Текст книги "Истреби в себе змею"

…Они сидели у негромко бормочущего ручейка, и пятнистая тень листвы выплетала на траве причудливый узор.

– Да, сестрёнка, – тихо сказала Серпента, выслушав рассказ девочки, – кое в чём наши с тобой судьбы схожи. Но, – в её глазах появился пригасший было и уже хорошо знакомый Мэй злой блеск, – есть и различия.

Ты не слишком, как я поняла, любила своего отца, а я, – она помолчала, – я своего отца любила. Я помню его чуть ли не с момента моего рождения – мы, индиго, сама знаешь, рано начинаем помнить себя и ощущать окружающий нас мир. Я родилась не в этой стране, а там, – Серпента махнула рукой куда-то на восток, – далеко. Мой отец делал карьеру – работал в очень крутой фирме и зашибал большие бабки. Там тогда из ничего делались огромные состояния, и вчерашние бандиты становились уважаемыми бизнесменами… И вдруг – мне было тогда около трёх лет – он всё бросил и стал заниматься только мной, за что я ему благодарна. Нет, отец продолжал работать – в другой фирме – и хорошо зарабатывал, но я – я стала для него главным делом жизни.

Мы очень быстро воспринимаем информацию – в любом виде: книги, видео. Я даже научилась напрямую считывать данные с компьютерных винчестеров – я покажу тебе, как это делается. Я буквально поедала всё, до чего добиралась. Мать даже беспокоилась, не повредит ли мне такое усердное восприятие знаний, накопленных за тысячелетия истории, однако отец только посмеивался. И он радовался моим успехам – искренне радовался! И при этом никогда – никогда! – не делал даже попыток выставить меня напоказ. Однажды я сама предложила ему обратиться к учёным авторитетам, – Змея скривилась, произнося эти слова, – но отец только сурово посмотрел на меня и сказал всего пять слов: «Нельзя. Это опасно. Для тебя». Иногда мне казалось, что он чувствует за собой какую-то вину, и что он искупает эту вину заботой обо мне. Наверно, так оно и было – я не успела посмотреть…

– Посмотреть? – не поняла Мэй.

– Посмотреть прошлое моего отца и ленту его реинкарнаций. Я научилась этому уже позже, когда его… В общем, он прятал меня от чересчур любопытных глаз, словно боялся чего-то. И скоро я поняла, что отец был прав. Дети чувствовали во мне что-то непонятное – у меня не было ни друзей, ни подруг. Мне неинтересны были их примитивные игры, а они не умели – и не хотели – играть в то, что предлагала я. В школе мне было скучно выслушивать занудливые объяснения учителей, когда они объясняли этим детёнышам обезьяноподобных простейшие вещи, которые любой индиго поймёт раньше, чем научится ходить. Мне делали замечания, я дерзила в ответ… Сверстники объявляли мне бойкот – они месяцами со мной не разговаривали, а когда я изредка что-то у них спрашивала, отворачивались и делали вид, что не расслышали. Тогда я экстерном окончила школу и в четырнадцать поступила в Оксфорд – это такой университет в Англии.

– Я знаю.

– Не сомневаюсь, сестрёнка. К тому времени я уже очень много знала и кое-что умела – примерно то, что ты умеешь сейчас, и даже больше. Спасибо отцу – он позаботился о том, чтобы я узнала как можно больше за кратчайшее время.

В университете было интереснее, но… Через пару лет я могла уже на равных спорить с любым преподавателем, и рано или поздно мной бы заинтересовались. Отец запретил – нет, посоветовал, запретов я не терпела, – мне не высовываться, чтобы не привлекать внимание, и я старалась следовать его совету. Я и в университет могла бы поступить лет в двенадцать, но это было бы слишком необычно. Я уже поняла – несовершенные терпеть не могут, когда кто-то хоть чуть-чуть приподнимается над их средним уровнем. Нет, если ты носишь серьгу в пупке или покупаешь роскошную машину, – что в принципе одно и то же, неважно, чем ты выделяешься, – это допускается и даже приветствуется, а вот когда они замечают, что ты умнее – и не скрываешь этого! – всё, твоя песенка спета!

Мэй слушала Серпенту и понимала – да, она права.

– Но в конце концов я прокололась. Как то раз на лекции я не слушала преподавателя – ушла в контакт, пытаясь в очередной раз достучаться до Внешних, и…

– Внешние? А это кто такие? – перебила её Мэй. – Я никогда о них не слышала! Боги, что ли? – девочка иронически скривилась. – Но ведь боги…

– Нет, не боги, – усмехнулась Серпента. – Скорее это индиго, только… Не забегай вперёд, сестрёнка, – ты узнаешь всё, что знаю я. Так вот, педагог заметил, что я его не слушаю, и решил примерно одёрнуть нерадивую студентку – в назидание всем остальным, которые шушукались и перебрасывались любовными эсэмэсками. «Юная леди, – сказал он, – вы меня не слушаете. Надо полагать, вы в совершенстве знаете всё то, о чём я говорю, не так ли? Не будете ли вы тогда столь любезны продолжить за меня лекцию, а я передохну и с удовольствием вас послушаю!». «О чём он там тарахтел?» – шёпотом спросила я соседку, скромно потупив глазки и послушно вставая. – «О гипотезах появления человека и истории развития человечества…» – также шёпотом отозвалась та, глядя на меня с интересом: как, мол, ты вывернешься, малолетка-всезнайка? И я выдала этому надутому индюку – всё, по полной программе!

Мэй улыбнулась, зримо представив себе всю эту картину, а Серпента продолжала:

– Я рассказала об австралопитеках и синантропах, о неандертальцах и о «снежном человеке», о генетическом родстве всех людей на Земле, о теории Дарвина и о поисках «недостающего звена» – словом, изложила всё, что имелось на эту тему в печатных и сетевых публикациях, – понятное дело, вкратце. Этот тип обалдел, а меня понесло на волне мстительного удовлетворения. И я выдала: «Всё это чушь, господин профессор, и на самом деле всё было совсем не так. Правда, наблюдая некоторых представителей так называемых homo sapiens, – точнее, подавляющее большинство из них, – невольно приходишь к выводу о правоте Чарльза Дарвина: человек очень недалеко ушёл от обезьяны, причём даже трудно сказать, в лучшую или в худшую сторону».

Конечно, разразился скандал. Нет, преподаватель оказался достаточно воспитан и сдержан – он не стал устраивать разборки тут же, на глазах изумлённой публики. Чуял, что может оказаться далеко не в самой выигрышной позиции… Он пожаловался в ректорат, меня вызвали. Дело принимало скверный оборот – мною теперь мог заинтересоваться кто угодно, от врачей-психиатров до… до уже известных тебе Попечителей.

– Это в Англии-то? Ведь они же…

– А чему ты удивляешься? Попечители – то есть Правители – распустили щупальца по всему миру. Думаешь, все воспитанники Приютов – исключительно уроженцы этой страны? Как бы не так! Например, тот рыжий парнишка – он из Европы. В общем, я поняла, что вляпалась. Надо было как-то выкручиваться, но тут пришло известие из дома. Страшное известие…

– Твой отец? Он…

– Его убили, сестрёнка Мэй. Застрелили из снайперской винтовки на террасе нашего дома. Во время ужина – прямо на глазах у матери. Он только-только открыл с лёгким хлопком бутылку вина, и упал лицом на стол. Отец опрокинул бутылочку с кетчупом, и мать не сразу поняла, что за красная жидкость забрызгала скатерть…

Серпента замолчала. В глазах её металось тёмное пламя, и Мэй не решалась спросить: «А что было дальше?»

– Я примчалась домой. Были проблемы с билетами, но я решила их нашим способом – магией. Я уже многое умела, только не применяла на практике. А теперь – применила.

Я не узнала мать – она в одночасье постарела на много-много лет. Отец был для неё солнечным лучом, а она – она была солнечным зайчиком, светом этого луча, отражённым зеркальцем нашей семьи. И вот этот лучик погас… Когда я увидела мать, я тут же поняла, что она проживёт недолго. Так и случилось – я похоронила её через месяц.

Налетели адвокаты, якобы наследники, страховые агенты и прочая разнокалиберная сволочь, норовящая захапать опекунство надо мной и самое главное – над моей завидной недвижимостью: я ведь была ещё несовершеннолетняя. Но я уже знала, что делать – когда читаешь мысли этих обезьяноподобных, не так сложно найти их слабые места и выход из любой ситуации. Один даже порывался предложить мне руку и сердце, и очень удивился, когда я наотрез отвергла это завидное, с его точки зрения, предложение. Они думали, что имеют дело с глупенькой девчонкой, а на самом-то деле… – и Серпента погладила пальцами крошечную змеиную головку на ожерелье. – Смерть отца разделила мою жизнь на «до» и «после» – умерла взбалмошная девочка-индиго и родилась женщина по имени Серпента.

После смерти матери меня ничто больше не держало в той стране, где я родилась. Ничто, кроме мести.

– И ты…

– Да. Я отомстила. Мать успела рассказать мне кое-что о той фирме, где работал отец, – о той первой фирме. И она сказала мне, что отец всю жизнь чего-то опасался, причём он боялся не столько за себя, сколько за нас с матерью. Я не стала обращаться к властям – я знала, что они ничего и никого не найдут. Прав тот, у кого больше денег; тот, кто может нанять наёмного убийцу, оставаясь при этом в густой тени. Но я уже очень многое знала и умела – пришло время применить это моё знание и умение.

Я нашла киллера – отследила его по тонкоматериальным отпечаткам. Я долго кружила вокруг него – осторожно, чтобы не спугнуть. Он не знал меня в лицо, но до него вполне могли дойти слухи о дочери убитого им человека.

Мы познакомились в ночном клубе – среди похотливых лиц, похотливых мыслей и похотливых аур обезьяноподобных. Убийца быстро клюнул на меня – мне даже не пришлось приманивать его магией. Это было несложно… Правда, когда я просмотрела его мысли и увидела, с каким смаком он предвкушает, как будет иметь меня во всех ракурсах и во все дырки, мне захотелось тут же оторвать ему голову – я знала, что смогу это сделать. Но мне надо было не просто убить тупого исполнителя – мне нужно было узнать, кто отдал приказ.

Конечно, я не могла привести его к себе – киллер узнал бы место. Мы пошли в отель и сняли номер. Как только мы оказались в апартаментах, он тут же начал лапать меня своими потными руками и тащить на постель…

«Я тоже знаю, что такое потные руки на моём теле, – подумала Мэй, вспомнив отчима, – и что такое запах перегара, бьющий тебе в лицо…»

– …и тогда я его обездвижила. Он лежал на кровати бревном, не понимая, почему тело перестало его слушаться. А я – я счистила с него всю одежду и брызнула ему на грудь яда.

– Яда?

Вместо ответа Серпента слегка подалась вперёд и поднесла к земле сложенные щепотью пальцы. Она чуть прикрыла глаза, и из-под её пальцев брызнула тонкая янтарная струйка. Травинки, на которые попали жёлтые капли, мгновенно пожухли, рассыпаясь в пыль, – по земле расползлось чёрное пятно размером с ладонь.

– Разрушительная субстанция, – пояснила Серпента, – или, если хочешь, заклятье. Привыкай к магическим терминам, сестрёнка Мэй. Живая органика при соприкосновении с этим «ядом» растворяется – мне надо лишь подпитывать заклятье энергией, чтобы процесс не прерывался.

Яд растёкся плёнкой по всему телу убийцы. Он не мог шевельнуться, не мог закричать, – но боль чувствовал: я видела это по его глазам и по его корчащейся ауре. И я упивалась его болью, и мне было сладко! – голос Змеи упал до шуршащего шёпота.

– Он всё мне рассказал: и кто его нанял, и сколько заплатил. Он не знал, почему моего отца хотели убить, но это уже не имело значения. Его убили, а за что – неважно.

– А если твой отец совершил что-то, – осторожно спросила Мэй, – нехорошее? Извини, Серпента, я не хотела…

– За нехорошее не нанимают киллеров – даже обезьяноподобные. Но мне плевать, что там было, и за что моего отца хотели убить и убили. Это был мой отец – человек, создавший тело, в котором воплотилась моя душа! – прошипела Серпента. – Узнав всё, что хотела, я ушла – теперь мне надо было добраться до заказчика.

– А тот человек? Киллер?

– Я оставила его лежащим на кровати в гостиничном номере. Уходя, я зарядила своё заклятье – на следующий день криминальные новости обсасывали подробности о загадочных останках в отеле. Там нашли только потемневшие куски плоти и одежду на полу. Постельное бельё не пострадало, и эксперты не могли это объяснить. Я сдала ключи от номера портье и заставила его забыть о том, что кто-то вообще занимал в эту ночь этот номер. Я могла бы просто убить этого человека – сейчас, наверно, я бы так и сделала, – но тогда я ещё жалела этих несовершенных.

Мэй ощутила исходящую от Серпенты волну ненависти и зябко поежилась, но Змея не обратила на это внимания.

– Тот, кто всё это затеял, был большим человеком. Он принадлежал к бизнес-элите и намеревался выставить свою кандидатуру на ближайших президентских выборах. Похоже, мой отец знал что-то неприглядное из прошлого этого бизнесмена, и перед выборами этот «большой человек» тщательно зачищал тылы во избежание любой случайности, способной нарушить его далеко идущие планы.

Этот обезьяноподобный был очень осторожен, и подобраться к нему – даже мне – было совсем непросто. И всё-таки я это сделала…

Мне удалось попасть на одну его предвыборную пресс-конференцию. Я стояла далеко, на балконе огромного концертного зала, но сумела зацепиться и подсадить к нему в карман крошечную золотую змейку – на языке теоретической магии это называется материализация убийственной мыслеформы, – и Серпента вновь коснулась своего ожерелья.

– Он говорил что-то красивым голосом и правильными словами, убеждая всех, как всё будет здорово, когда он станет президентом, а в кармане его пиджака медленно росла его смерть. И когда этот несовершенный уже садился в свой роскошный лимузин, окружённый плотным кольцом охранников, змейка созрела и укусила его в горло…

– И он умер?

– Не сразу, сестрёнка Мэй, не сразу… Он начал разлагаться заживо, и медицинские светила только беспомощно разводили руками. И он умер, источая смрад, – такой же, какой источал всю жизнь. Только на этот раз запах смогли почувствовать все, кто был рядом с ним. После этого я продала дом и уехала – мне там нечего было больше делать. Я изменила всё: внешность, имя, документы – всё, что делает человека опознаваемым, – и приехала сюда, в эту страну.

– Зачем?

– Что зачем? Зачем приехала?

– Нет, зачем ты перестала быть прежней?

– Видишь ли, в окружении многих элитариев есть те, кто именуют себя магами. Были такие и у этого человека. Конечно, до настоящих магов им как светлякам до звёзд, но кое-что они умели. Не так уж сложно сложить два и два и связать смерти киллера и заказчика, да ещё такие труднообъяснимые смерти… И обо мне – о моих способностях – всё-таки кое-что было известно, несмотря на все старания моего отца. Уже потом я узнала, что мною интересовались – спрашивали у новых хозяев моего бывшего дома, где я, куда уехала и что собиралась делать. Но мне удалось сбить ищеек со следа. Вот и всё, сестрёнка Мэй.

– И теперь ты, – тихо сказала Мэй, глядя на чёрное пятно на земле, – мстишь всем людям за смерть своего отца…

– Нет, – покачала головой Серпента, – за него я уже отомстила. И я переросла уровень мести – я научилась другим меркам справедливости и целесообразности. Несовершенные должны уйти – неужели это не ясно? Вспомни, как ты задыхалась среди их аур на улицах; вспомни, кто они такие, и что ими движет! Посмотри вокруг – что они сотворили с этим миром? Ещё немного – и они просто взорвут всю эту планету! И мы – мы, люди-индиго, – должны этому помешать. Ты не задумывалась, а почему мы вообще появились, а? Потому что пришло время – время спасать это мир и очищать его от грязи, именуемой несовершенными людьми!

– Но ведь среди этих людей были и такие, как твой отец, и наверняка есть другие такие же, и даже лучше. И что, их тоже надо убить?

– Таких мало – очень мало, – возразила Серпента. – Разве ты встречала в своей жизни хоть одного такого человека? Возможно, среди бесчисленных стад обезьяноподобных есть единицы достойных, и если они мне встретятся, я обязательно их сберегу. Но искать таких людей специально – это нерационально. Слишком большие энергозатраты.

– Лес рубят – щепки летят… – пробормотала Мэй.

– Ого! – удивилась Змея. – Ты знаешь русские пословицы?

– А почему бы и нет? Мы, индиго, – сама знаешь, – очень быстро впитываем любую информацию!

– Ты способная ученица, сестрёнка, – усмехнулась Серпента. – Из тебя будет толк!

«Толк, который нужен тебе? Ты ведь и не собираешься искать достойных людей – ты намерена смести всех, без разбора!» – подумала Мэй и тщательно раздробила свою мысль – она отнюдь не предназначалась Серпенте.

* * *

Пламя костра никло, жалось к земле и медленно угасало, оставляя рдеющие угли. Серпента отпускала нити, связывающие её и людей-индиго, – ритуал заканчивался. И Мэй чувствовала изменения в аурах индиго – Змея умела убеждать и обладала качествами вождя. И она создаст своё войско истинных ньюменов и пошлёт его в бой – девочка уже ничуть в этом не сомневалась. Вот только будет ли этот бой праведным?

– Послушай, Серпента, – спросила она, когда поляна мало-помалу опустела. – Я давно хотела тебя спросить: зачем вы напали на Приют? Сил у тебя ещё мало, так разумно ли привлекать к себе внимание такими выходками? Зачем дразнить обезьянопод… то есть людей, раньше времени?

– А ты разве ещё не поняла? – Серпента выглядела усталой, но держалась бодро. – Я ведь сказала тебе ещё тогда, в подземелье Приюта.

– Вы пришли за мной? И только ради меня…

– Да, – жестко сказала Змея. – Только ради тебя. Ты оружие, Мэй, – страшное оружие.

– И ты хотела завладеть этим оружием… – полуутвердительно-полувопросительно произнесла девочка-индиго.

– И это тоже. Война будет, а несовершенные не так слабы, как кажется. Мы рассеяны по всей стране, нас не так-то легко найти, но если они вздумают накрыть какой-то из наших лагерей бомбовым ковром, то я не знаю, сможем ли мы отразить такой удар.

– И ты хочешь, чтобы я сбивала самолёты…

– Военные самолёты, сестрёнка, военные – те, что несут под крыльями управляемые ракеты. Но самое главное – тебя нельзя было оставлять в руках Попечителей. Если они будут уверены, что ты сможешь прикрыть всю страну от ракетного удара, – например, через сеть компьютеров для усиления твоих способностей, – они тут же отдадут команду на запуск своих ракет, и эта планета станет пустыней. У них нет другого выхода – Правители зажаты в угол. Этот мир отторгает их, а уходить они не хотят. Я многое узнала об этих людях…

– Серпента, – Мэй дотронулась до руки Змеи. – Сестра… Ты уверена в своём праве карать? Миллионы людей…

– Да, сестрёнка, – ответила та, положив руку на плечо девочки. – Если не мы – то нас. Увидишь, всё будет именно так. Я знаю обезьяноподобных лучше, чем ты. А миллионы – это всего лишь капля в океане жизни. Той, – Серпента подняла голову и посмотрела в звёздное небо, – которая буйствует вон там, далеко и совсем рядом… Это закон Внешних – закон Познаваемой Вселенной – закон Совершенствования. Формы жизни меняются: земноводные уступают пресмыкающимся, а тех вытесняют млекопитающие. А люди – на смену людям придут эски.

– Эски?

– Сверхсущества. Внешние – ты уже кое-что знаешь о них.

– И этот переход обязательно должен быть кровавым? По-другому никак нельзя?

– Кровь, – медленно проговорила Серпента, – это целебная влага, которая питает новую жизнь. Моя магия раскрылась и усилилась, когда я убила первых несовершенных, – алая кровь одарила меня новыми возможностями. Да и ты сама – ты ведь стала куда сильнее после того, как сбросила в море тот самолёт с сотнями людей!

Мэй не сразу нашлась, что ответить, но тут их прервали.

– Серпента! – из темноты вынырнул высокий ньюмен. – Там по стерео идёт передача – обращение к народу какого-то генерала. И это касается нас!

* * *

– Сограждане! – проникновенно произнёс человек в военной форме. Стереоэкран в одном из коттеджей, где сгрудились ньюмены, создавал полный эффект присутствия, и Мэй вздрогнула, увидел лицо этого человека.

– Я знаю его! – крикнула она. – Это Джейк Блад, один из Попечителей! Это он купил меня у моей матери!

– Похоже, сестрёнка, – бросила Серпента, – это уже не «один из», а главный «над ними». Правительственный канал и чрезвычайное сообщение – это говорит о многом.

– Сограждане, – повторил генерал с выражением вселенской скорби на лице и в голосе, – я должен сообщить вам страшное известие. В нашей стране началась эпидемия – невиданная эпидемия. Она началась давно, но только сейчас проявилась во всей своей чудовищности. Это не обычная эпидемия, вызванная каким-то неизвестным вирусом, – с такими эпидемиями наша наука давно научилась бороться. Это генетическая эпидемия, поразившая к настоящему времени тысячи людей. Причины эпидемии пока неясны, но её последствия ужасны. Люди – жертвы этой эпидемии – превращаются в злобных монстров, одержимых жаждой убийства себе подобных.

– Неужели он думает, что этому бреду хоть кто-то поверит? – иронически произнёс один из ньюменов.

– А! – небрежно махнул рукой другой. – Несовершенные – особенно в этой стране – привыкли верить любому бреду. Он поверят даже в то, что исчадия Ада…

– Тихо! – оборвала его Серпента. – Слушайте!

– Но проблема в том, – продолжал генерал Блад, – что эти больные куда опаснее сумасшедших или маньяков с топорами. В силу своего генетического уродства они наделены необычайными убийственными способностями – речь идёт о так называемых детях-индиго и людях-индиго. Они могут становиться невидимыми, могут убивать на расстоянии, могут проникать куда угодно. Они здесь, рядом с нами, и они жаждут нашей крови – крови людей, нормальных граждан великой страны! Но мы – мы не сдадимся! Мы победим, как побеждали всегда и везде!

В стране вводится чрезвычайное положение, и отныне долг каждого законопослушного гражданина – немедленно сообщать обо всех подозрительных личностях по горячим каналам связи. Более того, любой гражданин отныне имеет право убить любого индиго на месте – этим он совершит величайшее благо для своей страны и всей нации. Мы истребим эту заразу на корню, пока болезнь не стала неизлечимой!

– Ну что, сестрёнка Мэй, – губы Серпенты искривила злая усмешка, – что я тебе говорила? Теперь ты мне веришь? А ты, обезьяноподобная тварь, – обратилась она к стереоизображению генерала, – ты хочешь войны? Так ты её получишь!