Текст книги "Истреби в себе змею"

Мэй стало не по себе. Сначала цветок с лишним лепестком, теперь эти исчезнувшие инициалы – многовато для одного дня. Что-то определённо изменилось – вот только что?

Услышав шорох шагов, она подняла голову, ожидая увидеть Хайка. Но нет, по тропке между деревьями прошёл незнакомый мальчишка лет девяти с выражением отрешённой задумчивости на не по-детски серьёзном лице. Мэй встала, подождала ещё несколько минут – никого. И тогда она решила вернуться к себе в комнату. «Надо лечь, – подумала она, – сосредоточиться и пошарить вокруг. Я должна понять, что произошло, и что происходит».

Мэй ещё не знала, что с самого утра она является центром внимания всего персонала Приюта, и что ночевать в своей комнате ей уже не придётся.

* * *

– Господин директор, – голос воспитателя дрожал от волнения, – у меня есть срочная дополнительная информация по воспитаннице Мэй. Я уже докладывал вам ещё утром…

– Поднимитесь ко мне, – перебил его директор. – Жду.

Выключая коммуникатор, он в то же время другой рукой активировал экранное поле, окутавшее кабинет. Эта меру предосторожности ввели после того, как появились серьёзные основания полагать, что кое-кто из индиго умеет читать мысли. «От них всего можно ожидать, – подумал господин директор. – Мне иногда страшно смотреть в глаза этим детям – в них мудрость тысячелетий и даже что-то нечеловеческое. Что там ещё натворила эта новенькая?».

Директор уже знал о невероятно мощном выбросе ментальной энергии, выплеснутом этой девочкой минувшей ночью. Система контроля исправно зафиксировала этот выброс, но определить его уровень – даже приблизительно – оказалось невозможным: два сенсора попросту сгорели, а входной контур преобразователя-сумматора вышел из строя от перегрузки. Во всяком случае, можно было с уверенностью сказать, что сгенерированная Мэй мощность на порядки превосходила ту, с которой экспериментаторы когда-либо сталкивались раньше – изображение на всех следящих видеокамерах двоилось в течение нескольких минут после выброса, что сочли его косвенным воздействием на электронику.

Чтобы не настораживать девочку, её решили пока не трогать и даже не подвергать обычному ежедневному тестированию, но усилили все виды наблюдения. Кроме того, по личному указанию господина директора, её приятеля Хайка решено было загрузить тестами по усиленной программе, не оставившей мальчику ни минуты свободного времени. Расчёт был прост: если Мэй сделала что-то из ряда вон выходящее, она непременно захочет поделиться этим со своим другом – взаимная симпатия этой парочки не являлась секретом для воспитателей – и как-то себя проявит.

И действительно, Мэй явно искала встречи с приятелем, и аппаратура психоконтроля даже отметила несколько раз слабые всплески ментальной активности воспитанницы, однако ничего из ряда вон выходящего не произошло. И вот теперь…

В дверь кабинета постучали.

– Войдите! – бросил господин директор, барабаня пальцами по столу и подбираясь, словно кот перед прыжком.

С первого взгляда на вошедшего в его кабинет воспитателя директору стало ясно – случилось нечто экстраординарное. Глаза воспитателя горели, а движения были суетливыми и порывистыми.

– Присаживайтесь, – директор жестом указал на кресло. – Что там у вас?

Воспитатель сел и положил на стол пачку распечаток. Он заметно нервничал – уронил одну из бумаг на пол, поднял, положил и тут же уронил другую.

– Успокойтесь, – холодно сказал господин директор, – и доложите коротко и внятно.

– В соответствии с методикой сопоставления, – похоже, воспитатель взял себя в руки, – мы проверили информацию обо всех странных событиях и явлениях, имевших место за прошедшие сутки в радиусе тысячи миль от Приюта.

– И? – господин директор вопросительно поднял бровь.

– В три часа сорок две минуты в двухстах сорока милях от побережья произошла авиакатастрофа. В море упал пассажирский самолёт. Просто упал – камнем. Последнее сообщение с борта лайнера выглядело совершенно бредовым, а потом связь оборвалась. Радары проследили очень быстрое снижение – а попросту говоря, падение, – самолёта почти до самой поверхности океана. Что случилось на борту – неясно, поиски обломков и «чёрных ящиков» пока не дали никаких результатов. Но вот что примечательно, – воспитатель зашуршал распечатками, – вы сравните время! – и он протянул господину директор один из листов.

Тот быстро пробежал глазами аккуратные строчки текста, и лицо его дрогнуло.

– Невероятно… Минута в минуту – таких совпадений не бывает. Лайнер начал падать сразу же после того, как наша Мэй пережгла своим мысленным импульсом электронику слежения! Господи боже мой… – прошептал господин директор, никогда не отличавшийся повышенной набожностью. – Если эта девчонка может сбивать самолёты на расстоянии в сотни миль, то это… это… Но зачем? Почему она это сделала?

Воспитатель только пожал плечами, но директор и не ждал от него ответа.

– Значит, так, – распорядился он. – Изолировать. Немедленно. По высшей категории.

– Бункер?

– Бункер. Но обращаться с девочкой предельно осторожно и бережно – она стоит всех драгоценностей человечества! Вы меня поняли? А я сообщу в Центр – пусть решают, что с ней делать дальше.

Его подчинённый торопливо кивнул и поспешно покинул кабинет, а господин директор повторил, оставшись один и рассеянно глядя в окно:

– Господи боже мой… – И добавил, обращаясь к самому себе: – Кто же они, эти дети-индиго, и что они нам принесут?

* * *

Голова ещё кружилась, но никаких других неприятных ощущений не было.

Мэй помнила сладковато-удушливую волну, затопившую её с головой, как только она вошла в свою комнату, потом был тёмный провал, а потом – потом она очнулась. Уже здесь, в этой залитой неярким светом комнате без окон, но с диваном, столом, двумя мягкими креслами и выгородкой санблока в углу.

Она отнюдь не собиралась биться в истерике – наоборот, её сознание работало чётко и спокойно. «Аппаратура отметила мой мыслекрик, – размышляла девочка, – и воспитатели встревожились. Из этого в первую очередь следует, что мой сон вовсе не был сном, и что я действительно сделала то, что сделала. И перетрусившие экспериментаторы упрятали меня сюда».

Мэй привычно потянулась трепещущими нитями сознания к окружавшему её миру и тут же отдёрнулась, словно от ожога. Всю комнату окутывало покрывало мощного силового поля – теперь Мэй видела это поле, похожее на плотную серебристую паутину. И ей, Мэй, не выйти отсюда, пока это поле активно. Стоит только окунуться в серебряные нити, как она потеряет сознание – если не хуже. Через поле не пройти, и даже мысль сквозь него не пробьётся. Хотя… Хотя это мы ещё посмотрим – поле-то не сплошное (по крайней мере, таким оно выглядит). А раз так, то можно попробовать отыскать какую-нибудь узенькую щёлочку… Ничего, что через щёлку не пролезть – она ведь не мышка, – зато она сможет…

«Надо позвать Хайка, – назойливо стучало в голове девочки, – надо позвать Хайка». Она даже не задумывалась, чем он сможет ей помочь (и сможет ли вообще хоть что-нибудь сделать) – Мэй просто хотела услышать голос друга.

У неё никогда не было друзей, и никогда она не испытывала ни к кому искренней привязанности. Дети откровенно побаивались и недолюбливали Мэй, а родители… И вдруг этот кареглазый мальчишка, смуглый и темноволосый, всего за несколько дней стал для неё самым близким человеком. Она даже поймала себя на мысли: «И как это я раньше жила, не зная Хайка?» и немного испугалась – что это с ней? Но всё равно – ей было тепло оттого, что этот мальчишка есть, что он рядом, и что он так на неё смотрит.

И Мэй начала осторожно и терпеливо отыскивать заветную щёлочку в серебряной паутине. Несколько раз она обжигалась, морщилась, шипела от боли (интересно, что об этом подумали наблюдающие за ней стражи? – в том, что за ней непрерывно следят, Мэй не сомневалась), но упорно не оставляла своих настойчивых попыток. И в конце концов, у неё получилось. Хайк не ответил, однако Мэй была уверена – друг её услышал. Она не смогла бы объяснить, откуда у неё такая уверенность, – она просто знала, что это именно так. А раз так, то теперь всё будет хорошо – непременно.

С этими мыслями она залезла с ногами на диван, свернулась калачиком и незаметно уснула – сказалось напряжение, в котором девочка пребывала все последние сутки.

Проснулась Мэй от ощущения тревоги и сумятицы, охватившей всё вокруг. В Приюте явно что-то происходило, хотя сюда, в эту таинственную комнату, не доносилось ни звука. Поняв это, девочка сосредоточилась и стала ждать – ждать того, что вот-вот произойдёт.

* * *

Дежурный у главной двери был внимателен и собран. Его предшественника сняли с поста за непонятную халатность – он зачем-то по собственной инициативе отпер входную дверь, и в эту дверь выскользнул один из воспитанников, странным образом незамеченный до этого системами наблюдения Приюта. Охранник отнюдь не собирался повторять ошибку своего предшественника, – догадываясь, каким будет наказание, – и относился к своим обязанностям предельно добросовестно. Но дежурный не мог и предположить, что никакая добросовестность ему уже не поможет.

Толстенная входная дверь на глазах у изумлённого охранника вспучилась, потекла, и прямо в лицо человеку в стеклянном кубе устремился поток рычащего красного пламени – бронестекло не стало серьёзной преградой этой яростной огненной лавине.

С десяток неясных размытых силуэтов разом возникли в холле, молниеносно миновав светящиеся вишнёвым раскалённые ошмётки, оставшиеся от входной двери. Ворвавшиеся двигались с нечеловеческой быстротой, и их скользящий бег по коридорам и лестницам Приюта сопровождался вереницами ярких вспышек – таинственные пришельцы без промаха (правда, непонятно из чего) расстреливали видеокамеры и сенсоры, безошибочно находя их в стенах и межэтажных перекрытиях.

Нападение, в отличие от бегства Хайка, не прошло незамеченным, однако все попытки персонала Приюта оказать хоть какое-то сопротивление оказались тщетными. Зацепить выстрелом кого-нибудь из этих людей – или не людей? – никак не удавалось, а когда господин директор решился запустить на полную мощность все свои «глушилки», было уже поздно. Он не успел дотянуться до кнопки активации генераторов – энергетический удар одного из нападавших разнёс тело господина директора, расплескав его хрупкую человеческую плоть по стенам его собственного кабинета.

Призраки – какие люди на такое способны? – не брали пленных. Они убивали всех подряд, без разбора, вне зависимости от того, пытались им сопротивляться или нет. Всех – за исключением детей-индиго, воспитанников Приюта. Этих торопливо выводили во двор и сажали в вертолёты, ждавшие во дворе с работавшими на холостом ходу винтами. Дети не возражали против этой странной ночной эвакуации, сопровождавшейся огнём и кровью, – нападавшие как-то сумели найти с ними общий язык, убедить или попросту заставить. И по мере того, как жилые этажи Приюта пустели, туда врывался огонь, рождавший чёрный дым.

Пришельцы торопились, но не пропускали ни одной комнаты, словно искали что-то очень для них важное. Или кого-то, без кого они не могли уйти, оставив Приют на поживу танцующему пламени. И они нашли то, что искали – дверь, ведущую на нижние, подземные этажи Приюта – были здесь и такие.

Правда, с этой дверью нападавшим пришлось повозиться. Он не стали её разрушать, чтобы не повредить находившуюся за дверью кабину лифта – о существовании этого лифта они, похоже, знали, – им надо было открыть эту дверь. И в конце концов они это сделали.

Однако внизу их уже ждали одетые в защитную броню и вооружённые до зубов солдаты-охранники, предупреждённые о нападении системой тревожной сигнализации, которую призракам не удалось мгновенно вывести из строя. И здесь пришельцы понесли первые потери – опустившаяся на нижний этаж кабина лифта попала под плотный перекрёстный огонь.

Призраки оказались людьми из плоти и крови – первый из них, выскочивший в коридор подземного этажа, был изрешечен свинцовым ливнем. К тому же здесь работали «глушилки», запитанные от резервных генераторов поля, и нападавшим пришлось несладко. И в отличие от верхних этажей, узкие коридоры каждого подземного этажа то и дело перегораживали решётки и дополнительные стальные двери, на разрушение которых требовалось время и силы. Завязался бой – самый настоящий бой. Исход этого боя был неясен, пока кому-то из пришельцев не удалось каким-то образом проникнуть в агрегатную и вырубить генераторы. После этого бой превратился в избиение.

Мэй слышала отзвуки этого боя. Затем экранирующее поле исчезло, и она смогла даже кое-что увидеть. И увиденное потрясло девочку своей кровавой беспощадностью. Она не знала, кто эти люди, и зачем они напали на Приют, но подобралась, готовая защищаться от любой неожиданности.

Стену комнаты разрезала от потолка до пола узкая вертикальная полоса. Открылся дверной проём, Мэй услышала треск выстрелов и шипение огня, а потом в дверь ввалился охранник с обезумевшими глазами, состоявшими, казалось, из одних бездонных чёрных зрачков. Секунду и другую человек с оружием в руках и девочка-подросток молча смотрели друг на друга – Мэй видела пятна гари на лице охранника и кровь на его правой щеке, – а затем тело солдата судорожно дёрнулось, и он медленно упал внутрь комнаты лицом вниз.

Броня на спине охранника была проплавлена в нескольких местах; из рваных дыр медленно вытекали тонкие струйки серого дыма. А над упавшим телом в дверном проёме появилась высокая темноволосая женщина в чёрном комбинезоне. Её глаза были холодны, и в уголке рта алела маленькая капелька, словно эта женщина только что пила кровь. И ещё Мэй заметила у неё на шее странное ожерелье – змею, свернувшуюся в кольцо. Чуть приподнятая голова змеи находилась прямо напротив ямочки на горле женщины в чёрном – Мэй видела блестящие крохотные точки змеиных глаз, словно змея была живой.

– Так вот ты какая… – произнесла женщина с ожерельем. – Ты стоила большой крови, сестрёнка Мэй, – так ведь тебя зовут, верно?

Голос незнакомки звучал устало и чуть хрипловато, оружия при ней не было, однако Мэй безошибочно чувствовала Силу, переполнявшую эту странную женщину. А оружие – ей оно без надобности: она сама по себе оружие, и оружие страшное.

– Верно, – усмехнулась женщина. – Это ты верно подметила, сестрёнка.

«Почему сестрёнка? – растерянно подумала Мэй. – И… она что, читает мысли? Значит, она…».

– Да, – отозвалась женщина со змеёй. – Я такая же, как и ты, только постарше тебя, и умею намного больше. Но разговоры разговаривать мы будем потом – сейчас не время. Мы пришли за тобой, и теперь пора уходить. Если здесь появится целая свора солдат, да ещё с этими дурацкими генераторами электромагнитного поля, нам будет трудновато справиться с ними. Идём, сестрёнка Мэй. А меня ты можешь звать просто Серпентой[2]2
  От serpiente – змея (исп.)


[Закрыть] – всё равно это прозвище придёт тебе на ум, – с этими словами она снова усмехнулась и коснулась пальцем змеиной головки. – Идём, – повторила она, – времени остаётся всё меньше. Сюда скоро придёт огонь – нельзя лишать его пищи.

И Мэй подчинилась. Она не могла понять, почему эти странные люди ворвались в Приют среди ночи, – неужели действительно пришли именно за ней? – зачем они устроили такое кровавое побоище, куда ведёт её Змея, и что с ней будет дальше. Но девочка прекрасно понимала – другого выхода нет, такой Силе невозможно не подчиниться. Да и что она теряет, в конце концов? Приют?

Однако уже в коридоре, пробираясь вместе с Серпентой через густой дым и поминутно спотыкаясь о мёртвые тела, Мэй вдруг резко остановилась. Что она теряет? А как же Хайк?

– В чём дело? – тут же спросила Серпента. – Что ты забыла?

– Мой друг… – пробормотала Мэй. – Его зовут Хайк, и я без него никуда не пойду!

– Не беспокойся, – успокоила её Змея. – Мы забрали всех детей-индиго из этого Приюта. Так что твой сердечный приятель с нетерпением ждёт тебя в одном из вертолётов. Идём.

Но Серпента ошиблась – ни в одном из вертолётов Хайка не оказалось.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ДЖЕЙК

– Какого чёрта, Джейк? Какого чёрта, я вас спрашиваю?

Арчибальд Эссенс был раздражён – раздражение из него так и хлестало. За последние годы он сильно постарел и усох, превратившись в скелетообразное существо, обтянутое потемневшей морщинистой кожей. И только глаза его остались прежним – пронзительными. И сейчас эти глаза светились раскалёнными угольями, выдавая охватившую Эссенса ярость.

– Мы тратим огромные средства, время и силы, собирая по всей планете детей-индиго во имя нашего будущего, а четырнадцатилетний сопляк играючи обманывает охрану и бежит из Приюта! Где же были ваши хвалёные электронные системы контроля, способные, как вы меня уверяли, засечь полёт мухи в полной темноте? Знаю, знаю, что вы скажете: этот сопляк – индиго, а индиго способны на многое! Тогда надо было держать его – и всех! – на цепи! В кандалах! Неужели нельзя было использовать богатый опыт если не тюрем, то хотя бы сумасшедших домов?

Прибывший среди ночи по срочному вызову босса Джейк Блад молчал, хотя многое мог бы сказать в ответ на его упрёки – совершенно незаслуженные упрёки. Например, он мог сказать, что система охраны Приютов – в том числе и злополучного семнадцатого – была предметом долгих споров, пока наконец не победила точка зрения (поддержанная, кстати, и самим Эссенсом), согласно которой с детьми-индиго следовало обращаться с предельной осторожностью. Индиго с их сверхспособностями должны были стать опорой и союзниками – сознательными союзниками! – Правителей, и поэтому любые принудительные методы (в том числе и направленные на явное ограничение свободы) считались недопустимыми. «Этих детей ни в коем случае нельзя провоцировать на сопротивление – как тайное, так и явное!» – разве не самого Эссенсу принадлежит эта фраза? Поэтому-то в Приютах не было ни решёток, ни сторожевых вышек, ни колючей проволоки, ни прочих милых атрибутов мест лишения свободы – Приюты выглядели обычными элитными пансионами со строгими правилами. А теперь что, за побег этого мальчишки всех собак будут вешать на него, Джейка?

Однако Блад сохранял полную невозмутимость, слушая излияния шефа. Он прекрасно понимал, что дело вовсе не в побеге одного-единственного мальчишки (поймаем, а если не поймаем – одним меньше, одним больше, какая разница?). «Старик чует недоброе, – думал Блад, изображая на лице почтительное внимание дисциплинированного подчинённого, – вот и бесится по пустякам, прощупывая мою реакцию. Да, Арчи стар, но до маразма ему далеко, и остроте его ума многие могут позавидовать. А чутьё у него всегда было отменным…»

В последнее время настроение Эссенса менялось непредсказуемо. Не далее как сегодня, всего пару часов назад, он с торжеством в голосе сообщил Бладу, что одна из воспитанниц Приюта-семнадцать, Мэй («Это ведь вы её нашли и курировали, Джейк!») вытворила нечто совершенно невероятное. Блад получил от шефа похвалу и распоряжение утром отправиться в Приют, чтобы детально разобраться в случившемся – на месте. А теперь – громы и молнии из-за побега этого сорванца, тоже «крестника» Джейка – именно Блад обратил внимание на странные преступления в городе и на его окраине, примыкавшей к знаменитой Трущобе. По статусу начальнику службы безопасности Головного Центра отнюдь не полагалось самому заниматься подобными мелочами, но Джейк любил такие головоломки. Кроме того, Эссенс считал – и в этом Блад был с ним полностью согласен, – что в очень важных делах (а проект «Индиго» был именно таким делом) нельзя всецело полагаться на слепых исполнителей.

И Джейк провёл операцию по поимке мальчишки сам – с некоторым «избыточным артистизмом», как выразился Эссенс, заодно ликвидировав опасную гангстерскую шайку (хотя этого можно было и не делать).

Заметив изменчивость в поведении шефа и правильно поняв её причины, Блад выбрал верную тактику – молчать и слушать, пока старик не выпустит пар и не успокоится. Вот и сейчас, кажется, буря пошла на убыль…

– Я не сомневаюсь, – произнёс Эссенс уже более спокойным тоном, – что вы, Джейк, сделаете из этого инцидента соответствующие выводы…

– Обязательно, господин Эссенс, – поспешил вставить Блад. – Непременно.

– А мы, – продолжал председатель Совета Попечителей, – тоже сделаем выводы. Я буду настаивать на поголовном имплантировании всем воспитанникам микрочипов-маячков – возможно, с некими… дополнительными функциями. Впрочем…

«… не тебе одному это решать, – мысленно закончил за него начальник службы безопасности Центра. – Ведь неизвестно, как поведут себя эти очень шустрые детишки, когда узнают о том, что им вшили под кожу или куда-то ещё».

– Ладно, Джейк, – закончил Эссенс уже совсем миролюбиво, – с кем не бывает! Не ошибается только тот, кто ничего не делает. Но все меры к поимке этого… как его… Хайка должны быть приняты! И – завтра же вы должны быть в Приюте-семнадцать. Я жду от вас подробностей об этой вашей чародейке Мэй – надеюсь, уж ей-то эти растяпы не позволят сбежать!

Он дребезжаще хихикнул – глаза его при этом оставались по-змеиному холодными и внимательными, – и Джейк Блад тоже позволил себе скупую улыбку.

– Да, мессир, я тоже на это надеюсь.

– Идите, Джейк, – милостиво разрешил Эссенс. – Вы свободны – до утра. Стэрди, милочка, зайдите ко мне – вы мне нужны, – вкрадчиво произнёс он в скрытый микрофон, и Блад услышал хорошо знакомый ему голос.

– Да, господин Эссенс, сейчас.

«Господин Эссенс», «мессир», «вы», – со злостью подумал Джейк. – Ничего, скоро мы закончим эту затянувшуюся идиотскую игру. Мумиям положено лежать в роскошных саркофагах, а не вершить судьбы мира!».

Он столкнулся со Стэрди в дверях и обменялся с ней мимолётными взглядами. И в ответ на его взгляд женщина чуть-чуть опустила ресницы, что означало: «Подожди, я скоро освобожусь». За годы совместной работы в Головном Центре – и не одной только работы – начальник службы безопасности этого Центра и телохранитель-секретарь-любовница одного из Правителей очень хорошо научились понимать друг друга – мгновенно.

* * *

– Вкусный ты парень, Джейк! – Стэрди потянулась всем телом, словно сытая кошка, легонько, но чувствительно куснула Блада в шею и уткнулась ему в подбородок. – Умеешь ублажить женщину…

– По-твоему, это мой единственный талант? – отозвался Джейк, прижимая к себе обнажённое горячее тело секретарши.

– Ну-у-у… – игриво протянула та. – Не единственный, конечно, но очень ценный – очень!

– А что, Арчи тебя плохо кормит?

Стэрди заметила оттенок злой ревности в голосе любовника и тут же посерьёзнела.

– Перестань. Роль ревнивого мальчишки тебе не к лицу. Мы все играем в одну игру, и должны соблюдать правила этой игры. А Эссенс – эта старая руина давно уже сидит на допингах, да и то… Чтобы привести его висячую арматуру в мало-мальски боеспособное состояние, требуется затратить немалые усилия. Мне даже…

– Избавь меня от этих интимных подробностей, – оборвал её Блад, и Стэрди щекой почувствовала, как у него на скулах заиграли желваки. – Я с удовольствием своими руками превращу этот мешок с костями в перемолотую труху, и я дождусь своего часа!

– Извини, милый, – Стэрди успокаивающе провела пальцами по губам Джейка. – Ты знаешь, мне не шестнадцать лет, когда девочки ещё ждут принца на белом коне. Я хорошо знаю законы этого мира, и давно не верю в любовь и прочие глупости. Но с тобой… Ты мне дорог, Джейк, и мы с тобой не просто союзники в борьбе за самый жирный кусок. – Она подняла голову и посмотрела ему в глаза. – Ты мне веришь?

«Тот, кто тебе поверит, сильно сократит отмерянный ему срок пребывания на земле нашей грешной, – подумал Блад, глядя на свою любовницу. – Я слишком хорошо тебя знаю».

– Верю, – сказал он, отводя с лица Стэрди прядь её светлых волос. – Человеку надо во что-то верить – без этого нельзя.

«Вот и прекрасно, – подумала Стэрди, нежно поглаживая грудь своего любовника. – А верить, дорогой мой, надо только самому себе, и то с некоторой опаской…».

– Я тоже тебе верю, – сказала она. – Мы должны держаться друг друга, Джейк. Эссенс надеется омолодиться при помощи Инкубатора – по крайней мере, профессор Чойс обещал ему эту возможность, – и тогда он…

«Тогда он прежде всего найдёт тебе замену, – подумал Джейк. – Арчи дьявольски умён и хитёр, и он наверняка давно знает о наших с тобой отношениях. Так что тебе придётся держаться за меня, милая».

«Тогда он прежде всего заменит начальника службы безопасности, – подумала Стэрди. – Арчи дьявольски умён и хитёр, и он хорошо знает принцип древних владык – слуг следует периодически менять, пока они не возомнили себя равными господину и не стали опасными. Так что тебе придётся держаться за меня, милый».

Даже сильные хищники-индивидуалисты – особенно если это самец и самка – тянутся друг к другу: трудно выжить в одиночку среди оскаленных клыков и острых когтей других хищников.

…Расстановка сил в мире менялась. Восток стремительно обретал всё больший вес, отрицая ценности западного мира и выдвигая взамен свои собственные, и дряхлеющему Западу приходилось с этим считаться. Уповать исключительно на грубую силу было бы крайне опрометчиво – ядерными бомбами обзаводились всё новые страны, – а испытанному ultimate weapon[3]3
  Ultimate weapon – абсолютное оружие (англ.).


[Закрыть] Запада – доллару и евро – Восток противопоставил своё оружие: динар и юань. И – численность населения: разноцветный прилив вздымался, грозя затопить Европу и Америку и смыть обветшавшие постройки цивилизации белой расы. Новый лидер – Китай – всерьёз вознамерился отобрать у Америки пальму первенства на мировой арене; процесс объединения арабских стран в единую сверхдержаву шёл полным ходом. И оставалась ещё непредсказуемая Россия, загадочная, как древний сфинкс – от неё можно было ожидать чего угодно.

Всё это вызывало растущее беспокойство Правителей – достижение великой Цели ставилось под угрозу. Ползучее превращение всей планеты в единый конгломерат структур, по старинке именуемых странами и государствами, а по сути являвшимися всего лишь департаментами одной единой гигантской глобальной сверхкорпорации, затормаживалось. И нарастало инстинктивное – или осознанное? – сопротивление людей целенаправленному, методичному и деловитому превращению их в бездумно жующее и слегка размножающееся стадо. Процесс настройки коллективного сознания человечества на единую волну «ешь, спи, наслаждайся и не думай!» явно давал сбой.

Проект «Печать»[4]4
  Роман «Криптоистория Третьей планеты»


[Закрыть] принёс первые осязаемые плоды. Из инкубаторов многочисленных Центров – в том числе и из подземных лабораторий Головного Центра – вышли первые партии вполне дееспособных клонов. Надежды их создателей в какой-то мере оправдались – штампы оказались идеальными слугами и идеальными солдатами, но… не более того. И тогда Правители, никогда не забывавшие истину: «К вершине можно подняться по разным дорогам», обратили внимание на детей-индиго с их загадочными способностями.

В отличие от заправил Третьего Рейха, завороженных красивым и таинственным словом «магия» и не сумевших выделить рациональное зерно из груды мусора, именуемого «оккультизм», Правители подошли к этому вопросу гораздо серьёзнее. И неудивительно – в их распоряжении были истинные древние знания, сохранявшиеся в течение тысячелетий. Арчибальд Эссенс, и другие мессиры, и даже хайерлинги высшего уровня, подобные Джейку Бладу, знали о существовании эсков, знали об Эксперименте[5]5
  Роман «Криптоистория Третьей планеты»


[Закрыть] и догадывались о влиянии Высших на Третью планету системы Жёлтой звезды – Землю. И Правители упорно работали: Цель должна быть достигнута, а как – это уже не столь важно.

Но ещё не добыв зверя, они уже делили его шкуру: внутри предельно закрытого круга Правителей складывались две соперничающие группировки и точили ножи друг на друга, готовясь схлестнуться в беспощадной грызне за власть над всей планетой, за высшую власть – которой ещё надо было добиться. Адепты пентаграммы и адепты гексаграммы – слуги Дракона и слуги Демона – до поры до времени шли в одной упряжке, улыбались друг другу, пожимали друг другу руки, строили стратегические планы, при этом заранее прикидывая, как ловчее перегрызть глотку соратнику-сопернику, когда наступит время обнажать клыки.

…Ненасытная Стэрди своим по-змеиному гибким телом оплела Джейка, вновь требуя любви. И Блад охотно отозвался на её ласки – понимая холодным умом всю опасность этой женщины, он тем не менее не мог не реагировать на неё как мужчина. Их толкнули друг к другу не только трезвый расчёт, но и тёмная древняя страсть, пьянящим зельем вскипающая в крови.

Сигнал коммуникатора показался обоим ведром холодной воды.

Джейк чертыхнулся и разжал объятья. Встав с развороченного ложа, он подошёл к терминалу – такими устройствами были оборудованы комнаты всех обитателей Головного Центра, имеющих соответствующий статус. Этот вызов пришёл крайне не вовремя – это подтверждала бунтующая и готовая к бою мужская плоть Блада, – однако сигнал поступил по личному экстренному каналу: по единственному каналу, который оставался активным. Все прочие линии начальник службы безопасности, используя свою статусную привилегию, заблокировал, как только к нему пришла Стэрди.

– Да, – ответил он, гася раздражение, активируя визуализацию и поднося к уху миниатюрный приёмник. – Слушаю.

Одновременно Блад прикрыл украшенное обнажённой секретаршей Эссенса ложе экранным полем. Вряд ли, конечно, их отношения были для всех абсолютной тайной – Головной Центр слишком прозрачен, – однако лишняя предосторожность никогда не бывает лишней.

В не меньшей степени раздосадованная Стэрди, приподнявшись на локте среди смятых простыней, внимательно следила за лицом своего любовника. Она не видела изображения на дисплее – экран стоял боком к ложу, но ей достаточно было видеть самого Джейка. Блад великолепно владел собой, но Стэрди успела изучить его не хуже, чем Джейк изучил её саму. И «роскошная смерть», как прозвали телохранительницу Эссенса, поняла – по выражению глаз начальника службы безопасности, неуловимо менявшемуся по мере того, как он получал информацию, – случилось что-то очень серьёзное. Дополнительное подтверждение этому предположению она получила, переведя взгляд с лица Блада на низ его живота – Джейку уже явно было не до сексуальных утех.

– Что там, Джейк?

– Похоже, эта война, – глухо ответил Блад, выключая приём.

– Война? Кого с кем? Эти непримиримые восточные фанатики всё-таки сыграли нам на руку и ракеты взлетели? – в голосе женщины беспокойства было не больше, словно речь шла о перелёте птиц – такой вариант просчитывался, и неоднократно. – Или…

– Или. – Блад криво усмехнулся. – Настолько «или», что… Думаю, такого не ожидал никто, даже наш многомудрый Арчи!