Текст книги "Сезон зверя"
Автор книги: Владимир Федоров
Жанр: Исторические приключения, Приключения
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)
При рождении на этом месте у Афанасия оказался лишний шестой палец. Старики, как увидели, так и зашептались: «Шаманская кость. В прабабку пошел, в Акулину. Ойуном большим будет…» А мать перепугалась: скольких шаманов за последние годы посадили! Вон и мужа уже два раза по повестке вызывали. И только из-за того, что бабка шаманкой была, да мать всю жизнь скотину лечила, кости правила. А теперь он еще и сына-ойуна породил! Нет, коли так шибко невзлюбила новая власть веру предков, не надо играть с огнем. И повезла молчком побыстрее Афоньку в райцентр, в больницу, чтобы отрезали лишний палец. Врач тоже решил, что этот палец мальчишке только мешать будет, и сделал несложную операцию. Правда, отца это все равно уже не спасло, но Афанасию шаманскую дорогу действительно перекрыло. Когда он немного подрос и стал видеть первые сны, по ночам к нему часто приходила Удаган-Акулина и сокрушалась, что он потерял шаманскую кость. А мать, как она потом сама вспоминала, бабушка во снах сильно ругала за операцию, предупреждала, что аукнется это еще мальчонке. Не аукнулось. Афанасий вырос и состарился без всяких проблем с властью, если не считать, что долгое время был сыном репрессированного врага народа.
Вот и сегодня Акулина показала, что помнит его, дала знак, хоть и на исходе уже ее шаманская сила: осенью ровно век будет, как покинула она Средний мир. А когда умирала, говорила: «Сто лет буду еще с вами, буду помогать, чем смогу. А потом насовсем уйду в Джабын, в мир мертвых шаманов». Нынешняя могила ее – третья по счету, как положено, в земле. Ровно двадцать пять лет назад погребли. Два первых захоронения в арангасах-лабазах были – на деревьях, там – наверху, на сопке. Первый арангас от времени упал – дед ее косточки во второй переложил. Второй упал – в землю положили, как обычай велел и как она сама завещала. Только похоронили не наверху, а под горой – место спокойнее. Наверху-то, рядом с самым арангасом, во время войны полосу проложили, самолеты сперва в лагерь какой-то груз возили, а потом к геологам летали, что на Дыбах разведку вели. Ну и беспокоили бабушку сильно…
Плоская вершина сопки, уже полностью освободившаяся от снега, еще накрытая рваной шкурой желтого, не ожившего мха, была расчерчена извилистыми линиями бараньих троп. Кое-где виднелись старые лежки, вытоптанные копытами и вытертые боками до желтого суглинка плешин. Никаких посторонних предметов видно не было, но в самом центре площадки чернел большой ровный круг, словно старое гигантское костровище.
«Ин-те-рес-но! – протянул Афанасий. – Откуда он взялся?!» Разжигать костры на участке, кроме него, было некому, да и зачем это делать на голой сопке?.. Еще раз вспомнив вчерашний мерцающий огонь, совсем не похожий на костер, он наконец-то догадался: «Однако, метеорит упал… Геологам показать надо…»
Глянув вокруг, – не валяется ли где поблизости оплавленная булыжина? – он цепким взглядом таежника тут же заметил чуть в стороне четкие и свежие отпечатки пятипалых лап.
«Какой любопытный Старик! – Афанасий покачал головой. – Вперед меня посмотреть прибежал. Не наш, однако, с другого места прикочевал, большой шибко. Как бы лошадок не тронул, надо их поближе к избушке перегнать…»
И Афанасий заспешил к зимовью.
Вертолет уже полтора часа рубил винтами поднебесье. Монотонный гул турбин и мелкая вибрация всего корпуса постепенно утомили сидящих внутри, и почти все они задремали. К тому же для большинства плывущие внизу горы не казались чем-то необыкновенным, подобную картину они видели многие десятки раз, и она волновала их лишь в первые минуты. Но только не Зденека Шастеля и двух практикантов – Верку Заимкину и Валерку Стрельцова, которые то и дело прилипали к иллюминаторам. Верка вообще в первый раз в жизни летела на вертолете, да и на Крайнем Севере оказалась впервые. Хотя второй год числится в сибирячках – ровно столько, сколько учится в техникуме. Вообще-то она родом с Брянщины, из глухой, затерянной в лесах и снегах деревеньки Еловая, но так случилось, что приехала учиться на геолога в далекий, неведомый ей Иркутск. Там давно жила ее родная тетя, вот Верка и перемахнула к ней почти через всю страну. В Еловой она оставила мать и терзавшие ее тогда воспоминания о первой неудавшейся любви. А геологию выбрала, чтобы забраться куда-нибудь подальше в лес или горы от всех людей, казалось, так и тычущих пальцами в неудачницу, брошенную простым сельским трактористом. Отслужив в армии, ее Петька, с которым она гуляла еще с восьмого класса, которого верно ждала два года на виду у всей деревни, которому по два раза в неделю писала длиннющие письма, просто не пожелал вернуться в Еловую. И не позвал ее к себе в Тверь, где остался и устроился после дембеля. Но, как говорится, нет худа без добра, и та же самая любовь, которая заставила ее пролить немало девичьих слез и фактически сбежать куда глаза глядят, распахнула перед ней не только двери в романтическую и увлекательную профессию, но и в яркий, наполненный событиями и интересными людьми мир бывшей сибирской столицы. К тому же в первое время, замыкаясь в себе и не ища веселых компаний, Верка пряталась от однокурсников в библиотеке. И здесь она, еще не ступив ни шага по геологической тропе, начала открывать для себя огромный и загадочный мир тайги, гор и приключений. По книгам. В ее родной Брянщине она бы никогда и не услышала о сибирских писателях-геологах, а тем более не прочитала их повестей и романов. А теперь с героями первопроходца-изыскателя Григория Федосеева, известного палеонтолога Ивана Ефремова и их предшественника Вячеслава Шишкова Верка прошла тысячи маршрутных километров по Восточной Сибири и Дальнему Востоку, побывала в пустыне Гоби, на Алтае и на Крайнем Севере. Вместе с ними она погружалась в тайны Угрюм-реки и кладбища древних животных в недрах гольца Подлунного, спасалась от неминуемой гибели в тисках Джугджура, задыхалась в раскаленных песках Монголии, шла заповедными тропами, ведомыми только «лесному человеку» Улукиткану, выслеживала коварного медведя-людоеда на склонах Ямбуя. А поскольку авторами этих книг были не выдумщики-беллетристы, а много повидавшие, умудренные преодолением реальных сложностей и сделавшие настоящие большие открытия люди, то эти повести и романы могли служить и служили хорошими учебниками полевой геологической жизни. К тому же Иван Ефремов был прекрасным историком и даже автором не совсем типичных для «советской» литературы философских взглядов и порожденных ими героев. Чего стоила одна знаменитая гетера Таис Афинская, которую он не побоялся сделать главной героиней романа. Правда, дождаться очереди в библиотеке на этот роман было не так-то легко, но Верка дождалась и почти окончательно влюбилась в Ефремова. «Почти» потому, что он писал еще и фантастику, а ее-то Верка не очень жаловала. Так что год она прожила в книжном, но при этом вполне реальном и осязаемом мире, где главными действующими лицами были настоящие парни с их мужскими поступками, крепким словом, порядочностью и готовностью вызволить друга из любой беды. На этом фоне образ мелкого в своей расчетливости Петьки быстро тускнел и постепенно сходил на нет.
Веркины обида и боль стали потихоньку угасать, а потом и вовсе поселились лишь где-то в самом потаенном уголке памяти, заслоняясь иными впечатлениями, встречами, лицами. Прошло несколько первых, самых сложных месяцев, потом первый год, и волшебная сила молодости оживила, возродила ее для новой жизни и, может быть, новой любви, сначала осторожно повела, а потом и помчала по кругу стремительной и радостной карусели студенчества.
И вот теперь Верка была по-настоящему счастлива и не могла этого скрыть: темно-карие глаза на смуглом лице то и дело радостно вспыхивали, по губам блуждала едва заметная улыбка. Еще бы, отвиснут же челюсти у однокурсников, когда она им выложит, что не ковырялась, как большинство из них, в какой-нибудь глине, гравии или прочих стройматериалах за околицей сибирской деревни, а искала золото, настоящее ЗО-ЛО-ТО! И не где-нибудь, а возле самого Полюса холода, в заповедных горах со снежными вершинами, в местах, куда, можно сказать, нога человека не ступала!
Опережая события, она на мгновение мечтательно прикрыла глаза и тут же оказалась в том самом каньоне, что видела недавно в американском фильме «Золото Маккены». Обрывистую стенку каньона рассекало несколько мощных жил ослепительно-желтого цвета, а у подножия валялись огромные куски горящего на солнце металла. Высоко в небе (ее же ждут такие дикие края!) парил хищный гриф, но (на месте ей иногда будут выдавать оружие!) бедро успокаивающе ласкал кольт, и к тому же (в лагерь для них уже перегнали полудиких лошадей!) верный мустанг ржал за спиной, добавляя уверенности. А из глубины каньона мчался на своем вороном красавец ковбой Маккена…
«Вот с последним будет посложнее… – Верка открыла глаза и уже взглядом прекрасной и отчаянной киногероини незаметно, но оценивающе скользнула по спутникам, с которыми ее соединила судьба на весь полевой сезон. – Начальник партии и их отряда Игорь Ильич?.. Нет, слишком стар, пожалуй, ему уже за сорок. Да и со своими очками, аккуратной бородкой и ленинградской интеллигентностью он просто не будет смотреться в седле… Хотя в решительности действий ему не откажешь. Чего стоит одна сегодняшняя операция по вызволению Полковника, как пошутил Диметил, “из вражеского плена”!» В последние дни перед вылетом Верка не раз слышала, как этим прозвищем то с оттенком восхищения, то с ехидцей называли какого-то мистического горнорабочего, которого она так и не увидела за все время подготовки к забросу отряда. В конце концов старший техник партии Ленка, девчонка чуть постарше Верки, с которой они быстро сошлись, потихоньку шепнула практикантке, что знаменитый маэстро лотка и кайлы, он же в миру Карпыч, получив причитающийся аванс, ушел в запой и загремел вместе со своими дружками на пятнадцать суток. Для их начальника это настоящее ЧП, даже трагедия: перед самым полем все хорошие промывальщики давно разобраны по партиям, да и такого, как Полковник, вообще не сыскать! Не зря же они его всю зиму прикармливали. Что теперь делать – неизвестно. Но Белявский, оказывается, знал, что делать. Когда вертолет уже раскручивал винты на полосе, загруженный снаряжением и геологами грузовик завернул к милиции. «Я сейчас, быстро», – бросил на ходу Белявский и нырнул в мрачное каменное здание. Он действительно вышел ровно через пять минут, а за ним, догоняя, буквально летел по воздуху обросший, исхудалый, оборванный, но очень счастливый мужичонка, за которым еще более радостно скакала похожая на хозяина собака. «Спаситель! Спаситель! Ильич! Век не забуду! Ильич! – кричал мужичонка в спину Белявскому. – Сезон отпашу, Ильич, по полной!..» Как объяснил всем вслух в машине Белявский, ему удалось-таки вырвать Карпыча из рук милиционеров… «Что же, шеф поступил как настоящий мужчина. Но возраст… Начальник… Нет, не то…»
Верка перевела взгляд на Диметила. После взлета он почти сразу вытащил из рюкзака свой «Зенит» и сейчас сидел, уткнувшись им в иллюминатор вертолета. А может, ему так было проще скрывать смущение, которое он явно испытывал до сих пор по отношению к ней.
«Итак, Диметил… Пардон, мы уже встречались в романтической обстановке…» – Она не смогла сдержать улыбки, вспомнив про их знакомство. Прилетев два дня назад в Северомайск и отыскав здание экспедиции, она поинтересовалась у первого же встречного в коридоре, кто у них занимается практикантами. Ответ был доброжелательным и полным:
– У нас на этом деле сидит товарищ с очень необычной, но очень геологической фамилией – Диметил. Запомнили? Ну-ка повторите!
– А чего не запомнить-то? Ди-ме-тил. Это как мазь от комаров, да?
– Правильно. Сразу видно, не в первый раз в тайгу собираетесь. А то кое-кто из столичных девочек такого слова и не слыхал. Так вот, зайдите в кабинет номер пять, объясните, что вы на практику, и спросите Диметила.
– Спасибо большое.
– Не за что.
Она так и сделала, но вместо ответа в указанном довольно многолюдном кабинете вдруг последовал взрыв хохота. Смеялись за всеми столами, только за одним молча и густо покраснел лысоватый мужчина средних лет, а потом схватил сигареты со спичками и почти выбежал в коридор.
– Да не сюда вам, девушка, – наконец произнес человек в очках, скользнув рукой по своей аккуратной интеллигентской бородке. – Над вами просто пошутили. И вы сегодня здесь уже не первая. Так что извините нашу реакцию. Вам на второй этаж надо, к замначальника по кадрам. Кабинет номер двадцать три. Иван Сидорович Сосновский. Он даст вам направление в одну из партий.
И так уж получилось, что направление ей вручили именно к ним, в Дабанскую партию.
Вечером того же дня Ленка, которая не ехала в этом году в поле из-за поступления на заочную учебу, пригласила Верку к себе на чай в общежитскую комнатку и все объяснила. Оказалось, что Вадима в его годы еще никто ни разу не видел рядом с женщиной. Более того, кажется, он вообще их панически боялся. И тому была причина: Вадим платил алименты на ребенка некой молодой специалистке, которую ему когда-то едва представили. Друзья попросили оформить с ней фиктивный брак, чтобы вытащить несчастную «по семейным обстоятельствам» в райцентр из далекого села, где она должна была отработать три положенных года. Они расписались, даже не распив по бокалу шампанского, и барышня укатила к маме во Владивосток за вещами. Она хотела поуютней устроиться в райцентре, а уж потом оформить с Вадимом развод. Но подзадержалась на берегу восточного моря сначала на несколько месяцев, затем на год. А потом на имя Вадима как «законного супруга» пришел из владивостокского суда исполнительный лист на ребенка, которого он никогда не видел. Конечно, это тоже было предметом для подкалываний неудачника по женской части. Потому-то местные шутники и отправляли к нему «на прием» всех приезжающих «невест». Одна из них и назвала впервые Вадима Диметилом, спутав название антикомарина с его молдавской фамилией Митител. Прозвище приросло мгновенно и намертво. «А вообще-то он умница, – сообщила в заключение Ленка. – Ленинградский горный институт с отличием закончил. Светлая голова, но по нашей части, увы…»
«Нет, Митител-Диметил отпадает. Какой уж он ковбой… Тогда Зденек Шастель? Кстати, иностранец. Как он сам представился, биолог с чешским именем и французской фамилией… А что? Высок, спортивен, даже красив… но… кажется, если на его пути будет даже десять золотых жил и пять киногероинь, а в это время откуда-то вылетит бабочка, то он бросится именно за ней…»
Все эти два дня Зденек только и толковал о своих уникальных крылатых красавицах, пересыпая речь латинскими названиями и научными терминами. Хотя, надо отдать ему должное, для чеха говорил по-русски просто прекрасно, лишь с очень легким акцентом, похожим на прибалтийский. Он с улыбкой объяснил: «Во-первых, я был хорошим мальчиком и учился на отлично. А русский язык у нас преподают с четвертого класса, говорят, старшего брата по социализму надо уважать и знать. Так что если вам встретится чех, который плохо говорит по-русски, значит, перед вами – бывший двоечник или троечник». А во-вторых, у него была большая практика – перечитал на русском все труды о бабочках и облазил в погоне за ними почти весь Союз и Россию, переместившись в них из тщательно проутюженной Европы еще семь лет назад. И вот теперь не только забрался в Якутию, но и сумел уговорить нужных людей пристроить его на месяц-полтора в геологическую партию, куда-нибудь поближе к Полюсу холода, где, по предварительным данным, он мог надеяться на встречу с некоторыми видами бабочек, не обитающих больше нигде в мире.
«Нет, Маккена, бегающий с сачком по горам, – несолидно, даже если он и утверждает, что с его древним родом связана какая-то таинственная история. Небось, тоже вокруг бабочек… Вычеркиваем и следуем дальше… Только что вырванный из милицейских застенков Полковник – Карпыч? Точнее, Карп Карпыч, к которому уже сейчас все обращаются просто как к Карпычу. Видимо, потому, что прозвище Полковник ему самому не очень-то нравится, а произнесенные вместе его имя и отчество напоминают то ли часть скороговорки, то ли воронье “кар-кар”. Интересно, почему же он все-таки “Полковник”? Может, раньше был военным? Но если и был, то весь вышел. Конечно, как говорят, классный шурфовщик и промывальщик – золота не упустит. Но небрит, простите, немыт, еще старше начальника, к тому же мелковат и хлипковат, да и, судя по всему, большой любитель зеленого змия. А уж о красоте киногероя и говорить не приходится… Хотя собака у него просто замечательная – забавная смесь дворняжки, видимо, с лайкой. Найда. Как он сам только что сказал, дворцовых кровей. Исхудалая, конечно, жизнь потрепала не меньше хозяина, но ничего, на полевых харчах откормим…»
Будто услышав Верку, Полковник быстро и заговорщически глянул на нее, встрепенулся и в который уже раз начал крутить головой по сторонам, явно горя желанием с кем-нибудь переброситься словом, но, видимо, не зная, с кем и по какому поводу. Как всякого человека, неожиданно вырвавшегося на свободу, его переполняла беспричинная любовь ко всем окружающим, ставшим, пусть даже и случайно, соучастниками его вызволения. Выцветшие глаза неопределенного цвета, глубоко спрятанные за сиреневыми мешками век, то и дело вспыхивали счастьем бездомного пса, внезапно обретшего шикарную конуру и самого заботливого хозяина. Такую расположенность ко всему миру Верке приходилось видеть только у ребятишек дошкольного возраста.
Наконец Полковник определился, повернулся к Диметилу, обнаружив даже знание его отчества, и почти прокричал на весь салон:
– Ты эта, Николаич, фотоаппарат-то взял, а леску, крючки-то не забыл? Говорят, там, по Тыре, харюза тьма-тьмущая…
– Взял, Карпыч, взял, – негромко ответил Вадим.
– Я бы тоже взял, приглядел даже в охотничьем магазине, но… – Полковник махнул рукой. – Загулял… мать твою не так!.. И менты не вовремя повязали. Не дали собраться толком, сволочи!.. – Он перевел взгляд на Диметила. – А коли ты… эта… не забыл – хорошо! Потаскаем харюзят… Да-а… – И снова начал то подталкивать соседей, то поглядывать на противоположное сиденье, решая, с кем и о чем еще можно переброситься парой слов.
«Итак, – подвела промежуточный итог Верка, – полковник Карпыч нам явно не подходит. Кто у нас следующий?.. Валерий?..»
Верка незаметно перевела взгляд на студента, который внимательно глядел в иллюминатор, но делал вид, что ему это все не впервой.
«А он ничего, и штормовка сидит на нем ладно. Только вот постоянно хочет показать себя бывалым таежником, хотя всего на курс старше. И ироничен слишком. Если это не пройдет, то, мистер Валера, вам тоже не видать золотого каньона… Впрочем, вы и сами-то, кажется, не больно на меня поглядываете. Наверное, у вас уже есть своя дама сердца?.. – Верка разочарованно вздохнула. – Да, наличный состав вертолетного десанта исчерпан. Остается только какой-то загадочный шурфовщик Тамерлан, которого мы должны забрать по пути с зимнего участка, и ждущий на месте каюр Афанасий… Интересно, почему Тамерлан? Он что, похож на того жестокого завоевателя?.. Ленка сказала: увидишь – поймешь… Афанасий, поскольку он при лошадях, в какой-то мере может считаться ковбоем, но, говорят, уже пенсионер и любит уединение и покой… Итак, прекрасная искательница приключений, – Верка иронизировала уже над собственной киногероиней, – в ближайшем вашем окружении мистера Маккены и достойного претендента на ваши романтические порывы не просматривается. А посему придется его поискать в каньонах той самой, как записано в проекте работ, “горно-таежной местности повышенной категории сложности”… Нет, а все-таки как это здорово, что я попала именно сюда!» – вновь обратилась она в восторженную студентку и припала к иллюминатору. Вертолет, заставляя замирать сердце, то проходил над самыми остриями пиков, что, казалось, едва не чиркали по его зеленому брюху, то зависал над бездонными впадинами долин, в которых далеко-далеко тонюсенькими серебряными нитками проблескивали речки.
Неожиданно Валерка резко повернулся к ней, ткнул пальцем в стекло и прокричал:
– Бараны! Смотри быстрей, пролетим!
Верка поймала направление и – точно! – увидела, как поперек белой манишки горы катились какие-то темные точки.
– Откуда здесь бараны? – Она внимательно глянула на него: не подвох ли опять?
– Да снежные это. Чубуку называются. Между прочим, в Красную книгу занесены.
– Снежные… Ой, как здорово!
– Ровно двадцать штук.
– А ты как сумел сосчитать?
Валерка придвинулся к ней, чтобы не так мешал шум двигателей, и доверительно сообщил:
– Есть очень простой способ. Быстро считаешь количество ног и делишь на четыре.
– Да ну тебя! – Верка прыснула и отвернулась.
Валерка довольно улыбнулся.
Аккуратно облетев перевал, вертолет нырнул в долину и стал быстро снижаться.
– Дыбы! – громко пояснил Игорь Ильич. И уже специально для Верки добавил: – Тут Дыбинская партия круглогодичную разведку ведет, тоже на золото. Основная работа у них зимой, а сейчас только промывка проб. Вот мы у них на лето Тамерлана и заберем.
– А что, это имя у него такое или прозвище? – решилась все-таки спросить Верка, понимая, что, когда Тамерлан окажется среди них, сделать это будет неловко.
– Прозвище. Его так один «тематик» из Ташкента окрестил. Лет десять назад у нас пару сезонов в тематической экспедиции работал. Ну и пошло. А вообще-то в миру он Степан Петрович Хмаров. Или просто Петрович. Старый полевик. Промывальщик и проходчик – каких поискать. Потому и выпросили его у дыбинцев. А почему Тамерлан?.. Хромой он немного, ну и, конечно, по работе вечно с железом: то с ломом, то с кайлом, то с кувалдой. Вот и пристало – Железный Хромец-Тамерлан. Мужик неплохой, сама увидишь, хоть и смурной немного. Так всю жизнь в тайге, на дальних участках, на безлюдье, поневоле бирюком станешь.
Вертолет, не выключая двигателей, подсел на терраску, в раскрытую дверь влетело несколько мешков и вьючников, спальник, железная печурка, инструменты. Следом за ними влез здоровый мужик и, видимо, чтобы не надрываться, перекрикивая взвывшие на взлете турбины, только молча кивнул головой направо и налево. Начальник отряда тоже жестом показал ему на свободное место рядом со студенткой. Тамерлан грузно опустился на сиденье, обдавая Верку запахом застарелого пота и табака.
Когда вертолет набрал высоту и двигатели заработали потише, Игорь Ильич с довольным лицом хозяина, заполучившего хорошего работника, обратился к Тамерлану:
– Как отзимовал, Петрович?
– Да нормально, – равнодушно ответил он. – План выполнил.
– Небось, раза в полтора перекрыл?
– Маленько есть…
– А здоровьишко как?
– Не жалуюсь.
– Это хорошо. Значит, нынешний сезон вместе пахать будем.
– Выходит, так.
– Ребят моих ты половину знаешь, – произнес уже громко для всех начальник. – Новеньких только двое, практиканты. Да один недолгий заграничный гость. Вот, познакомься – товарищ Шастель из Чехии, ученый-биолог. Так сказать, прикомандирован к нам сверху.
Зденек привстал со своего сиденья, вежливо кивнул и протянул руку.
Тамерлан медленно приподнялся навстречу, отер о брезентовые штаны большую волосатую кисть, вымазанную, видимо, при торопливой погрузке, слегка сжал ею интеллигентские пальцы иностранца и снова молча опустился.
– Валерий Стрельцов. – Игорь Ильич сделал рукой жест в сторону практиканта. – Он наш, местный, доморощенный, дипломник из Алданского техникума.
Валерка тоже начал было вставать и поднимать руку, но Тамерлан даже не оторвался от сиденья – чуть повернул основательно заросшую физиономию и тут же вернул ее в исходное положение.
Белявский сделал вид, что не заметил такого пренебрежения к студенту и продолжил, правда, уже с некоторым нажимом на слово «Петрович»:
– А рядом с тобой, Петрович, единственная наша дама Вера Васильевна Заимкина. Прибыла она, Петрович, из далеких брянских лесов. Будущий техник-геолог. Прошу любить и жаловать.
Взгляды их на миг встретились. Он пробурчал что-то типа «приятно познакомиться», но Верка успела заметить, что в глубоко запавших под широкие лохматые брови глазах мелькнуло нечто среднее между равнодушием и презрением. Ей невольно захотелось отодвинуться подальше от этого угрюмого лесовика, но проклятая этика заставила изобразить улыбку.
– Ну а для вас, ребятки, – начальник обращался уже только к студентам, – встреча со Степаном Петровичем, можно сказать, подарок судьбы. Один из самых опытных работников нашей экспедиции. Уже четверть века из гор и леса не вылазит, знает их как свои пять пальцев. Старый таежный волк. А уж по части охоты тут ему вообще равных нет. Энциклопедия! Пользуйтесь, пока рядом, спрашивайте побольше. – Он повернулся к Тамерлану:
– Как, Петрович, не откажешь ребятам в науке?
– Мне не жалко, – криво усмехнулся тот.
«Да-а, – подумала про себя Верка, – такой не больно разбежится чему-то научить». Сидя рядом, ей было неудобно разглядывать Тамерлана, но она уже краем глаза отметила, что на вид ему лет пятьдесят. Об этом говорили густо припорошенная сединой нестриженая борода и такие же волосы, торчащие из-под когда-то белого, а теперь уже почти черного, засаленного накомарника. Солидный возраст и непростая жизнь были отмечены на глубоко прорезанном морщинами покатом лбу и вокруг близко посаженных, каких-то то ли уставших и потому раздраженных, то ли вообще просто недобрых по своей природе глаз. Огромные, поцарапанные и побитые во многих местах, покрытые красноватой задубелой кожей руки, которые так и хотелось назвать лапищами, мертво лежали на коленях, словно закогтив их. То, с какой легкостью забрасывал в вертолет Тамерлан свой скарб и тяжеленные ломы, мощная шея, подпирающая лохматую голову, налитые мышцами плечи и вот эти ни разу не дрогнувшие лапищи говорили о том, что немалые уже лета пока еще не затронули, не повредили физическую часть называющейся человеком машины, хорошо сделанной в самом начале, а потом отлаженно, зло и методично долбящей, дробящей и коверкающей год за годом земное лоно.
Просидев рядом с Тамерланом лишь четверть часа, Верка интуитивно уже почувствовала, даже точно поняла, что с этим сильным, нужным и опытным «таежным волком» у нее никогда не будет доверительных отношений. От него как бы шла волна холода, создающая вокруг какую-то зону дискомфорта. Впрочем, так, видимо, казалось только ей, поскольку начальник отряда глядел на Тамерлана чуть ли не с умилением, да и у остальных геологов, судя по всему, он вызывал если не симпатию, то точно уж уважение.
Верка тоже сразу не понравилась Тамерлану, и это было его обычной реакцией на любое новое лицо, появлявшееся рядом, тем более женское. «Ишь, соплячка, фальшивой улыбкой осчастливила… Знала бы, с кем рядом сидишь, в штаны бы наклала! И этот тоже распелся, начальничек, воспитателя-наставника нашел…»
Действительно, знала бы… Ведь даже Верке, при всей ее возникшей антипатии к Тамерлану, не говоря уж об остальных пассажирах спецрейса, и в голову не могло прийти, что за исчадие ада сидит рядом с ними в вертолете.
Валерке, естественно, Тамерлан тоже не понравился сначала своей угрюмостью, а потом тем, с каким пренебрежением он среагировал на попытку протянуть ему руку. «Да видали мы таких козлов! Представителя высшей касты из себя корчит, а в бане, наверно, полгода не был…» – Валерка с деланым безразличием хмыкнул и отвернулся к окну. Но настроение, заметно посветлевшее перед вылетом в поле, радостное предвкушение встречи с тайгой и горами Тамерлан ему заметно испортил. И снова потихоньку стали наплывать воспоминания о ней…
Валерка проснулся в ту ночь от какого-то грохота. Машинально вскинул руку к выключателю и несколько секунд щурился от яркого света, ничего не понимая. Потом обвел взглядом комнату и, упершись им в неизвестно откуда взявшийся светлый прямоугольник на обоях, не сразу, но сообразил. Перевел взгляд на письменный стол: да, на нем лежал сорвавшийся со стены портрет. Портрет Марины Влади.
Валерка откинул одеяло, шагнул к столу. Взял портрет, хотел было повесить на место, но оказалось, что тот не просто упал – лопнула нитка, на которой висел. «Немудрено, – подумал Валерка, – за столько лет могла и не выдержать…» Он поставил портрет на стопку книг, прислонив к стене. Поправляя опрокинутую карандашницу и собирая разлетевшиеся из нее ручки, обратил внимание на свою гордость – старинный металлический календарь. Он был «вечным», то есть показывал тот день, месяц и год, который на нем устанавливали. Для этого надо было лишь крутануть нужное количество раз центральную вращающуюся часть. Так вот, на календаре стояло 29 апреля, хотя сейчас было самое начало 26-го. «Видно, портрет ударил и повернул», – решил Валерка и переставил число назад.
Он лег в постель, погасил свет и мысленно возвратился к портрету. Валерка повесил его сюда перед окончанием школы. Третий год он уже учится в техникуме, да еще год до этого работал. Выходит, четыре года провисел.
С портретом была связана небольшая тайна. Валерка, собственно, только из-за этого его и купил. Изображенная на цветном фото еще совсем молодая Марина Влади в роли прекрасной купринской «ведьмы» Олеси была очень похожа на… Маринку. Для всех остальных на стене висела французская кинозвезда и жена Высоцкого, а для Валерки – одноклассница и первая его любовь. Правда, с годами она все больше становилась просто Мариной Влади.
Как и должно было случиться после такого события, под утро ему приснилась Маринка. Она глядела на него из распахнутого окна своего старого дома в их поселке и, стараясь казаться необиженной, выговаривала:
– Ну ты даешь, как уехал в свой Алдан, так за столько лет и ни разу выбраться не смог. Если уж про одноклассников забыл, то хотя бы на свои любимые озера приехал.
– А зачем теперь?
– Как зачем?
– Ну, ты же теперь… У тебя же…
– Так что, и повидаться нельзя?
– Почему же, можно, наверное. Мо…
Будильник оборвал неловкий разговор, но ощущение какой-то вины осталось. Идя на занятия в техникум, Валерка в который уже раз подумал: а действительно, не съездить ли в Усть-Вилюйск. Теперь-то можно, с Маринкой все улеглось. Билет из Алдана не бог весть какие деньги стоит, а с прошлого заполярного сезона еще кое-что осталось. Через месяц снова в поле – заработаю. И не в Маринке, в конце концов, дело, пора бы действительно на родные места посмотреть, по улочке родной пройтись, до того же Юркиного «магазина» добраться. Может, и с кем из одноклассников встретиться. Родных-то теперь там никого нет – отец с матерью вместе с ним в Алдан перебрались, тетка с дядей и двоюродным братом в Якутск переехали. А одноклассники вполне могут быть на месте, те же Васька и Федька вроде никуда не поступили…
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.