Текст книги "Истреби в себе змею"

– Нет, мы приезжие. Издалека – с севера.

– С севера? Вы не очень-то похожи на гринго!

– А разве на севере живут одни гринго? Может быть, вы позволите нам войти в дом?

– Я знаю ваши имена, – отрезала Наташа, – если они, конечно, настоящие, но вы так и не сказали, зачем вам мой отец.

Препирательства грозили затянуться на неопределённый срок – Наташа намерена была стоять насмерть, – но в это время в сад вышел сам хозяин дома. Окно его кабинета было открыто, и Рохо услышал голоса.

– Что вам угодно? – спросил он, остановившись в трёх шагах от Алана.

– Здравствуйте, сеньор Рохо. Меня зовут Алан – Алан Ансиано[14]14
  Anciano – старик (исп.)


[Закрыть]. Или Алан Старов, господин… Краснов.

– Краснов? Давно меня так не называли, – медленно проговорил Диего, внимательно глядя на Алана. – Ну что ж, коль скоро вы знаете мою прежнюю фамилию… Наташа, сделай нам кофе, пожалуйста.

– Если позволите, мне хотелось бы поговорить с вами приватно.

– Ну что ж… – повторил Рохо. – Ната, забери с собой этого молодого человека, а кофе принеси нам сюда, хорошо?

– Хорошо, отец, – отозвалась дочь и махнула Хайку, словно старому знакомому: – Идём, поможешь. Да не бойся ты, не укушу.

– Я не боюсь девчонок, – подал голос молчавший до того Хайк.

– А-а… Тогда ты, наверно, – невинным голоском пропела Наташа, – боишься змей? Не бойся, у нас их нет – ни в саду, ни в доме. И вообще – я здесь самая опасная хищница. Не веришь? Зря.

Хайк в свою очередь покраснел (хотя при его смуглой коже это было почти незаметно) и последовал за девочкой в дом, соображая на ходу, как бы ему половчее отбрить эту нахалку.

– Садитесь, Алан, – предложил Диего, проводив глазами ребят и указывая гостю на плетёное кресло подле стоявшего в тени деревьев столика. – Я вас слушаю. Что вас ко мне привело?

– Вы автор романа «Предупреждение»…

– Вы не ошиблись, сеньор Ансиано. Однако вряд ли вы прибыли сюда только для того, чтобы попросить у меня автограф, не так ли?

– Да, вы правы. Не будем ходить вокруг да около. Я давно хотел попасть к вам, Диего. В Катакомбы.

– А вот это уже не ко мне – это к Миктекасиуатль.

– Миктекасиуатль? Кто это? Я кое-что слышал о ней, но…

– Мать Эухенья. Нетрадиционная целительница. Адепт древних религий. Наставница и глава пещерного братства. Иногда её называют просто ведьмой. Достаточно титулов?

– Диего, вы меня не так поняли…

– А кроме того, господин Старов, вам явно не пятнадцать лет, и даже не сорок пять. В Катакомбы приходят юноши, а мы с вами уже вышли из этого прекрасного возраста.

– Мне без малого сто пятьдесят лет, – произнёс Алан без тени улыбки. – Я орт – один из первых ортов этого мира. Сейчас подобных мне называют людьми-индиго, а тогда… Вы мне не верите?

– Нет, – честно признался Рохо, – не верю. За эти годы я во многое уверовал, но…

– А вы спросите свою дочь – она ведь у вас индиго. Девочка сразу меня почуяла – это было видно по её глазам и ауре.

– Хорошо, допустим, это действительно так. И что из этого следует?

– Я слишком долго был один, сеньор Рохо… Игорь. Человек вообще не может быть один: сказки про святых отшельников – это сказки, и не более того. Эти отшельники быстро дичали и сходили с ума, хотя некоторым везло – их откровения попадали в книги, ставшие раритетами. А груз знания – тяжкий груз, Диего. Он может раздавить, если им вовремя ни с кем не поделиться. Я хочу поделиться с людьми тем, что узнал за сто пятьдесят лет.

– А почему вам непременно нужны Катакомбы? Мало в мире других мест и людей, жаждущих знаний?

– Мне нужны не просто люди, – Алан покачал головой, – мне нужны люди-индиго. То, что я знаю, – это для них, простым людям мои знания ни к чему. Разве нужны ноты тем, кто лишён музыкального слуха?

Диего не нашёл, что возразить – доводы Алана выглядели вполне логичными.

– Этот мальчик, который пришёл со мной, – он индиго. Я подобрал его на севере. Там тоже есть те, кто интересуется новыми людьми, вот только интерес этот грозит обернуться большими бедами. А у вас, я знаю, дело обстоит по-другому. Поэтому я и пришёл к вам.

– И вы думаете, что моя рекомендация…

– Да, сеньор Рохо. Я не хочу быть незваным гостем – устройте мне встречу с этой вашей Эухеньей. Мне не обязательно лезть в ваши пещеры – мне достаточно поговорить с человеком, который сможет меня понять – правильно понять, Диего! И дело не только в том, что я орт, и что я хочу поделиться знаниями с детьми-индиго. Я принёс вести с севера, сеньор Рохо, – недобрые вести. Если эта ваша ведьма хоть наполовину соответствует тем громким титулам, что вы мне тут перечисляли, она оценит эти известия.

Диего колебался. Этот странный человек располагал к себе и вызывал доверие, но именно поэтому Игорь Краснов и не спешил ему верить. Русская фамилия? Ну и что с того? Можно подумать, Россию испокон века населяли одни только ангелы во плоти! К тому же ещё неизвестно, кто такой этот Алан на самом деле. Может быть, от такой же Старов, как Олд или Ансиано – на Земле сотни языков, и в каждом из них есть слово «старый». А как сказала Мать-Ведунья: «В Катакомбах могут появиться гости… не слишком желанные гости». Не хватало ещё ему самому привести такого гостя в Пещеры Миктекасиуатль!

…Наташа не торопилась нести в сад кофе. Она видела – чувствовала, – что отец занят серьёзной беседой, и не хотела ему мешать. Она знала: если действительно понадобится кофе, отец её позовёт. Поэтому девочка с чистой совестью развлекалась игрой с Хайком, оттачивая на нём свои прорезающиеся коготки расцветающей женственности. Волчонок то и дело попадал впросак, сердито сопел, но одновременно эта игра нравилась и ему. К тому же он видел – эта девчонка из того же теста, что и он сам. Ей, конечно, далеко до Мэй, и глаза у неё серые, а не голубые, но всё-таки… А Наташа чувствовала, что заинтересовала Хайка, и резвилась вовсю. Окончательно добив мальчишку коварным вопросом «А ты уже целовался когда-нибудь с девочкой?», она уже торжествовала победу, но в это время стереовизор в холле переключился на другой канал вещания.

На экране появился человек в военной форме, и отбивавший из последних сил игривые наскоки «юной сеньориты» Хайк осёкся на полуслове и замер.

– Ты чего? – не поняла разыгравшаяся Наташа и даже немного обиделась («Ну вот, а я-то старалась…»).

– Я его знаю, – произнёс Хайк, и его верхняя губа дрогнула, обнажая зубы. – Я видел этого типа, когда попал в Приют. Это Попечитель. Они…

– Попечитель? Приют? Кто это? И где?

Хайк не ответил, а через минуту до обоих ребят дошло, что именно говорит с экрана этот человек в военной форме. Программа явно шла повтором, и вообще было похоже на то, что развлекательный канал принудительно переключен со спутника.

– Отец! – Наташа пулей вылетела в сад и подбежала к Диего, едва не опрокинув по дороге пустое кресло. – Там… Там… Идём, там по стерео такое… Такое, что…

Все четверо дважды прослушали обращение генерала Джейка Блада «к нации и миру», молча сидя в холле и забыв про приготовленный Наташей кофе. Программа действительно повторялась, и конца этим повторам не предвиделось.

Когда волевое лицо генерала возникло на экране стереовизора в третий раз, Диего Рохо решительно встал и сказал Алану:

– Идёмте, сеньор Ансиано. У меня катер – через десять минут мы будем на том берегу Магдалены. А ты, дочь, дождись мать и братьев с сестрой. Потом собирайтесь и уходите. За реку. В Катакомбы. Ты поможешь ей, парень?

Хайк молча кивнул.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА ВОСЬМАЯ. БЕЗУМИЕ

Мутное кровавое варево закипало.

Чудовищная и великолепно отлаженная машина оболванивания, прежде нацеленная на вдалбливание в голову непреложных истин – что нужно носить, что пить и что жевать, за кого голосовать и как вообще жить, переключилась на свою основную программу: заставить людей действовать, причём действовать в полном соответствии с желанием программистов. Именно для этого создавалась и совершенствовалась эта машина, и теперь пришло время опробовать её эффективность. И машина не подвела.

Первые часы после выступления генерала Блада – его транслировали по всем сетям, безжалостно выметя оттуда все развлекательные шоу и мыльные сериалы, – не случилось ничего из ряда вон выходящего. Люди пребывали в состоянии шока – им требовалось время для того, чтобы понять: триллер стал реальностью, и жуткие монстры из фильмов ужасов вышли на чистенькие улицы сонных городков и на широкие проспекты мегаполисов. А когда люди поняли, что эти монстры вот-вот постучатся в двери их уютных домов (людей сумели в этом убедить), с них тотчас осыпался тончайший лак «цивилизованности», и первобытные инстинкты вырвались наружу, легко сметая хрупкие нравственные ценности.

«Они идут! Они уже здесь!» – кричали все информационные каналы, и гримасы страха и ненависти уродовали хорошенькие личики дикторш стереовидения. Экраны домашних медиа-центров заполнили наспех сляпанные фильмы, в титрах которых значилось «На основе реальных событий», и обыватель легко заглатывал эту немудрёную наживку. В течение суток хитом стал блокбастер «Потрошители детей», где кадры видеозаписи атаки «призраками» Приюта-семнадцать были искусно дополнены превосходно выполненной компьютерной графикой, живописующей во всех тошнотворных анатомических подробностях растерзанные тела воспитанников Приюта. И люди верили – в конце концов, столб дыма над зданием на холме многие видели своими глазами.

Реклама зубной пасты, гигиенических прокладок, мобильных видеофонов, «таблеток молодости» и престижных автомашин с новым типом двигателя уступила место короткому и убийственному старинному слогану, в котором было заменено одно-единственное сходное по звучанию слово: «Каждый индиго – плохой индиго, только мёртвый индиго – хороший индиго!»[15]15
  «Every Indian is bad Indian, only dead Indian is good Indian!» – известный девиз времён «покорения Дикого Запада».


[Закрыть]. Этот лозунг появился на всех рекламных постерах, лазерных панно и на первых страницах газет; он настырно лез в глаза, заклиная и призывая: «Убей! Убей! Убей!».

Звериный страх, трансформировавшись в звериную ненависть, искал выход и находил его. И первыми жертвами – как всегда – становились невиновные и непричастные…

* * *

– Вы ошиблись на двадцать центов, мистер, – вежливо сказала двенадцатилетняя девочка, получая сдачу в небольшом магазинчике.

– Ты-ы-ы… – глаза продавца медленно наполнялись безумием. – Ты сосчитала это в уме?

– Я… – девочка смертельно побледнела, предчувствуя непоправимое. – Я…

– Ты индиго… Индиго!.. Индиго!!!!

Слово было сказано, и оно прозвучало смертным приговором. Девочка выскользнула на улицу испуганным зверьком и долго металась, провожаемая несущимся со всех сторон истошным воплем «Индиго!», пока какой-то лихой водитель не расплющил её хрупкое тельце о стену дома бампером своей новенькой машины…

…Толпа школьников забила насмерть бейсбольными битами безобидного очкарика – забила только за то, что этот несчастный парнишка знал, кто такой был Наполеон, и мог без компьютера извлечь кубический корень из восьми. Мальчишка, пока его орущие от ярости сверстники выламывали хлипкую дверь туалета, где он спрятался, успел позвонить домой. Отец загнанного «псевдоиндиго» примчался как раз вовремя, чтобы увидеть на спортивной площадке перед школой бесформенное нечто, оставшееся от его сына, – он опознал его лишь по рваной футболке с весёлым Микки Маусом. Обезумев от горя и ужаса, мужчина вытащил из багажника автоматическую винтовку и начал расстреливать всех подряд, меняя обойму за обоймой. Мстя за своего ребёнка, он убивал чужих детей – убивал до тех пор, пока его самого не изрешетили подоспевшие к месту кровавой бойни полицейские…

* * *

Эти и другие схожие трагические сюжеты, число которых росло в геометрической прогрессии, тут же попадали в ленту новостей – естественно, с нужными комментариями, – и распаляли «праведную» ярость людей, необратимо теряющих человеческий облик.

Страх искусно нагнетался и подогревался. Поползли неясного происхождения слухи, что проклятые индиго – это порождение чёрной магии вуду, вызванные на погибель и без того уже малочисленным белым людям. Эти слухи породили волну погромов в районах, густо заселенных неграми и арабами. Полиция бездействовала, зато спецотряды штампов действовали хладнокровно и беспощадно. Солдаты-клоны чётко следовали полученным инструкциям: они дожидались, пока «горячие территории» превращались в один сплошной комок ужаса, боли и взаимной ненависти, и после этого приступали к «умиротворению». Танки и бронемашины крушили огнём и гусеницами горящие дома, а штампы косили ливнем свинца правых и виноватых, тем более что отличить первых от вторых уже не было никакой возможности…

Страна погружалась в хаос, кажущаяся стихийность которого основывалась на тонком расчёте организаторов всего этого безумия. Генералу Бладу требовалось не только сломить сопротивление ньюменов, которых он считал своими непримиримыми противниками, но и сделаться верховным правителем с неограниченными диктаторскими полномочиями. И дело к тому и шло: всё громче раздавались призывы «всего народа» «покончить с обветшавшей и непригодной в чрезвычайной ситуации демократией», приостановить действие конституции на неопределённый срок и «твёрдой рукой» навести порядок.

Конечно, массовое сумасшествие было бы невозможно поддерживать на должном уровне без подпитки реальными фактами. Можно нагнетать истерию и кричать о незримом противнике некоторое (не слишком продолжительное) время, но если не предъявить людям этого врага воочью, истерия неминуемо пойдёт на убыль – одних компьютерных имитаций будет явно недостаточно. Однако враг этот – и враг опасный, как доказала атака Приюта, – действительно существовал, и Блад всерьёз вознамерился с ним покончить.

Автострады перекрывались блокпостами, оснащёнными стационарными детекторами ауры и мощными излучателями-«глушилками»; такую же аппаратуру получили мобильные патрули. Над городами зависли вертолёты, ощетинившиеся многочисленными стволами; солдаты в бронекомбинезонах с оружием наизготовку появились в аэропортах и на вокзалах, возле банков, многоэтажных офисов, правительственных зданий и просто в местах большого скопления народа.

Генерал Джейк Блад (и Стэрди) знали, что делают, и правильно просчитали реакцию ньюменов. Рассеянные по всей стране и застигнутые врасплох «охотой на ведьм» воины Серпенты не колебались, когда перед ними вставал выбор: убивать или быть убитыми. И они убивали, пустив в ход всё доступное им смертоносное нечеловеческое умение. А леденящие душу «репортажи с места событий» тоже шли в ленту новостей – прямо с колёс.

* * *

…Плотный парень лет двадцати спокойно шагнул через петлю металлоискателя и вдруг ощутил кожей лица лёгкое жжение. Он заметил, как почти неуловимо изменились лица офицеров службы обеспечения безопасности полётов, перехватил их мысли и понял, что его засекли сканером ауры. И ещё ньюмен тут же понял, что будет дальше, и не стал дожидаться выстрелов в упор или удара электромагнитным полем высокой частоты.

Силуэт парня размазался, словно изображение на плохо настроенном стереовизоре, и молниеносно переместился обратно ко входу в контрольную зону. А в следующую секунду воздух наполнился свистящими трёхгранными остриями в палец величиной.

Со звоном лопались светильники и экраны, засыпая всё вокруг мелкой крошкой стекла и пластика; бессильно откинулся на спинку кресла оператор за терминалом сканера. Вместо левого глаза у него осталось сочащаяся кровью впадина, а из затылка высунулось блестящее металлическое жало. Люди падали; уцелевшие метались, закрывая головы руками, и острые шипы, материализованные из ничего, пришивали им кисти к щекам.

Человек-индиго неясной тенью выкатился в зал ожидания и прокладывал себе дорогу к выходу из здания аэровокзала, щедро рассыпая огненные веера. Корёжилось покрытие стен, загорались диваны и кресла; по стойке бара побежал пламенный ручеёк, рождённый вспыхнувшим содержимым разбитых бутылок, – в этом гордящемся своей репутацией баре продавали качественное и крепкое спиртное. Зал содрогался от многоголосого воя, люди топтали друг друга, спасаясь от ревущего огня, и затоптанных и получивших травмы было куда больше, чем ослепших и обожжённых.

Загремели выстрелы, шальные пули вырвали первых случайных убитых и раненых, а ньюмен стремглав пересек зал, прошил телом огромное стекло, оставив в нём чёткий абрис человеческой фигуры, и вырвался на улицу. Он уже садился в первую попавшуюся машину, мимоходом вышвырнув оттуда её водителя, когда его настигла пуля снайпера, дождавшегося удобного момента.

Паника медленно затихала, вокруг автомобиля с застреленным «призраком» мало-помалу начали собираться зеваки, но их проворно оттеснили налетевшие откуда ни возьмись стереовизионщики. И через пятнадцать минут разбитые стёкла, кровь, неподвижные тела на полу и внушительные подпалины на стенах центрального зала аэропорта увидела вся страна.

* * *

– Докладывайте! – приказал Блад вытянувшемуся перед ним хайерлингу.

– Индиго-психоз достиг апогея, мой генерал. Страна охвачена беспорядками, причём большинство беспорядков имеет ярко выраженную расовую окраску. Индиго слишком мало, они почти неуловимы, но люди подозрительно смотрят друг на друга, не снимая пальцы со спусковых крючков. В такой ситуации гораздо легче вернуться к привычному образу врага, который маячил перед глазами десятилетиями. Можно припомнить все действительные и мнимые обиды и предъявить счёт этому старинному врагу, и потребовать уплатить по этому счёту сполна. А идея связать появление индиго с ритуалами вуду оказалась превосходной – её восприняли сразу, мигом позабыв заботливо насаждаемое понятие политкорректности.

Генерал кивнул, выражая всем своим видом: «А что я вам говорил?», и требовательно спросил:

– Новинки масс-медиа?

Хайерлинг активировал настенный экран, комментируя появляющиеся на нём кадры. Блад внимательно следил за пёстрой лентой, изредка вставляя «Убрать», «Придержать» или «Довести до нужного уровня». А когда на экране пошёл тест-ролик готовящегося к запуску в Сеть нового фильма «Алчущие крови», вмешалась сидевшая рядом с генералом Стэрди.

– Аляповато, но пойдёт, – лениво процедила она, наблюдая, как два скелетообразных существа настигли задыхающуюся от ужаса миловидную девушку, содрали с неё одежду, долго насиловали несчастную устрашающего вида зубчатым приспособлением, а потом открутили ей голову и начали жадно слизывать хлещущую во все стороны кровь длинными липкими языками. – Смесь секса и насилия – это терпкое пойло обыватель глотает и усваивает лучше всего. И переваривает без остатка – всё дерьмо оседает у него в душе.

Хайерлинг почтительно поклонился. В Центре очень быстро поняли, кто такая Стэрди, и насколько весомо её слово. «Роскошная смерть» неукоснительно соблюдала негласный этикет иерархии Правителей и всегда держалась на полшага позади Блада, оставаясь как бы в тени, однако её влияние на генерала и на принимаемые им решения ни для кого не было секретом.

– Так, с этим ясно, – резюмировал Джейк. – Правительство?

– В шоке, – хайерлинг пожал плечами – мол, чего ещё ждать от этих гражданских? – Правда, их в основном волнуют спад производства и падение платежеспособного спроса. Когда на улицах стреляют, а за каждым углом мерещатся кровожадные чудища, людям как-то не до ежедневных покупок. Идут бурные дебаты о введении чрезвычайного правления, и мне кажется, что у вас есть все шансы…

– Выводы предоставьте делать мне, – перебил его генерал. – Какова реакция в мире на события в нашей стране? Как там насчёт «гулкого эха»?

– Сеть глобальна, мой генерал. Вспышки индигофобии наблюдаются в Европе, хотя их интенсивность существенно ниже, чем у нас. Арабский мир и Поднебесная империя – там пока всё спокойно. И настораживает поведение России – волна истерии угасает у её границ, словно наталкивается на невидимую стену.

– Непонятно… – проронила Стэрди.

– И неприятно, – добавил Блад. – У них ведь есть индиго, и немало. Неужели они под контролем силовых структур и мы имеем дело с организованным противодействием? Так, введите в наш пропагандистский спектр некоторые дополнения. Скажем, приравняйте «генетическую эпидемию» к птичьему гриппу, СПИДу или атипичной пневмонии. Пусть ленивые уверуют в то, что это заразно и смертельно опасно. Тогда, может быть, их реакция будет более… м-м-м… адекватной.

– Есть, мой генерал. Позволю себе заметить, что в целом ситуация раскачана – нация жаждет прихода спасителя. Тем не менее, мы ни на секунду не забываем об основной цели операции…

«Ещё вопрос, парень, какая из двух целей этой операции основная» – подумал Джейк, но промолчал.

– …и детектирование «призраков» ведётся непрерывно, целенаправленно и всеми возможными способами. К сожалению, радиус действия сканеров ауры очень невелик – их невозможно использовать с вертолётов, не говоря уже о спутниках. Генераторы поля также не слишком эффективны: достаточно мощные агрегаты тяжелы и громоздки, они хороши только в обороне, а портативные образцы на индиго практически не действуют – разве что чуть пощекочут им мозги.

– Слишком мала мощность?

– Так точно, мой генерал. Того типа в аэропорту – вы помните, его ещё застрелили в автомашине, – полосовали из нескольких таких блоков, что не помешало ему использовать всю свою боевую магию. Да и дальнобойность у всех модификаций «глушилок» ничтожна: несколько десятков метров – это не расстояние для современного боя. Пока мы уничтожили всего одиннадцать людей-индиго, и то только благодаря многократному перевесу или после того, как наши противники до предела выматывались. Ещё семнадцать «призраков» были обнаружены, но сумели оторваться от преследования. Они хорошие бойцы, мой генерал.

– Наши потери?

– Если говорить о солдатах, то потери приемлемые: сто девяносто два человека.

– Человека? – переспросил Блад.

– Штампов – пятьдесят семь, – уточнил хайерлинг, – причём это с учётом потерь при умиротворении. А гражданских лиц, – он чуть замялся, – свыше четырёх тысяч. Это вместе с жертвами… гм… недоразумений. Цифры всё время меняются – раненые умирают в больницах. А точное число погибших в ходе расовых беспорядков и при их подавлении неизвестно – во всяком случае, счёт идёт на десятки тысяч.

– Точные цифры в данном случае малосущественны. Фиксация энергетического фона событий?

– В ходе всех боестолкновений производилась подробная видеозапись. Кроме того, регистрировались изменения психополя – по мере возможности. Вся информация передана аналитикам – они сутками не вылезают из-за компьютеров, пытаясь разобраться в том, как индиго управляют свободной энергией. Яйцеголовые тужатся описать магию интегралами и многоэтажными формулами, однако пока не преуспели.

Генерал на секунду задумался, посмотрел на Стэрди и коротко бросил офицеру:

– Свободны!

Потом он пробежался пальцами по панели контрольного терминала и произнёс:

– Ответственного за операцию «Неприкаянные сироты» ко мне.

Объявив войну «призракам», Джейк Блад отнюдь не собирался поголовно истребить всех детей-индиго, особенно тех, которые содержались в Приютах. Командирам охотничьих команд было дано распоряжение убивать взрослых индиго, но детей брать живыми. Генерал был неплохо образован и знал, что когда-то из пленных детей разных народов арабские эмиры воспитывали преданных и беспощадных в бою мамелюков. Дети – они ведь как глина, из которой умелый скульптор может вылепить всё, что угодно. А если речь идёт о детях с паранормальными способностями, то уничтожать таких детей просто глупо. И поэтому Блад заранее отдал распоряжение эвакуировать воспитанников всех Приютов в надёжные бункеры Головного Центра. Убеждать детей в необходимости эвакуации (а тем более прибегать к силе) не было никакой нужды – воспитанникам просто показали новости, и дети увидели, что происходит на улицах городов, и как звереют добропорядочные граждане при одном только слове «индиго».

Приказы в Центре исполнялись без промедления – начальник эвакуационной операции прибыл в командный бункер через четыре минуты. Им оказался Джефферсон – тот самый хайерлинг, который с полуслова понял Блада в день переворота, и в награду за понятливость и преданность был повышен на ранг.

– Операция проведена успешно, мой генерал, – доложил он. – Все воспитанники всех двадцати четырёх Приютов, не считая семнадцатого, благополучно доставлены и размещены в Головном Центре. Их общее число – девятьсот шестьдесят два человека. Плюс тридцать девять захваченных при поисковых операциях.

– Эксцессы?

– Трижды имели место попытки нападения на Приюты. Дважды атаке подвергались уже пустые здания. Мы не препятствовали. Здания сожжены и разрушены. Жертв среди охраны и персонала нет.

– А среди нападавших? – усмехнулся генерал.

– Не считали, – в тон ему отозвался хайерлинг второго ранга. – Вероятно, в запале они калечили друг друга, но это не в счёт.

– Согласен. А третья попытка?

– Толпа численностью до двенадцати тысяч человек блокировала дороги, ведущие к Приюту-тринадцать…

– Несчастливое число…

– …ещё до того, как конвой с детьми выехал из ворот. Толпа становилась всё более агрессивной, и мы поняли, что скоро начнётся атака.

– И?

– Я привык точно выполнять приказы, мой генерал, – бесстрастно ответил хайерлинг. – Конвой прибыл по назначению. Без потерь, хотя кое-где нам пришлось в буквальном смысле слова идти по телам этих безумцев. Пришлось также применить оружие – на поражение.

«Представляю… – подумал Блад. – Твои бронетранспортёры наверняка забрызганы кровью по самые башни, а боекомплекты расстреляны до последнего патрона… Но это уже неважно – важно, что дети доставлены, а лишняя кровь сейчас – это лишнее масло в огонь».

– Благодарю. Идите.

Джефферсон отдал честь, щёлкнул каблуками и вышел, а Блад повернулся к Стэрди.

– Ну, что скажешь, царица? Честно говоря, я ожидал от «ночных призраков» куда более организованного сопротивления. Куда они все подевались? Неужели мы ошиблись?

– Не думаю. Скорее всего, они затаились, реально оценив свои силы и выжидая. Надо бы обратить внимания на подозрительно спокойные зоны – ты знаешь, что я имею в виду.

Джейк знал. Анализ данных спутникового наблюдения выявил ряд районов, общая картина которых наводила на мысль о присутствии маскировки, причём выполненной без применения технических средств. Значит, вполне возможно, что именно эти «тихие омуты» и скрывали тех самых «чертей».

– Проверим, – пообещал Блад – Дельная мысль, царица.

Стэрди холодно улыбнулась, но тут же снова стала серьёзной.

– И ещё одно, Джейк. Помнишь, я говорила тебе о секретных файлах Эссенса?

– Ещё бы!

– Так вот, кое-какие мне удалось вскрыть. Информация далеко не полная, но и этого достаточно для тревожного вывода.

– Не тяни.

– Эссенс не блефовал. Его магические бойцы действительно существуют. Более того, они экранированы от стандартного детектирования сканерами ауры.

– Весело… И где же они, эти детишки Арчи?

– Они могут быть где угодно, Джейк. И мне почему-то кажется, что эти «невидимки» вот-вот заявят о себе…

* * *

Ньюмен был измучен. Под глазами его залегли тёмные тени, лоб пересекал длинный кровоточащий рубец, но глаза горели лихорадочным блеском.

– Рассказывай, – потребовала Серпента.

– Мы попались в предместьях. Солдаты прочёсывали жилые кварталы.

– У них была точная информация?

– Не думаю, – воин покачал головой. – Такие облавы сейчас проводятся повсеместно. Их было несколько сотен. И четыре «глушилки» на бронированных транспортёрах. Мэрилин выводила детей нашего гнезда, а мы с Рональдом приняли бой, отвлекая обезьяноподобных. Они не считали патронов и не жалели случайных прохожих – просто мели огнём, не обращая внимания ни на кого и ни на что.

– Покажи.

…Громоздкая туша угловатой чёрной машины втискивалась в узкую улицу, и тупое рыло излучателя тяжело раскачивалось в такт рывкам транспортёра. Со звоном посыпались стёкла – машина прошлась бронированным плечом по окнам первого этажа, высаживая их вместе с рамами. Трещали выстрелы; кто-то побежал через дорогу, споткнулся и упал, и тело его ещё долго дёргалось под ударами пулемётных очередей. Под гусеницами жалко хрустнул и смялся, как бумага, корпус брошенной посреди улицы автомашины; внутри дома взвился долгий воющий крик. Вокруг автоматных дул плясали венчики огня, и светлые стены домов густо покрывались оспинами пулевых пробоин, словно сыпью – симптомом неизлечимой смертельной болезни. Солдаты шли цепью, беспощадно поливая свинцом всё шевелящееся, – они «умиротворяли» охваченный волнениями район в полном соответствии с полученным приказом…

– И тогда Рональд…

…Зыбкая тень походила на человека только очертаниями. Тень появилась из ниоткуда, вскинула руки, и по лбу транспортёра плеснуло жидким огнём. Пламя быстро поползло по броне, растекаясь и забираясь в щели, но тут вдруг бестелесная тень уплотнилась, утратила стремительность и замерла, словно попавшая в клей муха. А в следующую секунду её уже рвали на части крупнокалиберные пули…

– Рон не пробил броню. Конус поля захватил его, и…

– Смело, но глупо, – холодно произнесла Серпента. – А ты?

– Я ударил, пока они убивали Рональда.

…Головы солдат отлетали, словно по цепи прошлась невидимая стальная коса. Шлемы лязгали о мостовую, обезглавленные тела валились одно за другим. Натужно ревя мотором, машина развалила дом, расчищая место боя, а из-за поворота уже выпячивалась вторая…

– Я дрался, пока у меня были силы. Дважды я попадал в поле – это как затягивающее болото, где не пошевелить мыслью, – но мне удалось вырваться. Я пробил стену и выскочил на соседнюю улицу. Там тоже были солдаты; я убил троих. Выбрался за кольцо облавы. Мне повезло – на шоссе меня подобрала какая-то девица на мотоцикле. Я её попросил, – ньюмен криво усмехнулся, – и она довезла меня почти до самого нашего лагеря.

– Ты что, с ума сошёл? – в голосе Серпенты прорезались шипящие нотки. – Привести обезьяноподобную сюда?

– Мы расстались на опушке, в трёх милях отсюда. Я отблагодарил её, – и воин снова усмехнулся, – как сумел. Думаю, она осталась довольна своим маленьким приключением.

– Надо было её убить, – бросила Змея, – а не заниматься с ней любовью. Ты – индиго, она – низшая несовершенная тварь.

– Но она женщина… И она спасла меня… – Ньюмен заметно смутился. – Разве мы можем уподобляться обезьяноподобным, предводительница?

– Это война! – отрезала Серпента. – Или мы их – или они нас, только так! А что с Мэрилин?

– Я слышал её ещё какое-то время, но потом… Похоже, солдаты нашли её и…

– …и убили! – жёстко закончила за него Змея. – И они не думали о том, что перед ними женщина! Хотя, может быть, сначала они тоже «поблагодарили» её, обессиленную «глушилкой», – поблагодарили всем скопом!