Текст книги "Разбитый калейдоскоп. Современная версия «На дне»"

– Ладно, – улыбнулся Павел, над словами Лидии Степановны, – мы опять от темы ушли.

– Говори где Николай Алексеевич? Иначе мы тебя сейчас пытать начнём, возможно, калёным железом, – пошутил Валерка.

Павел остановил его жестом руки.

– Лид понимаешь, он оставил две бутылки вина. И продукты в холодильнике все целые. Самого его уже пять дней никто не видал. Валерка говорит, что к вину он всё равно бы пришёл домой.

– Верно, он говорит, – утвердительно сказала Лидка. – Ты мне Павел налей, чтобы у меня извилины зашевелились. Я ведь полночи считай, не спала, пироги пекла.

Павел налил ей водки не в стопку, как себе и Валерке, а в стакан, которую она без задержки выпила и начала рассуждать:

– Я Павел Николая видала, после твоего отъезда. Таракан сидел на лавочке около нашего подъезда. К нему подошёл Николай и отдал ему связку ключей, которые у него в инструментах лежали. Я его спросила в шутку, «Колька ты ему ключи не от рая случайно отдал»? – А он на меня странно посмотрел и сказал, как праведник: «Так жить нельзя, пора кончать и думать о другой жизни», и быстро ушёл. После этого я на три дня ездила в Шумерлю и больше его не видала.

– А он трезвый был в тот день? – спросил Павел.

– Как стеклышко и нарядный как кипарис.

– А кто такой Таракан?

– Погребной специалист, – пояснил Валерка.

– В похоронном бюро, что ли работает? – впился в Валерку глазами Павел.

– Погреба в сараях чистит, варенье, и всякое соление. Занимается этим делом лет восемь, и ни разу не попался.

Павел облегчённо вздохнул и разлил остатки водки по стопкам.

– Я думаю надо больницы обзвонить, может у него аппендицит или ещё какой приступ произошёл, – внезапно посетила мысль Павла.

– Ой, ужас, какой, – схватилась за голову руками Лидка. Её глаза закатились кверху. И она перекрестилась три раза. – Не ужели он смог с собой такое сотворить. Он мне сказал, что пора думать о другой жизни. Точно он имел в виду загробную жизнь.

Павел с Валеркой тревожно переглянулись.

– Ты чего дура, что ли, – прикрикнул на неё Валерка, – выкинь это из головы и вообще заглохни.

– Точно, точно, – перекрестилась она ещё раз, – а вино он специально оставил для нас, чтобы мы его помянули. А так он из больницы бы со сломанной ногой приковылял домой за вином.

– Разумно, – сказал Валерка, – но он бы тогда предсмертную записку оставил.

– Надо хорошо посмотреть может, где и лежит, – окрылилась Лидка после водки.

Она вскочила со стула, и как охотничья собака стала обнюхивать кухню. Открыла посудный шкаф тщательно пошарила по тарелкам и бокалам. Потом достала восточную чашку и поставила её на стол.

– Вот смотрите подтверждение моих слов, – он и изюм купил для кутьи. Мать никогда изюм не покупает, она его называет дохлым виноградом.

– Это точно, – кивнул Валерка.

Павел, расстроенный от трагического предположения родственников, встал и пошел в прихожую, где на полу лежала стопка брошюр. Там он нашёл городской телефонный справочник и начал обзванивать больницы и морги. Получив от всех справочных радостное слово, «НЕТ», Павел обнадеживающе воскликнул:

– О плохом конце, можно больше не думать, его нигде нет, – заявил он восторженно родственникам.

– Погоди радоваться? – рано ещё, – остановила его Лидка, – может он висит, где – нибудь на чердаке или в подвале весь синий с высунутым наружу языком.

И тут – же Лидка от Валерки получила подзатыльник за высказанную версию.

– Пошли тогда на чердак и в подвал на разведку? – позвал их Павел.

– Сейчас я домой за фонарём сбегаю, – остановил Павла Валерка, – там темно, особенно в подвале. Без фонаря ничего не увидим.

Валерка быстро сбегал за фонарём, но поиски в подвале и на чердаке ничего не дали. Трупа Николая нигде не было. Когда по чердаку возвращались домой, Лидка проколола себе гвоздём ногу и заголосила:

– Это знамение беды, я чувствую это. Ищите его лучше, – причитала она, хромая на одну ногу.

– Чучело, – это бог тебя наказал за карканье, – сказал ей Валерка, когда они возвращались в квартиру.

Дома Валерка заметил разительную перемену в настроении Павла. Он заперся в ванной, но воду не включал. Вышел оттуда минут через десять, с угрюмым видом, но с протрезвевшими мыслями.

– Я думаю надо в милицию идти, – твёрдо решил он. – Лидия никчемный советчик.

– Павел ты не бери в голову её логику? – Она один раз так уже похоронила одного Николая, только не Тарасова, а Абрамова. Он моим одноклассником был, и жил на соседней улице. Родители помогли ему купить во втором микрорайоне квартиру, и наши встречи были редкие. Домой иногда заезжал к нему, с поллитровкой. Как – то я случайно узнаю, что Никола лежит в больнице с гангреной, – ногу повредил в порту. Я в больницу поехал его навестить. Выглядел он не смертельно. Жена Валентина ухаживала за ним в палате. Разговаривали они со мной оба оживлённо, можно сказать с неподдельным весельем. Потом меня самого в больницу положили с водянкой, только в центральную больницу. Лидка пришла меня навестить и сказала, что Абрамов помер. Видала, говорит из окна, Валентину Абрамову в траурном одеянии и с венком. Я, конечно, потужил крепко, а когда из больницы выписался, решил визит вежливости вдове нанести. Звонил в дверь долго, никто не отвечает. Думаю, жена ещё в трауре, и видеть никого не хочет. Где – то, через месяц встречаю на рынке весёлую вдову. Она меня и спрашивает, почему я не захожу в гости? Я ей отвечаю, что, один раз днём заходил, но дверь никто не открыл. А она мне выдаёт неожиданное известие. «Пока Коля, говорит, на костылях добирался к двери, ты уже ушёл. Так часто у нас бывает. Коля открывает, а на пороге никого нет».

Я её спрашиваю, а что он разве живой? Вижу ей плохо стало, после моего вопроса. Глаза чуть из орбит не выкатились и недоуменно спрашивает у меня:

– С чего ты взял, что его в живых нет?

– Я ей отвечаю, что сам в больнице лежал, а Лидка тебя видала в трауре и с венком и мне доложила.

Она давай смеяться, рассказывает, что хоронила деда Коли, которому девяносто лет было, а её муж жив и здоров, но без ступни. Четыре года прошло уже, как моя Лидка живого человека похоронила. Вот она и нашего Николая Алексеевича, хочет предать земле со своей куриной логикой. Мне чутьё тоже подсказывает, что Николай в КПЗ или у одной из своих бывших женщин. Давайте сейчас, так сделаем? – предложил Валерка, – я иду в милицию, а Лидка шурует к Лизе в магазин и домой. Если и эти поиски нам ничего не дадут, то последний адрес у него может быть на той стороне Волги у своего друга мусорщика Полупанова.

– Мне вначале надо драгоценную ногу и внутренности продезинфицировать, – сказала Лидка, поглядывая на вино, – а то начнётся заражение, как у твоего Абрамова, буду тогда, как циркуль передвигаться на костылях.

– Я тебе ступу закажу у плотника ЖЭК, – успокоил её Валерка, – а помело бывшие коллеги подарят. И группу инвалидности получишь вторую или третью. Если до паха ногу отпилят, могут и первую дать. Вот тогда мы с тобой заживём. Возможности для воровства перед тобой необъятные откроются. В магазин зашла, незаметно в ступу засунешь палку колбасы и бутылку водки. И так каждый день. Представляешь, какие мы счастливые будем?

– Хватит подкалывать Федя? У меня нога не на шутку разболелась, – ныла Лидка.

– Пошли домой, йодом смажем и в розыск, – потянул её Валерка за руку, – а Павел пускай с дороги отдохнёт. У него глаза уже слипаются.

– Да я немного ослаб. Идите на самом деле? А возвратитесь, обрабатывать будешь свою ногу, – показал Павел жене на вино.

Но отдых длительным не получился. Валерка вернулся через час с радостным известием, узнав, что Николай действительно находится в КПЗ, и дали ему пять суток, за оскорбление продавца магазина.

– И когда его оттуда выпускают? – облегчённо спросил Павел.

– Послезавтра в двенадцать часов, – сообщил Валерка.

– Мать будет до безумия рада, – иронически заявил Павел, – что её любимый сынок в исправительных покоях находится. Она хоть и ругается, а всё смотрит за ним. Беспокоится, почему, у её Коли аппетит плохой и моча цветная, как каротин. У него давно уже вместо мочи вино льётся, – заключил он, – типа «Портвейна», которое в Советские времена было очень популярно.

Павел протянул руку к сигарете и закурил:

– Короче Валер, я отдохну ещё немного, а ты дожидайся свою супругу. Купите мне маленькую чекушку водки, а вам вина хватит.

– Нет, я сейчас дождусь её, мы с ней сходим в ПМК деньги получим. А потом придём, и ты за это время проспишься.

– Делайте, как вам удобно, – сказал Павел.

Лидка долго ждать себя не заставила. Павел не успел выкурить сигарету, как она появилась на пороге.

– Нема Николая Алексеевича у супруги, – развела она руки в сторону, – но Лиза мне подсказала верное направление, где его можно найти.

– Где? – спросил Валерка, не подавая виду, что ему с Павлом известно уже местонахождение Николая. – Давай не тяни резину, выкладывай, что ты нанюхала своим чувашским носом?

– В Беховской больнице он, в дурдоме. Она говорит, что ему давно пора телевизор на потолке смотреть.

– Это почему на потолке? – спросил Павел.

– Чтобы придурки не имели возможности ковыряться в ящике. А если уж и там его нет, то я думаю надо время ждать, когда его тело всплывёт в Волге или другой, какой реке.

– Ну не дура ли? – засмеялся Валерка, – дурдом по тебе самой плачет. Николай, на реку давно не ходит. Он не рыбак и не купальщик, а ты так упорно хочешь его похоронить, чтобы кутьи на халяву нажраться. Нашли мы его, – заорал на неё Валерка, – жив он и здоров. Только в туалет временно ходит в позе орла. Биде и восходящий душ там отсутствует.

– Неужели к мильтонам попал? – уставилась она на Валерку.

– Пошли отсюда, больше тебе не нужно ничего знать, а то ты своим языком растрезвонишь на всю вселенную, что Николая арестовали, как политика. Скажешь, что на площади Минина требовал свержения директора муниципальной бани, за то, что тот повысил цены на веники.

…Когда они закрыли за собой дверь. Павел уснул.

глава 34

Проснулся он от бряцанья посуды на кухне. Стол был сервирован, новыми закусками.

– Не удивляйся? Я шесть тысяч получил за экскаватор, – показал Валерка на стол.

– Купишь мне муки, луку – репки и повидлу? – сделала заявку Лидка, – ассортимент пирогов надо разнообразить.

– А зайчатины тебе не купить? – съехидничал Валерка, – чтобы ты столбовой дворянкой стала.

– Смейся, смейся, а денежки у меня теперь постоянно будут, – распевала счастливая Лидка.

В этот день Павел к сёстрам в гости не попадёт. А на следующий день встретив из Астрахани мать он ей расскажет обстановку по дому. На что она скажет:

– Вези меня к свахе, в пустой дом я не пойду. Пока он всё не вернёт, – моей ноги дома не будет. Мне через два дня опять в рейс идти, а он пускай, как хочет. Нравится ему в каменном мешке голодным сидеть, – пускай сидит.

Павел отдал ей коробку с золотом и повёз её к своей тёще.

Только в этот день вечером он попал в гости к сёстрам. С пышными закусками и разнообразными напитками предстал перед ним богатый стол, после которого Павел очутился в спальне однорукой Ольги. Она вначале показывала ему свои работы по акварели, а потом распахнула постель, где ему пришлось провести ночь. От такого гостеприимства Павел устоять не смог. Проснувшись рано утром, он сходил во двор умылся. Отказавшись от утреннего кофе с бутербродами и сославшись на нехватку времени, он ушёл, пообещав зайти вечером с Николаем.

Николая они встретили с Валеркой около милиции перед обедом, а Лидка продав пирожки, занималась в это время приготовлением стола для арестанта.

Он вышел похудевший и помятый. Пригладив рукой, волосы Николай уселся в машину:

– Мать приехала? – спросил он.

– Вчера встретил, – ответил Павел, но не сказал, что она у тёщи.

– Тогда поехали домой быстро, у меня там пару бутылок вина «Улыбка» припрятаны.

– Улыбнулось твоё вино, – сказал Валерка, – Лидка его всё выпила, за упокой твоей души и изюмом закусила, который ты купил для кутьи.

– Ты заморыш давай меня не подкалывай? Она в жизнь никогда не найдёт, куда его я спрятал, а изюм покупал не я, а мать для Павла, – овсянку по утрам ему варить. Знает, что он любит это блюдо.

Павел остановил машину и посмотрел на брата.

– Колька, ты улыбаться можешь? – спросил он.

– Могу, когда есть причина.

– Причина есть. Лидка тебе жизнь продлила. Улыбнись широко? – Поверье есть в народе такое. Когда живого человека хоронят, тот живёт долго. Вино нашли в микроволновой печи и выпили.

– Я её убью гадину и в дом больше не пущу, комендантша мне тоже нашлась. Ты Валерка, дееспособный, – будешь мне теперь сегодня покупать вино?

– Лидка сейчас тоже дееспособная, она бизнесом пирожковым занимается. С неё и бери. Она уже ждёт нас дома.

– Что тошнотиками стала торговать? Кто ей доверил такую работу? Она больше сожрёт, чем продаст, а Валерка недостачу будет платить.

– Она сама печёт и распродаёт быстро, – сказал Павел.

– Если так, то другое дело, печь она может, я знаю. Только на продажу она калькуляции не будет придерживаться, вместо муки мелу насыпет, а вместо дрожжей карбиду кинет. Я бы её пироги не стал покупать на улице. Для себя она конечно вкусно печёт. Ничего не скажешь.

Когда вошли в квартиру, Николай в первую очередь бросился на кухню.

Увидав собранный стол, с вином «Улыбка», и Лидию Степановну в фартуке, он довольно кашлянул, но печку всё равно открыл, надеясь там найти ещё две бутылки.

– Не ищи, – то вино мы выпили, – сказала она. – Купили свежего вина, с сюрпризом внутри.

– Молодцы, что исправились, а то бы ты у меня первая чертей получила, – сказал он и пошёл проверять пустую квартиру.

– Не пойму, а мать где? – спросил он у Павла.

– У тёщи гостит, – ответил Павел.

– Наливку малиновую, наверное, со свахой глушат? – недовольно пробурчал он. – Хватит, предел должен, какой – то быть? Мне уже это изрядно надоело, – возмущённо расхаживал он по квартире, – надо будет заглянуть к ним и нагоняя хорошего устроить. Так и спиться старушкам недолго.

Павел с Валеркой смотрели на него с недоумением, не поняв, шутит он или говорит вполне серьёзно.

– Ты на себя критику наводи, а старушек оставь в покое, – одёрнул его Павел, – пропил всю квартиру и хочешь, чтобы мать пришла в голые стены. Она сказала, что домой больше не придёт, пока ты всё не вернёшь назад.

– А я всё сегодня выкуплю, или завтра, – если не забуду, – пообещал он, и начал вспоминать, кому, что раздал.

– Вот сегодня ты похож на Варёного? – заметил Павел Николаю.

– На какого Варёного?

– Фильм такой есть, Последнее дело Варёного, который ночью грабил банки, а утром похищенные деньги возвращал назад.

– Ты опять взялся за свои прибаутки, – психанул Николай, – заколебал уже. Идите лучше к столу, а я сейчас обмоюсь быстро и приду. Вечером надо к Софе сходить.

– Ты пока в КПЗ сидел, постель с ней, наверное, другой уже делил, – пошутил Павел.

– Там, где был я, другому самцу, делать нечего, – уверенно сказал он, – да и мы уже с ней план наметили совместной жизни.

– Вместе сходим, я там тоже лежанку себе облюбовал, – известил его Павел.

– Неужели однокрылую Ольгу приласкал? Она ничего аппетитная и моложе моей Софы, а самое главное детей нет.

Николай выпил стакан вина и залез в ванную.

У матери в этот день сердце не выдержало, и она всё – таки решилась навестить своего сыночка.

Она пришла с большой сумкой в руке.

– Где он? – спросила мать.

– Смывает с себя арестантский налёт, – показал Павел на ванную, откуда отчётливо слышался плеск воды.

– Матрас ты слышишь меня? – постучала она в дверь ванной. – Домой не приду, пока не вернёшь всё. Павел уедет с голоду подохнешь бесстыжая рожа. Совсем совесть потерял, пьяница, – золотая рота. Кровосос, – иди, работай, больше я тебя кормить не буду.

– Я уже устроился на лакомую работу в сферу торговли, – крикнул он из ванны, – так, что голодным не останусь, питаться буду амброзией и пить только нектар. А сегодня свадьбу себе устрою с родственницей Гермеса Грацией и заживу, как бог, тебя не приглашу за оскорбление.

– Колька, я человек старый уже и не шокируй меня такими новостями, – постучала опять мать в дверь, – я сейчас от смеха описаюсь. Покажи мне, эту дуру, я ей килограммовую банку чёрной икры подарю и каспийского залома в придачу заверну.

– У неё у самой такого добра, хоть отбавляй. У неё икра в бочках стоит, а заломы в бассейне плавают, вместе с осетрами. И зря ты её оскорбляешь, она не дура, а умная и красивая женщина в депутаты несколько раз выдвигалась от партии предпринимателей. Жалко, что не избиралась. А то бы я сразу вошёл в высшее сословие, после загса.

– Ему там, в милиции башку совсем не отбили? – спросила мать, смотря на Павла и Валерку. – Несуразицу, какую – то несёт, – пожимала она плечами.

Все сидящие в кухне улыбались.

– Николая Алексеевича мы с Лидией Степановной уже посватали, – сказал Валерка.

– И кто она? – спросила мать.

– Софья, хозяйка гастронома на Стадионной улице. Раньше она экстрасенсом была.

– Неужели я теперь отдохну на старость лет? – обрадовалась мать и стала выкладывать из сумки астраханские дары Волги.

Когда Николай вышел из ванны, матери ничего не сказал о Софье, как она его не пытала.

– Пустой к ней не ходи, меня не позорь. Возьми икорки, осетрины. Магазинная икра такого вкуса не имеет, её женят с растительным маслом, а это свежея.

– Ну, если ты настаиваешь, – придётся захватить, – успокоил он мать.

Мать долго не задержалась дома. Она недовольно осмотрела квартиру, достала бумагу и записала в неё отсутствующую мебель и вещи.

Она тяжело вздохнула и сказала Павлу:

– Придётся мне всё выкупать. Сейчас обойду всех, кому он продал, а с рейса приду, заберу.

– Не беспокойся, он сказал, что сегодня всё вернёт, – убедительно уговаривал её Павел, смотря пытливо в сторону Николая.

– Может, не прям сегодня, а завтра точно, – заверил Николай. – После такой каторги, надо отдохнуть немного. Пострадал не за что.

– Посадили, значит за дело. Был пьяный, – уже виноватый, – погрозила ему пальцем мать, – и нечего оправдываться. Мало тебе дали пять суток, – поскупился судья. Надо было тебя до конца навигации продержать.

– Не знаешь, не говори, – повысил тон Николай. – Я зашёл в магазин за батоном, а там нет никого. Музыка играет, но продавцов нет. Начал звать, ни звука. Только Аллегрова распевает на весь павильон. Смотрю, дымок тянется из – за прилавка. Я подошёл к тому месту и постучал. Коза молодая выскочила, как заорёт на меня. Что я ей музыку не даю послушать своим криком, а под прилавком она якобы мелочь, рассыпанную доставала. Я ей говорю вежливо, вы уважаемая Эвтерпа подайте вначале мне батон, и после будете подбирать свою мелочь и наслаждаться пением Ирины Алегровной. Тут она своё хайло открыла и понесла на меня чушь разную. И вдруг как назло наряд милиции зашёл в магазин. Она при них давай на меня бочку катить. Сказала, что я, её, и певицу Ирину стервами обозвал. Я им объясняю, что я назвал уважаемого продавца музой Эвтерпой, а не стервой. Они меня слушать не стали, запихнули в свой чемодан и увезли. А пять суток дали не за продавца, а за сопротивление, что я ослушался ментов и не хотел добровольно проехать с ними в управление.

– Меньше выпендриваться надо было своими иностранными словечками, – сказала Лидка.

– Ещё ты меня поучи стряпуха, – прикрикнул на неё Николай, – без тебя разберусь, как мне разговаривать.

Мать не стала больше слушать Николая и ушла к тёще Павла.

После застолья Павел уговорил Николая, чтобы всю мебель занести домой. К вечеру почти всё стояло на месте, кроме одного дивана и четырёх стульев. Хозяев в этот день не оказалось дома. У Павла на сердце отлегло и вечером с хорошим настроением они с братом навестили сестёр. Приятную идиллию прервал телефонный звонок. Это звонил Жора Хлястик. Он сообщил, что нашли грабителя Ореха, им оказался продавец газет в переходе и помог выйти на него, тот самый милиционер, которому вначале приписывали ограбление. Все деньги он вернул, но отдавать их некому.

– Как не кому? – спросил Павел.

– Умер музыкант от кровоизлияния в мозг, не приходя в сознание. Три дня назад, как похоронили, а жену отправили в дом инвалида или престарелых, – сказал Жора.

Павел отключил телефон. Это известие его убило и у него всё желание пропало оставаться в этом доме. Он извинился и вышел на улицу. Он шёл по улице и вспоминал весёлые времена, проведённые с Сашкой Орехом. Все моменты их детства нахлынули в памяти, которые в обычный день он ни за что бы не вспомнил. Опомнился он от воспоминаний около Ореха дома. Он вошёл во двор, но дальше проходить не стал. Его взору предстали тёмные оконные просветы без рам, подсказывающее Павлу, что в этом помещение никто не живёт. Он развернулся и направился к дому Стаса. Его он застал в своей лачуге, сидевшим на кровати в рваном трико и ломавшим хлеб от буханки, который он макал в консервы кильки в томате и отправлял себе в рот.

– Я тебе не буду предлагать угощения, – произнёс он, показывая на скудный свой ужин, – ты ведь белая кость, такие консервы не ешь.

– Ты не думай Стас, я не брезгую, я просто только из стола вылез. Насытился под завязку. Ты знаешь, что Ореха похоронили?

– Конечно, знаю, я у него на похоронах был. Ещё в прошлом году мы его отнесли на кладбище. Хоронили прямо из больницы.

– Да нет Стас, ты путаешь. Буквально неделю назад мы с ним были у тебя дома. Потом он ушёл домой, а мы с тобой в огороде допивали водку.

– Неужели так долго время тянется, – удивился Стас, – а мне кажется, это было в прошлом году.

– Ты счастливый человек, – сказал ему Павел, – живёшь, как в космосе.

Попрощавшись со Стасом, он вышел на улицу. В этот миг ему страшно захотелось быть у себя в городе, чтобы не видать этой унизительной нищеты простых русских людей, которые от, безвыходности своего положения топят себя в вине. И самое страшное, что он им помочь ни в чём не может.