Текст книги "Булгаков и «Маргарита», или История несчастной любви «Мастера»"

В марте Солдатёнков уже в Южной Каролине, а в июле того же года оказывается на Международном пенитенциарном конгрессе в Лондоне. Прямо скажу, весьма завидная мобильность при тогдашних средствах передвижения, не нынешним чета. Что же касается реальных итогов этой длительной поездки, подумалось было, что вот непременно был составлен объемистый отчет, представлен для ознакомления начальству… Неужто все, как обычно, этим и закончилось? Но нет, слишком уж «животрепещущий» вопрос, можно сказать, наиважнейший для любого государства. И правда, потребовалось лишь несколько лет, чтобы в Москве на месте тюремного замка возвести Бутырскую пересыльную тюрьму, а в Петербурге – не менее знаменитые Кресты неподалеку от Васильевского острова.

Следующая поездка из тех, что вызвали заметный отклик в прессе, состоялась через пятнадцать лет. В декабре 1887 года Василий Иванович прибыл в Берлин со специальной миссией как представитель Министерства иностранных дел. Дело на его долю выпало весьма сложное и щекотливое. А началось оно с того, что графиня Волькенштейн-Тростбург, жена австрийского посла в Петербурге, получила письмо с сообщением о том, что канцлер Бисмарк якобы поддержал на выборах нового правителя Болгарии кандидатуру Фердинанда Кобургского, явно нежелательную для России. Графиня показала письмо не только барону Александру Жомини, советнику Александра III, но и другим противникам сближения с Германией. Царь счел себя обиженным действиями германских властей. Уладить намечавшийся конфликт и должен был Василий Солдатёнков, срочно отправленный в Германию. В присутствии посла России графа Шувалова он переговорил с канцлером Бисмарком, ознакомился с бумагами и в тот же день отбыл обратно в Петербург. Судя по всему, бумаги были признаны поддельными, и скандал на время удалось замять. Однако самое интересное было все же в другом. Весьма информированная «Нью-Йорк таймс» в своей статье по этому случаю назвала Василия Ивановича… «граф Солдатёнков»! Вот и приходится гадать, то ли ради столь важной встречи племянника известного купца на время возвели в дворянство, заодно наделив графским титулом, то ли этот мнимый титул Солдатёнков заслужил, по мнению своих заокеанских коллег. Такое признание можно было бы рассматривать и как скрытый упрек хранителям традиций нашей бывшей империи, упорно делившим людей на разные сословия. А вот оказывается, что не тот достоин титула, кому он достался по наследству, а тот, кто заслужил его своим трудом.

Вильгельм II и Николай II

Хотелось думать именно так, но все оказывается гораздо проще. С 1856 года право потомственного дворянства имели высшие гражданские чины начиная с действительного статского советника. А там недалеко и до графского титула за особые заслуги, что, надо полагать, и случилось с племянником купца. Но вот странное дело – царя окружало огромное количество потомственных князей и графов, так неужели среди них нельзя было толкового дипломата подыскать? Да тот же граф Шувалов ведь не для мебели присутствовал при разговоре графа Солдатёнкова с Бисмарком в Берлине!

А между тем тесть Киры Алексеевны, князь Михаил Ионович Козловский, вполне мог быть знаком с графом Солдатёнковым – оба состояли действительными членами Московского фотографического общества. Причем вступили у него в один год, не исключено, что по взаимному согласию. Судя по всему, именно увлечению князя фотографией мы обязаны сохранившимся в архиве его жены фотографиям имения Ивановское-Козловское и Киры Алексеевны с мужем.

Одно из последних упоминаний имени заслуженного дипломата связано с началом Русско-японской войны. Тогда Комитет Царскосельской Общины сестер милосердия открыл в Царском Селе лазарет на десять коек, и было это в доме тайного советника Василия Ивановича Солдатёнкова. Фамилия Солдатёнкова упоминается и среди членов «Высочайше учрежденного особого комитета по усилению флота на добровольные пожертвования». Правда, там фигурирует некто мичман Солдатёнков, представитель флота. Однако можно ли представить, чтобы какой-то мичман заседал в комитете среди адмиралов и других значительных персон, рядом с уже известным нам камергером Шиповым? Скорее всего, речь тут идет о тайном советнике графе Василии Ивановиче Солдатёнкове. Еще один раз его имя упоминается среди тех, кто жертвовал деньги в помощь пострадавшим от страшного наводнения 1908 года. А к 1910 году Василия Ивановича не стало.

Наталина Кавальери

Однако рассказ о Солдатёнковых и об Америке на этом не заканчивается. Было у Василия Ивановича трое сыновей и две дочери. Старший из сыновей, тоже Василий, служил в военном флоте, а выйдя в отставку в звании капитана второго ранга, стал чиновником особых поручений Министерства иностранных дел и состоял при нашем посольстве в Риме. Однако главным его занятием были автогонки. Вот что писал о Василии Васильевиче в своих воспоминаниях князь Феликс Юсупов:

«Примечательный был тип: умный, спортивный, обаятельный, необычайно волевой и подвижный. Свой гоночный автомобиль он назвал «Лина» в честь красавицы Лины Кавальери, которую ранее покорил. Женщины сходили по нему с ума. Им нравились его стать, широкие плечи, грубое лицо и его жизнь, как в автомобиле, на всех парах. Женился он на прелестной княгине Елене Горчаковой, но в браке счастлив не был».

Речь здесь идет о Наталине Кавальери, итальянской певице с очаровательным меццо-сопрано, в которую любитель автогонок был в то время влюблен.

В 1904 году Солдатёнков на своем Brasier занял первое место в гонке по маршруту Стрельна – Александровская – Стрельна, пройдя 36 верст за 32 минуты. 18 июля того же года на Волхонском шоссе под Петербургом он установил новый рекорд скорости для России, на своей любимой «Лине» преодолев одну версту с ходу за 36,5 секунды и показав результат 99,477 версты в час. Солдатёнков был первым спортсменом, прославившим Россию в европейских автогонках. 19 марта 1907 года на гоночной машине Brasier на состязаниях в Вероне занял первое место в скоростных заездах на дистанциях пять километров и один километр. В июне 1911 года он занял третье место на популярной гонке «Тарга Флорио» на Сицилии, которую с 1906 года ежегодно устраивал сицилийский богатей Винченцо Флорио. В тот раз на автомобиле Mercedes Василий Солдатёнков прошел дистанцию 446,469 километра со средней скоростью 42,971 км/ч. После этого успеха его имя узнала вся автомобильная Европа. А в 1912 году на автомобиле Renault спортсмен установил новый абсолютный рекорд России – он прошел одну версту за 26,2 секунды, показав скорость 137,4 версты в час (146,47 км/ч).

Автомобильная карьера Василия Солдатёнкова прервалась неожиданно в ноябре 1913 года. Газеты сообщили тогда, что секретарь русского посольства был серьезно ранен в аварии, случившейся неподалеку от Версаля.

Но интересы Василия-младшего в этот период жизни не ограничивались автоспортом.

Есть сведения, что ему удалось разработать оригинальную конструкцию аппарата для шифрования, которую он демонстрировал государю в июле 1912 года на императорской яхте «Нева». За это изобретение Солдатёнков был награжден орденом Святого Владимира 4-й степени, а позже продолжал дорабатывать свой аппарат во время службы на Балтийском флоте в империалистическую войну. Впрочем, кое-кто утверждает, что изобретателем являлся его брат Кузьма.

Должен сразу сказать, что с братьями Солдатёнковыми нередко возникает путаница. Если учесть, что в газетных статьях начала прошлого века, в воспоминаниях и даже в документах фамилии иногда приводятся без инициалов, можно только посочувствовать исследователям. Неудивительно, что журналисты и историки нечаянно приписывали одному брату дела, в которых отличился другой.

Вот и теперь, встретив в мемуарах журналиста Михаила Лемке упоминание о титулярном советнике Министерства иностранных дел Солдатёнкове, которому надлежало состоять при корреспондентах, допущенных в действующую армию во время Первой мировой войны, могу предположить, что речь здесь идет о Василии Васильевиче. И все же нет – скорее всего, о его брате Александре.

Однако это не единственное упоминание братьев Солдатёнковых – читаю там же строки, относящиеся к 1916 году:

«Сегодня я был приглашен к царскому обеду… Когда я вошел, там уже были гофмаршал генерал-майор свиты князь Долгоруков, флигель-адъютант Нарышкин, свиты генерал-майор граф Татищев (состоявший при Вильгельме, когда при царе в обмен состоял генерал Хинц, отличавшийся крайней невоспитанностью и нахальством) и еще кто-то… Царь вышел в форме гренадерского Эриванского полка, которую почти не снимает, изредка меняя ее на другие, без большого разнообразия в выборе…

Я стоял на шестом месте. Со мной рядом, справа, ближе к царю – капитан-лейтенант Солдатёнков, слева – какой-то действит. стат. советник из военных ветеринаров.

Так как я первый раз, то должен представиться:

– Ваше императорское величество, обер-офицер управления генерал-квартирмейстера штабс-капитан Лемке».

Приходится сожалеть, что, представившись, как полагается, царю, обер-офицер не сумел должным образом пояснить, с кем из братьев Солдатёнковых он оказался рядом. Учитывая воинское звание, а также популярность Василия в те предвоенные годы, рискну предположить, что речь в воспоминаниях идет именно о нем.

В конце сентября 1917 года в Нью-Йорке проходил «посольско-консульский» съезд, где несколько десятков чиновников и представители от русской и еврейской колоний обсуждали вопрос об участии в качестве советников в намечавшемся общерусском гражданском съезде. Заседания носили закрытый характер, так что представители русской прессы и посторонние лица не допускались. Среди участников съезда был и Василий Солдатёнков. Увы, никаких существенных решений съезд не принял. Столь же маловразумительна была и деятельность тогдашних представителей России в США.

А ровно через месяц, в тот самый день 25 октября, Василий Васильевич, как и положено заместителю министра иностранных дел, находился при господине Терещенко, в Зимнем дворце, на заседании Временного правительства России. Как пишет в своих воспоминаниях один из участников событий, в 6 часов 30 минут пополудни все пошли обедать наверх, в столовую председателя правительства Александра Керенского. Дальнейшее известно…

А вот что писала «Нью-Йорк таймс» всего через несколько лет, в марте 1920 года:

«Господин Василий Солдатёнков с супругой вчера удивили своих знакомых и друзей сообщением о бракосочетании. Избранницей господина Солдатёнкова стала Маделин Риз, племянница Мартина Фогеля, помощника Главного казначея США. Господин Солдатёнков, специальный представитель Временного правительства России ухаживал за мисс Риз какое-то время, однако ни мистер Фогель, ни его жена не давали согласия на свадьбу, поскольку жених был старше их племянницы на семнадцать лет».

Надо заметить, что первая супруга Солдатёнкова, княжна Елена Горчакова, выбрана была им вовсе не случайно – как-никак внучка канцлера Александра Горчакова, бессменного министра иностранных дел России в течение тридцати лет. В придачу к обаятельной супруге была еще вилла близ Соренто в Parco del Principi, которую до сих пор так и называют – «Вилла Горчаков». Богатый дом, вечно голубое небо и теплое море – что еще нужно человеку для счастливой жизни? А нужно было еще кое-что – тут незачем подробно пояснять, понятно, в чем нуждается здоровый и любящий мужчина.

Как оказалось, княжне Елене Константиновне требовалось совсем другое. В то самое время, когда Василий Васильевич пытался обустроить свою жизнь на Северо-Американском континенте, его недавняя супруга купалась в роскоши на своей средиземноморской вилле. Княжну можно было повстречать и на острове Капри, расположенном неподалеку, – особенно часто она навещала свою приятельницу, маркизу Казати, известную более чем странными привычками и образом жизни, который шокировал даже тамошнюю публику. Случалось, она выходила на прогулку в сопровождении двух гепардов, вместо украшений использовала живых змей, а за обедом ей прислуживали полуголые поклонники. Свободные нравы обитателей острова Капри никого не удивляли – в те годы это было в порядке вещей. Недаром Капри называли «гомосексуальным раем» или «островом пороков». Елена Константиновна также не осталась в стороне от модных увлечений – даже среди ее прислуги не было мужчин. Садовники, шоферы, ездовые – все это были только женщины. Стоит ли удивляться, что, по словам князя Феликса Юсупова, семейная жизнь у Василия Солдатёнкова и Елены Горчаковой так и не сложилась.

Развод Василия Васильевича с княжной – если же быть точнее, то с семейством Горчаковых, утратившим прежнее влияние, – был оформлен за год до следующей свадьбы. Помимо необычных привязанностей княжны, совместной жизни препятствовало и то, что она была старше мужа на шесть лет. В Америке все получалось как раз наоборот, так что сохранялась слабая надежда, что новый брак окажется прочнее. Жили молодые в престижном районе уже упомянутого мной Манхэттена, близ Пятой авеню. Из окна дома открывался вид на Центральный парк и живописный пруд близ его ограды. Кстати, от этих мест не так уж далеко до дома, где поселилась княгиня Кира Алексеевна после того, как переехала на жительство в Нью-Йорк.

Естественно, что сын наследника богатого купца за свою жизнь настолько привык к роскошной жизни, что не мог отказать себе ни в чем, даже утратив прежние доходы. В декабре 1921 года в газете «Нью-Йорк таймс» появилось сообщение о том, что окружным судом Василий Солдатёнков признан должником. Задолженность его перед рестораном и отелем «Риц-Карлтон» составила 1336 долларов и 87 центов. По тем временам это были немалые деньги. Как можно предположить, случилось это еще до новой свадьбы, ну а потом положение выправилось благодаря семейству Риз. Впрочем, все это можно счесть за оговор, если бы газеты правду не узнали.

Повышенное внимание американской прессы к персоне Василия Солдатёнкова было вызвано не столько памятью о его отце, почетном сенаторе от штата Висконсин, но прежде всего активной помощью в работе миссии Элиу Рута в России, за что Солдатёнков удостоился благодарности лично от президента Вудро Вильсона. Целью миссии было заключение выгодных для американской стороны контрактов на разработку природных богатств, а также изучение возможностей для расширения американского экспорта в Россию. Покидая страну, Рут заявил: «Мы уезжаем обнадеженные, радостные и счастливые». В июле 1917 года вместе с миссией в Америку отбыл и Василий Солдатёнков, назначенный специальным представителем Временного правительства в США. С поставками из-за океана амуниции и вооружения правительство связывало надежды на победоносное завершение войны.

А вот очень тонкое наблюдение семидесятитрехлетнего мистера Рута, характеризующее отношение весьма продвинутых американских либералов к населению великой страны:

«Мы нашли здесь обучающийся свободе класс детей в сто семьдесят миллионов человек, и они нуждаются в игрушках из детского сада; они искренние, добрые, хорошие люди, но они в смятении и захвачены событиями».

Похоже, покровительственное отношение американского истеблишмента к «братьям меньшим» не изменилось и сейчас.

Судя по всему, осенью 1917 года Василий Васильевич Солдатёнков возвратился в Петербург, а после Октябрьского переворота снова отбыл в гостеприимную Америку.

И вот уже осенью 1918 года он рассказывает корреспонденту «Нью-Йорк таймс» о причинах падения империи. Рассказ предваряет характеристика, данная ему американским журналистом:

«Он мог бы стать математиком или инженером, но поступил на службу в военный флот, а позже проявил свои способности на ниве дипломатии. Чиновник по особым поручениям, он побывал едва ли не во всех европейских государствах, был знаком с виднейшими политиками. И вот теперь прибыл в Америку со специальной миссией от Временного правительства».

Повествование о причинах крушения империи занимает чуть ли не всю газетную полосу – рассказчик необычайно многословен. Он сетует на устаревшее вооружение российской армии, из-за чего она оказалась не способна вести победоносную войну, ругает царских чиновников:

«Протопопов легкомысленно относился к законным желаниям трудящихся классов, говоря, что они были вызваны интеллектуалами, когда у них на самом деле не было никакого неотложного требования, чтобы предъявить его правительству. Но это была неправда».

И конечно же недобрым словом поминает дипломат российские дороги – надежда снабдить армию американским оружием, доставив его через Владивосток по железной дороге в европейскую часть страны, угасла, стоило проанализировать возможности Транссибирской магистрали.

И вот наконец-то рассказчик переходит к самому главному – к февралю 1917 года. Читаю, с нетерпением жду впечатляющих откровений от свидетеля событий, готов воспринять сколь угодно глубокие и парадоксальные мысли, но… Но странное дело, по мнению опытного дипломата, было бы хлеба вдоволь в лавках, была бы в изобилии дешевая колбаса – и никакой революции не случилось бы. Ну и ну! Честно говоря, даже обидно такие откровения читать. Вот ведь, оказывается, в чем состояли «законные желания трудящихся классов». Да неужели всему причиной стали голодные желудки?

Увы, в который уже раз приходится делать вывод, что мировоззрение представителя правящей элиты оказалось на том самом уровне, который привел Россию сначала к Февральской революции, а потом и к Октябрю.

Если упомянуть о личной жизни, то как в России, так и в Америке Василию Васильевичу не очень повезло. После восьми лет совместной жизни с Маделин Риз они расстались. Новым избранником мисс Риз стал барон Константин Штакельберг, сын бывшего церемониймейстера двора Его Императорского Величества. Похоже, что после Октябрьского переворота у тамошних невест был исключительно богатый выбор женихов среди российских баронов, князей и «прочих графов».

Ну а Василий Солдатёнков, обиженный и на бывшую жену, и на эту хваленую Америку, вернулся в Европу и обосновался в Риме, где когда-то служил. Как утверждают, даже в пятьдесят лет Василий Васильевич был неотразим, а потому стоит ли удивляться, что и в Италии недолго оставался неженатым. Однако имя его третьей спутницы жизни я вам не назову – просто потому, что сам его не знаю. Вот что доподлинно известно, так это то, что у Василия Васильевича родилась дочь, Донателла Солдатёнкова. Судя по всему, Донателла была очень хороша собой – в 1956 году ей удалось покорить сердце девятого герцога Риарио Сфорца, тринадцатого маркиза ди Корлето и барона Монтепелозо, десятого принца ди Ардоре, восьмого герцога ди Сан Пауло, шестнадцатого маркиза ди Полистена… Прочие титулы не стал перечислять, поскольку тут немудрено и ошибиться. Не удивляйтесь, это все один и тот же человек – Никола Риарио Сфорца, итальянский аристократ с богатой родословной. От брака Николы с Донателлой родились дочь с сыном, Домитилла и Джованни, само собой столь же родовитые, как и их отец. Однако всякому счастью когда-то настает конец – в начале 70-х герцог и принц в одном лице нашли себе молоденькую шведку.

Увы, дедом Солдатёнкову стать не удалось – за двенадцать лет до свадьбы дочери Василия Васильевича не стало. Похоронили его на кладбище Тестаччо, где покоится и прах княжны Елены Горчаковой, первой из трех жен.

Младший сын Василия Ивановича Солдатёнкова, Александр, был хорунжим лейб-гвардии Казачьего Его Величества полка, а позже поступил на службу в Министерство внутренних дел, во Второе политическое отделение, которое контролировало деятельность охранки на местах. Работа его на этом поприще покрыта мраком тайны, так же как и обстоятельства жизни после Октябрьского переворота. Во всяком случае, служба в должности адъютанта командира 23-го Печорского пехотного полка в армии Юденича остается под вопросом. Известно лишь, что в апреле 1920 года он оказался в Англии. Там же нашли пристанище и многие другие русские эмигранты, в том числе бывший Главнокомандующий белыми войсками на Юге России Антон Иванович Деникин.

Вот что докладывал о первых днях пребывания Деникина в Туманном Альбионе бывший поверенный в делах России в Англии Евгений Саблин – письма направлялись из Лондона в Париж тамошним вождям Белого движения:

«Я не имел еще случая подробно поговорить с генералом Деникиным. Я увижусь с ним сегодня вечером. Но из того, что он сказал А.В. Солдатёнкову (один из секретарей посольства), заключаю, что генерал Деникин прежде всего желает, чтобы его оставили в покое. Он намерен поселиться где-либо в окрестностях Лондона и отдохнуть. Затем, сказал генерал Деникин, мы посмотрим».

Что ж, возможно, и успели посмотреть… Но по большому счету, смотреть-то было уже некуда. И Антон Деникин, и прочие вожди Белого движения утратили возможность существенно влиять на события в России. Пора было подумать прежде всего о том, как бы устроить свою жизнь в эмиграции, вдали от границ отвергнувшей их России.

Александру Васильевичу со временем вроде бы это удалось. Но прежде чем рассказать о его жизни в 40-х годах, перескажу странную историю, описанную британским историком с русскими корнями Николаем Дмитриевичем Толстым-Милославским. Опубликованный в 1978 году его объемистый труд под заголовком «Жертвы Ялты» повествует о депортации в СССР русских эмигрантов, содержавшихся в британских лагерях для перемещенных лиц после Второй мировой войны. Там есть такие строки:

«Капитан Солдатёнков, русский эмигрант, работавший в английской разведке, представил отчет из лагеря в Кемптон-Парке об обширном заговоре, организованном русскими эмигрантами с целью воздействовать на лояльность советских военнопленных в отношении коммунистической партии и государства. Солдатёнков утверждал, что нити заговора, задуманного Русской Православной Церковью за рубежом, дотянулись из Сербии до Лондона, а теперь уже – до лагерей на севере Англии. Возглавляли, дескать, этот заговор бывший командир московского гвардейского полка генерал Гальфтер, председатель эмигрантской партии «младороссов» Джордж Кнупфер и княгиня Мещерская» (Архив военного министерства Великобритании, 32/1119, 26А – В, 29А).

История малоприятная для «чистоплотных» англичан и еще менее «приятная» для депортированных русских, поскольку в результате этой акции многие из них оказались в советских лагерях. Помимо Солдатёнкова в книге фигурирует и упомянутый чуть выше Евгений Саблин, «представитель общины русских беженцев в Соединенном Королевстве», как значилось на его визитных карточках. Упоминание этого влиятельного деятеля эмиграции связано с судьбой некоего Александра Романова, который, опасаясь за свою жизнь после депортации, бежал из лагеря и явился к Саблину, надеясь на его помощь. Вот что написано в книге Толстого-Милославского:

«Саблин внимательно выслушал гостя, задал пару вопросов насчет английского офицера и, сказав, что ему надо позвонить, вышел из комнаты. Действительно, он направился в свой кабинет и позвонил в министерство внутренних дел и в военное министерство… Примерно через час после телефонного разговора раздался звонок в дверь, и в комнату торопливо вошел капитан Солдатёнков, служивший, как сказано в отчете военного министерства, «связным между министерством и советскими властями» (Архив военного министерства Великобритании, 32/11119, 26В). Задав юному Романову несколько вопросов, он отправился писать отчет».

В принципе, если сопоставить уже известные нам факты, все как будто бы указывает на Александра Васильевича Солдатёнкова – ведь до империалистической войны служил он в МВД, курируя охранку, и появление его в английской разведке выглядит вполне логичным с учетом знания им русского языка. Да и с Евгением Саблиным сотрудничал еще с 1920 года. Но вот что написано в книге по поводу пресловутого отчета об «обширном заговоре»:

«На самом деле рапорт капитана Солдатёнкова предназначался для того, чтобы впоследствии, когда между советскими представителями и пленными в лагере установится контакт, объяснять страх пленных перед возвращением в СССР происками эмигрантов».

И далее:

«Саблин… к тому времени уже перешел на службу к Советам (о его прежней деятельности в этой области имеется информация в Архиве министерства иностранных дел Великобритании, 371/29515, № 4115). Саблин всеми силами старался получить информацию о попытках эмигрантов во Франции помочь освобожденным советским гражданам (см. там же, 371/51130)».

Что подразумевается под «прежней деятельностью в этой области», для читателя останется загадкой. А в примечаниях сказано уже о работе Солдатёнкова на советскую разведку, причем без каких-либо туманных ссылок на «прежние дела» и вообще без всяких доказательств, «весомо, грубо»: «Солдатёнков был двойным агентом, оказывавшим за деньги «услуги» Советам».

Можно подумать, что Толстой-Милославский был посредником при передаче денег, однако боюсь, что в юном возрасте такие поручения были ему явно не по силам. Но не в этом дело – сразу по прочтении книги возникает вопрос о достоверности выдвинутых обвинений. И тут можно сослаться на слова автора, написанные им в примечании по поводу тех литературных источников, которыми он пользовался при написании книги: «В основе всех этих трудов лежат по большей части свидетельства русских эмигрантов… В некоторых из них использовались свидетельства англичан и американцев, ранее игнорируемые или недоступные».

Откуда эмигранты и причастные к депортации американцы и англичане могли знать о нелегальной деятельности Солдатёнкова и Саблина – это даже не стоит обсуждать. Тем более что Саблин, основатель «Русского дома» и один из самых уважаемых русских эмигрантов в Лондоне, после описанных событий прожил еще несколько лет, не имея конфликтов ни с британскими спецслужбами, ни с законом Соединенного Королевства. А вот Толстому куда меньше повезло – в одной из своих книг он выдвинул обвинение в причастности к военным преступлениям бывшего генерала и британского политика лорда Алдингтона. Лорд обиделся, подал в суд и выиграл дело, чуть было не оставив Толстого «без штанов». От банкротства клеветника спас Европейский суд по правам человека, который счел иск в размере двух миллионов фунтов стерлингов чрезмерным и «нарушающим свободу выражения своего мнения». Если все-таки было в книге Толстого недоказанное обвинение, тогда по поводу последнего перла служителей Фемиды просто нечего сказать – остается только развести руками. Впрочем, чего еще ждать от так называемого «независимого» суда? С лордом да и с нашими олигархами не очень-то поспоришь…

А теперь, разобравшись в особенностях творческой манеры Толстого-Милославского, обратимся к документам из Государственного архива РФ. Вот выдержка из письма руководителя ГРУ уполномоченному Совмина СССР по делам репатриации:

«Среди английских офицеров, работающих с русскими военнопленными в лагере Кэмптон Парк (пригород Лондона), имеется некий капитан Филипсон – русский белогвардеец, настоящая фамилия которого Солдатёнков. Филипсон-Солдатёнков производил большое количество допросов советских военнопленных с целью получения сведений о Красной Армии… Филипсон-Солдатёнков утверждает, что основная масса русских пленных желает возвратиться в СССР и не является враждебно настроенной к Советскому правительству, хотя и опасается расследований, ожидающих их по возвращении домой».

Если учесть, что Василий Иванович Солдатёнков был женат на дочери наказного атамана Черноморского казачьего войска генерал-лейтенанта Григория Ивановича Филипсона, то с личностью капитана Филипсона действительно все ясно – Александр Васильевич, работая в британской разведке, взял себе фамилию матери. Ясно и то, что о работе на советскую разведку речь здесь не идет – Солдатёнков честно выполнял свой долг, однако не считал возможным препятствовать возвращению бывших советских военнопленных на родину путем запугивания и обмана.

Однако не бывает дыма без огня. В пользу версии о наличии в окружении Саблина советского агента могут свидетельствовать строки из воспоминаний генерала Судоплатова:

«Еще один видный деятель эмиграции, который находился под нашим контролем, – Евгений Васильевич Саблин. Маклаков – крупный государственный деятель дореволюционной России. В октябре 1917 года был послом Временного правительства. Нам удалось полностью контролировать всю его почту, к которой в Кремле проявлялся вполне закономерный интерес. Ибо в переписке Маклакова с Саблиным и Штрандманом давались оценки крупных событий того времени. Причем комментарии были не только по материалам открытой прессы, но и по важнейшим источникам министерств иностранных дел Франции и Великобритании».

Но вот беда, в книге одного из руководителей советской разведки нет и намека на Александра Солдатёнкова. Но в то же время сообщаются имена реальных агентов ОГПУ – НКВД: «Благодаря деятельности закордонных агентов Дьяконова и Третьякова мы подобрали ключи к еще двум российским эмигрантам – Милюкову и Маклакову».

Впрочем, верно и то, что Евгений Васильевич Саблин, оставаясь противником советской власти, довольно трезво оценивал политическую обстановку и потому даже сотрудничал с советскими властями, если это шло на пользу эмигрантскому сообществу, – он этого и не скрывал. Однако любителей мазать черной краской все, что происходит в СССР, Саблин если и не презирал, то уж наверняка относился к ним с явным недоверием. Вот и в письме Глебу Струве в ноябре 1930 года он дает такую характеристику значительной части русской эмиграции: «Средний русский обыватель более тянется… за разоблачениями невозвращенцев».

Пожалуй, этот вывод актуален и теперь. Тем более что «невозвращенцев» и в родном отечестве вполне хватает.

А между тем не только Саблин был чист перед своей совестью и перед законом. Александр Солдатёнков тоже дожил до преклонных лет, так и не дождавшись обвинений в работе на советскую разведку. Более того, сделал карьеру в Королевских ВМС, был женат на англичанке. Вот о его безуспешных попытках создать прочную семью расскажу чуть-чуть подробнее.

В 1936 году сорокадевятилетний капитан британского флота Солдатёнков сочетался браком с тридцатилетней англичанкой – звали ее Имоджен Мэтью. Увы, брак оказался неудачным, и через два года Имоджен обрела душевный покой в объятиях сэра Энтони Джеддса из лондонского Челси, сына бывшего министра транспорта и члена британского парламента. В течение следующих двенадцати лет счастливая миссис Джеддс родила сэру Энтони пятерых детей – троих мальчиков и двух девочек. Да в прежнем браке ей такое и не снилось!