Текст книги "Исполнитель Желаний"

черенке, с большой нежной головкой. Она на миг зависла в воздухе, а потом осторожно опустилась на

подоконник рядом с сидящим Биллом.

Старший офицер от неожиданности вздрогнул и инстинктивно прижал к груди папку, которую

держал в руках. В его глазах отразилось изумление, граничащее с испугом.

– Какой ветер! – как ни в чём не бывало, словно так и должно быть, чтобы срезанные розы прыгали

сами на четвёртый этаж, весело пожаловался Билл, – Ужас какой-то! Скоро утюги будут летать. Надо бы

закрыть окно…

Офицер пятящимися шагами направился восвояси.

Билл бережно взял розу за ножку, с удовольствием понюхал её и улыбнулся, мысленно благодаря

Аннаку за летающий привет.

ГЛАВА 9. Изобретатель.

1

Что такое идея? Какова её природа? Откуда берутся идеи? Происходят они из человеческого

сознания или содержатся во внешнем мире? Мика Орели задавался подобными вопросами с раннего

детства.

Отец мальчика был архитектором. Как-то раз во время прогулки он с гордостью показывал

пятилетнему сыну растущие день ото дня небоскребы центра:

– Взгляни, сынок, какие великолепные дома строятся. В них вложен труд огромного числа людей.

Сначала создается проект; он включает в себя чертежи, планы, схемы, говоря более понятным тебе языком -

рисунки дома. Любой дом сначала создают на бумаге, и только потом – в городе.

– А деревья? – Спросил, удивлённо озираясь, мальчик, – Кто чертит деревья?

Долгое время Мика считал, что любую идею порождает наблюдение. Лет двенадцати от роду он

подолгу наблюдал за круглыми камнями, которые пускал катиться с горы, и сделал вывод, что в своё время

изобретатель колеса увидел нечто подобное – то есть всякая человеческая мысль обязана своим

возникновением явлениям внешнего мира. Это убеждение крепло в нём день ото дня. Действительно:

самолёт похож на птицу, вертолёт – на стрекозу, реактивные ракеты – на выпрыгивающие из костра

угольки… Технический прогресс – следствие векового созерцания природы.

Но тогда кто или что является источником этих идей, не имеющих отношения к человеческому

сознанию? Каким образом возникли все те объективные законы, согласно которым мир существовал задолго

до появления в нём человека? Термоядерный синтез в звёздах, небесная механика, состав атмосферной

среды, конфигурация птичьего крыла, цвета и формы соцветий и лепестков… Мика ни капли не сомневался

в том, что всё это – тоже чьи-то идеи.

В двенадцать лет будущий изобретатель прочел книгу, посвящённую материалистической

концепции мироустройства, согласно которой материя есть изначальное, несотворённое, бесконечное в

пространстве и во времени – вечное – и непрерывное изменяющееся нечто, а сознание – это лишь одна из

форм существования материи, и обладает им только человек.

Мику не давал покоя вопрос: откуда всё-таки материя, не имеющая сознания, берёт идеи для своих

непрерывных и неисчерпаемых трансформаций? Он приходил с этим вопросом ко многим людям, которые,

как ему казалось, могли дать ему ответ, и каждый из них говорил разное.

– Не сомневайся в божественности природы Вселенной, – изрёк дядя, служитель Храма Истинной

Веры.

– Случайные флуктуации, приводящие к устойчивым состояниям, становятся закономерностями, -

пощипывая бородку, сказал сосед, физик-теоретик.

– А хрен его знает… – задумчиво закатив глаза, отозвался дядя Витя, интеллигентный алкоголик,

известный всему двору непревзойдённым мастерством чинить любые вещи, какие только можно сломать.

– Мне кажется, всё вокруг живое, и в каком-то смысле разумное, даже камень, просто мы не можем

эту жизнь понять, – мечтательно пробормотала мама.

– Оставь отвлечённые рассуждения, лучше учи уроки, – строго пресёк все философствования отец.

В конечном итоге Мика пришёл к выводу, что ни материя, ни идея не способны существовать сами

по себе, и ничто из них не может быть Первоначалом, ибо объективная реальность в том виде, в котором он

наблюдал её – с цветами, облаками, звездами – есть результат их непрерывного взаимодействия, синтеза, что

материя и идея – это две переходящих друг в друга противоположности, неотделимые одна от другой.

В седьмом классе Мика изобрёл аппарат для изготовления лимонада, и успешно пользовался им до

тех пор, пока изобретение не конфисковал директор по причине ухудшения дисциплины: на переменах к

Мике выстраивалась целая очередь за "халявной" газировкой. Поговаривали, будто директор поставил

Микину машину у себя в кабинете, пил лимонад сам, усы облизывал, да ещё и потчевал тем лимонадом

чиновников из РОНО.

Учителя считали Мику гением. Сам же он так не думал, и нисколько не зазнавался, но не из

скромности, происходящей от характера, а скорее от своего ума, который позволил ему однажды понять,

что идея не может принадлежать какому-то отдельно взятому сознанию; она всегда представляет собою

синтез многих сложноорганизованных частей. Сознание способно породить идею, лишь переработав

огромное количество разнородной информации; и часто случается так, что новая идея – это всего лишь

более ранняя идея, дополненная небольшой, но существенной деталью. Настолько существенной, что

прежняя идея, принявшая в себя эту недостающую деталь словно последнюю каплю, мгновенно обретает

цельность и сразу возводится в ранг великого открытия.

В двадцать лет Мика экстерном закончил университет и поступил инженером на Большой Завод

Секретного Назначения.

Изобретатель заимел привычку задерживаться на работе допоздна, до тех самых пор, пока охранник

не запирал внешние ворота, а вахтёрша на проходной не заваривала себе травяной чай и, отвалившись на

спинку кресла не выдыхала: “Ну, вот и ещё один день прошёл. Слава Богу…”

Покончив с основной работой, Мика разворачивал СВОИ чертежи. Он держал их запертыми в столе

и извлекал только по вечерам, когда все сотрудники расходились.

С раннего детства Мика мечтал изобрести универсальный «уничтожитель зла». В мусорную корзину

полетела уже не одна тонна бумаги с чертежами, эскизами или просто рисунками этого экзотического

прибора. Маленький Мика чертил схемы "уничтожителя" непрерывно – к моменту поступления в школу он

до того натренировал руки, что мог провести совершенно прямую линию без линейки и нарисовать

идеальную окружность без циркуля. С возрастом количество чертежей стало постепенно снижаться – Мика

мало-помалу переставал верить в успех своей затеи, и теперь оценивал своё стремление делать эти

загадочные эскизы как некую странность, вероятно, болезненную, а потому он стал стесняться перед

посторонними и никогда никому чертежи не показывал, сжигал их или надежно прятал.

Работал изобретатель всегда лихорадочно – не щадя себя, жалея времени на сон и перекусы -

нередко он, сильно измучившись, засыпал прямо в малюсеньком кабинетике, отведённом ему дирекцией

Завода, положив голову на стол.

Работы было хоть отбавляй, новые поручения высылались сплошным потоком, времени оставалось

у Мики совсем мало, но это его не останавливало. С невиданным упорством вырывал он у безжалостно

проносящихся суток час-другой на свои тайные труды. Видно, какая-то часть души изобретателя,

загадочным образом избежав тлетворного веяния аналитических рассуждений, всё ещё продолжала верить в

успех.

И успех пришёл. Сначала Мика даже сам себе не поверил, когда, собрав по чертежам небольшую

установку, заставил бесследно исчезнуть почти год уже стоявший на окне фикус. Он решил, что фикус ему

приснился. Когда долгое время спишь по три-четыре часа в сутки внезапно исчезающие и так же внезапно

возникающие предметы не такая уж редкость. Но когда заводская уборщица, с трудом протиснув свой

необъятный зад в каморку молодого изобретателя, осведомилась о судьбе фикуса, Мике пришлось всё-таки

признать верной гипотезу о его существовании.

Фикус, конечно, не есть великое зло, но какой прибор-уничтожитель способен сам по себе отделить

добро от зла? Да, к несчастью, и не всякой рукой, нажимающей кнопку на панели такого уничтожителя,

руководит разум, наделённый этой способностью в полной мере…

Мика назвал своё изобретение гордо – Отправляющий В Забвение (ОВЗ). Принцип действия этой

адской машины упрощённо можно было бы описать примерно так: когда излучение генератора ОВЗ

воздействовало на любой материальный объект, все составляющие его элементарные частицы

одномоментно изменяли свои характеристики таким образом, что становились симметричными самим себе.

Проще говоря, под воздействием импульса вещество превращалось в антивещество, в антиматерию, которая

не могла существовать больше среди обыкновенной, неизмененной материи и вытеснялась ею – в том месте,

где существовал предмет, на миг возникала точечная сингулярность пространства, микроскопическая чёрная

дыра, и она засасывала в себя не только сам предмет, но и всю информацию о нём, поскольку её появление

разрушало нормальную конфигурацию пространства-времени и, следовательно, причинно-следственные

связи между событиями, когда-либо имевшими место в данной точке пространства. Степень искажения

континуума – то есть максимальная давность информации об объекте, которую можно было стереть -

зависела от интенсивности излучения. Мика проводил эксперименты с различными сувенирными

безделушками, которых у каждого в доме пропасть, ни на что другое они все равно не годились, непонятно,

зачем их вообще несут мешками к каждому празднику многочисленные родственники и знакомые. Молодой

изобретатель заметил, что если, например, установить генератор на минимальную мощность и направить

излучение на какой-нибудь сувенир, он исчезнет в ту же секунду, но будет казаться, что его нет на месте,

допустим, со вчерашнего дня, а если немного увеличить мощность, то покажется, будто исчезнувший

предмет отсутствовал уже неделю. Мика сделал вывод о том, что чем дольше существует объект, тем

большая мощность потребуется для его полного уничтожения, поскольку в процессе своего существования

предметы непрерывно создают информацию, люди на них смотрят, их трогают, запоминают, просто ходят

мимо, замечая краем глаза; каждый предмет оставляет след в сознании, и это в некотором смысле

“скрепляет” его со Вселенной, удерживает в мире. Пока Мике удавалось добиваться максимум двух-трех

недельного забвения в зависимости от величины предмета – крупные забывались труднее мелких. Но если

получалось довести срок забвения какого-нибудь мелкого сувенира до даты его изготовления, он

истреблялся окончательно, на уровне идеи, и Мика сам забывал, что такой сувенир у него когда-то был и

мог восстановить всю информацию о нём только по записям в блокноте, в котором описывал свои опыты.

Прибор он прятал на работе в платяном шкафу. И этим однажды навёл на себя подозрения.

– Отчего вы вешаете свои вещи на стену? Они же пылятся… – спросила уборщица.

– В шкафу живёт моль, – быстро нашёлся Мика.

– Ууу! Напасть! – загудела уборщица, – Сейчас мы её! Где у меня тут универсальный бытовой яд?

В руках у неё появился баллончик с распылителем; угрожающе направив его на шкаф она ринулась

вперёд.

– Нет, – возопил Мика, преграждая ей путь, паника в глазах выдала его с головой, – Там моль не

простая! Специально выведенная для секретных испытаний…

Уборщица хоть и с неохотой, но опустила своё оружие. «Уж не женщину ли ты там спрятал?» -

говорили её маленькие прищуренные глазки. Несколько дней спустя после этого случая, неизвестно уж, при

содействии уборщицы, или сам по себе в кабинетик Мики явился директор. И случилось это в самом конце

рабочего дня, когда все нормальные сотрудники уже спешили покинуть территорию завода через

проходную, а Мика, развернув чертежи своего "универсального уничтожителя зла", решил в них кое-что

подправить… Но он, к несчастью, не рассчитал своих сил и вскоре засопел, сложив голову прямо на

развернутые листы со схемами и формулами.

Именно в таком состоянии и застал его директор Завода. На цыпочках он приблизился к столу

Мики, решив полюбопытствовать, на каком же проекте так сморило одного из самых ценных сотрудников.

Каково же было его удивление, когда, вглядевшись в чертежи, он понял, что они вообще не имеют

отношения к тем заданиям, которые должен был выполнять Мика согласно календарному плану. Левак!

Большая часть схемы генератора была закрыта щекой и рассыпавшимися волосами спящего

инженера, но даже тех фрагментов, что были доступны для обозрения, директору хватило для того, чтобы

сделать вывод: перед ним – великое изобретение! Благоговейный ужас охватил в этот миг директора;

искусительные картины роем тропических бабочек пронеслись в его сознании: предчувствие всемирной

известности, огромный правительственный заказ, возможно, даже премия от Президента… Торжественность

момента нарушилась внезапно и грубо: от упоения грядущим успехом у впечатлительного директора

закружилась голова, он пошатнулся и, пытаясь удержать равновесие, наступил каблуком на оброненную под

стол шариковую ручку, которая от этого громко и неизящно хрустнула.

Мика встряхнулся и часто моргая спросонья испуганно взглянул на директора из-под упавшей на

глаза чёлки.

– Извините, господин директор, – промямлил он помятым голосом, – Я ухожу уже… Собираюсь…

– Разумеется, уйти сейчас это ваше право. Рабочий день окончен, – напустив на себя строгость,

проговорил директор, – но будьте любезны сначала объяснить мне, что за чертежи лежат у вас на столе…

Вам должно быть известно: выполнение левых заказов в рабочее время недопустимо.

Одновременно с этим монологом, выдержанным в довольно ровном официальном тоне, под столом

директор злобно пнул растрескавшуюся ручку. С тихим лязгом она прокатилась по полу и остановилась

возле плинтуса.

– Это… Это личное… – испуганно пробормотал Мика, делая попытку прикрыть чертежи

растопыренными ладонями…

– Письмо девушке? – поинтересовался директор, иронично приподняв бровь, – очень

интеллектуально развитая, должно быть, особа.

Мика привык к тому, что его изобретения присваивают. Началось всё с той самой лимонадной

машинки, из которой потом пили шипучку все чиновники РОНО. Затем был ускоритель для велосипеда.

Мика собрал его для себя, чтобы преодолевать, не уставая, большие расстояния, но хулиганы из

параллельного класса выследили велосипед Мики – он всего то на минутку оставил его возле булочной – и

угнали вместе со злосчастным ускорителем. Да и бог с ними, и с ускорителем, и с лимонадной машиной.

Пусть пользуют на здоровье, пока не поломают. Но "универсальный уничтожитель зла" – это совершенно

другое дело. Ведь он, попав в недобрые руки, вполне может стать универсальным уничтожителем чего-

угодно, а этого Мика Орели как раз не хотел, осознавая мощь своего изобретения и, следовательно, свою

ответственность.

– Ты скоро? – в проёме двери возник очень высокий полностью седой человек.

Директор обернулся; на лице его обозначилась торопливая виноватая улыбка.

– Ой, прости… Совсем про тебя забыл. Конечно, сейчас пойдём. Посидим, вспомним молодость.

– Ты чего это, заставляешь парнишку работать сверхурочно? – высокий одним размашистым шагом

приблизился к столу Мики. В голосе его скрывалась доброжелательная улыбка.

– Это мой одноклассник, – выговорил директор, умело скрыв недовольство тем, что приходится

представлять вошедшего подчинённому, тем самым как бы приоткрывая завесу своей приватной жизни, -

генерал некой секретной службы, какой именно он и мне не говорит… – директор натянуто рассмеялся.

Мысли его беспомощно летели вдогонку неминуемо ускользающей – он чувствовал – президентской премии.

Молодой инженер встревоженно переводил глаза с директора на генерала и обратно. Безупречный

костюм, золотые запонки и лаконичная лысина. Директор всегда выглядел сильно озабоченным, даже если

думал о ерунде, хотя сам этого никогда не замечал. Пронзительно ясные льдисто-голубые глаза генерала

смотрели просто и мудро. Тонкие косые морщинки у наружного угла глаза и длинные горизонтальные на

лбу выдавали человека влюблённого в жизнь – часто смеющегося и удивляющегося. Снежно-белые

кустистые брови и усы навевали приятные детские воспоминания. Вот и сейчас генерал смотрел так,

ласково, чуть склонив голову, словно добрый волшебник из сказки.

Мика увидел в нём порядочного человека. Это не было выводом разума – за несколько минут

невозможно понять, что представляет из себя собеседник, пусть даже он успел за это время пересказать всю

свою жизнь. Доверие Мики к генералу шло изнутри – интуитивное, бессознательное.

И он решил открыться. Мысль о том, чтобы навсегда остаться один на один со своим чудовищным

изобретением пугала молодого инженера. Рано или поздно, но всё равно придётся рассказать о нём. Только

окажется ли в решающий момент рядом человек, достойный подобного откровения?

– Это чертёж генератора особых волн… – терпеливо начал Мика, подняв на генерала внимательные

свето-карие глаза. Тот опустил взгляд в чертежи, и как будто бы пытался вникнуть в них параллельно с

восприятием устной информации.

– Как вы планируете его использовать? – спросил генерал после того, как молодой инженер закончил

свои объяснения.

Мика пожал плечами.

– Вы в полной мере понимаете, что именно вы изобрели? – тихо спросил генерал, наклонившись над

столом и заглядывая в глаза сидящему юноше. Мике было мучительно неудобно сидеть перед уважаемыми

людьми, но встать он не мог, для этого пришлось бы отодвигать стул, а кабинетик был такой тесный…

Генерал смотрел на растерянного изобретателя долгим испытующим взглядом, и лицо его не было больше

сияющим лицом Санта-Клауса с конфетной коробки: оно сделалось сосредоточенным и немного грустным. -

Это оружие, молодой человек. Очень страшное оружие.

2

Большой парад Особого Подразделения планировалось провести на заброшенной авиабазе

окружённой со всех сторон изумрудным молодым лесом.

Сочная листва, перебираемая ветром, сияла на солнце. Ясный летний день клонился к закату. Его

оранжевый свет ровным полотном застилал обширную взлётную полосу, вымощенную крупными

бетонными плитами.

Место разгона самолётов теперь стало полем – мозаичным каменным полем – в щелях между

плитами кое-где успела вырасти трава и небольшие деревца, в основном, березки. В некоторых местах сами

плиты немного потрескались и сквозь них прорастала, устремляясь к солнцу, стрельчатая осока.

Билл остановился и присел на корточки возле одной из травинок.

– Глядите-ка, сюда…

Кирочка тоже присела на корточки. Аль-Мара просто остановилась рядом.

– Удивительно, не правда ли? – Билл коснулся рукой тоненького заострённого на конце стебелька, -

Что за сила в ней? В хрупкой былинке, которую я могу запросто согнуть пальцем? Отчего она способна

пробить камень?

– Она тянется к свету…к теплу…к солнцу, – ответила Кира.

– Но зачем? Ведь пока она семя, она ещё не ведает о солнце, не знает ничего о нём, верно? Что же

побуждает её пробивать сначала тугую броню семени, потом тянуться в тёмной земле к поверхности, затем

искать слабое место в камне – размытую дождём трещину, скол – чтобы выбраться на поверхность?.. Ведь

она даже не знает есть ли там солнце…

– Она пытается. Солнце нагревает землю и даёт ей надежду. Она не знает о солнце, но чувствует его

тепло… – смущённо предположила Аль-Мара. – Она ВЕРИТ.

– Возможно, ты и права. В живой природе – жить или погибнуть – вопрос вероятности. И ей не

остаётся ничего, кроме как ПОПРОБОВАТЬ увидеть солнце. …Но как ведь сильна!

– А если, по твоей философии, Крайст, всякая жизнь – попытка, вот ты только что сказал, жизнь

травинки – попытка увидеть солнце, то тогда наша, человеческая жизнь, попытка чего?

Крайст ненадолго задумался, потом смело встретил ищущий Кирочкин взгляд и усмехнулся.

– Наша жизнь – это попытка познать любовь.

Ей показалось, что глаза у него при этом стали чуть печальнее, чем обычно. Он ещё раз глянул на

тонкую острую травинку, торчащую из щели в бетонной плите и осторожно погладил её.

– Идёмте, – провозгласил он, поднимаясь, – Скоро приедет генерал Росс.

На базу постепенно съезжались люди. Они оставляли машины в лесу и, пересекая невысокий

молодой березняк пешком, выходили на взлётную полосу.

Все были одеты в одинаковую лёгкую и прочную серую форму. Они собирались небольшими

группами, по два-три человека, о чём-то говорили, смеялись. Некоторые совершенно свободно переходили

от одной группы к другой или вообще не присоединялись ни к одной из них, предпочитая в одиночестве

наслаждаться звуками и красками раннего летнего вечера. Кирочка заметила, что в обращении этих людей

друг к другу очень много внутреннего тепла – их связывало особое не физическое родство, сближала

причастность к Тайне – каждый чувствовал себя неотъемлемой частью большого целого. А отсутствие

бытовых связей между этими людьми обеспечивало непринуждённость отношений. Их не тяготили

взаимные долги и обязательства, обещания, скрытые желания и обиды. Они не возлагали друг на друга

надежд и не ждали определённых реакций на свои действия. Каждый из них был независим. Все эти люди

просто радовались чудесному летнему дню, блеску козырьков, удачным шуткам и возможности видеть друг

друга, говорить, улыбаться. Спокойно встретившись, они могли так же спокойно расстаться – в этом не было

печали. И Кирочка впервые осознала величие свода Правил – она воочию увидела результат борьбы с

привязанностями, зависимостями, с самим рабством человеческих чувств, неизбежно возникающих в

результате тесных взаимоотношений – результат глубинного внутреннего отшельничества.

Прищуренные на солнце глаза, золотистые, как будто светящиеся лица, улыбки… Зрелище было

таким необыкновенным и прекрасным, что Кирочка вздрогнула от восторга – мелкие мурашки легонько

пробежали по позвоночнику. Ещё никогда ей не приходилось видеть сразу столько по-настоящему

счастливых людей.

Их было не очень много. Не более двух сотен.

-Ты думаешь, это все? – шепотом спросила Кирочка у Аль-Мары. – Или ещё приедут?

– Вряд ли в Особом Подразделении тьма народа, – отвечала рыжая, старательно заправляя под

фуражку свои густые тяжёлые волосы, – что это за тайна, которую знает целый город?

– Но ведь очень большое число простых людей верит в колдунов, – продолжала рассуждать Кирочка,

– вот моя двоюродная тётя, например, постоянно ходила к каким-то бабкам, гадалкам, всё ей казалось, что на

ней то порча, то сглаз.

– Среди колдунов полно шарлатанов, – безапеляционно заявила Аль-Мара, – кроме того верить и

знать – далеко не одно и то же.

Тем временем счастливые люди внезапно перестали общаться и повернули головы в сторону

заходящего солнца. Пластиковые козырьки фуражек ослепительно засверкали в его лучах.

По взлётной полосе медленно ехала чёрная машина. Солнце играло на гладкой поверхности капота

и тонированных стекол.