Текст книги "Разбитый калейдоскоп. Современная версия «На дне»"

– Он это осознаёт, когда просыпается на полу в пустой квартире, – сказал Павел недоумённо смотревшей на брата Софе.

– Коленька, давай займёмся прямо сейчас, – предложила она.

– Пока я не пропущу стакан винца, я ни на какое зомбирование не осмелюсь, – отрицательно покачал он головой.

– Лидка, – крикнул он, – где ты есть?

– Что ты орёшь, как резаный? Дочь разбудишь, – появилась расфуфыренная Лидка.

Она была вульгарно накрашена и одета в свободное зелёное платье.

– Такой фасон любили раньше носить модницы во времёна НЭП, – отметил Павел, – и действительно напрасно брат смеялся над её сравнением с Софи Марсо. Причёска и экстравагантное платье делали её схожей со знаменитой французской актрисой. Это платье подчёркивало её красивую фигуру, и бюст казался у неё в платье не таким маленьким, как в халате. Несмотря на её обильный и безвкусный макияж, Лиду этот наряд делал привлекательной и интересной женщиной.

– В лифчик памперсы, набила? – показал Николай пальцем, на выпуклую её грудь.

– Дурак, сам набитый, – бросила она ему и бесцеремонно, не стесняясь Павла, скинула бретельку с плеча и оголила сдобную как булочка грудь.

– Этот твой стриптизный демарш доказывает, что ты неверна Валерке и в Шумерлю ты ездишь плоть свою погонять с чувашами. Давай вино пить, а то из меня сейчас слепят мифологического Лота. Тогда держитесь все.

Он посмотрел на брата и добавил:

– Кроме Павла, конечно.

– Ой, какие мы боязливые и стеснительные, – кокетливо сказала Софа, припадая снова к Николаю на колени, – грудь обнажённую увидали и тут – же у нас поджилки затряслись, и адреналин взметнулся ввысь.

– Никого я не стесняюсь, я сам любого в краску могу загнать, – оправдывался Николай.

Лида извиняющее посмотрела на Павла, не торопясь, как бы давая всем окончательно убедиться, что груди у неё соответствуют норме, заправила грудь на старое место и набросила бретельку.

– Павел, он меня вынудил к этому, – обратилась Лидка к нему, – допёк меня совсем. Всегда хочет унизить, делая в чужих глазах меня недоразвитой алкоголичкой. А чем я хуже его?

– Да хорошая ты Лидка, только живёшь долго, – не прекращал он досаждать ей, – ты, почему всегда передо мной оправдываешься? Потому что я тебя насквозь вижу. Ты думаешь мне чердак пора в ремонт сдавать? – постучал он пальцем по голове. – Ничего подобного, я очень прозорливый и многоопытный человек по женской части. Ты это задницей чуешь вот и опасаешься меня, что я Валерке глаза могу открыть на твои блядские утехи. Я бы давно ему нарисовал на тебя развратную карикатуру, но дочку вашу жалко.

Лидка больше не слушала Николая, она махнула на него рукой и начала разливать вино.

– Сейчас с утра напьёмся, и весь день будем свободны, – сказала она.

– А грибами заниматься разве не будешь? – спросила Софа.

– Меня Валерка к ним не подпускает. Сам собирает, сам и готовит. Павел садись за стол? – сказала Лидка, подвигая ему табурет. – Что ты встал, как вкопанный?

Он выложил принесённые им бутерброды и поставил на стол пол бутылки водки.

Софа налила себе и Павлу Ржаной водки.

– На самом деле отличная ржанка, – оценила она, когда выпила водку.

– Паша дерьмо не пьёт, – сказала Лидка.

– В моей памяти Паша остался хулиганом, и кажется, в школе играл на какой, то дудке, – вспомнила Софа. – Я помню, они школьным оркестром на КВН исполняли модную тогда песню, «Как проплывали пароходы».

– Не на дудке, а на трубе, – поправил её Павел.

– А сейчас играешь? – пристала она к Павлу с расспросами.

– Нет и давно уже. Музыку только слушаю, – отмахнулся от неё Павел.

– Ты, что со мной разговаривать не хочешь? – обнимая за шею Николая, не унималась Софа, – не любишь пьяных женщин, наверное?

– Чужих женщин обожаю, но и про свою не забываю, – отрезал Павел.

– Ну и обожай нас с Лидией, налей нам ещё своей водочки? Поухаживай за дамами?

– Отстань от Павлина, – у него голубая кровь в жилах течёт, а у нас пролетарская, – сказал Николай и сам заполнил стопки водкой.

– Я когда со Стасом был у тебя, ты мне показалась с первого взгляда скромной и серьёзной женщиной, – выпив водку, сказал Павел.

– Непостоянство и легкомысленность вот твоё имя женщина, – процитировала она, – так сказал один из великих классиков. Кстати твой друг Стас, находится на второй группе инвалидности, – сообщила Софа ему неприятную новость.

– Не может быть такого? – не поверил Павел, – он здоровый, как бык.

– Был здоровый, а сейчас инвалид, – ввязался в разговор Николай. – Стас после смерти матери потерял свою квартиру и живёт в полуподвальном помещении на шести квадратных метрах с удобствами во дворе. Он упал с верхней трибуны и получил тяжёлую травму головы. Я забыл тебе рассказать про него. Но на стадион всё равно каждый день ходит, только уже, как зритель.

– Всё я больше не пью, – встал из – за стола Павел, – я пойду лучше прогуляюсь. Дойду до Ореха, а потом Стаса нужно будет найти.

– Павел я для кого наряжалась? – обиженно пробормотала Лидка, – а ты покидаешь нас. Тогда надолго не пропадай? К грибам мы тебя будем ждать. Валерка к обеду приедет.

– Ладно, про грибы я не забуду. Я давно их не ел, и к ним обязательно приду, – заверил всех Павел.

глава 19

Ноги его сами понесли к церкви. В ряду нищих он сразу узнал Сашку Ореха. Он сидел на картонке, скрестив ноги, а перед ним лежал открытый футляр от саксофона – альта. Рядом около ног вместо костылей, валялась клюка сделанная из лыжной палки. Сашка склонил голову над футляром, в котором лежала разная мелочь достоинством не больше рубля. Павел достал пятистенную купюру и опустил её в футляр. Сашка, несмотря на Павла, сразу захлопнул футляр, и только после поднял голову.

Губы его задрожали, и глаза моментально наполнились слезами.

– Паха ты! – воскликнул он, – видишь, как у меня жизнь сложилась? – показал он рукой на футляр и на купол церкви. Я сейчас ближе к богу нахожусь. Сюда в основном народ бедный ходит, но добрый, на хлеб и на макароны нам хватает, а иногда повезёт, и бутылочку покупаю. Ей только и спасаюсь. Лекарство дорогое, а винишка выпьешь, легче становится.

– Вставай, – сказал Павел и, взяв за руку Сашку, помог ему подняться с земли. – Пошли отсюда? В другом месте поговорим.

Сашка пристроил под мышкой футляр и, опираясь на палку с трудом начал передвигаться.

Они перешли дорогу, где напротив церкви находилось кафе «Минутка».

– Пойдём, посидим туда? – предложил Павел.

– Рано ещё, – сказал Сашка, – Минутка в девять открывается, пошли лучше на рынок. Там есть где посидеть.

Рынок в это время во всю кипел. Пробираясь сквозь толпу народа Сашка привел Павла в неуютную чебуречную, где мухи летали словно рой пчёл. В чебуречной царила полнейшая антисанитария. В углу за столиком сидела сомнительная компания мужиков с лиловыми носами.

– Привет маэстро, – поприветствовал Саньку мужик с железными зубами, – рановато ещё, а ты сейф свой уже успел набить?

– Ничего я не успел подбить. – раздражённо ответил он всей компании. – Друга детства встретил, вот он меня и пригласил чайку попить.

– Мужики хламом торгуют разным, от ржавых подков до гаечных ключей, – пояснил Орех Павлу. – А когда рыбой свежей приторговывают, если улов хороший. Они, как только что – то продадут сразу бегут сюда. Меня часто угощают.

Павел с Сашкой сели за стол, где на столешнице была рассыпана соль, и чётко виднелись пивные разводы.

– Саня, а получше места нельзя выбрать? – спросил Павел, – мне здесь не нравится.

– Это самое дешёвое заведение, – объяснил он, – в других местах всё дорого, и к тому – же здесь курить можно.

Павел заказал выпивки и закуски. Когда Сашка выпил, он расчувствовался и сквозь слёзы начал жаловаться на своё здоровье.

– Понимаешь, до чего дошло. Пошёл к врачу в прошлом году. Он мне тогда начал объяснять, что больные ноги результат кардиологического заболевания и направил на кардиограмму. Обследовали сердце. Теперь мне этот врач советует диету соблюдать, – больше зелени есть. Я ему талдычу, что питаюсь и так через день, но траву ни хрена жрать не буду. Он меня на ВТЭК послал за инвалидностью. А мне там без зазрения совести заявляют. Если бабки не принёс, значит, здоровье нормальное, и пишут заключение большими буквами, – «ТРУДОСПОСОБЕН». А просили с меня за третью группу двенадцать тысяч. Сволочи в белых халатах, кругом одни взяточники. Забыли подлюги Сталина. Хоть бы нашлись честные и справедливые чиновники, возобновили дело врачей, или дали им хорошие зарплаты, чтобы они с больных людей деньги не тянули. Торгаши с сальными рожами и толстыми жопами почти все имеют различные группы инвалидности. У них есть, на что купить себе эту льготу, а я больной человек не могу оформить пенсию, в которой я очень нуждаюсь. Из – за этих проклятых врачей я с весны без палки передвигаться уже не могу. Работать мне не в жилу и возраст не пенсионный ещё, вот и зарабатываю на прожитьё у церкви. Было бы здоровье, воровать бы лучше стал, чем идти на такие унижения. Я с саксофоном в переходах, когда стоял, неплохие бабки имел. А затем меня ограбили, всё пошло кувырком. На работу нигде не взяли. Пошёл на биржу, а меня там учиться послали на парикмахера, на три месяца. После учёбы сняли с учёта и естественно отказали в пособие по безработице. Сказали, теперь я сам себя обязан трудоустраивать. Я побегал по салонам. На меня, как на клоуна все смотрят. Кому я нужен такой? Им барышень – красавиц подавай. Вот и подвязался я к церкви.

Сашка плакал, по – мужски. Не рыдая, безмолвно выдавливая слезы из глаз, и тут – же утирал их клетчатым носовым платком, который сунул ему Павел.

– А куда деваться? – сетовал он на свою горькую судьбу. Если бы не Родион давно бы померли вместе с женой. Он нас крупой разной снабжает. И Маня Батырова частенько, то сахарку или муки подкинет. Маленькой пенсии жены кое – как хватало оплатить коммунальные услуги. Сейчас несколько месяцев совсем не платим.

Павлу не ловко было смотреть на плачущего друга. Ему казалось, что и его собственная вина есть, в том, что у Сашки жизнь сломали реформы перестройки. Хотя это было не так.

– Удивляюсь, как Маня неполноценной девчонкой росла, смогла так хорошо раскрутиться, – недоумевал Павел.

– Враньё несусветное про её неполноценность. Ты же знаешь, какая у неё голова здоровая была. Она за счёт неё медали в шахматах завоёвывает среди инвалидов. Потом ей гранд из – за бугра богатый выделили, а бизнес с такими бабками любой дурак наладит. У неё только внешность уродливая, а душа красивая, как долина роз. Ей тоже не легко. Она же старая уже. Считай лет на пять старше нас с тобой. Мужики пользуются её добротой и бегут к ней за своим спиртным бонусом. Раньше отказов знакомым не делала, а сейчас им даёт на водку, после того, как у неё в огороде или по дому работу полезную сделают. Я тоже ей помогал огород вскапывать, но не из материального интереса, а чисто по – человечески. А потом меня ограбили и пришлось мне около храма собирать взносы для восстановления семейного очага. Думаю всё это пустые хлопоты. От сбора взносов, хватает только на продукты. Повезёт и «керосин» иногда покупаю, – и он щёлкнул пальцем по стакану с водкой.

– Я слышал, что тебя ограбили, – сказал Павел, – но ты, почему ничего не предпринял против грабителей.

– В милицию бесполезно идти, они ничего не найдут, – уверенно заявил он.

– Почему ты так думаешь? – спросил Павел.

– Я когда стоял в переходе с саксом, меня постоянно опекал мент по кличке Щербатый. У него по причине редких зубов, речь с присвистом получается. Каждое его дежурство, я ему неплохо платил со своего навара. А когда жену, мою слепую грабили, она мне сказала, что один из подонков разговаривал с присвистом.

Думаю, что грабёж он организовал. Я его пытался после домой к себе пригласить на выпивку, а он категорически отказывался, говорит мне, что не пьёт совсем. Знаю, что обманывает. Он со стекольщиками часто в баре «Землянка» зависал. – Чернухой видимо занимались сообща?

– Тебе не так надо было сделать, – не одобрил его действия Павел. – Нужно было жену отправить, с кем – нибудь в переход, чтобы она рядом постояла около него и послушала голос. А потом обращаться к бандитам или УСБ.

– А это, что за организация? – спросил Санька.

– УСБ шерстит оборотней в погонах, стараясь возвратить доверие народа к милиции.

– Надо же, а я и не слышал о существование такой конторы, – удивился он, – а к бандитам я обратился уже. Ну не совсем к бандитам, а к авторитетным ребятам, – поправился он, – но что – то поиск затянулся. Вероятнее всего не получу я свои деньги и немецкий инструмент, – отрешённо промолвил Санька. Я уже смирился с этой утратой. Время поисков прошло.

– А кому именно ты обращался? – поинтересовался Павел.

– Меня свели с молодым парнем с Новой стройки. Ты самого Колчака, конечно, не знаешь, но его отца Германа Колчина должен помнить.

– Так тебя с Вовкой Колчиным сводили? – двигая ближе тарелку с варёными яйцами и чебуреками к Саньке, спросил Павел. – О нём я наслышан от Николая.

Санька утвердительно мотнул головой:

– Замечательный парняга! Он на зоне вес большой имел. В городе его все уважают. Колчак племянник покойного вора в законе Захара Минина, – сообщил он таинственно. Его ты может, не помнишь, он на трубе играл, как и ты. Но в детстве был отправлен в военный гарнизон в Дзержинск, воспитанником в муз – роту. А Вовка Колчак сам громко не выступает. Всегда незаметно выглядит в толпе и другая шпана не позволяет себе развязано вести при нём. На него посмотришь, – вылитый Герман в молодости. Колчак молодой парень, лет двадцати пяти, но до того толковый, как будь – то у него вечность, прожита за плечами. Он дом в селе строит, вероятно, по этой причине на тормоза и поставил мой вопрос. Не до меня ему сейчас.

– Я сегодня буду на Новой стройке с братом, если он пьяным не будет, – пообещал Павел. – Постараюсь встретиться с Жорой Хлястиком. Он обязательно тебе поможет, не забыл, наверное, тебя.

– Я с ним раньше мало общался. Он же сорви – голова раньше был, и старше на класс меня учился. Родители мне строго – настрого запрещали с ним водиться. Я в школе старался стороной его обходить. Я играл в хоккей, и на саксофоне не как ты и шайбу гонял и про трубу не забывал и мяч неплохо пинал вместе с Хлястиком. Моё знакомство было с ним шапочное и то благодаря тебе.

– Саня тебе ещё выпивки заказать с закуской? – спросил Павел.

– Нет не надо, – отказался он, – я сейчас пойду в павильон. Возьму жене сыру и творогу. Она любит молочные продукты. А тебя я ещё увижу? – спросил Санька и словно извиняясь, добавил: – Ты не думай, я не де градировался, я просто нищий, – оправдывался Санька, – суждение и мозги у меня на должном уровне находятся.

– Прекрати, – прервал его Павел, – ничего я не думаю. С тобой мы встретимся и не раз. Я сейчас собираюсь Стаса навестить на стадионе, слышал, что ему тоже судьбоносная Фортуна зубы показала.

– Она с пьющими людьми знаться не хочет, – бросил Орех, – а Стас сейчас живет через дом от меня и вход такой – же, только его жильё в сравнении с моими хоромами, кажутся конурой. Дома ты его в это время не застанешь. Он с семи утра до девяти гуляет по берегу, а потом идёт на рынок с народом общаться. Я его распорядок дня знаю. Ты лучше посиди здесь. Он сюда в первую очередь зайдёт, – посоветовал Санька.

– В этом гадюшнике у меня нет никакого желания сидеть. Я лучше после забегу к тебе и мы вместе втроём пообщаемся. А сейчас я просто по городу прошвырнусь. Интересно посмотреть места, где в молодости с тобой обитали.

– А чего их смотреть, лучше они не стали. У нас почти ничего не строят кроме коттеджей в «долине нищих». Город окунулся в наркоманию и пьянку. Аккуратней по улицам ходи, ногу не сломай об валявшие шприцы, – шутливо предупредил Санька.

– Я это уже заметил, но всё равно пройдусь. Память надо всколыхнуть о лучших годах моей жизни. Впасть в молодость хочу немного. Приятные воспоминания благотворно влияют и омолаживают изношенный организм. Это вошло у меня в систему, поэтому я стараюсь мрачные мысли на себя не навевать.

– Может это и правильно, – задумавшись, сказал Санька, – поэтому ты и выглядишь хорошо.

Он оценивающе посмотрел на Павла и выставил вперёд большой палец руки.

Они распрощались. Санька остался доедать оставшуюся закуску, а Павел направился через улицу Пушкина к площади Победы.

глава 20

«Только бы Анюту не встретить, – подумал он, медленно шагая по выщербленному тротуару, – но часто бывает, что нежелательные встречи, как и вещие сны всегда сбываются. Может до Родиона дойти? Нет, пойду я лучше в обитель Жоры Хлястика, там тоже я в молодости часто время проводил. Если не посчастливится с ним пообщаться, хоть узнаю где его можно выловить. Надо непременно ускорить помощь Саньке в поисках пропажи денег и саксофона. Деньги для него сейчас необходимы. А Жоре это под силу сделать».

И он свернул с Пушкинской улицы в переулок Дунайский, который вёл к кварталу Народной стройки. Подойдя к столикам, где вчера играли в карты мужики, он увидал те – же лица за первым столом, и только за вторым столом сидели напротив друг друга бородатый благообразный дед и худощавый с перебинтованными кистями рук мужчина. Его глаза были полузакрыты.

– Наверное, это и есть их святой, – определил Павел по увесистому серебренному кресту висевшим, на шее у бородатого деда.

«Кто – же второй? – думал он, – до того знакомое лицо. Явно мы с ним раньше были знакомы».

Как Павел память не напрягал, но второго мужчину с перебинтованными руками он вспомнить не мог.

На столе у них стоял пустой стакан, две помидорины и банка от майонеза с солью. Своим пристальным взглядом на мужчину с перебинтованными руками, он обратил на себя внимание игроков первого стола.

– Мужики, в нашем ауле вроде цветной появился? – ехидно сказал конопатый мужчина, закрывая карточным веером лицо, – видите, как он нас фотографирует?

– Сирота, бог с тобой, – услышал его святой, повернув голову в сторону Павла. У нечистого глаза акульи и взгляд как у сатаны, а у этого стать Адониса и глаз добрый, – вопросительный, – вероятно, ищет кого?

– Кого ищешь, сын мой? – спросил святой у Павла.

Павел улыбнулся и ближе подошёл к столу.

– Друга детства надеюсь найти, но среди вас я его не вижу. Если знаете Жору Хлястика, подскажите, где его увидать можно?

Сирота отложил в сторону карты, и пересел за столик к святому.

– А вы уважаемый не из НКВД, случаем будете? – подозрительно спросил он.

– Остынь блаженный, – перекрестил его святой. – Не видишь нужда у него острая к бывшему мученику охранки и рабу божьему Джорджу. Сегодня сын мой праздник великий, – обратился поп к Павлу, – Явление иконы Пресвятой Богородицы, – величаво объявил дед.

– Эта икона трижды являлась во сне к Благочестивой Матроне. Это она почтеннейшая матушка повелевала сообщить архиепископу и градоначальнику, где хранится икона. После этого Матрона услышала голос, «Если ты не исполнишь моего повеления, то я явлюсь к тебе в другом месте, и ты погибнешь». Начальство ей не поверило, но в указанном месте сами выкопали её. С крестным ходом её стали переносить в храм. Многие больные, следовавшие за иконой, получили исцеление. Вот и ты, положи под стаканчик денежку бумажную, для исцеления. И мы вместе с богом укажем святую тропинку к Джорджу. Окажем тебе христианскую добродетель. Каково твоё мирское имя? – спросил он у Павла.

– Я Павел, – смутившись, ответил он.

После этого бородач неожиданно запел приятным баритоном на весь двор.

 
     Владыка Павел, Очи наши уповают на Тя, Господи, пошли нам брашно пищу во благо время, Алчущие души рабов Божиих Григория и Владимира, Помоги напитать нас благодатной водой, Абы мы являемся причастниками жизни вечной, И молиться будем за Тя, вечно, АМИНЬ!
 

Окончив молитву подати, он ещё трижды перекрестил Павла, после чего Павел без разговоров вынул из кармана пятьдесят рублей и положил их под дно стакана.

– Вот это христианский поступок, – довольно прошамкал беззубым ртом мужчина с перевязанными руками, но до конца так и не раскрыв свои тяжёлые веки.

Павел назвал его про себя Вий, так как он постоянно закрывал глаза, давая понять, что хочет сильно спать.

– Вон видишь БМВ, стоит у подъезда, – показал он Павлу шикарную машину. На ней Зурита ездит, но мы его все Зауром зовём, Он сейчас выйдет и сведёт тебя с Жорой. Они родственники все. Сюда наезды делают каждодневно, а живут в семи километрах отсюда в селе Осинки. Строительство грандиозное воздвигают. А на отца Григория не обращай внимания, он у нас прикольный пацан. Жору Хлястика ни разу в лицо не видал. Тот, как освободился, почти ни разу здесь не бывал. А этот живёт всего три года у нас. Милости всё ждёт у епархии, когда приход ему выделят.

Отец Григорий хотел вымолвить слово, но сзади подошла высокая дородная женщина, с крупным бюстом и короткой стрижкой. Её лицо выражало решительность и уверенность в себе. Обычно про таких людей говорят, – «широкая кость», – так как излишнего жира на ней не замечалось, но сквозь прозрачную мужскую рубашку можно было определить её упругое тело.

Павел мысленно ощутил её физическую мощь.

– Да эта амазонка любому мужику достойный отпор может дать. Такую невесту да для моего брата. Она бы быстро приучила его тапочки ей подносить.

– Что отроки, заждались, – поставила она на стол бутылку с мутной жидкостью, – сейчас я вас раскумарю.

Она с ног до головы осмотрела Павла и басом произнесла:

– Если вы переписью населения занимаетесь, то мы не в счёт, нас власть за людей не считает. Спасибо отцу Григорию хоть он нас к рабам Божьим причисляет.

И она ласково обхватила деда за голову.

– Кира уймись и не охальничай, перед Владыкой, с небес посланным нам для исцеления, – и он постучал пальцем по стакану, где лежала пятидесяти рублёвая купюра. – Веди себя пристойно? Не позорь нас при постороннем человеке? Не то мы с отцом Григорием тебя в дортуар посадим к Жиге на хлеб и воду, – мотнул головой Вий на сарай, где на крыше стояло орудие похожее на пушку.

– Я лекарство вам принесла, а вы меня в кутузку, – воспротивилась она. – Хотя я согласна, там вину свою искупить, но только с тобой моя Торбочка.

Павла осенило, он сразу вспомнил знакомое лицо. Перед ним сидел Вовка Торба его одноклассник и товарищ с детских лет.

– Вовка ты, что здесь делаешь, ты – же жил на улице Заслонного раньше? – радостно спросил Павел.

– Не имею чести, а вы кто будете? – обескуражено спросил он не подымая своих век.

– Всмотрись Торба лучше. Вспомни, кто с певички на линейке юбку сорвал.

– Паха? – он встал с удивлённым лицом и полностью раскрытыми глазами. Забинтованные руки держал впереди себя, согнув в локтях, как бы извиняясь, что не может поприветствовать, по – мужски друга детства.

– Каким ветром тебя занесло к нам? Я тебя сто лет не видал. Мужики не бойтесь, это Николая Алексеевича Тараса родной брат Паха, – громко объявил он мужикам.

– Мы поняли, что он свой в доску, – сказал Сирота.

– Ба, надо – же какой прелестный братик у Николая Алексеевича, как пряник, так бы и скушала не задумываясь, – лязгнув зубами, произнесла Кира.

У Торбы глаза заискрились, он отодвинул рукой женщину от Павла и положил ему свой локоть на плечо.

– Я здесь уже давно живу, больше двадцати лет, но два раза срывался в Норильск. Вначале после института по направлению отработал там восемь лет в Норильской горной компании, затем с женой возвратились сюда, обменяли старую квартиру с улицы Заслонного и забронировали её. Потом возвратились опять на Север, стаж дорабатывать. Я же стаж себе вредный выработал и уехал сюда, а жена не захотела здесь копейки считать. Осталась там с детьми и внуками.

– А ты зачем один приехал? Остался бы с семьёй на севере жить, – упрекнул его Павел.

– А это видишь, – он показал беззубый рот и руки, – я там гнить начал весь. Меня кожные заболевания замучили. Псориаз он зимы не любит, а здесь я недельку – две полечусь, и у меня проходит всё, если конечно пить не буду, – добавил он. – Ладно, Паха, пошли к Зауру, а то он незаметно может укатить, – сказал Торба, – за минуту всё равно ничего не расскажешь. Увидимся позже, поговорим. Я немного информирован о твоём житье – бытие. Мне брат твой как – то рассказывал. Рад за тебя.

Они дошли до роскошного автомобиля, стоявшего у дверей подъезда, и Торба придержал Павла рукой за плечо.

– Подожди меня здесь, – остановил он Павла. – Я дойду до него, скажу, чтобы он тебя отвёз к Жоре. Ты если, что назад будешь оттуда возвращаться садись на автобус, они бегают каждые тридцать минут. И имей в виду, Хлястик не совсем в норме по здоровью. Таким Жора возвратился из заключения. Он на одних уколах живёт, но выглядит правда бодро. Сам я его тоже не видал, знаем о его здоровье со слов Заура да Колчака. Так, что смотри, чтобы встреча с ним тебя не разочаровала. Мы то здесь все привыкшие к разным сюрпризам и ужасам людских судеб, а для тебя встреча может быть стрессом. …Сказав это, Торба зашёл в средний подъезд. Вернулся с молодым человеком лет тридцати одетым в рваные джинсы и футболку серого цвета. Он протянул Павлу руку:

– Если вы Павел Алексеевич, то я Заур, чаще Зуритой кричат, – представился он. – Десять минут на колёсах, и вы увидите своего друга, но я в начале позвоню ему. Любой неожиданный сюрприз, может облегчение и вред принести его здоровью. Подготовлю его к встрече.

– Я всё понимаю, – без возражений сказал Павел. – Делайте, всё по вашей программе. Вы хозяин, я гость.

Заур набрал номер по мобильному телефону.

– Алло дядя Жора, с вами старый друг хочет встретиться.

– Кто таков?

– Павел Алексеевич Тарасов, брат дяди Коли знакомого мне мужика.

Он закрыл трубку рукой и спросил у Павла.

– Кличка, какая раньше у вас была?

– Паха, – вылез вперёд Торба, – они в футбол вместе играли.

– Сказал, что Паха, – футболист из Водника.

– Понял, давай его быстро сюда, но прежде заскочи в мясную лавку, купи свежего кролика и кочан капусты. Я помню, что у нас в молодости с ним было одно любимое фирменное блюдо запеченный кролик в капустном листке.

– Всё ясно дядя Жор, сделаю, – отключил он телефон и бросил его на сиденье машины.

– Кроликов, любите в капустном листе? – спросил он у Павла.

– В общем – то да. При случае стараюсь покупать кролика на рынке, – ответил Павел.

– Дядя Жора просил купить длинноухого в мясной лавке, говорит, что вы большой любитель зайчатины. Садитесь, поехали? Он вас с нетерпением ждёт.

Павел на прощание пожал руку Торбе и сел в машину на заднее сидение.

– Весёлый у вас раньше двор был, таким и остался, – сказал Павел.

– Вы не правы, – возразил Заур, – сейчас он до боли смешной, против прежних времён, – если судить по разговорам взрослых дворовых мужиков.

– Но интересными личностями, двор богат. Особенно мне понравился отец Григорий, – ловкий дед.

– Успели познакомиться? Сколько же вы дали ему за знакомство? – спросил Заур.

– Сущий пустяк, всего полтинник, – сказал Павел

– На полтинник – две бутылки самогону, – пошутил Заур. – Только он не дед, ему ещё пятидесяти лет нет. По нашим меркам пацан. Он до нас в Белоруссии был батюшкой, но по – пьяной лавочке спалил свой приход и сбежал сюда. Купил с матушкой квартиру в нашем дворе. Она у него местная. Жила до замужества на Моховых горах.

По пути Заур остановил машину около магазина. Быстро выполнив там заказ, двинулся дальше, продолжая рассказ, об отце Григории.

– Григорий поит и кормит всех мужиков. Его часто приглашают в дома на отпевание покойников или на крестины. Умирает народ чаще, чем на свет появляется. Бывает на дню у него по три вызова к покойникам. Берёт он по – божески, и люди довольны. Редко он сидит без работы, но на выпивку средства всегда находит. Он, как гипнотизёр на улице может подойти и культурно выудить у состоятельного человека на бутылку. В основном на заправках подвизается. Ходит в рясе с крестом и благословляет тех автомобилистов, кто в дальний путь едет.

– Мудро делает и без греха, – заметил Павел.

– Грехов у него по самое горло. Сдаётся мне, что он вообще в бога не верит. Самогонку хлещет больше любого нашего мужика. Матом ругается, на чём свет стоит. И спит с Киркой меняясь с Торбой лежанками. Она Торбе гражданской женой приходится. Живёт с ним, пока у Торбы пенсию не пропьют, а пенсия у него не плохая, – с северным сиянием. По мужской части у него ресурс выработался, а у батюшки тестостерон ещё бурлит. Вот Кирка и любит двоих, за разные достоинства. Одного за большую пенсию, другого за божий леденец.

Павел улыбнулся такому сравнению:

– А ты сам коммерцией, наверное, занимаешься? – спросил Павел.

– Почему вы так решили?

– Машина богатая и карманных денег много.

– Тачка не моя, а моего родственника Серёги Беды. Это он у нас предприниматель. Я у него и за водителя и за торгового агента и за референта работаю. У нас в городе родни много. Из двоюродных и троюродных братьёв можно смело создавать две футбольные команды. А если отцов считать, то и третья получится. Мы все помогаем Беде. У некоторых свой бизнес есть. Два брата у нас в Германии живут и работают. Один совсем недавно уехал.

– То, что у вас двор футбольный был, это мне известно, – согласился с ним Павел.

– Надо думать, если с дядей Жорой вместе в одной команде играли. Самым крутым футболистом у нас был Иван Романович Беда, – сказал он с гордостью, – дядька Беды и Колчака. Похоронили недавно.

– Я его хорошо помню и про его трагическую смерть мне известно, – отвлечённо произнёс Павел, вглядываясь в лесную чащу через автомобильное стекло. – Сестру его Клаву, помню и всех родственников Колчиных, Никулиных, Арбузовых.

– Да вы я смотрю, всё наше генеалогическое древо изучили? – удивился Заур.

– Я же говорю, к Жоре постоянно приходил, и через него и футбол, я многих знал. Особенно запомнились мне голубятники, – ушлый и неунывающий народ был.

– Были времена, – вздохнул Заур – я тоже помню ряды надстроек на крышах сараев и свист голубятников, махавших длинными палками с привязанной к концу тряпкой. Сейчас ни одной голубятни нет. Одна оставалась, и ту весной снёс Жига после смерти отца и водрузил на её место свою артиллерию.

– Это где пулемёт стоит?

– Не пулемёт, а маленькая пушка, – внёс ясность Заур, – сразу видно, что военному делу вам не приходилось обучаться, – заметил он. – Жига у нас парень такой чудотворец, что отца Григория по всем приколам за пояс заткнёт. Кстати он раньше носил потомственную кличку Джага. За искусное умения стучать по ирландски ножками по полу, мы перекрестили его в Жигу. Ему эта кличка лучше нравится, чем индийского бандита Джаги.

А эту пушку из фанеры, он в школьном хламе нашёл. В ваше время в школах были разные кружки, и самым посещаемым и популярным был драматический кружок. У них театральных реквизитов много осталось. А прошлым летом ремонт в школе делали, и всё ненужное барахло вывозили на свалку. Жига и забрал в сарай себе кое – какой реквизит и эту пушку приватизировал. На первое мая у него на ней развивалось два знамени, Советского союза и пионерии. Он такую речь толкнул, с этой пушки тогда. Там все попадали со смеху. Надел на голову будёновку, на шею повесил пионерский барабан и как заядлый боец пролетарской армии, пародируя первого президента СССР начал выдвигать смертельные тезисы против зажравшихся чиновников. Все из окон по вылазили, смотрят на его чудачества. А напротив Шимановский живёт, – он управляющий заводом и бывший коммунист. Сейчас задницу шлифует своему новому хозяину. Шимановский вдвоём с женой, занимают трёх и двух комнатные квартиры на этаже. Услышали, что сосед Жиги в своей речи затрагивает их. Давай ему кулаки показывать. Жига в это время пушку на их окно навёл, затем оголил свой зад, который был, мастерски подрисован под лик президента с пятном. Встал рядом с пушкой раком и как заорёт: