Текст книги "Уфолог"

– Вы считаете, что Бугаев и Москаленко погибли от руки Вошкулата? – догадался Макс.

– Во всяком случае, это надо проверить.

– Я думаю, – сказал Данович, – временные рамки проверки необходимо расширить, а также проверить и другие направления возможных перемещений Вошкулата. – Предвидя возмущения полковника по поводу объёма работы, он добавил: – Это вопрос я беру на себя. – И пояснил: – Тем более что он уже решается.

Макс понял, что спецагенты ФАЭТ с великим энтузиазмом шерстят сию минуту все города и веси огромной Родины в поисках беглого профессора, предположительно – лурпакского шпиона. И, видимо, не только Родины. Он внимательно слушал разговор двух старших коллег, не вмешиваясь, и параллельно размышлял над странностями дела.

Дело об исчезновении Вошкулата в реестр официальных расследований Бюро было внесено только в минувший понедельник. А фактически началось на четыре дня раньше, после частного звонка из Степного. Дело, которому присвоено кодовое название «Уфолог», было каким-то неправильным, мутным, не имеющим чётких очертаний и граничных условий. Как размокшая в воде буханка хлеба. Факты и непроверенные данные приходили с разных сторон, создавали некий фон, но выстраиваться в единую цепочку не желали. Лурпак с промышленным шпионажем, Инвестиционными Фондами и научным потенциалом. Вошкулат с неустойчивой научной ориентацией, счётом в лурпакском банке и украденным у Лизы феном. Степной с университетом, двумя мёртвыми профессорами, Стасом Сокольским и неведомым элементом, которого нет в периодической системе Менделеева. Собачки со сбежавшими метеорологами, неработающей связью и вылезшим из могилы зелёным, как лук, человечком. А ещё какая-то находка… Что за находка?

– Что за находка?.. – пробормотал Макс, не предполагая, что говорит вслух.

– Это тоже необходимо выяснить. – Карачун в этот момент разговаривал с Дановичем о той же самой, упомянутой Москаленко, находке. – Надо изучить все научные планы университета, проверить записи опытов и исследований, которые проводились в университетских лабораториях. Особенно на кафедрах уфологии и биоэнергетических исследований.

– Это колоссальная работа, – возразил Данович.

– Привлечём тамошних умников, – встрял в разговор Макс. – Главное – правильно сформулировать задачу. А правильно её сформулировать может Гоша Дистенфельд. Искать чёрную кошку в абсолютно тёмной комнате – это ему в радость. Особенно, если её там нет. Но Гоша всё равно найдёт, на то он и Гоша. Его только самого надо ввести в курс дела. И договориться с вышестоящим начальством.

– Хорошо, я решу этот вопрос. А в курс дела введёшь Георгия Аркадьевича ты, – Карачун кивнул Максу. – Всё! Идите, прорабатывайте детали. В семнадцать десять – ко мне.

Данович и Макс вышли из приёмной, и, остановившись в коридоре, переглянулись.

– Ну что, ко мне в камеру? – предложил Макс.

Данович посмотрел на ручные часы.

– Время обеденное…

Макс тоже взглянул на часы. Да, время самое обеденное. Даже касса не работает. Впрочем, он всё равно не составил и не подписал у Карачуна отчёт о командировках. Макс вытащил из заднего кармана джинсов свой видавший виды портмоне и убедился в том, что он пуст. Не совершенно пуст, но на обед явно не хватало: два российских червонца и какое-то серебро с медью в кармашке для мелочи. Макс оторвался от созерцания тощего бумажника, и, подняв голову, перехватил взгляд Дановича. Этот взгляд был ему знаком. Официантка из Степного точно также с грустью и состраданием глядела в то утро, когда он узнал о смерти одного из профессоров. И этот взгляд снова больно кольнул его самолюбие.

– Что-то не хочется кушать, – Макс убрал бумажник. – Кофием карачуновским аппетит перебил. А ты бы сходил, тут через дорогу неплохое кафе.

Данович, проигнорировав совет Макса, сказал:

– Тогда ведите меня в ваш кабинет.

– Кабинет – это громко сказано… Может быть, перейдём на ты? – предложил Макс.

– Давай, – легко согласился Данович.

Кабинет Макса, который он в шутку называл камерой, был шириной метра два, а в длину целых четыре. Окошко маленькое и немытое. Ещё бы решетку на него, и тогда точно – камера. На старом шатком столе (давно стоило посмотреть, что там с ножкой) кроме тонкого слоя пыли, ничего не находилось, даже писчей бумаги. Телефонный аппарат «Panasonic», с трубкой, перемотанной скотчем, и тот стоял на подоконнике, не менее пыльном, чем стол. Зато кресло было знатным – широкое, кожаное, чёрное, с высокой спинкой. В кабинетике находился ещё один стул и стеллаж с полками, прогнувшимися под тяжестью архивных папок. На подоконнике, кроме телефона, стоял электрический чайник.

– Ты здесь один обитаешь, или с напарником? – поинтересовался старший брат.

– Это мой персональный, как ты выражаешься, кабинет.

– А что, в нём никогда не убирают?

– Забывают, – буркнул Макс, достал из-за стеллажа тряпку, чуть-чуть смочил её водой из чайника и принялся усердно протирать пыль, правда, только в тех местах, к которым они могли прикоснуться и испачкаться.

На самом деле от этого кабинета был только один ключ. Второй он случайно утопил в Яузе вместе с ключами от машины и от квартиры. А тот, что у него был сейчас, Макс отобрал у уборщицы. Замок давно уже было нужно поменять, как того требовала инструкция, но Максу всё было некогда. В принципе он вообще редко работал в кабинете – ещё реже, чем ночевал в своей квартире.

Когда с экспресс-уборкой было покончено, Макс уселся в кресло, предложив коллеге из ФАЭТа стул напротив.

– Чаю хочешь? – спросил он.

– Хочу, – кивнул Данович.

Макс достал из ящика стола упаковку чайных пакетиков «Липтон», два бокала и коробочку с цилиндрическим сахаром. Потом открыл крышку чайника и понюхал: вода слегка отдавала плесенью.

– Сейчас свежей воды наберу, – сказал он, выходя из кабинета.

По коридору шёл грустный Гоша. Он грустил, несмотря на бумажный пакет, который держал в руке. Через бумагу проступали масляные пятна. Макс спросил, кивком указывая на пакет:

– Пирожки?

– Беляши, – возмущённо ответил Гоша.

– Где взял?

– Купил в буфете.

– Небось, сейчас сожрешь всё в гордом одиночестве?

– А какие есть предложения? – заинтересованно спросил эксперт.

– Согласись, – с жаром принялся объяснять Макс, – поглощать беляши, пусть даже в меньшем количестве, но в приличной компании, гораздо приятней, чем в одиночку. К тому же у меня есть чудесный английский чай, и даже сахар имеется.

– Ну, допустим, чай с сахаром у меня тоже есть, – возразил Гоша Дистенфельд. – А желающих слопать мои беляши найти нетрудно.

– Я не сказал самого главного, – торопливо произнёс Макс. – Карачун велел ввести тебя в курс дела по операции под кодовым названием «Уфолог». Ты принят в мою группу и являешься моим подчинённым, – Макс поглядел на часы. – Уже целых двадцать минут.

Макс цапанул Гошу под незанятую пакетом руку и повёл по направлению к туалету, на ходу приводя Гоше аргументы, которые убедили бы его поделиться беляшами.

– Дело архиинтересное и архитаинственное. И в этом деле твоё участие является, пожалуй, главным условием, – говорил он Гоше. – Работы море. Работать будешь совершенно независимо. Я бы даже сказал, бесконтрольно. Вся профессура, доценты, аспиранты разные – все будут выполнять твои указания. Дело государственной важности. Сейчас у меня, – Макс уже наполнил чайник и потащил Гошу к двери своего кабинета, – сидит суперагент из ФАЭТ. Да ты его видел у Карачуна, когда заносил результаты экспертизы. Он тоже в деле.

– И тоже твой подчинённый? – ехидно спросил Гоша.

– Скажем так: мы сотрудничаем, – солидно ответил Макс.

Он открыл дверь. Данович, прижав к уху миниатюрный мобильный телефон, внимательно слушал телефонного визави. Изредка отвечал на немецком, в основном «ja» или «nein». Макс включил чайник и достал из ящика стола пластиковый стаканчик: третьего бокала у него не было.

Данович сказал собеседнику «Auf viedersehen» и захлопнул крышку мобилы. Протянул руку Гоше.

– Данович. Тимур.

– Георгий. Можно просто Гоша.

– Мне сообщили, – сказал Данович. – Вошкулата обнаружить пока не удалось. Но в Лурпаке он не объявлялся, во всяком случае, с руководством Фонда на связь не выходил.

– То есть, мы пока стоим на месте, – констатировал Макс.

– Не совсем, – сказал Данович. – Удалось установить, что на момент обоих убийств никакого алиби у Вошкулата нет. Из Степного он вылетел не двадцать шестого, как указано в журнале регистрации творческих командировок, а двадцать восьмого июня утром. В восемь тридцать утра Вошкулат зарегистрировался на рейс «Степной – Артём». Напомню, что смерть профессора Бугаева наступила предположительно в полночь с двадцать седьмого на двадцать восьмое июня. Так что господин уфолог имел возможность убить своего школьного приятеля и преспокойно улететь на Восточную окраину нашей Родины.

– А относительно второго эпизода? – спросил Макс.

– Предположение Георгия о том, что время, выставленное в видеописьме, может не соответствовать реальному, подтвердилось. На письме стоит дата – пятое июля, и время – восемь пятнадцать утра. Вошкулат не мог быть на точке пятого утром, потому что находился в это время в Степном, а может быть, где-то ещё, но никак не в Собачках. Он вылетел из Артёма вечерним рейсом в Степной четвёртого июля.

– А его что, в спецслужбе Лурпака не инструктировали, что пользоваться своим паспортом при авиаперелётах нельзя? – пошутил Макс.

– Мужики, – встрял в разговор Гоша. – А вы меня зачем сюда позвали? Чтобы я слушал эту абракадабру?

– Прости, Гоша, – сказал Макс, разливая кипяток по бокалам. – Увлеклись. Дело уж больно интересное.

– Ну да, ты говорил – архиинтересное, – вспомнил Гоша.

Беляши были ещё тёплыми, а Гошино погружение в тему заняло не больше десяти минут. Гоша был парнем быстросоображающим.

Потом они ещё долго совещались, изобретая версии и разрабатывая планы дальнейших действий.

6. Инопланетянин

С планами действий было проще, чем с версиями.

Гоша завтра утром вылетал в Степной, искать чёрную кошку. На сегодняшнем вылете Макс настаивать не стал, у Гоши была уважительная причина – день рождения маминой подруги.

Когда Гоша это выдал, Данович скупо улыбнулся и промолчал, а Макс вообще потерял дар речи. Очухавшись от неожиданного шока и поразмышляв трезво, Макс решил, что гению можно простить некоторые странности в мотивации поступков, а в том, что Гоша был гением, он нисколько не сомневался.

Итак: Гоша – в Степной.

Он, Макс, должен снова побывать в Пологих Сопках и окунуться с головой туда, откуда он мог не вынырнуть, то есть в уфологию. Уфология – вещь опасная. Как трясина. Макс уже пожалел, что включил в отчёт о командировке в Собачки дурацкий рассказ Верещака о похороненном, но выбравшемся из могилы и убежавшем с погоста зелёном человечке. Макс не верил ни в инопланетян, ни в полтергейст, ни в потусторонние силы. Но из отчёта, как из песни, слова не выкинешь. Любая информация должна быть проверена – этому его учил Карачун. Сейчас слова шефа повторил Данович.

– Ты же сам говорил, – заметил Макс. – На кону большие деньги, значит, инопланетяне тут ни при чём.

– Если абориген пошутил, чтобы тебя удивить или напугать, – сказал Данович, – поставишь крест на этом направлении расследования. А если это человек…

– Человек?!.. – удивился Макс. – Зелёный-то?

– А почему нет? – Вопрос Дановича прозвучал так, словно он нисколько не сомневался, что люди могут принадлежать не только к белой, чёрной, красной и жёлтой расам, но и к зелёной, и к синей, и вообще – быть какого им заблагорассудится, цвета.

Макс слегка опешил, и про себя повторил: «А почему нет?..»

– Походи по деревне, – продолжал Данович, – поговори с местными жителями. Свяжись с представителями власти. Выясни, зафиксирован ли случай смерти и факт захоронения неизвестного. Можешь водки попить со своим приятелем. Верещак, если не ошибаюсь?

– Верещак, – подтвердил Макс. – Иван Трофимович. Ну, что ж? Попью, раз надо… А ты-то сам что делать будешь?

– Продолжать заниматься поисками Вошкулата и готовить наш с тобой возможный вылет в Лурпак.

– Предполагаешь, что Вошкулату всё же удастся покинуть Россию?

– Задействованы все наши осведомители. Разосланы ориентировки всем сотрудникам Агентства, работающим на транспорте. Меры по поиску беглого уфолога принимаются. Мы в силах поставить своих людей на всех терминалах аэропортов, на железнодорожных и автомобильных погранпостах, но не исключён и нелегальный способ пересечения границы. А может быть, Вошкулат уже покинул Россию под чужим именем, и теперь находится в Лурпаке или в какой-либо другой стране.

– В морге он находится.

Все повернули головы к входной двери. Карачун стоял, прислонившись плечом к косяку. Он появился совершенно неслышно, как и положено оперу его уровня.

– В морге находится господин Вошкулат, – повторил Карачун. – В морге центральной больницы города Степного. Звонил Стас Сокольский. Сегодня утром на окраине Степного, в лесополосе, найден сгоревший «БМВ» Вошкулата. А в нём Лехины останки.

– Хорошо ещё, что в БМВ, а не в НЛО, – сказал Макс, и спросил у полковника: – А Стас уверен, что это останки Вошкулата?

– Труп частично обгорел и уже довольно сильно разложился, – сказал Карачаев. – Когда убили этого человека, сказать трудно. Жара в Степном неимоверная. До сорока доходит.

– Это точно, – согласно кивнул Макс.

– А его убили? – спросил Гоша.

– В затылке пулевое отверстие, а лица практически нет. Если бы Вошкулат решил застрелиться, то стрелял бы в рот, в висок, в сердце, наконец. Я не встречал самоубийц, стреляющих себе в затылок, а потом поджигающих свою машину. – Карачун уселся на край стола и закурил. – Поезжай туда, Гоша, проведи вскрытие, разберись, что к чему. Прямо сегодня и поезжай.

Гоша почесал мускулистые залысины.

– А завтра можно? – спросил он, уже понимая, каков будет ответ.

– Завтра можно, – согласился Карачун и добавил ласково: – Но лучше сегодня. Мы, Георгий Аркадьевич, с этим делом в такой жопе сидим, что я не знаю, выберемся ли. Поезжай, Гоша. А завтра, с утречка, и распотрошишь моего школьного товарища. Ага?..

Гоша удручённо кивнул.

– Так если всё повернулось таким образом, может, мне не стоит ехать в Пологие Сопки? – спросил Макс. – Может, я лучше вместе с Гошей, в Степной?

– Ты, Макс, поедешь сегодня вечерним рейсом туда, куда вы запланировали. Нам сейчас любая информация важна. Понял?

Макс понял, что сегодня ему, во что бы то ни стало, надо успеть в кассу до закрытия.

Едва Макс открыл дверь своей квартиры, он сразу уловил характерный запах разложения.

«У меня в доме кто-то умер», – подумал он.

Запах был сконцентрирован на кухне, а точнее, тугими волнами валил из микроволновки, несмотря на продекларированную фирмой «Elenberg» герметичность дверок. Раки прекрасно выдержали отрицательную температуру холодильника, но в микроволновой печи им стало худо.

Макс кинулся за полиэтиленовым пакетом, скинул в него раков, блюдо залил водой, а пакет с протухшим деликатесом спустил в мусоропровод. После этого раскрыл окна и вышел на лестничную площадку с сигаретой.

Дело, в котором он принимал участие вот уже неделю, нравилось ему всё меньше и меньше. Если учесть то, что оно не понравилось Максу с самого первого дня, то его теперешнее отношение к нему можно охарактеризовать, как отвращение. Стойкое отвращение с яркими ассоциациями. Теперь дело «Уфолог» уже не казалось ему буханкой хлеба, размокшей в воде, а казалось буханкой хлеба, размокшей в воде и покрытой пятнами зелёной плесени, ко всему прочему, имеющей неприятный запах протухших раков. Раков из города Степного.

Макс не мог уяснить конечной цели своего расследования. Начало было вполне конкретным: у Москаленко появились подозрения по поводу несчастного случая, произошедшего с его другом. Москаленко не верил в несчастный случай, и, как выяснилось позже, не без оснований. Профессор обратился за помощью не к местным сыщикам, а к своему школьному приятелю, который работает в известных органах и занимает не самую низкую ступеньку в табели о рангах. Почему?.. Версий много.

Версия первая. Москаленко подозревал в смерти Бугаева своего друга Вошкулата, но у него не было прямых улик. Москаленко решает, что местные полицейские его отфутболят, и обращается к тому, кто, по его мнению, может ему помочь. Логично?.. Да.

Вторая. Подозрения-то у него против Вошкулата имеются, но он боится ошибиться, а потому не желает, чтобы проверка была официальной. А в Москве есть тот, кто в состоянии провести негласное расследование. Логично? Более, чем.

Третья версия. Имеет место некая тайна. Может быть, тайна государственного масштаба. Москаленко не доверяет профессионализму сотрудников полиции. Боится утечки. Москаленко знает, что такое Бюро, и знает, что Карачун именно в Бюро и работает, а потому обращается к полковнику. Логично?.. Логично. Тем более, что Арсен намекает Карачуну о какой-то находке…

Находка… Чья находка? Москаленко назвал её «нашей находкой на Дальнем Востоке». Либо находка Москаленко и Бугаева. Либо Москаленко, Бугаева и Вошкулата. Эту-то находку они и не смогли поделить. Находка на Дальнем Востоке. Инопланетянин? Зачем делить трупик зелёного человечка? А может быть, находка – не инопланетянин, а что-то другое?

Карачун прав – в Собачки лететь надо…

Сигарета обожгла пальцы. Макс выпустил окурок, и он полетел вниз, в узкую щель между перилами лестничного марша.

«Ах, как некрасиво получилось», – подумал Макс и зашёл в квартиру.

Вони поубавилось, но она не исчезла совсем. Макс взял из ванны баллон с мужским дезодорантом и опрыскал все помещения своей однокомнатной квартиры. Запахло «Олд Спайсом», смешанным с ароматом протухших раков.

«Да, – подумал Макс, – надо ехать в Собачки. Там, по крайней мере, пахнет намного приятней».

В самолёте Макс сразу заснул.

Ему снилась размокшая буханка хлеба, покрытая пятнами лазоревой плесени. Буханка лежала посредине мутной лужи, и зачем-то была ему нужна. Причём так сильно нужна, что ни о чём другом он думать не мог. Макс попытался её достать, вступив в жижу, но небольшая с виду лужа оказалась зыбким болотом. Ноги Хабарова стали медленно погружаться в трясину. Он пытался их вытащить, но утопал ещё больше. А рядом проходил Иван Трофимович Верещак. Увидав погружающегося в трясину Макса, старик остановился и стал с интересом наблюдать за попытками молодого человека вырваться из цепких лап смерти. Макс хотел крикнуть: «Помогите!», но слова застревали в горле. «А я тебе говорил, – сказал Верещак насмешливо, – не ходи туда. Место дурное. Пошёл, не послушался». Макс погрузился уже по пояс, а Верещак стоял и ухмылялся в бороду. Бейсболку он повернул козырьком назад. «Помогите!», – наконец удалось выкрикнуть Максу, и он проснулся.

Проснулся и увидел милое курносое личико стюардессы, склонившейся над ним.

– Вам плохо?

– Как тебя зовут? – спросил Макс.

– Альбина. Вам что-нибудь принести?

– Я хочу тебя, Альбина, – прошептал Макс, мысленно обращаясь к другой Альбине, той, которую он возможно никогда больше не увидит.

– Простите, я не поняла. Принести вам что-нибудь? – повторила стюардесса Альбина.

– Нет, спасибо. – Макс посмотрел в иллюминатор.

Самолёт заходил на посадку.

На этот раз он добрался до Пологих Сопок ещё засветло. Дом аборигена Верещака удалось найти довольно быстро – оказалось, в посёлке Ивана Трофимовича знает каждая собака. Впрочем, тут обо всех всё знали. Пологие Сопки были посёлком, составленным двумя сотнями дворов, дощатого автовокзала, похожего на сарай, двухэтажного домика, сложенного из силикатного кирпича, в котором несла службу поселковая администрация, и такого же двухэтажного домика-близнеца, над входом в который красовалась вывеска, расписанная под хохлому, с надписью «Дворец культуры». Если бы Максиму Хабарову довелось пожить в годы легендарного развитого социализма, то сейчас от увиденного его утянуло бы в жуткую ностальгию. Но Макс, не подозревая о том, что попал в затерянный мир, шёл по одной из двух главных улиц, крестом рассекающих посёлок на четыре сектора. Этот крест, наверняка хорошо заметный с высоты, словно хранил жителей посёлка от бед и всяческих напастей, дарил им покой и умиротворение. Злым потусторонним силам в Пологих Сопках делать было абсолютно нечего.

Над посёлком ярко светило солнце. Небо было на редкость чистым и голубым, только над сопками, теснящими посёлок с востока, оно стало приобретать сиреневатый оттенок, напоминая Максу, что день рано или поздно должен закончиться, и о ночлеге надо позаботиться заблаговременно.

Дом Верещака находился недалеко от автовокзала. Забор, за которым он прятался, был высоким и выкрашенным в традиционный зелёный цвет. К доскам калитки прикручено шурупами тяжёлое кованое кольцо, предназначенное для подачи звукового сигнала хозяевам дома. Едва Макс ударил кольцом о калитку, как во дворе залаяла собака. По тому, как она лаяла – отрывисто и глухо – Макс понял: собака явно не мелкая. Послышались шаркающие шаги.

– Туман, не мешайся под ногами, – услышал Макс голос старика.

Калитка приоткрылась, и из щели высунулись две головы – седая голова в бейсболке цвета хаки и кудлатая голова кавказской овчарки, оскалившаяся желтоватыми клыками. Собачья голова располагалась на уровне его пояса (вернее, чуть ниже); Макс проворно отступил от калитки на два шага, опасаясь, что псина может броситься и что-нибудь ему отгрызть.

– Максим Хабаров! – Верещаку на память жаловаться не приходилось.

– Р-р-р-р-гав! – а псу было грех жаловаться на тембр голоса.

– Здравствуйте, Иван Трофимович, – поздоровался Макс.

– И ты не хворай, – ответил Верещак. – Туман, иди на место. Это свой.

Туман уходить не собирался, стоял и хмуро глядел на Макса.

– Не уйдёт, зараза, пока не откусит кусочек, – весело сообщил старик гостю. – Такая своенравная псина!

Максу был вовсе не чужд подобный юмор, но сейчас он стоял в совершенной нерешительности, не зная, что делать.

– Струхнул? – поинтересовался Верещак. – Не бойся, Максим Хабаров, это я пошутил. Туман – кобель серьёзный. Он без команды не нападает. Я ему сказал, что ты свой, стало быть, он тебя обнюхать должен, запах твой запомнить. Подходи, не бойся, не тронет.

Макс подошёл к калитке. Туман начал с кроссовок, потом обнюхал джинсы, зевнул и посмотрел на хозяина.

– Свой, – повторил Верещак и потрепал Тумана по голове. – Ну, иди на место. А ты, Максим проходи. Только резких движений всё-таки делать не советую. Туман – кобель серьёзный и послушный, но иногда может выкинуть фортель. Зверь, всё же… – Верещак любовно посмотрел на упавшего возле будки лохматого зверя. Зверь глядел на Макса внимательно.

Дворик утопал в виноградной зелени. Лозы, привязанные к шпалерам, установленным в противоположных концах двора, тянулись вверх, к солнцу, и сплетались между собой, образуя купол. Среди листьев Макс увидел рыхлые кисточки будущих гроздей винограда. Их было много. Урожай обещал быть богатым.

– Иван Трофимович, – обратился Макс к старику, – а ведь я к вам по делу.

– А то как же, – отозвался Верещак, присаживаясь за стол, стоящий в тени виноградных кущ и приглашая Макса садиться напротив. – Я сразу догадался, что ты парень деловой. Ну, что, нашёл свой университет?

– Филиал, – поправил Макс. – Нашёл. Вы правы, Иван Трофимович, он мало похож на филиал университета, но всё же это филиал. И там даже два аспиранта работают. Был и профессор, но… уехал.

– Я знаю. Моя рассказывала. Целый полк солдатиков приезжал, искали того профессора. А ты ими вроде как руководил. И что – не нашёл?

Макс отрицательно покачал головой.

– А я тебе говорил: место дурное. Видать, инопланетяне твоего профессора умыкнули. Хрен теперь найдёшь. Сейчас, небось, на Тау Кита живёт. С какой-нибудь таукитаянкой, а то и наоборот.

– В каком смысле – наоборот? – не понял Макс.

– С ним какой-нибудь таукитаец, – пояснил Верещак.

Макс почувствовал, что погружается в трясину, перед глазами возникла разбухшая заплесневевшая буханка. Он встряхнул головой, чтобы сбросить наваждение и настроить себя на деловой лад.

– Иван Трофимович, оставим пока всех гипотетических инопланетян в покое, а поговорим об одном, конкретном.

– Это, о котором? – прищурился Верещак.

– О том, о котором Вы мне рассказывали в нашу с вами первую встречу. О том, которого похоронили на местном кладбище, а он потом взял, да и сбежал.

– Что-то я не припомню такого… – Глазки Верещака забегали.

– Ну, как же, Иван Трофимович? – Макс достал из кармана удостоверение сотрудника БСР и положил его на стол перед стариком. – У меня и запись нашего разговора на автовокзале имеется.

Никакой записи у Макса не было, естественно, но ложь подействовала. Верещак не стал раскрывать удостоверения и убеждаться в полномочиях Макса, угрюмо отодвинул его от себя и изрёк трагическим голосом:

– Язык мой – враг мой.

– Что, Иван Трофимович, придумали про инопланетянина? – Макс очень сильно надеялся, что огорошенный Верещак сейчас признается в обмане, но старик горько вздохнул и сказал:

– Да нет. Митьку подставил.

– Какого Митьку?

– Да участкового нашего, Митьку Мамалыгу, Дмитрия Андреича, то есть.

– И каким же это образом?

Туман зарычал из своего угла. Макс на всякий случай сунул руку под мышку – к кобуре с табельным пистолетом.

– Радостно рычит, – сообщил Иван Трофимович. – Видать, хозяйку почуял.

Туман поднялся, бодрой походкой подошёл к калитке и завилял хвостом.

– Моя пришла! А больше и некому прийти-то… – Верещак обрадовался смене обстановки и кинулся открывать калитку.

Вошедшая была на полголовы выше Верещака и моложе его минимум вдвое. Туман по-щенячьи заскулил и стал тереться о крутое бедро хозяйки. Женщина потрепала его по кудлатой голове и ласково сказала мужу, не заметив сидящего в виноградной тени Макса:

– Заждался, козлик? Пришла твоя козочка.

Верещак смутился, и тихо, почти шёпотом, пролепетал:

– Мы не одни, Верунчик. К нам в гости приехал большой начальник. Из Москвы. Интересуется…

Макс поднялся из-за стола и сделал несколько шагов по направлению к разговаривающим супругам. Туман угрожающе зарычал, заставив Макса остановиться на полпути.

– Здравствуйте, – сказал Макс. – Меня зовут Максим Игоревич Хабаров. Можно просто – Максим.

– Здравствуйте.

Женщина немного растерянно взглянула на Макса огромными чёрными, как смородины, глазами. Макс слегка оторопел. Кроме красивых карих глаз, жена Верещака обладала и многими другими достоинствами. Высокий рост, статная фигура и русая коса, уложенная вокруг головы в тугое тяжёлое кольцо, делали её похожей на классическую русскую красавицу, словно сошедшую с полотна Васнецова. Правда, одета она была не в сарафан. Большой вырез на груди лёгкого ситцевого платья позволял лицезреть её высокие загорелые прелести, на которых покоился маленький золотой православный крестик. Макс старался не смотреть… на крестик.

– Я – Вера, – представилась красавица, и, взглянув на пустой стол, упрекнула мужа: – Что же ты гостя не угощаешь? Он, наверное, с дороги, проголодался.

– Я сейчас. – Верещак метнулся было к дому, но был схвачен сильной Вериной рукой за воротник рубашки.

– Стоять! – жёстко сказала Вера, и добавила: – Я сама. Это обязанность хозяйки дома. А ты гостя развлекай пока.

И снова поглядела на Макса, теперь уже не растерянно, а оценивающе. Макс был большим мальчиком, не новичком в отношениях полов, а подобные взгляды ловил на себе довольно часто. Он тут же осознал, чем может закончиться его знакомство с Верой Верещак, и поэтому строго сказал себе: «Стоп, спецагент Хабаров! Только дело». Врываться в тихую жизнь супругов из Пологих Сопок в его планы не входит. Баб полно везде. Пологие Сопки – не единственное место на Земле, где можно встретиться с женщиной, обладающей такими аппетитными формами.

Размышляя над этим, Макс глядел вслед удаляющейся Вере и покачивающей тем, что не могло не покачиваться при ходьбе. Покачивание не было вульгарным, а если и было, то самую малость. Отведя взгляд от хозяйской попки, он заметил, что и Верещак смотрит в ту же сторону с не меньшим вожделением.

– Так каким образом вы подставили Дмитрия Андреевича Мамалыгу? – повторил Макс вопрос, усаживаясь за стол.

– Я, пожалуй, Вере помогу, – попытался увильнуть от вопроса Верещак, но Макс, копируя интонацию Веры, жёстко приказал:

– Сидеть!

И Верещак поплыл. Он резко опустился на стул, и, не глядя Максу в глаза, принялся сбивчиво рассказывать:

– Это случилось в прошлом году. Осенью. В конце лета тайфун прошёл. Тайфун «Земфира». Слышали?.. Ну, не важно. Мы, пологосопчане, к тайфунам люди привычные. Но этот был такой, каких давно не было. С неба вода лилась сплошным потоком. На двор выйдешь – захлебнуться можно. Вздохнёшь – и захлебнёшься. Ей-богу! Не верите?.. У меня весь урожай винограда пропал. Я уж об остальном не говорю. Столбы телеграфные все повалились. Провода оборвались. Ни света, ни связи, ни хрена…

– Ближе к делу, – подстегнул старика Макс, – и можно снова на ты.

– Куда уж ближе! И так самую суть… Стихийное бедствие! Потом аж до зимы последствия устраняли. Добраться до нас только через полмесяца смогли. Да и то потому, что после тайфуна сразу жара наступила. Да и когда тайфун гулял, тоже не холодно было. Только мокро. Если бы Пологие Сопки не на сопках располагался, смыло бы посёлок к едрене фене.

– А если ещё ближе? – сказал Макс, уставший слушать про тайфун.

– Заканчиваю. Тайфун, значит… Что делать – ни света, ни связи. Ах, да, я уже рассказывал… Бухали все, у кого водка да вино в запасах было. И Митька Мамалыга бухал. А что не бухать, если вино есть, а работы нет? Куда сунешься, если идти некуда?..

Макс достал сигареты и без разрешения хозяина закурил. Он хотел было ещё раз напомнить Верещаку, что пора бы уже переходить к инопланетянину, но тот и сам решил, что пора.

– Вот в аккурат к окончанию Земфиры он и выплыл. И прямиком к моему огороду. Его даже Туман трогать не стал, обнюхал, чихнул и пошёл к себе в будку.

Верещак замолчал, задумчиво глядя на Тумана, лежащего у будки.

– Что было дальше? – спросил Макс.

– А дальше, мы его с Верой к себе в дом занесли. Еле от коряги оторвали, он к моему огороду на коряге приплыл. Зелёный весь, лысый… Только недолго он у нас прожил. К вечеру помер. В себя так и не пришёл… Царство ему небесное! – Верещак перекрестился, но, спохватившись, что рассказывает об инопланетянине, сплюнул и вытер щепоть о штаны.

– Но вы хоть пытались его спасти?

– А то, как же. Я фельдшера Ваську Прилепского сразу позвал. Он, правда, тоже бухой был. Сильно бухой. Но пришёл. Посмотрел на инопланетянина и говорит: «Я врач, а не ветеринар. Выкинь ты из дома эту погань дохлую». И ушёл дальше бухать. Я тогда к Митьке Мамалыге. Но он… – Верещак махнул рукой, – вообще, чуть живой. Лыка не вяжет никакого.