виден с дороги, поэтому Макс его и не заприметил. Объект должен был по завершению строительства стать одним из административно-технических сооружений, а сейчас, если верить временной табличке над воротами, выполнял функцию склада строительных и отделочных материалов. Нижняя часть фасада была обшита металлом, верхняя заложена газоблоками, оконные проёмы затянуты полиэтиленовой пленкой, внутри было темно. Именно сюда, к этому объекту и подвёл их Богер.

В здание они вошли через низкую дверь в металлических воротах, головы Максу и Дантисту пришлось пригнуть, а Богеру этого не потребовалось, позволял невеликий рост. На полу тамбура валялись куски засохшего раствора, в углу стояли деревянные козлы, на которых находились штукатурные инструменты и красный пластмассовый таз.

– Сим-сим, откройся, – сказал Богер по-русски, и кирпичная кладка торцевой стены тамбура бесшумно разъехалась в стороны, образовав вход в потайное помещение.