Текст книги "Телебайки. Занимательные истории из жизни съёмочной группы ТВ"

_{ПИСЬМО ИЗ АДА}

Вечером в монтажную аппаратную заглянула озабоченная Нина – помощник главного редактора.

– Андрей, тебя вызывает главред. Сказал срочно!

– У него всегда срочно! – поморщился Андрей. – Не дадут сюжет домонтировать, сатрапы!

– Да ладно, Андрей, мы сами домонтируем, – откинулся в кресле режиссёр новостей и посмотрел на монтажёра Дмитрия. – В конце концов, журналист не обязан присутствовать на монтаже, – проворчал он.

Режиссёр терпеть не мог, когда кто-нибудь из этих настырных, как он выражался, – «бумагомарак», влезал в его творческий процесс. Тогда возникали жаркие споры: какой план лучше приклеить в данный момент и какой дубль будет смотрибельней. И он гнал их в шею из аппаратной. Но для Андрея делал исключение. Уважал.

– Иду, иду! – нехотя оторвался от насиженного места спецкор. – Последний кадр пусть будет вот этот (подчеркнул он таймкод на листе раскадровки).

С главным режиссёром Андрей был, что называется, «на короткой ноге», с поправкой на возраст босса и его статус. Один строгий выговор за пять лет, согласитесь, – неплохой тому показатель.

«Косяков, вроде за мной нет, – думал спецкор, шагая по коридору. – Скорее всего, съёмка какая-то чрезвычайная всплыла. Только бы не сегодня!

– Присаживайся, Андрей, – потёр, в привычной манере, ладони главный редактор, едва тот переступил порог кабинета.

– Съёмка сегодня? – с ходу вопросил спецкор, выказывая лёгкую нервозность.

– Погодь, не забегай, – поморщился главред. – Съёмка завтра с утра.

Андрей с облегчением присел на край кресла и приготовился слушать. В отличие от своих коллег, он знал, как правильно слушать начальника. Эту методу он позаимствовал несколько лет назад у одного известного психолога, когда делал с ним передачу.

Суть метода сводилась к тому, что нельзя разваливаться в кресле, расслабляться, – это делает твою душу уязвимой, и ты становишься легко управляемым. Нужно сидеть всегда прямо! Это, в-первых. Во-вторых, слушая своего собеседника, нужно смотреть на его кадык, а не в глаза. Тогда твой визави, лишённый возможности на тебе сфокусироваться, теряет в себе уверенность и лишается инициативы. И, в-третьих, – когда сам говоришь, – всегда смотри собеседнику в правый глаз. И он непременно ощутит к тебе полное доверие.

Этот метод Андрей довёл до совершенства и держал в секрете сие безотказное оружие. Метод не давал осечек.

– Вот что, Андрей… – тучно поёрзал в кресле главред.

В общении с Андреем он всегда чувствовал себя неуютно, как мальчишка перед учителем. Но это ощущалось, когда он говорил сам.

Он облизал лоснящиеся вишни губ:

– Намедни звонил глава администрации Добронского сельсовета. У них обнаружили склад боеприпасов… Времён Отечественной войны.

Редактор помолчал, машинально выписывая пальцем на папке вензель, отдалённо напоминающим свастику. И решительно прихлопнул его ладонью:

– Завтра с утра там будут производиться раскопки, – продолжил он. – Приедут сапёры… Надо отснять сам процесс. И взять интервью по горячим следам.

– Сделаем, Николай Евгеньевич! – перевёл Андрей взгляд на правый глаз режиссёра. – Надо успеть на завтра заявку в гараж подать.

– Да успеешь, – зевотно помахал пухлой ладошкой редактор. – Я вот думал, кого мне послать на это мероприятие и выбор пал на тебя. Ты, конечно, шалопай ещё тот, но в отличие от других, всё же умеешь себя держать в определённых рамках.

Редактор развёл ладони в стороны, как бы показывая эти самые рамки.

Андрей озорно сверкнул глазами:

– Николай Евгениевич, а как показывают, обычно, толщину сала?

– Какого ещё сала? – поднял брови редактор.

– Да обыкновенного сала! Как пальцами обычно показывают его толщину?

Редактор задумчиво побарабанил по краю стола. Потом выставил вперёд правую руку и показал большим и указательным пальцем промежуток между ними:

– Так показывают толщину сала! Ещё так показывают толщину книжки, – добавил он.

– Именно таким вот малюсеньким, невинным поросёночком, пять лет назад, пришёл я в редакцию новостей, – сказал Андрей. – А стал вот ТАКОЙ свиньёй! – Широко развёл он в стороны руки.

– Да-а! – заржал редактор, обнажая прокуренные зубы. – Под моим чутким руководством!

Он обожал острые шуточки своих сотрудников и (что важно!) никогда на них не обижался.

– А как обнаружили этот склад? – поинтересовался Андрей.

– Да как обнаружили… – оживился главред. – Занятная история! Представляешь, нашли у одного мальчишки новенький пистолет «Вальтер». Мальчонка, как водится, похвастался перед своим дружком трофеем. А отец дружка услышал их разговор, да всё из мальца и вытряс.

Оказалось, мальчишка обнаружил узкий лаз в меловой горе. Он туда протиснулся и попал в пещеру полную оружия. Так утверждает мальчишка. Судя по состоянию пистолета, оно прекрасно сохранилось в меловой горе. Ты этого юного кладоискателя обязательно отыщи, пусть на камеру расскажет, как всё было.

– Хорошо, Николай Евгеньевич, мы его отыщем, – заверил редактора Андрей. – Интересный должен сюжет получиться.

Редактор лениво потянулся в кресле, перераспределяя затёкшие внутренние органы. Андрей снова упёрся взглядом в его кадык.

– Ты там, по случаю, пистолетик мне один прихвати, – походя, вполголоса протянул редактор, будто речь шла об обыкновенной булочке с маком.

– Николай Евгеньевич, вы меня что?.. под статью хотите подвести? – не поверил своим ушам Андрей.

– Ладно, шучу-шучу! – замахал тот руками. – Проверяю тебя, извини! Боюсь, что вы там вооружитесь, втихаря, и начнёте бандитствовать, под видом съёмочной группы. Велик соблазн. Велик! – И, помолчав, добавил:

– Ну, пошутили, и будет! Выезд завтра в шесть утра. Предупреди группу.

По дороге на место съёмки оператор Петя волновался. Два месяца простоя давали о себе знать, и, сейчас, сидя в машине, с камерой на коленях, он обновлял необходимые настройки, и вновь и вновь прокручивал в голове возможные варианты предстоящих телодвижений. Он заново привыкал к камере, как привыкает жених к невесте после долгой разлуки. Примет ли? Так же любит? Так налаживает утраченную связь пианист со своим инструментом. Тут, главное, вновь почувствовать уверенность в себе, чтобы в ответственный момент, пальцы не дрожали.

– Петь, так чем закончилась эта история с шашлыком? – обратился к нему водитель Вадим. – Удалось тебе раскрыть «глухарь»?

– Да не я раскрыл, – отмахнулся Петя. – В описании преступления, Алёна, обратила внимание на одну малосущественную деталь. Следователь за неё зацепился и, в результате, преступление удалось раскрыть.

– C девушкой-то нас познакомишь? – улыбнулся спецкор.

Петя кивнул головой и, в с свою очередь, спросил:

– Ну, что интересного снимали за последнее время?

– Да ничего интересного, – поморщился спецкор. – Сплошная рутина. Вот ты возвернулся, – и сразу сюжеты интересные пошли. Ты у нас… как магнит: притягиваешь сочные события. Хотя потом долго приходится расхлёбывать!

– Мне про художника сюжет понравился, – откликнулся Вадим. – Который самого Плюшкина переплюнул!

– Что за сюжет?

– Э-э! – скривился Андрей. – Мне стыдно за эту работу! Окрестить психически больного человека Плюшкиным?! До сих пор не могу себе простить!

Журналист помолчал и продолжил:

– В редакцию позвонили соседи этого самого художника и сообщили, что в его квартире произошло возгорание. Хорошо, что пожарники вовремя приехали и соседи не пострадали. Ну, подмочили их немного. Так вот, этот пожилой пейзажист занимался тем, что выискивал в мусорных баках всевозможные предметы быта, складывал весь найденный хлам в пакеты и приносил домой. Кстати сказать, сын у этого «Плюшкина» оказался весьма состоятельным человеком. Он предлагал отцу переехать в свой особняк, но художник и слушать его не хочет.

– Ну конечно больной! – согласился Петя. – Не желал бы я с таким «больным» жить по соседству!

– Представляешь, когда мы попали в его квартиру, – вклинился Вадим, – там, просто негде было развернуться! Горы мусорных пакетов до самого потолка, а между ними – узкий проход, ведущий на кухню. В зале вообще прохода не было, – всё завалено мешками с хламом. А по стенам – картины художника.

При въезде в село Вадим остановил машину и окликнул прохожего:

– Здравствуйте… Скажите, как нам проехать к меловой горе? Ну там, где…

– Эт где склад с оружием нашли? – прошамкал старик, приподняв клапан треуха.

– Да… там. Вы тоже знаете про склад?

– Вся деревня знает, – шмыгнул носом старик. – Только вы опоздали! Боеприпасы и оружие уже вывезли. Много там чего было. Цельную машину нагрузили.

– Как вывезли?! – встрепенулся спецкор. – Операция было назначена на девять часов. А сейчас только восемь двадцать! Вадим, поехали в администрацию, – скомандовал он. – Нет, ну надо же! Что за люди?! Они же нам съёмку сорвали!

Главу администрации спецкор застал в кабинете. Тот разговаривал по телефону:

– Да, всё прошло планово. Осталось только останки забрать.

– Василий Степанович, – не выдержал Андрей. – Почему вы нас не дождались? Ведь мы договаривались на девять часов. Вы же нам съёмку сорвали!

Глава в сердцах бросил трубку:

– Да не мог я ждать до девяти! – напористо забасил он. – Народ пронюхал… про этот склад с оружием. К девяти, там бы уже всё село собралось! А если бы рвануло? Там одних снарядов более полсотни было. Да ещё мины. – Насупился он. – А я за народ отвечаю! По закону отвечаю… Понимаешь? Потому мы и начали операцию на полтора часа раньше.

– Да понимаю, – разочарованно протянул Андрей. Жаль! Приехали, что называется к шапочному разбору. Ну давайте, хотя бы, синхрон с вами запишем.

– Чего-чего?

– Интервью можете дать?

– Знаете что… Поезжайте-ка вы на меловую гору. Там у входа в пещеру наш участковый дежурит. Он вам всё распишет в подробностях. Я ему сейчас на сотик позвоню.

– Василий Степанович, так из пещеры, надо полагать, всё уже вывезли. Что он там охраняет, участковый ваш?

– Всё, да не всё! Там в пещере ещё мумия осталась. Ждём судмедэксперта из города.

– Мумия?

– Мумия, – втянул щёки глава администрации. – Останки немецкого солдата. Он неплохо сохранился в меловом склепе.

– Хорошо, – съязвил спецкор. – Будем брать интервью у мумии. У нас выбора нет.

Меловую гору нашли быстро, – она возвышалась на выезде из села. Наверх поднимались вдвоём: спецкор и оператор. Водитель остался в машине. Стояла прозрачная погодка. Морозный воздух живительной свежестью вливался в лёгкие. Под ногами, капустными листьями, аппетитно похрустывал молодой снежок. Хотелось петь.

На пологой вершине холма их встретил улыбчивый человек в полушубке и в шапке надвинутой на брови.

– Папарацци салют! – бодро приветствовал он гостей. – Мне тут глава звонил. Встречай, говорит, телевизионщиков. Вот только не мастак я языком чесать! Что вас интересует?

Спецкор дал оператору команду «мотор».

– Я так понимаю, – начал он, – высотка эта, во время проходящего сражения, было занята немцами?

– Да, фашисты удерживали её. Здесь располагалась их артиллерийская батарея, – отчеканил участковый. – Мы тут ещё пацанами в войнушку играли посреди разбитых орудий. Потом эти орудия в металлолом свезли.

Капитан помолчал и выдохнул клуб морозного пара:

– Видите за моей спиной этот бугор? – продолжил он, указывая на нависающий уступ с лазом посередине. – В этой меловой пещере фашисты устроили склад боеприпасов. Так вот, после миномётного обстрела нашими, вход в пещеру обвалился и склад на десятилетия оказался законсервированным.

– Скажите, а как удалось обнаружить склад? – спросил в микрофон Андрей.

– Да один мальчонка хотел сфотографировать село сверху, чтобы выложить в интернете. Взобрался на гору и увидел, что отвалился пласт мела с уступа. И проник в пещеру через образовавшийся лаз.

– Что находилось в этой пещере?

– Полтора часа назад тут работали сапёры. Было обнаружено более полусотни снарядов, семь ящиков мин, множество гранат. Из оружия: девять автоматов «МП-40», магазины к ним и четыре пистолета фирмы «Вальтер». Всё в прекрасном состоянии.

– Товарищ капитан, вы сейчас дежурите у входа в пещеру. Что вы охраняете? Ведь, как я понимаю, всё из неё уже вывезли?

Участковый недоумённо пожал плечами:

– Глава администрации попросил меня присмотреть, пока эксперт из города приедет. Там – указал он пальцем в глубину пещеры, – труп немецкого солдата. Знаете, сельские мальчишки могут… Они народ проказливый… могут поглумиться.

Спецкор опустил микрофон.

– Всё, Петь, синхрон записали. Цепляй фонарь, – полезем в пещеру, с фрицем знакомиться. Надеюсь, товарищ, – он посмотрел на участкового, – не будет возражать?

«Товарищ» безразлично махнул рукой:

– Снимайте! Чего уж там.

Пещера оказалась неожиданно просторной. Оператор свёл камеру по меловой стене и продолжил съёмку. Снимать, особо, было нечего. Пещера была гулка и пуста: молочный пол, стены, такой же молочный потолок. У дальней стены лежало нечто продолговатое, отдалённо напоминающее человеческое тело.

Спецкор подал знак оператору и подошёл поближе. То, что он увидел, привело его в состояние брезгливой оторопи. На спине, вытянувшись в струнку, лежал покойник со скрещёнными руками на груди. Он весь был покрыт тонким слоем мела, включая открытые части тела: лицо и руки. Военный его мундир был так же белоснежен, как и его сапоги. Всё это создавало тягостное впечатление, будто покойника обваляли в муке.

– Петя, снимай, – заволновался Андрей. – Ты посмотри, как строго лежит!

– Да-а… лежит, как на параде, – скривился Петя. – Хотя… не будем насмехаться над поверженным врагом… Он теперь, всё понял.

Рядом с покойным, у его правого плеча, лежала каска, покрытая меловой пудрой. Спецкор покосился на неё и присел на корточки.

– Надо что-то умное сказать телезрителям. В связи с этой каской, – пробормотал он. – Петь, как ты думаешь, что тут можно сказать?

– Ну, скажи, что эта каска его не защитила… от неминуемой кары. Что-нибудь в этом роде, – посоветовал оператор.

Спецкор, двумя руками, брезгливо приподнял каску и приготовился толкать умную речугу, но тут заметил под каской блокнот.

– Смотри, Петя, я блокнот нашёл! – он отложил каску и поднял кожаный блокнот со свастикой на обложке. – Посвети-ка сюда.

Он открыл блокнот, – из него выпал карандаш.

– Текст хорошо сохранился. Писали, видимо, химическим карандашом, – поморщил лоб Андрей.

– Да он и писал, – высветил Петя фонарём меловое лицо покойника.

– Погоди, погоди… Посвети на блокнот. Я попробую перевести с немецкого. «Hallo, liebe Martha!…», – начал Андрей разбирать строчки.

– У меня аккумулятор скоро сядет, – прервал его оператор. – Возьми блокнот с собой. Потом переведёшь!

– Петя, как ты не понимаешь! – возмутился Андрей. – Ну да, тебе хочется поскорей на свежий воздух. Потерпи немного. Я должен телезрителям прочитать письмо от имени этого солдата… В этом склепе. И убитый солдат должен быть в кадре.

Спецкор быстро пробежал глазами текст:

– Я готов. Включай камеру.

– Дорогие телезрители, – начал он. – Нами был обнаружен блокнот немецкого солдата. Документ этот многие годы пролежал вот здесь, под каской, рядом со своим адресантом. Я постараюсь вам перевести записи из него на русский язык:

«Здравствуй, дорогая Марта! Захотелось перед смертью поговорить с тобой. Два дня назад я был тяжело ранен осколком мины и теперь не чувствую ног. Русские яростно атаковали высоту, мы яростно отбивались. Мои друзья: Ганс и Фридрих перенесли меня в эту пещеру. О, мои верные друзья! Вы погибли смертью храбрых, как и вся наша батарея. Какая ужасная гримаса судьбы, – забрать их, полных сил, и оставить в живых инвалида. Вчера с утра был внезапный налёт вражеской авиации. Нам хорошо знаком омерзительный рёв русского Ила. Это чудовище ни с чем не спутаешь! От него выворачивает наизнанку. Бомбанул – и всё накрыл. Нет батареи! Всё было решено в мгновение ока. А я оказался в кромешной тьме, – завалило вход. Я долго прислушивался, всё ждал, что меня отроют. Мои друзья точно бы меня отрыли, если бы остались живы. Нельзя передать словами, что значит быть заживо погребённым! Но, как ни странно, и с таким ужасным положением можно «примириться». У меня осталась банка сардин в оливковом масле. Я пробил в ней дырку и вставил самодельный фитиль. Теперь, пока масло не выгорит, я смогу писать тебе. Знаю, что ты никогда не прочитаешь этих строк, но так мне легче. Я вот думаю, стрелять ли мне, если меня, вдруг, отроют русские? Я не к тому, чтобы погибнуть героем, как учил нас великий фюрер. А к тому, что не хочу жить безногим пнём, быть кому-то в тягость.

Ох уж эти герои! Помнишь, Марта, как ты провожала меня на восточный фронт? Как все вы гордились нами, называли нас героями. Что нам выпала великая честь освободить русский народ от коммунистического ига, что такова наша почётная миссия. Не считай меня, Марта, героем! Мы освобождали жителей России от диктатора Сталина и его коммунистов. И при этом бомбили и обстреливали мирные города. Уничтожали мирных жителей! Хорош герой, который, чтобы освободить ребёнка, должен убить его отца. И мать в придачу! Не сразу я это понял, Марта. То, что первой на войне погибает правда!

Эх, сейчас бы маленький кусочек нашего домашнего хлеба. В Дрездене наша пекарня славилась. Люди хотели покупать только наш хлеб. Согласись, Марта, я был не плохой пекарь. Был хорошим пекарем, а стал негодным солдатом с перебитым позвоночником. Жалею только об одном, что мы не успели завести с тобой детей. Ведь ты так хотела дочь, даже имя ей выбрала – Грета. Помнишь? Спасибо тебе, Марта, за любовь, за верность твою.

Вот уже коптит, колеблется моя консервная свеча, – скоро погаснет. Тогда поем сардин и допью остатки шнапса из фляги. И буду медленно умирать… с мыслью о тебе. Прощай, Марта! Я люблю тебя. Твой несчастный пекарь Ганс».

– Такое вот… письмо, – закончил перевод Андрей, вытирая пот со лба. – Можно сказать… из ада.

Оператор в изнеможении опустил камеру.

– Это будет бомба, Андрюха! Поздравляю!

Спецкор посмотрел на него пустыми глазами и перевёл взгляд на покойника.

– Надо в магазин заехать! Где тут у вас магазин? – вопросил он.

У оператора полезли на лоб глаза:

– Что ты у немца спрашиваешь! – поперхнулся он. – Спятил? Зачем тебе магазин?

– Зачем-зачем… Затем! Выпить хочу!

_{ИСПЫТАНИЕ НЕВЕСТЫ}

В этот поздний вечер журналист Андрей не спешил домой. Сотрудники уже разошлись, редакция опустела. Спецкора одолевали мрачные мысли. С тех пор как он разошёлся с женой, раздумья о беспросветном одиночестве постоянно преследовали его и этот безызмотный клубок не имел конца.

Андрей достал из шкафа початую бутылку портвейна, наполнил стакан и залпом осушил его. Пододвинул поближе горшочек со страдательно растущей перечной мятой и откусил нежный листочек. Это была его любимая закуска, которая никогда не приедалась и всегда была под рукой. Прелесть её состояла не только в неповторимом мятном аромате, сколько в том, что закуска постоянно воспроизводила самоё себя.

Продолжая источать невесёлые мысли, Андрей повращал горшок, критично осмотрел потраченный кустик и пробурчал под нос: «Совсем заели бедное растение! Готовы под корень сожрать!»

Он полил мяту из графина и убрал в шкаф – на вырост.

«Надо бы Вадиму в гараж позвонить» – подумал спецкор. И набрал номер.

– Вадим, ты ещё в гараже? – спросил он. – Зайди ко мне в редакцию… Разговор есть.

Водитель не замедлил явиться пред светлые очи своего давнего друга. Бывший спецназовец не любил сентиментальных бесед, а потому был настроен скептически. Он знал слабости Андрея, и, снисходя к ним, терпел излияния «кореша», стараясь переводить подобные беседы в практическую плоскость. «Опять захандрил Андрюха, – думал Вадим, переступая порог редакции. – Опять утешения ищет».

– Чего звал—то? – обратился он к спецкору, присаживаясь на краешек стула.

– Андрей помолчал, почмокал губами и выдавил из себя:

– Хотел вот с тобой насчёт Петра, нашего оператора, посоветоваться. Совсем парень с катушек съехал. Чокнулся! Только и думает, что о своей Алёне. Вина хочешь?

– Я за рулём, – отмахнулся Вадим. – Петруха наш влюбился, а не чокнулся, должен тебя поправить.

– Не надо меня поправлять, я тебе не трусы! – разозлился Андрей. – Влюбился.… чокнулся.… Это одно и то же! Меня другое беспокоит. В своём умопомрачении он не способен сейчас на объективную оценку. Что он знает об этой девице?! Мужик совсем потерял голову!

– Жениться не напасть, да как бы не пропасть, – вдохнул Вадим. – Но это его выбор; я не собираюсь вмешиваться в личную жизнь Петрухи.

– Не собираешься? А я вот собираюсь, – нервно заходил по комнате Андрей. – Ему надо оглядеться… а не бросаться с головой в омут. Мы с тобой стреляные воробьи и то ведь попалились! Не разглядели вовремя своих девиц. Это сейчас у тебя нормальная вторая жена. А в первый раз? Вот скажи, стал бы ты жениться, если б заранее знал, кем окажется твоя милейшая невеста. А оказалась она, по твоим же словам, склочным и злобным существом. Ещё и изменила тебе под конец! Думаю, ты не хочешь, чтобы с нашим другом произошло нечто подобное?

– А ты из—за чего развёлся? – ушёл от ответа Вадим.

– Я-то? Слепой был. И Петруха сейчас слепой. Я разве тебе про свою не рассказывал? – потёр лоб Андрей. – Понимаешь… Не вынес её фальши. Поначалу думал, ну, привирает девка… Думал, что это можно как—то подправить, как—то скорректировать. У жены в детстве было избыточно жёсткое воспитание, и она, часто вынуждена была врать, изворачиваться. Такая бывает у детей защитная реакция в ответ на воспитательную агрессию со стороны отца. Компенсация страха. Постепенно враньё вошло в её кровь и плоть. Вот так! Со временем я понял: сформировавшуюся личность переделать невозможно. Можно только смириться с её страстями, как с данностью. Но это оказалось свыше моих сил.

Андрей остановился, недоумённо поднял плечи и постучал себе кулаком по лбу. Он никак не мог взять в толк, как его, стреляного воробья, так дёшево смогли провести на мякине.

– Да присядь ты, не маячь, – сверкнул глазами Вадим.

Спецкор послушно сел.

– Я её не виню, – продолжил он, смягчившись. – Свою бывшую жену. Кто из нас не врёт? Таких не встречал. Но некоторые врут постоянно. Постоянно! Для них это так же естественно, как вороне каркать или таракану шевелить усами. Быть собой – привилегия добрых людей. А злые вынуждены прикрываться, напяливать на себя маску добряков. Они вынуждены! Человек гнилой изнутри понимает, что быть злым не хорошо. Просто неприлично! И не выгодно. Особенно когда замужество в перспективе. Ну, а когда цель достигнута – маска сбрасывается. Такие вот оборотни!

Андрей помолчал и неожиданно спросил:

– Кстати, Алёна пользуется макияжем?

– Не знаю… Я же её не видел, – удивился Вадим. – А причём тут макияж?

– При том! Избыточный макияж – показатель лживости. Приукрашивать свою внешность – значит втирать очки окружающим. Желать, во что бы то ни стало, всем нравиться. Но это верно, когда проявляется в гипертрофированной форме.

– А давай её пригласим съездить с нами на какую-нибудь съёмку, – оживился Вадим. – С глазу на глаз – многое прояснится.

Андрей снова встал. Ему не сиделось. Заведённая в нём нервическая пружина скоморошьего синдрома не давала оставаться на месте.

– Это хорошая мысль, – отметил он. – Мы к ней приглядимся. К этой девице. Заодно испытаем, устроим какую-нибудь провокацию.

– Тебе Петруха устроит провокацию. Мало не покажется, – нехорошо прищурился Вадим. – Тоже мне провокатор нашёлся!

– Не кипятись! Эту ювелирную работу я беру на себя. Всё будет тип топ! Кстати, – оживился спецкор. – Неплохо было бы разузнать о её семействе. Чем дышат её родители, какие у них взаимоотношения.

– Ты ещё анализы у неё возьми! – рассвирепел Вадим. – Сделай генетическую экспертизу.

– Ну, анализы – анализами… Это может и лишнее… А вот психологический тест на совместимость с Петрухой, я бы провёл. Если у неё, например, холерический темперамент, то совместная жизнь им не покажется мёдом. Холерикам вместе трудно ужиться. А флегматику с холериком ещё трудней.

– Темперамент не главное. Главное, выяснить какая страсть преобладает в человеке, – заметил Вадим. – В каждом из нас уживаются множество страстей, но каждый имеет одну-две основные страсти. У кого-то это непреодолимая лень в сочетании с обжорством, у кого-то – злоба и осуждение. Это может быть лживость, хвастовство, блудливость…

– Ну, это с позиции верующих людей, – усмехнулся Андрей. – Вот вы с Петрухой православные, церковь посещаете. Вам, вообще, Бог велел терпеть. Сносить все страсти и смиряться, когда вас тычут мордой в грязь.

– Главное в отношениях – умение сдерживать эмоции, контролировать свои нервы, – спокойно отреагировал Вадим. – Да. Терпимость!

– Ну что ж… Испытаем её терпимость! – хмыкнул спецкор. – Это я беру на себя. К тебе будет только одна просьба.

– Какая? – насторожился Вадим.

– Самая невинная! Постарайся её рассмешить во время нашей поездки. Просто рассмешить и всё! У тебя есть такой талант.

– Зачем мне её смешить?

– Э-э! – загадочно протянул Андрей. – Я любого человека могу определить по смеху. Понимаешь, когда человек смеётся, он полностью раскрывается. Это ещё Достоевский заметил. В смехе каждого человека прослеживается своя, неповторимая интонация. Одному ему присущая мелодия смеха.

– А какая у меня мелодия смеха? – заинтересовался Вадим.

– У тебя? У тебя заразительный, раскатистый смех с бархатистыми нотками. По нему можно определить, что ты открытый, добродушный человек. Внушающий доверие.

– Спасибо… Утешил, – рассмеялся Вадим. – А у тебя смех нервический. Я бы сказал, ядовито нервический. С истерическими бабскими нотками. Из чего можно сделать вывод, что ты человек неуравновешенный, склонный к конфликтам.

– Ну, это ты загнул! – смигнул обиду спецкор. – Да, я часто вступаю в конфликты, но, как ты знаешь, я всегда отстаиваю правду!

– Ладно, не обижайся! – примирительно похлопал его по плечу Вадим. – Звони Петру. Пусть приглашает свою Джульетту. Посмотрим на эту голубку.

Воскресное утро выдалось на редкость задорным. В молодом ветерке ощущалось медовое дыхание весны; снег практически сошёл. У входа в телецентр, рядом с «Нивой», переминалась съёмочная группа.

– Долго ещё ждать твою подругу? – не выдержал водитель, обращаясь к Петру. Может она день перепутала?

– Алёна только что звонила, – ответил за оператора Андрей. – Она в пробку попала. Надо подождать.

– Да вон она идёт, – очнулся Пётр. – Заводи мотор.

– Слушай, Вадим. На выезде из города надо в магазин заехать, – проронил спецкор. – Купить водки, колбасы… ну хлеба ещё.

– Какая ещё водка?! – возмутился оператор. – У нас съёмка в краеведческом музее. При чём тут водка? Я Алёне обещал…

– Мало ли что ты обещал, – прервал его Андрей. – Сам знаешь, как у нас часто меняются планы. Мы едем на городскую свалку. Будем делать репортаж из жизни бомжей. Тут без водки не обойтись, сам понимаешь. Их иначе не разговоришь.

Подошла Алёна. Пётр представил её друзьям, потом обратился к девушке:

– Извини, Алёнушка, нам дали другое задание. Мы едем на городскую свалку бомжей снимать. На сегодня музей отменяется. Не обижайся.

– А почему я не могу поехать с вами на свалку?

– Но это же свалка! Там грязно. И контингент там соответствующий.

– Можно я всё-таки поеду? – обратилась Алёна к Андрею. – Я вам не помешаю.

– Да я-то не против, – усмехнулся спецкор. – Вот только съёмка будет не из приятных. Можете испачкаться. Как бы вам потом не пожалеть.

– Ничего, – ласково улыбнулась Алёна и посмотрела на Петра. – Не пожалею!

– Тогда поехали, – заговорщицки подмигнул водителю Андрей.

В машине разговорились. Андрей пел дифирамбы Петру, тот недовольно отмахивался. Алёна улыбалась:

– Что вы его до небес возносите. Его достоинства мне известны. Давайте лучше о недостатках.

– Всё у нас от родителей. И достоинства и недостатки, – разглагольствовал спецкор. – Вот у вас, сразу видно, – добрые родители. И недомолвок у вас не бывает. А у меня частенько со своими возникают стычки. Вы довольны своими родителями?

– Я люблю своих родителей, – с доверчивой простотой призналась Алёна. – Родители… Они от Бога. Как их можно не любить, не быть им благодарной!

Алёна на мгновение задумалась; глаза её исполнились нежностью. И продолжила:

– Знаете, когда родители поздравляют меня с Днём рождения, я им говорю: «В чём тут моя заслуга?… Это я вас должна поздравлять с моим появлением на свет Божий и благодарить… Без вас меня бы не было…»

– Вы верующая? Все тут верующие собрались… Один я среди вас атеист, – усмехнулся Андрей. – Хотел бы я понять, в чём она ваша вера? И что вы верующие испытываете?

– Вера не от убеждения, она – от сердца. Объяснить словами это состояние невозможно! – заметила Алёна. – Как, например, объяснить слепому от рождения, что такое радуга? Или как глухому понять, чем отличается нота «до» от ноты «фа»… Это Господь посылает… Просто ваше время ещё не пришло…

– Значит я, по-вашему, слепоглухой? Спасибо за откровенность! – обиделся спецкор. – Вот вы утверждаете, что Бог есть любовь… Как тогда объяснить, что Господь наказывает детей за грехи родителей? Где тут логика?

– Что ты пристал к девушке? Любовь… не любовь… наказание… – подключился Вадим. – Наказание – от слова «наказ», назидание… Нераскаянные страсти родителей передаются детям, а от них внукам и далее. Дети отвечают не только за себя, но и за родителей. Когда потомок изживает свою главную страсть, Бог освобождает от неё и его предков. Всю родовую цепочку. В этом и проявляется милость Божья. Его любовь.

На этом беседа застопорилась. «Да, девица не заурядная», – подумал спецкор. – Крепкий орешек. Есть в ней стержень. Такую не просто раскусить».

На выезде из города заехали в магазин, купили две бутылки водки, закуску и через полчаса добрались до карьера. Там размещалась городская свалка. Шлагбаум у КПП был открыт, через него проезжали мусоровозы, доверху гружённые бытовыми отходами.

– Не пойму, для чего тут контрольно-пропускной пункт установили, – удивился оператор, обращаясь к спецкору.

– Тут контролируют не то, что ввозят, а то, что вывозят, – ответил спецкор. – Например, могут вывезти просроченную колбасу на продажу. Те же консервы. И отравить людей. Да мало ли какую заразу могут вывезти предприимчивые дельцы…

Охранник долго рассматривал удостоверение спецкора. Он никак не мог взять в толк, что может интересовать съёмочную группу на свалке. Потом достал телефон.

– Я должен позвонить начальнику охраны, – заявил он. – С какой целью вы приехали на объект?

– Да всё согласовано, – поморщился Андрей. – А цель… Цель исключительно практическая. Наша задача показать, как происходит утилизация отходов. Мэр собирается тут завод по переработке мусора строить.