Текст книги "Авторитарная Россия. Бегство от свободы, или Почему у нас не приживается демократия"

В поисках альтернатив: Снова об «Оптимистах», «Пессимистах» и «Реалистах»

Возможен ли – и если да, то каким именно образом, – выход России из нынешнего «негативного равновесия», предполагающий кардинальную смену «правил игры» и новый поворот – в сторону демократизации или в сторону иного, более жесткого и репрессивного авторитаризма? Ответ на этот вопрос далеко не очевиден, по крайней мере, в краткосрочной перспективе. И дело не только в том, что пока условия для таких преобразований в России отсутствуют (никто из нынешних значимых акторов не способен и по большей части не склонен к их проведению). Проблема лежит в иной плоскости: опыт многих стран говорит о том, что преодоление «негативного равновесия» типа российского часто становится побочным следствием мощных внешних (экзогенных) шоков. К ним могут относиться войны, этнические конфликты, революции, природные и техногенные катастрофы, экономические кризисы и коллапсы и другие неожиданные процессы, которые ведут к резким изменениям структурных ограничений.

Под влиянием популярной книги Нассима Талеба[400]400
  Талеб Н. Черный лебедь: Под знаком непредсказуемости. – М.: Колибри, 2016.


[Закрыть] подобное неожиданное развитие событий, кардинально меняющее все прежние траектории развития, стало модным называть «черными лебедями». Но его наиболее адекватным кросс-культурным переводом на русский язык может служить хорошо знакомый россиянам «жареный петух».

Сколько-нибудь обоснованное предсказание внешних шоков, а тем более попытка предугадать их возможное воздействие на поведение элит и рядовых граждан – задача заведомо неблагодарная. Однако какими бы ни были возможные внешние шоки, сами по себе они едва ли повлекут коллапс политического режима, то есть его внезапное и относительно быстрое полное крушение, сопровождающееся практически полной сменой правящей группы и отказом от прежних «правил игры». Да, зачастую события такого рода происходят в силу стихийного и иногда во многом случайного стечения обстоятельств в «критический момент» истории, и нет оснований исключать вероятность коллапса и нынешнего российского режима в силу непреднамеренных последствий тех или иных шагов (особенно в ситуации, когда поддерживать «негативное равновесие» властям становится все сложнее).

Но, не сбрасывая полностью со счетов этот вариант, прогнозировать его гипотетические последствия было бы равнозначно плаванию без руля и ветрил в мутных водах околополитологической фантастики. Стоит заметить, что хотя житейская мудрость говорит: «Ужасный конец лучше, чем ужас без конца», но в отношении коллапса политических режимов эта логика не столь очевидна. Опыт краха царизма в России 1917 года и, например, «арабской весны» 2011 года в Египте, да и проанализированный в предыдущих главах книги опыт постсоветской России показывает, что результатом таких событий зачастую (хотя не всегда) может стать смена одних авторитарных режимов другими, подчас куда более репрессивными.

«На обломках самовластья» часто происходит то захват власти случайно оказавшимися в нужное время и в нужном месте политическими предпринимателями, то сопровождающееся массовым политическим насилием разрешение конфликтов новых элит по принципу «игры с нулевой суммой», то даже восстановление прежнего порядка в том или ином обличии. Так или иначе, в последующих рассуждениях я намерен вывести за скобки перспективы анализа внешних шоков для России и возможных механизмов их влияния на политический режим, включая и шансы на его коллапс.

Другой сюжет рассуждений, распространенный в общественных дискуссиях, – довольно популярное представление о том, что сохранение политического статус-кво или какие-то его изменения станут побочным продуктом экономического развития нашей страны[401]401
  См.: Трейсман Д. Ук. соч.


[Закрыть]. Возможность стать драйвером кардинальных перемен приписывается в этом случае экономическому росту или спаду, особенно длительному и глубокому. Но авторитарные режимы в целом не слишком уязвимы по отношению к экономическим кризисам[402]402
  Magaloni B. Voting for Autocracy: Hegemonic Party Survival and Its Demise in Mexico. Cambridge: Cambridge University Press, 2006.


[Закрыть]: сравнительные исследования говорят, что краткосрочные (пусть и глубокие) катаклизмы, равно как и длительные, но не слишком глубокие спады сами по себе не ведут к их трансформации[403]403
  Geddes B., Wright J., Frantz E. Op. cit.


[Закрыть].

Напротив, часто следствием экономических спадов становится инволюция[404]404
  Burawoy M. The State and Economic Involution: Russia through a China Lens // World Development, 1996, vol. 24, № 6. P. 1105–1117 (http://burawoy.berkeley.edu/Russia/china.pdf).


[Закрыть]: режимы словно «сворачиваются» вовнутрь, утрачивая способность к переменам на долгий срок. России, по мнению ряда специалистов, глубокие и одновременно длительные спады, подобные пережитому в 1990-е годы, не грозят при любом развитии событий. Экономика находится «в болоте»[405]405
  «Российская экономика в болоте»: Сергей Гуриев о новом кризисе, миллиардерах и реалистичной программе Навального // Forbes.ru, 2019, 13 мая (https://www.forbes.ru/finansy-i-investicii/375975-guriev-esli-lyudi-zarabotali-dengi-za-schet-politicheskih-svyazey-ih).


[Закрыть] и обречена в обозримом будущем либо медленно погружаться в трясину (особенно в условиях продолжающихся западных санкций), либо в лучшем случае столь же медленно, но неустойчиво расти. Так что экономические тенденции в России в краткосрочной перспективе работают на сохранение политического статус-кво, а не на его преодоление.

Столь же сомнительным выглядит и предположение, что длительный, устойчивый и относительно быстрый экономический рост (если он в силу тех или иных причин сменит нынешние тенденции) сам собой повысит спрос россиян на демократизацию и потому повлечет за собой политические реформы. Опыт быстрого экономического роста в условиях авторитаризма в Китае и других странах говорит об ином: хотя авторитарным режимам удается находить способы улучшить качество государственного управления, чтобы стимулировать дальнейший рост[406]406
  Libman A., Rochlitz M. Federalism in China and Russia: Story of Success or Story of Failure? Cheltenham: Edward Elgar, 2019.


[Закрыть], из этого не следует, что экономический рост как таковой задает стимулы к демократизации, а не к строительству авторитаризма (как случилось в России в 2000-е годы). Связь политических режимов и экономического развития – нелинейная, и политический процесс в любой стране (включая Россию) – это не только проекция социальных, экономических и международных условий. Политические процессы более или менее автономны от них и обладают собственной логикой эволюции.

Есть ли серьезные альтернативы сохранению политического статус-кво в России на долгие десятилетия? Большинство дискуссий на эту тему в основном касается текущей политической конъюнктуры и чаще всего связывает эти альтернативы с действиями Кремля, оппозиции или международных акторов. Хотя эти действия могут быть очень значимы для политических изменений (или для их отсутствия), куда важнее включить анализ политических преобразований, которые пережила недавно наша страна и которые она может пережить в обозримом будущем, в перспективу «долгого времени».

Этот термин взят из заголовка книги Егора Гайдара, посвященной исторической эволюции российской экономики и поискам ее места в современном мире[407]407
  См.: Гайдар Е. Долгое время. Россия в мире: очерки экономической истории. – М.: Дело, 2005.


[Закрыть]. Речь о том, что посткоммунистические политические процессы в России последних тридцати лет в историческом плане – это исключительно важный, но все же эпизод в длительной эволюции нашей страны. Вписав текущие тенденции в более широкую по своим масштабам и более длительную перспективу, специалисты получают возможность понять общие закономерности политических процессов, избежав риска не увидеть лес за деревьями фактов и цифр.

Посткоммунистические преобразования – это часть процесса модернизации: долгосрочного перехода различных стран мира от традиционных к современным обществам[408]408
  Теоретический анализ см.: Парсонс Т. Система современных обществ. – М.: Аспект-пресс, 1998.


[Закрыть]. Не вдаваясь в теоретические дискуссии о модернизации в целом и о специфике отдельных стран и регионов[409]409
  См., в частности: Травин Д., Маргания О. Ук. соч.


[Закрыть], стоит отметить, что различные подходы к анализу данного процесса в России рисуют совершенно разные картины, на фоне которых (в зависимости от выбранной специалистами исследовательской оптики), текущие процессы могут рассматриваться совершенно по-разному. Возвращаясь к противопоставлению «оптимистов», «пессимистов» и «реалистов», представленному в главе 2, стоит отметить два характерных полярных взгляда на политические преобразования в посткоммунистической России в длительной перспективе[410]410
  Разумеется, представления российских специалистов о логике развития страны не ограничиваются этими взглядами, но они наиболее характерны как полярные точки зрения на прошлое, настоящее и будущее России.


[Закрыть].

Наиболее ясную «оптимистическую» оценку в своей книге с примечательным названием «Просуществует ли путинская система до 2042 года?»[411]411
  Травин Д. Просуществует ли путинская система до 2042 года?


[Закрыть] и некоторых других публикациях дает Дмитрий Травин, для которого посткоммунистические преобразования в России являются завершающим этапом процесса российской модернизации, «точкой отсчета» которого стали Великие реформы Александра II[412]412
  Травин Д., Гельман В., Заостровцев А. Ук. соч.


[Закрыть]. Рассматривая российскую модернизацию в сравнении со странами континентальной Европы, Травин подчеркивает, что Россия в целом продвигалась в схожем направлении и сталкивалась с проблемами, сходными с европейскими странами, но делала это с существенным запозданием («догоняющая» модернизация). Многие срывы российской модернизации, включая последствия большевистской революции, стали, по мнению Травина, оборотной стороной ее быстрого прогресса, своего рода экстремальной формой реакции на модернизационные процессы.

«Тройной переход» тоже был для России решительным шагом на пути экономической модернизации, но поворот страны к авторитаризму оказался платой за эти достижения. Однако Травин подчеркивает, что у России сегодня не существует оснований для длительного сохранения авторитарного режима, и он связывает его укрепление с текущими фрустрациями и комплексами российских лидеров и элит, ставших следствием быстрых радикальных перемен в стране. Травин полагает, что смена поколений в России станет важнейшей движущей силой процессов демократизации в России.

В то время как авторитаризм неспособен решать проблемы страны, среди молодых людей, не заставших коммунистическую эпоху и ее болезненную трансформацию, нарастает спрос на перемены. Новое поколение заинтересовано в том, чтобы «прекрасная Россия будущего» стала частью Европы XXI века не только в географическом, экономическом и культурном, но и в политическом отношении, подобно тому, как это произошло после 1989 года в ряде стран Восточной Европы (хотя тенденции авторитарного отката – в более слабой форме, чем в России, – проявляются и там)[413]413
  О Венгрии см., например: Мадьяр Б. Анатомия посткоммунистического мафиозного государства на примере Венгрии. – М.: Новое литературное обозрение, 2016.


[Закрыть].

Предположения Травина о межпоколенческих противоречиях «отцов» и «детей» в России XXI века подтверждаются данными различных исследований[414]414
  Анализ данных массовых опросов см., в частности: Волков Д. Ценности, ориентации и участие в политической жизни российского молодого поколения // Европейский диалог, 2020, 12 июня (www.eedialog.org/ru/2020/06/12/cennosti-orientacii-i-uchastie-v-politicheskoj-zhizni-rossijskogo-molodogo-pokolenija/); Рогов К. Режим на карантине: обратный транзит, эрозия харизмы и инверсия предпочтений // Рогов К. (ред.) Год ковида: предварительные итоги и вызовы десятилетия. – М.: Фонд «Либеральная миссия», 2021. – С. 75–89 (https://liberal.ru/lm-ekspertiza/god-kovida2020).


[Закрыть]. Многие из тех россиян, кому сегодня (как автору этих строк) 55 лет и более, в большинстве склонны поддерживать статус-кво и некритически принимать на веру постулаты кремлевской пропаганды – отчасти в силу того, что случившиеся на их веку преобразования были весьма драматичными и сопровождались немалыми потрясениями, отчасти в силу возраста. Молодые россияне, напротив, настроены по отношению к российскому политическому режиму куда более критично. Они ориентированы на перемены не только в силу возраста, но главным образом потому, что сохранение «негативного равновесия» противоречит их интересам, особенно если речь идет о предпочтениях образованных жителей крупных российских городов[415]415
  Гончаров С. Кто голосовал против поправок // Riddle.io, 2020, 20 июля (https://www.ridl.io/ru/kto-golosoval-protiv-popravok/). Альтернативная точка зрения, согласно которой молодые люди в России предпочитают «уход» «протесту», см.: Zhelnina A. Op. cit.


[Закрыть]. Поэтому неизбежный уход со сцены стареющих «семидесятников» может способствовать повышению спроса россиян на демократизацию.

Однако сравнительные исследования говорят об ином: даже смена лидеров персоналистских авторитарных режимов в силу их естественной смерти отнюдь не гарантирует, что последующие перемены приведут к демократизации. Напротив, чем дольше автократы остаются у власти, тем выше шансы на то, что после ухода в мир иной их сменят другие автократы, не слишком отличающиеся от своих предшественников[416]416
  Kendall-Taylor A., Frantz E. Op. cit.


[Закрыть]. Так, смены персоналистских авторитарных режимов после смерти глав государств в Туркменистане (2005) и Узбекистане (2016) пока не привели к качественным политическим сдвигам в этих странах (несмотря на некоторую экономическую либерализацию в Узбекистане).

Противоположную точку зрения на российскую модернизацию и на политические процессы в современной России высказывает Андрей Заостровцев. Он полагает, что ни о какой европейской модернизации в России говорить в принципе не приходится[417]417
  Заостровцев А. Ук. соч.


[Закрыть]. По его мнению, Россия принадлежит к принципиально иной цивилизации, чем страны Запада (он называет ее «силовой» цивилизацией в отличие от существующей на Западе «правовой»). Такая цивилизация несовместима с гарантиями прав человека и с верховенством права, не говоря уже о демократии. Она ставит своей целью территориальную экспансию и тотальный произвол деспотического государства и, однажды сформировавшись, не подлежит фундаментальным изменениям со временем, хотя адаптирует для своих нужд достижения «правовой» цивилизации.

Противостояние этих двух цивилизаций, по Заостровцеву, извечно, неустранимо и проходит через века – собственно, вся история России представляет собой противостояние Западу. Отдельные эпизоды ее развития (включая процесс демократизации со времен Великих реформ и до 1917 года, а также крах коммунистического режима) были не более чем временными и не слишком значимыми флуктуациями[418]418
  См: Пайпс Р. Ук. соч.


[Закрыть]. И хотя Россия в ХХI веке уступает лидерство в рамках «силовой» цивилизации Китаю, демократизации она не подлежит. Полемизируя с известным лозунгом «Россия будет свободной!», Заостровцев утверждает иное: «если Россия, то не свободной, если свободной, то не Россия»[419]419
  См.: Вольтская Т. «Дефицит свободы порождает бедность». Что ждет Россию в 2021 году // Север. Реалии, 2021, 2 января (https://www.severreal.org/a/31014650.html).


[Закрыть]. По его мнению, демократизация обществ, принадлежащих к «силовой» цивилизации, возможна лишь вследствие особого стечения обстоятельств, которое возникает в результате внешних шоков и кризисов.

В качестве примера он приводит Тайвань, переживший оккупацию Японией и длительный конфликт с материковым Китаем и прошедший путь к демократизации в 1980-е годы благодаря умелому лидерству сына диктатора Чан Кайши Цзян Цзинго. Для России аналогом такой траектории развития выступает потенциально возможный распад ее авторитарного имперского пространства на более мелкие территориальные образования. Но в целом, считает Заостровцев, «правовая» цивилизация в XXI веке переживает закат и уступает «силовой», поэтому шансы на демократизацию в России (да и в мире за пределами Запада) несущественны.

Эта «пессимистическая» точка зрения уязвима по нескольким основаниям. Критики отмечали ее телеологизм и одностороннюю интерпретацию исторического опыта России и других стран: в анализ произвольно включаются одни факты из прошлого и игнорируются другие («правовой» характер странам Запада был присущ не всегда, а стал результатом длительной эволюции; Россия не была и не является настолько безнадежной страной, как это следует из работы Заостровцева)[420]420
  См. материалы дискуссии по итогам обсуждения книги: Заостровцев А. Ук. соч. – С. 278–305.


[Закрыть]. Данный подход также противоречит данным сравнительных исследований: электоральные демократии в современном мире остаются наиболее распространенным типом политических режимов, и отмечавшееся в 2010-е годы отступление демократизации, во-первых, не столь значительно, а во-вторых, не является необратимым[421]421
  Дискуссию на основе анализа данных см.: Treisman D. Is Democracy in Danger? A Quick Look at the Data. Manuscript, University of California at Los Angeles, 2018, 7 June (https://static1.squarespace.com/static/5a4d2512a803bb1a5d9aca35/t/5b19d7450e2e727770fa15f5/1528420167336/draft+june+7.pdf).


[Закрыть].

Пессимизм в отношении перспектив демократизации в России и в мире – отчасти реплика «пессимистического» консенсуса, господствовавшего среди специалистов в 1970-е годы, когда представления о глобальном кризисе и упадке демократии были преобладающими[422]422
  Crozier M., Huntington S., Watanuki J. Op. cit.


[Закрыть], а прогнозы, что демократизация коммунистических режимов заведомо невозможна, не вызывали сомнений вплоть до начала перестройки в Советском Союзе[423]423
  См.: Huntington S. Will More Countries Become Democratic? // Political Science Quarterly, 1984, vol. 99, № 2. P. 193–218.


[Закрыть]. Даже не вдаваясь в дискуссии о реальности и возможных позитивных эффектах территориального распада России, стоит отметить, что такие события сами по себе отнюдь не служат триггерами демократизации. Скорее наоборот: на месте одного авторитарного режима может возникнуть множество локальных[424]424
  Подробный анализ см.: Gibson E.L. Boundary Control: Subnational Authoritarianism in Federal Democracies. Cambridge: Cambridge University Press, 2012.


[Закрыть] автократий в регионах и населенных пунктах, подобных политическому режиму в поселке из фильма Андрея Звягинцева «Левиафан»[425]425
  См. полную версию фильма: https://www.youtube.com/watch?v=8li16lqdKBM.


[Закрыть]. Наконец, представления о вечной обреченности России на автократию вызваны тем, что сторонники таких воззрений заведомо впадают в позорный смертный грех уныния – не самый пригодный инструмент для научного анализа.

Каковы бы ни были макрооснования, на которых строят свой анализ «оптимисты» и «пессимисты», с точки зрения «реалистов» поиск альтернатив лежит по ту сторону ожиданий и неизбежности демократизации в России, и ее невозможности. Этот поиск опирается на то, что объективные факторы политических изменений (или их отсутствия) могут существовать и развиваться на протяжении длительного времени, но кардинальные политические сдвиги – как в направлении демократизации, так и в направлении авторитаризма – не происходят сами собой. Как правило, они становятся результатом и сознательных, и непреднамеренных шагов, предпринимаемых политическими акторами.

Путь, который Россия прошла после 1991 года от крушения коммунистического режима до консолидации авторитаризма, и возможные изменения этого режима в будущем, – это следствие действий политических акторов. Поэтому для осмысления возможных механизмов и последствий выхода России из нынешнего «негативного равновесия» и смены ее политического режима в среднесрочной перспективе, в рамках жизней нынешних поколений россиян (т. е. десятилетий, а не веков) приходится менять исследовательскую оптику и возвращаться от рассуждений о политике в России в духе «долгого времени» к изучению поведения акторов, их идей, интересов и институтов, на котором был основан наш анализ российской политики предшествующего тридцатилетия.

Любые возможные предпосылки демократизации, как и спрос на политические перемены со стороны граждан, всего лишь создают необходимые условия для демократизации, но не служат достаточными для нее условиями. Такие перемены чаще всего происходят в силу длительной и непростой борьбы граждан за свои политические права. Иногда случаются и «демократизации по ошибке», вызванные неверной оценкой автократами своих шансов и перспектив[426]426
  Treisman D. Democratization by Mistake.


[Закрыть]. Кроме того, исход политических перемен никогда заведомо не предопределен. Даже при сочетании объективных факторов для демократизации и усилий, предпринятых ее сторонниками, попытки изменений авторитарного режима могут включать в себя несколько раундов борьбы и сопровождаться не переходом к демократии, а ужесточением авторитарного режима. Примеров тому несть числа – от жесткого подавления студенческих выступлений в Кванджу в Южной Корее (1980) и введения военного положения в Польше (1981) до жесткого силового подавления массовых выступлений после президентских выборов 2020 года в Беларуси.

Поэтому не приходится удивляться тому, что распространенным вариантом трансформации авторитаризма часто становится не демократизация, а переход от одного авторитарного режима к другому[427]427
  Geddes B., Wright J., Frantz E. Op. cit.


[Закрыть]. И даже если на смену нынешнему персоналистскому режиму Владимира Путина придет новый автократ – скажем, некий гипотетический и условный «Шмутин», то само по себе это не будет означать демократизации России. При определенном стечении обстоятельств это может повлечь за собой даже поворот режима от «плохого» к «худшему». В опирающемся на схожий подход исследовании переходов к демократии в 1970–1980-е годы Гильермо О'Доннелл и Филипп Шмиттер сравнивали смену режимов с шахматной партией, исход которой заранее не предопределен[428]428
  O'Donnell G., Schmitter P. Op. cit.


[Закрыть]. Продолжая эту параллель, можно говорить о целом матче, играющемся сразу на нескольких шахматных досках одновременно несколькими игроками. Анализ такого сложного процесса – задача со многими неизвестными.

Пути из тупика: Что нам известно и что неизвестно

Важнейший вызов для российского авторитаризма – дефицит легитимности авторитарного режима в глазах россиян и нарастающие риски ее подрыва. События 2020 года в соседней Беларуси – конкурентные президентские выборы и последовавшие за ними массовые протесты – лишь усугубили это восприятие рисков в глазах Кремля. Поэтому ответные удары по политическим и гражданским правам россиян и по оппозиции вскоре не заставили себя ждать. Кремль инициировал пакет новых репрессивных законов, направленных на ужесточение наказаний для реальных и/или потенциальных критиков властей и их селективное применение по отношению не только к специально подобранным «мишеням»[429]429
  См.: Сеньшин Е. «Это пока не апогей». Чего ждать от новых законов об оскорблении власти и fake news // znak.com, 2019. 19 марта (https://www.znak.com/2019-03-19/chego_zhdat_ot_novyh_zakonov_ob_oskorblenii_vlasti_i_fake_news_intervyu_pavla_chikova).


[Закрыть], но и к целым секторам общественного активизма (включая регулирование просветительской деятельности, возможности произвольного закрытия доступа к интернет-сайтам и социальным сетям, уголовное наказание за клевету в отношении неопределенного круга лиц)[430]430
  См.: Глухова Н. Принтер без намордника. За что будут сажать россиян в 2021 году: перечень новых репрессий от Госдумы // Новая газета, 2020, 24 декабря (https://novayagazeta.ru/articles/2020/12/24/88505-rossiya-pod-zapretami).


[Закрыть].

В августе 2020 года на пути из Томска в Москву был отравлен Алексей Навальный – лишь благодаря цепи случайностей его удалось спасти и эвакуировать для лечения в Германию[431]431
  Навальный А. Дело раскрыто. Я знаю всех, кто пытался меня убить // navalny.com, 2020, 14 декабря (https://navalny.com/p/6446/).


[Закрыть]. В ходе его лечения медики установили, что Навальный был атакован с применением боевого отравляющего вещества типа «Новичок»[432]432
  Steidnl D. et al. Novichok Nerve Agent Poisoning // Lancet, 2021, vol. 397, № 10270. P. 249–252 (https://www.thelancet.com/journals/lancet/article/PIIS0140-6736(20)32749-5/fulltext).


[Закрыть], использованным ранее для отравления других лиц в России и за рубежом. Последующее журналистское расследование продемонстрировало, что к отравлению Навального была причастна группа сотрудников российских спецслужб, а один из ее участников в телефонном разговоре сам признался в содеянном[433]433
  Навальный А. Я позвонил своему убийце. Он сам во всем признался // navalny.com, 2020, 21 декабря (https://navalny.com/p/6447/).


[Закрыть]. Российские власти, впрочем, даже не особенно скрывали эту причастность, словно демонстрируя согражданам и внешнему миру готовность физически уничтожать своих противников самыми жестокими методами (тем более, что, по мнению ряда наблюдателей, отравление Навального было далеко не единственным случаем такого рода в России)[434]434
  Гаглоев А. «Отравители Навального» на Северном Кавказе: смерти активистов и боевиков // Кавказ. Реалии, 2021, 5 января (https://www.kavkazr.com/a/31034520.html).


[Закрыть].

Последующие за отравлением Навального события обострили политическую напряженность в России. В январе 2021 года, по окончании лечения в Германии, он вернулся в Москву и прямо в аэропорту был арестован и позднее приговорен к тюремному сроку по заведомо неправовым основаниям (уголовное преследование Навального еще ранее было признано необоснованным согласно решению Европейского суда по правам человека). Буквально через несколько дней команда Навального выпустила расследование о так называемом дворце Путина, который поражал воображение зрителей не только гигантскими размерами и показной роскошью, но и масштабами трат, составлявшими около 100 миллиардов рублей[435]435
  Подробный текстовый вариант см.: https://palace.navalny.com.


[Закрыть]. Размещенное на YouTube видео этого расследования за короткое время набрало свыше 100 миллионов просмотров.

Протестные акции с призывом к освобождению Навального, прошедшие во многих городах России, оказались наиболее масштабными публичными акциями в России со времен волны протестов 2011–2012 годов. Ответом на них со стороны властей стали жесткие задержания и уголовные дела против участников, по своему масштабу значительно превосходившие все прежние эпизоды «закручивания гаек». Новая волна репрессий расширялась и включала в себя превентивные задержания и аресты активистов, запугивание потенциальных участников и давление на журналистов и СМИ, а также на пользователей интернета и социальных сетей, распространявших нежелательную, с точки зрения властей, информацию. Она также сопровождалась ужесточением государственного регулирования просветительской деятельности, проводимой индивидами и некоммерческими организациями, и усилением масштаба и интенсивности государственной пропаганды. Наконец, в июне 2021 года по запросу прокуратуры суд признал экстремистскими организации, созданные командой Навального и обеспечивавшие деятельность сети его штабов в различных регионах и городах России. Тем самым вся деятельность движения, которое создал Навальный, оказалась поставлена вне закона. Вместе с тем состояние здоровья Навального в ходе заключения резко ухудшилось, а власти отказывали ему в медицинском обследовании, не говоря уже о предоставлении помощи врачей. Лишь после длившейся 24 дня голодовки Навального такое обследование было проведено: его данные говорили о том, что лидер российской оппозиции находился в критическом состоянии и нуждался в срочном лечении, оказывать которое российские власти, разумеется, не собирались. В преддверии назначенных на сентябрь 2021 года парламентских выборов репрессивные тенденции лишь усиливались.

Дальнейшее усугубление репрессивного поворота в России и новое «закручивание гаек» в 2021 году проходило на фоне масштабных репрессий в Беларуси после президентских выборов 2020 года. Такое развитие событий дает основания говорить о том, что на смену манипулятивному электоральному авторитаризму в России может прийти жестокая диктатура, опирающаяся исключительно на репрессии в отношении россиян и полностью игнорирующая легитимность режима или готовая ею пожертвовать, чтобы сидеть на штыках[436]436
  Рогов К. Режим на карантине.


[Закрыть].

В какой мере Кремль готов пересмотреть прежний подход к использованию политических репрессий, начиная с 2012 года опиравшийся на принцип их «разумной достаточности» для поддержания политического статус-кво? Возможно ли в России полное нарушение нынешнего «негативного равновесия» в пользу более жесткого репрессивного авторитаризма?

Опыт авторитарных режимов в разных частях мира говорит о том, что, сталкиваясь с восприятием вызовов своему выживанию как экзистенциальных и неустранимых, многие лидеры действительно склонны брать в руки «кнут» и применять его по полной программе[437]437
  Davenport C. Multi-Dimensional Threat Perception and State Repressions.


[Закрыть], оставляя «пряники» лишь для узкого круга «силовиков» и пропагандистов режима. В длительной перспективе такая стратегия выживания авторитарных режимов редко оказывается успешной (особенно, если уровень их массовой поддержки низок, а протесты приобретают значительный размах).

Но на более короткой дистанции усугубление репрессий может оттянуть негативные последствия для автократов, хотя платой за это часто становится рост насилия и конфликтов. Нельзя исключить, что и российские власти могут прибегнуть к поддержанию своего господства посредством «жесткой руки», полностью или частично демонтировав нынешние институты (выборы и партии), заменив их насилием и террором. Возможно, «закручивание гаек» в российском случае в конечном итоге повлечет за собой срыв резьбы и поворот к «жесткой руке» окажется самоубийственным шагом для Кремля. Но и отложенное самоубийство, и его возможные последствия вполне заслуживают обсуждения.

«Закручивание гаек» даже в наиболее благоприятном для российских властей варианте, скорее всего, позволит им бороться лишь с некоторыми проявлениями рисков для выживания режима, но не с их причинами. Вместе с тем полный или частичный пересмотр «правил игры» способен создать для Кремля новые риски. И дело даже не в том, что ему придется намного увеличить свои издержки контроля и подавления, пойти на масштабное повышение побочных платежей «силовикам» за их лояльность. Международные последствия поворота к «жесткой руке» также окажутся однозначно негативными с точки зрения ухудшения экономического климата, роста оттока капитала и т. д., но по большому счету терять властям в такой ситуации уже нечего.

При подобном развитии событий власти могут, особо не считаясь со средствами, подавить сопротивление своих сограждан на некоторое (возможно, даже длительное) время, особенно если россиянам будет доступен «уход» в форме стимулируемого Кремлем отъезда из страны (опыт Беларуси и в этом плане – ориентир для российских властей). Но гораздо важнее другие риски: усиление силового аппарата и широкое использование репрессий превращают политическое руководство страны в заложников аппарата подавления, который может просто избавиться от него, взяв руководство страной на себя (политологи иногда называют такое развитие событий «преторианским переворотом»)[438]438
  Huntington S. The Soldier and the State: The Theory and Politics of Civil-Military Relations. Cambridge, MA: Belknap Press on Harvard University Press, 1957.


[Закрыть].

В условиях, когда пребывание у власти непопулярного автократа не добавляет режиму легитимности и становится лишь обузой для «силовиков», у них возрастают стимулы к тому, чтобы избавиться от автократа и захватить власть самим. Такие риски присущи многим репрессивным режимам, но в российском случае речь идет не об армии (выступавшей в таком качестве в авторитарных режимах Африки и Латинской Америки), а о правоохранительных органах и спецслужбах, которые глубоко вовлечены в крупномасштабное извлечение ренты и при этом (в отличие от армии) не пользуются существенной поддержкой ни в российском обществе, ни среди других (не-силовых) сегментов элит[439]439
  Некоторые данные опросов элит см.: Rivera S.W., Zimmerman W. (eds.). Op. cit. Данные массовых опросов см., например: Россияне не доверяют правоохранительным органам // Левада-центр, 2010, 15 февраля (https://www.levada.ru/2010/02/15/rossiyane-ne-doveryayut-pravoohranitelnym-organam/); Индекс доверия полиции // Левада-центр, 2013, 4 марта (https://www.levada.ru/2013/03/04/indeks-doveriya-politsii/).


[Закрыть].

Хотя многие авторитарные режимы пытаются с помощью различных приемов минимизировать риски захвата власти «силовиками» (фрагментация силового аппарата и конкуренция среди спецслужб, усиление кадрового контроля и т. д.)[440]440
  Анализ этих проблем см., в частности: Croissant A., Kuehn D., Eschenauer T. Mass Protests and the Military // Journal of Democracy, 2018, vol. 29, № 3. P. 141–155 (https://www.ssoar.info/ssoar/bitstream/handle/document/61337/ssoar-jod-2018-3-croissant_et_al-Mass_Protests_and_the_Military.pdf); Escriba-Folch A., Böhmelt T., Plister U. Authoritarian Regimes and Civil-Military Relations: Explaining Counterbalancing in Autocracies // Conflict Management and Peace Science, 2020, vol. 37, № 5. P. 559–579.


[Закрыть], эти риски все же принципиально неустранимы. В предельном случае «преторианский переворот» может повлечь за собой полный коллапс режима из-за нарушения баланса сил внутри правящих групп (резкое сужение «выигрышной коалиции» вокруг автократа)[441]441
  Bueno de Mesquita B., Smith A. Op. cit.


[Закрыть] и из-за крайне низкой функциональности аппарата подавления в России. Опросы элит говорят о том, что «силовики» представляют собой наиболее агрессивную и наименее компетентную часть российского правящего класса[442]442
  Афанасьев М. Российские элиты развития: Запрос на новый курс. – М.: Фонд «Либеральная миссия», 2009; Rivera S.W., Zimmerman W. (eds.). Op. cit.


[Закрыть].

Поэтому неудачный поворот в этом направлении грозит повлечь за собой крах авторитарного режима уже не в длительной перспективе, а «здесь и теперь», подобно тому, как это произошло в результате августовского путча 1991 года в СССР. Однако попытка сохранения власти любой ценой с опорой лишь на силу может оказаться самоубийственной не только для российских элит, но и для страны (а то и для всего мира): пока революции не случались в странах, начиненных оружием массового поражения. Хотя вариант, при котором Путин и/или кто-то из «силовиков» будет травить «Новичком» десятки миллионов людей в России, а то и за ее пределами, или угрожать пустить в ход ядерную «красную кнопку» в ответ на протесты или иные вызовы, сегодня выглядит как развязка сюжета фильма-катастрофы, реальная жизнь порой, увы, оказывается драматичнее любых придуманных «ужастиков».

Но возможен ли иной выход из нынешнего «негативного равновесия» в России и движение страны в сторону демократизации? Многие страны прошли этот сложный и поэтапный, иногда довольно длительный переходный процесс, который специалисты обозначают как «ползучую демократизацию» (creeping democratization)[443]443
  Przeworski A. Op. cit. P. 69–72.


[Закрыть]. Такое развитие событий – зачастую очень долгий и извилистый путь, включающий несколько раундов борьбы между правящей группой и демократической оппозицией. Его решающие эпизоды могут предполагать разные варианты развития событий – и компромиссы между умеренно настроенной частью правящих групп и умеренной оппозицией («соглашение элит», как в случае «круглого стола» в Польше в 1989 году)[444]444
  Przeworski A., Op. cit. P. 54–66.


[Закрыть], и инициативу правящих групп по опережающей демократизации режима, которая позволяет удержать власть по итогам конкурентных выборов (как в Южной Корее в 1987 году)[445]445
  Kim S.S. (ed.). Korea's Democratization. Cambridge: Cambridge University Press, 2003.


[Закрыть] и, наконец, серию электоральных противостояний, когда правила борьбы со временем могут стать более прозрачными и обеспечить мирный переход власти к оппозиции (как было в Мексике в 1997–2000 годах)[446]446
  Greene K. Op. cit.


[Закрыть].

Если не вставать на позицию принципиальной несовместимости России с демократией, то нет никаких оснований исключать такие возможности и для сегодняшней России. Исходя из этой перспективы волну политического протеста 2011–2012 годов можно рассматривать как первый раунд борьбы на пути «ползучей демократизации», а несколько волн «закручивания гаек» (в 2012, 2014 и 2020–2021 годах) – как реакционные ответы со стороны авторитарного режима. Однако далеко не факт, что Россия сможет успешно пройти путь в этом направлении: «срывы», отход от пути «ползучей демократизации» и возврат к статус-кво и/или к другим, новым формам авторитаризма не менее вероятны, чем возможность «истории успеха».