Текст книги "Саракш: Кольцо ненависти. Книга 1"

– Как скоро, Святой Мак?

– Два поколения, вождь, два поколения. Через сорок лет спускайтесь с гор и идите в Пандею – там вы встретите людей, похожих на вас.

– Как мы их узнаем, пришелец?

– Узнаете – вы их почувствуете. Они будут похожи на вас, – он запнулся, – и на меня.

Старейшина понял – его глаза ярко блеснули (или это был всего лишь отсвет пламени костра?). Он хотел что-то сказать, но тут из темноты грота появилась Рада в сопровождении двух горянок, и вождь ограничился тем, что крепко пожал Максиму руку – жест, известный во многих мирах, населённых разумными. Не всё сказанное мужчиной мужчине надо знать женщине, равно как и мужчинам не нужно знать всё, о чём говорят между собой женщины…

Главное было сказано, и дальнейшая беседа шла легко и непринуждённо – радушные гости встречали желанных гостей. Ели, пили, говорили обо всём и ни о чём – ведь главное было уже сказано.

…А потом была ночь, которую Максим с Радой проверили в уединённой пещере, на ложе, выстланном меховыми шкурами горных медведей и пещерных барсов – фауна Зартака, как и сами Птицеловы, пережила атомную войну. И снова бесконечная Вселенная сжалась в крошечный кокон, в котором хватало места только для двоих – для мужчины и женщины, любящих друг друга. А может, думал Максим, вглядываясь в загадочно мерцавшие глаза саракшианки, моя Рада и есть та зачарованная принцесса, которую я должен был разбудить поцелуем? И уже засыпая, он поймал себя на мысли: зачем же всё-таки Мать Матерей хотела видеть Раду, и что она ей сказала? Не буду спрашивать, решил он, захочет – сама расскажет.

* * *

– Вы были правы, Максим, – Лев Абалкин подобрал небольшой камешек, бросил его в тёмный коридор и прислушался, как он щёлкает, отскакивая от стен, – это не собаки, это разумные существа. Скорее всего, голованы сформировались как разумная раса задолго до ядерной войны, и пережили они эту войну только потому, что они разумны. А упыри – это те из киноидов, кто подвергся мутациям: радиация действует на голованов точно так же, как на любые другие биологические организмы.

Голованы, подумал Максим, название довольно меткое. Головы у хозяев подземелий Крепости и в самом деле внушительные, они кажутся непропорционально большими. Ну что ж, голованы так голованы – как первооткрыватель, я не возражаю. Да, я был бы страшно рад, если бы встретил этих разумных киноидов сразу после моего появления на Саракше (а это вполне могло случиться) – установил бы с ними контакт и контачил бы себе потихоньку, не зная ни о башнях, и о ядерной войне, ни о прочих прелестях моего обитаемого острова. И по возвращении на Землю написал бы монографию под названием «Разумные собаки с планеты Саракш», приобрёл бы известность в научных кругах, и родители успокоились бы насчёт моего будущего – у сына всё, как у людей, – и Дженни, наверное, вышла бы за меня замуж. А сейчас, после всего, что случилось за эти три года, я не испытываю никакого азарта – пусть с голованами возится Лев, мне они неинтересны, да. Вот только вряд ли он сможет всецело посвятить себя контакту с разумными киноидами – Лев Абалкин нужен Рудольфу Сикорски совсем для другого (для чего Экселенц и запрашивал с Земли нового сотрудника: молодого, способного и прошедшего специальную подготовку). Страннику не до собак, будь они хоть трижды разумными, – у Странника хватает проблем с людьми: с людьми Саракша…

* * *

Доклад Каммерера о визите к Птицеловам Экселенц выслушал очень внимательно, пробормотал «Вот и ещё один неучтённый фактор влияния…», но Максим видел, что шефа что-то беспокоит, и что он, слушая его, одновременно думает о чём-то ещё. Максима это не удивило – он привык, что Рудольф делает несколько дел сразу, и при этом не ошибается, – однако встревоженность Странника он уловил.

– У нас очередные неприятности? – спросил он напрямик, закончив доклад.

– В Республике и у наших ближайших соседей пока спокойно, – буркнул Сикорски, – относительно спокойно. Зато айкры… Есть сведения, что они готовят войну – ядерную.

– Ракетный удар с подводных лодок – издалека, не входя в зону действия башен?

– Именно так – островитяне многому научились, и ошибок они не повторяют. Флота и дальней авиации у нас нет – перехватить подводные ракетоносцы в океане, до их выхода на стартовый рубеж, мы не сможем. Значит, или придётся привлечь земные звездолёты, что не слишком желательно – принцип дозированного вмешательства, массаракш, – или…

– Или?

– Или использовать ту же методику, которую мы с успехом применяем вот уже много лет в Хонти: внедрение в Островную Империю одного или нескольких землян-прогрессоров с тем, чтобы они сыграли там роль ингибитора нежелательных процессов. Наши сведения об айкрах теперь куда более подробны, чем до вторжения, – мы подвергли ментоскопии всех пленных офицеров и многое узнали. Империя Тысячи Островов – это своеобразный гибрид термитника с его солдатами и рабочими особями, античного рабовладельческого полиса и кастового общества Древней Индии. И эта империя, агрессивность которой доселе была направлена вовне, далеко не монолитна: противоречия между кастами нарастают, как напряжение на обкладках конденсатора при заряде. Там всегда шла жестокая борьба за власть, а сейчас эта борьба, в ходе которой жречество консолидируется с промышленными и финансовыми кругами, грозит обернуться открытой гражданской войной. Конечные цели у жрецов и у дельцов разные, но противник один: Великий Кракен и поддерживающая его каста военных аристократов с её ордами воинственных головорезов. На островах назревает что-то вроде классической буржуазной революции – это когда реальная власть переходит от носителей мечей к держателям кошельков. Фанатики твердят о древней мести, тогда как прагматики отнюдь не рвутся разжигать всепланетный атомный пожар, не без основания полагая, что им самим мало не покажется. И этой ситуацией можно – и нужно – воспользоваться.

– И вы хотите послать туда меня?

– Тебя? Нет, Максим, тут нужны люди со специальной подготовкой, которой у тебя нет, да и личность ты на Саракше слишком известная – тебе будет трудно работать агентом под прикрытием. Так что оставайся Святым Маком, а с «ингибитором» я тебя сейчас познакомлю – он недавно прибыл с Земли, но успел уже побывать в лагерях военнопленных и познакомиться с айкрами.

Сикорски щёлкнул клавишей стационарного коммуникатора и произнёс:

– Лев, зайдите ко мне, пожалуйста.

И добавил, обращаясь к Максиму:

– Съездишь с ним за Голубую Змею – посмотришь, что он за парень, проверишь. Тебе всё равно нужно там побывать – тебя хочет видеть Колдун.

– Колдун?

– Он самый. Твоя популярность, – Странник усмехнулся, – растёт день ото дня, тобой интересуются самые важные персоны планеты. Не удивлюсь, если завтра тебя захочет видеть господин хонтийский президент или даже сам Великий Кракен.

– А на кого я оставлю Город Просвещения? Это же моё основное дело, Рудольф!

– У тебя есть Рада – способная девочка, очень способная. Есть оперившиеся ученики, да и мои ребята помогут. К тому же я не думаю, что твой визит к чревовещателю окажется продолжительным. Но съездить надо обязательно: Колдун не из тех, кто страдает дефицитом общения или праздным любопытством. Просто так он никого звать не будет – он у нас вещь в себе, причём вещь самодостаточная. Съездишь, навестишь Колдуна, проведешь «ходовые испытания» нашего нового сотрудника, а заодно узнаешь, что там за слухи о варварах, якобы зашевелившихся в пустынях Юга. О них тебе ведь и горцы говорили, а дыма без огня, как известно… Войдите!

В человеке, появившемся на пороге кабинета, Максим сразу узнал землянина, а по стремительной текучести его движений он понял, что перед ним профессионал, прогрессор высокого класса – поединок с ним Максим наверняка бы проиграл, да и самому Страннику в таком поединке пришлось бы несладко.

– Знакомьтесь, товарищи, – голос Сикорски источал радушие, но глаза его оставались по-змеиному холодными: Странник оценивающе присматривался к новому сотруднику.

– Лев Абалкин.

– Максим Каммерер.

Мы с ним ровесники, подумал Максим, пожимая крепкую руку Абалкина, только я всё ещё любитель, а он уже выбрал свою стезю.

– Вы, Лев, отправитесь с Максимом в краткую командировку на Юг, – резюмировал Сикорски. – Попробуете Саракш на вкус, посмотрите, во что превратила ядерная война огромные цветущие территории и увидите, чего нам надо избежать – это вам пригодится. А Максим…

Слова «посмотрит на вас» произнесены не были, но они подразумевались, и Абалкин это понял.

– Когда мы отправляемся? – уточнил он, не выказывая никаких эмоций.

– Завтра утром.

…Рада весть об отъезде Максима восприняла спокойно – надо, значит, надо.

– Не волнуйся, – сказала она, – здесь всё будет нормально. Я справлюсь.

В том, что она справится, Максим не сомневался. Его Рада уже не была той Радой, которая в ужасе вжалась спиной в стену, когда на них с Маком в тёмной подворотне напали бандиты Крысолова. Молодая саракшианка пользовалась в Городе заслуженным уважением, и вовсе не только лишь потому, что она была тенью Святого Мака. Тень эта давно обрела самостоятельность: имя «Идущая Рядом» (так её теперь называли) означало именно рядом, а не позади, как положено тени. Максим был и рад, и не рад этому – он гордился своей подругой, но чувствовал, что она постепенно отдаляется от него, и это ему не нравилось. И сейчас, после её спокойной фразы, он ощутил лёгкое раздражение – неужели у Рады уже не осталось для него более тёплых слов?

– Только возвращайся скорее, – добавила Рада, словно услышав его мысли, – живой и невредимый.

– Что со мной может случиться? Я же Святой Мак – не ты ли это говорила?

– Ты не бог и не святой, ты всего лишь человек из другого мира, – ответила она, – не ты ли это говорил? Возвращайся, я буду ждать…

* * *

Голованы так голованы, пусть будут голованы. Хм, а не к этим ли «живущим в личине зверя» отправился горец Ирри Арритуаварри? Птицеловы, несмотря на своё отшельничество, отслеживают всё происходящее на планете – они готовятся выполнить Предначертанное. Да, очень на то похоже… А Лев молодец – быстро установил ментальный контакт с киноидами и получил ответ. Если у него так пойдут дела и на островах, то, возможно, глобальной ядерной катастрофы и в самом деле удастся избежать. Но голованы голованами, а нам надо двигаться дальше – я забрался в эти гиблые места не ради контакта с разумными собаками: меня ждёт Колдун.

– Пойдёмте, Лев, – сказал Максим. – Уже темнеет, а до посёлка мутантов в руинах нам с вами ещё ехать и ехать. А ночью по этим смертоносным лесам особо не разъездишься даже на глайдере – древняя боевая автоматика по-прежнему работает, и неплохо.

– Пойдёмте, – с видимым сожалением согласился Абалкин, – вы правы.

А ведь он, подумал Максим, с гораздо большим удовольствием остался бы общаться с этими разумными киноидами, чем лететь в другое полушарие планеты для общения с куда менее приятными существами.

– Так вопрос не стоит, – с некоторым удивлением ответил Абалкин, когда Максим прямо спросил его об этом. – Прогрессорство – это моя работа, и эта работа требует моего присутствия на островах. Я охотнее занимался бы киноидами – они мне более симпатичны, чем айкры, видел я их, – но голованы могут и подождать, а вот островитяне – нет. Так что как только мы с вами вернёмся, я сделаю себе биопластику и отправлюсь на Благословенные Острова – как же иначе?

Биопластика, подумал Максим. Да, Абалкину потребуется коррекция внешности – на айкра он, мягко говоря, не очень похож. Мы, земляне двадцать второго века, научились быть высококлассными шпионами, нас примут за своих где угодно. Биопластика, психологическая адаптация – наверно (если возникнет такая необходимость), землянина можно замаскировать даже под голована: вопрос только в том, что это за необходимость, и как она возникает…

* * *

– А что там, дальше? – спросил Абалкин, всматриваясь в жаркое марево, дрожавшее над холмами, поросшими скрюченным чахлым кустарником.

– Пустыни, – ответил Максим, – сплошные пустыни, тысячи километров заражённых пустынь. Территория бывшей Страны Неизвестных Отцов – это всего лишь часть бывшей Империи, примерно её треть, и столица до войны была там, – он показал на юг, – километров триста отсюда. Но потом упали атомные бомбы, и от всех стран Центрального блока – и от большей части Империи – остались радиоактивные пустоши. А если айкры развяжут новую ядерную войну, в пустыню превратится весь континент и, наверное, вся планета.

– Я понимаю, – спокойно ответил Лев, – именно поэтому я здесь, и именно поэтому я буду работать не с голованами, а с островитянами.

Да, подумал Максим, логично. У голованов нет атомного оружия, и острой ненависти к людям они вроде бы не испытывают. Расстановка приоритетов – всё правильно.

– Думаю, – сказал он, – вы ещё сможете пообщаться с вашими разумными киноидами – не так долго, как хотелось бы, но всё-таки. Колдун – личность своеобразная, он приглашал меня, а на вас его приглашение не распространяется. Там, куда мы едем, есть тоннели метро, и в них тоже обитают голованы. Так что пока я буду на аудиенции, вы сможете полазать по этим тоннелям – только, прошу вас, будьте осторожны: кроме голованов, в них водится и другая живность, не столь разумная. И достаточно неприятная в общении – попросту говоря, опасная. Одни упыри чего стоят, не говоря уже о мутантах-пресмыкающихся и земноводных, каких на Саракше раньше, до войны, отродясь не было.

– Не волнуйтесь, Максим, – холодно отозвался Абалкин, – я прогрессор, и я хорошо подготовлен к любым неожиданностям.

Глайдер обогнул холм, впереди показались развалины, и разговор сам собой затих: оба землянина почувствовали что-то недоброе, затаившееся среди руин города, сожжённого атомным огнём. Максим поднял спектролитовый обтекатель машины – злой воздух Саракша, дышащий радиацией, старой болью и смертью, остался снаружи, – а Лев активировал панель управления оружием: из гладкого корпуса глайдера нарывом выпучилась турель спаренного пулемёта.

Развалины, служившие пристанищем маленькой общине мутантов, возглавляемой принцем-герцогом, выглядели так же, как и три года назад – остатки стен, пустые оконные проёмы, каменная чаша фонтана, заваленная мусором, оплавленный памятник неизвестно кому, – но что-то было не так, а что именно не так, Максим понял, увидев на земле тёмные пятна. Это были трупы тех самых мутантов, существ несчастных и безобидных, уродливых и в жизни, и в смерти, разбросанные в беспорядке по бывшим улицам бывшего города.

Кому они помешали, успел подумать он, легионеры давно уже не совершают рейдов в эти края, а в следующую секунду из-за косо срезанной стены, наполовину вросшей в землю и только поэтому до сих пор не рухнувшей, выползла нелепая и жутковатая машина.

Она напоминала телегу, сляпанную кое-как, на скорую неумелую руку – широченные колёса, высокие хлипкие борта с узкими щелями-бойницами, подобие водительской кабины без стёкол. Двигатель у этого монстра был самый примитивный – за телегой тянулся шлейф лохматого дыма, – однако самоходная колымага не была автоматическим устройством: в её кабине сидели люди. Что это за люди, Максим разглядеть не успел – в бойницах засверкали вспышки выстрелов, и вокруг глайдера заплясали фонтанчики сухой земли и песка, выбитые пулями. Одна из них с визгом срикошетировала от спектролита обтекателя, а затем посвист пуль, частую трескотню выстрелов и шуршание земли, разрываемой попаданиями, перекрыл рокот крупнокалиберного пулемёта.

Лев Абалкин умело, расчётливо и хладнокровно рубил «телегу» длинными очередями из обоих стволов. Бронебойно-зажигательные пули решетили борта; странная машина грузно осела на простреленные колёса, из кабины кто-то вывалился и застыл на земле кучей тряпья. Гулко ахнуло, и колымага выбросила клуб бурого дыма и огня – взорвался топливный бак.

– Всё, – спокойно сказал Абалкин, – живых там не осталось. Можно идти смотреть, кто они такие, эти приветливые прохожие.

Что за варварское сооружение, думал Максим, разглядывая расстрелянную «телегу». Варварское? Так вот кто это такие… Наслышаны, наслышаны – легенды оказались правдой. Хотя кто бы сомневался, если уж и Птицеловы, и Колдун говорят о варварах как о реальном народе. Жители песков – ну да, конечно: конструкция машины облегчённая, борта из тонкого железа, шины широкие, похожие на поваленные набок короткие цилиндры (как раз для езды по барханам). Но с технологиями у вас туго: такое ощущение, что ваш вездеход вы собирали вручную, и не по чертежам, а по картинке, и вообще ваша повозка – кустарная самоделка, слепленная из подручного материала. И слава богу – значит, можно надеяться, что ни ракет, ни атомных бомб у вас нет, господа варвары.

Тот, кто выпал из кабины, лежал навзничь, и Максим смог его рассмотреть. Плотная кряжистая фигура, жёлтоватая кожа, курчавые тёмные волосы, узкие глаза (они остались открытыми), мелкие ощеренные зубы – варвар оказался не похожим ни на имперцев, ни на пандейцев, ни на островитян, ни, тем более, на горцев Зартака. Ещё одна раса саракшиан, пережившая войну и не превратившаяся в карикатурное подобие людей. Поверх безрукавки, открывавшей мускулистые руки, на убитом был шипастый панцирь (чистое средневековье!), неплохо, по всей видимости, защищавший своего владельца в рукопашной, но не спасший от крупнокалиберных пуль, разодравших его тело чуть ли не в клочья. В кабине, уткнувшись в руль, лежал ещё один варвар, но Максим не стал его разглядывать – у водителя было снесено полчерепа, и мешал смрадный дым: «телега» лениво, но чадно горела.

Тем временем Абалкин деловито вышиб прикладом заднюю дверцу, нырнул в дым, повозился внутри – слышно было, как он пробирается, – и вернулся, неся пару старинных (не автоматических) винтовок.

– Там смотреть не на что, – сообщил он. – То ли шесть, то ли семь трупов, точнее не сказать, их всех порвало на куски. Кто они, Максим?

– Варвары. Жители песков. Я их вижу впервые, хотя много о них слышал. Вероятно, разведчики. Жаль, что не удалось взять пленного – кто его знает, может, они авангард целой армии.

– Боюсь, что с этим пленным было бы тяжеловато общаться, – произнёс Лев с какой-то странной интонацией, – и даже просто находиться рядом с ним было бы небезопасно.

– Что вы имеете в виду?

– Они радиоактивны – фонят так, что любой саракшианин после пятнадцати минут допроса такого пленного получит лучевую болезнь. Да вы сами посмотрите, Мак.

Максим наклонился над телом варвара в панцире и кожей лица ощутил характерное жжение – труп действительно был радиоактивным.

– При таком уровне радиоактивного заражения они давно должны быть мертвецами, – задумчиво проговорил Абалкин, – а они ездят и стреляют. Интересно, не правда ли?

– Очень, – согласился Максим. – Вот что, – он огляделся по сторонам, – надо бы его во что-нибудь упаковать и взять с собой: этот феномен нужно доставить Рудольфу. Никогда не слышал ни о чём подобном.

– Заверну его в плёнку и закину в грузовой отсек глайдера, – предложил Абалкин, – места хватит. Однако неплохо бы его прикрыть хотя бы стальным листом – сидеть не один час рядом с таким сильным источником радиации не слишком полезно даже для нас с вами. Пойду поищу в развалинах что-нибудь подходящее, в крайнем случае – дотянем до леса, там неподвижной и ползающей брони более чем достаточно. Вы делайте своё дело, Максим, с погрузкой нашего трофея я справлю один.

Он уверенной походкой направился к руинам, не обращая никакого внимания на трупы мутантов, а Максим смотрел ему вслед и думал, что Лев успешно прошёл «ходовые испытания». Прогрессор Абалкин, посланец Земли и проводник её воли; совершенная боевая машина, заточенная под вполне определённую задачу и функционирующая без сбоев и без рефлексий, мучивших арканарских наблюдателей и спасателей на Сауле. Перед Абалкиным, прогрессором новой генерации, не стоял вопрос, можно ли убивать «младших братьев по разуму» или нет – оценив угрозу, он просто стрелял (даже не зная, в кого именно стреляет), стрелял без сомнений и колебаний, не утруждая себя размышлениями о контакте. А потом он равнодушно топтал ногами раскромсанные пулями останки этих «младших братьев», и если бы понадобилось, Лев Абалкин так же равнодушно добивал бы раненых «братьев» – Максим Каммерер был в этом уверен. Вот тебе и вся проверка, подумал он с горечью, а ведь мы с ним дети одного мира и даже ровесники…

* * *

– Вы опоздали, Мак, – Колдун покачал своим огромным черепом, покрытым густым жёстким волосом, похожим на серебристый мех.

– Они погибли? Все? И принц-герцог?

– Не все, – Колдун говорил негромко, но в подвале был отличный резонанс, и каждое слово саракшианина различалось отчётливо. – О приближении варваров мутанты узнали ещё вчера, и принц-герцог ночью увёл всех, кто хотел и мог уйти. Остались только те, кому было уже всё равно, жить или умирать. И они умерли – варвары перебили всех, кого застали, такая уж у них, у варваров, привычка.

– И вы не вмешались? – резко спросил Максим, пристально глядя в глаза Колдуна: в узкие и длинные нечеловеческие глаза с вертикальным, как у змеи, зрачком. – Вы ведь кое-что умеете – я помню, как вы усыпляли упырей.

– Умею, – легко согласился Колдун, – но зачем мне надо было вмешиваться и что-то делать? Мутанты – те, которые здесь остались, – сами выбрали свою судьбу; они могли уйти – и не ушли. Для них смерть была благом – бывает и такое, Мак.

Да, подумал Максим, бывает. Несчастные создания, не нужные даже самим себе… А я, помнится, при расставании с доктором, которого здесь зовут принцем-герцогом, клятвенно обещал никого не забыть после полной и окончательной победы и наступления всеобщего равенства и братства. И вот – опоздал…

– И главное, – продолжал Колдун, не разжимая губ маленького рта, сложенных так, словно он собирался свистнуть сквозь зубы, – я вообще предпочитаю не вмешиваться ни во что, ибо конечный итог любого действия невозможно предугадать. Я созерцатель, а вы – нет, поэтому вам трудно меня понять. Помните наш разговор три года назад? Вы сила, Мак, вы взбудоражили этот мир и вывернули его наизнанку – почти вывернули. И как я вам говорил, сила ваша не осталась бесхозной – Странник, загадочный человек из вашего мира, подчинил вашу силу себе. Ваше стихийное возмущение порядком вещей сделалось целенаправленным, вы уже не бунтарь-одиночка – вы стали элементом системы, осуществляющей определённую задачу. Но в ходе вашей бурной разрушительно-созидательной деятельности и вы лично, и все вы, пришельцы, резко нарушили Равновесие, и продолжаете его нарушать, и последствия этого нарушения непредсказуемы.

– Вы пригласили меня только для того, чтобы побеседовать на философские темы? – спросил Максим, борясь с подступившим раздражением.

– Не только, – Колдун шевельнулся, и слепая ночная птица, сидевшая на его плече, переступила с ноги на ногу и взъерошила перья. – Да, мне было интересно, каким вы стали, Мак, но я хотел рассказать вам о варварах – должны же вы их учитывать при построении вашего нового мира. Помните, что говорили о варварах мутанты? Варвары – страшные люди, из железной проволоки скручены, ни плакать не умеют, ни смеяться; они в пустыне живут, песок жуют, песком запивают. Варвары первобытно жестоки – вы сами видели, что они здесь натворили, но вот насчёт питания песком – это не просто метафора. Вы расстреляли повозку варваров и наверняка осматривали их трупы – вам ничего не показалось странным?

– Показалось, – ответил Максим, ещё не понимая, куда клонит саракшианин. – Тела убитых радиоактивны, причём настолько, что уровень радиации несовместим с жизнью.

– С обычной биологической жизнью, – поправил его Колдун, – а жизнь как таковая – она многообразна. Есть биорганизмы, которые отлично переносят повышенную радиацию – например, крысы или тараканы. А есть и такие, для которых радиация – хлеб насущный.

– Вы хотите сказать…

– Варвары – это новый вид гуманоидов, появившийся в результате атомной войны и заражения огромных территорий радиоактивными осадками. Варвары питаются радиацией – у них кардинально изменился метаболизм, обмен веществ заменён прямым энергообменом. «Горячие воины» варваров могут очень долго обходиться без еды – они «песок жуют, песком запивают». Радиация варварам не опасна, более того, повышенный радиоактивный фон – это для них естественная среда обитания. Это новые хозяева планеты – если новая война выжжет весь континент и уничтожит всё его население, они заселят пустые земли, и чем выше будет уровень радиации на атомных пепелищах, тем лучше для варваров. Один раз появившись, жизнь не хочет исчезать, она приспосабливается к любым условиям, и появление «горячих воинов» – наглядный тому пример. Варвары уступают нынешним обитателям планеты по умственным способностям – ум у них заменён звериной хитростью, – они грубы, жестоки, не склонны к абстрактному мышлению, используют жалкие крохи прежних технологий. Это своего рода резервный вариант Мироздания – явный регресс с точки зрения развития разума, но в то же время – явно позитивная генетическая мутация, которая позволяет выжить в изменившихся условиях, смертельных для прежних разумных обитателей Саракша. Пройдут тысячелетия, и варвары, быть может, создадут новую цивилизацию, но вот какой она будет – этого я не знаю. А пока у них есть примитивное феодальное общество и маленькое южное княжество Ондол. Пока маленькое – оно постепенно расширятся по мере роста населения и заселения заражённых пустынь. Но крупного наступления варварских орд на север можно не опасаться – центральных пустынь «горячим воинам» хватит на десятилетия. И варвары не спешат – они ждут Гнева Богов, который подарит им новые земли, пригодные для обитания.

То есть ядерной войны, подумал Максим. Разумно – не такие уж они и дураки, эти «горячие воины». Чистые районы им не нужны, а во встречном бою «драконы» и «вампиры» перемелют их убогие «телеги» в труху.

– Откуда вам всё это известно? – спросил он.

– У меня есть помощники, – уклончиво ответил саракшианин, – насекомые, птицы, звери, летучие мыши. И сам я, как вы совершенно правильно заметили, кое-что умею. Так что учтите «варварский фактор» в своих расчётах. И подумайте, пожалуйста, о Равновесии – хорошенько подумайте, Мак. Вам только кажется, что человек всесилен, а на самом деле это не так – есть незыблемые законы, которым подчиняется вся Вселенная.

* * *

Задумавшись, Максим не заметил, как дошел от обиталища Колдуна – от подвала в дальнем конце разрушенного города – до центральной площади, где под присмотром Льва Абалкина остался глайдер. Слова саракшианина о нарушении вселенского равновесия мало тревожили Каммерера – он думал о радиоактивных монстрах. Не верить Колдуну оснований не было, к тому же Максим сам убедился в том, что «горячие воины» варваров существуют.

Они враждебны всем людям Саракша, думал он, враждебны только потому, что люди не могут жить там, где живут варвары, и наоборот. Двум настолько разным расам не ужиться на одной планете – людям надо дезактивировать заражённые территории (об этом Сикорски говорил ещё три года назад), а для варваров это смерть в самом прямом смысле слова. Пока южане немногочисленны, конфликта ещё можно избежать, но что будет лет через сто, когда они размножатся, а заодно, что весьма вероятно, овладеют всем техническим наследством выжженных держав? Любая разумная раса стремится расширить свой ареал обитания, и в данном случае это стремление обернётся беспощадной войной на уничтожение. Час от часу не легче – теперь понятно, почему желтокожие воители открыли огонь по глайдеру, даже не поинтересовавшись, кто в нём сидит: любой неварвар для них враг по определению – враг, с которым говорить не о чём. Теоретически можно разделить континент на две зоны, однако наличие на материке обширных радиоактивных пустынь неминуемо приведёт к вырождению (или к перерождению) биосферы всей планеты – в природе всё взаимосвязано. Так что – или-или. Вот только этого нам и не хватало, массаракш-и-массаракш! И кстати, как действует на «горячих воинов» пси-излучение, и действует ли вообще? Колдун об этом не сказал, а я не спросил.

Глайдер стоял на месте, но Абалкина возле него не было. Максим обошёл машину, заглянул внутрь. Грузовой отсек ощутимо фонил – значит, Лев уже загрузил туда «феномен» и, судя по тому, что радиация была вполне терпимой, чем-то его экранировал. Но где он сам? Неужели полез в туннели к голованам? Не слишком осмотрительно, надо сказать, особенно для прогрессора уровня Абалкина – а вдруг появится ещё одна варварская «телега»? Может, он просто зашёл в ближайший уцелевший дом, вон в тот? Хм, а домик-то знакомый…

Это был тот самый дом, и та самая комната – выцветшие обои, скукожившиеся то ли от жары, то ли от старости; рассохшийся паркет, выгоревший в углу; единственное окно без стекла. И самодельный деревянный стол, за которым сидел Гай и чистил автомат, мучаясь от синдрома лучевого голодания. Бедняги Гая уже три года как нет в живых, а колченогий стол стоит себе, как ни в чём не бывало – вещи обладают удивительной способностью переживать людей.

Максим подошёл к столу и коснулся пальцами его шершавой поверхности. Да, стол тот самый, и табуретка, на которой сидел Гай, та же самая, и вторая табуретка стоит там же, где стояла три года назад. Здесь ничего не изменилось – ничего, – только Гай никогда уже не сядет за этот стол…

Снаружи, за окном, что-то метнулось, словно невидимая птица взмахнула крылом. Максим быстро переместился к оконному проёму, готовый ко всему, и вдруг почувствовал, что в комнате кто-то есть. Он медленно повернул голову и замер.

За столом в спокойной позе сидел человек, которому неоткуда было взяться – секунду назад его не было. Максиму показалось, что это Гай – или призрак Гая? – человек был одет в армейский камуфляж, но это был не Гай, Максим понял это со второго взгляда. Незнакомец был совсем не похож на саракшианина – он больше походил на горца или на землянина. Но как он здесь оказался? Ведь комната только что была пустой! Нуль-транспортировка?

– Кто вы? – спросил Каммерер, старясь сохранять спокойствие (если это призрак – ну что ж, пообщаемся с призраком, Саракш и не такому научит).

– Я один из тех, кого вы называете Странниками, – невозмутимо сообщил «призрак».

Он говорил по-русски, и это поразило Максима больше всего.

весна 2010 года, Санкт-Петербург