Текст книги "Разбитый калейдоскоп. Современная версия «На дне»"

– Не доставай меня, а то я сейчас в кювет съеду от смеха, как представлю тебя сельским козопасом или с тяпкой в руках, обрабатывающего свекольные плантации.

– Познаний конечно у меня нет по сельскому хозяйству, но мешки с зерном и мукой я ворочать ещё смогу, – после чего Николай показал Павлу свои бицепсы. Он задумался, потом прокашлялся и закурил:

– Даже председателем сельсовета могу быть, – неожиданно выпалил он, выпуская струю дыма изо рта.

– Ты такой – же наивный, как те бабы из аптеки, – сказал ему Павел, – эта должность выборная и называется она сейчас, глава поселкового совета или местного самоуправления. Точно сказать не могу, но определённо знаю, будь ты главой этого цивилизованного села, то за короткий срок ты его превратил бы в оголившую местность, которая после твоего правления стала бы называться не Николина Гора, а «Горе от Миколы».

– Это ещё почему?

– А потому что ты пропил бы здесь всё вскоре, и глазом не моргнул. Село Николина гора стало бы похоже на пепелище, которые оставляли после себя Орды хана Батыя. Был уже подобный тебе в России правитель, который пропил всю страну вместе с потрохами.

– Ты так думаешь обо мне? – обиженно спросил он, – а ну, останови машину? Я выпью вина.

На выезде из деревни Павел притормозил машину.

Николай налил вина и залпом выпил, положив в рот пельмень, которая успела закостенеть после микроволновой печи. Он грыз её, как сухарь, потом открыл дверку автомобиля и выплюнул её на траву.

– Не можешь, ты пельмени готовить. Они стали у тебя, как лосиные орехи перед зимой.

– Что и их приходилось пробовать? – подковырнул его Павел.

– Валерка гадёныш один раз накормил, когда за опятами с ним в лес ходили. Куча орехов валяется под деревом, он мне говорит фундук переспелый. Я на зуб попробовал. Теперь знаю, какой твёрдости они бывают осенью. Потом он петлял от меня сам, как лось по лесу, пока я не упарился от этой беготни.

– Что ты столько лет прожил и не знал, каким фундук может быть?

– Я человек не лесной, как Валерка. Он мне подсказывал, какой гриб в корзину класть. Он знаток всего лесного. Любитель по лесу шнырять, да рыбу ловить. Откуда мне было знать, что он такую шутку над двоюродным братом может сотворить.

– Значит, повезло тебе, а мог бы вместо дикой груши предложить медвежьи экскременты, – смеялся от души Павел.

– Тебе смешно, а я вот возьму и женюсь на Софе с магазином. Брошу пить и докажу всем, что я на, что – то способен. Приберу магазин к рукам и буду бизнесменом, – мечтательно заявил Николай.

Павел вновь засмеялся после речи Николая:

– Тебе может бутылку нужно отставить до завтрашнего утра. Хватит на сегодня пить, – посоветовал Павел. В гости же пойдёшь.

– Не бойся я в здравом уме, а ты напрасно себя на хихоньки разводишь. Мне и академиком предлагают быть. Знают, что только мне под силу из разбитого калейдоскопа собрать красивый художественный ансамбль. Я пока думаю над этим предложением, но подпись на всякий случай свою поставил. Заманчиво конечно в кармане иметь удостоверение академика, может, и пойду туда работать.

– Дай мне кулёк свой с бутылкой? – протянул руку Павел, – а то ты ещё стакан выпьешь, в Пилата превратишься. Какой может быть академик из профессионального грузчика? Сам подумай своей больной башкой.

– Опять не веришь. Чтобы я тебе не сказал, ты всё в штыки принимаешь и насмешки. Отец Григорий регистрирует общественную организацию, которая называется «Академия пролетарских докеров». Меня и Кирку он зовёт в учредители. Кирка раньше до зоны работала бухгалтером на Молокозаводе.

– И чем вы будете заниматься в своей академии? – убрал Павел руку от кулька.

– Как чем? – переспросил Николай.

– Научные или военные доктрины разрабатывать будете? – допекал его Павел.

– У тебя, что крыша едет? – Где ты видал, чтобы докеры занимались наукой? Мы будем организованно производить разгрузку и погрузку на пакгаузе и в порту. И все кто будет, у нас работать автоматически будут называться академиками РПР – то есть разгрузочных погрузочных работ. А если ещё проще то это будет академия труда. Мы всех туда будем принимать и будем обучать правильной работе. А батюшка будет президентом академии, если я откажусь, – поправился он. – Были же в старые времена в России масонские ложи вольных каменщиков. И других подобных компаний хватало.

– Юридически верно, – заключил Павел, – но зачем вам академия? Можно назвать организация или комитет. Зачем плодить численность нищих и пьющих академиков в стране? Не понимаю.

– А чего понимать – то. Зачем переименовали все институты в академии и университеты? Некоторые ПТУ и школы в лицеи и гимназии? – для того, чтобы обозначить людей по классовой принадлежности. Ты когда окончил институт, назывался выпускником, а сейчас это слово устарело и его заменили заморским бакалавром, да магистром. Вот и мы хоть и с голой жопой, но будем господами и академиками.

Павел задумался над словами Николая и сказал:

– Пойми, звание это тебе никакой прибыли не принесёт. Вон Родион Пух без образования и звания, двух слов раньше связать не мог, да и сейчас эрудицией не блещет, а пыхтит потихонечку, делает свое дело и успешно. Даже Маня Сиська, инвалидка, считай по возрасту уже старуха, а как раскрутилась. Вывод здесь один напрашивается – их жизненный успех оттого, что они не употребляют спиртного. А вашего попа Гапона, мне кажется меньше надо слушать. Этот святоша вернее всего авантюрист великий. И про масонское ложе ты мне не говори. Все масоны были декабристы или эсеры – террористы, у которых был лидер провокатор Азеф. Вспомни историю.

– Только свою науку мне не тискай, – повысил голос Николай, – я историю изучал и не плохо. Отец Григорий голова. Это он Мане Сиське проторил тропу к славе. Она получила гранд за инвалидный спорт, а потом ездила в Ливерпуль на конкурс уродов, где тоже не плохие бабки срубила. Родион, твой друг, тоже не с нуля бизнес начал. У него жена богатая. Если бы не его жена Лерка, ходил бы сейчас по парку и стадиону бутылки пустые собирал.

– Вряд ли – Возразил ему Павел, – Родион с детства был предприимчивым парнишкой и свой бизнес он построил только благодаря своей голове.

– Прекращай? – не выдержал Николай, – я больше ничего тебе доказывать не буду. – А тебе хочу сказать, что твоя деятельность ни от чего не защищена. И коснись появиться какая – новая экономическая грыжа в России, что, не дай, конечно бог, пролетишь в трубу со своим таблеточным бизнесом. Тогда ты вспомнишь мои слова. И пьянка здесь не причём. Сам – же должен понять, употребляем мы лишка, не оттого, что у нас денег много. А потому что у нас, их очень мало, а иной раз совсем нет. Приходится сбивать пьяные кооперативы и пить хором. А куда мужикам деваться? Вот они и играют ежедневно по неволе пьесу Горького «На дне». Они все до одного, как впрочем и я, потеряли веру в хороших людей и в счастливое будущее. Но совесть и честь хранят.! Хочешь убедиться прямо сейчас, – поехали на Новую стройку в гости. Заберём там, в одном сарае наши вещи из дома. Мама наша, думаю уже простилась с ними. Но благодаря честности и сознательности представителей прославленного двора, вещи живы.

– Что там за вещи из дома? – спросил Павел.

– При последнем моём запое, я отнёс во двор на продажу набор кастрюль из нержавейки и покрывало с дивана. Всё новое в упаковке, из магазина. Они мне ничего не позволили пропить. Спрятали и сказали, как протрезвею, так и вернут. А наши жуки с Парковой улицы, Резец и Артём и им подобные, охотно помогут и продать и пропить всё. А на следующий день прячутся от меня, чтобы я у них опохмелится не попросил. Они все до одного сквалыжные морды.

– За этим добром надо обязательно заехать, – сказал Павел, – мать приедет с рейса, хоть порадуется возвратившейся потере.

– Тогда сворачивай вправо, нечего сегодня в деревнях делать. В будние дни надо мотаться по ним, когда заведующие на месте бывают, – посоветовал Николай.

глава 25

Павел свернул на развилке вправо и помчал машину в сторону города. Он въехал во двор Народной стройки и увидал знакомый автомобиль БМВ. Около машины стоял Заур и мыл губкой лобовое стекло. Павел притормозил рядом и вышел из машины. Заур поприветствовал его как старого знакомого, слегка радушно обняв Павла за плечо, затем протянул руку Николаю.

– Вчера вечером дали прослушать кассету слепой жене музыканта, – оповестил он Павла, – она говорит похожий голос, но гарантированно утверждает, что тот, который у них в доме был, имел иной тембр. Так, что сержант Копейкин отпадает. Откровенно говоря, мы сразу не верили, что это он налёт сделал. Знакомые ребята о нём положительно отзываются. За Чечню ему орден на грудь повесили. Не мог он одновременно заниматься грабежом и совершать подвиги. Мы музыканту объяснили погоду. Просили о плохом не думать и налётчиков любом случае найдём.

Заур взглянул на вымытое стекло автомобиля и, убедившись, что оно прозрачное, как слеза бросил тряпку в багажник, затем подошёл к братьям и тихо объяснил:

– Понимаете в чём дело, Колчак не тот человек, способный закрыть глаза на такой беспредел. Они с дядей Жорой всю область перевернут, а налётчика найдут обязательно по своим каналам. Я твёрдо в этом уверен. Тем более похищенный саксофон больших денег стоит. Орехов говорил пять зелёных за него отдал.

– Хорошо если так будет, – с надеждой сказал Павел, – а я, как дела свои оформлю на неделе, так к вам в село загляну или созвонимся. Мне Жора все координаты ваши записал. А сюда я с братом заскочил по его делу.

– Вон все его дела сидят, – показал Заур в сторону столиков. – Как огурцы, вместе с батюшкой на своей излюбленной позиции. – Батюшка сегодня в рясе, – знать на заправке побывал или покойника отпел. Уезжайте с дядей Колей домой. Менты всегда по субботам рейды в наш двор делают, и бывает, забирают всех в милицию за штрафами, а у кого деньги при себе имеются, квитанцию выписывают и отпускают. Николай, не вникая в слова Заура, отошёл от них и подошёл к мужикам.

– А что их святой отец не защищает? – спросил Павел.

– Он первый клиент в милиции. Они его постоянно выпытывают тайну исповеди о постояльцах нашего двора. Но он умело каждый раз отшивает их. Да и вообще я не верю, чтобы наши мужики снизошли до исповеди. Это не тот народ, который почём зря языки распускает.

– Но это не по-людски, он же поп? – Для них разницы нет святой ты или антихрист, но он штрафы всегда платит. А тех клиентов, у кого в кармане пусто без разговора на сутки закрывают, отрабатывать свой штраф.

– Надо увести от них Николая и ехать домой, – сказал Павел. Он подошёл к столам, где сбились в кучу картёжников и чуть – ли не стал для всех местных мужиков братом.

Торбы там не было, но отец Григорий и Сирота объявили, что Павел намедни сделал щедрое пожертвование для страждущих рабов божьих, во благо их исцеления. На Павла мужики смотрели вопрошающе, в их глазах он прочитал не просьбу, а заискивающую мольбу, чтобы он повторил пожертвование. От этих взглядов ему стало не по себе и превратится в филантропа, для незнакомых людей он не желал. Деньги и так незаметно каждый день утекали, а ему нужно было заплатить немалую сумму за медицинские препараты.

– Поехали домой? – сказал Павел брату.

– Погоди сейчас Кирка с Жигой придут, я заберу свои вещи, и поедем, – на ухо шепнул Николай.

– Зачем ехать Николай Алексеевич? – спросил отец Григорий.

– Нас сегодня в гости почтенные дамы на вечер пригласили, – ответил Николай, – в порядок себя необходимо привести. Матрона там одна хлебосольная, а вторую не знаю. Не видел, но слышал мила.

– До вечерни ещё не скоро, а у нас сегодня рыбный день. Стерляди и судака в сети загнали, – сообщил отец Григорий, – будем трапезничать со святой водичкой, которой у нас будет вскоре в изобилии.

– А где казан с ухой? – спросил Николай. – За сараями Лука с Сатином колдуют, здесь сегодня нельзя топить. Выходной день, – сказал Сирота, – ментов быстро вызовут.

– Непременно Николай Алексеевич, тебе братика надо попотчевать нашей фирменной ухой, – подняв вверх палец, произнёс величаво отец Григорий и устремил свой взор в даль двора. Он смотрел на пару, где первой вышагивала женщина, а позади её шёл Жига. Опознав их он тут же всех оповестил:

– Идут божьи дети с божеским напитком, кофр с нектаром Жига несёт.

Жига, нёс в руке узкий фанерный ящик и было заметно, что ноша была увесистая, так – как оттягивала ему руку. Вместо ручек «кофра» служили толстые верёвки.

Он нёс ящик бережно ступая за Киркой, не спеша, перебирая ногами и постоянно меняя руки.

– Ну Кирка ты меня уморила, надо было сумку еще для баланса взять с собой, – сказал парень, поставив ящик с бутылками на землю.

Это и был знаменитый своими чудачествами Вовка Бурый. Он же Вовик, он же Жига, о котором Павлу рассказывал Заур. Вовка опёрся рукой на клён стоявший около стола, грязно выругался и ударил своим лбом по стволу дерева, так, что кленовые листья осыпались на стол картёжников. А сидевший на краю лавки пожилой мужчина в панамке от испуга вздрогнул.

– О и манка с неба упала, – засмеялась Кирка.

– Чёрт, я же сдачу не взял, – опомнился Жига.

– Ты, что Вовик, я забрала сдачу. На хлеб и сигареты отложила, – обрадовала его Кирка, – сейчас я схожу в магазин. Уха всё равно ещё не готова.

– По этому Вовику лесоповал давно плачет, – сказал мужчина в панамке которого за столом называли Пургеном. Он бросил на стол карты, освободив место следующему очереднику и накинулся на Бурого:

– За твои дурацкие выпады я банк прозевал кучерявый, – негодовал он. – В медовый спас трёхлитровую банку мёда мне подаришь за это.

– Флягу подарю, – пообещал Бурый и моментально занял место выбывшего из игры:

– Пурген ты чего икру мечешь? – засмеялся Вовик. – Люди с востока карты изобрели для хладнокровных людей, а не для таких невротиков, как ты. Смотри лицо, словно саван у покойника сделалось. Так и до инфаркта не далеко. Иди домой измерь кровяное давление?

– Ты, что инфаркт мне хочешь накаркать молокосос? – не унимался Пурген.

– Ты первый начал мне дорогу торить на лесоповал, – парировал Вовик.

– Я это к тому сказал, что твой лоб острей бензопилы.

– Язык у меня острей пилы Дружбы, а лоб бронированный, как у Колчака и если ты сейчас не заткнёшься, я тебе покажу, как остёр у меня язык.

– Знаю, я его остроту, – обиженно сказал Пурген.

– Терпение есть лекарство от всех неприятностей, и уметь терпеть значит уметь спокойно жить. Поостерегись, чтобы через своё ухо не принять участие в грехе чужого языка, – речитативно протянул отец Григорий и перекрестил, не выходя из – за стола обиженного Пургена.

Но тот еще сильнее от такого псалма разволновался, и недовольный покинул компанию картёжников.

– Кто его в круг принял? – спросила Кирка, – договорились – же, что не будем, Пургена допускать к столу. Иначе горя мы с ним хватим.

– У него сто пятьдесят рублей было, – пробасил отец Григорий, – ну, как не утешить душу блаженного.

– Он сейчас жену свою за себя пришлёт отыгрываться, – негодовала Кирка, – или в милицию позвонит. Вы, что не знаете его? Спрячьте самогонку и лучше всем на полчаса разбежаться.

– Он нам перед крестом божился при всех, что не будет больше стучать архарам на близких людей, – успокоил её Григорий. – Давай лучше обнеси всех по небольшой чарке?

– Мне пока не надо, – отказался Бурый, – у меня в сарае вина стакан остался. Начну с него, а потом уже и самогонки можно накатить.

Пока Кирка разносила всем самогонку, Павел с любопытством наблюдал за мимикой лица Бурого, и если бы не смуглость кожи, то его можно было смело зачислять в двойники комедийного актёра Смирнова. И как пророчила Кира, вскоре у стола появилась жена Пилюльки.

Это была худая, как чехонь женщина с тонкими губами и собранными в пучок на самой макушке рыжими волосами. Пучок на голове у неё был разделен на три хвоста и при ходьбе её волосы напоминали связку бананов.

– Конец тебе Вовик, – сказал Сирота, – Флёра идёт за мужа рассчитываться.

– Только пускай хоть слово тявкнет, я её без лишних разговоров под стол загоню, – весело сказал Жига.

Женщина подошла к столу. Зло обвела всех нетрезвым взглядом и лязгнув металлическими зубами, произнесла:

– Что довольны шулера дворовые? Вновь моего хрыча и обули и одели?

Она громко икнула и порывшись в кармане халата достала из него сто рублей:

– За кем буду? – спросила она и помахала сотенной купюрой.

– Я выйду сейчас, заменишь меня, – сказал ей Жига, – а мне нужно в сарай сходить, допинг принять.

– Флёра может, для везения стаканчик дерябнешь, – предложила Кирка.

– А когда я отказывалась, – радостно воскликнула она и подошла к Кирке.

Она выпила стакан самогонки, после чего Жига передал ей свои карты.

– Играй этот кон за меня, на банк я поставил, – сказал он ей.

– Ой, Кирка меня уже повело, ты мне через край налила. Сейчас просажу последнею сотню, а до пенсии деда ещё не скоро. Или обыграю вас всех и возрадуюсь.

– Жадность есть смертельный грех блаженная Флёра, – изрёк Григорий.

глава 26

Николай с Павлом пошли за Бурым в сарай, где хранились кастрюли и покрывало. На сарае висел большой замок. Но Бурый, не доставая ключа, повернул одну из уключин и вытащил её из проделанного отверстия, после чего дверь открылась:

– У меня замок для видимости висит, – объяснил он, посмотрев на Павла, – я ключ давно потерял. Наши мужики все знают, а чужой не залезет.

– Знаю я, что ты мне объясняешь, – буркнул Николай.

– Я дядя Коля не вам говорю, а Павлу Алексеевичу, – удивил он брата.

– А ты брата, откуда знаешь? – спросил Николай.

– Знаю. Он вчера почётным гостем был у Колчака и дяди Жоры. Забирай свои пожитки и больше не приносите ничего из дома. Они на полатях наверху лежат. Николай вошёл в сарай, а Павел с благодарностью пожал руку Жиги и попрощался.

– Погодите прощаться, тарелку ухи хоть съешьте? Она у нас отменная, на живом огне готовится, и рыбы сегодня много, в основном одна стерлядь, – сказал Жига.

Павел от таких аппетитных слов проглотил слюну и решил задержаться, чтобы отведать наваристой ухи.

Николай вышел из сарая с коробкой и покрывалом в прозрачной упаковке.

– Открывай машину? – сказал он Павлу. Из – за дома в это время с сиреной вывернула милицейская машина. – Вот и менты едут, – сказал Бурый, и быстро зашёл в сарай.

– Дядя Коля воткни уключину? Я пересижу в сарае пока они здесь шмон наводят.

Николай передал пожитки Павлу и прикрыл за Бурым дверь сарая, повернув уключину с бородкой в сторону. За счёт бородки, дверь считалась уже на замке. Милицейская машина с высокой скоростью подъехала к столикам картёжников. Из неё высыпались три сотрудника вместе с красномордым и жирным водителем.

– Опять нарушаем общественный порядок? – грубо спросил рослый сержант, окинув всех игроков суровым взглядом.

– Никто здесь сын мой ни чего плохого не делает, – ответил отец Григорий, – в дурачка вот решили перекинуться в выходной день после трудовой недели.

– Если бы у меня был такой отец, я бы на второй день из роддома сбежал в ближайший дом ребёнка, – рявкнул на весь двор сержант, – и песни мне про трудовые недели не надо петь. Пенсионеров здесь шерстите. Последних грошей их лишаете. Самогонку безмерно хлещете. Придётся заняться вашим воспитанием. Сержант увидал стоявших, у сарая Жиги братьев Тарасовых:

– А вы, что стоите? Ползите сюда, что там притихли? – помахивая резиновой дубинкой, подозвал он их.

– Стой на месте, – остановил Павел Николая, успевшего сделать шаг в сторону сержанта.

Николай послушал младшего брата и замер на месте. – Что вам не ясно, – взревел он и, подойдя к Павлу, специально наступил тому на ногу. Потом начал медленно своим массивным ботинком давить на носок туфли. Павел напрягся от невыносимой боли, но виду не показал, что её ощущает. Он медленно поставил на землю державшие в руках вещи, и спокойно смотря в наглые глаза сержанта, сказал:

– Извольте, представиться по форме полковнику службы безопасности президента, – спокойно соврал Павел.

Сержант резко убрал ногу с туфли Павла и, сменив свой прежний тон, уже мягче произнёс:

– Ваши документы вперёд, а после я буду по форме представляться.

Павел понял, что наглого сержанта просто так не пронять, решил надавить на него буквой закона, которую должен знать каждый гражданин России. Поэтому не теряя самообладания он спокойно произнёс:

– Я с вами спорить не буду, но пункт четвёртый, пятой статьи закона «о полиции» мне известен.

– Грамотный никак? – приподнял он брови, – давай свои бумаги?

– Мои документы в машине, но я бы хотел вначале на ваше удостоверение взглянуть?

– Нечего на его документы смотреть, – встряла в разговор Кирка, – руки только марать. Мы его Павел Алексеевич со всех сторон знаем. Этот сержант, неудачный отпрыск Егора Лешего. Милиционер скривил губы и, постукивая по ладони дубинкой, подошёл к ней вплотную.

– Ты Кирка, уже на взводе я смотрю. Сейчас договоришься у меня. Квитанцию на штраф мухой выпишу.

Вдруг Кирка неожиданно ударила в ладоши и выпятив вперёд свой большой бюст, начала приплясывать босыми ногами по усеянной окурками земле и исполнять песню из репертуара русского шансона.

 
Денег нет, ведь я не с юга
 А в тайге с деньгами туго
Из тайги тебе привет
Ну, короче денег нет.
 

– Понял Васёк мою проблему? – нагло бросила ему после музыкального номера.

– На самогонку у тебя гроши есть и на штраф найдёшь, а не найдёшь, помоешь у нас полы в отделении.

– Что бы я порядочная женщина для вашей челяди полы мыла? Не дождётесь.

Она показала сержанту большую дулю и нагло рассмеялась в лицо.

– Молодец Кирка, всыпь ему, чтобы клюв свой не задирал, – заплетающим голосом пробормотала Флёра.

– Эй красавица, а ты вообще в дугу кривая, – удивился сержант. – Такая почтенная женщина была и в кого превратилась? Примкнула к отряду пьяница и картёжников. А тебе известно, что вся эта гоп – компания у твоего благоверного выиграла последние деньги с пенсии. А ты их публично поддерживаешь. Разве это дело?

– Она сволочь пьяная, с ними пила, – сказал рядом стоявший красномордый водитель.

– Ты Хрюк Моржов давай не сволочись, у меня дети старше тебя. А денежки не все они выиграли. Вот, – показала Флёра сержанту скомканные в кулаке сто рублей.

– Эти гроши оставь на квитанцию, они в твоём кармане лишние, – размеренно постучал дубинкой по столу сержант. – Не понимаю, как можно скатится до такой грани. Пьяной рожей тут торгуешь, да ещё в азартные игры играешь, – продолжал он её стыдить.

Она потрясла своими волосатыми бананами на голове и заявила:

– Я не играла. Это мне Жига дал подержать свои карты, а сам в сарае сидит.

Павел поднял голову на крышу сарая, где стояла пушка, затем взгляд опустил ниже крыши, где заметил небольшое окошко, размером с дискету и выглядывающий оттуда чёрный глаза Жиги.

– Грешны люди, ой грешны, – заголосил отец Григорий, – Пурген имеет страшные пороки вероломства и злоречия. Это есть настоящее зло. Это человеческий грех, не имеющий границ. Так говорят святейшие отцы. Пургена никто не просил к нам подходить. Если бы он не был с нами, то мирная тишина и благоденствие окружали нас сейчас, а не изверги, с дубинками в руках умывающиеся кровью христианского народа.

– Григорий твои проповеди мы знаем, ты мастак втягивать в азартные игры пенсионеров, – сказал сержант, – смотри допоёшься своих проповедей. Отыщет для тебя наш прокурор подходящую статью, тогда пеняй на себя.

– Грех на Пургене большой, – повторил отец Григорий. – Перед крестом клялся, что в милицию звонить не будет никогда. Не успел он на алтарь Пресвятой Богородицы положить пожертвование, как сразу к телефону побежал, сообщение сделать в орган бесовской. Негоже это, ох, как грешно.

– Гриша не тебе о грехе говорить, – перебил батюшку сержант, – сам греховодник великий. Изменяешь своей матушке с Киркой и рога наставляешь своему другу Торбе.

– Молод ты и не образован Василий Егорович, не тому знать тебя учили в милицейской семинарии, – тяжело вздохнул батюшка. – А известно ли тебе, что краше любви ничего на планете нет. Только она составляет высшее блаженство в нашей жизни.

– Ты мне поповские байки не рассказывай про любовь, – помахивал дубинкой страж порядка. – Для меня твой басурманский язык чужд. Желаешь быть понятным, балакай на мирском языке. Нечего мне буки забивать библейскими изречениями. Отец Григорий снял с себя крест и поцеловав его, положил на стол. Растрепав на голове волосы, уставившись в глупое лицо сержанта, сказал:

– А я знаю, и мои братья все знают, почему ты любишь наших дворян и двор. Потому что ты сын Егорки Лешего, который у тебя перед парадом на день милиции казённую обувку пропил в нашем дворе. А теперь слушай мирской стих о любви, – и Григорий без зазрения совести процитировал:

Каждое дыханье

Требует пиханья

Да благодари ты господи!

Мужики все приколы отца Григория знали хорошо и с улыбкой наблюдали за его диалогом с Василием.

– Теперь – то тебе понятно, что такое любовь? – надевая на себя крест, спросил батюшка. – Твоё злоречие беспочвенно. Я посланник бога и меня он нарёк любить всех на земле. А с уважаемой Матроной Кирой меня связывает только одно, – вера в бога. И ты Васька ирод нанёс своим блудливым языком оскорбление двум непорочным христианам.

– Я знаю давно, что ты охальник, выпивоха и прелюбодей, – повышенным голосом произнёс Василий. – а за оскорбление при исполнении сотрудника милиции поедешь на пятнадцать суток, – повысил голос сержант. – И индуса вместе с тобой прицепом захватим, чтобы вы там на пару пели Распрягайте, хлопцы, кони.

– Жига не певец, – сказал Григорий.

– Жизнь заставит запеть, – сказал сержант и подошёл к двери сарая. Подёргав её за ручку в щель крикнул:

– Сипай выходи на свет божий иначе дверь вынесем и тебя в наручники закуём.

– Мне и здесь не холодно, – исказил голос Жига. Его один глаз в это время озорно гулял в окошечке.

– Оставь его в покое, – поглядывая на Павла, сказал до этого молчавший третий милиционер. – Было уже такое. Он испарился тогда от нас, видимо через сараи соседей.

– Добрый человек истину глаголет, – пропел батюшка сержанту, – так, как милосердие – условие наследования жизни вечной.

– Хватит Лазаря петь святой отец, – прорычал красномордый водитель. – На этого, Вовика столько жалоб накопилось, что из них можно хулиганскую энциклопедию составлять.

– Ты, что имеешь против Вовика? Я же тебя хорошо знаю румяный мой, – показался опять в окошко глаз Жиги.

– Откуда ты меня знаешь? – поднял он голову к верху, где по отверстию вращался лукавый зрачок. – Я с тобой огурцы из одной бочки не жрал, – безобразным смехом зашёлся красномордый.

– Любуюсь твоим портретом каждый день, – заговорщицки произнёс Жига. – Будешь у меня в сарае, не забудь оставить автограф?

– Где ты меня видал Бурый? Я в ППС недели ещё не работаю, до этого в дежурке сидел.

– Я люблю тебя, вкусненький ты мой? – сверкал глазом Жига, – твой портрет окаянный мой, на банке свиной тушёнки сводит меня с ума.

– Ах ты, скотина, сам говядина протухшая, – взревел красномордый и начал за ручку дёргать дверь, – я тебя падла сейчас достану. Я тебе такую любовь покажу в КПЗ, что жизни рад не будешь.

– Не дергай дверь? – сказал ему сержант, – тащи монтировку и мои наручники принеси. А ты понятых веди из прохожих, – дал команду он третьему милиционеру. – Будем срывать замок, и производить обыск. Сквозь щели исходит наркотический запах, я это чувствую. Совсем обнаглел паршивец. При нас травку решил покурить.

– Чувствуют колбаску в одном месте, всё остальное ощущают, – бросил реплику, кто – то из мужиков.

– Вам что разъяснения нужны, как надобно разговаривать с представителями власти, – погрозил сержант дубинкой в сторону мужиков, пытаясь определить кто бросил в его адрес пошлую фразу.

– Жига совсем не курит, – громко сказал Николай сержанту, – и в сарае никого нет и быть не может. Хозяин, этого редута дома сидит. Нас с братом должен в гости к себе ждать. Хотите, мы добровольно будем понятыми при обыске. Только это будет пустой номер. Вы даже мышей не найдёте в его сарае, но мышеловки везде расставлены. И капкан на лису, где – то поставил.

– Я своими ушами слышал голос индуса. И его глаз в упор смотрел на меня сверху вон из той дырки, показал Василий на окошечко и тут ему на глаза подвернулся Павел:

– А вы, что стоите, несите свои документы? – сказал он ему.

Игроки в это время все побросали карты и обступили сотрудников милиции, доказывая, что сарай пуст. Одна Флёра спала за столом, подперев голову рукой.

– Срывай замок, – приказал сержант красномордому. – А вы отойдите все, не то сейчас ещё машину вызову, всем гуртом пойдёте у меня по мелкому хулиганству, – обратился он к толпе.

Никто не заметил, как бесследно исчезли в это время батюшка и Кирка, прихватив с собой «кофр» с самогонкой. Красномордый водитель просунул между уключин монтировку и что есть силы, рванул так, что фуражка слетела с головы и попала под ноги, картёжников об которую кто успел, вытерли ноги и поплевали. Красномордый ринулся в первую очередь не за фуражкой, а с монтировкой в сарай. На двери на него смотрел цветная наклейка поросенка от свиной тушёнки. Монтировкой он со злости порвал «свой» портрет и вместе с сержантом зашли в сарай.

– Спускайся оттуда? – поднял вверх голову сержант, – будем обыск производить у тебя при понятых.

Но в сарае царила тишина. Мужики около сараев незаметно стали расходиться. Из наблюдателей остались только понятые Павел и Николай.

– Подымайся наверх, сбрасывай его с полатей? – тревожно приказал сержант красномордому водителю. Подчинённый беспрекословно бросился выполнять приказ своего командира.

– Тут его нет, – ответил водитель, когда залез наверх.

– Сейчас я посмотрю его здесь, – может он в погреб спрятался?

Он уже понимал, что дальше предпринимать какие – то другие действия по поиску Жиги не имеет не какого смысла. И для очистки совести открыл крышку погреба, но ничего там не увидав, разочарованно определил:

– Наверное через соседскую перегородку просочился и улизнул домой.

– Сволочь такая, – раздался голос сверху, – через крышу утёк. У него здесь за артиллерией люк замаскированный.

– Всё слезай оттуда, у него раньше голубятня стояла на месте пушки, – расстроенным голосом сказал сержант, – а я упустил этот факт.

– Да его не было там, я же вам русским языком сказал, – напористо начал доказывать Николай, – вон он смотрите, на кухне в окошке мелькает.

Когда они вышли из сарая, красномордый двумя пальчиками поднял с земли фуражку. С брезгливостью осмотрел её и бросил Жиге в сарай.

– Вы зачем частные владения подламываете и хлам туда кидаете? – перегнувшись через открытое окно, заорал Вовик громко, чтобы соседи слышали. – Вам кто дал право лазить по чужим сараям? – продолжал он. – Если мне за выходные дни не замените двери и не поставите новый замок, в понедельник встретимся у прокурора. И не думайте, что я мер никаких не приму. Я это дело так не оставлю. Свидетелей у меня полный дом.