Текст книги "Разбитый калейдоскоп. Современная версия «На дне»"

– Вряд ли Валерка после вчерашнего вечера голову поднимет, – сказал Павел. – Они вчера, так накушались, что устроили шоу у меня в машине, а потом около подъезда в луже Курскую дугу подняли. Битва была лютая, насмеялся я вдоволь! Павел подробно в деталях рассказал Николаю события прошедшего вечера.

– Ну и что, – выслушав Павла, произнёс Николай, – они и похлеще, кульбиты вытворяли. Каратэ показывали всему двору. Валерка соображает и сильно её не бьёт. А эту бабу порой не бить надо, а сечь и сильно сечь за адюльтер и плохое поведение, как при Петре холопов секли. Она раз такое учудила, что Фединого друга пришлось отправить с рыбалки на скорой помощи.

– Что это за история? – спросил Павел.

– Они взяли с другом с собой Лидку на Волгу. Там она наклюкалась в лодке и утопила дорогие капроновые сети четыре штуки, каждая по пятьдесят метров. Сети лежали в дерматиновой сумке и перевязаны верёвкой. Она подумала, что это груз вместо якоря приспособили, и скинула в реку. Валерка нырял, но бесполезно, там без водолаза они бы не обошлись. С другом плохо стало. Сердце защемило, и он прямо в лодке ковырнулся прикрыв очи.

– Что он совсем угорел из – за четырёх авосек? Своё тело отдавать на растерзание Кондратию? – недоумевал Павел.

– Ничего ты не понимаешь. Он безработный и за счёт сетей, кормил семью, а у него трое ребятишек.

– Теперь понимаю, – сказал Павел, – это как мать тебя поит, кормит и из кожи вон лезет, а ты ведёшь праздный образ жизни и вещи из дома пропиваешь.

– Началось, – встал Николай с места, – сейчас про Митрофана, Фонвизина будешь рассказывать.

– Николай, ты сам посуди матери семьдесят пять лет, а она ещё работает. А ты здоровый бугай, живительные соки из неё сосёшь. И я ни за, что не поверю, что нельзя работы найти. Кто хочет работать, тот сиднем не сидит с мужиками за столиком, а ищет работу. Твоё сознание свободой разметало, вот ты и выбрал эгоистический образ жизни. Думаешь выехать на богатой Софе или Мане Сиське. Софа баба умная, и мне кажется с повышенной половой активностью. Ты её не сможешь развести. Ты уже не молодой и вино любишь больше чем женщин. А с этой Софой постельные трудодни, возможно, тебе придётся выполнять неукоснительно и каждодневно. Как только она начнёт тебя познавать в постели то вскоре поймёт, что ты неспособен удовлетворить её в полной мере. Так она сразу тебя проводит из своего гнёздышка, и останутся у тебя только одни воспоминания об её одеяле. Не увлекайся, а лучше пожалей мать. Продли ей жизнь. Наукой доказано, чем дольше живут наши родители, тем лучше для нас. Их возраст наша условная возрастная мерка. Так – что мать надо беречь и жалеть.

– Я её не гнал на эту работу. Она сама с удовольствием бежит в пароходство, перед навигацией. Ты думаешь, она вкалывает там? На туристическом теплоходе больше отдыха, чем работы. Там авралов не бывает. Это же тебе не рыболовецкое судно.

– Отдых там для туристов, но никак не для плавсостава, – возразил Павел.

– Отстань, – налил он себе ещё вина, – нашёлся Макаренко из Черноземья, нравоучения мне читать. Наша мама обладает мощной энергией, больше, чем имеет вся Российская энергетическая система. Ей бесполезно, что – то запрещать. Мать всё равно делает, как ей взбредёт в голову. Я ей говорю, бери пример со свахи. Она всегда спокойная твоя тёща. Кстати ты с ней не поругался? – спросил Николай. – Приехал давно, а её не навестил. Раньше и спал у неё часто.

– Тёща такого же возраста, как и мать, а выглядит намного старше её со своим спокойствием. И к ней я заходил в день своего приезда, но спать у неё не хочу. Меня раздражает, когда она телевизор смотрит. Тёща превратилась из телезрителя, в критический домашний орган. Она вслух обсуждает всех артистов. Такое про них говорит, что диву даёшься. Откуда только слова находит. Любит только Кобзона и Соловьева. Соловьёв говорит шибко умный – ему в президенты надо баллотироваться, а Кобзона за то, что поёт давно и по сцене не скачет, как козёл. Я ей говорю, какие передачи не нравятся, – не смотри. Береги нервы!

– Правильно ты ей сказал, – отметил Николай.

– И ты думаешь, что она послушала меня? – уставился на брата Павел. – Ты, что, она с утра до ночи не отходит от телевизора. Представляешь, даже детским мультфильмам, достаётся от её острой критики. Ты бы слышал, как она напала на бедного Вини Пуха. Как она срамила его на всю квартиру, что он съел весь мед у Кролика, завязав рот Пятачку. И как она злорадствовала, когда на Вини балкон обвалился, когда он застрял на выходе норы. «Так, говорит тебе и надо обжора проклятый».

– Она может, чудит, как я иногда? – засмеялся Николай.

– Нет, чудачеством здесь не пахнет, – это старость, – сказал Павел и прислушался к звукам улицы:

– Рано ещё, но, кто – то поёт, и если я не ошибаюсь это голос нашей родственницы, – сказал он.

– Она петь любит, – подошёл Николай к окну и открыл его. – Точно она распевает, – метнул он свой взгляд под окно. – В луже по колено стоит на корячках и что – то ищет с песней «Малиновое вино». – Браги, наверное, с Валеркой накинули? Сейчас к нам придёт точно.

– Ты чего там раков ищешь? – крикнул он ей из окна.

Она подняла голову кверху и рассмеялась:

– Раком я ищу, а не раков. У тебя там случайно четвёрочки водки не найдётся? – спросила она.

– Не по адресу обращаешься, а Паха с сегодняшнего дня слух со зрением потерял и родственные чувства к тебе. Нечего было вчера по чужим холодильникам шу шарить. В Китай тебя надо отправить на исправление. Там тебе не только руки, но и ноги отрубят за воровство.

– Пошёл в жопу, – ответила она ему, – чего ты разорался на весь двор? Люди подумают невесть что.

После чего она нырнула в подъезд.

Лидка пришла босиком не совсем трезвая, держа в руках стоптанные домашние тапочки.

– Привет братики, – бросила она у порога свои шлёпки.

– Ой, как мне стыдно Павел за вчерашний день. Много выпили с Федей водки и вина. Ничего не помню. Помню, только в луже с ним барахтались, и летучую мышь, вцепившуюся мне в плечо. Валерка, говорит, что это водяная ночница.

Лидка сняла кофту и показала поцарапанное плечо.

– Ой, как стыдно, – повторилась она. – Пропади он пропадом этот майонез. Обувь с Валеркой новую потеряли в луже. Знать кто – то подобрал. Жалко, недавно купили, почти две тысячи заплатили за неё.

– Вы не просто выпили, а наклюкались, как свиньи, – сказал Николай, – а ты Лидка скоро, наверное, в рекордную книгу попадёшь за оригинальноё воровство. Я лично нигде не слышал, чтобы майонез крали в титьках. Наконец – то ты нашла им целенаправленное применение.

– Колька, хватит издеваться. Не до тебя. Я допила остатки из фляги, а Валерий у меня больной лежит. Ему бы капельку на зубок и он в норму придёт. Машину кому – нибудь, сделает, и у нас будут деньги.

– Валерку зови сюда, а сама домой иди. Ты уже пьяная, – сказал ей Николай.

– А в чём он пойдёт, у него ни галош, ни тапочек нет, одни сапоги резиновые, – сказала она.

– Меньше пить надо, тогда обуви будете иметь, как у меня, несколько пар.

– Павел, ты Кольку не слушай? – сказала Лидка, – это он при тебе, такой правильный стал. А, как ты уедешь, он в загул удариться. И самогонку будет пить и брагу. Всё на халяву любит. И ты не хвались своей обувью, что у тебя, её много, – повернулась она к Николаю. – Она вся у тебя ворованная. Приобрёл незаконным путём, когда на обувном складе работал. А мы с Валерием Викторовичем люди честные, – живём на кровно заработанные средства.

– Валерка честный, я знаю, – за шиворот поднял её со стула Николай. – Скажешь, что бы шёл сюда, а ты оставайся дома, – проводил он её до двери.

Павел вышел вместе с ней, достал из багажника невысохшую обувь и отдал ей.

Она радостно схватила её в охапку и бросилась домой.

глава 31

Домой Павел не пошёл, а сел в машину и поехал к церкви, где должен был находиться Орех. Сашка был там, только сидел на другом месте, где не было луж.

Павел посигналил и позвал его в машину.

– Поехали до Стаса, доедем? – возможно, я уеду в ближайшие дни и так его не увижу.

Орех закрыл свой футляр и и при помощи костылей залез в машину.

– Поезжай по дороге на берег, там мы его встретим, – сказал он.

Павел знал эту дорогу хорошо, развернулся и направился к Волге.

– Быстро ты сработал с Жорой, жалко, что грабителя не нашли, – сожалел Сашка.

– Ты особо не расстраивайся, найдут они этого отморозка. Мне обещали, – обнадёжил его Павел.

– Да нет Пах, я думаю, не успеют. Здоровья и сил нет ждать. Я думаю, что мне скоро каюк придёт. Кажется иногда, что сердце моё останавливается. Особенно вчера я заметил. Водки выпил, потом только услышал стук сердечных клапанов. И ты меня зря успокаиваешь. Я всё понимаю, не маленький., вырос давно Кому я нужен со своими бедами. Если уж такие талантливые люди ушли из жизни, как Высоцкий и Магомаев, которым никто не смог помочь, а мне, если накидают в день сто рублей я и этим доволен.

– Не переживай Саня, прорвёмся, – сказал Павел.

Стаса они нагнали по пути к Перевозу, он шёл, сгорбившись по обочине дороги, и учащённо размахивал руками. По его походке можно было без ошибки определить, что у него нарушена координация движения. Сравнявшись с ним, Павел притормозил сзади него машину.

Стас вначале растерялся не поняв, откуда взялся Павел с Орехом, когда они его окликнули.

У него нарушена ориентация, – сказал Орех, – он нас может видеть, а машину нет, или наоборот.

– Сейчас – то я и машину вижу, у меня же не рассеянный склероз. Память у меня нормальная. Я как машину увидал, сразу понял, что Паха приехал. Ты ко мне в больницу на ней приезжал, а на прошлой неделе на ней за морковью ездили, на оптовую базу. Целый ящик привезли. Она правда у меня уже кончилась.

Павел понял, что Стас заговаривается. Все до этого приезды Павла на родину, были кратковременные, и с друзьями он ни с кем не виделся. Только год назад он со Стасом был на футболе.

– Стас за морковью ты ездил со мной на машине Родиона, – сказал Орех, – и не на прошлой неделе, а весной, когда тебя во дворце спорта чествовали. Шестьдесят лет тебе тогда исполнилось.

– Ты чего Орех, я Паху от Родиона отличить думаешь, не могу? Паха знаешь, сколько километров проскакал на моих плечах по школьному коридору.

– Погоди Саня, – оборвал Павел Ореха, – правильно он говорит. Ты сам всё перепутал, это я с вами ездил за морковью, – после чего он незаметно подмигнул другу, так чтобы Стас не заметил.

– Видишь Орех, это у тебя памяти нет, – смотрел Стас на друзей нездоровой улыбкой.

– Ты, как к водке относишься? – спросил Павел у него.

– Только положительно, благодаря ей, и живой пока, – ответил Стас.

– Садись тогда в машину, и поехали, посидим, где – нибудь, – предложил Павел.

– Нет Паха, пока я своё расстояние не отмеряю ногами, мне пить нельзя. График. Вы лучше скажите, куда мне подойти, а я минут через сорок освобожусь.

– Приходи в чебуречную, мы там тебя будем ждать, – сказал Орех.

– Понял, я сейчас туда и обратно пройду, – показал он в сторону Волги, – и буду в чебуречной.

Павел весь день провёл с друзьями. Они после чебуречной, поехали к Стасу домой. Он жил в полуподвальной комнате, которую можно было назвать только конурой. Долго находится в таком помещении, Павел не мог, спёртый, и затхлый запах вызывал у него рвотные позывы. И он тактично намекнул Стасу, что погода хорошая и лучше пообщаться на улице. Они втроём вышли от Стаса. Орех направился домой, сославшись на плохое самочувствие. А Стас с Павлом спустились вниз, где у Стаса был небольшой огород. Там он Павлу и рассказал как он, лишился своей трёхкомнатной квартиры. Как потерял здоровье, и везде и во всём была виновата только водка. Стас не отрицал этого и рассказывал про свои невзгоды, не проявляя жалости, – виня только себя.

– Я Паха ни на кого не уповаю. Рад, что жив остался. Надеюсь на свою пенсию и на опекуншу Мокеевну, которой я подписал свою комнату. Если бы не она, давно бы с голода умер. Меня уже судить не приглашают, где я хоть какую то копейку имел, но пустые бутылки по городу не собираю и не буду никогда. А пью на старые дрожжи. Люди за прошлые заслуги угощают часто.

Покинул его Павел в скверном настроении и с болью в душе.

Через пять дней Павел уедет из города один. Колчак не смог выехать с ним в назначенный день и просил пробить вопрос по его заказу и сразу позвонить.

глава 32

У себя в городе он пробыл три дня. За это время Павел успел сделать все свои дела, и договорится о стройматериалах для Колчака.

Колчак приехал на следующий день после его звонка на грузовой машине. Загрузив машину, он отправил её, назад передав все документы водителю, а сам поехал назад с Павлом на легковой машине. Выехали они на ночь, чтобы к утру быть дома. Ехали по переменке, один отдыхал, другой сидел за рулём, так, что устать они оба не успели. На рассвете около КПП Нижнего Новгорода, пока Павел ходил отмечаться. Колчак из бардачка достал альбом Павла и стал перелистывать его. Павел застал его за этим занятием, когда пришёл с отметки.

– Знакомые лица ищешь Владимир? – спросил он.

– Вы знаете, Павел Алексеевич, хотите, верьте, – хотите, нет, но мне кажется, визуально я весь альбом знаю. Фотографии старые, значит и молодые люди, которые здесь засняты, постарели на десятки лет, а я их узнаю. Даже тетю Иру у вас отыскал.

– Интересно я вроде весь его тщательно просмотрел, но её не видал, да быть такого не может. Покажи мне это фото? – попросил он у Колчака.

Колчак достал большой коллективный снимок, где сфотографированы были команда победителей мальчиков на приз «Кожаный мяч» вместе с организаторами и шефами Судостроительного завода.

– Вот смотрите, – ткнул он пальцем в женщину, – тёти Иры голова виднеется, сзади, а рядом с ней её покойный муж дядя Лёня.

– Да, это точно она, – всмотрелся в фотографию Павел. – Я же говорил Жоре, что видал её где – то, а он мне не может быть.

– А вот смотрите дальше, – продолжал опознавать знакомые лица Колчак, – после них стоит Фаина Николаевна Кулачкова с мужем. Они уже старые оба. Вот вы на траве с дядей Жорой, сидите. Тут вам лет по пятнадцать, наверное. А вот мой отец, кубок держит в руках. Странно, почему у нас такой фотографии нет? – удивился он.

– Эту фотографию я можно сказать украл. Она на стенде висела в спортзале стадиона. Я её снял, когда в коридоре никого не было.

– Вот этот мальчик, который руку на мяч положил, – указал Колчак на Лёху Рогожина, – сейчас работает большим начальником на заводе, если я не ошибаюсь и фамилия его Рогожин.

– Да, это Рогожин Лёша, но он уже давно не начальник, – подтвердил Павел. – И вообще я тебе скажу, больше половины этого альбома, давно лежат на кладбище или влачат жалкое существование, как вот этот. – Павел показал, ему фотографию мальчика с саксофоном. – Это есть тот самый музыкант муж слепой женщины, которую ограбили. Так неудачно у него сложилась жизнь. И он в данный момент, потерял весь интерес к жизни. Для него отрадой считается кружка перловки и бутылка вина. Тогда он безмерно счастлив. Это у них на двоих с женой такой дневной рацион. И я думаю, если ты и поможешь ему вернуть деньги, он всё равно пустит их не на лечение, а на пропой. Алкоголизм заболевание такое, что душит другие болезни и не даёт нуждающимся в их лечении, заниматься собой. Поэтому человек не бросивший пить сознательно приговаривает себя к высшей мере. Пьяным умирать не страшно. Они мёрзнут, тонут, бросаются под машины, поезда, сбрасываются с крыш высоток. А многие умирают спящими, не успев сделать в трезвом состоянии глоток свежего воздуха. В этом альбоме, я иголкой над головой делал прокол над портретом, кого нет уже в живых. Если подсчитать, то человек пятьдесят давно покоятся на том свете.

– Павел Алексеевич, я с вами полностью согласен, – сказал Колчак, – далеко ходить не будем. Возьмите наш двор. Когда – то его называли «Спортивным». Теперь на смех всему городу его переименовали в пьяный дворик. И помирают в основном все из – за спиртного. Понятно, что водка многие судьбы исковеркала. Но без неё нельзя и плохо, что она не каждому организму может сказать «СТОП»

– Культуре пития ни в одной стране не учат. Просто у многих народов существуют традиции, где пьют умеренно, а на пьяного человек смотрят, как на динозавра, – сказал Павел, – вон возьми Эмираты, там со спиртным напряг. В Финляндии тоже большие ограничения и народ живёт неплохо. Я помню себя маленьким в пятидесятых годах, когда женщины практически не работали, трудно было в то время устроиться. Трудились только мужчины, а жёны занимались воспитанием детей. И если кто – то белым днём увидит компанию незнакомых пьяных мужиков около дома, сообщали всем соседям и двери в подъездах запирались. Боялись пьяных тогда. У меня брат, каждый день почти закладывает, но пьёт только вино, а работать не хочет. Но сейчас вроде с вашим попом Григорием, регистрируют, какую – то организацию. Планы у них несложные и вполне выполнимые, усилиями Григория думаю, у них всё срастётся. Может, образумятся и ваши мужики.

– Я вам скажу, Павел Алексеевич, что наши мужики имеют все не одну судимость и в основном за кражу. Организованно работать они не смогут, а пить они мастаки. Эти люди живут одним днём, завтрашний день их не интересует. Разгрузили сегодня вагон и все деньги на пропой. С ними мой друг Жига завязался. У него отец помер вот он и колобродит с этой сворой. Парень классный во всех отношениях. Его осенью мой брат Беда, к себе заберёт работать на лесозавод. Станки новые только купит. Иначе он сопьётся во дворе.

– А ты кем работаешь на этом заводе? – поинтересовался Павел.

– Я работаю не там, а в порту слесарем и учусь заочно в университете. Сейчас у меня отпуск, поэтому я плотно занимаюсь строительством дома. Но брату всё равно на заводе помогаю во всём.

– Тебя в село везти? – спросил Павел, когда они переехали мост через Волгу.

– Нет, домой, надо жене и матери показаться, – сказал Колчак, – а в село я с Зауром уеду позже. Машину я сказал, чтобы без меня не выгружали.

Павел подвёз его к подъезду дома и сказал, чтобы он передавал привет матери.

– Передам, если увижу. Она дома сейчас редко бывает. Не официально деньги зарабатывает на двух заводах, а ещё швеёй – надомницей от фабрики оформлена. В общем перед ленью не пасует.

Колчак попрощался и скрылся в подъезде.

глава 33

Павел посмотрел на часы, стрелки показывали семь часов. Проезжая мимо дома, где он недавно ел наваристую уху вместе с Жигой, он обратил внимание, что у столиков картёжников гоношились знакомые лица. Но брата среди них не было, что его успокоило.

«Или за ум взялся или марьяж с Софой навёл», – подумал он.

Подъехав к дому матери, он взглянул на окна Валерки. Они были настежь открыты, и было хорошо видно, как Валерка с чайником стоял около стола и наливал чай. Павел посигналил ему. Валерка отставил чайник и высунулся в окно. Павел вышел из машины и подошёл к окну.

– Как вы тут без меня, больше не чудили? – спросил он.

– Времени не было. Ты уехал меня на следующий день позвали экскаватор делать в ПМК. Всю проводку им заново делал. Только вчера закончил. Сегодня бабки заплатят. А Николая я не видал. Лидка тоже, – она в Чувашию моталась. Наверное, Николай, у Софы прижился. А Лидка моя бизнесом занялась, – засмеялся он, – сегодня первый день вышла на работу.

– Что за бизнес?

– Пирогов с картошкой ночью напекла целое ведро. Понесла на автостанцию продавать. Посмотрю, что у неё получится. Попробуй, – протянул он через окно Павлу ещё тёплый пирог, – вкусный, мне нравится.

– Павел машинально съел пирог, не определив вкуса. Но ощутил, что сильно хочет есть.

– Валер, давай я домой пойду, а ты сходи в магазин, купи Кольке вина хорошего, а нам с тобой водки. Я с устатку немного выпью, и спать завалюсь. Завтра мать приезжает, надо её непременно встретить, на машине.

– У тебя ключи от квартиры есть? – спросил Валерка, – а то я дам. Мать у нас запасные всегда оставляет.

– Она мне тоже оставила, – Павел сунул деньги Валерке и машину подогнал к своему подъезду.

Открыв дверь квартиры, он сразу ощутил непонятную пустоту в прихожей. Чего – то там не хватало? Он бросил взгляд на пол. Увидав оторванный телефонный провод, он понял, что нет телефона с полкой и висевшей над ней большой картины с подсвечником. Павел прошёл в комнаты. В зале на полу лежал один материн и Николая гардероб, выкинутый из шифоньера, и больше ничего не было. Окна сиротливо выглядели без штор и как бы дразнясь, смотрели на Павла и ехидно спрашивали:

«Что прокатал материно имущество на трассе»?

Спальня, тоже была голая, только на полу валялся матрас, покрытый покрывалом. Одна кухня была не тронута, там всё осталось на своих местах. Павел открыл холодильник. Ему показалось, что там ни к чему не притрагивались, всё осталось на месте. Материны пельмени до сих пор лежали в морозилке. Даже чёрная икра и осетрина, которую принесла бывшая жена Николая, были не тронуты.

У Павла до боли сжалось сердце в груди, от жалости к матери. Непреодолимая злость на брата заставила его смачно выругаться и сильно хлопнуть дверкой холодильника.

– Вот это защиту ему поставила Софа. Это называется, расширила биополе, – негодовал он, расхаживая по пустой квартире. – Сука подлая, колдунья непостижимая, – ругался он на Софу, – и этот академик по продаже материного имущества, – совсем, видно у него крыша набекрень сползла?

В таком состоянии Валерка застал Павла.

Он осмотрел квартиру, словно куратор гражданских сооружений и заключил:

– Похоже, что здесь не Николай Алексеевич орудовал, а отряд саранчи. Ты Паха не переживай сильно? Мать завтра приедет, всё вернёт назад. Она знает, кому он сдаёт имущество, я приблизительно тоже знаю. Дальше наших домов никуда не ушло.

Пенал с хрусталём и комодом, точно у соседки Люси стоит. У неё квартира пустая, она берёт у него только громоздкие вещи. Если бы рояль у вас была она и её бы пристроила в своей хате. Николай Алексеевич своими выносами только нам придаёт с Лидией Степановной лишней работы. Мы с ней первые грузчики.

– Пойду, позвоню соседке, – сказал Павел, – и вышел в коридор.

Соседка Люся работала приёмщицей стеклотары и жила с мужем, который нигде не работал, а по мере возможности помогал ей и собирал пустые бутылки и банки от пива и нёс ей на сдачу. Дверь открыла она.

На ней был рваный халат в цветочках, и в зубах торчала папироса.

– Ты за мебелью уже пришёл? – спросила она.

– Что он тебе принёс и когда? – поинтересовался Павел и прошёл в квартиру.

– Пять дней назад, зашёл с Тараканом и Губой, говорит, купи диван, пенал с хрусталём, комод и две подушки, – сказала она. Я ему предлагаю Николай, давай я у тебя куплю всю квартиру с обстановкой и ключами от дома до материного приезда. Пятьсот рублей ему давала. А он взял с меня три бутылки вина, – показала она на мебель. – И сказал мне, что не одна я желаю попользоваться его добротой.

С ним Паша бесполезно говорить в это время. Я у него телевизор выпрашивала. Ни в какую. Его он вроде Петрову на первый этаж отнёс. Ты сам ничего не ищи? Бесполезно, – мать вернётся, всё выкупит, она знает адреса. А это забирать можешь. Сашка тебе мой поможет, пока он дома.

Павел с Валеркой и мужем соседки Саней занесли мебель назад. Люсе он вернул деньги, а Саню угостил водкой, которую принёс Валерка. Тот с удовольствием выпил, поблагодарил Павла и ушёл к себе.

– Валер, у меня вопрос любопытный возник. А чем он питался эти дни? В холодильнике никаких движений не было – все продукты на месте.

– Ясно где, наверное, у Соньки. У неё все продукты в вакуумных упаковках. И вино он у неё точно пьёт из серебреного кубка или из императорской посуды.

– Сейчас я позвоню ей. У меня телефон её высвечивался, – сказал Павел, доставая из сумки телефон.

– Ты давай пока приготавливай стол, а я пойду с ней поговорю в комнату. Мне нужно ей сказать несколько ласковых слов без свидетелей, – этой чёрной колдунье.

– Какая она колдунья. Соня кроме ячменя и геморроя ничего заговаривать не могла, а остальное всё у неё напускное. Мне муж её рассказывал. Она просто хорошая артистка.

– Значит шарлатанка, – сказал Павел и вышел из кухни.

Валерка положил пельмени в стеклянную тарелку и открыл микроволновую печь, чтобы приготовить их. Внутри печки лежали две бутылки вина.

– Здесь, что – то не то? – крикнул Валерка Павлу.

Павел из комнаты вернулся на кухню.

– Что не то? – спросил он.

– Видишь, в печке два пузыря вина лежат, и заметь дорогого, а это не в правилах Николая оставлять про запас такой нектар. Если бы он к Софье пошёл, всё равно бы вино дома не оставил, я его хорошо знаю. Одну бутылку, куда не шло, а две для него это перебор. Думаю, что – то случилось.

– Дело в том, что Софа не видала его несколько дней, а точнее пять дней, – сказал Павел. – Сама беспокоится за него. Я хотел Софу оттянуть по телефону за колдовство, но её встревоженный голос, заставил меня отказаться от этой затеи. Может я действительно в возбуждённом состоянии, зря на неё покатил. Она меня сегодня пригласила к себе домой в гости. Найдёшь ты его или не найдёшь, а у меня быть обязан. Примерно я понимаю, для чего меня в тот дом зовут. И возможно я решусь и схожу туда, но надо хорошенько вначале размыслить. Давай Валер выпьем, чтобы мозг заработал в правильном направлении, и будем думать, что дальше делать?

Пропустив по стопке, они накинулись на закуску и одновременно вслух начали размышлять, куда мог исчезнуть Николай.

– Я проезжал недавно по Новой стройке, – сказал Павел, – мужиков видал, но Кольки там не было с ними. Софа и Лизка его тоже не видали пять дней. Где он ещё может быть Валерка? Ты же должен знать все злачные места, куда он ходит.

– Или он у бывшей жены или вшей кормит в КПЗ, – уверенно сказал Валерка, тыкая вилкой в пельмень.

– Нет, милиция исключается, – отверг его версию Павел, – он выглядит солидно, как интеллигент и разговаривать, как краснобай умеет. К тому – же хулиганских наклонностей, сколько я знаю, за ним никогда не наблюдалось. В лапы милиции он не мог угодить.

– В наше время туда попасть, как с балкона пописать. Если даже у тебя на шее галстук будет висеть за тысячу долларов, и владеть языком будешь, как Цицерон, от дубинки и наручников тебя это не защитит. Наоборот ментов разозлишь. Они не любят умных, и респектабельных людей. Потому что сами тупые, как валенки. Сержантов в милиции не учат диалектики. Они проходят только курсы применения специальных средств, для подавления, взбунтовавшего народа, – высказал Валерка своё мнение о милиции, изобразив лицо мудреца.

– Ты не то говоришь. Я допускаю один, два мента злодеи, но не поголовно же вся милиция такая. Они в большинстве такие же, люди, как и мы. И давай не о милиции говорить, а думать, где он может быть в данный момент. У меня свои думки имеются, но я в первую очередь должен прислушаться к твоим догадкам. Ты с ним ежедневно вращаешься и должен знать, куда он сгинул?

– Я своё мнение сказал, больше мне в голову ничего не лезет. Если только новую женщину нашёл. Но я представить не могу, какой она красавицей должна быть, чтобы он задержался у неё на пять дней. Николай больше двух дней ни с кем не выдерживает. Если бы он у Маньки Сиськи работал, всё равно бы дома показался.

А у тебя Паха, какая думка имеется? – спросил Валерка.

– На новой стройке живёт женщина одна.

– Можешь не продолжать, – не дал договорить Валерка Павлу, – Алевтину Кирилловну, тем более он долго не выдержит. Она его постоянно воспитывает, и выпивать ни капли ему не даёт. Он её зовёт Раиса Максимовна Горбачёва, как бывшую мамку страны.

За выпивкой они не услышали, как открылась входная дверь и как Лидка радостная с пустым ведром появилась на кухне.

– Я иду, вижу, твоя машина стоит, думаю, Павел приехал. А наши окна закрыты, значит, мой Федя у тебя. Логично я рассудила? – сказала она.

– Логично, – недовольно сказал Валерка, – куда пироги дела?

– Продала все до одного, докладываю, как на духу. Шофера с автобусов, раскупили за пять минут всё ведро, а там восемьдесят пирожков было. По пять рублей за штуку, итого четыреста рубчиков, как с куста.

Она потрясла перед носом мужа кошельком с набитым монетами и купюрами.

– Я подсчитала на обратном пути, какой барыш у меня вышел, – сказала она радостно.

– Мука четыре килограмма шестьдесят рублей, маргарин две пачки десять рублей. Всех затрат семьдесят рублей. Итого чистой прибыли триста тридцать рублей. Если я каждый день буду столько иметь, то за месяц у меня будет двенадцать тысяч.

– А ты ещё сахар и дрожжи не посчитала, – подсказал ей Павел.

– Это Валерке бесплатно привозят за работу колхозники, вместо магарыча, – сказала Лидка, – а так на свои деньги мы брагу бы не ставили. Теперь Валерий от муки тоже не отказывайся. А вы водку пьёте? – обвела она своим взглядом стол. – Мне не нальёте? – как бы, между прочим, попросила Лидка.

– Обязательно нальём, если ты нам логично объяснишь, куда подевался Николай? – сказал захмелевший Павел.

– У зазноб своих, где ещё он может быть?

– Ты вначале комнаты осмотри, а потом свои логические мышления выдавай, бизнес – леди накрученная, – сказал Валерка.

– Ты зря её Валерка подкалываешь, – сказал Павел, – Александр Данилович Меньшиков, тоже вначале пирожками торговал, а потом светлейшим князем стал, генералиссимусом.

– Вот и я скоро светлейшей княгиней стану, – рассмеялась Лидка.

– Станешь, когда голой жопой на кол сядешь, дура, – без злобы сказал Валерка, – он пирогами торговал с зайчатиной, а у тебя пирожки с ангольской картошкой.

– Что это за новый сорт картошки? – спросил Павел, – я о таком не слышал никогда.

– Обыкновенная почерневшая прошлогодняя картошка с заводской свинофермы. Лидка раньше там тоже работала, лазейку знает, чтобы незаметно сумку вынести.

– А чего она от мяса ушла? – спросил Павел, когда Лидка пошла, осматривать комнаты.

– Из – за мяса её ушли. Она поросёнка спёрла. Её на проходной и прищучили.

– И хорошая работа была?

– Помощник ветеринара, помогала кастрировать поросят. Освоила это дело неплохо, но на работе долго не смогла удержаться. Её и сейчас некоторые частники приглашают иудейскую операцию делать визгунам. Но она после этого пьяной в сиську приходит домой. Сейчас я вето наложил на её медицинскую деятельность.

– Слышу, обо мне говорите, – вернулась Лидка в кухню. – Он тебе Павел рассказывает, что не разрешает мне кастрацией заниматься? Правду Валерка говорит, но не сказал, что вместо самогонки, он велел мне брать оплату мясом. Смешной Федя. Какого мяса я ему могу заработать? Меня чай приглашают не свиней резать. Поросячий винтик могу ему только в баночке от вазелина доставить, – чем богата, я бываю в день операции.