Текст книги "Марсиане"

Городок оказался точно таким, как я его представлял. Чистый, весь в цветах, вокруг горы, белые облака плывут в синем небе. Я ходил с планшетом, смотрел на фотографии, которые мне присылала Нэнси, но не мог найти ее дом. Городок узнавал, а ее дома не было.

В большом продуктовом магазине я показал фотографию Нэнси кассирше. Она пожала плечами и сказала, что такой женщины в ее городке никогда не видела. Я зашел в парикмахерскую, в салон красоты, еще в пару магазинов – везде меня встречали улыбки и пожимание плечами. Такой женщины никто не встречал!

Я вспомнил, что одно время Нэнси писала, что начала посещать местный бассейн. Бассейн в городе был один. Меня встретила миловидная тренерша, она узнала меня, сказала, что читала мои рассказы и любовалась моими марсианскими фотографиями. Она даже процитировала мои нехитрые мысли и грустные шутки, которые помнила наизусть, но, посмотрев на фотографию Нэнси, сказала, что этой женщины не только никогда не было в бассейне, ее никогда не было в этом городе. Она тут родилась, знает практически всех, Нэнси тут никогда не жила.

Все! Я не знал, что мне делать и как жить дальше. Слова Нэнси, что она живет под Нью-Йорком, теперь мне ничего не говорили. Она и там могла «жить» так же, как и в этом городке. Я сел в самолет, прилетел в Нью-Йорк, купил недорогую машину и поехал куда глаза глядят. В этом городке я остановился пообедать, В ресторане я взял местную газету и увидел, что тут очень недорогое жилье. Поблизости находился университет и две фирмы, где я мог применить свои знания. И я решил остаться, написать письмо Нэнси и ждать ответа.

Писал ей письмо два дня. Я рассказал, как она скрашивала мне годы, проведенные на Марсе, как мне снились ее рыжие волосы, как я представлял, что мы с ней пойдем вместе по вымытым улицам ее городка, как я буду слушать ее голос и смотреть в ее глаза. Потом я написал про свой приезд, про мои приключения в Канаде, про то, как я устроился под Нью-Йорком и попросил ее мне быстрее ответить. Ответ пришел через час. Она написала, что любит меня еще больше, чем раньше, что с городком она меня обманула, она жила в соседнем городе, но не хотела, чтобы я туда приезжал и искал ее. О причине нежелания встретиться со мной она писала раньше, с тех пор ничего не изменилось, про свой город под Нью-Йорком она тоже ничего пока писать не будет и не будет даже мне звонить. Ей надо привести свои чувства в порядок, она просила меня не делать глупостей, пока искать работу и подождать ее решения.

Про свой поиск работы я немного рассказал в прошлый раз. Меня никуда не взяли: в университете мне намекнули, что я безнадежно отстал в науке, а в фирме сказали, что у меня нет нужной практики.

И вот я с тех пор я живу тут, трачу свою пенсию, думаю о Марсе, мечтаю об экспедициях и жду писем от Нэнси. Я уже не жду встречи с ней. Я ее стал бояться больше, чем она. Кому я сейчас нужен: больной, без работы. Она мне пишет раз в неделю нежные слова и это, наверное, самое главное, что меня еще держит на Земле.

Стас замолчал. Вера подошла к нему, обняла его, положила голову ему на грудь и вдруг заплакала. Плакала она долго, Стас гладил ее по спине и недоуменно смотрел на меня. Вдруг Вера успокоилась, повернулась ко мне и спросила.

– Ты знаешь, где я работала да вашей редакции? Я работала в Центре космической психологии. А ты знаешь, почему меня оттуда уволили?

С этим вопросом она обратилась уже к Стасу. Он смотрел на нее, моргал глазами, ничего не понимая.

– Меня уволили за то, что я отказалась прекратить психологическую поддержку одного из работников марсианской станции после его прилета на Землю. Это нарушало условия контракта и вело к моему увольнению. Психологическая поддержка была важна только в космосе, а на земле эти ребята должны были справляться без нас. Они уже были отработанным материалом. А я продолжала переписку со своим подопечным и думала, как бы мне оказаться под Нью-Йорком и объяснить одному человеку, что у меня нет мужа, что меня зовут Вера, и я не похожа на фотографию женщины-модели, что висит у моего адресата на стене. И русский язык я знаю не потому, что у меня мама русская, а потому, что родилась и выросла в России. И что единственная проблема, которая мне мешает встрече с моим подопечным, это сказать ему, что слова о любви только сначала были взяты из инструкции, а потом пошли из моего сердца. И еще мне надо объяснить, почему слова Кристины так важны для меня. Но это я хочу рассказать своему адресату наедине, без посторонних.

Тут Вера посмотрела на меня и улыбнулась. Я выключил диктофон, допил кофе и тихонько вышел из квартиры. А они даже не заметили этого.

В редакции

– Что случилось? – спросил Шеф, когда я появился на работе. – Вера написала, что берет отпуск на месяц. Не спрашивала разрешения, а просто поставила меня перед фактом!

Шеф у нас добрый, но до определенного предела. Он сквозь пальцы смотрит на то, что его сотрудники мотаются по разным странам, спокойно оплачивает нам билеты, но требует, чтобы он был в курсе – куда и зачем. Он даже не сердится, когда мы приезжаем, скажем, из Австралии и говорим, что интересного материала нет.

– Это вам кажется, что ничего интересного нет! – обычно говорил Шеф. – Через пару дней все уляжется, и вы напишете.

Мы обожаем нашего Шефа. Полный, малоподвижный, он не любит путешествия, почти все время проводит в редакции, говоря, что за компьютером он узнает больше, чем мы, стремившиеся все увидеть своими глазами.

– Вы все познаете с одной стороны, – говорил он, – а я изучаю историю вопроса, анализирую, думаю. У вас меньше времени на осмысление увиденного. Но я вам благодарен за новую информацию, мы дополняем друг друга.

Я рассказал Шефу про Стаса, про Нэнси, которая превратилась в Веру, про ее старую работу и возмутился, что Центр Космической Психологии так безжалостно дурит головы ребятам на Марсе.

– Я знал про работу Веры в этом центре, – сказал Шеф. – Все было задумано правильно, у парней на Марсе была психологическая отдушина. Не у всех, конечно! Центр выбирал только тех, кому это было нужно. А Вера зашла слишком далеко, не надо было вселять надежду на продолжение. Ей дали четкую установку – только дружеские отношения. А она влюбилась! Теперь еще и наша редакция будет страдать от ее любви. Хотя я все понимаю и буду ждать ее.

– Думаешь, что она вернется? – удивился я.

– Уверен! – хмыкнул Шеф. – Я узнал Стаса из твоих рассказов – он будет жалеть ее и скоро выгонит.

Шеф оказался прав. Через месяц Вера появилась в редакции.

Рассказ Веры

– Ты знаешь, почему я ушла от Стаса? Потому, что я его очень любила и не могла спокойно смотреть, как он со мной страдает. Представь себе мужчину, который постоянно мучается от того, что не похож на моего героя. У него было два состояния: он или молча смотрел на звезды, или говорил, что нам надо расстаться. Так и ему будет легче, и я быстрее найду свое счастье.

– Ты и правда его другим представляла?

– Я его никак не представляла. Я его любила и все. И мне плевать, какой у него гемоглобин, какое наполнение пульса и как глубоки его морщины. Но я решила уйти, чтобы быть рядом, но не вместе. Пусть он побудет один, подумает и поймет, что со мной ему лучше.

Вера очень похудела за это месяц. На джинсах появился ремень, скулы заострились, лицо поблекло.

– Он еще страдал, что у него не осталось теплоты. Даже ко мне. Он понял и простил мой обман, старался быть ласковым, заботливым, но это все было через силу. Даже когда он обнимал меня, я чувствовала, что его мысли где-то далеко.

– И что он собирался делать дальше?

– Он сказал, что ему надо увидеть Кристинку. Он что-то понял, но не хотел ничего со мной обсуждать. Он вообще не говорил со мной о Марсе. Ты можешь представить человека, который постоянно думает о чем-то своем, но говорит о каких-то пустяках или предлагает тебе уехать и забыть его?

– Так он уехал?

– Не знаю. Я ему пишу каждый час, звоню, но в ответ только тишина. Но я этого ожидала, это его стиль. Подожду еще неделю и начну его искать. Адрес Кристины я знаю, начну с нее.

– Ей можно позвонить прямо сейчас!

– Я ей звонила. Она долго не могла понять, кто я такая, потом извинилась, что у нее мало времени, что она торопится, и отключилась. Но в конце сказала, что Стас к ней не приезжал и она ничего про него не знает. Но это только половина правды.

– Что ты имеешь в виду?

– Я уверена, что он к ней приезжал, но они не общались

– А какой смысл лететь через океан и не увидеть того, кто тебе нужен?

– Я думаю, что он видел ее, но его что-то остановило от общения.

– Я не понимаю.

– Я тоже не понимаю. В Стасе много непонятного. Но главное, я почувствовала, что он хочет что-то сделать, что у него мало времени, он торопится, и я ему только мешаю со своей любовью.

– А мне показалось, что и он тебя любит.

– Он любит Нэнси, виртуальную Нэнси. А я оказалась только ее тенью. Да еще худющей и навязчивой. Ему от меня ничего не было нужно. Ни секса, ни вкусной еды, ни заботы. Иногда мне казалось, он рад, что я рядом, но чаще я была помехой в его делах.

– В каких делах?

– Если бы я знала! Он не напускал на себя таинственность, он просто жил какой-то своей, непонятной мне жизнью. Часто уходил в информационный центр, что-то писал, но не давал мне прочитать, иногда звонил Майку и Иштвану, но всегда при этом уходил на балкон. Я все это терпела, понимая, что ему нужно время, чтобы привыкнуть ко мне. Месяца оказалось мало…

Вера села за свой стол и замолчала.

– Ты не будешь против того, что я съезжу к Кристине? – спросил я.

– Зачем? – спросила Вера, не поворачиваясь ко мне.

– Я хочу понять до конца историю про ушедших марсиан. А Кристина явно знает что-то, чего не знает даже Стас.

– Конечно, я не буду против. Только про меня ничего не говори.

Я пообещал хранить ее рассказ в тайне и пошел к Шефу. Эту главу я вставил в книгу много позже. Когда это стало неважно.

Кристина и Марек

Марек – муж Кристины. Я увидел его на крыльце небольшого белого домика. Они сидел, смотрел на яблоню, где краснелись аппетитные плоды, и курил.

– Здравствуйте! – сказал я, остановившись у низкой калитки.

Марек посмотрел на меня, похлопал по крыльцу и сказал по-английски:

– Привет, я не говорю по-русски, проходи и садись.

Я сел с ним рядом и тоже стал смотреть на яблоки.

– Наверное, вкусные?

– Если нравятся – сорви себе, сколько хочешь.

Я выбрал самое красное яблоко, сел рядом и стал рассказывать, что знаю Кристину из рассказа Стаса, что решил написать повесть о Марсе и сейчас собираю впечатления тех, кто был на станции.

– Кристины нет, – сказал Марек. – Она уехала два дня назад и вернется не скоро.

– Что с ней? – сделал я удивленное лицо, хотя и предполагал что-то подобное.

– Не знаю! Я ничего не понимаю. Она вернулась с этой чертовой станции совсем другая. Сначала она была как сумасшедшая. Мы целовались каждые пять минут, на следующий день поженились, она переехала ко мне в этот дом, а потом…

Дальше я попробую пересказать рассказ Марека. Я не все понимал, что он говорит, мешая английские и польские слова, но главное, как мне кажется, я понял.

…Сначала все дни Кристина проводила в огороде: полола, поливала, рыхлила, подрезала… Она пребывала в восторге от влажной земли, в которой жили жуки, сороконожки и черви, она как ребенок поражалась, что из набухших, впитавших воду семян через несколько дней появлялись и начинали тянуться к солнцу зеленые побеги. Она могла бесконечно гладить шершавые листья молодой редиски, тоненькие веточки укропа, блестящие, с красными прожилками листья свеклы. Она любила растирать между пальцев побеги помидоров и вдыхать их терпкий запах.

Кристина никого не подпускала к своему маленькому огороду, ни с кем не обсуждала свои сельскохозяйственные успехи и ни разу не приносила к столу плоды своей работы. Редиска и свекла оставались в земле до глубокой осени, укроп превращался в гигантские сухие желтые зонтики, помидоры перезревали и падали на землю, где их склевывали огромные черные вороны.

А по вечерам, она брала шезлонг, ставила его посреди газона, садилась в него, закутывалась в плед и смотрела на небо, где сияла красная точка Марса. Марек иногда присаживался рядом и просил ее рассказать про марсианскую станцию, про вездеход, про пустыни с красными пыльными бурями. Кристина сначала долго молчала, потом начинала рассказывать про Стаса, Иштвана, про розовые восходы, про огромные горы и глубокие, еще не исследованные расщелины. После этого она начинала плакать и говорить, что будет стараться об этом не думать, что самая большая глупость и несправедливость – это то, что ее перестали пускать на Марс. Ей было наплевать, что про нее, открывателя знаменитых туннелей, все забыли. Ей хотелось просто вернуться на станцию, носиться на своем вездеходе между огромными кратерами, а потом сидеть в лаборатории, разглядывая образцы пород в надежде разгадать еще одну марсианскую тайну.

Поплакав, она успокаивалась, уходила в дом и запиралась у себя в спальне. Там ненадолго включалась лампа, потом окно становилось темным, открывалось, раздвигались занавески, и тогда можно было видеть бледное лицо и светлые волосы молодой красивой женщины, смотрящей на мерцающие звезды.

Марек чувствовал, что с Кристиной что-то происходит, выходил на улицу, садился на крыльцо, курил, поглядывал на открытое окно и думал, как отвлечь любимую от грустных мыслей.

А в последний месяц все резко изменилась. Кристина стала более собранной, деловой, она часами сидела у компьютера, куда-то звонила, куда-то уезжала.

– Я люблю тебя! – говорила она Мареку. – Не скучай без меня и не думай ничего плохого. Я вернусь через пару дней, мне так надо.

Марек переживал, ничего не понимал и ничем не мог ей помочь. Между ними возникла какая-то стена, какая-то тайна, куда его не пускали, объясняя, что так будет лучше для них обоих.

А два дня назад, поздним вечером к их дому подъехала машина. Марек увидел, что Кристина прямо в ночной рубашке подбежала к ней, о чем-то поговорила с водителем, спешно вернулась в дом и стала собирать дорожную сумку.

– Мне снова надо уехать, – сказала она, упаковывая компьютер, белье и косметику. – Я вернусь не скоро, но ты жди меня и не волнуйся. Ничего страшного, мне просто нужно помочь одному человеку.

– Тебе нужно помочь еще одному человеку, – сказал Марек. – Мне тоже нужна твоя помощь. Я схожу с ума, глядя на твои метания.

– Ты сильный, ты ждал меня несколько лет, подожди еще немного. Я вернусь, и мы снова будем счастливы.

И она уехала. Марек заметил, что машина была из проката Варшавского аэропорта, что за рулем сидел мужчина с седеющими волосами, что Кристина села на заднее сиденье и сразу закрыла лицо руками.

– Ей, наверное, можно позвонить, – сказал я, когда Марек закончил свой рассказ.

– Она не отвечает на звонки, когда уезжает. Вот это меня больше всего и беспокоит. Раньше она раз в день присылала сообщения, что любит, скучает и у нее все в порядке. А сейчас нет даже и этого.

Я понял, что Марек рассказал все, что знал.

– Я попробую узнать, где она, и позвоню тебе.

– Хорошо, – сказал Марек. – Спасибо тебе! Я не думаю, что ты много узнаешь, но все равно спасибо.

Явно не в Париже

Я позвонил Вере из аэропорта.

– Я так и думала, – сказала она, выслушав мой рассказ.

– Может, попробовать найти Иштвана? – предложил я.

– Уже попробовала. Я связалась с Майком, узнала его телефон и адрес.

– И?

– И ничего! Он не отвечает. Я связалась с его соседями, они сказали, что Иштвана они не видели уже три дня.

– Остается Анри…

– Не остается…

Вера замолчала, и я почувствовал что-то недоброе.

– Анри умер три дня назад, – тихо сказала Вера. – Его телефон я тоже узнала у Майка, трубку взяла его девушка, Франсин ее зовут…

– А что произошло?

– Странно все это. Накануне вечером Анри много пил. Они снимали маленькую квартирку в Париже, в Латинском квартале. Анри быстро уснул, потом в два часа ночи встал, оделся и молча ушел. Франсин накинула плащ, побежала за ним, догнала на мосту, пыталась остановить, но он шел как робот – молча, глаза смотрят вперед, лицо мертвое. Так они дошли до Лувра, Анри сел на парапете фонтана у стеклянной пирамиды и застыл окончательно. Франсин трясла его за плечи, кричала, но он сидел, как каменный. Она испугалась, вызвала скорую помощь, и медики сказали, что он мертв. По их мнению – остановилось сердце. Они еще удивились, что он сидит и не падает, тело застыло, его так и погрузили в машину.

Я молчал, не зная, что сказать. Вера тоже молчала.

– Я через три часа вылетаю в Париж, – сказала она почти шепотом.

– Ты думаешь, они приедут на похороны?

– Может быть… Но с похоронами тоже странная история. Франсин сказала, что у Анри есть сестра в Канаде, но он почти с ней не общался – она ненавидела его за пьянство. Все заботы легли на Франсин, но медики попросили ее не торопиться – они хотят понять причину его смерти. Все органы здоровы, сердце в идеальном состоянии, непонятно, почему оно вдруг остановилось. Да еще это окостенение тела… Его куда-то в медицинский институт отправили. Сказали, что нужна неделя, чтобы во всем разобраться.

– И ты будешь ждать там Стаса?

– Не знаю… Я сейчас ничего не знаю и не понимаю. Дело в том, что я получила сегодня от Стаса письмо! Странное такое, я тебе его перешлю, прочитаешь в самолете, может, ты что-нибудь поймешь.

Письмо и в самом деле было странное. Оно было адресовано Вере, но было такое

чувство, что Стас писал его для себя. Вот оно:

Вера, милая!

Прости, что не отвечал на твои звонки. Я физически не мог этого сделать. Но я думаю о тебе и иногда огорчаюсь, что мы не вместе. А чаще радуюсь, что ты сейчас не видишь меня. Я немного запутался и пытаюсь понять, кто я, что меня ждет впереди. Прости за высокопарные слова, но я отчаянно пытаюсь найти свое место в этой жизни.

Ты знаешь, родная, иногда мне кажется, что я перестал быть человеком. Нет, ты не бойся, я не зомби и не монстр. Я просто перестал радоваться тому, чему радуются все. И стал страдать от того, о чем все очень редко задумываются. Тебе покажется странным, но меня волнует, что на окраине нашей галактики черная дыра засасывает молодую звезду с тремя прекрасными планетами. Это занимает меня больше, чем моя усталость и внутренняя неустроенность.

И еще я задумываюсь о смерти, не понимая, почему никто не хочет окончательно решить эту проблему. Здоровьем занимаются миллионы, а смертью – никто. Ах, да! Ведь это экономически невыгодно! Проще прятать голову в песок и ждать, когда к тебе придут и скажут: «Пора!»

Я пишу не о себе. Я спокойно ко всему отношусь. Такое наступает, когда ты никому не нужен. Даже тебе, родная. Я не могу пока тебе дать того, что ты ждешь. Ведь ты ждешь счастья, а не страданий. И дело не в моем здоровье. Ну, поставят мне вместо сердца насос с батарейкой, проживу я еще лет сорок, мучая тебя и себя. Нам это надо?

У тебя и так много проблем, а я тебе добавлю свои. Причем такие, которые мы не сможем решать вместе. Ты будешь только смотреть на меня и страдать от того, что ничем не можешь мне помочь.

Я решил уйти. Не навсегда. Мне нужно разобраться с собой, а это я могу сделать только один. Ты умница! Ты это почувствовала и ушла сама, чтобы дать мне свободу. Я знаю, что мне надо делать. Ты меня не ищи и ни о чем не спрашивай. Тебе многое будет непонятно. Это понятно только тем, кто прошел через марсианский ад, кто почувствовал прошедшие миллионы лет.

Запутал я тебя. Я все потом расскажу, когда преодолею то, что мучало меня последние годы. Помочь мне ты пока не можешь. Я буду рад, если ты найдешь свое счастье. И буду рад, если ты меня подождешь. Просто помни меня и улыбнись, когда мы будем разговаривать. Мне многого не надо.

За меня не волнуйся. Я в спокойном тихом месте. Тут нет красных ураганов, тут нет марсианских морозов, тут много кислорода, пищи. И небо надо мной такое голубое. И скалы теплые, приветливые. И еще птицы. Я давно не видел летающих птиц. В своей квартире я редко смотрел на небо.

Прощаюсь с тобой. Я буду иногда писать. Но ты не жди моих весточек. Живи так, как будто меня нет. Мне так будет спокойнее.

Целую тебя!

Стас.

В московском аэропорту я позвонил Вере.

– Я прочитал письмо. Могу сказать одно – Стас явно не в Париже.

– Да, – сказала Вера. – Ты еще забыл добавить, что все кончится хорошо! Я это знаю. Я даже знаю, какие таблетки ему могут помочь, но он их не будет пить. Он скажет, что от Марса никакие таблетки не помогут. Я ненавижу эту планету. Она искалечила моего любимого человека. Он совсем поглупел и думает, что я ему не нужна. Ну и черт с ним! Он мне нужен, и этого пока достаточно. Ладно, сменим тему. Ты сейчас в аэропорту? Включи геолокацию на телефоне и стой на месте, я тебя найду. У меня есть еще двадцать минут.

Вера была в синих джинсах, черной кожаной куртке и в серых кроссовках. Она не изменила своей привычке одеваться, как одевались наши родители. Лицо ее было бледным, она еще больше похудела за эти дни.

– Хочешь, я полечу с тобой? – предложил я.

– Нет, будь на работе. Я, может, попрошу тебя кое-что сделать для меня. Я позвоню тебе или напишу.

– Я был рад увидеть тебя!

– И я тоже. Ты сейчас единственный человек, с которым я могу обсуждать свои проблемы.

И она ушла.