Текст книги "Истреби в себе змею"

Кожа на лице мессира – жухлая кожа мумии – зашевелилась. Она сползала лоскутами и осыпалась с пергаментным шорохом. А под отваливающимися клочьями мёртвой плоти проступило лицо – молодое лицо мужчины в расцвете сил. С треском отлетели пуговицы, пиджак ненужной тряпкой упал на пол, следом упали рубашка и брюки. Мессир остался почти голым – в одних узких плавках, подобных тем, в которых выступают в боди-билдинг шоу.

Трансформация не ограничилась только лицом. Кожа с бесформенного старческого тела отваливалась целыми пластами, словно кора с гнилого дерева. Но под корой оказалась отнюдь не труха – там было крепкое молодое тело с рельефной мускулатурой, способное вызвать зависть мужчин и вожделение женщин. Змея меняла кожу и обновлялась.

Джейк не стал размышлять над природой увиденного – он и так потерял целых две секунды, ошеломлённый небывалым зрелищем. Хайерлинг прыгнул – чёрт там или дьявол, теперь уже всё равно. Отступать некуда – точка возврата пройдена. Блад прыгнул, и…

…ощущение было таким, будто он со всего размаху напоролся на железнодорожный рельс. Оглушительный удар отбросил Джейка назад, он пролетел несколько метров и рухнул навзничь посередине кабинета. Попытался подняться – и не смог, тело не слушалось. Вот это был удар!

– Ах, Джейк, Джейк, – укоризненно повторил Эссенс (или кто это теперь был?), потирая левой ладонью костяшки правой. – Мне известны твои таланты в сфере убийства людей голыми руками, и я заранее позаботился о том, чтобы эта моя новая оболочка, – он любовно погладил себя по мускулистой груди, – обладала бы соответствующими навыками. Ну что, точка поставлена? И как быстро! Я и не ожидал, что ты окажешься таким хлипким, мой верный хайерлинг. Профессор Чойс сдержал своё обещание – прекрасная работа! Он сделал почти невозможное и заслужил место в будущем – в нашем будущем. То есть в моём – ты ведь уже не наш, Джейк.

Стэрди безмолвствовала, словно её тут и не было. Блад снова попытался встать, и снова его попытка оказалась тщетной. Тело не слушалось – оно превратилось в кучу ваты, не подчиняющейся отчаянным приказам мозга.

– Конечно, можно было бы и не устраивать этот спектакль. Таскать на себе весь этот камуфляж, когда тебе так хочется по-настоящему насладится своим новым молодым телом, – пренеприятно, – Эссенс одним легким движением приблизился к столу. – Но в этом мире так мало настоящих развлечений! Особенно когда тебе уже много лет, и ты всё в этой жизни попробовал и испытал. Вот я и решил устроить театр одного актёра – для очень узкого круга зрителей. В любом человеке дремлет артист, и так хочется хоть раз в жизни сорвать бурю аплодисментов. Как, нравится? – обратился он к секретарше. – А вот эта штука, – мессир положил ладонь на свои эффектно вздутые спереди плавки, – тебе очень понравится, не сомневаюсь. Ты ведь ставила на победителя, верно? Победитель определился, все точки расставлены. Хотя нет, не все – осталась одна, последняя.

Он выдвинул ящик стола и достал оттуда тяжёлый автоматический пистолет. Держа оружие в опущенной правой руке, мессир подошёл к Стэрди, заглянул ей в глаза и протянул пистолет телохранительнице.

– Давай, девочка, – сделай свою работу. Проигравший платит по счётам. Наш Джейк абсолютно прав – свидетелей здесь нет, системы контроля блокированы. А потом павшему при выполнении ответственного задания хайерлингу первого ранга Джейку Бладу будут устроены пышные похороны, и мы с тобой уроним скупую слезу на его могилу. И будем жить дальше, и очень долго жить, девочка.

Стэрди взяла оружие. Джейк, хотя он по-прежнему не мог шевельнуться, видел, что Эссенс настороже, и вздумай их общая любовница развернуть ствол не в ту сторону, эта попытка тут же будет пресечена. Похоже, это понимала и сама Стэрди. Мессир уже продемонстрировал своё умение владеть своим новым телом – так вот чем он занимался, ускользая из-под наблюдения! Правда, настоящие бойцовские навыки не приобретаются за столь короткий срок, но что знал Блад о возможностях клонирования? Очевидно, профессор Чойс мог теперь не только вырастить новую ткань или орган, но и придать специфические особенности обновлённому экземпляру. Недаром быстрота реакции штампов изумляла даже бывалых коммандос…

Мессир стоял рядом со Стэрди, на расстоянии протянутой руки, наблюдая и за ней, и за лежащим на полу Бладом. И Джейк не сомневался – «роскошная смерть» выполнит приказ Эссенса и выстрелит. А что ей ещё оставалось делать? Правила игры, приз в которой – власть над миром, хорошо известны всем её участникам. И что с того, что она стонала от наслаждения в объятиях хайерлинга? Мессир со своим новым телом одарит её и не такими ласками. Женщины – это цветы, украшающие власть, и сладкий приз победителя. А победитель – Эссенс.

Держа пистолет обеими руками, Стэрди подняла оружие. Глаза её были холодны и пусты. Глядя в чёрную точку ствола – в чёрную дыру, через которую вот-вот вытечёт его жизнь, – Блад не испытывал страха. Ему было досадно, и ещё он почему-то сожалел о том, что так и не узнал, а какова же в постели та ведьма со змеиным ожерельем на шее…

Выстрела он не услышал – он услышал короткий смачный хруст и не сразу понял, что произошло.

Правая рука Стэрди сорвалась с рукоятки пистолета и описала короткую смертельную дугу. Движение было настолько стремительным, что глаз его не отметил. Если коммандос завидовали солдатам-клонам, то Стэрди могли позавидовать даже гремучие змеи или зелёная мамба. Телохранительница мессира не зря носила своё прозвище.

Ребро ладони «роскошной смерти» с хрустом врезалось в горло Эссенса чуть выше кадыка. Мессир успел заметить это движение, но не успел перехватить руку Стэрди или даже просто опустить подбородок.

Ещё секунду он стоял, потом обмяк и покачнулся. Глаза Эссенса остекленели, ноги подогнулись, и великолепный образчик элитного человека будущего упал лицом вниз – мёртвый, как та сухая кожа, которую он только что сбросил.

Стэрди проводила глазами падение трупа, а затем перевела взгляд на Джейка. Она так и не опустила пистолет, и рука её не дрожала под его весом. И хайерлинг готов был поклясться чем угодно – «роскошная смерть» размышляет, а не пристрелить ли заодно и его, Блада? Но теперь он был уверен – Стэрди не выстрелит. Эта женщина обладала не только внешностью, постельными талантами и умением молниеносно убивать без оружия, но и здравым умом. И она прекрасно понимала, что в сложном клубке интриг, сплетённых внутри Центра, у неё слишком мало шансов самостоятельно занять одно из первых мест. Кто она такая в сложной иерархии мессиров и хайерлингов? Одно дело – Джейк Блад, начальник службы безопасности, контролирующий мускулы – вооружённые силы – и пользующийся авторитетом среди военных, и совсем другое – приближённая одного из Правителей (пусть даже очень весомого), да к тому же ныне покойного. И Стэрди не выстрелила.

Вместо этого она положила пистолет на стол и негромко сказала:

– Вставай, Джейк. Спектакль окончен, аплодисментов не будет. Актер играл бездарно – он слишком увлёкся внешними эффектами.

Это были первые произнесённые ею слова с того момента, как Блад переступил порог кабинета Эссенса.

Джейк с трудом приподнялся на локтях и со стоном снова упал на спину. Перед глазами колыхалась серая муть, а голова раскалывалась от боли.

– Не могу… – прохрипел хайерлинг. – Дьявол… Чтоб ему в аду… «Почему я вообще не потерял сознание? – подумал он через пелену мутной боли. – Наверно, Арчи точно рассчитал удар – какой смысл разыгрывать спектакль, когда зритель в отключке…».

Стэрди секунду подумала, изучающе глядя на Джейка, потом, небрежно перешагнув через мёртвого Правителя, порылась в его столе и извлекла оттуда упаковку разноцветных ампул. Присев возле бессильного тела хайерлинга – при этом её колено чуть коснулось щеки Блада, – она разорвала упаковку, достала ампулу-самовпрыску и приложила её к запястью начальника службы безопасности.

– Сейчас поможет.

Помогло – через минуту Джейк смог встать, хотя его шатало. Он попытался сделать шаг и тут же зашипел от боли во всём теле.

– Вот же сволочь… Так попасть в болевую точку…

– Не ной! – оборвала его Стэрди. – Ты мужчина или нет? Времени мало – надо действовать.

– Круто ты, дорогая, – Блад попытался улыбнуться, и это у него почти получилось. – Надеюсь, ты не будешь столь же бесцеремонна со мной на людях?

– Не буду, – одними губами усмехнулась она и добавила: – Мессир Блад.

– Предпочитаю генерала, – пробормотал хайерлинг. – Мессиры, – он бросил взгляд на ворох органических лохмотьев у стены-экрана, и его передёрнуло, – плохо кончают, как мы имели удовольствие видеть.

– Насчёт кончать – это у тебя всегда выходило классно, – ухмыльнулась «роскошная смерть», – и самое главное, вовремя. На, вколи ещё одну, – она протянула Джейку вторую ампулу, – и за дело, генерал Блад.

Стэрди оказалась незаменимым помощником. Вряд ли Эссенс посвящал её во все тонкости, но она сама сумела разузнать всё необходимое – мужчины слишком часто считают женщин глупее, чем они есть на самом деле. И в сложной паутине связей личного терминала безвременно почившего мессира его секретарша разбиралась превосходно.

Распоряжения военным Джейк отдал быстро – на этот случай у него давно уже был припасён специальный код-сигнал; оставалось лишь передать его на личные коммуникаторы генералитета. Отряды штампов, возглавляемые офицерами, тщательно подобранными самим Бладом, немедленно приступили к боевому развёртыванию. Джейк знал – по всем уровням и Головного Центра, и периферийных Центров уже бегут исполнительные и нерассуждающие биороботы, для которых выполнение приказа – единственный смысл существования.

Сложнее обстояло дело с политиками и финансистами. Да, какой-то организованной группировки, способной оказать перевороту серьёзное сопротивление, среди них не было, но вероятность непредсказуемой реакции на смену тайной власти существовала. Поэтому Блад выждал, пока не пришли доклады от всех боевых частей о завершении развёртывания, и только потом занялся оповещением мессиров и прочих значимых фигур на игровом поле.

Как Блад и ожидал, энергичного отпора его действиям не последовало. Его очень многие знали, и многие боялись. Если кто из мессиров и лелеял втайне желание занять место Эссенса после его смерти, то к такому резкому повороту событий никто из них не был готов. Да и внешне всё осталось по-прежнему – та же страна, тот же президент, та же конституция. И какое дело рядовому обывателю до того, что в каком-то там научно-исследовательском центре скоропостижно скончался директор, и его место занял его заместитель? А в закулисье – там действовали свои законы.

И уже между делом Джейк связался с преданным лично ему хайерлингом третьего ранга, ведавшим охраной уровня «Z». Через три минуты после получения приказа на контрольном дисплее кабинета появились три фигуры, замершие у входного контура, – хайерлинг и два солдата-штампа, бесстрастные, как каменные идолы с острова Пасхи.

– Заберите тело, – коротко распорядился Блад. – В холодильник. Дело чрезвычайной важности. Есть подозрение, что произошла подмена личности. Как – предстоит выяснить. Мессира Эссенса больше нет. Командую я. Вопросы?

Вопросов не было. Штампы сноровисто упаковали тело мёртвого атлета в пластик, а офицеру Джейк сказал:

– Времена меняются. Вторые становятся первыми, третьи – вторыми. Ты меня понял?

– Я понял вас, мессир.

– Генерал, – поправил его Блад. – Времена изменились – хватит с нас мессиров.

– Я понял вас, генерал, – послушно повторил хайерлинг третьего ранга и козырнул.

…Когда всё было сделано, и ритуальная фраза: «Мессир Арчибальд Эссенс скончался от внезапного апоплексического удара, – Блада так и подмывало добавить «в горло», – бремя власти принял генерал Джейк Блад» дошла до всех, кто должен был её услышать, Джейк напрямик спросил Стэрди.

– Послушай, а почему ты не выстрелила?

– Когда? – хладнокровно уточнила та. – В первый раз или во второй?

– Гхм… В первый, конечно, – ответил новоиспечённый генерал, подумав при этом: «Видал я циников, но ты, крошка, дашь им сто очков вперёд…».

– А мне воины нравятся больше торговцев. И я по гроб жизни буду помнить запах разлагающейся плоти Арчи, – на лице Стэрди проступило выражение гадливости, – им пропахла вся его постель.

– Постараюсь до такого не дожить…

– Надо просто вовремя омолодиться, – «роскошная смерть» пожала плечами. – Арчи – мир его праху! – наглядно продемонстрировал нам, что это возможно. А профессора Чойса теперь надо беречь как зеницу ока – не дай бог, с ним случится какое-то несчастье.

– Знаешь, в древности ты по праву заняла бы трон какой-нибудь царицы.

– Думаю, что и в настоящем это возможность для меня не потеряна.

Блад внимательно посмотрел на женщину и понял, что та отнюдь не шутит.

– Надеюсь, ты не будешь спихивать меня с этого трона? – спросил он полушутя.

– Если нам с тобой там не будет тесно, – Стэрди не отвела взгляда, и в голосе её не было и тени шутливости, – нет, не буду. И ты мне всё-таки небезразличен, Джейк.

– Благодарю за откровенность. Ну что ж, поиграем в королевскую чету.

– Поиграем. И каким будет наш первый ход?

– Экстренное совещание Правителей – пора действовать. Террористы так и не осмелились нанести удар, на который можно было бы ответить атомными бомбами, а население планеты растёт. Значит, надо начинать самим.

– Рискованно, – покачала головой Стэрди. – Ядерное оружие есть у многих, в том числе у Поднебесной Империи и у эмиров Нового Халифата. Как бы самим… не обжечься. Надёжных убежищ мало, а штампов в нашем распоряжении пока только тысячи, когда надо раз в десять больше. И ещё эти «ночные призраки»…

– Кстати, эти прирученные индиго, о которых говорил наш покойный мессир? Ты что-нибудь о них знаешь? Или это блеф?

– Думаю, не блеф. Что-то такое и в самом деле есть. Не думаю, что это боеспособный многочисленный отряд магических воинов, хотя всякое может быть. В компьютере Эссенса есть ряд файлов под его паролем – дай срок, и я их вскрою. Тогда и посмотрим. И ещё одно – войну ведь можно начинать по-всякому. Например, можно указать на нового врага, причём на такого, война с которым обернётся очень большой кровью. Понимаешь, кого я имею в виду?

– Понимаю, – Блад медленно кивнул. – Да, Стэрди, в древности ты по праву заняла бы трон какой-нибудь царицы – и в настоящем тоже.

ГЛАВА ШЕСТАЯ. СЕРПЕНТА

Гудящее пламя костра рвалось в тёмное небо, как будто силясь откусить от него кусок. Огонь менял оттенки, обретая то алый цвет крови, то желтизну золота, то багрянец солнца, садящегося в океан над умирающим миром. Деревья испуганно шевелили ветвями, словно заслоняясь от палящей ярости огня, и робко шептали что-то неразборчивое, прося пощады.

Женщина в тёмном, ниспадающем до земли одеянии стояла у костра, и звучание её голоса изменялось в такт дыханию пламени. И светились яркими точками глаза змеи, обвившейся кольцом вокруг шеи женщины и чуть приподнявшей голову. А вокруг костра сидели люди – многие сотни людей. Люди слушали голос женщины со змеёй, заворожено глядя в огонь.

– Мы пришли, и прежние, не достигшие высот и не сумевшие жить, должны уйти. Это закон – закон Вселенной! – Костёр выбросил крутящийся клуб пламени, и голос женщины в чёрном окреп, подхваченный этой вспышкой. – Новому – жить, старому – умирать. А если старое не хочет умирать и путается под ногами у нового, отчаянно цепляясь за последние мгновения бытия, новое поможет ему уйти.

Связанная тысячами трепещущих незримых нитей с внимавшими ей ньюменами и детьми-индиго, Змея купалась в потоках Силы – сила переполняла её и пьянила. Она сейчас может всё! Стоит только захотеть – и рухнут горы, и реки изменят свой путь, и высохнут моря, превратившись в прокалённые беспощадным жаром пустыни. И жалкие людишки – те, что наивно мнят себя хозяевами этого мира, червяки, копошащиеся в паутине придуманных ими самими нелепых правил и ограничений, будут корчиться у её ног, на что-то надеясь – напрасно надеясь.

– Несовершенные, тысячелетиями убивавшие себе подобных, будут сопротивляться – они не уйдут без боя. Значит, мы дадим им бой и станем хозяевами этого мира – по праву сильного, по праву нового, по праву более совершенного. Да, их гораздо больше, но мы – мы сильнее, и мы победим!

Перед внутренним взором женщины со змеёй на шее всплывали картины прошлого – далёкого прошлого. Так же рвался к звёздному небу огонь огромного костра, и остро пахло звериными шкурами, и лязгало во тьме оружие. Воины кланов слушали её – точно так же, как слушают её сейчас другие воины, несравненно более могущественные. И она сама – она повелевает ныне куда более грозными силами: теми, что однажды уже откликнулись на её зов и явили гнев свой…

Серпента чутко следила за аурами людей у костра. Она знала – сотни бойцов-ньюменов, «истинных новых людей», воспитанных ею самой, пойдут по её слову куда угодно. Но вот с тысячами детей-индиго, собранных со всех концов планеты и похищенных из Приютов, сложнее – Змея ощущает их колебания. «Война? Зачем? Разве мы не можем поделить этот мир, который так велик, и жить рядом, вместе, не мешая друг другу? Неужели обязательно надо кого-то убивать – разве это справедливо?». Владение магией подразумевает иную этику, отличную от примитивной этики обезьяноподобных, – будь проклят этот закон, так мешающий сейчас женщине со змеёй-ожерельем на шее! Ничего, она сумеет доказать этим детям, из которых скоро вырастут воины, что иначе нельзя – никак нельзя. Или ты, или тебя – по-другому не получится. И ей помогут убедить неофитов сами несовершенные – помогут тем, что первыми бросятся на людей-индиго в слепом ужасе: в ужасе перед могущественным непонятным (и значит, опасным!) новым.

Инкарнированная в теле женщины-индиго душа друидессы древних кельтов и вдовы погибшего в Цусимском бою матроса с броненосца «Ослябя»[9]9
  Роман «Криптоистория Третьей планеты».


[Закрыть] впитала в себя мудрость многих перевоплощений. Но мудрость бывает разной, в том числе и жестокой, хотя сама она полагает эту жестокость разумной…

* * *

Не найдя Хайка ни в одном из вертолётов, Мэй взбунтовалась.

– Вы убили его! – закричала она. – Убийцы, убийцы!

Она бросилась на Змею с кулаками, и той стоило немалых усилий удержать отчаянно бьющуюся и кусающуюся девчонку. К счастью для предводительницы истинных ньюменов, ослеплённая яростью Мэй не сообразила пустить в ход свои специфические способности, и вертолёт благополучно приземлился, а не рухнул вниз на полдороге вместе со всеми своими пассажирами.

Напрасно Серпента уверяла, что они и пальцем не тронули никого из воспитанников Приюта, что «призраки» пришли для того, чтобы вырвать детей-индиго из лап Попечителей, а не за тем, чтобы их убивать, – Мэй её не слушала. Змея хотела уже парализовать девочку (хотя ей очень не хотелось прибегать к насилию, доверие – материя тонкая), но тут вмешался один из находившихся в вертолёте и наблюдавших всю эту дикую сцену подростков.

Мальчишка рассказал, что ещё задолго до ночной атаки в Приюте поднялась тревога. Воспитатели бегали по этажам «как ошпаренные кипятком тараканы», заглядывали во все комнаты, проверяя, все ли воспитанники на месте, и вообще «стояли на кончиках ушей». Из обрывков их разговоров (и мыслей) паренёк понял, что пропал кто-то из детей, а как – никто из воспитателей не может понять. А одна из девочек добавила, что поздно вечером она, подчиняясь смутному чувству, выглянула в коридор и увидела неясный зыбкий силуэт, промелькнувший у выхода на лестничную площадку. И вскоре началась та самая ночная сумятица.

Мэй немного успокоилась и села в дальний угол, обхватив руками коленки, хотя время от времени поглядывала на Серпенту исподлобья. Та вроде бы и не обращала на строптивую девчонку внимания, однако Мэй чувствовала, что на самом-то деле женщина со змеиным ожерельем на шее не спускает с неё глаз: причём не в прямом смысле слова, а… И Мэй мало-помалу начала понимать, что значили слова Змеи: «Я такая же, как и ты, только постарше тебя, и умею намного больше». Именно так – умею намного больше. И в этом девочку-индиго убедила не проплавленная броня на спине солдата-охранника, а ощущение незримой – но очень прочной – нити, на которой её держала сейчас Серпента.

Вертолёты шли над самой землёй, прячась от радаров, но Мэй видела напряжённые лица ньюменов и догадалась, что сподвижники Серпенты не уповают только на этот манёвр. «Призраки» работали – Мэй улавливала энергетические колебания, – и работа эта была не из лёгких. Девочка видела, как они уставали – кожа всё резче обтягивала скулы, под глазами сгущались сиреневые тени. Осторожно пошарив вокруг, Мэй нащупала тоненькую силовую вуаль и поняла, в чём дело: ньюмены экранировали стремительно несущиеся сквозь ночь машины от визуального и приборного обнаружения. Окружавшее вертолёты поле отличалось от того, которое окутывало подземную комнату в Приюте, хотя природа этого поля была той же самой. Но в подземелье работали «глушилки», а здесь – здесь поле генерировали люди, без помощи какой-либо техники.

«Вот это да! – с уважением подумала она. – А я – я смогу когда-нибудь вот так же…?» – и вдруг поймала чётко различимую мысль Серпенты: «Конечно, сестрёнка!». Ниточка-привязь работала исправно…

Они летели недолго – меньше часа. Один из ньюменов вдруг пошатнулся, лицо его побелело, и он бессильно осел на пол кабины, свесив голову на грудь. Змея тут же сделала жест ладонью – вниз, – и вертолёты один за другим дружно пошли на посадку.

Серпента хорошо знала пределы возможностей своих бойцов – машины как раз дотянули до укромного уголка, где их уже ждали. Без спешки, но и без промедления «призраки» усадили детей в автобусы, и те с урчанием направились в разные стороны – всё было продумано и подготовлено заранее. Оказавшись в одной машине со Змеёй (и более того, на одном сидении), Мэй ничуть не удивилась, хотя и подумать не могла, что это именно из-за неё ньюмены разгромили Приют – она узнала об этом гораздо позже.

Мэй уже успокоилась. Теперь она была уверена – Хайк жив, и с ним не случилось ничего плохого; значит, они встретятся – а как же иначе? Однако девочка поостереглась мысленно звать друга: ньюмены (в особенности Серпента) – это вам не тупая электроника. Да, «призраки» не сделали ничего плохого никому из детей (наоборот, они обращались с ними крайне заботливо); да, они настроены очень дружелюбно по отношению к бывшим воспитанникам Приюта (ауры не обманывают); да, Мэй смутно ощущает то, что называется «мы с тобой одной крови, ты и я», но… Пусть уж лучше Хайк остаётся на свободе – да, так будет лучше. В конце концов, ещё неизвестно, что понадобится от них ньюменам, – а ведь ни она сама, ни он (девочка успела немного изучить характер Волчонка) не будут ничего делать не по своей воле! Попечители вон тоже мастера петь сладкие песни, а что у них на уме…

– Никто не собирается тебя ни к чему принуждать, сестрёнка, – Серпента, глядевшая до этого в темноту за стеклом автобуса, повернула голову. – Да, мы с тобой одной крови, ты и я, это ты верно подметила. И этим всё сказано. Подробности – ты их узнаешь, и скоро. А твоего парня мы найдём. Чем скорее он окажется у нас, тем будет лучше – для вас обоих. – Серпента улыбнулась, но глаза её при этом остались холодными – такими же, как маленькие неживые глаза змеи на её ожерелье.

«Вот дурёха! – мысленно обругала себя Мэй. – Совсем забыла, с кем имею дело… Как это, оказывается, неприятно, когда тебя читают, словно раскрытую книгу! Придётся дробить и прятать мысли». – Последнюю мысль девочка тут же растёрла – так, как они делали это с Хайком, обманывая аппаратуру контроля психополя. И вроде бы получилось – во всяком случае, Серпента ничего ей больше не сказала.

Под утро автобус остановился на лесной поляне, где располагалось несколько уютных коттеджей. Дети настолько устали от всех перипетий этой ночи, что большинство из них уснули ещё в автобусе, и ньюмены бережно переносили спящих индиго на руках. Дремавшая на ходу Мэй гордо отказалась от помощи и сама дошла до постели, но уснула тут же, как только коснулась головой подушки. И до самого последнего момента бодрствования девочка ощущала невидимую тугую нить, связывающую её и Серпенту.

* * *

Проснулась она от ощущения солнечного луча на щеке. Ощущения нити не было, но Серпента была здесь, рядом, и внимательно смотрела на проснувшуюся Мэй.

– Доброе утро, – голос предводительницы ньюменов звучал дружелюбно и мягко. Не верилось, что эта женщина ночью шла по трупам, щедро рассеивая смерть направо и налево. – Пора вставать, сестрёнка Мэй. Вопросы потом, – Серпента подняла руку. – Сначала поешь, а потом мы будем говорить.

– Кто это мы? – хмуро буркнула Мэй.

– Мы – это мы: истинные новые люди и вы, дети-индиго, которые вправе выбирать, кем вам быть.

Через полчаса на поляне собрались пятнадцать индиго в возрасте от двенадцати до четырнадцати лет – в эту группу отобрали самых старших – и трое ньюменов во главе со своей предводительницей. Дети были спокойны, чего нельзя было сказать о Серпенте – она напоминала туго натянутую струну.

– Братишки и сестрёнки, – начала Змея, заметно нервничая. – Вы самые старшие, и вы хорошо знаете, кто вы такие. Люди называют вас детьми с паранормальными способностями, и они…

– А мы разве не люди? – спокойно осведомился рыжий веснушчатый мальчишка.

– Люди, – как ни странно, к Серпенте при этой реплике вернулось спокойствие, – но не просто люди, а новые люди. Вы будущие хозяева этой планеты. Вы все изучали историю, и знаете о неандертальцах и кроманьонцах – так вот, вы те самые кроманьонцы, которые сменят обезьяноподобных, не сумевших стать настоящими людьми.

Серпента замолчала и оглядела детей-индиго, ожидая реакции на свои слова, однако все молчали, лишь в глазах бывших воспитанников Приюта появился неподдельный интерес – так с ними ещё никто не разговаривал. И Змея почувствовала этот интерес.

– Почти всех из вас продали в Приют ваши родители. И все вы испытали на себе, как смотрят на вас обычные дети – с завистью и страхом, постепенно переходящим в ненависть. А Попечители – вы нужны им как удобный инструмент, довесок к компьютерам, который можно использовать для сохранения существующего порядка вещей – порядка, в котором вам нет достойного места. Несовершенные боятся вас и завидуют вам, а страх и зависть – плохие помощники. Вас держали в стенах Приюта под недремлющим электронным оком и под готовыми к запуску «глушилками». Были в Приюте и другие комнаты: она, – Серпента показала на Мэй, – знает об этом.

– А разве ты сама, – тут же взъерошилась девочка, – не держала меня на цепочке, словно пёсика? И разве все воспитанники так уж радостно пошли с вами после того, как ты со своими учинила в Приюте кровавый погром? Нет, вы увезли нас силой, разве не так? Чем же вы тогда лучше Попечителей, а?

– Кое в чём ты права, сестрёнка Мэй, – невозмутимо согласилась Серпента. – Да, нам пришлось… м-м-м… чуть-чуть поколдовать, чтобы вы с перепугу не наделали глупостей. Вы всё-таки ещё дети, хотя по интеллекту стоите академиков из обезьяноподобных, не говоря уже о ваших сверхспособностях. Вы новые люди, запомните это! Вы – будущее этого мира, будущее, которое хотят посадить на привязь, и не на час-другой, а на всю жизнь! А чем мы лучше Попечителей – тем, что мы такие же, как и вы. И на нас тоже смотрели косо, и кляли, и шипели нам в спину! А бывало, – она горько усмехнулась, – и похуже. И ещё одно: мы не держим никого из вас. Да, да, не держим, – повторила Серпента, заметив недоумение на лицах ребят. – После того, как вы меня выслушаете, вы будете выбирать, что делать дальше. Кто захочет – останется здесь, кто решит по-иному – мы можем вернуть вас в любой Приют. Их тут много, этих оранжерей строгого режима для чудо-детей… Можем даже отвезти желающих к их родителям – правда, в этом случае вы тоже скоро окажетесь в Приютах. У Попечителей на вас оформлены опекунские права, и ваши законопослушные и чадолюбивые папы и мамы не будут спорить – они ведь достойные члены общества несовершенных! К тому же они получили за вас деньги – много денег! – а деньги для обезьяноподобных – это всё.

Мэй призналась себе, что убеждать Серпента умеет. И она говорила правду – Мэй хорошо помнила, о чём думала её мать, когда в их доме появился человек по имени Джейк Блад.

– Несовершенные изучали вас, – продолжала Серпента звенящим голосом, – а мы – мы будем вас учить. Например, вот этому, – на её ладони родился слепящий шар и обернулся воющей огненной спиралью, начисто сбрившей верхушку ближайшего дерева, – и многому другому. Это магия – настоящая магия, доступная вам, новым людям этого мира.

«После такого фейерверка мальчишки точно останутся, – подумала Мэй, – все. Хайк запрыгал бы от восторга».

Она ошиблась, но не намного: остались все – и мальчики, и девочки. Да, Змея умела убеждать. И самое главное – дети-индиго почувствовали в ней свою. А этого им всем так не хватало…

Посёлок в лесу жил своей жизнью. Когда-то здесь была летняя база бойскаутов, а затем Серпента каким-то образом (впрочем, Мэй догадывалась, каким именно) выкупила весь этот участок в личную собственность. Посёлок значился на карте, но местные власти почему-то не проявляли к нему особого интереса (опять-таки почему-то), а среди простых граждан этой страны не принято было совать свой нос в пределы чужой частной собственности. Живут себе там какие-то люди, никому не мешают, ни в чём предосудительном не замечены – так в чём проблема? Правда, оставалось не очень понятным, как Попечители обошли своим вниманием эти коттеджи в лесу – тут, как подозревала Мэй, не обошлось без магии (и совсем простенькой, на уровне воздействия на сознание чиновников и блюстителей порядка, и посложнее – вплоть до сбивания с толку континентальной следящей системы «гражданской безопасности» в этом районе и локальной экранировки от средств наблюдения с орбиты).

Серпента уделяла Мэй особое внимание. У Змеи было очень много хлопот – ей подчинялись сотни (если не тысячи) ньюменов, разбросанных по всей стране. Она постоянно держала в голове множество дел, каждое из которых было важным и не терпело отлагательства. И тем не менее, предводительница ньюменов зачастую проводила с Мэй целые дни, а когда возвращалась в посёлок после отлучки, то первым делом спрашивала у девочки: «Ну, как дела, сестрёнка Мэй?». Та поначалу дичилась и держалась насторожённо, но в конце концов Серпенте удалось растопить ледок отчуждения самым верным способом – терпением и пониманием: она умела не только говорить, но и слушать. Мэй рассказала Змее свою немудрёную историю, а когда девочка-индиго узнала историю жизни самой Серпенты, ей стало страшно, и одновременно захотелось тоже назвать эту молодую женщину – она была старше Мэй всего на одиннадцать лет – сестрой.