Текст книги "Россию спасёт святость. Очерки о русских святых"

Снова в Орду

Не ошибся митрополит в оценке событий в Орде. После удачного, грабительского, конечно, похода на город Тебриз в татарском стане произошла великая смута, «замятня», как говорили тогда. Властолюбивый, корыстный Бердибек убил, страшно сказать, и отца и всех своих двенадцать братьев. Неслыханное, со времён Каина, братоубийство. И уже именно Бердибек восклицал: «Слово мое мечом да будет!» Он сумел уверить безутешную Тайдуллу, что он не при чем, что выжил случайно, что казнил всех заговорщиков. Поверила она или просто смирилась с этим ужасом, неизвестно.

А в Москву прибыл новый посол Орды: баскак Иткар. Предъявил басму (ханское изображение). Объявил волю нового хана Берди-бека:

– Да будет воля небес волею Бердибека! Ослушники его да будут преданы смерти.

Повелевается тебе с дарами явиться в Сарай. Отныне объявляется новая дань на Русь: денежная, поплужная, луговая, лесная, рыбная, мельничная, бортевая.

Князь молча слушал. Да, значит, передышка закончилась. Как сможет его народ нести новые дани, увеличенные оброки? Спокойно сказал:

– Воля хана – закон. Прими, посол ханский, наше подношение в знак мира.

Поднесли Иткару серебряную чашу, наполненную деньгами. Доволен посол.

Всю ночь сидел князь с ближними людьми, боярами и воинами. Одна надежда, решили все, одно упование – на святителя Алексия. Просить его вновь ехать в Орду. И немолод он, и жалко его. А что делать?

– Нельзя тебе самому ехать, князь, можешь не вернуться. А как Руси, как Москве без тебя? Наследники твои молоды, княжества вокруг Москвы неспокойны. Скачут теперь их князья в Орду, наговорят на тебя. Москве же, её богатствам, её просторам, все завидуют.

Но что было просить Владыку, когда он сам лучше других понимал, что нужно для Руси. Он надеялся на милость Божию и на исцеленную им царицу.

Невеселым был знакомый путь в Орду. Он и в первый раз был тревожным, но, по крайней мере, не видели они тогда по берегам сожженных русских селений. Вспомним поэта:

 
В глуби восточных территорий,
Где ветер бил в лицо и грудь,
Как первобытный крематорий,
Еще пылал Чингизов путь.
 

Пожарища на берегах говорили, что повторяются ужасы первого нашествия татаро-монголов.

Твердо решил митрополит не идти меж татарских огней. Лучше умереть. Но нет, не заставляли, провели с почетом. Но не с почетом встретили. Бердибек, в отличие от отца, не вышел навстречу, не поздоровался и надменно спросил:

– Где Иван? Ослушался?

– Священна воля твоя, великий царь. Он собирает новую дань для тебя. Велика она оказалась. Смилуйся! Народ несет оброки, пока они посильны, пока не видит в хозяевах гонителей.

– Угрожаешь? – вскинулся Бердибек. – Воевать Русь хочу! Сам все возьму!

– Дозволь, великий царь, прочесть послание на Русь твоего славного предка, мудрого хана Узбека?

– Читай! – разрешил Бердибек.

– «Заячьего лета, осеннего первого месяца, четвертой луны. Да никто не обидит в Руси Церковь Соборную Петра митрополита, людей его, ибо сии люди своей молитвою блюдут нас и наше воинство укрепляют…»

Но не дал дочитать грамоту хан. Гневно встал:

– Мудрый хан Узбек? Вот как! А славный, великий хан Бердибек говорит иначе. Знаю сию грамоту, знаю Узбековы слова: «Кто дерзнет порицать веру русскую, да смертию умрет!» А я говорю: истинна только наша вера. Бог дал вам Библию, а нам волхвов, нам дал победы. Если б ваш Бог был за вас, не вы бы платили дань, а мы. Или я не прав?

– Прав, великий государь, прав, – раздались голоса приближенных.

Вдруг быстро и решительно вышла из боковой двери мать хана Тайдулла и громко обратилась к сыну:

– Сын мой! Послушай матери, не налагай дани на Русь. Русский Бог вернул мне зрение. Ясно вижу правоту митрополита Алексия. И тебя, сын мой, вижу и умоляю – пощади моего спасителя и народ его.

Подскочил сзади к трону главный жрец, наклонился к уху властителя. Но Бердибек недовольным жестом отстранил его. Задумался.

– Пиши, – повелел он писарю и стал диктовать: «Высшего и безсмертного Бога волею и силою, величеством и милостью повелеваю священнику Алексию вернуться в Москву и нести великому князю московскому и прочим князьям мир и благоденствие».

Митрополит почтительно склонил голову и вышел. Наутро ему принесли ярлык, в котором подтверждалось освобождение русского духовенства от налогов. Тайком передали ему дары от Тайдуллы. Сама же она, видимо, побоялась увидеться с ним.

Притяжение Москвы

Владыка торопился в Москву. Главная радость была в том, что князь Московский назывался Великим. Подтверждалось его главенство над остальными русским князьями. Под руку Москвы собиралась Русь.

Отдыхал ли когда святитель Алексий, неведомо. Ежедневные службы, еженочные молитвенные бдения. И поездки.

Киев, мать городов русских, многострадальный град. Опять в нем хозяева князья литовские. Храмы в запустении. Язычник, князь литовский Ольгерд, воин смелый, политик умный, не может препятствовать святителю возрождать храмы в подведомственных ему епархиях, но люди ольгердовы много досаждают православным. Однажды нападают тайно и отбирают имущество, а самого святителя держат в плену.

Конечно, всё кончается мирно – Ольгерд уже оставил свои дерзкие мечты о покорении Московии, но для Владыки случившееся долго будет горестным воспоминанием.

Слово «замирение» в то время часто означало военное решение раздоров и споров, случавшихся при установлении границ, дележе имущества, распределении доли налогов. Но митрополит Алексий вернул этому слову первоначальный смысл – замирение миром.

– Вражда от диавола, – увещевал Владыка, – мир и согласие от Господа. А служба Господу – терпение бед и неурядиц. Не всегда же ненастье. Дождь, ветер, а гляньте на небо – вот и заголубело оно на востоке, вот и к нам идет солнышко. Так и в жизни нашей.

При участии Владыки улажен спор Тверского и Холмского князей. Урегулирован давний, непростой спор с рязанцами. Рязанцы просили в Орде передвинуть границу их княжества в сторону Москвы. С тем и явился посол Орды к князю Иоанну. Но услышал неслыханное – в кои веки русский князь отринул указ Орды:

– Рубеж меж нами лежит и не для чего другой класть.

Оторопел посол:

– Прогневить, князь, хочешь Орду?

– Про рубеж знает великий хан Бердибек и сказал он то нашему главному священнику Алексию. Если кто явится по-новому межевать, встретим не хлебом-солью, а копьями да стрелами.

А споры-раздоры с нижегородцами помог уладить преподобный Сергий Радонежский. Уже знаменита в Руси и окрест была его обитель, а сам преподобный, как ни избегал мирской славы, слыл первым молитвенником за Русскую Землю.

Именно его благословил митрополит Алексий пойти в Нижний Новгород с увещеванием тамошних бояр и воинов, а «буде не войдут в разум», закрыть православные храмы для богослужения. Так преподобный и сделал. Такое наказание было неслыханным. Но оказалось очень действенным.

Отрок-сирота

Как же часто гремят над Русью беды и неурядицы. Совсем молодым умирает князь Иоанн Иоаннович. И уж совсем мальчиком остается на княжение осиротевший отрок Димитрий. Стоя у гроба отца, он совсем по-детски прильнул к руке митрополита Алексия. Тот осенил его крестом, благословил:

– Чадо, будешь мне вместо сына.

– Не оставь, отче, – попросил и юный князь.

Как? Как десятилетний отрок будет именоваться Великим князем? Такой вопрос раздавался повсюду.

– Да, будет! – твердо сказал митрополит Всея Руси. – Будет князем Московским внук Иоанна Калиты, а Москва будет центром Руси.

Верил кто этому – не верил, но первые шаги молодого князя были четкими и однозначными – Москва берет на себя всю тяжесть ответственности за Русь, за взаимоотношения и с Востоком, и с Западом.

Объявлен был по Руси сбор средств на строительство каменных стен вокруг Кремля. Возведение стен было всеми одобрено, помнили пожары. Все понимали, что решимость Димитрия идет от его опекуна и наставника во всех делах митрополита Алексия. Но так как авторитет Владыки был необычайно велик, а потому, кто с радостью, кто нехотя, но все принимали этот судьбоносный поворот событий. И в политике, и, особенно, в единстве Православной веры.

– Тяжко иго монгольское, татарское, – говорил Владыка, – но того убийственней раздоры княжие, от них всё горе. Сила – в согласии.

Старался Владыка залучить князей русских в стольный град, приводил на богослужения в Успенский собор, выносил напрестольный Крест, крестным целованием скреплял союз с Москвой. Стоял всегда рядом со святителем мужающий, крепнущий отрок Димитрий Иоаннович, Великий князь Московский, будущий Димитрий Донской. Именно он «пошатнул» царство ордынское. И навсегда, на все времена, запомнят люди русские его слова перед Куликовской битвой:

– Постоим, отцы и братия, за веру Православную, за Русь Святую, за святые церкви наши!

Благословил Владыка счастливый брак Димитрия с суздальской княжной Евдокией. И сам венчал их в коломенском Кремле.

Скрепил своей рукой договор Димитрия и серпуховского князя Владимира, сродника, признавшего «брата своего старейшего во отца место».

Призвал московских ополченцев помочь Великому князю в противостоянии Ольгерду. И тот отступил, «пожегше волости и села».

И еще много-много добрых дел, всего не перечислить, было совершено владыкою. Цель их была одна – привести Русь к единой вере Православной и сплотить ее вокруг Москвы.

Догорела свеча, и зажглась свеча

Жизнь православного человека – свеча из чистого воска. Вера его – это фитиль, а огонь горящего фитиля – это любовь, это смысл жизни. Но как ни велика свеча, а всё равно догорит, всё равно земные сроки нашего бытия конечны.

Слаб, немощен Владыка. Ходит тяжело, медленно. Но так же приветлив, так же добр ко всем. Все стремятся подойти под его благословение.

И кто изведал его ночные молитвы перед Спасителем и Божией Матерью за Землю Русскую, значит, за нас с вами?

Два года оставалось до сентябрьского дня Куликовской битвы, происшедшей в 1380 году от Рождества Христова. Два года.

А в год земной кончины Владыки, в 1378-м, русскими войсками на реке Воже был разбит большой татарский отряд. Озлобился пришедший к власти в Орде темник Мамай, но это уже не испугало сплоченную Русь.

Одно из последних дел, свершенных Владыкой, была помощь Иерусалимскому и Синайскому архиереям. Епархии их, обнищавшие под игом сарацин, выбивались из сил, собирая последнее на то, чтобы уплачивать все растущие поборы. Не заплатишь – отберут храмы, запретят Богу молиться. И как ни тяжелы были свои дела на Руси, помогла Русь братьям-христианам. Не отказал Великий князь в просьбе митрополиту.

– Княже, – оставляю тебя на молитвы Сергия, – с ним советуйся о делах, у него испрашивай благословения, – назидал митрополит Димитрия. – Отказался он принять от меня митрополичий крест, но сильны молитвы его пред Господом. Прощай, княже, оставляю тебя на милость Божию.

Лет жизни Владыки было 86. До последних дней он был на ногах. И перед земной своей кончиной сам отслужил обедню. Отстоял всю Литургию, водосвятный молебен. Слабеющей рукой опускал в чашу кропило и окроплял благодатной влагой молящихся.

После службы отказался от трапезы, уединился в своей келье, и только ключник, которому князь велел блюсти Владыку, слышал через двери, как молится святитель. И услышал он последние слова великого старца:

– Господи, прими дух мой с миром.

И зажглась над Русью новая свеча, светильник негасимый – святой митрополит Алексий.

Он был небесным покровителем митрополита Московского и всея Руси Алексия II. Именно в день памяти святителя, 12 (25 февраля по новому стилю) свершался день тезоименитства Святейшего Патриарха. Они и упокоились в одном московском соборе, Богоявленском.

А еще день его памяти 20 мая (2 июня по новому стилю). Это день обретения его нетленных мощей в 1431 году.

Также он поминается в совместной службе памяти всех московских святителей 5 (18) октября.

Божественнаго и пречестнаго святителя Христова, новаго чудотворца Алексия, верно вси поюще, людие, любовию да ублажим, яко пастыря великаго, служителя же и учителя премудра земли Российстей.

(Из молитвы святому Алексию, митрополиту Московскому и всея Руси Чудотворцу).

Граду нашему, Первопрестольной Москве и стране Российской великое утверждение и ограждение, святителю Алексие, моли Бога о нас!

Святой благоверный князь Андрей Боголюбский

Князь Андрей Боголюбский

Великий и судьбоносный для России день 4 июля (по новому стилю 17-го) окружен сияющим ореолом небесных заступников, мучеников, апостолов. Рядышком Собор славных и всехвальных Двенадцати апостолов, бессребреников Космы и Дамиана, свяшенномученика святителя Филиппа – митрополита Московского, всея России чудотворца; в день 17 июля – память преподобного Андрея Рублева, на следующий – обретение мощей преподобного Сергия Радонежского и память преподобномученицы великой княгини Елисаветы и инокини Варвары, еще через день – явление иконы Божией Матери в Казани.

Кроме того, день 17 июля – день страстотерпцев императора Николая II, царицы Александры, цесаревича Алексия, великих княжон Ольги, Татьяны, Марии, Анастасии – промыслительно выпал на день земной кончины святого благоверного князя Андрея Боголюбского.

Боголюбово – место, возлюбленное Богом. Там начиналась царская власть на Руси. Это место, где чудеса Божии не прекращаются и по сей день и где особенно чувствуешь милость Божию к людям. Там обостренно ощущаешь промыслительный ход русской истории.

Целую вечность, тридцать пять лет назад, я был здесь. Счастливый, влюбленный в молодую жену, я больше был занят ею, чем окружающим. Но поездка была незабываемой: стены монастыря, церкви, тогда полуразрушенные, полумузейные, камни двора, сам воздух ранней осени – все всегда потом вспоминалось. И все эти годы по три-четыре раза в год я ездил на родину, в Вятку, и всегда ждал встречи с Владимиром, с храмом Покрова на Нерли и с Боголюбским монастырем. Вот Владимир, вознесенное ввысь золото куполов Успенского собора, ночью подсвеченное; вот белый силуэт Димитриевского храма. Вот поехали. Ждешь томительно, глядя вперед и вправо, когда же мелькнет, появится, исчезнет и вновь появится и поплывет в окнах легкий, до детскости простой, прямо как игрушечный, храм Покрова на Нерли, – и кинешься скорее к левому по ходу окну, чтобы ахнуть от величия, красоты и уверенного стояния над пространством Боголюбского монастыря. Да, были сорваны кресты, от времени старели стены, но никогда не было ощущения заброшенности и униженности монастыря. Не монастырь был унижен, а мы. И стыдно было перед дивным созданием предков, что именно при нас пришло нашествие на красоту и русскую душу.

Тонюсенькая тропинка вела тогда к храму Покрова на Нерли. Теперь она растоптана и расхожена до размеров проселка, а поодаль и вовсе автотрасса, и по ней, в пыли, несутся к храму машины и мотоциклы.

Тут и пляж. Тут и отважные мальчишки, летящие в воду, как на крыльях, тут и компании с костерком, с гитарой. Здесь хорошо понимаешь разницу между паломниками и туристами.

Во дворе монастыря собирается группа паломников.

– Мы с Гомеля, – говорит женщина в белом платочке. – Та были ж вчера таки заморенные, така дорога. Приехали к службе. Така благодатная. То ж накормили. А спали в колокольне на сене. – И простодушно спрашивает монахиню, которая ведет группу: – А немцы сюда дошли?

– Нет, – улыбается монахиня, – только монголы.

– Да и своих хватило, – вставляет молодой мужчина.

Пожилой вздыхает:

– Да уж.

Многое означает это «да уж». Все собрались. Начинается… Но что начинается? Рука не поднимается писать: начинается экскурсия. Это не экскурсия, и монахиня не экскурсовод, тем более не гид. Она вводит паломников в мир монастыря, в его историю. А главное, приехавшие совершают при этом непрерывную молитву – ведь открываются такие высоты человеческого духа, такие подвиги во имя Христово и разверзаются такие глубины человеческого падения в бездны адовы, что рука невольно поднимается для крестного знамения.

Иконе нужен храм

Здесь когда-то встали кони, запряженные в карету, на которой с великими почестями перевозили из Киева во Владимир икону Божией Матери, по преданию, написанную евангелистом Лукой еще при жизни Пресвятой Богородицы. Встали как вкопанные. Уже и сам князь, ехавший верхом, спешился и тянул коней за узду. Тщетно. Приказал князь остановиться. И всю ночь молился князь:

– Господи, Иисусе Христе, Мати Божия! В чем я согрешил? Или какую волю Божию являете мне?

И вот тут было видение Божией Матери, повелевшей строить храм для иконы. И название монастырю дала Сама Божия Матерь.

Место это стало началом русского каменного зодчества. Не просто каменного, а белокаменного. Вручную возводили храм и построили всего за семь лет. По белому камню храм был окован золотом и серебром. Представить такую красоту можно, только зажмурясь и открывая в себе очи сердечные. Они видели, они помнят, они помогут увидеть это сияние, это сошедшее на землю небо. А внутри полы и часть стен были из русской майолики, обливной керамики. И когда свет сквозь разноцветные окна падал на пол и стены и в них отражался, то уж воистину было непонятно: на земле ты еще или уже в раю?

У князя Боголюбского была чаша, стоящая у всех на виду. В ней золотые, серебряные, медные деньги. Из этой чаши работники сами брали себе жалованье. Из этой же чаши брали деньги на хлеб нищие. Чаша не охранялась. И никогда не было, чтобы кто-то взял лишнее. И меч у князя был могучий, наследственный меч святого Александра Невского, весом девять килограммов. А щит тогдашних богатырей доходил до пятидесяти килограммов. Да еще доспехи, кольчуга кованая, шлем, оплечье. И во всем этом богатыри наши сражались. Вот какую силу давал Господь нашим предкам. И давалась она, конечно, за душевные качества.

О доспехах сказано к тому, что в Боголюбском монастыре подвизался былинный богатырь, но вместе с тем реальный человек, уроженец владимирских мест Илья Муромец. К концу жизни он ушел в Киев и стал монахом Киево-Печерской Лавры.

Подлый шепот за спиной

Но в ту роковую ночь, в 1174 году, когда свершилась мученическая гибель князя, он не смог воспользоваться своим мечом. Меч пропал. И не кто-то его выкрал, а свои, приближенные. Князь знал о заговоре. Как знал и спустя много веков святой новомученик, страстотерпец Николай II Александрович. И святой благоверный князь Андрей, так же как и Николай II, мог говорить: «Кругом измена, трусость и обман».

В заговорщиках оказались братья жены, повар, казначей и ключник. Все они, как писали раньше, были осыпаны княжеской милостью. И выбрали для усиления своей подлости тяжелейшие для князя дни: только что, еще не исполнился девятый день, как скончался двадцатилетний сын Глеб. А старший, Изяслав, погиб раньше, в походе на камских булгар. Именно в память о нем был поставлен храм на Нерли. Это был первый храм на Руси в честь Покрова Пресвятой Богородицы. Именно святому Андрею Боголюбскому мы обязаны тем, что на Руси празднуется праздник Покрова.

И вот эта страшная ночь. Заговорщики трусят, напиваются для храбрости. Вначале убивают одного из своих. Нападают на князя. Он разбрасывает их, но много нечисти, одолели. Нанесли много ран, думали, что убили. Но князь очнулся и стал спускаться по ступеням княжеских палат. Ступеней тридцать три, все до единой были обагрены святой кровью мученика за Русскую землю, за Христа. И снова напали враги, и снова убивали.

Пьяный сброд ликовал. Июль, жара. К телу князя не подпускали. Отпевали только на пятый день. Оказалось, что тело оставалось нетленным; благоухание было, по свидетельствам очевидцев, дивным.

В год 300-летия Дома Романовых, в 1913 году, император Николай II с дочерьми приехал в Боголюбово. Еще недавно, в наше время, в монастырь на службу приходила старушка, которая помнила, что великие княжны были одеты в нарядные белые платья с кружевами. Царь попросил оставить его одного и долго молился на месте убиения первого русского царя. Бог весть, не дано нам, грешным, знать, о чем думал будущий святой царь-мученик. Ведь он уже получил письмо от преподобного старца Серафима Саровского, уже знал о своей участи. И те девочки, которые гуляли среди цветов по монастырскому двору, чистота ангельских душ которых светит нам вечно, еще были живы. Еще каждые четверть часа гремели колокола на колокольне, вызванивая молитву русского народа: «Боже, царя храни». Еще крестился на золотые купола церквей машинист поезда из Нижнего Новгорода в Москву, еще громко и могущественно звучало в мире имя русского царя.

На алтарной стене храма иконы Боголюбской Божией Матери, что в Боголюбове, проявился лик царя-мученика Николая II. На правой колонне у алтаря показались черты царевича-мученика отрока Алексея. Лик императора показался там, где был образ Господа. Создатель ввел нового русского святого в алтарь храма, в это небо на земле.

А потом стреляли слепые души безбожников в иконы монастыря, сдирали золото окладов и куполов, выколупывали изразцы, сворачивали надмогильные мраморные памятники. До сих пор реставраторы извлекают из штукатурки пули, которыми расстреливали фрески. Бог им судья. Хорошо, что мы зла не помним, но плохо, что часто не видим его.