Текст книги "Саракш: Кольцо ненависти. Книга 1"

* * *

И почему Сикорски до сих пор не запросил с Земли хотя бы пару глайдеров? Вон, в Арканаре прогрессоры летают на вертолётах вместо того, чтобы трястись на конских спинах по скверным дорогам, и ничего. А эти саракшианские летающие платформы, нечто среднее между самолётом и вертолётом, неуклюжие сооружения о четырёх тягово-несущих винтах, – это не техника, это карикатура на технику, массаракш. Нельзя, массаракш, уровень развития. В Арканаре замеченный аборигенами вертолёт породит ещё одну легенду о летучих демонах, а на Саракше последствия могут быть иными: здешние обитатели хоть и недалеко ушли от арканарцев в смысле этики, но в технике они разбираются. Но можно ведь было как-нибудь замаскировать земное изделие под местный колорит – зачем создавать лишние трудности, коих здесь, на Саракше, и так хватает? Ладно, сказал себе Максим, не брюзжи: летели себе и долетели, и вроде бы не опоздали. Успели – благодаря безымянному капралу с базы «Дзета», сумевшему послать тревожный сигнал и сообщить о захвате танков-излучателей…

Светало. Утренний туман редел и оседал, потихоньку обнажая пологие лысые холмы и дорогу, петлявшую между этими унылыми холмами. Знакомые места, доводилось мне тут бывать не так давно. Правда, в несколько ином качестве – в качестве вшивого штрафника, которого прикладами запихивали в ржавую жестянку старого имперского танка вместе с сотнями таких же, как он, во исполнение команды пьяного экс-полковника Анипсу «Рычаги на себя – и вперёд, на коварного врага!». И мы пошли, подгоняемые лучевыми бичами, и мой Гай, бедный Гай, не вернулся – он остался там вместе с мёртвым уголовником по кличке Крючок и вместе с тысячами других убитых: раздавленных траками гусениц, разорванных снарядами, сгоревших в атомном огне… Пандейцы верят в духов, и если их вера истинна, то по этим холмам ночами должны бродить тысячи и тысячи неупокоенных призраков, завывая и стеная, и протягивая в никуда бесплотные руки. Правда, за тот отрезок ночи, что мы здесь провели, я ни одного призрака не видел, но это ещё ни о чём не говорит. Хватит, оборвал он сам себя, что за чушь ненаучная. Сосредоточились: если расчёты верны, на дороге вот-вот должна появиться хонтийская колонна. Хонтийцам некуда деться: это самый короткий путь к границе, по бездорожью танки-излучатели идут куда медленнее, а кольцо смыкается – все приграничные части уже подняты по тревоге и стягиваются, окружая десантников. Однако перехватить их надо до того, как они пересекут незримую пограничную черту: дипломатия, массаракш-и-массаракш, к тому же очень может быть, что во-о-он за теми холмами, по ту сторону границы, спрятались хонтийские бронемашины. А полномасштабный конфликт нам никак не нужен, нет, не нужен, хватит с нас полномасштабных конфликтов…

Мак посмотрел на тяжёлый револьверный ракетомёт, торчавший из наспех отрытого гнезда. Ракопаук пандорский, растопыривший суставчатые конечности в ожидании добычи, подумал он. Когда этих монстров, созданных ещё военными инженерами Империи, грузили на летающие платформы, Максим опасался, что с такой тяжестью ветхие винтолёты просто не взлетят, однако они взлетели, и полетели, и даже долетели – все до единого. Барабанные «бомбарды» выглядели древними чудовищами вроде тех, которых изучал дядюшка Каан, но имели очень ценную (учитывая специфику предстоящего боя) конструктивную особенность: они были многозарядными, и были снабжены блоками автоматики (примерно такими же, как боевые автоматы в мрачных лесах за Голубой Змеёй). Одиннадцать «ракопауков» уставились пусковыми лотками на дорогу – если хонтийцы задействуют трофейные излучатели, и все расчёты ракетомётов станут небоеспособными (и легионеры, и даже «молодогвардейцы» – они ведь саракшиане, не имеющие иммунитета к психотронному излучению), «бомбарды» всё равно выплюнут на шоссе весь свой боезапас. Эффект, конечно, будет невелик, но шуму будет много, и тогда Максим под этот шум должен будет сжечь все излучатели, захваченные хонтийцами, – в одиночку. План этот сильно смахивал на авантюру, но лучшего плана не было (не наносить же удар по колонне ядерной бомбой, да ещё вслепую). Хонтийцы могли обойти засаду, но военные советники Странника пришли к выводу, что диверсанты пойдут напролом: не будет у них времени для обходных маневров и прочих изысков военной науки тактики. И тяжелого вооружения у них тоже нет, значит, у Максима есть шанс эту авантюру осуществить. Поголовное истребление всех неприятелей в его задачу не входило, главное – уничтожить спецтехнику, по халатности (а может, по злому умыслу) не перебазированную в своё время в гаражи Департамента специальных исследований. Ох, не нравится мне всё это, подумал Максим, а что делать. Как там сказал ехидный внутренний голос? Взялся за гуж, так полезай в кузов? Вот и приходится лезть, лишь бы эти дьявольские машины не оказались в Хонти…

Хонти-Хонти, кто ж тебя так покорёжил… Бывшая богатейшая провинция Империи, страна мягкого климата, тучных нив и добродушных людей. У северо-западного побережья, там, где горы сходят на нет, сплошной полосой тянутся знаменитые Золотые Пляжи, куда до войны приезжали отдыхать со всего материка, со всех концов Империи и из Центральных Держав. Океан здесь неглубок, многокилометровые отмели, где воды не выше человеческого роста, защищали хонтийский берег лучше любой береговой обороны – белые субмарины тут не показывались. И звенел на пляжах женский и детский смех, и никто не верил, что всему этому может придти конец.

Во время войны Хонти досталось крепко, хотя до сплошных разрушений дело не дошло. Хонти издревле (ещё с тех пор, как маршал Габеллу пресёк мечом все поползновения Срединных Королевств, зарившихся на плодородные хонтийские земли) следовала в русле имперской политики, но как только Неизвестные Отцы взяли власть, приверженцы полной независимости Хонти решили, что наконец-то пришло их время. Хонтийские негоцианты оказались людьми энергичными: отложившись от Империи, они учредили демократическую республику, в которой должность президента была выборной, а пост премьер-министра, по хонтийским законам, занимал его ближайший соперник, набравший в ходе выборов второе число голосов. Такая социальная схема выглядела заманчиво, но на деле «демократические» хонтийские выборы очень быстро превратились в аукцион, в соревнование «кошельков», покупавших голоса избирателей оптом и в розницу. Положение усугублялось тем, что главы обеих противоборствующих группировок – Унии Справедливости и Патриотической Лиги – страдали непомерной амбициозностью, раздирая страну пополам и не останавливаясь перед применением оружия, если прочие аргументы не приносили желаемого результата. В итоге Хонти скатилась в нищету, выглядевшей особенно заметной на фоне кричащей роскоши, в которой купалась кучка правящих толстосумов.

Им плевать на народ, подумал Максим, народ для них – это рабочая скотина, которой положено тянуть ярмо, и не положено мычать без разрешения. Что за мысли, удивился он, я рассуждаю как истинный саракшианин, хотя всего лишь год назад, на Земле, мне, питомцу благополучного мира, такое и в голову бы не пришло. Быстро же этот мой обитаемый остров адаптирует меня под себя…

Демократическое правление… Демократия – это, конечно, хорошо, но зачем же этой хвалёной хонтийской демократии, которой грезят очень многие в нашем Временном Совете, понадобились пси-машины? Для чего они предназначены, хонтийцы (с их-то разветвлённой агентурной сетью и большими деньгами) наверняка в курсе, значит… Значит, хонтийской демократии без излучателей уже никак. Хонти скатывается в коллапс, и гражданская война вот-вот перейдёт в тотальную войну всех против всех, а в такой войне на вилы непременно поднимут и организаторов и вдохновителей, как бы они не прятались, и какие бы охранные меры не принимали.

Хонтийцам нужны излучатели, очень нужны. Излучатели созданы саракшианами, это не творение инопланетного разума, и хонтийские инженеры – а такие есть, в Хонти имеется какая-никакая, но промышленность, – разберутся в их устройстве, особенно если им будут помахивать перед носом толстой пачкой денег, одновременно угрожая автоматным стволом. Они разберутся, и производство пси-генераторов будет поставлено на конвейер, а потом по всей Хонти будут построены башни – такие же, как у нас при Неизвестных Отцах. И новый Центр будет запрятан подальше, и защищён поосновательней – термоядерной боеголовкой не прошибёшь, и уж во всяком случае не пробежишь по коридору к шахте лифта, ведущего в святая святых.

Не ты ли клялся, что на Саракше не появится новый Центр, пока ты жив? Вот и давай, исполняй свою клятву, и не говори, что целовать пандейскую красавицу-кёнигин гораздо приятнее, чем стрелять в людей. Придётся стрелять, и скоро – на дороге вот-вот покажутся хонтийские машины. И не вот-вот, а уже: вон они, легки на помине…

Максим поднёс к глазам бинокуляр. Да, так и есть, это они. Впереди три броневика, за ними ползут излучатели, покачивая горбами сферических антенн-эмиттеров. Шесть штук, всё верно. И ещё сзади то ли три, то ли четыре бронемашины, точно не сказать, плохо видно. Торопятся, очень торопятся, спиной чуют погоню… А вот засаду они, похоже, не чуют. Ну что ж…

Он повернул голову к лежавшему рядом с ним молодогвардейцу с двумя шевронами на рукаве и приказал, отчётливо произнося каждое слово:

– Капитан Итарру, открыть огонь, как только противник войдёт в расчётный фокус поражения. Стрелять без предупреждения, из всех «бомбард». Цель – танки-излучатели.

* * *

Пленные сидели на земле, согнув спины и положив руки на затылок, окружённые кольцом автоматчиков, следивших за каждым их движением. Их было немного, всего около сотни, и Максим сначала даже удивлялся этому обстоятельству, но потом понял, что так и было задумано: более многочисленной диверсионной группе, да ещё на колёсах, труднее было бы просочиться на территорию бывшей страны Неизвестных Отцов, дойти до базы «Дзета» и выполнить задание. Он смотрел на пленных хонтийцев и испытывал облегчение: ему не пришлось никого убивать, и вообще обошлось почти без жертв.

…Боя как такового не было: как только «бомбарды» метнули первые ракеты, и они разорвались на шоссе, превратив один из танков-излучателей в пылающий факел, хонтийцы тут же включили депрессионное поле. К операции они готовились тщательно: нашлись у них и специалисты по пси-генераторам (свои или купленные), и программное обеспечение.

Увидев бессильно поникшие тела своих бойцов, Максим тихо выругался сквозь зубы, закинул за спину ручной противотанковый гранатомёт и вытащил из нагрудного кармана портативный блок дистанционного управления автоматикой «бомбард». Он уже хотел было нажать кнопку, когда заметил странное: хонтийская колонна не понеслась вперёд на полном газу, а замерла на месте, причём потеряв строй и сбившись в кучу; передний транспортёр и вовсе съехал в кювет и там застрял, уткнувшись носом в землю. Неужели…

Догадка превратилась в уверенность, когда Мак встал в полный рост, а со стороны противника так и не прозвучало ни единого выстрела. И тогда он, ускорившись, побежал к замершим хонтийским машинам, на всякий случай держа гранатомёт наготове.

Оружие не понадобилось – ни один из хонтийцев не был способен не то что стрелять, но даже унять льющиеся слёзы и утереть сопли. Всё оказалось просто: кто-то из хонтийских операторов в спешке и по недостатку опыта сделал ошибку, и купол «чёрного» излучения накрыл всё вокруг в радиусе трёх километров. Скорчер детям не игрушка, подумал Максим, снова закидывая за спину ставший ненужным гранатомёт.

Картина была ему уже привычной – видел он такое в коридорах Центра: бессильные тела, искажённые лица, тоска в глазах и слёзы, слёзы, слёзы… Поплачьте, поплачьте, думал он, пробираясь между машинами. Это, говорят, полезно, – душу очищает (правда, лишь тем, у кого она есть). Он собирал оружие, вынимая автоматы из безвольных рук, и складывал его в один из броневиков, предварительно вытащив оттуда его экипаж, оглушённый неизбывным горем. Свинчивать с бронетранспортёров пулемёты Максим счёл делом чересчур долгим, и поэтому он попросту согнул дырчатые пулемётные стволы (это оказалось даже легче, чем он предполагал).

А потом он трудолюбиво выволакивал из машин беспомощных хонтийцев, стаскивал их к обочине и укладывал рядком – пусть полежат. Сначала он ещё поглядывал с некоторой опаской на холмы по ту сторону границы, и даже прикидывал, успеет ли он нажать кнопку на дистанционном пульте и обрушить на дорогу (и на самого себя) огненный смерч, если оттуда всё-таки выползут хонтийские танки, но потом сообразил, что если гипотетический враг и высунет нос, границу ему не пересечь – вляпается в «чёрное» поле и будет рыдать, колотясь головой о рычаги.

Этот враг так и не появился, хотя перетаскивание многих десятков мешкоподобных тел отняло у Максима немало времени. Закончив уборку, он пролез по кабинам всех танков-излучателей и определил, какая из машин держит поле. Работали два излучателя – это было видно и снаружи, по еле заметному дрожанию воздуха вокруг их горбов, – но Максиму надо было точно знать, какая из них генерирует сплошное поле (а вдруг другая генерирует поле направленное?). Оказалось – всего одна, генератор второй машины работал на холостом ходу (вероятно, оператор не успел включить активный режим до того, как получил лучевой удар).

Выключив эту вторую машину, Максим подорвал термической гранатой броневик с оружием и посмотрел, как он весело горит. Потом забрался в работающий танк-излучатель, решительным движением снял поле и бросил в коммуникатор несколько слов, надеясь, что капитан Итарру его поймёт и сделает всё как надо.

В придорожной канаве зашевелились приходящие в себя хонтийцы, и тогда Максим рявкнул через динамик:

– Не двигаться! При попытке оказать сопротивление все вы будете немедленно убиты болевым шоком! Руки вверх!

Честно говоря, он не очень рассчитывал взять на испуг хонтийских коммандос и даже снова достал дистанционный пульт (как бы всё-таки не пришлось месить дорогу ракетами), однако обошлось. Все диверсанты кое-что слышали об излучателях, а специалисты-техники даже кое-что знали – именно кое-что, – и эти отрывочные знания произвели на них примерно такой же эффект, как на дикарей слухи об огнестрельном оружии и первые впечатления от его действия. Хонтийцы не сомневались, что таинственное излучение может свести с ума (что было не так далеко от истины) и даже убить (иначе зачем тогда надо было так охотиться за этими машинами?), и предпочли не рисковать, тем более что очнулись они безоружными и не совсем ещё пришедшими в себя.

Прошло несколько томительно долгих минут, в течение которых Максим, обливаясь холодным потом, лихорадочно соображал, что ему делать, если у кого-то из врагов осталось оружие, и они решатся напасть – давить их гусеницами танка-излучателя или снова включать депрессионное поле, – а потом он увидел бегущих к нему молодогвардейцев и вздохнул с облегчением: использовавшие химиотерапию ученики Странника очень быстро оправились от последствий лучевого удара, а их молодой капитан правильно понял полученный приказ и выполнил его наилучшим образом. Всё было кончено, и теперь можно было заблокировать и наконец-то убрать подальше этот проклятый блок управления автоматикой «бомбард».

…Метрах в трёхстах от шоссе, свистя винтами, садилась летающая платформа. Надо помириться с Радой, думал Максим, наблюдая, как она опускается. Сколько же я не спал? Две ночи, да. Ничего, сил для примирения у меня хватит – приеду домой, выключу все линии связи, и пусть там хоть конец света случится. А здесь моё присутствие уже не требуется: к границе подтянулись полнокровная бригада Легиона и армейская дивизия, так что хонтийцы на обострение не пойдут. И вряд ли им нужен обмен ядерными ударами – не самоубийцы же они, в конце концов. А Сикорски как в воду глядел: с этими излучателями будет нам ещё морока, уж очень многие на них зарятся. Хотя тут ни в какую воду и глядеть не надо, нужно просто немножко подумать – головой, – и всё станет ясно. Но сейчас мы об этом думать не будем, сейчас мы отправимся домой – к Раде.

И уже шагая к ожидавшей его летающей платформе, Максим вдруг обернулся и ещё раз посмотрел на пленных хонтийцев, сидевших в кольце направленных на них автоматных стволов. Он встретился взглядом с поручиком спецназа – судя по шрамам на лице хонтийца и по знакам отличия на его мундире, тот был воякой матёрым, – и поразился выражению тяжёлой ненависти, намертво застывшей в глазах пленного. Кольцо ненависти, подумал Мак, двойное кольцо многолетней взаимной ненависти – сидящие безоружные люди и стоящие люди вооружённые одинаково люто ненавидят друг друга. Кольцо ненависти – можно ли его разорвать, и если можно, то как?

Глава пятая. Белый прилив

…Тяжёлые маслянистые волны грузно шлёпались о покатые тела белых субмарин. В открытом океане, в островном полушарии, за тысячи миль от выжженного материка Старых Стран, нет нужды уходить под воду: исконный враг не видит армаду вторжения, а уровень радиоактивного заражения невелик – вся изотопная дрянь, смываемая в океан материковыми реками и речушками, оседает на дно вокруг Мёртвых Земель, образуя пояс смерти. А здесь – здесь над волнами с пронзительными криками носятся морские птицы, пену гребней рвут рыбы-прыгуны, похожие на торпеды, и ветер, солёный ветер – дыхание Владыки Глубин – пахнет жизнью, а не смрадом ядерных пепелищ. Океан – спасение айкров; только благодаря океану атомное безумие, опустошившее Старые Страны, не докатилось до берегов Державы Тысячи Островов. Да, океан – и флот, истребивший все крупные корабли староимперцев и загнавший в полуразрушенные порты последние жалкие посудины, именуемые сторожевыми катерами. Эти катера прячутся за волноломами, густо утыканными орудийными стволами и прикрытыми минными банками, и не отходят от берега на полмили, боясь попасть в прицелы белых субмарин. И правильно делают: у айкров хорошая память. Пятьсот лет айкры помнят, как приплыли к Благословенным Островам каравеллы с материка, и что они принесли. И месть островитян беспощадна: такова воля Владыки Глубин. Время повернулось вспять – пришёл час возмездия.

Адмирал Хоронити обвёл окулярами всю видимую часть горизонта и удовлетворённо опустил бинокль. Адмирал был доволён, хотя его скуластое лицо оставалось бесстрастным – командующий группой флотов «С» Сугга Хоронити был истинным айкром-воином, в жилах которого текла кровь древних вождей Благословенных Островов.

Поверхность океана, насколько достигал взгляд, сплошь покрывали «белые морские змеи»: две с половиной тысячи подводных кораблей, строго выдерживая курс и заданные интервалы, шли к берегам Старых Стран. Волны покорно расступались под форштевнями армады, и скользящие струи ветра облизывали жерла крупнокалиберных орудий, угрожающе торчавших из носовых артиллерийских рубок. Пушки ждали команды «Огонь!», и команда эта будет дана, как только на горизонте прорисуются очертания проклятого материка, и субмарины, подкравшиеся под водой, морскими чудовищами всплывут из пучины. И тогда орудия выплюнут тяжеленные фугасные снаряды, с направляющих сорвутся управляемые зажигательные ракеты, и на Страну Отцов падёт смерть. А потом, прогрохотав сапогами по железным трапам, десантники – двести тысяч отборных воинов, умеющих убивать, – сядут в быстроходные моторные шлюпки и прыгнут на берег через полосу прибоя.

Староимперцы ничего не смогут сделать: флота у них нет, на северной границе идут бои с хонтийцами и отрядами пандейских амазонок, с юга приливной волной накатываются варвары, в стране беспорядки, и даже Легион, щит и меч Неизвестных Отцов (которых уже нет), раздёрган на части сумятицей гражданской войны. А если десант и встретят редкие танковые патрули – разве они остановят огненный вал возмездия? Правда, новые правители старой империи в отчаянии могут ударить по флоту вторжения атомными баллистическими снарядами, но вряд ли этих снарядов у них много, а флот островитян растянется вдоль всего побережья – попробуй, накрой. Да и группа флотов «С» не будет изображать собой учебную мишень – с первой волной десанта пойдут плавающие танки, вонзятся стальными зубами в материковую плоть, а с подводных авиаматок поднимутся летающие платформы, способные залить жидким огнём любой квадрат в сотнях миль от береговой черты. И ужас, смертный ужас, верный помощник посланцев Великого Кракена, погонит уцелевших обитателей материка прочь, подальше от беспощадных Детей Моря, которые не берут пленных (а если берут, то только лишь для того, что принести их в жертву Владыке Глубин) и не оставляют в живых никого – ни женщин, ни детей.

Адмирал ещё раз оглядел море, небо и корабли – всё идет по плану, армада движется к цели с размеренностью хорошо отлаженной машины. Думали ли капитаны каравелл, пять веков назад приплывшие к Благословенным Островам и с презрением глядевшие на голых наивных дикарей, встретивших пришельцев цветами и сочными плодами, что придёт время, когда несметный флот островитян, гружёный уже не цветами и пряностями, а совершенным смертоносным оружием, тем же маршрутом двинется в обратный путь – к материку? Время повернулось вспять – пришёл час возмездия.

Хоронити снял фуражку, подставляя океанскому ветру чёрные с обильной проседью волосы. Адмирал пил ветер – дыхание Владыки Глубин вселяет мужество в сердца айкров и делает эти сердца тверже камня. И очень скоро твёрдость сердца понадобится каждому из тысяч воинов, топчущих палубы «морских змеев». Дети Моря готовы не только убивать, но и умирать, и поэтому они непобедимы – непобедимы, несмотря ни на какие ухищрения выродившихся обитателей Старых Стран.

Адмирал слегка кивнул флаг-командору. Офицер понял: он почтительно поклонился и подобрался, как и подобает тому, кто хотя бы временно, на пятнадцать минут, принимает командование ударным флотом, красой и гордостью Островной Империи.

– Повиновение Великому Кракену! – заученно произнёс флаг-командор, сузив глаза и вскидывая жёсткую ладонь к козырьку.

– Во славу его, – с допустимой высшему чину небрежностью проскрежетал адмирал, делая шаг к вертикальному трапу, ведущему с мостика в утробу флагманской субмарины.

Узкий коридор упёрся в дверь адмиральской каюты – в единственную дверь на лодке, покрытую поверх металла драгоценным розовым деревом. У дверей каюты безмолвными и бесстрастными статуями замерли двое рослых десантников в кепи и серых комбинезонах. На борту своего флагманского корабля командующему группой флотов «С» не грозит никто и ничто, но стражи адмирала, потомка древних вождей, карающей длани Великого Кракена, Императора Тысячи Островов, потомка Владыки Глубин, ритуально стоят на посту, положив руки на короткоствольные абордажные автоматы. «И таких воинов у меня сотни тысяч, – подумал Хоронити, переступая комингс и закрывая за собой дверь. – Время долгожданной мести – сладкое время…».

Освещённая подволочными и переборочными светильниками каюта была невелика и отличалась утилитарностью: рабочий стол, простое строгое ложе, несколько кресел – любой воин-айкр и даже вождь презирает роскошь, погубившую Старые Страны. Но вот пышный ковёр на палубе, в котором ноги тонут по щиколотку, и низенький деревянный столик для курильниц – это уже не роскошь, а необходимый атрибут церемонии обострения сознания.

Адмирал рассеянно скользнул взглядом по переборкам каюты и задержался на своей рентгенограмме – на белом черепе на чёрном фоне. Все офицеры флота Островной Империи делали такие рентгенограммы, и это было не столько данью видоизменившейся старинной традиции – сотни лет назад воины-островитяне украшали свои щиты отпечатками своих лиц, покрытых боевой раскраской, – сколько мерой разумной предосторожности. Бывали случаи, когда «белые змеи» гибли у берегов материка, а потом вдруг появлялись на островах «чудом уцелевшие». А на поверку выходило, что это замаскированные враги, охотящиеся за тайнами Империи. Копии рентгенограмм хранились в архивах службы безопасности, и шпионы с материка не успевали причинить вред – их разоблачали и отправляли прямиком на вершину пирамиды в столице, на жертвенный алтарь, под огненный взгляд Ока Владыки Глубин.

Кроме жутковатого черепа (который, впрочем, нисколько не смущал островитянина) на переборках не было никаких других картин – ни портретов, ни пейзажей. Морские карты и штабные документы хранились в сейфе, встроенном в стол, а всё прочее не нужно воину-айкру, ибо размягчает его сердце. И только в изголовье ложа, у маленькой плоской подушки, пристроилась цветная фотография госпожи Ики – супруги господина Сугги. Фото госпожи Ики было развернуто так, чтобы отходящий ко сну адмирал мог, не поворачивая головы и не меняя позы отдыха, увидеть чуть раскосые глаза своей любимой жены, преданно взирающей на своего мужа и повелителя. Это единственный штрих женской ласки, дозволенный на борту боевой субмарины – во плоти здесь нет места ни жёнам, ни айшам. Потом, после того, как десант высадится на берег, воины притащат из горящих руин захваченного города пару-тройку дрожащих от страха пленниц, молоденьких и ещё не тронутых. Адмирал снизойдёт до них по праву победителя, но затем использованных девушек выбросят за борт, на поживу хищным рыбам-мутантам, привыкшим к человеческому мясу, – таков обычай. Ибо страшен будет гнев Владыки Глубин, если семя айкра прорастёт во чреве женщины с материка и породит проклятое потомство – девушки Старых Стран не могут быть не только жёнами, но даже айшами воинственных Детей Моря.

Был случай, когда командир «белой морской змеи» нарушил однажды этот закон – не поднялась рука убить семнадцатилетнюю красавицу, попавшую на его ложе. Она осталась жить, и жила ещё три дня и три ночи, пока помощник командира не известил о случившемся командование. И пленница умерла – точно так же, как умирали все другие пленницы, а капитан на глазах всего экипажа, стоя на верхнем мостике своей субмарины, перерезал себе горло кортиком, искупая свою вину. Этот случай, насколько было известно Хоронити, был единственным: многовековая ненависть, свившая гнездо в сердцах островитян, была сильнее любви мужчины к женщине.

Адмирал расшнуровал высокие сапоги, снял их и, ступая по-кошачьи мягко, прошёлся по ворсу ковра, щекотавшему его босые ступни. Положил на стол фуражку, отцепил кортик и расстегнул тесный мундир, утяжелённый боевыми наградами. Бросил взгляд на стенные часы со стрелками в форме мечей, рубящих время, – до сеанса связи сорок минут. Оставшись в белой нательной рубахе и брюках, расслабленно опустился на ковёр, сел на пятки – поза медитации – и протянул руку к столику для курений. Еле слышно щёлкнула электрическая зажигалка, из бронзовых трубок столика тонкими струйками потёк дым ароматной травы.

Ноздри айкра затрепетали в предвкушении. Островитянин чуть подался вперёд и поймал ноздрями сизую дымную струйку, поднимавшуюся к подволоку призрачной нитью. В мозгу командующего группой флотов «С» ударил исполинский медный гонг, и стены каюты поплыли, теряя свою осязаемость…

* * *

…Если смотреть со стороны океана, столица Империи Благословенных Островов похожа на каменнорукого исполина, присевшего у воды и далеко расстелившего зелёные волосы джунглей. А руки этого гиганта – два вытянутых полуострова, – слегка изогнувшись, охватывают обширный залив, в котором достаточно места для сотен и тысяч кораблей. Руки титана заканчиваются кулаками фортов, охраняющих гавань. Вместо пушек на бастионах и в казематах этих фортов установлены дальнобойные ракеты – любой неприятельский корабль, осмелившийся приблизиться к столице Империи, проплавает ровно столько, сколько нужно такой ракете, чтобы описать смертную дугу и поразить цель, раздирая металл вихрем взрыва.

Залив заполнен «белыми морскими змеями» – здесь собрались почти все субмарины армады вторжения. Почти все – пока группа флотов «С» дойдёт до границ архипелага, к ней присоединятся ещё сотни и сотни кораблей, вышедших с многочисленных баз, раскиданных по всем Благословенным Островам.

Адмирал Сугга Хоронити смотрел на морскую мощь державы с открытой террасы императорского дворца, и душа истинного воина-айкра ликовала. Час настал – прошло время набегов, пришло время повергнуть Старые Страны и отдать все долги, копившиеся веками.

Адмирал слегка повернул голову (совсем чуть-чуть, правила церемониального этикета строги) и посмотрел на императора. Великий Кракен сидел на знаменитом перламутровом троне, вынесенном на террасу, и удовлетворённо взирал на свой город и на свой флот. Лицо верховного правителя айкров хранило привычную бесстрастность, однако Сугга Хоронити, потомственный аристократ и ученик храмовых жрецов, читал императора, словно раскрытую книгу. И адмирал разделял чувства Великого Кракена: весь народ Благословенных Островов долгие века ждал этого часа.

Внизу, на площади, у стен дворца волновалось и бурлило людское море. Сотни тысяч айкров пришли проводить великий флот, плывущий навстречу победе и славе. А напротив дворца возвышалась ступенчатая пирамида – её верхняя площадка располагалась вровень с террасой. Адмирал ясно различал неподвижные фигуры жрецов Владыки Глубин, стоявших на вершине пирамиды. И чётко было видно металлическое кольцо, установленное на тонких опорах и нависавшее над площадкой пирамиды укрупнённым подобием священного обруча, что носят на головах служители культа. Обручи жрецов украшены глаз-камнем, а кольцо над пирамидой было увенчано гигантским Недремлющим Оком, созданным при помощи самых современных технологий: адмирал даже не знал, какая часть Ока реальна, а какая является объёмным изображением. Но разве это важно? Ведь никому из айкров и в голову не придёт усомниться в существовании Владыки Глубин или задаться кощунственным вопросом «А можно ли коснуться рукой его тела, и осязаемо ли оно?». Громадный глаз пульсировал, жил своей жизнью и смотрел на всё происходящее. И адмирал Хоронити готов был поклясться водами всех морей, что с особым интересом Недремлющее Око рассматривает обнажённого смуглокожего человека, распластанного на каменной плите алтаря. Жертва Владыке – ни одно великое начинание без этого не обходится.

Над городом, джунглями и над бухтой, заполненной белыми субмаринами, поплыл тягучий звук гонга. Фигурки жрецов на вершине пирамиды пришли в движение – жрецы выстроились правильным кругом под металлическим кольцом, в центре которого находился алтарь. Недремлющее Око шевельнулось, его чёрный зрачок сузился. Человек на жертвенной плите дёрнулся – тщетно, его руки и ноги были намертво схвачены стальными зажимами. На город упал тишина, и из тёмного зрачка Ока с шипением выхлестнулся тепловой луч. Луч полоснул распятую жертву, и на груди пленника появилась дымящаяся чёрная дыра – там, где билось сердце. Айкры шли в ногу с техническим прогрессом – на смену обсидиановым ножам пришёл огненный клинок, и жертвенное сердце сгорало, не покидая тела обречённого.