Текст книги "Исполнитель Желаний"

возникло ни малейшего желания сопротивляться, в её сознании промелькнула единственная мысль – “этот не

нападёт…!” Кое-как на четвереньках она выползла из своего убежища и медленно поднялась на ноги, сразу

будто осунувшаяся, взъерошенная, несчастная.

Откинув полу длинного плаща стоящий у прилавка человек быстро показал ей изящный стальной

жетон.

– Капитан Фокс Рид, Особое Подразделение. Вы арестованы. Пройдёмте, пожалуйста, со мной.

Должен предупредить вас, что оказание сопротивления неизбежно повлечет за собой усиление карательных

мер.

Ехира сама протянула руки, позволив человеку в плаще надеть на неё специальные магнитные браслеты.

– Красавица у меня, – шепнул он в микрофон передатчика, замаскированного под наручные часы, -

найдите жертву.

Служащие Особого Подразделения вскоре обнаружили Билла лежащим без памяти под лестницей,

ведущей на склад. Тяжёлая работа, голод и последнее усилие воли, благодаря которому он не поднялся-таки

в торговый зал, чтобы снова умолять Ехиру о встрече – Билл был к этому близок – оказались непосильной

нагрузкой для организма юноши.

– Боже Праведный! – крайне изумлённо воскликнул парень в полосатом джемпере, – и в этакого

щеночка целили направленной "сотней"?

– Да уж…– согласился его спутник, высокий и тощий, в чёрной футболке, с косухой, накинутой на

плечи, – В его годы гормоны так бушуют, что и одной-то какой-нибудь прыщавой девчонки с толстыми

ляжками достаточно, чтобы с ума сходить… а тут такое!

– И ведь, самое удивительное, он держался.. . Завидно даже, чёрт возьми. – шепнул парень в

джемпере, слегка ткнув приятеля в бок. – Смог бы?

– Не приведи лихая! И пробовать бы не стал… «Сотня». Это ж можно с катушек съехать запросто…

– тощий парень опасливо повел плечом, качнув пустым рукавом косухи.

Билл открыл глаза. Джемпер и футболка с рок-кумиром, пока что лишённые чётких контуров,

расплывчатые, в поле его зрения сначала плавно скользили, качались, накладывались друг на друга, будто

пытаясь поменяться местами как ладья и король при рокировке. А потом вдруг резко остановились и обрели

резкость.

– Привет, малыш. Мы не причиним тебе зла. – дружелюбно сказал джемпер.

– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовалась футболка.

– Скверно… – сознался Билл, стихийно, как всякий спасённый к своим спасителям, проникнувшись

доверием к этой сочувствующей одежде. Лиц он разглядеть ещё не успел.

– Всё закончилось, давай руку, – парень с косухой на плечах помог Биллу подняться на ноги.

– Мы нашли его, капитан Рид… – сказал парень в полосатом джемпере, поднеся к губам наручные

часы, – Слушаюсь, – добавил он мгновение спустя и нажал на торце часов какую-то кнопку. – Веди его к

машине, а потом поможешь мне, я наверх, – сказал он своему спутнику, затем повернулся к Биллу. – Сейчас

ты пойдёшь с нами. Ничего не бойся. Всё теперь будет хорошо.

Билл и не думал бояться. Страх кончился в нём – как кончается энергия в батарейке или газ в баллоне

– незаметно вышел весь… Как и остальные эмоции. Билл был пустой и гулкий – точно пластиковая бутылка,

гонимая ветром по асфальту. Пошатнувшись от слабости, он вцепился в рукав стоящего рядом парня, и молча

пошёл с ним.

Задняя дверца большого черного автомобиля осталась приоткрытой, и Биллу было хорошо видно

часть ярмарочного двора; через двор наискосок те двое, что подобрали его под лестницей, теперь вели под

ручки рыжую ведьму к фургону, очень похожему на полицейский. Кроме Билла в машине находился человек

в тёмно-сером плаще, он сидел на водительском сидении и неторопливо курил, стряхивая пепел в окно с

полностью опущенным стеклом. Биллу на плечи сочувственно накинули косуху. Вид у него был уже вполне

спокойный и даже довольный – на коленях у него стоял солидный бумажный пакет из известной сети

закусочных; со здоровым шестнадцатилетним аппетитом Билл жевал уже второй трёхэтажный сандвич,

извлечённый оттуда, закусывая его ломкими палочками обжаренной в фритюре картошки и запивая

лимонадом из пластикового стаканчика с крышкой.

-Ты не ешь сразу много…– сообщил Биллу сидящий за рулём, заглядывая в зеркало заднего вида с

насмешливым усилением, – А то кишки узлом завяжутся.

– Я постараюсь. – Некоторое время с салоне автомобиля раздавалось только шуршание пакетов и

бульканье лимонада в стаканчике. С улицы доносился растерянный ропот толпы, постепенно собирающейся

во дворе ярмарки. Освобождённые от чар бестолково бродили кругами, силясь понять, что же с ними

произошло. Многие стыдились собственного вида и кутались во что придётся. Перед ведьмой, Билл

продолжал наблюдать за нею краешком глаза, распахнулись задние дверцы фургона.

– Кстати, я забыл представиться, – сидящий за рулём докурил и приветливо протянул руку между

сидениями, – капитан Рид.

– Билл… – юноша протянул руку навстречу и призадумался. Как отрекомендоваться посолиднее? Кто он?

Что он такое? Бывший студент? Грузчик на ярмарке? Нет. Всё не то. Всё не годится. – Билл, – повторил он, -

просто Билл.

Капитан Рид закурил вторую и снова принялся смотреть на улицу через окно автомобиля. Из толпы

доносились женские причитания и приглушённая расстроенная брань.

– Может, вы мне объясните всё-таки, в чём дело? – спросил Билл, покончив наконец с экстренной

помощью желудку. – Вы ведь из полиции?

Вид у него был очень серьёзный и храбрый. Юноша отложил пакет в сторону и принялся сверлить

обернувшегося Рида пытливым взглядом. К машине между тем подошли те два парня, что погружали ведьму

в фургон. Они о чем-то оживлённо болтали и хохотали между собой.

– Может, поделитесь смешинками? – с шутливой обидой буркнул капитан Рид.

Парни умолкли, смущённо покосившись на Билла.

– Всё с вами ясно, – вздохнул Рид, – одни лишь юбки на уме, полезайте уже в машину.

Парень в рокерской футболке сел назад, и у Билла появилась возможность разглядеть его получше.

На полицейского не похож. Ни капельки. Скорее на бандита. Голова с одной стороны бритая, в ушах -

здоровенные туннели, в каждый можно просунуть два пальца, а то и три…

Парень в полосатом джемпере занял переднее сидение.

– Ну, может, вы хоть что-нибудь мне скажете? – повторил попытку Билл, – куда мы едем, зачем?

– Ишь какой шустрый, – заметил с добрым смешком парень с туннелями в ушах, – только прочухался,

а уже задаёт вопросы!

– Это не так плохо, – прокомментировал Рид, выруливая на оживлённую магистраль, – бывают

ситуации, когда времени на то, чтобы, как ты изволил выразиться, “прочухаться” как следует, совсем мало

или вовсе нет.

– Ну так вы мне ответите!? – не унимался Билл.

– А если это, предположим, секретная информация? – голос Рида прозвучал довольно строго.

– То не от меня, – заявил Билл с уверенностью, вызывающей улыбку, – Я прочёл очень много книг о

магии, и с детства мечтал либо опровергнуть все слухи о существовании колдунов, либо убедиться в их

истинности лично. Думаете я не догадываюсь, что мне пришлось столкнуться с настоящей ведьмой? – Биллу

вдруг отчетливо вспомнился разговор, подслушанный в тот день, когда он получил в подарок свою ненужную

монетку, – Так значит вы не полицейские! – просиял он, – вы, часом, не те ребята, кого называют “серыми”?

Я слышал это слово от одного старика, довольно странный тип, скажу вам, он так смотрел, аж внутри

становилось холодно, а потом дал мне вот что, – Билл решил: уж если монетка старика должна когда-нибудь

сыграть роль в его судьбе, то сейчас именно тот момент, он извлёк её из кармана джинсовки и подбросил на

ладони.

– Офигеть… – шёпотом пробормотал парень с туннелями в ушах.

Парень в джемпере круто повернулся на сидении и уставился на Билла круглыми глазами. Капитан

Рид подозрительно глянул в зеркало заднего вида.

– Он тоже колдун!.. А мы-то, дураки, решили, что это нападение… Они вместе всё устроили и надо

было его в тот же фургон сажать… – приглушённо затараторил парень в джемпере, придвинувшись к

Риду.

– Панику прекратить, – спокойно сказал Рид, тоже негромко, и снова бросил настороженный взгляд в

зеркало, – доедем до офиса, разберемся.

9

За столом напротив Билла сидела пожилая, но тем не менее очень красивая женщина с густыми

полностью поседевшими уже волосами, убранными в венцеобразную косу вокруг головы. Она смотрела на

юношу вполне доброжелательно. Молодой сотрудник принес поднос с кофе, сливками, сахаром в маленьких

пакетиках и бесшумно поставил его на край стола. Густой аромат напитка быстро распространился по

комнате.

– Так сколько тебе лет, – спросила она, – только отвечай, пожалуйста, честно, кроме нас двоих никто

ничего не узнает, вся информация останется в этих стенах, таковы правила сбора показаний во всех

наших отделениях.

– Вы не будете звонить моим родителям? – осторожно поинтересовался Билл.

Пожилая женщина снисходительно улыбнулась.

– Нет.

– И не сообщите в пансион, где я учился?

– Нет. Не переживай. Если ты всё хорошо расскажешь, то твоя жизнь вообще никак не поменяется,

ты вернёшься обратно и будешь занимать тем же, чем и занимался. Ты, вероятно, даже ничего не вспомнишь.

Всё произошедшее здесь будет казаться тебе сном…

Последняя фраза женщины показалась Биллу немного жуткой. Несмотря на приятную обстановку и

вполне деликатное обращение – вежливые слова, журналы для ожидающих, бесплатный кофе – он чувствовал

себя крайне неуютно. Недоговоренность, присутствующая в каждой реплике любого, с кем Билл здесь

пытался общаться, прямо-таки ощутимая таинственность, пугала его. “Где я? Кто все эти люди?” Однако,

времени на размышление не было. Ему задавали вопросы и следовало отвечать. Не приведи лихая, ещё пытать

начнут или напичкают какими-нибудь “таблетками правды”.

– Меня зовут Билл Крайст, мне пятнадцать лет… – он вдруг умолк, будто споткнулся обо что-то в воздухе,

и тут же поправился, – почти пятнадцать, у меня день рождения через две недели…

– Замечал ли ты какие-нибудь странности за собой, ну, может, в твоём присутствии мигают лампочки или

выходит из строя микроволновка? – невозмутимо продолжала женщина.

– Нет.

– Тебе не говорили твои знакомые, что ты иногда вызываешь у них неадекватные реакции, к примеру,

внезапные приступы ненависти, или напротив – нежности?

– Да нет, вроде…

– Дай мне руки, – сказала женщина, извлекая из ящика стола широкие сверкающие наручники, Билл

послушно, хоть и с некоторой опаской выполнил просьбу.

– Женщина закрепила на его запястьях до щелчка прохладные тяжёлые браслеты и повернула на

маленьком пульте какое-то реле.

– Чувствуешь что-нибудь. – спросила она через некоторое время, – Головокружение? Тошноту?

Билл помотал головой. Он не ощущал ровным счётом ничего, разве только от металла на руках было

холодно и немного нервно. “Что тут в конце концов происходит?”

– А так? – спросила женщина, ещё чуть-чуть повернув реле, – Что-нибудь изменилось?

Билл снова мотнул головой.

– Хорошо, – сказала женщина и, освободив, наконец, юношу, внимательно оглядела его хрупкие запястья

с голубоватым узором вен, – Не чешется?

– Нет.

Потом женщина попросила Билла ещё раз подробно пересказать, каким именно образом он получил в

подарок от старика таинственную монетку, которая, робко поблескивая в бледном оконном свете, лежала

перед нею на столе. Рядом была лупа, несколько неизвестных растворов в плоских цилиндрических ёмкостях

с крышками, пинцет.

– Что это? – настойчиво спросил Билл, указывая на монетку, – Я изучил все справочники по денежным

знакам и не нашёл её.

Женщина взглянула на него удивлённо.

– Тебе так хочется знать?

– Больше всего на свете… – горячо сознался Билл. – Вы ведь не полицейские? – добавил он через

мгновение.

– Не совсем, – ответила женщина уклончиво.

– Вы охотитесь на колдунов? – смело предположил Билл.

Женщина молчала, но в её взгляде чувствовалась заинтересованность. Она отодвинула остывший кофе и

положила сцепленные в замок руки перед собой.

– Возьмите тогда и меня к себе! – воскликнул Билл. Он сам не успел осознать до конца как эти и все

последующие слова у него вырвались, сложившись так правильно и стройно, – Я всегда интересовался

магией, с самого детства, я читал книги, очень много книг! Давайте я вам расскажу всё что знаю?.. Сделайте

мне экзамен. Но даже если я буду отвечать хорошо, я понимаю: этого недостаточно. Я хочу сначала учиться…

Долго учиться. А потом помогать вам!

Женщина продолжала молчать, но на её сомкнутых губах, когда-то, вероятно, потрясающе красивых, но

сейчас немного подсохших, точно лепестки сорванной розы, начала медленно рождаться улыбка, очень

необычная, растроганная и отчего-то чуть грустная.

Тишина, когда Билл закончил говорить, стояла тревожная, звонкая; в ней решалась судьба, и сама тишина

как будто бы знала это, и волновалась, и была живая, вибрирующая, дрожащая.

Женщина вздохнула.

– Каждый доброволец – это, без сомнения, радость и большое событие для нас, но… Здесь довольно

суровые правила. Кому-то они могут показаться необоснованными и странными. Не всем под силу взять на

себя обязательства соблюдать их. Девять из десяти уходят, даже не дочитав свод до конца. Поэтому сначала

ты познакомишься с ними, а затем сам примешь окончательное решение… – она сделала небольшую паузу,

должно быть, формулировала трудную для выражение мысль, – … Ты имеешь право отказаться, это возможно

на любом этапе, у нас служат только добровольно, но… Если это случится не сейчас, а позже, то придётся

пройти небольшую процедуру…

– Какую?

– Коррекцию воспоминаний, – тихо сказала женщина, – Предупредить тебя об этом заранее – мой долг.

Билл вздрогнул. В первый момент ему стало так жутко, что захотелось уйти сразу: как можно скорее

выскочить в зыбкую дымку моросящего дождя, побежать по тротуару, и даже не оборачиваться до тех пор,

пока величественное серое здание с массивным гранитным портиком не затеряется в лабиринте городских

улиц. Но внезапное острое чувство потери пронзило Билла, когда он подумал о том, как вернётся на ярмарку.

Что он будет делать там? Какое будущее ожидает его? Как он собирается жить дальше? Сознание его было

совершенно пусто, он вдруг понял, что на ярмарке его больше ничего не ждёт. Он уже ушёл оттуда. И путь

его выглядел завершённым. Всплыли строчки из какой-то книги: “Взлетай, не боясь разбиться, ведь если

упадёшь, ты просто окажешься там, где был раньше, на земле, только и всего; а вот если ты не попробуешь

взлететь, то никогда не узнаешь, каково на ощупь небо…”

– Я согласен, – сказал Билл, – Покажите мне правила.

Женщина достала из ящика до невероятности тонкий чёрный планшет, бегло погладила пальцами

сенсорный экран, что-то на нём настраивая, и протянула Биллу.

– Мне можно будет подумать? После того как я прочитаю? – спросил он.

– Три дня. И кто-нибудь из нас будет наблюдать за тобой.

– Спасибо, – Билл погрузился в чтение.

Тикали часы. Женщина взяла со стола монетку и, зажав её между большим и указательным пальцами,

стала разглядывать. Рельефное изображение короны и скипетра полыхнуло бледно-жёлтым бликом. Билл к

этому моменту уже потерял всякую надежду, что когда-нибудь узнает назначение таинственной монетки, и

не обратил на женщину никакого внимания.

– Это – золотой империал Ордена Повелителей Пространства-Времени, тайного магического сообщества,

распавшегося несколько веков назад, – вдруг сказала она, – а ты читай, читай, не отвлекайся.

Дочитав до конца, Билл осторожно положил планшет на край стола.

– Не хочешь, не говори ничего сейчас, – улыбнулась женщина, – у тебя есть три дня.

– Может, я дам свой ответ и раньше, – произнёс Билл, вставая, – мне нужно только спросить кое-что. У

одного человека…

10

Когда он грезил о Магдалене на ярмарке, ему всегда почему-то представлялась одна и та же сцена

встречи: они стоят на небольшом расстоянии, медленно соединяют вытянутые руки, будто собираясь

кружиться, смотрят друг другу в глаза и бессмысленно улыбаются. Вечером он долго не мог заснуть, а на

следующий день каждую свободную минуту выглядывал в толпе покупателей ярмарки загадочного

“наблюдателя”, обещанного красивой седой женщиной, и раз ему даже показалось, что он кого-то заметил…

Но мгновение спустя подозрительный человек пропал, проглоченный ярмарочной суматохой, и больше не

появлялся – к концу дня Билл даже начал думать, что сам вообразил этот проскользнувший в толпе силуэт -

длинный плащ и шляпа – слишком уж много он сосредотачивал внимания на своем ожидании…и

искал…искал.

После работы он отправился в заветный ларёк со сладостями. По мере того как он приближался к цели,

всё острее и слаще ощущалось волнение предстоящей встречи. Когда осталось пройти всего только одну

недлинную улицу, Билл замедлил шаги. Почему сейчас от того, что скажет Магдалена, зависит вся его жизнь?

Он сам так решил, и не отказывался от своего выбора. Но почему? Билл остановился. Что же есть в ней такого,

в этой простенькой девочке, со вздёрнутым носиком в крупинках пудры, с отросшими корнями крашеных

волос и кукольными слипшимися ресничками? Что даёт ей право решать его судьбу?

Ларёк виднелся в конце улицы. Рифлёная металлическая обшивка вертикальными полосами. Серое

пятнышко крыши. Внезапно боковая дверца отворилась, выпуская двоих. Один из них замешкался, по-

видимому, запирая ларёк на ключ. Билл без труда узнал Магдалену – пучок жёлтых волос, немного сутулая

спинка, семенящая походка. Её сопровождал очень высокий, худой и, судя по жестам, нервный молодой

человек. Они о чём-то возбуждённо говорили. Спутник то и дело удерживал Магдалену за рукав, и, чуть

обгоняя её, заглядывал в лицо. Она отвечала. Растерянно и, как показалось Биллу, неохотно. Сутулилась еще

сильнее, будто пытаясь спрятаться в своих плечах.

Билл притаился в кустах, растущих вдоль тротуара, продолжив наблюдать. Магдалена и парень

подходили, их голоса слышались всё отчётливее.

– Ты не можешь меня бросить, ты всё, что у меня есть, ты же мне обещала, помнишь? Вместе и навсегда!

Я не стану жить без тебя, ты же знаешь.

– Но Эдвин…

– У тебя что, кто-то появился? – парень резко остановился и схватил Магдалену за руку, – говори! У тебя

кто-то есть? – его голос истерично дребезжал.

– Нет… – ответила она испуганно.

– Тогда в чём дело? Что изменилось?

– Я устала, Эдвин… Прошу тебя…

– Нет. Скажи: ты больше не любишь меня?

– Люблю, – без выражения произнесла она.

– Скажи ещё раз! – воскликнул парень с каким-то жутким глухим придыханием, – скажи это искренне, а

не так, как сейчас!

– Люблю, – повторила Магдалена тупо.

– Ещё… – прохрипел парень.

– Люблю… – выдохнула Магдалена, делая над собой заметные усилия. Она подняла на парня глаза,

полные страстной и безнадёжной мольбы, которой всё равно не суждено быть услышанной. Биллу показалось,

что девушка сейчас заплачет, – Успокойся, Эдвин, всё хорошо, – продолжила она, скрепившись, уже другим,

нежным и сильным голосом, – я люблю тебя и никогда не оставлю, никогда, ты слышишь. Вместе и навсегда.

Тшшш… Успокойся…

И тут случилось нечто несуразное. Огромный парень, согнувшись почти пополам, рухнул на плечо

Магдалены, и принялся громко рыдать, шмыгая носом. А она обнимала его, утешала шёпотом, гладила, как

мать, по плечам, по спине, по волосам…

– Ну ладно тебе, шшшшш, идём, Эдвин, всё хорошо…

Возвращаясь на ярмарку, Билл мучительно спорил сам с собой – нужно ли приходить снова, чтобы

увидеться с Магдаленой, или это не имеет никакого смысла. “Если ты не попробуешь взлететь, то никогда не

узнаешь, что такое небо…” Наверное, подумал юноша, это самое мудрое, что можно сказать человеку, когда

он не решается что-либо сделать.

На следующий день Билл пришёл опять, и, стараясь не слушать биение собственного сердца, сунулся в

ларёчное окошко.

– Привет.

– Это… ты? – Она стояла, удивлённо застыв, её густо накрашенные ресницы расходились как лучики от

широко распахнувшихся глаз. На её трогательно выпуклом, напудренном лбу собралась складочка.

– Прости меня… Ладно… – невпопад пробормотал Билл.

Повисла неловкая пауза. Билл стоял, просунув голову в окошечко и преступно бездействовал. Возле

ларька чуть поодаль раздражённо топтался человек в спортивных штанах с вытянутыми коленками, он, по-

видимому, хотел что-то купить. Секунды шли, но Билл продолжал стоять, увязая в собственных несчётное

количество раз уже передуманных мыслях. Наконец Магдалена мягко улыбнулась и, решив дать ход делу

сама, сказала:

– Да всё хорошо. Не волнуйся.

Билл покраснел.

– Я… Я ведь исчез не потому… Я не испугался, ты не думай. Просто…– Слова выпадали сами собой, как

мелочь из рваного кармана, неловкие, почти бессвязные; Билл чувствовал, что говорит совсем не то, что хотел

сказать, совсем не то, что копил в себе так долго; такова жизнь – никогда не получается произносить заученные

наедине с собой формулировки – всё надуманное неизменно разбивается о монолитную конкретность текущей

секунды, разлетается, рассыпается на глазах. Он совсем растерялся и принялся вываливать на неё всё сразу,

продираясь сквозь робость, пробивая ошеломляющей искренностью налёт шутливости на её на лице… – У

меня ведь ничего не было тогда: ни дома, ни денег, ни даже планов… Я ничего не смог бы тебе дать. Сейчас,

впрочем, мало что изменилось… Но… Я хотя бы кое-что зарабатываю. Я таскаю книги на ярмарке. Мы могли

бы снять небольшую комнату и жить там вдвоём…

Она открыла боковую дверцу, древнее женское чутье подсказало ей, что такой разговор не пристало вести

через малюсенькое, сходное с тюремным, ларечное оконце.

– Я серьёзно, – сказал Билл, взяв её руку. Она не отнимала, моргала длинными чуть подкрученными

своими ресницами в небольших комочках туши и смотрела на него печально-печально, точно вслед поезду,

увозящему кого-то безмерно дорогого куда-то далеко и навсегда.

Человек в спортивных штанах сердито сплюнул на тротуар и ушёл.

– Ты чудный, – сказала Магдалена с пронзительной нежной грустью, – Я ведь знала, что ты придёшь…

Когда-нибудь… Ты ведь порядочный, а такие всегда возвращаются туда, где, как им кажется, чего-то от них

ждут. Но зря ты вернулся ко мне…

– Почему?

– Я не совсем свободна, понимаешь… Я не могу.

– Из-за того парня, Эдвина? Прости, я видел вас вместе, я стоял совсем рядом и не признался. Это было

вчера вечером… Вон на том тротуаре, – Билл взмахнул рукой вдоль улицы.

Магдалена сильно смутилась. По-видимому, эти воспоминания были ей неприятны.

– Он странный какой-то. Зачем ты с ним встречаешься?

Девушка молчала, и снова в её глазах на миг промелькнуло вчерашнее выражение бессильной отчаянной

мольбы, она быстро отвернулась и произнесла:

– Это всё очень сложно. Не надо.

– Но я ведь тебе нравлюсь? – спросил Билл напрямик, от волнения не ощущая кончиков пальцев. Он знал,

что имеет право задать вопрос, и он предчувствовал ответ, её интонации, краски лица, тело – всё это не могло

лгать…

– Да, – ответила она смело, на выдохе, подняв на него свои несчастные и теперь отчего-то строгие глаза, -

очень, – губы её дрогнули, – но это не имеет значения.

– Но… Что же тогда… имеет? – растерялся Билл, – ты ведь хотела бы… быть со мной… Я чувствую. А от

него лучше уйти. Ваша связь тяготит тебя.

Магдалена посмотрела на Билла почти испуганно. Она, видимо, только сейчас осознала, насколько он

прав.

– Ты не знаешь ничего… Я должна остаться с ним. Он любит меня безмерно. Я его единственная надежда.

Он так страдает, если мы ссоримся. Он слишком впечатлителен и не совсем здоров, понимаешь… Эдвин

родился не здесь, его мать – мигрантка, там, откуда они бежали, шла война, они спаслись чудом, его отца

убили на их глазах… У Эдвина сломана психика. С ним периодически случаются истерики, он плохо спит,

ему требуется периодическая госпитализация. Я была слишком юна, я всего этого не знала. Я качалась на

качелях во дворе, а он выходил читать на лавочку. Он декламировал стихи, рассказывал анекдоты, он очаровал

меня… А потом… Один раз я уже хотела разорвать эти отношения. Но он попытался покончить с собой… Моё

предательство погубит его. А я, зная это, не буду счастлива всё равно. Я должна позаботиться об этом

человеке, понимаешь… Так мне говорит совесть…

Магдалена положила руки на плечи Билла и посмотрела на него совершенно невыносимым, отчаянно-

нежным взглядом.

– А ты… Ты красивый парень. С тобой хорошо. Тебя ещё полюбят. Много раз полюбят… А кто полюбит

его?

– Ты его любишь, – сказал Билл.

– Не знаю… Может быть… – пробормотала она, понурясь, – моя набожная бабушка часто повторяла, что

настоящая любовь – это жертва и сострадание; любишь – значит можешь отречься от самого себя, от своих

желаний, от своего счастья ради другого человека…

«Ещё одно определение,» – печально подумал Билл. Он смотрел на улицу, глядеть на девушку сейчас было

слишком тяжело, и он провожал глазами скользящие мимо автомобили.

– Я сама всегда думала, – продолжала Магдалена, – что любовь – совершенно другое… И даже никак не

скажешь о ней. Не опишешь никакими словами.

Она стояла прислонившись к дверному косяку; простенький профиль её и застывший взгляд были

устремлены куда-то вдаль, так далеко, как не могло проникнуть ни зрение, ни мысль, никакое чувство; она

смотрела сквозь пространство, сквозь время, и во всей позе девушки, в этом её застывшем, завершённом

стремлении к страданию, и героическом, и обречённом, было столько смысла, что казалось, она смотрит на

Бога, и – как бы кощунственно и зловеще это ни звучало – видит Его.

– А теперь уходи… – быстро сказала Магдалена, неожиданно обернувшись к Биллу. – Эдвин обычно

заглядывает ко мне в это время, будет очень плохо, если он увидит тебя. И ещё… – она замялась, – постарайся

больше не приходить. Никогда. Да ты, наверное, и сам понимаешь…

Билл понимал. Ничего не говоря он повернулся и медленно побрел прочь. Тонкая струйка боли

зарождалась где-то в районе живота; набирая силу, боль поднималась всё выше, вдоль позвоночника,

наливала тело, словно бутыль, а затем выплёскивалась через темя наружу, растворяясь в общем океане боли,

простирающемся без конца без края – все существа, когда-либо жившие во Вселенной усердно наполняли его,

словно огромный сосуд, этой болью, неизбежной болью несбывшихся желаний…

Но вместе с болью Билл чувствовал облегчение. Он шёл сюда отяжелённый надеждой, ничто так не

притягивает человека к земле как его умозрение в будущее; ничто так не лишает человека способности решать

свою судьбу, как его многочисленные планы, заложником которых он становится, сам того не замечая. Теперь

же Билл был пуст. Все планы оказались разом стерты, как надпись мелом со школьной доски. Он в одно

мгновение сделался совершенно свободным человеком.

“Да. Я согласен служить…” – подумал Билл.

ГЛАВА 5

1

Дружба Нетты и Кирочки была довольно странной. Неустойчивой, капризной, неожиданной. Как

весенняя погода. Всё потому, что Нетта, сблизившись с Кирочкой, оказалась неким связующим звеном между

загадочным миром подруги и внешним, настоящим миром; находясь где-то посередине, рыжая как будто всё

время выбирала и никак не могла решить, к какому из двух миров ей следует примкнуть. Другие девочки

никогда не хотели брать Киру в свою компанию, но признавались, что охотно дружили бы с Неттой, не будь

она лучшей подругой Кирочки… Изредка они звали рыжую куда-нибудь: посидеть на переменке вместе,

погулять или на день рождения. Несколько раз Нетта даже соглашалась, причиняя Кирочке невыносимую

боль ревнивой отверженности. Однако, окончательное воссоединение рыжей ни с одним из двух миров так и

не произошло; она металась от одного к другому, окунаясь в каждый быстро и боязливо, точно в прорубь, но

не обретала полного удовлетворения ни в первом, ни во втором.

Как-то раз после экскурсии в исторический музей Нетта вдруг ни с того ни с сего решила

присоединиться к группе одноклассниц, которые собирались посидеть немного в небольшом кафе

“Мороженое” недалеко от школы. Разумеется, звать туда Кирочку никто не собирался, и она осталась совсем

одна. Ей было до того обидно, что, забыв всякую гордость, она тоже поплелась за девчонками – день стоял

пасмурный, ветреный, мрачный остров Заброшенных Верфей почти скрылся за плотной завесой мороси,

Кирочка брела позади, на некотором расстоянии, завистливо прислушиваясь к веселому чириканью девчонок.

Она купила себе порцию мороженого и, сев за дальний столик, принялась с бессильной тоской пожирать

глазами болтающую и хохочущую компанию одноклассниц.

За окном лежал в тусклом свете промозглого дня ранней весны бульвар Плачущих Тополей. Почему

он так назывался, никто не знал. В гладкой поверхности круглого столика отражалась часть улицы. В вазочке

медленно таяло, оплывая словно свеча, шоколадное мороженое. Кирочка сидела, сложив руки перед собой и

задумчиво смотрела на тополя. Он стояли в мелком дожде точно в дымке, высокие, стрельчатые, серые, и

Кирочке казалось, будто они и в самом деле плачут…

Девочки в противоположном углу кафе, сгрудившись над столиком, разглядывали принесённый кем-

то дамский журнал; и с ними была Нетта, задорно порхала и покачивалась густая копна её рыжих вьющихся

волос; среди бесконечного количества дождливых оттенков серого она казалась яркой, солнечной, будто

тропический цветок… А Кирочка сидела одна. Шарики в вазочке уже совсем подтаяли, превратившись в

бесформенную, плачущую длинными струйками сиропа сладкую массу. И внезапно Кирочку охватил такой

отчаянный, удушающий порыв злости, что она не нашла в себе сил усидеть на месте. Девочка вскочила, и

сильно ударив двери выставленными вперед ладонями, опрометью выскочила на улицу. Немногочисленные

посетители кафе послали ей вслед несколько недоумённых взглядов. Смело отталкиваясь длинными ногами

от мокрого тротуара, местами опалесцирующего бензиновыми разводами, Кирочка бежала вперёд. Ненависть

билась в ней, пульсировала, словно огромное чёрное сердце, и Кирочка бежала, изо всех сил колошматя

подошвами асфальт, бежала, чтобы уморить его, замучить, вытрясти из себя… Ей представлялось, как на

Нетту и всех остальных девчонок налетает смерч, он подхватывает их, начинает кружить, всё быстрее и

быстрее, перемешивать, точно чудовищный шейкер, и они, истошно визжа, носятся по кругу в этом

смертоносном вихре, на его поверхности временами показывается то чья-нибудь рука, то пола плащика, то

копна ярких рыжих волос; смерч не знает пощады, как пеструю тряпочку, он проглатывает эту копну, Нетта

исчезает. И дальше продолжается неистовая пляска вихря, ниспосланного могучей загадочной силой, которая

никогда не даст Кирочку в обиду… Никому. Пусть он никогда не покажется ей на глаза, но он будет всегда

рядом, этот тайный защитник, способный отомстить всем врагам одним неощутимым невидимым невесомым

мановением мысли …

Переменчивое поведение Нетты ранило Кирочку каждый раз заново: происшествие в кафе на