Текст книги "Саракш: Кольцо ненависти. Книга 1"

– А-а-а-ах-х-х…

До слуха адмирала донёсся многоголосый вздох, похожий на рокот прибоя. Толпа на площади качнулась и снова замерла в благоговейном молчании.

– Иди, моя карающая длань, – император разомкнул сухие губы, – тебя ждёт флот. Не обмани ожиданий Владыки Глубин, да свершится воля его!

Командующий группой флотов «С» почтительно поклонился Великому Кракену и пошёл к ожидавшей его летающей платформе, зависшей на краю террасы.

…Ни адмирал Сугга Хоронити, ни император, ни жрецы даже не догадывались, что на алтаре Владыки Глубин умер не просто шпион с материка, а человек с далёкой планеты, о самом существовании которой не знал никто из саракшиан…

* * *

…Курильницы погасли автоматически. Адмирал вывернул на максимум регулятор вентиляции; заполнявшая каюту лёгкая дымка быстро бледнела и рассеивалась. Сознание было ясным и звеняще-пронзительным (послевкусие дурман-травы не имеет ничего общего с алкогольным или наркотическим похмельем), оно обрело гибкость и остроту стального клинка и приготовилось к бою. Время повернулось вспять – пришёл час возмездия.

Айкр не спеша – стрелки-мечи показывали, что до сеанса связи ещё четверть часа, – оделся, пристегнул кортик, зашнуровал сапоги и взял в руки фуражку. Бросил взгляд на своё изображение в металлическом зеркале – внешний вид военного аристократа, командующего группой флотов «С», карающей длани и так далее, должен быть безукоризненным, – и вышел из каюты, оставив за спиной часовых, безмолвно и бесстрастно застывших у её дверей.

Адмирал Сугга Хоронити шёл по стальному коридору своей флагманской субмарины в радиорубку на сеанс связи со штабом флота, со ставкой и с самим Великим Кракеном. Им есть что сказать – ему есть что услышать и принять к исполнению.

Армада вторжения шла в материковое полушарие, с каждым часом приближаясь к берегам Старых Стран.

* * *

– Ну, вот и дождались, – Странник хрустнул пальцами. – Мало нам хонтийских самостийников, сумасшедших пандейских девиц и южных варваров, одержимых идеей «всё разрушим до основания», не говоря уже о неуёмных доморощенных деятелях, так теперь ещё приплыли эти мстители – только их нам остро и не хватало. Прямо как в сказке о Золотом Петушке: «смолоду был грозен он и соседям то и дело наносил обиды смело», а под старость «соседи беспокоить стали старого царя, страшный вред ему творя». Впрочем, ты этой сказки наверняка не знаешь – другому вас нынче учат.

Максим не знал. Он хотел было уточнить, почему Сикорски называет островитян «мстителями» (а то, что речь идёт о жителях Островной Империи, Каммерер уже понял – ну кто ещё может приплыть к берегам истерзанного материка?), однако удержался: слишком уж часто ответы Рудольфа оборачивались обидными щелчками по его самолюбию. Нет, Максим понимал, что в истории Саракша (как впрочем, и в истории Земли) он, мягко говоря, не слишком большой специалист (а как прогрессор – так вообще величина, близкая к нулю), но сколько можно тыкать его носом в мокрое, как нашкодившего котёнка? Максим всё-таки человек, и действовал он из лучших гуманистических побуждений, а сейчас изо всех сил старается исправить последствия своего поступка. Или они там в Галбезе забыли понятие «уважение к личности», чёрт бы их всех побрал? Однако сейчас не время и не место для рефлексий, решил Максим – ситуация слишком серьёзная.

– Сведения точные? – осторожно спросил он.

– Точнее некуда, – Странник криво ухмыльнулся, – из первых рук. Лёгкий крейсер прибрежного патруля донёс об обнаружении девятнадцати белых субмарин, появившихся одномоментно на очень ограниченной акватории, неподалёку от главного порта западного побережья. А через три минуты связь оборвалась. Догадываешься, что это значит? Славных моряков этого крейсера уже доедают рыбы, массаракш! А островитяне, я так полагаю, уже высаживаются на материк.

– Рудольф, я давно хотел вас спросить: что вообще известно об Островной Империи? С кем нам предстоит столкнуться на этот раз?

– Для обстоятельной лекции времени нет, – Сикорски бросил взгляд на часы. – Хотя всё известное об этой империи можно изложить за несколько минут: подробных сведений о ней мы не имеем. Пять веков назад отважные мореходы с материка открыли два обширных архипелага в другом полушарии планеты и занялись их активным освоением.

– Что-то вроде прогрессорства?

– Прогрессорства? – глаза Рудольфа Сикорски блеснули злым зелёным огнём, словно у рассерженного кота. – Как выглядело это прогрессорство, ты можешь узнать из истории Земли – были у нас очень схожие сюжеты. Однако на Саракше история выкинула фортель: островитяне-антиподы не упали ниц перед «белыми богами», а объединились и устояли. И продержались пятьсот лет, то воюя, то торгуя, искусно лавируя между интересами шести великих держав и при этом не позволяя жителям материка обосноваться на своей земле. А что такое есть Островная Империя – это нам неизвестно: все наши попытки забросить туда агентуру оказались тщетными. Достоверно одно: островитяне многочисленны, агрессивны, воинственны, жестоки и люто ненавидят обитателей материка.

Максим молчал, переваривая услышанное.

– И ещё одна интересная деталь, – продолжал Странник. – Островитяне – айкры, как они себя называют, – перед боем входят в наркотическое состояние, чем-то похожее на амок или на состояние берсерка у древних викингов. Есть там у них такая дурман-травка, вот они её и пользуют. И превращаются в боевых биороботов – бесстрашных, нечувствительных к боли и усталости и одержимых неистовым желанием убивать, нимало не заботясь при этом о собственной жизни. Это тебе ничего не напоминает?

– Эффект излучателей…

– Верно. Похоже, в ДНК саракшиан есть какой-то дефект – или особенность, это уже не так важно, – делающий их очень восприимчивыми к разного рода психофизиологическим воздействиям. К слову сказать, так же считает и наш общий знакомый Аллу Зеф – он теперь снова работает по специальности, у меня. И есть у меня местные умельцы, изучающие ДНК-цепочки. Я им дал образец ДНК землянина – под видом ДНК мутанта, естественно. Отличия имеются, и это при почти полной генной идентичности землян и саракшиан. Интересно бы взглянуть на ДНК ребёнка от межпланетного брака…

При этих словах Странник внимательно посмотрел на Максима, но тот сделал вид, что не заметил пытливого взгляда шефа – говорить о своих отношениях с Радой ему сейчас хотелось меньше всего.

– А что известно о реальной боевой мощи Островной Империи? – спросил он, уводя разговор от нежелательной темы и возвращая его в практическое русло.

– Ничего, – Сикорски жёстко усмехнулся, – или, точнее, чуть больше, чем ничего. Военный флот Островной Империи насчитывает, по косвенным данным, несколько тысяч белых субмарин; точное число неизвестно. Вооружение – артиллерийские орудия, тяжёлые и автоматические скорострельные; ракеты класса «поверхность-поверхность»; торпеды. И десантные отряды, офицеры которых коллекционируют засушенные головы убиенных неприятелей, есть у островитян такой старинный обычай. Вот такой будет у нас противник, Максим.

Да, головы, подумал Максим, вспомнив, что они с покойным Гаем видели на борту белой субмарины. Отрезанные головы – дикость какая…

– Во время атомного побоища, искалечившего весь этот материк, – услышал он голос Странника, – островитяне отсиделись за морем-океаном, а потом весьма решительно заявили о себе. Флот старой империи они истребили практически начисто – все её броненосцы, все эти «Сокрушители утёсов» и «Потрясатели морей» давно ржавеют на дне. После прихода к власти Неизвестным Отцам было как-то не до восстановления флота – хватало у них других насущных забот. И белые субмарины стали полновластными хозяйками океана: Островная Империя владеет всеми морями планеты – ни одно плавсредство крупнее самодельного плота не рискнет отойти от берегов континента даже на сотню метров. Белые субмарины обычно атакуют побережье поодиночке, иногда эскадрами в несколько десятков единиц, но на этот раз подводных лодок, по данным с орбиты, многие сотни, если не тысячи. Стратегия айкров непонятна – такое впечатление, что, нападая на материк, они не преследуют никаких целей, кроме избиения всего живого, вплоть до тотального геноцида. Мне страшно себе представить, что они натворят, если им удастся продвинуться в глубь материка.

На что способны айкры, Максим представлял: на мёртвой субмарине, кроме сушёных голов, были ещё и очень познавательные и впечатляющие фотоальбомы.

– Островитяне имеют атомное оружие? – спросил он, боясь услышать «да».

– Сведений нет. Однако недавно танками береговой обороны была уничтожена белая субмарина, оснащённая ядерным реактором. А если есть реактор, значит, есть и бомба – эти вещи взаимосвязаны. Остаётся лишь надеяться, что бомб этих у островитян не сотни, и что у них нет дальнобойных баллистических ракет – с этим делом у саракшиан, слава богу, туго. Так, Каммерер, лекция закончена. Через час будь готов отправиться на побережье. Полетишь на вертолёте и примешь командование обороной: к побережью уже направлено всё, что мы сумели наскрести.

– Я?

– А кто? Не я же… Мне нельзя покидать столицу, – Сикорски тяжело вздохнул. – За Временным Советом нужен глаз да глаз, иначе они тут такого натворят, что даже вторжение заокеанских головорезов покажется детской шалостью.

– Рудольф, я готов, но вы же понимаете, что военачальник из меня…

– Будут у тебя военспецы, – успокоил его Странник, – есть у меня… лояльные. А твоя задача – держаться, держаться изо всех сил, пока не станет ясно, что затеяли эти морские демоны. Ну, и я тут кое-что подготовлю – за то время, которое ты для меня выиграешь. Всё, прогрессор, – действуй. Я буду на связи – вызывай меня по нашему каналу в любое время.

* * *

Над берегом клубился чёрный дым, похожий на грязную вату. Метрах в трёхстах от воды ярко пылал танк с развороченными бортами; поодаль, скрытое в густом дыму, горело ещё что-то. А над городом-портом, на направлении главного удара, дым висел тёмной тучей, напоминавшей грозовое облако, которое никак не может разродиться дождём, а только мечет во все стороны громы и молнии.

Адмирал Сугга Хоронити опустил бинокль, повернулся к офицеру связи, сидевшему за портативным переносным пультом, и отрывисто бросил несколько слов. Особой нужды в дополнительных распоряжениях не было – всё шло по плану, – однако флот должен знать, что его командующий бдительно следит за неукоснительным исполнением воли Владыки Глубин и не упускает ни одной мелочи.

Оснований для беспокойства не было. Как и ожидалось, флот имперцев – адмирал знал, что самая крупная из Старых Стран, сохранившая жалкое подобие былого величия, давно перестала быть Империей, но по привычке именовал врагов имперцами, – реального сопротивления не оказал (этого флота попросту не было). Одинокий сторожевой корабль успел сделать всего лишь с десяток выстрелов (безрезультатных, осколочные царапины на белых корпусах субмарин не в счёт), а потом получил торпеду, переломившую его надвое, и счетверённые автоматические пушки «морских змеев» раскрошили его плавающие обломки вместе с цеплявшимися за них уцелевшими моряками. Не появилась и авиация противника – Хоронити подозревал, что у имперцев не осталось практически ничего, способного летать и бомбить.

Высадка десанта началась одновременно на всём протяжении стапятидесятимильной береговой полосы. Кое-где мобильные отряды берегового патруля встретили десантников яростным огнём – как обычно, – но не могли остановить вторжение такого масштаба. Залпы тяжёлых орудий выдавили их с берега – Легион отступал, огрызаясь и цепляясь за каждый бугорок. Захваченный айкрами плацдарм расширялся, словно рана, распарываемая клинком.

Основной целью армады вторжения, рассеявшей внимание защитников материка отвлекающими ударами, был порт. Плавающие танки и пехотинцы легко могли выбраться на пологий берег в любой его точке, однако для выгрузки того, что скрывалось в объёмистых трюмах пузатых, словно обожравшиеся рыбы-дьяволы, транспортных субмарин второго эшелона, требовались капитальные бетонные пирсы – конечный успех всей операции зависел от захвата города-порта. И захватить его надо было как можно скорее, пока староимперцы не опомнились, не оценили невиданный размах высадки и не пустили в ход атомное оружие – с такой возможностью командующий группой флотов «С» не мог не считаться.

Хвала Владыке Глубин, обошлось. На улицах города ещё стреляли, а к берегу уже направились тяжёлые субмарины-транспорты, которым больше не угрожали умолкнувшие батареи на волноломах атакованного порта. Не все причалы могли принять эти корабли из-за их большой осадки, но это не остановило островитян.

…Возле громадной туши транспорта колыхались на волне звенья составного понтона; по ним шустрыми муравьями сновали матросы, собирая элементы плавучего сооружения в единое целое. Распахнулся бортовой лацпорт, из него со скрипучим лязгом выдвинулись две параллельные стальные балки, похожие на лапы какого-то чудовища. Лапы напряглись – по ним из брюха транспортной субмарины с натугой перемещалось что-то очень тяжёлое. Сугга Хоронити внимательно следил за происходящим в бинокль: началось самое ответственное.

Из темноты трюма, подсвеченной огнями прожекторов, показалось рыло громоздкой боевой машины. Покачивая в воздухе широкими гусеницами, машина медленно ползла по направляющим балкам, нависавшим над понтоном. Самоходная ракетная установка – Сугга Хоронити и офицеры его штаба знали, какой боеголовкой снабжена ракета, покоившаяся на гусеничном шасси, и на мостике флагманской «белой змеи» повисло напряжённое молчание.

Понтон дрогнул. Операторы с ювелирной точностью опустили на него многотонный груз, и адмирал вытер вспотевший лоб, вспомнив, как в далёком детстве выскакивала у него из-под ноги плавающая доска, если неосторожно наступить на её край.

Вскипели буруны. Буксируемый понтон двинулся к берегу, а его место уже занимал другой. Балки втянулись, и в трюме транспортной субмарины проворные матросы грузовой команды уже заводили цепи на следующую тяжёлую машину.

Прорвавшись сквозь полосу густого дыма, перечеркнувшую порт, понтон нацелился на низкий причал. Айкры, «рожденные морем», отлично управлялись со всем, что держится на воде: природное чутьё позволяло им чувствовать продолжением своего тела и каноэ, и подводный авианосец. Носовая часть понтона ткнулась в причал; стальные нити швартовых плотно притянули шаткое сооружение к невысокой бетонной стенке. Утробно взревел мотор самоходки, и она, кроша уширителями гусениц бетонную кромку пирса, рывком выскочила на берег. Первая мобильная установка с атомной ракетой поползла по улицам города-порта, оставляя за собой вонючий хвост выхлопных газов и глубокие шрамы на асфальте, похожие на резаные раны…

К вечеру все двадцать ракет были уже ни берегу, в захваченном городе, очищенном от всего живого. Охраняемые отборными десантниками, мобильные установки расползлись по окрестностям и затаились, прикрывшись маскировочными сетями. Теперь им оставалось только ждать своего часа, который ещё не наступил, но, как считал командующий группой флотов «С», был уже близок.

* * *

Максим ожесточённо потёр лицо. Приходится признать, отстранённо подумал он, что я не владею ситуацией, а проще говоря – не понимаю, что происходит. Кровоточащая язва вторжения расползается, горят посёлки, дороги забиты беженцами. Измождённые матери, в глазах которых застыл дикий ужас, несут на руках детей с до синевы прозрачными лицами; обочины усыпаны узлами и чемоданами, разбитыми тележками, брошенными велосипедами, опрокинутыми машинами. Над дорогами висит тоскливый плачущий крик, а дети молчат – они смотрят в низкое серое небо, где в любую минуту могут появиться летающие платформы айкров и пролить на головы людей огненный дождь. И я, человек благополучного мира, где давно забыли смердящее понятие «война», ничего не могу сделать. Я разбираюсь в нуль-передатчиках на позитронных эмиттерах, в прикладной эмбриомеханике, в технике двадцать второго века, но я ни черта не смыслю в принципах построения глубоко эшелонированной обороны, в основах боевого взаимодействия разных родов войск, в стратегии и тактике. Нам всё это давно уже не нужно – мы не воюем, мы великие гуманисты, мы видели военную форму только в музеях, и сама мысль о том, что кто-то где-то когда-то мог сделать войну, то есть убийство людей на организованной основе, профессией и делом всей жизни, вызывает у нас брезгливость. Но тогда какого чёрта мы влезли в эту кровавую саракшианскую кашу, чистоплюи? Кому и что мы хотели доказать, кого и чему мы пытались научить? Для солдат-ополченцев, сидящих в раскисших от грязи окопах, всё ясно: там, впереди, древний враг, и он зарежет твою жену и детей, если ты его не остановишь. У легионеров тоже вопросов нет – эти парни профессионалы, они дрались с островитянами годами, и будут драться до конца. А мы? Зачем мы вмешались в чужую войну и присвоили себе право определять, кто виноват, и кто должен быть наказан? Да, островитяне запредельно жестоки, но что творили имперцы на Благословенных Островах? И почему мы должны спасать от самих себя обитателей Старых Стран, а не айкров – только потому, что на островах не было ни атомной войны, ни башен-излучателей, зато есть кровавый культ бога морей, Владыки Глубин, как они его называют? Чем ротмистр Чачу лучше осатанелого командира белой субмарины, хонтийского поручика или пандейского есаула в юбке? У них у каждого своя правда, и свои враги – мы-то здесь при чём? Мы хотим их всех помирить и воспитать в духе добра? И ты думаешь, это реально?

Так, сказал он себе, отставить философию. Твоя задача – держаться, это приказ, и ты будешь держаться. А если тебе нужна мотивация чуть более конкретная, чем любовь ко всем саракшианскому человечеству, вот она: эти беспощадные морские головорезы, если их не остановить, дойдут и до столицы, а там, в столице, – Рада. Есть у вас ещё вопросы, товарищ Каммерер, прогрессор-практикант? Вопросов нет.

«Быр-быр-быр, – глухо донеслось со стороны входа в блиндаж, – бу-бу-бу». Ну что там ещё, раздражённо подумал Максим, кого там ещё принесло, и с какими вестями? Вряд ли с хорошими, массаракш…

Двери распахнулись, и в блиндаж протиснулся человек в офицерской форме – чистой, несмотря на грязь, в которой по уши тонули позиции обороняющихся.

– Бригадир Тоот, – представился он, вскинув руку к сетчатой каске. – Прибыл в ваше распоряжение, господин командующий.

И Максим его узнал – сразу, хотя виделись они мельком, и с тех пор прошло немало времени. Перед ним стоял тот самый офицер-легионер, который встретил Каммерера в тот памятный день, когда воспитуемый Аллу Зеф (именуемый тогда «рыжим хайлом», и никак иначе) доставил до изумления наивного молодого землянина (искренне рассчитывавшего на контакт с чужепланетными разумными существами) в комендатуру, и отправил Максима в столицу, предопределив тем самым его дальнейшую судьбу.

По глазам бригадира (с повышением, господин ротмистр!) Максим понял, что Тоот тоже его узнал. И неудивительно: тогдашняя их встреча было достаточно необычной, а ныне Мак Сим известен всей стране, и не только как один из ближайших помощников «теневого диктатора» по имени Странник, но и сам по себе: слухи о том, кто взорвал Центр, разошлись кругами по воде. Однако господин бригадир не подал виду – ведь Тоот был сейчас просто офицером, прибывшим на фронт исполнять свой долг. Хорошо, подумал Максим, что не все офицеры Легиона похожи на ротмистра Чачу, чтоб ему пусто было…

Судя по документам, Тоот оказался одним из «военспецов», обещанных Рудольфом, значит, ему можно было доверять. Официально он был направлен к Максиму на должность начальника штаба, и уже через полчаса Максим испытал огромное облегчение. Тоот быстро вошёл в курс дела и как-то легко и непринуждённо исправил кучу ошибок, понаделанных Максимом в силу своей профнепригодности (чего уж греха таить, давайте называть вещи своими именами). Но при этом бригадир чётко соблюдал субординацию и ни единым словом не высказал своего отношения к военным талантам командующего фронтом – Тоот просто добросовестно делал своё дело. И появился он как нельзя кстати.

Фронт трещал по всем швам. Из глубины страны подтягивались резервы, и Максим тут же бросал их в бой, латая прорехи в обороне. Островитяне дрались свирепо и умело, и тягаться с ними на равных могли разве что легионеры – толком не обученные ополченцы из вчерашних рабочих и крестьян сражались на голом энтузиазме и несли огромные потери. Но что самое скверное – не удавалось определить основной цели наступления айкров. Во всех былых набегах они ограничивались опустошением прибрежных районов и массовыми убийствами, а затем, когда к побережью подтягивались крупные войсковые части, айкры быстро отступали и растворялись в океанских просторах. Нынешнее вторжение было куда грандиознее, однако по всем оценкам численность армии островитян не превышала четверти миллиона, а этого было явно недостаточно для оккупации страны с сорокамиллионным населением. И при всех нынешних трудностях Странник мог поставить под ружьё и бросить в бой вдесятеро больше войск – айкров задавили бы числом. А прибытия второго десанта не ожидалось (во всяком случае, пока): Сикорски задействовал космическое наблюдение, но «призрак», находившийся на орбите Саракша, не засёк никаких признаков появления ещё одной «непобедимой армады».

Тем не менее, айкры продолжали наступать, при этом то и дело меняя направление главного удара. Непонятная стратегия противника настораживала Максима, и к тому же она приводила к лишним потерям оборонявшихся: при переброске войск с одного угрожаемого направления на другое летающие платформы островитян (бороться с которыми было очень трудно ввиду острой нехватки зениток и отсутствия собственной авиации) нещадно жгли автоколонны на рокадных дорогах.

Покорпев над картой, Каммерер с Тоотом пришли к выводу, что айкры нацелились на крупный промышленный центр юго-западнее столицы – уж там-то черепов вволю, – а все остальные их удары являются отвлекающими. Предположение выглядело логичным, но что-то в нём смущало Максима: ему не верилось, что островитяне затеяли всё это только для того, чтобы убить не тысячу обитателей материка, а сто тысяч, и после этого тихо убраться восвояси. И всё-таки он согласился с доводами своего начальника штаба, и лучшие части фронта были переброшены на прикрытие подступов к городу с миллионным населением.

Но уже на следующее утро всё изменилось.

* * *

– Странно… – задумчиво пробормотал Тоот, прислушиваясь к грохоту канонады. – Они снова изменили ось наступления: обходят город с севера и рвутся прямиком вот сюда, к излучине, – он ткнул пальцем в карту.

– Они идут на столицу? – уточнил Максим, посмотрев на карту.

– С теми силами, которыми располагают островитяне, это нереально, – сухо ответил начальник штаба. – Они упрутся вот в эту реку, и если даже смогут через неё переправиться, им надо будет пройти – с боями! – пятьсот километров. Нет, это нереально. И тем не менее, они настырно рвутся именно туда, массаракш! Не понимаю…

Пятьсот километров, пятьсот километров, повторял про себя Максим. От излучины до столицы – пятьсот километров… Островитянам эти километры не пройти – никак. Их там встретят и размажут гусеницами – в этом районе формируются два новых танковых корпуса, пополняются сотнями новейших «вампиров». Основной принцип победы – это подавляющее превосходство в живой силе и технике… Пятьсот километров… Нет, айкры их не пройдут, ведь там ещё река, которую надо форсировать под огнём. Пятьсот километров?

– Послушайте, Тоот, – медленно проговорил он. – Вы ведь старый кадровый офицер – какова дальнобойность ваших баллистических снарядов? Тех, что стоят на вооружении?

– Я не совсем кадровый, господин командующий, – чуть виновато ответил бригадир, – до службы в Легионе я был преподавателем гимназии, а потом, в патриотическом порыве… Я не артиллерист, но знаю, что наши армейские установки имеют радиус действия триста пятьдесят-четыреста километров, и точность попадания снижается с увеличением дистанции. Это называется рассеивание, господин командующий.

Значит, подумал Максим, опытные образцы могут стрелять и на пятьсот километров – техника не стоит на месте. А рассеивание – чего оно стоит, если к ракете будет привинчена атомная бомба?

Он растопырил пальцы наподобие циркуля, приложил их к линейке масштаба с края карты, а потом, накрыв мизинцем кружок, обозначавший столицу, описал большим пальцем широкую дугу. И подушечка его большого пальца пересекла голубую полоску реки, задела на другом её берегу изгиб излучины и, снова перескочив реку, завершила полуокружность, удаляясь от района боевых действий.

– Вы полагаете… – начал Тоот, внимательно следивший за его манипуляциями.

– Если у островитян есть дальнобойные ракеты, – глухо отозвался Максим, – им нет нужды форсировать реку. Эта излучина – ближайшее место, от которой до столицы пятьсот километров по прямой. А точность попадания – какая разница, где будет эпицентр ядерного взрыва – над Дворцом Правосудия или над бывшей резиденцией Неизвестных Отцов, тем более что одной ракетой дело наверняка не ограничится? Наши друзья с Благословенных Островов решили выиграть войну одним махом, нанеся атомный удар по столице.

Начальник штаба побледнел: он сразу и безоговорочно согласился с предположением Максима – эта версия объясняла всё.

– Так, господин бригадир, принимайте командование, – распорядился Мак, вставая. – Я отправляюсь туда, к излучине. И никаких возражений – каждый должен делать то, что у него получается, и не должен браться не за своё дело. Командуя фронтом, вы сохраните тысячи жизни, которые я наверняка погублю. Перебрасывайте к излучине всё, что сумеете, – там решится исход войны. А я переброшу туда самого себя – я здорово задолжал народу этой страны, пора расплачиваться.

…Сидя в стальном чреве рычащего бронетранспортёра, Максим вышел на связь со Странником и сообщил ему о своих выводах. Перехвата он не опасался – канал был надёжно экранирован, и говорили они с Рудольфом по-русски.

– Логично, – ответил Сикорски после долгого молчания. – Я и сам подозревал что-то в этом роде.

– Если айкры прорвутся, вы нанесёте по излучине ядерный удар. Вызываю огонь на себя, как говорили в старину.

– Не будет тебе геройской гибели! – отрезал Странник. – Размечтался… – И добавил, помолчав: – Средств доставки у нас кот наплакал, а главное – люди. Нет у меня никакой гарантии, что какой-нибудь офицерик не развернёт наспех переоборудованный грузовой самолёт и не сбросит бомбу на столицу. Не суди по одному Тооту – далеко не всем армейцам и легионерам революция пришлась по вкусу. В общем, так: продержись сутки, а там… Ты меня понял, Мак?

– Я понял вас, Рудольф.

…Интуиция и логика не подвели молодого землянина. В то самое время, когда он разговаривал со Странником, колонна из двадцати мобильных ракетных установок покинула окраины порта, захваченного айкрами, и двинулась к намеченной точке прорыва. Тяжёлые гусеничные монстры шли с погашенными фарами, прикрытые танками с автоматчиками на броне, и с каждым часом приближались к громыхающей линии фронта.

* * *

Земляне, жители благоустроенной планеты, стряхнувшей с себя тысячелетнюю грязь жадности и жестокости, не знали, что такое война. Не знал этого и Максим Каммерер, двадцатилетний парень с неясными планами на будущее, очутившийся на своём «обитаемом острове» по случайному недосмотру руководства ГСП. И даже окунувшись с головой в сумрачный мир Саракша, он ещё не понял, что это такое – ни когда дрался с бандитами Крысолова, ни когда получил от господина ротмистра Чачу шесть пуль, ни когда взрывал башню, ни даже тогда, когда участвовал в сумасшедшем танковом прорыве штрафников через пояс атомных мин на хонтийской границе. И даже позже, уже после взрыва Центра, когда в Стране Отцов фактически началась война гражданская, а угроза вторжения северян стала реальной, он ещё не осознал в полной мере, что стоит за этим коротким словом. И только здесь, в Гремящей Излучине (кем-то брошенное мимоходом, это название мгновенно прижилось), всем своим существом почувствовал Максим обжигающее дыхание чудовища по имени «война».

Он очень быстро потерял ощущение времени – всё происходящее с ним и вокруг него слилось в сплошную кроваво-дымную ленту, разматывавшуюся перед его глазами. Гремело, ухало, горели подбитые танки, падали люди, и казалось, простреленное небо вот-вот рухнет на истерзанную твердь и прихлопнет её, припечатает, чтобы раз и навсегда покончить с творящимся на ней безумием.

Атаки айкров следовали одна за другой, и Максим собственными глазами увидел, как умеют воевать люди, с детства готовившиеся стать воинами. Островитяне атаковали умело и расчётливо; они не шли в бой стройными шеренгами под развёрнутыми знамёнами, с пением боевых гимнов, – они наступали мелкими штурмовыми группами, перебежками, от одной складки местности до другой, и пока одна группа перебегала, другая поддерживала её плотным огнём, не давая защитникам поднять голову над бруствером окопа. Непрерывно била артиллерия; из лощин гигантскими тараканами выбегали плоские и приземистые танки-амфибии, шустро перебиравшие гусеницами и плюющиеся снарядами, а если островитяне встречали упорное сопротивление, в воздухе тут же появлялись продолговатые чечевицы их летающих платформ и заливали узлы обороны струями горящего напалма.

Наркотическое опьянение не заставляло Детей Моря бездумно бросаться грудью на пулемёты – биороботы-берсерки действовали хладнокровно, отнюдь не спеша отдать жизнь во славу Владыки Глубин, но безостановочно шли вперёд, используя малейшую оплошность оборонявшихся. Мак, оставив командный пункт, метался по всей линии обороны: командиры частей, особенно офицеры-кадровики, сами знали, что и как надо делать, и бой перешёл уже в такую фазу, когда толкать их под руку было не только бесполезно, но и вредно. Максим понимал, что от него как от полководца толку мало, зато появление Мака Сима на передовой имело смысл – его знали, и Максим почувствовал даже что-то вроде религиозного обожания: мы не можем не победить, если с нами сам. Кажется, подумал он, они считают меня богом или пророком… Ощущение при этой мысли у него были странные, однако Максиму некогда было разбираться в оттенках своих эмоций – айкры то и дело врывались на позиции, и тогда в окопах вспыхивали дикие рукопашные схватки.

И он стрелял, видя, как падают под его выстрелами серые десантники, и дрался, на все сто используя возможности своего организма. Но с каждой новой прошедшей минутой Максим всё отчётливее понимал, что исход битвы решают вовсе не его умение ускоряться и способность справиться лицом к лицу с несколькими противниками. В Гремящей Излучине столкнулись сотни танков, тысячи орудий и десятки тысяч людей, стрелявших друг в друга, и один человек – пусть даже уникальный – слишком мало значил в круговерти такой битвы. Противостояние было коллективным, и победа могла быть только коллективной, а каждый отдельный боец, в том числе и Мак Сим, просто вносил в эту победу свой посильный вклад.